Человечина (в доработке)

— Ладно, Валя, подождем, думаю, через день-два от силы — три, мы все узнаем. Ты материал сдал?

— Да. Все нормально...

— Что надумали насчет приложения?

— Да все надумали, мы с Ленкой уже собрали номер, оставили место под рекламу, фоторепортаж. Получилось — супер!

— Валь, у меня завтра похороны. Я пойду к отцу Владимиру, хочу договориться насчет службы.

— Ну конечно. Ты извини, что я тебя гружу делами... — Валентин засобирался, — я приеду на похороны... вечером еще созвонимся. Жалко Марину...

Я кивнул. Валентин ушел. Позвонила мама, ругалась, что я ей не сказал, плакала, жалела... приглашала к себе. Предлагала приехать ко мне. Я чувствовал ее тревогу.

— Ма, не беспокойся... я — в порядке. Не надо меня жалеть. — Мама замолчала. — Мне надо поработать, да и в Маринкиных вещах разобраться...

— Я все равно к тебе приеду! Надо ж собрать одежду для Мариночки... Ты разве сможешь? — Да, она права...

— Ну, приезжай. Я уже собираюсь домой.

Я приехал, поставил машину... напряжение не оставляло, открывая дверь в подъезд, я подсознательно напрягся, вот здесь она лежала... на кафеле, замытом уборщицей, еще сохранялось ощущение кровавого пятна... На мгновение остро захотелось ощутить в руках горло "черепушника", или того, кто ее убил... я вдруг понял, что уже с минуту не дышу... не могу... грудь полна воздуха, а выдохнуть не могу... спазмы били меня... я в жизни никогда не плакал... сколько смерти я видел, сам под пулями ходил, друзей терял... но слез не было... а сейчас, я не узнавал сам себя... я стоял в прихожей...Вдруг в памяти всплыл фильм Алексея Германа "Мой друг Иван Лапшин", как журналист Ханин спокойно ходил и говорил "А у меня жена вчера умерла", а потом давился в ванной, запихивая в рот ствол пистолета... Нет. Они от меня этого не дождутся... Я вспоминал последние минуты в редакции, разговор с отцом Владимиром, тот при мне отзвонился и отменил на завтра все дела. Я подошел к телефону, набрал номер Воронина.

— Валь, завтра приезжай прямо на кладбище, сначала собери материал, сдай в набор, и приезжай...

Воронин сказал "есть".

Я включил Маринкин компьютер, нашел гнездо для флешки — вставил, ждал пока машина проверит конфигурацию, наконец сел, и погрузился в массив документов, писем, договоров, приказов и распоряжений...

Пришла мама. У нее есть ключ, она появилась в квартире... начала плакать... но я уже высох. Меня не отпускало напряжение от прочитанных документов. Тысячу раз прав капитан. Военная хитрость! И ведь действительно — война. Не на жизнь, а на смерть! И жертв больше чем в любой другой войне... — тринадцать миллионов в год. Вот потери России.

Я не мог сидеть, хотелось орать, бегать... что-то делать!

И Вайнштейн и академик, этот почетный старый хрен, вешали мне лапшу на уши! Да и как вешали?! Не будь у меня сейчас документов переданных капитаном, я б все принял за чистую монету. Да я и принял тогда в конференц-зале.

Восемьдесят процентов всего клеточного материала они получают из абортариев "Бест-лайф"... И только двадцать из роддомов. Вот так! А Борис хочет у них брать деньги... теперь понятно, почему Вайнштейн так легко пошел на субсидии... Он потом этими деньгами будет держать Бориса за горло, и не рыпнешься! Я вдруг вспомнил, что в материалах, которые мы качали с Валей из сети, прозвучало, что за аборт женщинам дают деньги... По предварительным прикидкам, выходила сумасшедшая сумма, миллионы, если не миллиарды евро. Такую в тени не спрячешь... Но как ее найти? Я снова начал копаться в письмах и счетах... и накопал... за последние три года, двадцать писем от Фирсовой, лидера движения "Независимые женщины России", с просьбой оказать финансовую поддержку движению... суммы не указывались. Но ведь куда-то эти деньги должны были перечисляться? Я искал, документ за документом... поисковая машина, пролистывала, давая ссылки на счета по кодовым словам "Пожертвование, ОД НЖР" вылетели полторы сотни счетов... я начал суммировать, за три года вышло, что ИМ-инк Фирсовой перевела пятьсот миллионов евро! Кудряво живут! Это ж какие активы у них? Десятки миллиардов?! Я открыл "Эксплорер" и разыскал финансовый вестник. Как Фима сказал: Открытое Акционерное общество? Значит, он публикуют оборот. И нашел таблицу... Им-инк на уровне с нефтяными магнатами — оборот двенадцать миллиардов евро в год! Да что им эти пятьсот миллионов за три года? Высморкаться! Я уже не ходил, бегал по комнате... мама заглянула... наверное решила, что я сошел с ума... принесла стакан воды и рюмочку с бурдой, от которой несло мятой и еще чем-то...я махнул, запил водой. Я успокоил маму. Все нормально... просто я нашел невероятный материал... в последний момент я зажал себе рот. Мама, положила передо мной пластиковую карточку: Я ее раньше видел у Марины — клуб Астран, на ней цифры... фото Марины, карточка больше всего напоминала банковскую кредитную карточку... Я вдруг вспомнил, что Маринку я забирал из офиса ИМ-инк, что я ей звонил, когда мчался из "Калужской заставы", и она ответила "я не могу разговаривать, я в клубе...", значит, клуб Астран в компании ИМ-инк? Любопытно... на карточке выбит интернет-адрес клуба... Я начал набирать... закружилась голова.

Заплетающимся языком я спросил маму:

— Ма, что ты мне дала? У меня крышу сносит...— компьютер плавал передо мной, клавиатура изгибалась подобно кошачьей спине, все время норовя стукнуть меня по пальцам...

— Иди, приляг, — сказала мама, — тебе надо отдохнуть...

— Вы врачи, все такие ко...вар...ные... — сказал я, плетясь к кровати... но на полпути свернул к дивану... вдруг на мгновение мелькнула мысль, что в кровати я стану искать Маринкино тело... а его нет... и не будет... я упал в диван и погрузился, растворяясь в подушках...

Глава 5

Я не хочу, что б с этого начиналось каждое утро.

В десять утра я стоял в церкви при кладбище, шло отпевание Марины. Что-то сломалось во мне. Объем событий, происшедших с трех ночи до девяти, перевалил предел, допустимый для сознания, и я подобно роботу стоял молча, остекленевшими глазами уставясь на гроб с ее телом. Белова рядом не было, Воронин должен подъехать на кладбище, Борис... Борис приехал. Но он стоял, молча, и за то я ему был благодарен. Слов не было. Как не было мыслей... чувств. Я умер.

В три ночи примчался Белов. Мама открыла, и она пыталась отстоять меня, но Белов ее убедил, что я нужен на час, полтора... и без меня — никак. Я встал. Двигался и думал я как в воде на большой глубине, и шаги словно прожимаешь толщу воды и думаешь также. Комната плыла...

Сашка что-то говорил маме, та отвечала... а я с опозданием на несколько минут понимал, о чем же они говорят...

— Саша, — это мамин голос, — Саша, вы же видите, ему плохо...

— Все нормааально, Саня...— сказал кто-то, — Все нормально, это лекарство... Мама, что ты мне дала? — Кажется, это я говорю...

— Людмила Савельевна, — Это Сашка говорит, голос кажется его, — ему только съездить, опознать, и я привезу его домой, приведите его в нормальное состояние. — Это точно Сашка, а почему я вижу только лампочки в люстре? Я совершил личный подвиг, оторвав взгляд от люстры и переведя его на Белова... сашкино лицо приближается и удаляется, то огромным носом пытаясь выбить мне глаз, то становится нечетким...

— Ма, кофе свари... — Это опять я. — Кого опознать, Саш? А, завтра? Давай завтра... я тебе... кого хошь опознаю.

— Людмила Савельева, ему кофе... и еще чего-нибудь. Он мне нужен спокойный и трезвый.

Мама дала мне каких-то таблеток, потом я выпил кофе приторный с запахом коньяка. От дикого сочетания, я ощутил сумасшедший приток энергии. Сердце лупило где-то у горла, в голове стоял звон, так что мне приходилось прислушиваться. Тормозность моя прошла немного, и превратилась в некое подобие задумчивости. Я сидел за столом на кухне, и пытался собрать расползающиеся мысли. Наконец сознание ухватилось за ключевое слово и потянуло за него, выводя меня в реальность.

— Белов, кого опознать-то? — повторил я вопрос.

Красноглазый Белов, пивший коньяк с кофе, и наливавшийся следом за мной нездоровым румянцем щек, махнул рукой.

— Павлика вашего. Хрен поймешь — кого.

— Нашли?

— Нашлась. — Сказал Белов.

— Почему нашлась?

— Потому, что сначала думали, будто это девка.

Я потряс головой, собирая опять пытавшиеся разбежаться мысли.

— А он что, не признается?

— Вроде того, — уклончиво ответил Белов, — Давай допивай, и поедем.

Я послушно проглотил остатки кофе. И пошел следом за Сашей, рука привычно схватила с полочки в коридоре мобильник. Также привычно я глянул на экран, там мигал конвертик. Пока мы шли к лифту, потом от подъезда к машине, пальцы мои привычно давили на кнопочки, и на экране появлялось сообщение. "Служба Ви-пост. Перезвоните по номеру..." Я нажал "Переход", автоматически приложил трубку к уху. Голос робота произнес: "Сергей Алексеевич. Это Павел Астапенко. Я оставил вам посылку в камерах хранения Курского вокзала..." Дальше звучала секция, номер камеры и шифр. Я выключил телефон, и смотрел, как Белов выруливает мою чернушку со стоянки. Когда мы выкатились на Ленинградку, я еще раз нажал дозвон до того телефона и нажал на кнопочку записи звука на телефоне. Сообщение легло в память аппарата. На вопрос робота, удалить ли сообщение с сервера, я ответил громко как было велено "Да", стараясь все буквы произносить максимально четко.

Белов вздрогнул и спросил:

— Ты чего? С кем это?

— С роботом. — Сказал я, глядя на дорогу.

— И на что ты согласился? — спросил Белов придерживая левой рукой руль, а правой прикуривая.

— Удалить сообщение некоего Павла Остапенко. — сказал я.

— Что?! — Белов дал по тормозам и припарковал машину у бордюра.— Какое сообщение?

— Чего ты встал? Сашка?

— Что за сообщение? — повторил Белов. Я по его интонациям никак не мог понять, чего ему надо?

— Он мне оставил посылку на Курском в камерах хранения. А что? — Я нажал кнопку воспроизведения на аппарате и сунул его Белову, — Слушай.

Сашка жадно прослушал запись, и, трогаясь, сказал:

— Проснись, Серега, проснись! Мы ехали в морг Склифа — опознавать тело неизвестного трансвестита сбитого фордом "Эксплорер" на остановке у Курского вокзала. Вашего Павлика зовут Астапенко Павел Васильевич, и он перед смертью успел оставить тебе посылку и сообщение. Ни в какую Турцию он не улетал.

Я действительно проснулся. Я открыл окно и, подставив горящую морду потоку прохладного рассветного ветра, молчал. Еще одна смерть. И все это вокруг меня. Сколько их еще будет? Я так и спросил Сашку.

— Сколько еще должно умереть людей, чтобы все это кончилось?

Белов молча вел машину. Я не стал повторять вопрос. Мы подъехали к управлению Сашкиному. Мы вошли внутрь, я старался не отставать, дурь проходила. В сердце нарастала ярость. Когда мы вошли в огромный Беловский кабинет, я будто врезался в стену из спин, плеч. Сашка меня не бросил, пропер через это толковище и посадил в кресло.

— Сиди, Серега. — Он принялся что-то говорить, в кабинете началось движение... Я сидел. Речь Беловская сливалась. Передо мной мелькнули очечки Звягинцева... Я попытался следить за ним, но он исчез, потом появился рядом с Беловым, потом вдруг кабинет волшебным образом опустел, и мы в нем остались втроем. Я, молча, глядел на Сашку и капитана, а те также, молча, глядели на меня.

— Ну чего? — сказал я. — Чего вы молчите?

— Серега. — Сказал Белов. — Ты это... — Сашка замолчал. А заговорил капитан.

— Сергей Алексеевич. Кажется, у нас есть шанс взять убийцу.

Я уставился на них.

— Ну, берите.

— Серега, — снова сказал Белов, — без тебя ничего не получится.

— Это почему? — Я сильно отупел все-таки.

— Потому что, сообщение, что оставил для вас Павел Астапенко, для них это бомба... во всяком случае, они так думают. Сначала мы полагали, что у него украли деньги, документы, мобильный... оказалось, это не так. — Снова заговорил Звягинцев. — Понимаете, они знают, что за посылкой приедете вы.

— На живца ловить хотите? Ребята, вам Марины мало... Сашка, гад ты, все-таки... Теперь ты решил и меня подставить? Ладно, мне терять нечего... маму жалко... тебе отвечать.

— Серега, вот только не надо, — Белов выглядел виноватым. — Мы все продумали... голову твою будет закрывать дверца шкафчика, а туловище мы прикроем бронежилетом. Даже если он и успеет выстрелить, то больше чем синяки ты не получишь. Выручай... Без тебя — труба.

— Сергей Алексеевич, риск велик, не закрывайте шкафчик, что б вы там ни увидели, ориентируйтесь по ситуации. Мы будем рядом.

Потом я надевал синий бронежилет. Белов откуда-то вынул длинную до середины бедер песочную ветровку, под ней жилет исчез, Сашка осмотрел меня, сунул ключи от машины.

— Не гони. Спокойно подъезжаешь, паркуешься. Иди резво, не оглядывайся. Твое дело — зайти в камеры, найти нужную ячейку, и взять в руки то, что там лежит, дальше разберешься. В принципе, дальше — мы разберемся... Ты понял?

Я кивнул.

— Понял.

Ничего я не понял. Просто запомнил. А еще сказывались месяцы совместной с Беловым службы в Чечне, как он не уставал повторять: "самодеятельность ведет к незапланированным потерям". Я не подумал, что на подобные операции майору нужно получать санкции высшего начальства, я не подумал, получил ли он? Мне вообще, было очень тяжело думать. Сказывалось мамино успокаивающее. Я тупил. Выручал автоматизм. Потихоньку отупение исчезало.

Как сказано, так и сделал: подъехал к вокзалу, нашел местечко, поставил чернушку и, отходя, нажал на кнопочку брелка, машина моргнула фарами, на брелке отразился рапорт постановки на охрану. Я не бежал, шел быстро, глядя перед собой. Спустился по эскалатору, поискал указатель к камерам хранения.

Шесть утра почти. Для вокзала, что шесть утра, что шесть вечера, народу хватает. Наконец, я увидел транспарант со стрелками, "автоматические камеры хранения", я думал об одном, подойти, открыть, забрать, то что оставил Павлик, и держать открытой дверцу шкафа пока Белов не скажет закрыть. Бронежилет прикрывал грудь, спину и пах.

Я нашел нужную секцию, двигаясь по узкому коридору из трехярусных шкафов, я выделил нужный, оказался самый верхний, дверца действительно открывшись прикрыла справа голову. Я не подумал о том, откуда Белову было известно, что шкаф в верхнем ряду. Ведь он так уверенно сказал, что дверца прикроет голову. И только когда уже щелкнул замок, вдруг меня осенило! Но обдумывать мысль, осенившую уже было некогда.

Пока я крутил ручечки кодового устройства, справа в пролете появился блондин в джинсах и светло-коричневой кожанке, державший правую руку за пазухой, а слева мужчина в костюме, галстуке и длинном сером плаще из под которого он извлекал АКМ-СУ... Я поглядел в нутро шкафа и увидел рукоятку ПМ. "Белов-сука" — подумал я, и второй мыслью было: Только б он не стоял на предохранителе! Кожана из "Калужской заставы" я узнал... светло-желтые волосы, отсутствие усов и бело-голубые глаза... но интуиция и какое-то странное обострение чувств, подсказали мне — он!