Человечина (в доработке)

Звонков А.

ЧЕЛОВЕЧИНА

AD ABSURDUM — ДО ГЛУПОСТИ, АБСУРДА

Глава 1.

С этого начинается каждое утро.

"В Тамбове в машине около своего особняка убит вице-президент Тамбовского банка развития — ТБР Семецкий Юрий Михайлович. Убийцы ждали в кустах напротив дома. Подъехавшую машину с банкиром расстреляли из гранатомета "муха" (обнаружен на месте преступления). Также погибли: личный водитель Лопатин Алексей и охранник Богун Аркадий. По предварительным данным — убийство заказное. Ведется следствие".

"Калуга. Взорван офис регионарного представительства компании "ИМ — инк". По предварительным данным — взрывное устройство эквивалентное 500 граммам тротила было доставлено посыльным на имя директора калужского филиала компании — Володарского Сергея Леонидовича. При взрыве уничтожена большая часть офисных помещений. Погибли четверо. Десять человек с травмами различной степени тяжести доставлены в центральную горбольницу. Двое из них в тяжелом состоянии в реанимации. Как известно компания ИМ-инк занимается производством и продажей косметических средств и имеет представительства, как в России, так и за рубежом. Следственные органы расценивают организацию взрыва, как криминальные разборки возможен заказ конкурирующих фирм. Среди пострадавших кроме сотрудников компании — две женщины, клиентки компании. Ведется следствие".

"Челябинск. Ночью расстрелян офис компании "Бест Лайф". Нападавшие стреляли из автоматов и подствольных гранатометов по офису в течении двух минут. По данным следственных органов по окнам и двери офиса было выпущено не менее двух сотен автоматных зарядов и с десяток из подствольного гранатомета. Сильно пострадали внутренние помещения офиса и оргтехника. Пострадавших людей нет".

"Москва. Вечером в районе метро "Черемушки" бандой молодежи разгромлен рынок выходцев с Кавказа. Весь погром длился не более десяти минут. Обращает на себя внимание слаженность и четкость действий подростков. Пострадало двенадцать человек. Основные травмы нанесены арматурными прутами, цепями, обрезками водопроводных труб. Все орудия преступления обнаружены брошенными поблизости от рынка, отпечатков пальцев нет, бандиты действовали в перчатках. Из пострадавших в районной больнице скончалось от тяжелых черепно-мозговых травм четверо, еще двое в тяжелом состоянии. Ведется следствие, составляются фотороботы. По горячим следам никого задержать не удалось".

Я отложил пачку факсов, пришедших за ночь от моих корреспондентов на местах, потому что замигал огонек главного, и нажал кнопку селектора.

— Слушаю, Борис Васильевич!

— Сергей, не занят?

— Ничего, можно отложить.

— Зайди.

Я разделил бумаги на две стопки — прочитано, не прочитано. Запер дверь моего аквариума, и пошел по редакционному лабиринту из таких же прозрачных закутков, отличие которых состояло только в том, что у большинства не было дверей. Кабинет главного находится на другом этаже. Вспомнилась старая рекламка "Рондо", надо было б приколоться и сразу, не отвечая, прийти к главвреду и гаркнуть ему на ухо "алло!". Нет, не стоит. Он, конечно, человек с чувством юмора, и может оценить, но старая шутка, да еще повторенная дважды — глупость. Хоть Борис Васильевич Лебедев и мой друг, он все-таки еще мой начальник. Поэтому надо блюсти субординацию, особенно при подчиненных.

Редакция Новой русской газеты располагалась на третьем этаже центрального представительства Христианско-демократического союза России и была его главным печатным органом. Ежедневный тираж нашей шестнадцати полосной газеты уже давно перевалил за миллион. Члены ХДСР получали газету по подписке за полцены, и, несмотря на это, газета сметалась с прилавков каждое утро за час-два.

Я — зам главвреда, был горд. Тупая фраза, но мне действительно очень приятно работать здесь.

После окончания журфака МГУ, Борис Лебедев — старинный приятель отца пригласил меня к себе в маленькую газетку с громким названием "Новая русская газета" на должность корреспондента в отдел криминальной хроники. Через год я уже стал зав отделом, а еще через два — замом главного редактора. За четыре года наша газетка из "пионерской правды" превратилась в крупное ежедневное издание. В телерекламе нашей газеты, в тридцатисекундном ролике появляются и члены правительства, и депутаты Госдумы, и финансисты, и священники, и рабочие, и пенсионеры и дети... и все они увлеченно читают нашу НРГ.

Главный встретил меня в приемной. Тут же велел секретарше — Павлику, приготовить кофе. И повлек в кабинет. Главному уже за пятьдесят, но подтянут, худощав, очкаст. Лицо его, будто рубленное в камне, иногда освещалось неожиданной улыбкой. Со мной он запросто, но когда мы вдвоем.

— Как сам? Как Марина? — Главного волнует моя жена. Я про себя усмехнулся. По долгу службы мы периодически бываем на разных светских раутах, и, как я догадался, Борис Васильевич положил глаз на мою супругу, но, правда, к счастью, дальше комплементов дело у него не шло.

— Да, все, слава Богу. А у тебя что нового? Что-то случилось?

— Пока нет. — Борис принялся усаживать меня за кофейный столик.

Вошла Павлик. А как еще сказать, если все знают, что Павлик — трансвестит, а он терпеливо просит называть его Полиной. Как он попал к Борису? — непонятно. Павлик-Полина расставил кофейные чашечки и налил нам крепчайшего кофе.

От аромата у меня заломило в носу. Пока длилась процедура наливания, Борис молчал, а Павлик дважды поменял позу, чувствовалось, что он горько сожалеет об отсутствии бюста, и юбки.

Мы любовались холеными руками Павлика-Полины, наманикюренными ногтями. Слава Богу — хватило мозгов не наклеивать! и его безволосой грудью с символическим золотым крестиком на тоненькой цепочке.

Борис молчал. Наконец кофе был налит, сахар разложен, пенки размешаны, Павлик удалился. Я не удержался и спросил:

— Откуда оно у тебя?

Павлик появился две недели назад, сменив Марию Васильевну — бывшую секретаршу Бориса. А я из-за обилия дел никак не находил возможности спросить у него, откуда же у нас это "чудо"? За последнее время Лебедев впервые пригласил меня к себе, и мы вот так за кофе, не спеша беседуем, а я, наконец, задал наболевший вопрос.

— Хабаров прислал. — Борис досадливо поморщился. Хабаров Егор Кузьмич — депутат Госдумы от ХДСР. Лидер фракции. Борис протянул руку к шкафчику с коньяком и продолжил: — Очень просил взять. Этот Павлик — сын его двоюродной сестры — двоюродный племянник, в общем. Как видишь — в семье не без урода. Я ему говорил: Куда ты в христианско-демократический орган, трансвестита? А он — политкорректность, политкорректность... Типа мы, если будем терпимее к сексменьшинствам, голосов прихватим к выборам. Знаешь, анекдот? — когда Борис волнуется, его с литературного языка сносит на язык "новых русских" корнями уходящий к блатной "фене".

Борис рассказал старую байку про поручика Ржевского, смысл которой в том, что поручик произносит витиеватую матерную фразу в сочетании с добавлением "сказал поручик Ржевский и грязно выругался".

— Я понял, Борис, ты не ругайся. Почему никак не удалось отвертеться? Почему именно к нам?

— Да ты что?.. Хабаров так накатил... Она ж, Павлик, в смысле — студент третьего курса журфака МГУ, поэтому к нам. Ну, да хрен с ними: с Павликом и его дядей, — сказал Борис. — Пусть сидит, стучит — плевать! Кто предупрежден, тот вооружен. Я ведь тебя, зачем позвал?.. — я "поднял уши". — Утром мне на мобильник, — Борис поднял палец, — вдруг позвонил некий господин Хансен. Эта фамилия тебе что-нибудь говорит? — Борис, не делая паузы, продолжил, — Учитывая, что свой номер я не раздаю направо и налево...— он многозначительно помотал носом, — меня этот звонок удивил. Очень...

— Нет. Не знаю. Хансен — довольно распространенная скандинавская фамилия.

— Он сказал, что является представителем концерна "GALAX MEDICAL" в Москве. И еще, он просил прислать для встречи с ним человека, которому я доверяю. Я доверяю тебе. Тем более, что господин Хансен просил не распространяться о предлагаемой встрече. Вот тебе адрес, съезди, будь добр. Возьми аппаратуру, поговори с ним. — Борис протянул мне листик "для записей", на котором карандашом было нацарапано: "48 км калужского шоссе. Ресторан-мотель "Застава", номер 16". Я взял бумажку .

— Когда мне надо там быть?

— Через два часа.

— Он больше ничего не сказал? Как я его узнаю, как он меня узнает? Тема какая?

— Я ему назвал твою фамилию. Покажешь удостоверение. Тема? Он сказал, что-то криминальное, потому такая конспирация.

— Не понял. — я отразил удивление на лице, — Он шифруется изо всех сил, а ты ему предлагаешь встречать меня с удостоверением? Да таких корочек на Арбате можно десяток купить.

— Не дрейфь, Серега, я ему тебя немного описал. Давай езжай. Времени в обрез. Я тебя жду сегодня с материалом. Он сказал, что у него нечто сенсационное.

Мы дружно встали из-за кофейного столика, пожали друг другу руки.

— Борис Васильевич, — пропел Павлик голосом Полины, — к вам господин Рзаев. У вас назначено на десять тридцать.

— Да, да, конечно, я жду... — Борис проводил меня до двери, и, выйдя вместе со мной, бросился обнимать невысокого черноусого гостя с Кавказа, — Заур! Наконец, дорогой!

Усатый Заур трижды расцеловался с Борисом под умильным взором Павлика. Я вышел.

Ну, хорошо, я по третьему кольцу сейчас долечу до площади Гагарина, а оттуда крути — не крути, а полчаса до кольцевой по Профсоюзной. Калужская трасса, тоже не хай-вей, светофоров натыкали, как в Москве. До Троицка и Пахры — в каждой деревне. А за Пахрой вот уже и "Застава". А у меня ворох не разобранных сообщений. И надо в сегодняшний номер сводку собрать, да аналитику присобачить, да... кстати, Валька Воронин должен продолжение очерка по теме журналистского расследования донести, вот пусть заодно и подборочку соберет, а я приеду — подпишу в печать.

Вернувшись в свой аквариум, я вызвал Валю Воронина.

— Валентин, — сказал я как можно душевнее, — я оставляю на тебя мой кабинет. Вот тебе сообщения за сутки, разбери, сложи сводку в сегодняшний номер. По строчке о каждом событии. Дай резюме. Строк на пять-семь. И я тебе даю, как обещал, одну восьмую полосы на продолжение очерка. Ты принес?

— Угу, продолжение уже с утра лежит в вашем ящике, Сергей Алексеевич.

Я открыл ящик, и вывел приаттаченный к письму файл на экран.

— Я даю тебе свободу воли до шести. В шесть приеду — проверю. Остаешься за меня. Если станет невмоготу — звони на сотовый. Номер вот. Я показал номер моего мобильника, написанный маркером на стекле "аквариума".

Чем ближе к полудню, тем больше толчеи в лабиринте. В лифтовом холле — страшенная толкучка. Я простоял в народной массе минуты три, понял, что спускаться с третьего этажа на лифте — идиотизм. И, продравшись мимо чьей-то кожаной куртки, выскочил к лестнице.

Кожан тоже дернул за мной. Ну и правильно, а фиг ли ждать?

На стоянку мы тоже выскочили вместе. Он, похоже, так торопится, что вжался в вертушку вместе со мной. Хорошо, хоть на ноги не наступал. На стоянке мы разбежались в разные стороны, я к своей BMWешке. А кожан меня уже не заботил. Мало ли спешащих? Я ощупал карманы на всякий случай. "Грей" с гарнитурой на ухо, встроенный в него диктофон на три часа и телевизор. Карманный копьютер-блокнот "Кассио" тоже со встроенным диктофоном на 5 часов, в кобуре на поясе фотоаппарат "Олимпус" размером с две зажигалки "Zippo", но это мне сегодня вряд ли пригодится. А моя гордость — органный микрофон — "пушка", больше похожий на большой пистолет, с памятью на 12 часов в цифровом формате и запрещенная шпионская штучка — лазерная инфракрасная приставка, для записи разговоров через закрытое окно — спрятаны в машине, в багажнике. Движок уже прогрелся, я завел машину, еще когда выходил из здания. Незаконные штучки я не афишировал, естественно, да и применять приходилось очень редко. Чаще приходилось просто разговаривать. Люди любят сами рассказывать, нужно только уметь слушать.

На Профсоюзной я обратил внимание, что позади, метрах в тридцати, идет Опель "Фронтера" с затемненными стеклами. За мной? А может, нам просто по пути? Проверить? Господин Хансен, похоже, перепуган до поноса. А если, не случайно, и сейчас за мной действительно хвост, которому только и надо, что выйти на этого скандинавца?

У метро "Калужская", я перестроился влево и показал, будто собираюсь свернуть.

Опель пролетел вперед.

Фу-ты... но, "береженого Бог бережет". Я вырулил снова вправо и рванул за уходящей "Фронтерой". Того уже след простыл. Но я ведь, тоже не лыком шит. Все-таки у меня под капотом двести лошадей. Только бы "продавцов полосатых палочек" не встретилось на пути. До кольца пролетел без проблем — зеленая волна на скорости сто двадцать, потом тихо и спокойно проехал пост ГИБДД. И опять вдавил, как мог. Время поджимает. До встречи осталось меньше часа. За пригорком со стеклянной пирамидой МОСТРАНСГАЗА, я снова утопил педаль газа в пол. Сосенки, Десна. Ватутинки, Троицк, Красная Пахра, тут светофор...

Так, надо уточнить какой номер у Хансена? Я сбросил скорость и начал одной рукой шарить по карманам. Бумажка Борисова исчезла. Черт возьми?! Да где ж она? Что там было? Ресторан "Застава" мотель, номер 16. Вроде бы так. На перекрестке в Пахре, мне показалось, будто впереди мелькнуло запасное колесо Фронтеры, но тот уже скрылся за пригорком. Ну и что? Мало ли опелей катает по Москве и Подмосковью? Зеленый. Я бросился догонять уходящую машину. А что там догонять? Вот уже и ресторан. Трехэтажные особняки облицованные камнем, небольшие коттеджики в лесу, стоянка с машинами, несколько фур, и между ними... я встревожился. Тот самый Опель! Случайность? В кабине машины за тонированными стеклами не понятно, вроде бы кто-то сидит. Опель стоит в тени грузовика, и во мраке салона через лобовое стекло вообще ничего не видно. Я зашел в ресторан. Зал пуст, за стойкой бармен — молодой парень в ослепительной белой рубашке с бабочкой, протирает бокалы... когда коту делать нечего... слева от барной стойки еще одна — reception мотеля, а за ней симпатичная деваха. Волосы цвета спелой соломы. Собраны в толстенную косу, щеки пунцовые, бровки — дугой, губки — коралл... Русская красавица! На пестром сарафане — бейджик с именем — Оксана. Я улыбнулся, любуясь. Приятно смотреть на красоту. Хозяин "Заставы" отошел от международных стандартов для администратора. И не проиграл. Одевать такую девушку в белую сорочку с галстуком и серую юбку — варварство. И с сарафаном попали в самую точку. Не лубок.

— Здравствуйте, Оксана.

— Здравствуйте, — пропела девушка, — Вам номер? — Какой голос?! От ее слов пробрали мурашки и стекли вниз, побуждая мое мужское начало. Кажется, я покраснел.

— Разочарую вас ,возможно, останавливаться не собирался, но я ищу одного человека, кажется, его номер — шестнадцатый... господин Хансен проживает у вас?

Она не заглядывая ни в журнал, ни на экран монитора, скрытый высоким барьером, ответила:

— Да. Как раз в шестнадцатом. Вы можете пройти через зал, и вон та дверь выведет вас в лес. А там по правой стороне восьмой коттедж. — От ее голоса у меня все внутри переворачивалось. Не отрывая глаз от ее лица, я кивнул.

— Спасибо огромное, Оксана! Вы очень любезны! — она еще больше покраснела, — я уже начал отходить, и что-то толкнуло меня: — А скажите, сейчас его никто не спрашивал?

— Спрашивали. Минут за пять до вас — молодой человек в кожаной куртке. Похож на мотоциклиста. — Я отпрыгнул от Оксаны.

Вот тебе бабушка и Юрьев день! Лопух!!! Стибрили у тебя бумажку, как у последнего лоха. Потому и обогнал меня Опель. Незачем ему было меня преследовать! Я помчался по дорожке.

Гравий перемешанный с сосновой корой отзывался хрустом на каждый шаг. В полумраке соснового леса стояли небольшие деревянные домики. Крайний справа — шестнадцатый. Я подошел к окну, шторы задернуты. Дверь закрыта. Сразу за домиком заросли крапивы и малины. Я подергал дверь. Щелкнул незапертый замок и дверь распахнулась. Маленькая — метр на полтора прихожая с вешалкой, направо комната, налево санузел — туалет с душем. Я толкнул дверь в комнату. В полумраке разглядел сидящего в кресле у окна человека. Я пошарил по стене в поисках выключателя, окликнул сидящего:

— Господин Хансен?

Молчание. Я, наконец, нашел кнопку. Щелчок. Передо мной полулежал "господин Хансен" — мужчина лет пятидесяти, с дыркой в черепе, а на груди расплывались еще два красных пятна.

Ах, ты!

Я подошел к окну выходящему в лес. Створки приоткрыты. Наверное, убийца увидел меня или услышал мои шаги и через окно ушел в лес. Бежать за ним? Зачем? У него ствол, а у меня кроме диктофона — ничего.

Сейчас для меня есть только два пути. Первый, смыться аккуратно, предварительно протерев все ручки и косяки. Второй — вернуться к Оксане и вызвать милицию, постаравшись остаться свидетелем, а не подозреваемым. Хотя, это вряд ли. Любой нормальный мент, узнав, что я иду на встречу с убитым, решит, что именно я вероятный убийца. Доказательств нет, но подозрений масса. В любом случае спокойная жизнь окончена. Вызвать ментов, мысль не глупая, но что хотел от меня убитый? Что-то рассказать? Что-то передать? Показать? В любом случае, убийца не имел ни времени, ни возможности обыскивать Хансена. Если это, конечно, Хансен? Почему я так подумал?

Входная дверь скрипнула. Я дернулся и встал к стене, кто-то входил в дом. Нет. Тишина. Никто не вошел. Дубина! Из дома кто-то вышел! Дважды дубина. Не кто-то, а тот, кто убил. Я крадучись вышел в прихожую. Дверь приоткрыта, я выглянул на улицу, дорожка пуста. Так, думай. Ты вошел в домик, постоялец — мертв, убийца или выскочил в окно, или ... или... или спрятался в туалете, а когда я вошел в комнату, аккуратно вышел из дома. Значит, он может быть еще где-то рядом. Нарываться на пулю, как-то не хочется. Тем более, что и ответить нечем. Я вернулся в комнату, прихватив полотенце из душа, тщательно протер все ручки, выключатель и двери. Затем я осмотрел все закоулки комнаты — ничего. На убитом — пиджак, я аккуратно отвернул полы, заглянул во внутренние карманы — чисто. Вот тупица — западники носят бумажники в заднем кармане. А это значит, мне надо приподнять труп. И залезть в задний карман брюк. Тьфу, на вас... Времени в обрез, надо ментовку вызывать. Уже разгибаясь, я авторучкой зацепил край нагрудного кармана рубашки и увидел желтую липкую бумажку для записей и записок. Аккуратно, двумя пальцами вытянул ее. Бумажка склеена, но на просвет в солнечном луче, прорвавшемся сквозь лесную гущу, было видно, там что-то внутри написано. Больше ничего. Я еще раз протер подозрительные места, закинул полотенце в душ и побежал в ресторан. Оксаны нет. Зал пуст. Ни бармена за стойкой, ни посетителей. Что тут произошло? Из-под барьера рецепшн выползла какая-то лента, и я наклонился ее рассмотреть... вдруг над моей спиной разлетелся графин с полевыми цветами, а с пола на брюки и лицо брызнули розовые капли, смешиваясь с водой, лента растекалась кровавым пятном. Не разгибаясь, я ускакал за стойку.

На полу, зажимая рану на груди, лежала Оксана. Она часто дышала, и слегка приоткрыв глаза, прошептала:

— Тот дядька... в кожанке... как больно...

— Оружие есть? Охрана где? — она с заметным усилием ответила,

— На столе ключи, а в сейфе ружье... патроны... там... Охранники побежали пожар тушить...

Какой пожар? Ни фига себе, вляпался! Я цапнул связку ключей, и, не высовываясь из-за стойки, пробрался к большому железному ящику, стоявшему в углу. Три помповых ружья, и пять бумажных коробок с картечью. Неслабо. Взял помповик с коротким стволом без приклада, и напихал в магазин пять патронов, сколько в горсть влезло, сунул в карман куртки. С ружьем в руках выглянул из-за стойки. Тихо. Оглянулся на Оксану, жива! — и выбежал из ресторана.

Со стоянки выруливал Опель. Они? А если не они? Плевать! Других тут не было. Очень некстати для него, остановилась длинная фура, и джипу с маху вывернуть на дорогу не получалось. Опель как раз сдавал задом, чтоб тут же, вывернув колеса влево, рвануть и скрыться за кабиной камаза. Я вскинул ружье и вслед уходящему джипу дважды выстрелил. Взорвалось заднее запасное колесо, брызнуло осколками окно. Но Фронтера, набирая скорость, уходил, а я в запале даже не запомнил номер. Меня окликнули:

— Брось оружие! — я бросил. Подошли двое, морды кирпичом, короткие стрижки, костюмы, на пиджаках по беджику: "Менеджер по работе с посетителями", у каждого в руках ПМ. Охрана. Они обыскали меня и подтолкнули ко входу, — Пошли.

Мы вернулись в ресторан. Вынесли на открытое пространство Оксану, Один их "менеджеров" стал оказывать первую помощь, разорвал сарафан... Господи, прости меня — грешного! Можно было подумать, что он всю жизнь об этом мечтал... и принялся прилаживать к входному отверстию над мраморно белой девичьей грудью пухлую салфетку перевязочного пакета. За стойкой бара нашли бармена. Тот был мертв. Пуля вошла точно в переносицу. Трогать его не стали. Один из охранников дозвонился в скорую и ОВД Подольска, и долго внушал дежурному, кто он, что тут делает, и что произошло. Я сидел за столиком в ресторане, глядел на закрывшую глаза и, кажется, потерявшую сознание Оксану и ждал, когда меня, наконец, отпустят. Через полчаса примерно примчались скорая и следом, милиция.

Про Хансена я молчал. На фига мне искать приключения? Оксану забрали в больницу, когда погружали на носилки, она очнулась. Врач осмотрел рану, качал головой "В миллиметре от сердца пуля прошла..." И я молился за нее. Бедная девочка. Вот так ни за что ни про что... обычный свидетель... даже не свидетель, а так, случайно оказалась в горячем месте. А киллер — тварь!

Следователь беседовал со мной недолго. Меня и охранников развели в разные комнаты. Я рассказал, что проезжал мимо, остановился, купить сигарет и водички, да в туалет зайти. А когда вышел, попал под обстрел. Честно рассказал, как выскочил на улицу и шмальнул вслед отъезжающему Оппелю. А, где была охрана в это время? — спросил следователь. Я не знаю, Оксана сказала, "пошли пожар тушить...". Как вы сумели взять оружие? — объяснил, что, увидав раненую девушку, от нее получил ключи от оружейного ящика. Следователь записал в протоколе. Потом уже без занесения в протокол, откуда навыки обращения с оружием? Некоторые факты моей биографии и корочки журналиста опера успокоили. Наконец, он дал мне подписаться на каждом листе. Мне вернули аппаратуру, предварительно просмотрев содержимое памяти. А я ничего и не записал, не успел. Бог меня бережет — я даже не вспомнил о фотоаппарате, когда обыскивал убитого.

Следователь связался с ГАИ. Просил поискать помеченную картечью машину на дорогах, ведущих к Москве. С меня взяли подписку о невыезде, и отпустили.

В машине меня вдруг заколотило. Я сидел и трясся, пот лил ручьями. В ногах образовалась противная слабость. Не каждый день приходится вот так под пулями бегать. Ну, спасибо тебе, Борис! Удружил! "Сгоняй за материалом..." Сгонял...два трупа и раненая Оксана!

Потихоньку мандраж прошел.

Когда я отъезжал, мелькнула мысль, — Как хорошо, что у меня машина с автоматической коробкой! Правая нога отошла, и я, наконец, тронулся. Ни о какой гонке я уже не думал, хотелось потихоньку добраться до дома, хватануть водки и подумать. Может сначала подумать, а потом водки хватануть? Ну вот, чувство юмора возвращается, значит, будем жить... из головы не выходила красивая девушка Оксана. Надо не забыть узнать, как она? То, что девушка в тяжелом состоянии, и непонятно выживет или нет... это я подумал уже попозже. Когда проезжал Троицк и пустой коттеджный городок выстроенный неизвестно кем еще в девяностых. Так и стоят кирпичные скелеты впритык друг к другу, однако, покупателей на это уродство не нашлось, лишь несколько особняков выделялись обжитым видом, среди невзрачных бетонно-кирпичных скелетов.

Меня вдруг обожгла новая мысль. Эти уроды в кожанке на оппеле знают и кто я, и где работаю. Значит, они, наверное, будут стараться найти меня снова. Но за что? Только за то, что я ехал к Хансену на свидание? Что я увидел его труп? Кстати, его ли? И я же не видел, кто в него стрелял? Они, не задумавшись, хотели убить и девушку, и бармена, а если б я не наклонился, и меня б рядом со стойкой положили. А за что? Все-таки я до мозга костей журналист. Я испугался? Не без того. Хотел бы я взглянуть на того, кто не испугался бы в такой ситуации, но тянет докопаться до сути. Надо позвонить Маринке. Одной рукой нацепил гарнитуру на правое ухо, нажал кнопочку вызова. Сказал "Марина". Через минуту она ответила:

— Сережа?

— Я это. Привет. Как ты? Где?

— Я сейчас в клубе, Сережка, ты не мог бы мне позвонить попозже?

— Могу, конечно. Ты там еще долго будешь?

— Часа два, наверное. А что?

— Не выходи, я за тобой приеду.

— Спасибо. Что-то случилось? У тебя голос странный.

— Да так. Ничего особенного, приеду, расскажу.

— Хорошо, я буду тебя ждать у входа.

— Нет! Жди меня внутри.

— Да что с тобой?

— Ничего. Я прошу тебя, жди внутри!

— Ну, ладно, ладно. Извини, я не могу больше разговаривать...

— Пока.

Я отключился. Так, теперь Борису. Опять кнопочку, "Борис".

— Серега?

— Да.

— Все нормально?

— Не совсем.

— В каком смысле?

— Приеду, расскажу. — Повторил я, — Закажи пропуск для Белова Александра Васильевича. Пусть будет, он придет к тебе к шести. Ладно? Я... я хочу все рассказать тебе и ему.

— Ну, хорошо. А зачем менту пропуск? Он и так пройдет.

— Да. Я не подумал. Верно. Я ему сейчас буду звонить. Жди нас!

— Да жду, жду.

Отбой!

Теперь снова кнопочка и "Белов".

— Сергей?

— Саша. Это я.

— Как дела, бродяга? Где ты?

— Я еду за Мариной, а потом на работу. У меня к тебе просьба...

— Давай.

— Приходи к Лебедеву к шести часам. Он будет нас ждать.

— Что-то случилось?

— Не то слово.

— Можешь намекнуть?

— Хм. Намекнуть? Попробуй узнать через Подольских, что случилось в мотеле "Застава" на калужской трассе? Сможешь?

— Попробую. Хорошо. В шесть у твоего главреда.

— До встречи.

Я не на шутку испугался. Что за фигня? Что такого хотел мне сообщит этот Хансен, если его рохнули и убийца так рисковал, стараясь выследить? Чутье Лебедева никогда не подводило. Что-то жареное. А почему киллер следил за редакцией и мной? Видимо потому, что знал — этот Хансен выйдет рано или поздно на нашу газету. Любопытно. Очень любопытно. Вполне возможно, что у него в редакции есть свой человек. Ведь кто-то оформил кожану пропуск в здание. Кто?

Я вел машину уже не спеша. Профессиональные мысли смяли и оттеснили куда-то в уголки сознания страх.

Прошел Десну.

Опаньки!

На берегу реки толпа народу, ментовские машины! Из реки трактором вытаскивают знакомую простреленную задницу Опеля-Фронтера.

Я притормозил. Как и многие другие. Интересно, как они туда попали?

Я поставил машину на мосту. Джип улетел в реку? С чего вдруг? Отбита одна секция ограждения моста. Высота — метров двадцать, может чуть меньше. Они проехали больше двадцати километров и вдруг упали в реку? Я из помповика ранил водителя? Они не справились с управлением? Не вяжется. Отъехав от мотеля, вполне можно было сменить водителя. Тогда что?

Я стоял и смотрел. Потом вспомнил про микрофон-пушку. Снова сел в машину и выставил ствол микрофона с нахлобученным поролоновым чехлом от ветра. Шум, шум, лязг. А вот голоса:

— Давай. Давай... отцепляй. Посмотрите в салон! Ну, что там? Хлопки дверями. Смотрите, тут следы от пуль! — Это картечь! По машине кто-то стрелял! Людей нет. Может, течением унесло? Когда он упал в реку? — А вот и большой начальник, — Это, похоже, та машина, о которой из Подольска сообщали. — Свидетели есть, как машина в реку упала? Найдите свидетелей! — очень большой начальник.

Я нажал кнопку записи на диктофоне. Ну. Ребята, давайте свидетелей. О! Вот уже ведут. Итак, что ты нам расскажешь? — Что вы видели? — голос деревенского алкаша, — Все видел, товарищ полковник! Вот эта тачка, остановилась на мосту, из нее вылезли трое, потом они сели в другую тачку. Марку я не понял, такая... вот такая... с крылом на багажнике, а эта вдруг как прыгнет в реку! Хлоп — и тама! Я бегом к реке. А из воды уже только крыша торчит. Вот и все, — Товарищ полковник, педаль газа зажата камнем! Похоже, машина двигалась в реку пустая. — Избавьте меня от ваших догадок! Давайте факты. Эксперт осматривает машину? А где он? — что ж ты так орешь, полковник. Ты — Гаишник, отдай машину операм из Подольска, и пусть они ее осматривают. — Вызовите опергруппу из Подольска! — Вот видишь, не только ты умный, я — тоже. Ладно, мне пора ехать. А то за Маринкой не успею. Что ж получилось? Убийцы, понимая, что машина от моих выстрелов стала слишком приметной, вызвали другую, перехватили ее на полдороги. А эту уронили в реку. Почему не загнали в лес или не бросили на трассе? Я так задумался об этом, что не сразу сообразил, что сначала надо было встретиться с другой машиной, а потом избавиться от этой. А леса нормального от Троицка уже нет. Вот и бросили в реку. А заодно и стянули половину гаишников с дороги к машине. До них уже никому дела нет. Крутые ребята. Хороший джип. Вот так запросто кинуть? Надо не забыть, через Сашку выяснить, кому она принадлежит? Что мне это даст? Если она угнана — ничего. А если не угнана, то владелец, как пить дать, заявит об угоне, иначе его очень тщательно будут расспрашивать и выяснять, как это его машина оказалась в Подмосковье в руках убийц?

По дороге в Москву я обдумывал сегодняшнее происшествие. По всему выходило, что неведомые враги прослушивали лебедевские телефоны?

К Маринкиному клубу я подъехал точь в точь. Семинаристки уже разъехались, и я нашел местечко для парковки. Поставил машину на охрану. Огляделся. Ничего подозрительного. И никого. Вошел в стеклянные двери, в глаза бросилась зеркальная табличка "IM inc", сразу за двойными стеклянными дверями, пост охраны и арка проверки на металл. Маринка сидела в кресле, соблазняя проходивших мимо сотрудников компании безупречными лодыжками, и читала детектив в мягкой обложке на английском языке. Я помахал ей рукой. Она убрала в сумочку книгу, легко, будто не сидела в противном глубоком кресле, ни на что не опираясь, поднялась, и пошла мне навстречу.

Наверное, я должен был бы ревновать, ловя восторженные и завистливые взгляды. Но я слишком люблю ее. А когда любишь — веришь. Доверие и ревность несовместимы. Да и повода моя любовь никогда мне давала. Я знал — она любит только меня. И только для меня она — такая. Чем я ее пленил? Эту загадку мне никогда не раскрыть.

Маринку я отвез домой, у нее в пять группа — студенты изучают английский язык. Все-таки супруга моя профи — преподаватель английского, переводчик. Как говорил товарищ Саахов: "Спортсменка, комсомолка и просто — красавица". Было любопытно наблюдать как девушки ее, студентки педвузов и иняза, школьницы, общаясь с Мариной менялись внешне. Одевались как она, красились... говорили. О чем она с ними говорила по английски, но очевидно, уроки не проходили даром. Ежедневно в большой комнате нашей квартиры за традиционным чаем, а моя жена проводила уроки исключительно за чаем, в непринужденной беседе. Я имел удовольствие видеть очень красивых женщин. Почему я не преуспел в английском? Подозреваю, что Марина не хочет, чтобы я проник в их сугубо женские тайны.

Мы уже шестой год женаты, познакомились давно, еще студентами, потом судьба нас развела... и, вдруг шесть лет назад я ее встречаю в издательстве "Прогресс", куда приехал, чтобы заказать перевод, сейчас уже не помню, какой статьи. Зав отделом, этакая чахлая мымра в стареньком оренбургском платке, черной суконной юбке и такой же древней вязаной кофте, позвала: "Марина Владимировна, тут к вам пришли. Возьмите в работу молодого человека...", я увидел ее, и где были раньше мои глаза? Как я мог почти каждый день встречаться с такой красотой в университете, и не замечать? И я сразу же, чуть ли не падая на одно колено, промолил: " Возьмите меня в работу, Марина Владимировна..."

Через полгода мы расписались. С детьми нам как-то не везло... то ли у Маринки не складывалось, то ли у меня что-то переклинило... Только вот уже шестой год я исполняю супружеские обязанности не по обязанности — по любви, а детской кроватки в нашей трехкомнатной квартире все нет и нет. Будем ждать, и, как говорит отец Владимир — ведущий православного раздела нашей газеты — "На все воля Божья". Будем стараться и ждать. Однажды я спросил утомленную жену, целуя в ушко, что мешает ей? Она сказала, есть проблемы, но она хочет их решить без моего участия. Я не настаивал. Отчасти, дети это радость, это другая жизнь, с другой стороны, к этой жизни нужно подготовиться. А моя беспокойная работа порой требовала внезапных отлучек.

К редакции я подкатил точно без пятнадцати шесть. Народ уже тихими ручейками истекал с рабочих мест. А из лифта я вышел уже в бурный поток уходящих с работы сотрудников.

В приемной Лебедева сидел утомленный тяжелым секретарским трудом, но сохранивший "боевую раскраску индейцев Сиу", то есть дневной макияж, Павлик.

Павлик играл, раскладывая пасьянс на экране навороченного Мака. Я никогда не пойму, зачем секретарше компьютер круче моего замглавредовского? Зачем им вообще Макинтош?

Павлик оторвал взгляд от экрана,

— Сергей Алексеевич, вас ждут, проходите...

И сам ты педик, и голос у тебя какой-то педерастический. Я сдержался.

У Лебедева за длинным столом для планерок сидел Белов Сашка — майор милиции, старший следователь из УБОПа. Он встал и пошел мне навстречу, обнимал, так, будто мы не позавчера пили у него в кабинете любимый Сашкин коньяк "Старый город"... Видно, соскучился. Мы расселись, Лебедев в селектор распорядился: "Два чая и кофе с пирожками". Повторилась утренняя процедура, Павлик разливал напитки, мы молчали. Наконец, Лебедев извлек из секретного шкафчика три уже налитые рюмочки с "Московским" и раздал нам. Мы чокнулись, выпили, сели. Борис взял слово:

— Мне звонил господин Хансен. — я молчал, полагая, что речь идет об утреннем звонке. — Час назад, — продолжил Борис, и я выкатил глаза. А что я удивляюсь? На лбу у трупа в мотеле не было надписи, что он именно Хансен. — Так вот, он сказал, что вместо него на встречу с тобой выехал его сотрудник — Иохан Берг. И еще сказал, что Берг должен был тебе дать телефон для связи с ним Хансеном. — я полез в нагрудный карман и извлек склеенную желтую бумажку для записей. Пока Борис рассказывал, карандашиком расклеил половинки. На бумажке цифры 336 47 67 89 93 7 и слово "call" . — Так вот, господин Хансен был очень обеспокоен, что от Берга ни слуху, ни духу, от тебя тоже, и вообще — тишина. Теперь ты давай рассказывай, что там случилось?

Белов все это время молчал.

Я решил, что лучше будет, если Белов услышит все по порядку. И начал:

— Утром, в десятом часу, ты мне дал записку, о том, что со мной хочет встретиться упомянутый Хансен в мотеле "Застава" на сорок восьмом километре калужского шоссе. — Белов слушал, но на листе бумаги, что лежал перед ним, карандашом поставил "Мот. Застава. 48 км." . Я продолжил: — Каюсь, Борис, в толкучке при выходе из редакции, записку твою у меня, похоже, стащили...

— Кто?

— Я подозреваю, некий тип в кожаной куртке, и кожаных же штанах, лет ему между тридцатью и сорока, кроме того, что брюнет, черной щетины и черных очков ничего приметного, издалека можно принять за покойного Меркюри, если нарядить в майку и легинсы. Он толкался в лифтовом холле, когда я убегал. Потом побежал со мной по лестнице, и тискался ко мне в вертушке. — Белов хмыкнул глумливо, — Ну, ладно, это я потом бы рассказал. По пути, мне показалось, что за мной хвост — черный Опель — Фронтера, я сделал вид, будто хочу уйти влево. Он обогнал меня. В общем, когда я приехал в мотель, этот Опель тоже там был. Берга убили. Я вошел в корпус. И увидел уже труп. Три пули: две в грудь и одну в голову, точно между глаз. — Белов опять что-то черкнул в листик.

— Точно Берга? — спросил Лебедев.

— Также точно, как я сначала думал, что это Хансен. Человек был в номере 16. Пусть Хансен его опознает.

— Ну. Дальше. — сказал Белов, продолжая чиркать карандашиком.

— А дальше. — Я не собирался рассказывать, что осматривал труп. — Я вышел из домика, предварительно стерев все следы, — добавил я, — мои. И в помещении ресторана увидел, что Оксану, девушку с рецепшн — подстрелили, в меня тоже стреляли, но видно на бегу, промахнулись. Я достал помповик, и малость пострелял им вслед. Машину они потом кинули в районе Десны.

— Откуда знаешь? — подал голос Белов.

— Видел, как из реки вытаскивали. И слышал, как свидетель рассказывал о трех пассажирах Оппеля, что пересели в другую машину, а эту скинули в реку.

— Ясно.

— А ты, Саш, что скажешь?

— Немного. Делом этим пока занимается Подольское ОВД и Мособл. Потому как у них на участке два трупа и один пострадавший. А вот что ты еще добавить можешь?

— Ничего. — Сам не знаю почему, но я твердо решил про бумажку, что держал перед собой на столе, никому не говорить.

— Ну что ж, ясно, что ничего не ясно, — подвел итог Лебедев. — Хансен обещался перезвонить еще раз. Будем ждать.

— А найти его трудно? — спросил Белов.

— Может и не трудно, а зачем? Мы ведь даже не знаем, есть ли такой? Все слова, слова... единственная зацепка. Он назвал компанию, представителем которой является — "Галакс Медикал".

— Да? Интересно... — Белов, встал и прошел к столу Бориса, — Дай-ка, я позвоню кое-куда...

Лебедев откатился от стола вместе с креслом. Белов дозвонился и в трубку произнес:

— Найдите мне все, что есть о "Галакс медикал", да, кто, что, когда и где... ясно? Перезвоните, как будет готово... — он продиктовал прямой Лебедевский номер. — Ну вот, сейчас мы кое-что узнаем о вашем Хансене, или как там его?..

Мы снова расселись за столом, пили кофе. Меня тревожило, что Воронин ни разу не позвонил и ни о чем не спрашивал. Неужели он все сделал? Со всем справился? Под задницей пекло уже. Хотелось сбегать в мой аквариум и поговорить с Валькой. Белов чиркал на листочке карандашом, выходил какой-то кристалл. Я только собрался оторвать портки от кресла, зазвонил телефон. Белов первым подскочил к аппарату.

— Белов слушает! — и протянул трубку Лебедеву, — тебя, однако...

Борис взял трубку, сказал "алло". И тут же нажал кнопку громкой связи. В динамике послышался негромкий голос с мягким "немецким" акцентом:

— Господин Лебедев?

— Да.

— Вы меня узнали?

— Узнал, господин Хансен.

— Вы связались с вашим человеком?

— Да, он здесь. Хотите с ним поговорить?

— Да, передайте ему трубку, пожалуйста. — Борис кивнул мне, и протянул трубку.

— Слушаю вас, — сказал я.

— Как мне к вам обращаться? — спросил Хансен.

— Сергей. Можете — Сергей Алексеевич, как угодно.

— Хорошо. Серж... — похоже было, что он записал мое имя. — Скажите, я так понял, вы не встретились с моим человеком?

Мне пришлось снова вкратце пересказать, что произошло. Хансен все время переспрашивал, я ему сказал, что труп забрали подольские судебные медики. И ему, похоже, придется ехать туда на опознание. Меня все время подмывало спросить, ну вот мы с вами говорим, так, когда ж вы мне передадите те документы, которые хотели дать? Или сейчас, когда из-за них погибли уже двое, вы раздумали? Но Хансен, сам вдруг сказал:

— Серж, приезжайте в Мак-Дональдс у метро Дмитровская, я через час, в девятнадцать-тридцать буду там вас ждать.

— Как я вас узнаю?

— Я вас узнаю сам. Закажите себе Биг-мак, Колу и Хэппи-мил. Все это должно лежать перед вами на столе. Игрушку положите отдельно. Да, чтобы мне было легче вас увидеть, наденьте бадж. Вы меня понимаете?

Вот, нагородил, шпиён хренов!

— Хорошо, я выезжаю.

— Бай, — Хансен положил трубку.

Мы переглянулись. Белов молчал. Ну что ж, у меня еще полчаса, чтоб проверить Валькину работу, и мчаться на встречу, с этим...

— Не знаю, что у него за материал, но надеюсь, жареная тема, если за нее сразу начали убивать... — сказал Лебедев.

— Все б вам, журналюгам, сенсации публиковать! — сказал Белов задумчиво. — А о людях не думаете. Я вам предлагаю, снова меня позвать, когда получите материал от вашего немца. Мне очень интересно, что ж он такого вам подсовывает?

Меня вдруг осенило.

— Белов. А ты не хочешь со мной поехать на встречу? Ну, посидишь в машине. Или погуляешь вокруг, на всякий случай? А если меня пасут?

— Ты думаешь, у меня воз свободного времени? И мне просто делать нечего, как с тобой кататься?

— Ну, Саш! Что-то стремно мне. Эти ж ханурики, что не пожалели девушку, меня уже знают. А через меня могут и на Хансена выйти. Вот скажи, Борис. Откуда они знали, что ты меня пошлешь на встречу?

— Откуда мне знать? — Лебедев недоуменно пожал плечами. — Они ж могут слушать. И меня, и Хансена того же, а может, Павлик стучит? Да хрен знает!? — Он был возмущен и встревожен. — А могли и мобильник прослушать. Ты ж сам знаешь, нет ничего невозможного.

— Я так думаю, твой кабинет, Борис, нелишне проверить на предмет жучков. — Сказал Белов, — они Серегу ждали. Значит, слушают прямо тут, в здании.

И снова зазвонил телефон. Борис снял трубку и сразу же протянул Белову.

— Тебя.

— Да, я понял. Подожди. — Говорил Белов кому-то, — Все сложи в пакет, заархивируй, запароль архив. Ты знаешь мой код. И скинь все по "асе" сюда. У кого в компьютере есть ICQ? — спросил Белов. Я дал свой номер. — Все. Ну что, что, завтра возьмешь ребят из техотдела и сюда. Проверите редакцию. Понял? Так-то. — Саша положил трубку, повернулся ко мне, — Пошли к твоему компу, сейчас мы поглядим, какой это "Сухов"? Что это за Хансен такой?

Мы выскочили в приемную, Павлик все играл на компьютере. Белов глянул на "красавицу" в розовом брючном костюме и только в коридоре спросил:

— Как это вас угораздило?

— Загадка для всех, — ответил я, — Лебедев говорит — "политкорректность".

— А. Ну-ну.

Мы приняли и распаковали архивный файл, там оказалось короткое сообщение:

"Galax medical" — дочернее предприятие, входящее в концерн "Galax international" — крупную мировую компанию, в которой "Медикал" занимался производством и продажей медикаментов в основном в России. В частности они были крупнейшим производителем противозачаточных средств для внутреннего применения. В России GM — имеют четыре завода производящих медикаменты, в основном это фасовка. Сырье они производят в Европе. Мудро! Как только станет нерентабельным производство, раз, свернулись, завод продали или перепрофилировали на фасовку чего-то другого. Так. Представительства во всех субъектах федерации России. Склады. Ага, вот и люди. Генеральный представитель ГМ — Зильберг Михаил Самуилович. А где же Хансен? Ага, вот, зам генерального директора — Хансен Иоган Михель. Где их центральный офис? Вот. Красная Пресня. Хаммер-центр. Подъезд четвертый, одиннадцатый этаж.

Ну ладно. Вальку я достану после встречи. Мне уже пора бежать. Мне и Белову.

— Пошли, Саш! Время.

Мы слетели по лесенке на первый этаж. Я опять, как утром, завелся дистанционно. Белов сидит рядом и держит правую руку за пазухой, напряженно глядя по сторонам. Бодигард! Телохранитель — ёлы! Ну, я прусь. Перся я недолго, в самый раз до Дмитровской, то есть, минут десять. Мы развернулись на перекрестке и я закатился на стоянку.

— Сашка, расслабься, приехали.

— Ты иди. Я посижу пока в машине. Ключи оставь.

Я не стал глушить движок. Сашка, не выходя, перелез на водительское кресло. На беловской морде был написан откровенный детский восторг, будто десятилетнего посадили за штурвал настоящего самолета. В Мак-Дональдсе всегда шумно. Музыка, крики подростков бегающих в глубине кухни, писк кассовых аппаратов и снова музыка. Вечная очередь. Я встал. На груди у меня на шнурке висел редакционный пропуск НРГ в пластике.

К одному из свободных аппаратов подошла девушка-кассир.

— Свободная касса! — я моментально оказался перед ней. Взгляд какой-то изучающий.

— Пожалуйста, Биг-МАК, Колу, и Хеппи-мил. — Она послушно пробила все, уложила перечисленное на подносик, несколько секунд стояла, склонившись под столиком, накладывала пакет с детским подарком. Спросила:

— Вам игрушку для мальчика или девочки? — я опешил, вот так вопрос! Возьму для Маринки. И ответил:

— Для девочки. — Кассирша сунула меховую игрушку — пантера Багира. Я расплатился, забрал поднос и пошел к свободному столику. Сел. Залез в пакет с детским обедом. И под пачкой салфеток увидал прозрачный пакетик с дискетой и микрокассету к старинному диктофону. Так. Не понял, ждать мне Хансена, или не надо? Посижу минут пятнадцать для приличия. Похоже, все очень серьезно.

В окне замаячил Белов. Он махал рукой, делая знаки "иди сюда". Я сложил всю еду в один пакет, прикрывая дискету и кассету, и пошел к нему.

— Что? Саш?

— Тебя пасли. Я видел двоих. Похоже, спугнул. Они не ожидали, что я окажусь в твоей машине. В общем, с тебя магарыч.

— Не вопрос. Хансена, кажется, сегодня не будет.

— Да? Какой интересный человек и какая интересная у него жизнь!

— Да, уж... — произнес я воробъяниновскую фразу. — Очень интересная и насыщенная. И у всех, кто с ним общается, тоже — насыщенная. Только в гробу я видал такое насыщение.

— Если не станешь осторожнее. Там и увидишь. — Белову не откажешь в чувстве юмора. — Ты теперь куда?

— Обратно, в редакцию. Надо подготовить раздел к выпуску.

— Подкинь меня. — Попросил Белов.

— Нет проблем, для бешеной собаки — сто верст не крюк.

Пока ехал от Сашкиной УБОПы в редакцию, руки чесались посмотреть подложенный кассиршей пакетик. Хорошо, что Сашка не полез за Биг-маком. Видимо, сыт был. Колу я оставил в кафе. Прискакав к себе в аквариум, первым делом закрыл дверь. Разложил трофеи на столе. Еду отдельно. Пакетик с материалами — отдельно.

В пакетике лежала трехдюймовая магнитооптическая дискета, под ней смарт-карта для карманного писюка, и кассетка. С чего начать? Логика подсказывала — ни писюка, ни диктофона у меня сейчас нет, а щель дисковода вот она! Я активировал экран, по которому бежала надпись заставки: "Кто хочет — ищет способ, а кто не хочет — причину", и вставил дискету. Четыре папки: Презентации 1 и 2. РАПС и ГКС. Ну, с презентациями все ясно, это слайды, сейчас посмотрим. Рапс — это, кажется, такое растение — масличная культура. А ГКС?

Презентация 1.

Слава Богу. На русском языке. Включаю автопоказ слайдов. Ого! Тут еще и комментарии?

ФИНАНСОВЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ РОССИЙСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ ГАЛАКС-МЕДИКАЛ. (Хансен решил подарить мне свои секреты? С ума сошел?)

На экране график за пять лет. Судя по графику, выходит они каждый год на три миллиарда евриков меньше имеют доходы. Очень интересно. Голос комментатора: "за последний год. Нам пришлось сократить объемы производств на шестьдесят процентов", "Увеличить расходы на рекламу пероральных контрацептивов на четырнадцать миллионов евро в сравнении с прошлым годом", Слайд сменился — фотография пустого цеха с конвейерами " закрыты три завода из четырех. В Новгороде, Новосибирске, Курске."

Похоже, Галакс-медикал крепко страдает. Открываю папку Презентация 2. Опять слайды, на этот раз на английском, черт возьми, сапожник — без сапог, жена — учитель английского, а я кое-как... Ничего, хоть так... Что они тут говорят? Тут и голос повеселее, и графики все вверх. Так, Франция, ага объем продаж возрос на десять процентов, Германия, Голландия, Италия... О-го-го! Миллиардные прибыли! Америка — за прошлый год, побили все рекорды прошлых лет, Китай? Они, которые Галакс-медикал, оказывается, девяносто процентов своей продукции гонят в Китай! А в России их товар почему-то не идет. Вот несчастные. Ну, все в нашей России через жопу! Контрацептивы продать как в Китае и то не удается!

Так, теперь папку РАПС. Один файл в ПДФе, ну-ка, где мой "акробат"? Смотрим.

"Совершенно секретно" — футы-нуты! Какие мы важные!

Российская ассоциация планирования семьи. — Так вот что такое РАПС!? А я — растение... масличная культура... Она может, конечно, и культура, да не совсем масличная. Так, дальше:

Служебная записка

Кому? От кого? Это все забито крестиками. Жаль.

"По результатам главного статистического управления министерства здравоохранения Российской федерации, число бесплатных абортов в учреждениях МЗ у женщин в возрасте до восемнадцати лет за истекший год увеличилось на 30 процентов. Общее число абортов по стране возросло на 120 процентов, причем большая часть их производится в медицинских учреждениях, принадлежащих различным юридическим или физическим лицам. В сравнении с позапрошлым годом, когда прирост составил шестьдесят процентов, можно говорить о лавинообразном нарастании числа абортов в целом по стране. То есть каждая женщина в России в детородном возрасте не реже двух раз в год совершает аборт. При этом, число криминальных абортов сократилось на более чем в два раза от прошлого года.

Есть основания полагать, что, несмотря на абсурдность подобного утверждения, имеет место скрытая реклама абортов в женских консультациях, а правильнее сказать психологическая обработка женщин с целью их склонения к аборту .

Нами было выявлена сеть частных женских клубов, в которых активно работают гинекологи. Проведено скрытое расследование. Анализировались доходы/расходы трех гинекологов муниципальной женской консультации. Все они состоят членами клуба "Аксон". Определено, что расходы этих женщин превышают годовые доходы втрое".

Я присвистнул. На экране высветилась надпись "не свисти — денег не будет!".

"Это дает основание полагать, что исследуемые субъекты имеют дополнительный доход, возможно от работы в частных абортариях".

Лист окончен.

Так, весело. Что ж у нас получается? Глупость какая-то. Количество реализованных противозачаточных средств сокращается, а количество абортов при этом растет. Бред. Что за слог? "есть основания полагать..."

Осталась последняя папка. ГКС.

Еще два файла один в ПДФе, второй — картинка.

Табличка: выдержка из бюллетеня Госкомстата за прошлый год.

Медабортов вообще: 13 456 218

Из них до 12 недель: 8 568 987

До 20 недель: 3 894 417

До 5 недель (миниаборты): 992 814

Ничего не понимаю. Мне нужен консультант из медиков. И такой консультант у меня есть. Мама. Надо ей позвонить. А что за картинка? Фотография цифровая, а, это та же табличка, видно, что она взята из толстой папки большущих листов. Видно, что снимавший человек торопился, поэтому изображение сделано вкривь и вкось, но ясно, что эти данные не придуманы. Цифры в табличке читаются ясно.

Мысли скачут. Я пока понял, что на лицо некая весьма странная тенденция. Женщины стараются забеременеть, но при этом и стараются избавиться от беременности. Бред. Повторяюсь, конечно, но это выше моего разумения. И что больше всего непонятно, так это, почему этот материал вызывает такой ажиотаж, что убивают людей? Очевидно, что за всем этим кроется тайна, загадка, которую кто-то очень не хочет афишировать. У меня еще не просмотрены: смарт-карточка и кассетка диктофона.

Я вышел в лабиринт, и увидел Валькину голову в его закуточке. В огромном зале полумрак, из почти сотни редакционных работников остались верстальщики, художник и мы с Валентином. Я прошел к нему. Воронин увлеченно сочинял новую статью. Он что-то вычитывал из распечаток, шевелил губами, словно пробуя на вкус слова, которые собирался ввести в текст и тут же печатал. Он, наверное, почувствовал мое присутствие, оторвался от экрана и поднял голову.

— Сергей Алексеевич!? А я все сделал, уже отдал верстальщикам.

— А мне почему не позвонил?

— Так все получилось, вроде бы. — Я показал Селезневу и Лебедеву. Селезнев одобрил, а Лебедев подписал в печать. — Да птиц в нашей газете много: Селезнев, Лебедев, Воронин, Соловьев, Соколов и Дроздов... смешно.

— Валя. — Сказал я, — у тебя прямой начальник — я, и хотя бы позвонить и сказать, все нормально, раздел сверстан, ты мог.

— Мог, каюсь. Забыл. Не подумал. — покачал головкой Валентин.

— А раз забыл, то вот тебе задание — разыщи мне диктофон старого образца. Под микрокассету. Я знаю, в редакции они есть. Найдешь — прощу твой грех.

Воронин сильно удивился. Ленточными диктофонами уже давно не пользовались, у каждого журналиста в кармане лежал цифровой. Но встречались и любители раритетной техники. Я показал ему кассету.

— Вот для такой. Валя. Фас!

Он понюхал кассету, и "взял след". И уже в спину ему я добавил: — И заодно найди карманный микрокомпьютер.

Он тормознул.

— Какой именно?

— Чтоб смарт-карту прочитать. Большую.

— Ясно. Я пошел!

— Я буду у себя, Валя.

Вернувшись в "аквариум", я первым делом позвонил маме. Ежедневный контрольный звонок. А сейчас тем более. Есть лишний повод приехать. Вообще, повод это отговорка, мама всегда рада, когда я приезжаю, так что про повод лучше ей не говорить.

— Мам? Добрый вечер!

— Сереженька! Здравствуй. Как у тебя дела?

— Все в порядке, мама. Как твои?

— Ничего. Помаленьку. У меня есть кое-какие новости, но это так. Мелочи. Ты приедешь?

— Как раз хотел напроситься, давно не виделись...

— Ну, конечно, приезжай.

Теперь отзвонюсь Маринке. Мы договаривались с ней сегодня вечером сходить в "Метелицу", надо ее предупредить, что пойти — пойдем, но часа на два позже.

Маринка, спокойно отреагировала на звонок, надо — так надо. Передала привет свекрови, сказала, что ужинать не будет, надеется перехватить кой чего в казино. Вот ведь азартная особа. По крупному не играет никогда, но раз в неделю составь ей компанию. Или оставит там долларов двести, или принесет домой не больше пятисот. За одно ей спасибо, что хоть без меня, одна, ни в какие злачные места не ходит.

Примчался Валентин, принес и диктофон и микрокомпьютер. Первым делом я поставил кассетку. Всей ее длинны — минут на тридцать. Перед тем, как нажать на воспроизведение, я высунулся поверх стенок лабиринта и огляделся — зал редакции пуст. Воронин рядом, не уходит. Уши поднял. Ему тоже интересно.

Я включил диктофон. Шипение, музыка, кто-то, играл на фортепьяно, голоса, шарканье ног, или шуршание материи. Женщины разговаривают. Во всем этом фоне определяются два голоса. Чувствуется, что одна женщина курит, говорит с паузами, длинно выдыхая через губы или нос, а у второй голос звонкий, певучий.

Первая: — ...ничего особенного. Все на высшем уровне. И наркоз, и анализы... и анонимность. Я тут уже четвертый раз делаю, мой ни о чем не догадывается. Да и как? Я где? Я — в клубе...

Вторая: — А у меня родители, как узнали, что я с Игорьком живу, сразу ультиматум — делай, что хочешь, но чтоб без проблем! А я, как поняла, что залетела, не знала куда кинуться...

Первая: — А сюда пригласили как?

Вторая: — Подруга посоветовала. Я на работе рассказала Светке, да вон она... (шум, музыка )

Первая: — Я ее знаю. Она уже на второй уровень вышла... ну, и что она?

Вторая: — Отвела к врачу, тот, ни слова не говоря, дал направление. А когда я в себя пришла, мне так плохо было... так плохо. Если б не Светка. Все-таки подруга она настоящая.

Первая: — Первый раз всем трудно. У тебя какой срок был?

Вторая: — Врач написал одиннадцать недель. (Пауза, слышно как длинно выдыхает дым первая)

Первая: — Тебе подруга не говорила, что будет во втором отделении?

Вторая: — Нет.

Первая: — И правильно. Тебе понравится. Ну, ладно, уже зовут, пойдем. (И уже удаляясь, сквозь шум) А как тебе первое отделение семинара?

Вторая: — Мне понравилось. Будто камень с души свалился.

Первая: — Естественно, мы ж победители...

Тишина. Шипение пленки. Мы с Валентином тупо смотрели на динамик диктофона, кассета домоталась до конца, остановилась. Наконец Валентин спросил:

— Что это было? Какие победители? Кого они победили?

— Понятия не имею, — сказал я. — Тебе ничего в этой беседе странного не показалось?

Валентин пожал плечами.

— Двоякое ощущение. Или все очень странно, или ничего особенного. Разговаривают женщины, обсуждают какие-то свои женские проблемы. Если я верно понял, речь шла о каком-то сроке, и как мне кажется, это срок беременности. Ты помнишь, та, что помоложе, говорит: "когда родители узнали, что я с Игорьком живу, мол, делай, что хочешь, но чтоб без проблем...", и потом врач, срок, наркоз... Я так, понял, она говорила об аборте. Верно?

— Пожалуй. — Я вспоминал только что прочитанные документы, служебная записка по РАПС и выписка из госкомстата. Ну, господин Хансен, вы мастер загадки загадывать! Оставалась еще смарт-карта, в которой, судя по наклейке должно лежать не меньше ста двадцати восьми мегабайт информации. И еще странный телефон, доставшийся мне от убитого.

На часах уже без четверти девять.

— Валентин, ты писюк на сколько одолжил?

— До завтра дали.

— Отлично. Давай разбегаться. Утром встретимся, поговорим. А карточку я дома посмотрю.

Мама живет в однокомнатной квартире в Бибирево и, несмотря на пенсионный уже возраст, работает участковым терапевтом в поликлинике. Пока мы пили чай, я дал ей прочитать распечатку, сделанную с документа РАПС, остальное в комментариях не нуждалось.

Мама читала недолго, молчала, обдумывая прочитанное. Я не вытерпел первым. И мы заговорили одновременно, но я закрыл рот первым, успев сказать:

— Говори, говори...

— Да что я могу тебе сказать? — мама грустно вздохнула, — я две недели в прошлом месяце подменяла терапевта женской консультации, — она говорила негромко и медленно. — И если бы ты не показал мне это, — она помахала листком "служебной записки", я бы, наверное, и не задумалась обо всем этом...— она снова замолчала, отхлебнула чаю. Мама вообще очень сдержанна на выводы, но мне терпения не хватало.

— О чем? О записке?

— Нет. Я постараюсь объяснить, а ты постарайся понять.

В медицине много специальностей. Это ты знаешь. И существует понятие коллегиальности, взаимопонимания, поддержки и может быть симпатий кое в чем. Но две всегда себя отделяли от остальных. Держали и держат дистанцию. Это гинекологи и стоматологи.

Мне сразу захотелось схохмить, но перебивать маму не стал, а то обидится и ничего не объяснит. Она такая. Я ждал. — Так вот, стоматологи это — отдельный разговор, к твоей теме отношения не имеют, а вот гинекологи... — она снова взяла паузу, сделала глоток чаю, — что б тебе было понятно, я вернусь во времени еще в свои студенческие годы. Ни на одной кафедре к нам не относились столь пренебрежительно, как на кафедре акушерства и гинекологии. Доцент, ведущая нашу группу, на первом же занятии спросила: " Из вас кто-нибудь собирается избрать нашу специальность?", руки тогда подняли двое. Вот с ними она в основном и занималась. А мы — так, вот это выучите, для вас достаточно. Когда у нас была летняя практика по акушерству на четвертом курсе, врачи — гинекологи постоянно дистанцировались от студентов-терапевтов. Глав врач демонстративно на утренней конференции произносила фразу: "студенты могут идти, врачи остаются". И я уже настолько к этому привыкла, что если б ты не показал мне эту записку, мне нисколько бы не насторожило то, что, например, врачи-гинекологи в консультации замолкали в моем присутствии. Я для них — чужая. А сейчас я понимаю, чем. Ты хочешь знать, правда ли это?

— Да.

— Вероятнее всего — правда. Но я, в консультации занималась в основном беременными, теми, кто собирался рожать, абортницы — меня не касались. На отчетной конференции за месяц, я услышала цифры по количеству принятых пациентов. Так вот, точно я их сейчас сказать не смогу, не помню, но тогда я подсчитала, что количество направленных на аборт, относится к поставленным на учет беременным, примерно как три к одному. Это для тебя что-то значит?

— Пока — ничего. — Я вспомнил данные по Галакс Медикал, — но я знаю, что количество производимых и продаваемых противозачаточных таблеток одной крупной фирмой, за последние годы сократилось втрое.

— И что это все значит?

— Мам, это значит, что кто-то, или что-то активно стимулирует производство абортов. И наживается на этом. — Мама скептически поджала губы, — Я прикинул, по довольно старым данным, которые я уж не помню как осели в памяти, в частных клиниках аборт по прейскурантам, стоил где-то около ста пятидесяти — двухсот евриков, ты представляешь дневную выручку одного абортария?

Скептическое выражение не покинуло маминого лица. Она сказала:

— Ерунда все это, аборты можно делать бесплатно. В любом роддоме. Тоже мне, нашел источник наживы! Да и кто сейчас пойдет в частную клинику на аборт? Единицы. Нет, не знаю... кому выгодно, зачем? Ты у меня мальчик умный, думай.

Мы допили чай. На часах стрелки встали на одиннадцати. Маринка заждалась. Мне пора. Уже на выходе я спросил:

— Мам, а что значит — пероральный?

— Per orum — значит, через рот, то есть внутрь, — объяснила доктор — мама, — А per rectum...

— Я понял, — сказал я. — Спасибо.

На улице я, повинуясь инстинкту, заскочил в таксофон, развернул и приклеил на автомат бумажку с телефоном. Вчитывался, что может означать 336? Похоже код страны. Значит, звонить надо через международный доступ. Я набрал восемь, дождался гудка, потом десять и загнал весь номер. Через минуты после щелчков и попискиваний на том конце раздалось:

— Алло.— мягко как-то, не по русски "халло, хэлло... йялло"

— Мистер Хансен? — спросил я с вопросительной интонацией на международном наречии на всякий случай. — Но, похоже, собеседник, уловил в моем произношении своего имени русские нотки, потому что ответил по-русски:

— Да. Кто это? Впрочем, я догадался.

— Сергей из Новой русской газеты.

— А. Серж! Как хорошо, что вы забрали записку у несчастного Иохана. Среди его вещей ее не было. Я волновался. Вы просмотрели документы?

— Посмотрел, но не все. Осталась писи-карта.

— Да. Там довольно любопытное сообщение. — Чувствовалось, что немец немного волнуется. Говорил он по-русски свободно, лишь немного сглатывая "р", и "да" произнося как "на".

— Может быть, — ответил я, — только мне многое непонятно. Хорошо бы встретиться. — И тут же поправился, — только не сейчас. А вы уже были на опознании?

— Да, сразу после нашего разговора я поехал в Подольск. Вы застали меня в поути домой. Я готов принять вас в любое время, Серж. Позвоните мне по этому номеру, когда решите встречаться. Он защищен от... любопытных. И еще, этот мой номер знаете только вы. Я вижу сейчас на дисплее цифры, это ваш телефон?

— Нет. Это таксофон. У меня нет уверенности, что мой аппарат не прослушивается.

— Умно. Я жду вашего звонка.

— До встречи.

— Бай.

Вот тебе и еще одна загадка. Я на всякий случай сбросил набранный номер и позвонил в службу точного времени. "Двадцать три часа двадцать одна минута тридцать секунд", мелодично отчитался робот. Маринка меня убьет.

Глава 2.

С этого начинается каждое утро.

"Убит директор компании "Финфарма" в Санкт-Петербурге — Сперанский Виктор Васильевич. Неизвестный произвел три выстрела из пистолета с глушителем, два в грудь один в голову. По свидетельству очевидцев, директор выходил из помещения офиса в сопровождении трех охранников, по результатам баллистической экспертизы, выстрелы произведены с противоположной стороны улицы одним из прохожих. Оружие не обнаружено. Ведется следствие."

"Массовые беспорядки на дискотеке в Липецке, подростки пятнадцати-шестнадцати лет, устроили драку с применением кастетов, ножей и бейсбольных бит. Есть основания предполагать, что драка планировалась заранее. Более пятидесяти пострадавших, двенадцать подростков погибло от тяжелых мозговых травм и ножевых ранений, из них четверо девушек, остальные госпитализированы в больницы города. Ведется следствие"

"Взрыв в студенческой столовой московского пищевого института. Молодой человек с рюкзаком вошел в столовую около трех часов дня, занял очередь у буфета, после чего привел в действие взрывное устройство, спрятанное в рюкзаке. Мощность его предварительно оценивается в пять — шесть килограммов тротила. Столовая располагалась на первом этаже высотного здания на улице ген. Панфилова. Взрывом была повреждена часть опор здания, в связи с опасностью обрушения, студенты, проживающие в общежитии, эвакуированы. В результате взрыва погибло более двухсот человек, обрушены перекрытия второго и третьего этажей. По предварительным данным, террорист — палестинский студент. Особо отмечается, что в помещении общежития располагалась штаб-квартира проиудейской религиозной организации "Сыновья Ноя", а вчерашний день — первый день проведения Московского конгресса "международной еврейской молодежи", проходившего в большом конференц-зале пищевого института, большинство посетителей столовой — гости конгресса".

"Перестрелка в ресторане на калужском шоссе. Вчера около пятнадцати часов в ресторане-мотеле "Застава" произошла перестрелка между посетителями, в результате которой погибли три человека — один посетитель и двое служащих. Ведется следствие".

У меня перехватило дыхание. Неужели Оксана все-таки погибла? Я удержался от звонка Белову, он все равно сегодня появится тут.

Как же тяжко... Мы с Маринкой вернулись домой в четыре — пятом... Ей хорошо, дрыхнет до одиннадцати, а я на службу, как Бобик, не продравши глазки. Уже без пяти десять, в десять — планерка. Запираю аквариум и рысью в кабинет главного. Утренний кофе уже не действует. За столом у Лебедева будут сидеть все завы отделов и ведущие журналисты. Кофе не дождешься, это не приватная беседа. Если только после планерки главвред соблаговолит произнести коронную фразу Мюллера "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться...", а Штирлицем буду я. Тогда Павлик-Полина принесет кофе, а я стану рассказывать Борису, что мне удалось выведать вчера.

Большая планерка — это недельный отчет. Каждый отдел рассказывает свой план на текущую неделю и половину следующей. Меня томило кроме жажды кофе еще одно, то, что я так и не успел просмотреть смарт-карту. Посреди планерки во время зажигательной речи Бориса о важности привлечения подписчиков, о грядущей предвыборной кампании, о необходимости размещения рекламы и прочем всем... включился селектор и Павлик пропел:

— Борис Васильевич, к вам пришли из милиции.

Борис побагровел, готовясь послать куда подальше и милицию, и Павлика, и.... но дверь распахнулась, вошел Белов со свитой из трех невзрачных личностей, с приборами в руках и наушниками в ушах.

— Я прошу прощения, но должен прервать ваше совещание, Борис Васильевич. Помещение редакции прослушивается. Сигнал идет из этого кабинета.

Мы послушно встали и гуськом потянулись из кабинета в приемную. Белов подошел ко мне: — Не уходи, ты мне нужен.

Борис, раздраженный и оттого, что его прервали и оттого, что его кабинет на прослушке, а значит, редакционные секреты кто-то узнаёт... тоже подошел ко мне.

— У тебя есть, что рассказать по этому Хансену?

— Кое-что есть. — Мне дико хотелось просмотреть смарт-карту, тем более что уже надо было возвращать микрокомпьютер. — Дай мне минут десять, и я буду готов.

— Хорошо, сейчас ищейки закончат, и будешь рассказывать.

Я нашел свободное кресло тут же в приемной, достал из кармана коробочку компьютера, включил, вставил карточку в порт. На экране развернулся универсальный проигрыватель, я поднес комп как можно ближе к лицу. На экране пробежали строки: фрагмент выступления председателя правления московского общества "Независимые женщины России" Фирсовой Маргариты Михайловны на ежегодном совещании учителей в Мэрии Москвы.

Крупная крашеная в белую мышь женщина с красным лицом. Видно, что запись сделана цифровой видеокамерой, поэтому качество изображения превосходное, а вот звук подкачал, поэтому оператор потом применил субтитрование текста, понизу кадра бежали слова:

— ...отношение женщины и общества в наше время позволяет нам, женщинам не чувствовать себя придатком мужчины! Религиозные бредни, внушающие с древних времен "да прилепится жена к мужу", ставят женщину на вторые роли в семье, обществе, спорте и даже в целом в государстве. Декларация прав дает ныне возможность нам самим определять свою судьбу, и предоставляет независимость от кого бы то ни было. Порочная мировая культура низвела женщину до домашней скотины, рабыни и производительницы детей. Любая мировая религия лишает женщину права выбора, когда ей становится матерью и сколько ей иметь детей?! Сколько лет женщин не допускали к ключевым постам в руководстве государством?! Наконец, пришло наше время. Мы — врачи, учителя, экономисты, юристы, рабочие... мы вправе с самого рождения сами выбирать свою судьбу. И сами можем решать, когда нам нужен муж, а нашим детям — отец! Когда нам пользоваться контрацептивами, а когда делать аборт? И никто не вправе ни осуждать наш выбор, ни вообще обсуждать его правомочность...

Кадр остановился. Я смотрел на крупный план Фирсовой: вскинутая в боевом порыве правая рука, отверстый рот, в обрамлении ярко алых губ, горящие глаза. Где-то я это уже видел. Мысленно я старался приставить к женскому лицу черные усики... нет, не клеится. Но что-то схожее есть. Некоторая истеричность в словах.

Теперь мне надо сложить предложенную Хансеном головоломку и объяснить, что в ней сенсационного? Белов с компанией заканчивали, и на стол Павлика выложили три розетки, один гвоздик с большой шляпкой и радиотелефон. Тот самый прямой номер, аппарат Сименс. Редакционная братия разошлась. Остались Белов с техниками, Я с Борисом и Павлик.

Борис подошел к куче жучков, взял в руки телефон.

— А этот-то чем не угодил?

— Это не ваш телефон, Борис Васильевич, — ответил один из техников, — вам его подменили.

— Серьезно? — удивился Лебедев, — и чем же он отличается от обычного?

— Обычный телефон в стандарте DECT, работает с базой, кодируя сигнал и таким образом обеспечивая конфиденциальность разговоров, а этот дублирует сигнал, один отправляя на базу в вашем кабинете, а второй на другую базу в радиусе ста-ста пятидесяти метров, а оттуда — куда угодно.

— Как мило... а где же мой аппарат?

— У того, кто тебе его подменил. — Ответил Белов. — Ладно, сейчас в твоем кабинете чисто, ребята пойдут, проверят всю редакцию, я не исключаю, что у тебя этого добра напихано, как грибов в лесу, а мы пока поговорим о наболевшем. Вы не против?

— Пошли, — сказал Борис, проходя в кабинет. Беловская команда работала аккуратно, разрушений практически не было, исключая торчащие в трех местах провода, и небольшую дырку на декоративной панели стенного шкафа. Главред занял свое кресло, уперся в подлокотники, принимая максимально агрессивную позу, и дожидаясь, пока мы рассядемся.

— Кто начнет первым? — спросил он.

— Давайте, я, — я мысленно "рванул на груди рубаху".

— Давай, — согласился Борис, а Белов промолчал.

Я собрался с мыслями, постарался систематизировать всю полученную информацию, и выложил:

— Я получил вчера от господина Хансена обещанное, он передал мне: две слайд-презентации собственной компании, служебную записку неизвестного функционера Российской ассоциации планирования семьи, фотокопию из архива Госкомстата России, фрагмент выступления лидера движения "Независимые женщины России" и фонограмму диалога на каком-то рауте или семинаре. — Я сделал паузу, что б глотнуть минералки, стоявшей на Борисовом столе.

— Интересная подборка. И какая связь у всего этого? Что в этих материалах сенсационного? — Борис мог бы и не спрашивать. Он просто решил заполнить паузу. Однако вопросы не бровь... действительно, а что сенсационного?

— По порядку. Статистика Галакс Медикал показывает, несмотря на заметный рост производства и продаж в Европе, Америках и Китае, что в России товарооборот компании за три года снизился в три раза. Из четырех заводов закрылись три. Основной спектр продукции — противозачаточные таблетки. — Борис поднял брови, а Саша, как и вчера, делал пометки на листке. Я продолжил: — В записке РАПС, сообщается о значительном взлете, более чем в три раза, абортов за последние годы. А также, что большинство абортов производится в негосударственных учреждениях. В записке также сообщается, что гинекологи женских консультаций активно пропагандируют за аборты, и зарабатывают на этом. Выступление Фирсовой призывает женщин к самостоятельности. А фонограмма диалога микрокассеты, косвенно указывает, что имеется некая сеть женских клубов, в которые вовлекаются женщины предположительно совершившие аборт, как я полагаю с целью избавления от стрессов, связанных с этой операцией они объединяются в эти клубы. Если вспомнить, что по данным Госкомстата население России особенно не растет, а старики умирают, то налицо тенденция целенаправленного разрушения общества. — Я замолчал, кажется, ничего не упустил.

Белов хмыкнул. Борис крепко почесал затылок.

— Сомнительно как-то. Я понимаю, что клубы, аборты, стрессы... но извини, не укладывается вот что: за аборт в частной клинике надо платить. А это далеко не всем по карману. Нет, тут что-то другое. Клубы стоят денег, и если, как ты говоришь, там снимается стресс, значит, работают психологи, а им тоже надо платить. Можно принять, как намек выступление Фирсовой, что всей этой программе покровительствует движение феминисток... возможно, но и для них, если прикинуть, какие нужны вложения, выходит, что тоже вряд ли по карману. Нет, за их спиной должен стоять кто-то очень богатый. Фантастически богатый. И еще. Если вся эта ситуация так аукнулась на доходах фармацевтов, значит, картина распространяется на всю страну, а не только на крупные города. Господин Хансен подкинул нам и в самом деле сенсационную информацию, но вот настолько сырую, что ни о какой публикации речи быть не может. Нечего публиковать. Фактов нет, одни догадки. Ладно, теперь, как понять вчерашнюю перестрелку? — Борис повернулся к Саше Белову.

— Пока только как-то, что Хансен заказан, и вчера его должны были убрать.

— Ого! А Серега тут при чем?

— Не знаю, думаю, он ни при чем. Но теперь, думаю, при чем.

— Белов, объясни толком. Расскажи, что можешь.

— Ну, первое, дело о покушении на господина Хансена И. М. гражданина Германии и убийстве другого Германско-подданного Берга, а также убийстве бармена из Калужской заставы, передано следственной группе из Москвы, старший — я. Поэтому, ребята, не подставляйте меня, не допускайте утечки информации. — Я опустил глаза. А Борис начал рассыпаться в уверениях:

— Само собой, Саша!

— Я вас, журналюг, знаю прекрасно, ради красного словца... поэтому на полную откровенность не рассчитывайте. — Борис пилюлю проглотил. А я уже привык. — Так вот, ты, Сережа, наверное, знаешь, что вчера вечером произошло еще одно убийство директора фармацевтической компании в Питере, — я кивнул, — характер убийства, и манера стрелка абсолютно совпадают: два, три выстрела в грудь и сразу в голову.

Я вдруг вспомнил и прервал Белова:

— А как Оксана? Ну, та девушка из "Заставы"? По сводке прозвучало, будто она погибла.

— Сереж, она в тяжелом состоянии, в госпитале. Даст Бог, выживет, тогда будет одним из главных свидетелей по убийству Берга, как и ты. Да, кстати, я прочитал твои показания, ты там ни слова не сказал, что приехал в ресторан на встречу. Хочешь и дальше придерживаться этой линии? Или добровольно изменишь показания?

— Это обязательно? — я изобразил смущение.

— Пока нет, но по мере раскручивания дела, обязательно всплывет, что ты там оказался неслучайно, и тогда твои показания станут лжесвидетельством и могут быть расценены, как попытка запутать следствие. Хансен вчера приезжал в Подольск и рассказал там, что Берга он посылал на встречу с журналистом из вашей газеты, только не сказал с кем. В общем, давайте в дело положим правдивые показания, так будет проще и мне и вам. Я сейчас у вас неофициально, но сегодня к тебе, Борис, придет повестка в РУБОП, ко мне на завтра, придешь, я составлю протокол честь по чести, и следом вызову Серегу. Сделаем все официально и честно. Вы поняли?

— Поняли, — за нас обоих сказал главвред. — Это все?

— А тебе мало?

— Конечно, мало, а какое отношение имеют документы, полученные Серегой, к этим убийствам?

— Пока никакого. Во всяком случае, очевидной связи нет. Стрелок, похоже, гастролер, не из наших, местных. И я почти уверен, что в России его уже нет. А уж кто заказчик?.. Может быть, когда-нибудь догадаемся.

— Мдааа.... — протянул, Борис. — Весело выходит. И что нам со всей этой бадягой делать? — он потер подбородок, — Ладно, ты, Сережа с майора не слезай, пока материал по отстрелу фармбоссов не наскребешь, а материал от Хансена... смотри сам, но я, думаю, можно отдать Владимиру Сергеевичу. Он у нас главный борец с абортами в православном разделе, пусть покумекает, может, получится неплохая статья номеров на три — пять... Во всяком случае, ему эта тема ближе, чем тебе.

— Ладно, — сказал я, — посмотрим, может, и отдам.

Воронин ждал меня у дверей главредовской приемной.

— Привет!

— День добрый, Сергей Алексеевич. Вы просмотрели карту?

— Да, Валентин, там запись выступления Фирсовой в декабре прошлого года, обычные феминистские лозунги...

— И что? Как сложить эту паззлу?

— Знать бы...

— Писюк вам больше не нужен?

— Нет. Можешь вернуть, передай от меня огромное спасибо. А что за слово — писюк?

Валентин взял компьютер, задумчиво поглядел на него.

— Сергей Алексеевич, давеча еду я в трамвае, кругом бабки с кошелками и два красноглазых хлопца с типично программерскими мордами. Громко разговаривают. И вдруг один другому: — Что-то у меня писюк подвисать начал... — второй вопрошает: " Может инфекция?" — "Да я проверял, чисто!" — "И что сильно виснет?" — "Сильно... тремя пальцами не поднять".

Я рассмеялся.

Валя добавил:

— А кругом бабки, бабки... и лица такие... — Умеет Воронин поднять настроение.

Валентин побежал отдавать чужую вещь, а я пошел к себе. Что-то вертелось в районе мозжечка, какая-то мысль неясная, но никак не могла оформиться в ясную и четкую... еще у Бориса в кабинете мелькнуло что-то, но я ее отогнал, мешала, а сейчас подсознательно чувствую, что-то очень интересное подумалось мне. Обидно, досадно, но... ладно. Хорошая мысль далеко не убежит, вернется.

Я сел за разбор сводки, потом вытащил недописанную статью, потом отправил с десяток писем корреспондентам на местах, потом, вычитал и "повыкусывал блох" в трех статейках из Новосибирска, Мурманска, и Ставрополя, это я так опечатки, описки и корявые стилистические предложения называю, прикинул по объему весь раздел, определил окна под рекламные объявления, и дал на распечатку. В объединенный файл раздела ввел личный код — цифровую подпись, ручкой подписал каждый лист бумажной копии, прошил все стиплером и бросил в лоток. Так завтрашний номер почти готов. Почти, потому что выпускающий еще малость покурочит материал, но это будет уже ночью, а я сегодня не дежурю!!!

И тут меня снова пробило! Я открыл почтовый ящик и всем корреспондентам, под грифом "важно!" набрал: "Срочно проработайте тему фармацевтических предприятий на Вашей территории. Мне необходима информация следующего содержания: 1. Какие компании; 2. Руководство; 3. Характер производимой продукции;4. Не было ли каких-либо происшествий на фарм-предприятиях за последние полгода?". В поле "тема" поставил шифр 001, что означает — письмо зашифровано, для прочтения использовать код — 3. Письмо улетело по тридцати трем адресам России. Теперь ждем. Ответы придут сегодня вечером или завтра утром.

Перед уходом Белов заглянул ко мне.

— Уходишь?

— Все. Мои ребята наши еще пару жучков. Один, между прочим, стоял на твоей телефонной линии. Кто у вас такой любопытный? — Белов показал какую-то непонятную фиговинку с радиодеталями. — типичная самоделка. Но поставить без паяльника невозможно. А главное, что слухач где-то рядом в радиусе ста — стапятидесяти метров. Кто мог поставить? Кто слушает?

— Саш, ну что ты хочешь? Здесь после шести — семи шаром покати! Выпускающий и тот сидит в приемной главреда, а не в этом зале. В восемь приходит уборщица и машет тряпкой до десяти. Сантехники могут припереться... да мало ли? Это ж не наше здание — аренда. Тут раздолье для промышленного шпионажа.

— Сочувствую, но делать у вас регулярный обход в поисках подслушивающих и подглядывающих устройств я не могу. Боритесь сами с утечкой информации. Вы ж — богатая газета!

— Газета мы богатая, да директор — жадный. — Парировал я. — Хотя теперь, когда можно устроить выставку обезвреженных паразитов, может, наш финансовый директор и раскошелится на защиту от прослушивания?

Белов уехал. А я решил, что два дня подряд на сухом пайке сидеть — слишком жестоко по отношению к моему желудку. Вчера, если б не заботливый Хансен, назначивший встречу в Макдональдсе, голодал бы я до глубокого вечера. Хотя и в Метелице особенно не разгуляешься. В основном выпивка и минимум закуски. Сегодня этой ситуации допускать нельзя.

Я запер аквариум и пошел в кафе на первом этаже. Пока шел по лабиринту в кильватер мне пристроился Воронин и следом за ним Катя Диас — маленькая жгучая брюнетка, красившаяся всегда под женщину — гота: бардовая помада, бледный макияж с выраженными тенями, темно-бардовые приклеенные ногти сантиметров трех длиной. Как она с компьютером управляется?

Катя не входила в список моих подчиненных, она вела колоночку женских новостей, ежедневно обшаривала интернет, используя знание трех языков: английского, французкого и испанского по роду происхождения. Катин папа — Боливийский студент, Хосе Диас, учился в Московской медицинской академии в конце восьмидесятых, зачал дочь, которую не смог, а может и не очень хотел, забрать домой. До пятнадцати лет Катя жила в Москве с мамой-студенткой той же академии и бабушкой, а, получив паспорт, разыскала в Боливии отца — к тому времени министра здравоохранения, и уехала к нему. Уже в восемнадцать Катя поступила в Университет в Сан-Диего в США, получила диплом журналиста, а работу найти смогла только в России. По уставу нашей газеты журналисты должны быть христианами из любой конфессии; протестанты, католики или православные, учитывая принадлежность нашу к Христианско-демократическому союзу. Катю папа воспитал в католической вере.

Сегодня вторник — день обычный. По средам и пятницам в этом кафе соблюдается правило постных дней. Мы присмотрели столик в углу, и заказали:

Я — солянку домашнюю, судака отварного под польским соусом с отварной картошкой и кофе "моккона" — экспресс.

Валентин — Рассольник, кашу гречневую с вешенками и кисель.

Катерина долго перебирала меню, и, наконец, взяла: фруктовый салат, тушеные баклажаны "по Бакински", первое блюдо проигнорировала, и заказала бутылку клюквенной настойки и три бокала.

— Мальчики, поздравьте меня.

— Поздравляем, — сказал Валентин за двоих, — а с чем?

— Сегодня вышла моя двухсотая публикация в нашей газете.

Столик нам быстро сервировали, официант налил "Клюковку" в мой бокал и, повинуясь не столько важности нашего визита и статусу ресторанчика, сколько муштровке, стоял в ожидании пока я как старший среди нас попробую наливку и одобрительно скажу: "Неплохо, весьма...", только после этого он налил остальным, поставил бутылку и отошел. Этикет-с... Зачем эта интермедия, будто мы в "Метрополе" а он наливал "Вдову Клико" или "Дом Периньон"... забавно.

Мы звякнули бокалами, провозгласили в четверть голоса — за Катю! И выпили. Принялись за еду. Суп с Клюковкой... необыкновенное сочетание вкусов! Вкусовая гамма... Гурмены, ёлы! И гурвумены!

Катя копалась во фруктовом салате, выбирая из взбитых сливок кусочки киви. Хорошая у нее помада, край бокала после клюковки — чистый, без характерного отпечатка.

— Кать! — окликнул я между ложками солянки.

— У? — спросила она.

— У тебя какая помада?

— Макс-фактор, — удивленно уставилась на меня Катя, — А тебе зачем?

Я прожевал, проглотил, промокнул губы салфеточкой.

— Да так — разговариваем.

Валька прыснул в гречневую кашу. Катя добрала остатки салата. И мастерски парировала:

— Надо же, а я подумала, что это уже интересно не только Павлику. — На этот раз я поперхнулся. — Вы мне лучше расскажите, что у вас, на криминальном фронте, интересного?

Мы с Валентином переглянулись.

— Кать, ты замужем?

— Так, неофициально.— Она принялась за баклажаны. Сереж, наливай что ли. Что вы, тут, как не мужчины... А вам зачем?

— Что зачем?

— Ну, замужем я или нет?

Валька готовился снова прыснуть, но я постарался нагнать серьезности:

— Кать, вот ты спрашивала, что интересного? А я тебя спрошу. Для тебя имеет значение, что производство и продажа противозачаточных средств сократились за последние три-четыре года втрое?

Она уставилась на меня, надеясь увидеть хоть капельку подначки, но я старательно сохранял серьезность.

— В другой раз, я, может быть и не стала б отвечать на этот вопрос. — Катя говорила задумчиво, как бы советуясь с собой — правильно ли я делаю, что отвечаю? — Имеет, конечно. Я свой любимый моридон не могу нигде найти. Приходится пить заменители, а они вреднее. А зачем вам это?

— Да так. Я тоже кое-что понимаю. А еще скажи, — я немного помялся, за обеденным столом эту тему обсуждать с дамой было не совсем удобно, но она сама напросилась, пусть терпит. В конце концов, мы ее с собой не звали. — Как ты относишься к абортам?

Катя Диас перестала есть, положила вилку и нож, промокнула губки, и серьезно, приподняв двумя пальчиками сверкающий алмазными гранями платиновый католический крестик, уютно примостившийся в вырезе кофточки на груди, сказала:

— Если вы думаете, что я ношу крест для красоты, то вы ошибаетесь. Я совершенно искренно считаю, что аборт — смертный грех. И если Богу будет угодно, чтоб я залетела — я стану рожать. Есть замечательная пословица, которая на французском звучит красивее чем на английском и испанском: "Le Dieu donne les enfants, donnera la nourriture" Вам понятно? Хотя, я надеюсь, что мы сыграем свадьбу до того, как я уйду в декрет. — добавила она, улыбнувшись. — не могу представить миниатюрную Катю беременной.

— Вполне, но лучше б ты ее перевела, — ответил я и обратился к судаку. Катины глазки уже светились профессиональным интересом. Она продолжала пропиливать баклажановые пластины, накладывала фарш и зелень поверх кусочка, но отправлять в рот не торопилась. Наконец, она положила вилку.

— "Господь дает детей, даст и еды для них". Ну и к чему вы все это у меня выспрашивали?

— Кать, если б мы сами могли все объяснить. — Сказал Валентин. — У Сергея Алексеевича есть кассета с записью беседы двух женщин, мы так поняли они члены какого-то клуба. Ты что-нибудь знаешь о женских клубах?

Она недоуменно пожала плечиками.

— Клубы? Исключительно женские? Я наведу справки. Мне сейчас на память приходит только "Мери Кери", это система многоуровневого маркетинга по продаже косметики фирмы "Мери Кери". Только это.

— А что они делают? — спросил я.

— Продают. — Просто ответила Катя. — Схема простая: есть склад продукции "Мери Кери", покупаешь право торговли их товаром у них же — примерно, ну для ровности счета, скажем, за сто Евро, затем привлекаешь к продаже еще женщин, они тоже покупают право торговли за такие же деньги, а фирма тебе дает "откат" процентов 10-15... те женщины активно торгуют косметикой, и одновременно тоже привлекают к этому бизнесу подруг, а иногда и случайных знакомых, желающих попробовать себя в бизнесе. Количество женщин постепенно растет, и всякий раз привлекая к торговле новых партнеров, так они себя называют, которые платят за право торговать, первые в этой цепочке получают "откат", и их доход уже формируется не только из дохода от проданного товара, но и из этого отката. Для вершины образующейся пирамиды, большая часть дохода составляет именно от привлеченных членов. Но на них лежит забота о проведении семинаров, снятии в аренду залов, офисных помещений и помещений для склада. — Мы слушали Катю, открыв рты. — Так вот растет сеть. Рано или поздно, кто-то создает под собой вторичные сети, структуры, выходит напрямую в финансовых отношениях с фирмой "Мери Кери". Главное во всем этом, то что женшины, чем выше поднимаются, тем меньше торгуют сами, и тем больше заняты организацией процесса. А к этому уже не все способны.

— Кать, ты так хорошо все знаешь — откуда? — спросил Валентин.

— Имела грустный опыт участия, — Катя вновь обратилась к баклажанам.

Некоторое время мы молча жевали. Я спросил:

— А почему — грустный?

— Не все имеют талант торговать, но всем хочется получать деньги. Я выложила сто семьдесят пять евриков, закупила партию кремов и масок, еле-еле распродала все это, и никого из моих подруг не смогла привлечь к этому бизнесу. Бросила все. И честно говоря, таких как я — большинство... Я — исполнитель, а не организатор.

— А они, что же, так и бросают всех в море бизнеса без учебы, подготовки? — спросил я. Я кое-что тоже слышал об этих пирамидах.

— Ну почему, там два — три раза в неделю проводятся семинары, каждая участница рассказывает; — как она ведет дела, чем и как привлекает к бизнесу женщин. С ними также работают профессиональные психологи, объясняют, как находить мотивацию, как влезать в душу, дают читать книги по маркетингу, бизнесу, психологии. Но, мальчики... — Катя сделала паузу и многозначительно посмотрела на бутылку с остатками Кьянти, — налейте, что ли! — Я сделал знак Валентину, "мне не надо". Мне еще машину рулить, дорогу ехать.

— И что — но? — жаждал продолжения Валентин.

— Но не по мне все это. Я махнула рукой, пропади они пропадом. Косметика хорошая, но в бизнес ихний, я больше ни ногой.

Катя чокнулась с Валентином, и мелкими глоточками выпила. Я допил кофе. Обед закончился. Вставая, я сказал:

— Извини, Катя, что испортили тебе обед.

— Да ладно, вам! — Катя улыбнулась, — ерунда какая. Вы спрашивайте, если что, я помогу. Но за переводы — страница — евро. Идет?

— Вполне, Катенька!

Мы вместе дошли до выхода, рассчитались с официантом у кассового аппарата. Катерина пошла на улицу — прогуляться. А мы с Ворониным застряли на лестничном пролете. Складывалась картина еще более непонятная. Из диалога и в самом деле выходило, что женщины — члены некоего клуба, участники семинара, болтают в перерыве — об абортах. Ничего себе тема? Что из этого можно предположить? Ровным счетом — ничего. Кроме того, что у той, что явно гостья, "камень с души упал", значит, с ними там проводят душеспасительные беседы, или еще что-то, что снимает тяжесть. Как Катя сказала: "Аборт — смертный грех", ага! Значит, на этих семинарах психологи умело снимают с женщин перенесших аборт — чувство вины. Здорово. Но это единственный пока вывод, который я могу сделать.

День за огромным витринным стеклом перевалил к вечеру. Осень нынче жаркая идет. Климат сдвинулся совсем... лето каждый год все жарче, а зимы — холоднее и без снега... и противозачаточных не достать... Как страшно жить! Да. И чего я голову ломаю? Верно, Борис советовал, отдать всю эту бодягу в православный отдел, отцу Владимиру, пусть он раскапывает и клубы эти, и статистику ненормальную... Нет. Все-таки неспокойно на душе как-то, тревожно. Вчера, когда в меня стреляли, тревога была другая. Там страх ощущался, противный, липкий... особенно, когда увидел, как легко, походя стреляли эти подонки в бармена и девушку... а в Берга? Уверен, что фамилии они не спрашивали. Для киллера очевидно было, что сидящий в кресле — Хансен.

Я поежился, несмотря на послеполуденное пекло на лестничной площадке, от воспоминаний зазнобило. Валентин, куривший рядом, заметил.

— Чего?

— Да так... вчерашнее вспомнил.

— За тобой охотиться не станут?

— Типун тебе на язык! Белов сказал, я им — до фонаря. Они за фармацевтом этим охотились. Вопрос — зачем? И ответа на этот вопрос пока не видится. Ты докурил? Пошли работать.

Вернувшись в аквариум, я, первым делом, проверил почту. Пришли три письма. Из Ростова-на-Дону, Нижнего Новгорода и из Саратова. Я их внимательно перечитал. Во всех трех городах имеются фармацевтические фабрики и заводы. В Нижнем Дзержинское НПО "Кристалл" на базе бывших оборонных химзаводов огромный заводище — производитель фарм-сырья. Спектр иммунные препараты, анальгетики, сульфаниламиды, химиотерапевтические препараты, и ОПА! — пероральные контрацептивы... интересно чьи? В Смысле — наши или импортные? По лицензии Рихтера. Очень хорошо. В Саратове — нет, не в Саратове — город Энгельс — дочернее от Хёхст — фасовка, двенадцать позиций, и ба! Снова — контрацептивы.

И последнее — Ростов-На-Дону... Просто прекрасно, большое химико-фармацевтическое объединение Азов-фарма, большая сеть производителей, фасовщиков в самом Ростове на Дону, в Таганроге и Азове.

Во всех трех городах за последние полгода сменилось руководство — Директора и замы. Из Нижнего прислал даже отсканированную вырезку из нашей же НРГ: " 25-го мая вечером на пороге собственного дома застрелен генеральный директор НПО "Кристалл" — Дивов Николай Васильевич. Убийство — заказное, вероятнее всего связано с коммерческой деятельностью убитого." Сухие строчки, ничего не значащие фразы. И еще двое, и в Ростове и в Саратове. Создавалось впечатление, что кто-то отстреливал только одного человека из руководства предприятий. Зачем? Запугивали остальных? Не платили требуемую дань? Надо выяснить. Я сразу же отправил по этим трем адресам новые запросы: "По возможности аккуратно, выясните, что послужило причиной убийства? Соберите все, от фактов, до слухов. Если есть данные производственных показателей фармфабрик — подберите все и сообщите, не было ли за последние три года сокращения производств?". Ответ я уже знал, во всяком случае, на последний вопрос.

У меня в запасе оставался лично господин Хансен, но искать встречи с ним я должен уже вооруженный некоторыми фактами. Так что, пока эту встречу мы отложим.

Я еще раз погнал Вальку за диктофоном, и под его чутким руководством, диалог с кассетки перегнал в компьютер. Взял листочек бумаги и начал рисовать. Первый вопрос: кто? Кто является основой всего этого? Ответ пришел почти сразу — женщины. Во всех трех документах вся информация вращается вокруг женщин. Поэтому я в самом верху посередине написал — "Женщины". Справа и пониже "Контрацептивы"; слева и на этом же уровне — "Аборты"; в середине написал — "Клубы", а внизу: "НЖР — Фирсова". Получился ромбик. Никаких стрелок я не рисовал, просто смотрел на эту конструкцию и пытался понять, что всем этим мне хотел сообщить немец? Что однозначно можно отнести к женщинам? Аборты, Феминисток и контрацептивы. Я провел три черты, соединяя надписи. От "Женщин" черта опустилась к "Фирсовой" через "Клубы". Действительно есть связь, или случайно оно так обозначилось? Что нужно лидеру НЖР от женщин и чем может быть полезна НЖР — женщинам? Рано или поздно — узнаем. На экране компьютера замигал почтовый ящик "пришло письмо". Ответ из Тулы. " В городе имеется небольшая фармфабрика, в перечне продукции — вагинальные противозачаточные свечи. Руководство живо. Все живы и здоровы". Ну и, слава Богу. Что я голову ломаю? Я набрал на мобильном телефон Белова.

— Саш!

— Уже соскучился?

— У тебя минутка есть?

— Не больше. Выкладывай.

— Помнишь, ты говорил, что фармацевтических боссов отстреливают? У нас вот и в Питере?

— Ну?

— Так вот, я закинул удочку моим респондентам в регионах, то же самое было и в Ростове, который на Дону, и в Нижнем, и в Саратове. И везде Генеральные, или как в Саратове — Зам. Я жду еще ответов. Тебе это важно?

— Да. Очень. Подготовь официальную записку на вашем редакционном бланке, а я перепроверю по своим каналам. Все, я тебе перезвоню.

Вот и поговорили. А что я хотел? Белов, похоже, на совещании.

Хуже нет, ждать и догонять... К пяти вперся Воронин.

— Ну, что тебе?

— Сергей Алексеевич, я тут качнул по интернету...

— Что качнул?

— У меня эсэс-спайдер, вы ж знаете, я по поисковым серверам не хожу, заложил "аборты" и вот! — Он помахал распечаткой.

— Не егози, говори толком, что нарыл?

— Вот Организации пролайфистов, православные и католические сайты, общество в борьбе с абортами. Проабортные организации — вот, МФПС — что это? Международный фонд планирования семьи. И Его российское отделение — РАПС. С пеной у рта уже много лет доказывают, что аборт — это личное дело женщины. Они, конечно, осуждают их как явление, как вредную для организма женщин операцию, но последние годы делают это вяло, и лишь немного агитируют за безопасный секс. А раньше бесплатно раздавали презервативы в школах старшеклассникам. А вот и ссылочка на две тысячи второй год "Депутат госдумы Чуев вышел с предложением отменить закон от еще аж девяносто пятого года подписанный В.С. Черномырдиным, разрешающий по социальным показаниям производить "ранние роды", а точнее аборт на поздних сроках до двадцати недель". И что вы думаете? Он до сих пор не отменен. Я узнавал.

— Хорошо. Это просто прекрасно. — И как я сам не дотумкал пошарить в сети? Старею, тупею. — И что из этого выходит? Что гинеколог сначала доводит женщину до позднего срока, а потом ставит ее перед фактом и требует, чтоб она делала аборт в частной клинике, а сам с этого получает процент? Я думаю, такие вопиющие факты уже давно присылались бы к нам от возмущенных беременных женщин! А у нас — ничего подобного нет. Факты очень интересные, Валя, но привязать их не к чему.

Воронин помрачнел.

— А еще у тебя что?

— Да так, ерунда всякая. Клонирование, клетки эмбриональные, но это все факты конца девяностых. Свежего на эту тему ничего нет. — Он бросил бумаги в корзину.

Мы задумались, и я спросил:

— Валь, а тебя как-то волнует, что противозачаточных все меньше?

— Нет, — удивленно ответил он.

— Стоп, стоп, — забрезжило у меня под черепом, — а ты пользуешься, презервативами, например?

— Сергей Алексеевич — у меня одна подружка, я ее имею, и она меня никогда не ставила перед фактом использования латекса, я в первый раз спросил ее — "надо?", она сказала: "да ну их!", и я с ней уже три года, но ни разу не применял. — Валентин покраснел от столь интимных признаний.

— Должен тебе сказать, Валя, что я тоже не думаю об этом, кстати, ты говоришь, три года? И что, она ни разу не забеременела?

— Нет. Не дай Бог. Куда нам? — я думаю, думал, что она пьет эти их противозачаточные...

— А теперь ты как думаешь?

— Не знаю.

— И я — не знаю.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день... Пойти, что ли еще кого-нибудь поспрашивать на столь интимную тему? Можно, хотя можно и по морде огрести, в лучшем случае, а в худшем заиметь репутацию беспардонного идиота. Мужики-то, может, и ответят, кое-кто, но сначала будут долго выспрашивать, как одесские евреи, а зачем мне это нужно? Потом соврут что-нибудь, потому, что никто не поверит, а выкладывать всю подноготную я им не намерен. Соответственно могу не рассчитывать на честность. Среди женщин редакции, кроме Кати Диас, вряд ли кто-нибудь окажется столь же откровенным с нами. Катя — женщина состоявшаяся в свои двадцать шесть, и я, расспрашивая ее в кафе, мог вполне получить бокал Кьянти в физиономию, но, к счастью она все восприняла достаточно серьезно, и серьезно же ответила. А что если подключить ее к расспросу, мы с Валькой поговорим с мужским населением редакции, а она пока тихонько опросит — женское?

Я представил на минутку, как мы с Валентином, будто заправские социологи ходим по лабиринту редакции и задаем вопросы: "В сексе вы используете презервативы?" "А ваша жена использует противозачаточные таблетки?", "А как вы предохраняетесь и предохраняетесь ли вообще?" Бред сивой кобылы. А Катя? Как она будет узнавать? Не представляю себе.

Катя выслушала нас. Переспросила:

— Вы это серьезно?

— Совершенно серьезно, — уверили мы ее. — И если б она хоть чуточку улыбнулась, мы бы как два осла заржали и провалили б все дело. Но, к счастью, она не улыбалась, а пытливо всматривалась в наши честные глаза.

— Ладно, так и быть, но я не обещаю, что это будет быстро... — Катя не двигалась с места. — Ну, идите, идите. Чего ждете? Я узнаю — принесу.

И мы пошли. И нельзя сказать, что зря. Павлика из опроса мы сразу исключили. Педерасты вряд ли поймут саму суть вопроса. Им незапланированная беременность не угрожает. Тех, кого мы с Валентином относили к педерастам аллегорически, то есть просто не считали достойными общения на столь щепетильную тему — тоже исключили. Осталось человек пятнадцать — семнадцать.

Через полчаса с чуточкой, мы имели полтора десятка опрошенных мужчин из числа нормосексуалов, которые честно ответили на три наших очень интимных вопроса. Двенадцать презервативами не пользовались. Трое от случая к случаю, так как были не женаты, а имея случайные связи не рисковали здоровьем. Из двенадцати девять представления не имели, чем пользуется жена. Трое — знали. Любопытная статистика получалась. Но мы ждали Катю. Мы ее ждали долго. Наконец, Валентин первым не выдержал, и пока я разбирал пришедшую на мой запрос почту, помчался к ее закутку. Я не успел толком вчитаться в присланное, как он вернулся.

— Сергей! Идем скорее!

— Да что случилось?

— Уж случилось! Она плачет.

Я пошел за ним. Катя хлюпала носом, и сквозь платок, проревела:

— Сего приперлись?! Я сказала, сама приду.

— Кать, ты, пожалуйста, не плачь. Что случилось? Тебя кто-то обидел? — она помотала головой "нет", — С парнем своим поругалась? — она снова покачала "нет", наконец сквозь всхлипы, ответила:

— Я из-за вашего опроса с подругой разругалаааась!

Я послал Валентина за водой, через минуту тот уже стоял рядом — с пластиковым стаканчиком в руке. Катин рев не остался без внимания остальных сотрудников редакции. Она выпила воды, протерла платочком уже красные глаза с растекшейся косметикой. И озираясь, спросила:

— Уже и пореветь нельзя? Всем спасибо, все свободны! — Мы с Валентином стали осторожно подпихивать людей, разгоняя толпу. Я закрыл спиной дверной проем Катиного закутка, Валька тут же присел на табуреточке.

— Ну, говори, что случилось? — сказал я тихо.

— Я начала не как вы, бродить по редакции, а просто решила позвонить подругам, в поисках совета. Типа, моего моридона нигде найти не могу, гинеколог назначил какую-то дрянь типа провидона, и вот звоню узнать — а чем пользуются они? — Класс! Катя — талант!

— Ну и...?

— Что, ну и? Ну и — ничего, все в один голос "Да зачем ты пьешь эту дрянь?". Я им — а как же? Залетишь не во время, потом рожай, декрет, жизнь набекрень. Хорошо если бабушка поможет! И они в один голос "Дура! Сделаешь аборт, всего и делов-то!" От троих я это еще проглотила, а четвертая — моя школьная подружка, я ей "какой аборт? Грех — это!" Как понесла! Катька — ты от жизни отстала! Никакой это не грех! Обычное дело! Я уже пятерых выковыряла и хоть бы что!" Ну, тут я и сорвалась. Высказала ей... говорю, сука ты! Убийца! Пять человек угробила! Бог тебя накажет! А она мне "Фанатичка религиозная" и трубку бросила. — Катерина опять начала всхлипывать. — А ведь мы с ней с детского сада вместе...

Мы еще с полчасика сидели в Катином закуточке, успокаивая ее. Катя сходила, умылась и, уже окончательно оклемавшись, решительно потребовала:

— Все. Концерт окончен. Я буду приводить себя в порядок. Информацию получили — идите, думайте.

И мы пошли. По пути я сменил тему:

— Валь, ты утром ездил на место тер акта?

— Естественно. Я там был еще ночью, вчера вечером мы разбежались, а как в новостях сказали про взрыв, я сразу и махнул туда. Столовую разворотило так... — он показал руками, выходило, что от столовой остались одни воспоминания, — и общага одиннадцатиэтажная стоит, слегка накренившись, как пизаньская башня.

— А правда, что погибших более двух сотен?

— Возможно. Я ж писал в сводке — в этой столовой ужинали участники молодежного еврейского конгресса, а по данным оргкомитета, участников — около трех сотен. Столовка была битком набита, конгрессмены и студенты. Когда вы, Сергей Алексеич, пошли трапезничать и меня сманили, я как раз расшифровывал материалы пресс-конференции.

— Ясно. Ну, иди, доделывай статью, завтра пойдет с анонсом на первой полосе.

Я вернулся в аквариум. На экране полыхала надпись "вам письмо!". И не одно письмо пришло, на меня свалилась информация из двадцати пяти регионов, по моему запросу.

В двенадцати из них были фармацевтические заводы, из которых семь занимались в основном фасовкой различных противозачаточных средств. И во всех семи с руководителями верхнего звена происходили несчастья. Автокатастрофы, нападение на улице, пожар, взрыв в офисе. Создавалось впечатление, что кто-то активно воюет с производителями контрацептивов. Следствия велись по всем делам, но безрезультатно. Я выписал на отдельную страницу города, предприятия и фамилии пострадавших руководителей, в общей сложности получилось десять случаев, а с Хансеном и вчерашним питерским убитым — двенадцать. Я выполнил просьбу Белова, через четверть часа справка за моей подписью улетела по сети в РУБОП на его имя. Покончив с формальностями, я опять взялся за начатую мной схему и рядом с абортами написал (4 женщины из 5 считают, что предохраняться не нужно и лучше делать аборт), а рядом с "контрацептивами" добавил (из 10 мужчин не предохраняется никто; семь не знают — предохраняется ли жена?)

Я помню, мне мама давно уже говорила, что аборт — травматичная для женщин операция, что после него может развиться бесплодие, что травма не только физическая, но и психическая. Странно, по откликам подружек Катерины Диас этого не скажешь. И статистика убеждает, что наши женщины предпочитают предохранению — аборт. Я поднял трубку и набрал Катин телефон.

— Ну, ты как?

— Нормально. Что вам еще?

— Кать, растолкуй мне, как может быть, что по статистике число абортов растет, а продажа противо... — она не дала мне договорить.

— Сергей, я тебя очень прошу, прекрати. Мне эта тема противна уже. Тебе доставляет удовольствие выяснять про аборты? Я за тебя рада. Меня уже тошнит от этого.

— Прости, Катенька, я только и хотел спросить, может ли быть, чтобы женщины предпочитали предохранению — аборт?

— Нет! Это абсурд! — со злости она грохнула трубкой по столу, мимо аппарата.

— Спасибо, Катя! Еще раз извини. Это я и хотел от тебя услышать. — Я отключился. Итак, налицо абсолютно абсурдная ситуация, объяснения которой я найти не могу. И сразу закралась мыслишка: а может и не надо искать никакие объяснения? Все-таки и использование противозачаточных и аборт и все что связано с личной жизнью человека, а "женщина — она тоже человек!" — очень интимно. Неслучайно же я постоянно чувствовал какое-то стеснение... мне трудно заговаривать с людьми на эту тему, даже с моими сотрудниками, мне все время мешает размышлять какое-то подсознательное отталкивание... и все заметнее становится то усилие, с которым я заставляю себя вникать. В конце концов, Фирсова права, аборт — это личное дело женщин. Им делать — им и решать. Стоп, стоп... а я? А мы? Мы — мужчины? Мы что ж в деле сотворения человека, зарождения жизни уже никто? Некоторый фактор, без которого зачатия не произойдет, а в остальном — ничего не значащий? Или все-таки, надо бы и нашего мнения спросить? И я явственно услышал: "А что это вы вообще можете решать? Не вам рожать — не вам и решать!". Нет, тут что-то неправильное. Я никак не мог оформить словами — что... но все это было неправильно, не по-людски как-то. Я представил себя и Марину, мы — семья, мы ждем, не дождемся, когда ж, наконец, появится третий член семьи... и мы — вместе. А кто-то изо всех сил старается избавиться от "нежелательной" беременности, по самым разным причинам. Но чаще всего, как мне кажется, потому что семьи как таковой — нет, а есть лишь ее отдельные члены, сожительствующие на одной площади, и в чьи планы не входит создание еще одного проживающего, еще одной заботы...

В половине шестого позвонил Белов.

— Серега, приехать можешь?

— Могу. Что-то случилось?

— Так, думаю тебе будет интересно, Хансен приходил.

— Зачем?

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Но он рассказал кое-что интересное.

— Еду. — Я запер аквариум, предварительно отзвонившись Борису, что я уехал к Белову, и попрощался до завтра. В лабиринте меня перехватил Валька.

— Сергей Алексеевич!

— Чего, Валь, только быстро, меня ждут.

— А, тогда до завтра!

— Ну, пока.

Чего он хотел? Завтра расскажет. До Беловской конторы я долетел за десять минут, несмотря на вечные пробки. У Сашки в кабинете туманно, дым сигаретный сворачивался в клубы и ходил под потолком, опускаясь ватными пухлыми шарами на пол. Я понял — только что закончилась оперативка. Я первым делом шагнул к окну и открыл по шире.

Мы не стали здороваться, виделись утром. Я сел к столу, Белов вынес ведро с окурками — называемое пепельницей, самое настоящее ведро, литра на четыре, мятое, с лязгающей проволочной ручкой, и корявой чеканеной надписью по борту "Курить — здоровью вредить!" и вернувшись, водрузил его посреди стола для заседаний. От ведра несло табачищем.

— Сашк, ты можешь его со стола убрать?

— Ой, ой, какие мы нежные! — Белов залез в тумбу, вытащил папку-скоросшиватель Дело N... плюхнул перед собой на столе. Я поднял брови.

— Это уже столько материалу нарыл? Ну, ты и горазд качать информацию, Белов.

— А ты думал?! В рубопе работать, не ноздрями мух давить у вас в редакции! — Сволочь Сашка, вечно он подковырнет, и сравнения все какие-то забористые находит...

— Ну, да я понимаю... мы в белых рубашках, а вы по локоть в дерьме? — не давал я ему спуску.

— Именно, Серега, именно. Давай-ка, сначала мы тебя из дерьма выдернем, — я удивленно поднял брови во второй раз, — куда ты себя, так упорно засовывал в ресторане, давая показания оперу, что оказался там совершенно случайно. Хочешь настаивать на этих показаниях?

— Сашка, ну ты — гад! Ты ж сам сказал, что вызовешь меня чин-чинарем завтра и я во всем сознаюсь...

— А чего тянуть? — продолжал стебаться Белов. — Ты уже сам явился с повинной, тут мы тебя, голубчика и оприходуем! — Я видел, что он шутит, но от этих шуток уже познабливало.

— Ладно, прости засранца еще раз, я труханул сильно. Да и сам посуди, если б я там сразу выложил, что приехал на встречу как раз в шестнадцатый корпус, меня б там же и оприходовали в Подольское кпз, как главного подозреваемого, или нет?

— Отрицать не буду, но ты был бы не вруном, гражданин Евсеев, а нормальным честным подставившимся журналистом. Ну, посидел бы сутки — двое, подумал бы о превратностях судьбы... Сизо еще никому во вред не шел, могу точно сказать — там и рождаются философы и великие писатели. — Белов, наконец, устал пинать меня, и сказал серьезно: — хоть ты — журналюга, и среди действующих лиц этого дела, я знаю, что ты никого не мочил. Просто — уверен. Во-первых, как ты сам мне подтвердил, фармацевтов начали активно мочить недели две— три как. Во вторых, Берга и питерского директора замочил один и тот же киллер, что подтвердили Питерские же опера, опросившие свидетелей. Описания совпадают с твоими и Оксаны, — я не удержался:

— Она в сознании? Жива?

— Жива, и дала кое-какие показания. — Белов поморщился раздраженно, не любит он, когда прерывают. — Описание ваше совпадает, — повторил он, — Кожан твой — наглый, собака, он вышел в Питере из машины с пассажирского места, и типа фотографировал достопримечательности на Обводном канале. А как только из подъезда вышел убитый, лег на крышу машины и, почти не целясь, дал три выстрела, потом сел в машину и они улетели. Машину ту потом нашли брошенной на проспекте Энгельса аж! Если ты в географии Питера не рубишь, то на другой стороне города. И все, ищи — свищи. Питерцы ищут, но я почти уверен — он не наш, почерк специфический, и пушка не наша — экзотическая.

— Это какая же? — я стал прокручивать в уме марки пистолетов.

— Австралийская модель "Альпин-2000", электронный. С системой опознавания владельца.

— Он что — больной? Его ж можно вычислить?

— Он не больной, Сережа, — этот пистолет лупит короткими очередями по три патрона в раз, без отдачи почти, и с невероятной кучностью, чтоб одним нажатием разнести три пули равнобедренным треугольником, как ты видел сам у Берга, надо быть очень хорошим стрелком-мастером. А вычислить его, может, можно, а может и нет. Мы уже откатали пули из Берга, Оксаны, бармена и питерца... Все они из одного ствола. Так что не дрейфь — ты, вне подозрений, как килер, но — Белов хитренько улыбнулся, — тебя можно привлечь за соучастие, например... Рассказывай, как ты передавал записку килеру, и выманивал бедного Берга в ресторан на Калужской трассе?

— Сашка, завязывай! Давай дальше, откатали и что?

— Ты мне зубы не заговаривай, а то вишь, навешал лапши вчера доверчивому Белову на уши, а он тоже, не лаптем щи хлебает, его как стреляного воробья на мякине не проведешь! — Белова опять понесло куражиться надо мной. Мне это начало надоедать:

— Да на кой хрен мне его было выманивать? — заорал я, — Я его до вчерашнего вечера и знать-то не знал.

— То-то, что не знал, а тебе и знать не надо. Потому что выманивать надо было Хансена. — Белов опять начал нормально говорить.

— А он зачем мне сдался?

— Тебе ни за чем. А вот киллеру его заказали, как и еще четырнадцать человек — руководителей фармацевтических компаний. — Белов показал на меня пальцем, — Что тебе вчера дал Хансен? Ты ведь, собака, козлина огородный, получил материалы, а мне ни полслова!

— Как это ни полслова? А утром у Лебедева? Я все доложил. Как есть.

— Это ты ему доложил, сучок корявый, а я там случайно оказался, и услыхал о том, что ты, подгорный и полянский, каким-то образом заполучил-таки материалы. Каким же?

— Сашка, ты перескакиваешь, ты мне говорил про Хансена.

— Нет, ты ответь! Как тебе этот шпиён немецкий передал материалы?

— Не скажу. — Я начал подыгрывать Белову. — Хошь, режь меня, хошь — ешь, — ничего не скажу, фашист проклятый. — Добавил я спокойно.

— И все-таки? — спокойно отреагировал на "фашиста" Белов.

— В Макдональдсе, — повесил я "повинную" голову, — кассирша в пакет сунула.

Белов не стал сечь. Вздохнул только.

— Нет, сволочь ты все-таки. Почему сразу не сказал?

— А что говорить-то было? А ты б сразу заграбастал бы, и поминай, как звали... — я честно отвечал.

— У-у-у, журналюга — одно слово, так и дал бы, — сказал Белов, замахиваясь пудовым кулаком, — за что люблю, сам не знаю. В общем, так, ты сам утром сказал, что у его фирмы катастрофически упал объем продаж противозачаточных, они это почуяли еще два года назад, причин не знали, и вот полгода назад после Рождества, собрались четырнадцать директоров и стали выяснять, что да как? Никаких радикальных мыслей у них не нашлось, кроме одной. — Я поднял уши, — нанять частных сыскарей, чтобы те им сделали аналитику, почему вдруг бабы наши перестали трескать противозачаточные таблетки? Скинулись, заплатили одному агентству хорошие бабки, агенты взялись за дело... и к августу нарыли сколько-то материала на эту тему, но... — Белов сделал многозначительную паузу, открыл бутылку Бонаквы, глотнул газировки, отрыгнулся через нос и продолжил: — Напряги-ка память... Какое частное сыскное агентство месяц назад приказало долго жить? — я напрягся.

— Аргус?

— Точно. Ты ведь как представил это дело в печати?

— Как вы на брифинге сказали, так и представил.

— Умница. Как межкриминальные разборки. А на самом деле, эти молодцы и молодухи зацепили что-то очень серьезное в своих изысканиях... и их попросту убрали. Всех. И материалы, которые они нарыли, тоже убрали, а остаточек Хансен хотел отдать тебе... точнее не тебе, а "честному журналисту"... Господи! Да где он честных журналистов-то встречал?

— Не отвлекайся, Саш. Что дальше?

— Ну, что, что... Он нашел твоего Лебедева, через него тебя, и тут его, на его счастье, вызвали в фармкомитет на Щукинскую, он очень расстроился, и попросил своего друга Иохана Берга съездить в Калужскую заставу, чтоб тот передал тебе, не информацию, а условия для встречи, — я вздохнул облегченно. Все-таки Хансен умница, знает, что телефон его у меня, и не стал попусту брякать, догадался, что если я его взял, то тайком и уже у трупа. Спасибо, вам, господин Хансен, с меня магарыч. — Но убивец в кожанке этого не знал, и замочил Берга с чистым сердцем, полагая, что это заказанный Хансен. И тут же улетел в Питер.

— А ты думаешь, ему не передали, что он замочил не того?

— Думаю, нет, потому что ему до фонаря, его дело выйти на цель и нажать на курок, а думать должны организаторы. А они уже знают, что ошибочка вышла, знают и то, что материалы оказались в редакции. Так что, я уж не знаю их планов... Станут они снова охотиться за Хансеном и тобой, или нет? — не думаю. На их месте, я бы не стал. Они теперь должны бы маскироваться как можно тщательнее и не менее тщательно следить за твоей деятельностью и моей. — Белов удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — Уф, так много давно не говорил. Устал. Давай теперь ты, что нарыл, какие выводы уже можешь делать?

— Если ты думаешь, что я так сразу прощу тебе выпад в адрес честных и бескорыстных трудяг — журналистов, то ты ошибаешься. — Начал я. Белов с удовольствием смотрел на меня, сложив руки на груди. — Во-первых, Саша, я закрою окно, — я подошел к окну и запер его, и занавесил шторы, — во вторых, будь любезен, включи приемник негромко и поставь его за шторы на подоконник, — Белов включил магнитолу, и, не вставая с кресла, задвинул за штору. — В третьих, объясню: У меня, Саша, есть микрофон, который берет разговор двух третичных сифилитиков с расстояния в километр, и еще этот микрофон может отлично слушать через оконное стекло, улавливая вибрацию последнего от слов, произносимых в комнате...

— Хвастун! — сказал Белов.

— Отнюдь, — ответил я, — если такая игрушка есть у меня, то и у заказчиков Хансена, она тоже может быть, ты меня предупредил — я принял меры. А теперь возьми обратно козлищу, журналюгу, а также, подгорного и полянского, кстати, кто это?

Белов улыбнулся.

— В моем детстве были такие члены политбюро, Подгорный и Полянский, тоже — козлы. — Он заржал. — Ладно, ладно, замяли, я все взял обратно.

— Ты не ладь, и дело не гадь, — сказал я бабушкину поговорку, — В общем, так. В том, что мне передал немец, наибольший интерес сейчас представляют: записка функционера РАПС — ассоциации планирования семьи, который дает совершенно офигенную статистику по абортам за последние годы, во вторых — фонограмму каких-то женщин, запись в каком-то бабском клубе, из которой, опять же, следует тематика абортная, а в третьих выступление Фирсовой, в котором она призывает женщин к крестовому походу против мужуков. И там опять же, звучит фраза — делать или не делать аборт, типа, не их собачье дело, в смысле — не наше. Да, еще, этот рапсовский деятель пишет, что они отследили трех гинекологов, состоящих в некоем женском клубе "Аксон", что они де наживаются на абортах, направляя женщин в частные абортарии. По его справке, выходило, что расходы этих "работников внутренних органов" втрое превышают их официальную зарплату. Налоговиков, что ли на них напустить?

Белов ухмыльнулся.

— Ты думаешь, этот факт из их биографии прошел мимо внимания налоговой полиции?

— Я ничего не думаю, но у меня нет выхода на НП, и ничего узнать не могу. Что у нас получается?

— Черт знает что. — сказал Белов. — меня это не устраивает, но кое-какие выводы я делаю, и они очень тревожные.

— Какие? — я никак не мог понять Сашку.

— Если за собранный материал погасили целое сыскное агентство, а это ни много, ни мало — семь человек вместе с хозяином — бывшим ментом и тринадцать, пардон, четырнадцать бизнесменов, я могу сделать только один вывод, за всем этим стоят невероятно огромные деньги, а утечка информации может повлечь их утрату... и хозяин денег очень не хочет их терять. Ему проще и дешевле убить, чем купить. И если идти по пути поиска таких денег, то можно нарочно или случайно вычислить и заказчика.

Тут до меня дошло.

— Сашка, а ведь они могут начать охоту за нами обоими.

— Могут, — задумчиво сказал Белов, — а могут и не начать. Ведь им не известно, что известно нам?

— Да, но им известно, что нам что-то известно и что мы пытаемся разобраться. А на фиг им это нужно?

— Да, — принял игру Белов, — но ведь им известно, что нам известно, что им известно, и что мы будем осторожны, и нас на "понял" не возьмешь!

— Ну, ты нагородил! — только и сказал я.

От Сашки я ушел с одним желанием — немедленно встретиться с Хансеном. Не знаю, что конкретно он рассказал Сашке, но я был уверен, что и мне достанется кусочек любопытной информации. Я подошел к таксофону, набрал опять телефон через международный доступ, выслушал длинную фразу на французском, догадался, что она переводится как "аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети"... Не судьба. Я быстро набрал номер Вальки Воронина.

— Валь!

— Сергей Алексеевич?

— Угадал, запомни и если сможешь, раскопай инфу по сыскному агентству "Аргус".

— Я записал. — Валька был дома, — сейчас же влезу в сеть, откопаю, все, что есть. А что?

— Завтра, Валя, все завтра.

Я отключился, спрятал кредитную карточку. Мой мобильник слишком уязвим. Мне нужен номер с кодировкой "ситиэмей". От Беловской конторы я поехал на Садовую-Кудринскую, в офис мобильной связи, перебрал несколько условий, решил, что для меня сейчас экономия также опасна, как и беспечность. Взял тариф по максимуму с неограниченным роумингом, и бешено дорогой аппарат. Проверил качество связи, позвонил Маринке:

— Привет! Ты дома?

— Да. Ты скоро?

— Уже еду.

— Занятия закончила?

— К твоему приезду уже всех отпущу.

— Целую.

— Жду.

Для меня всегда, наверное, останется загадкой, почему Маринка меня полюбила? Это всегда было мне непонятно, что одним людям так нравится в других, что они влюбляются? Браки совершаются на небесах. Дурацкая фраза, говорит о предопределенности человеческих взаимоотношений. И хотя у меня не было полной уверенности, что все решения принимает мы сами, а нам не подкладывают их таким образом, что иначе мы поступить ну просто не можем, приятней было осознавать, что последнее слово за нами. Я ехал и думал, что больше всего мне сейчас хочется приехать, выпить с Маринкой чаю с бурито, поставить диск с "Platters"— "Онли ю", и танцевать... Пять лет я в школе занимался бальными танцами, призов не брал, партнерша моя подросла, и нашла себе другого партнера... А я забросил все это, тем более что школа, наконец, закончилась, а я тут же поступил на журфак, и мне было не до танцев... пока я не встретил Марину... Она тоже занималась бальными танцами в детстве, и теперь мы получали необыкновенное наслаждение, танцуя вдвоем в пустой квартире. Маринка летела по воздуху, вести ее было необыкновенным наслаждением, прямая спинка, подбородок чуть приподнят, головка склонена и опущены ресницы... Школа! Не просто — школа, а высший класс. Борис иногда нарочно брал нас на различные депутатские тусовки, чтобы мы там танцевали. Это всегда производит впечатление. Обычные гости... и вдруг такое! Лебедеву удается под наши па завязывать важнейшие связи. И никому не было известно, что наши танцы каждый раз заканчивались в постели, доводя близость до апофеоза. Вот она — Гармония мыслей, чувств, форм и страсти... И наслаждение не сравнимое уже ни с чем накатывало на нас, когда мы лежали обдуваемые легким ветерком из кондиционера, а Маринка умащивалась головкой на моем плече, опутав меня стройными ножками... и руки, и губы... как я ее люблю! Мы счастливы. Мы бываем счастливы, и это состояние длится уже шесть лет...

Глава 3

С этого начинается каждое утро.

"Тула. Разгромлен офис регионального представительства общественного движения "Независимые женщины России" группой мужчин, вооруженных бейсбольными битами. Около девяти вечера четверо мужчин ворвались в офис НЖР, избили охранника, уничтожили офисную технику. Прохожие среагировали на шум в помещении, вызвали милицию. Нападавшие задержаны. Ведется следствие."

"Ростов на Дону. Задержан серийный убийца Ахмед Кугоев. По данным МВД за ним числятся более двадцати убийств в различных городах России. Кугоев с тринадцати лет участвовал в боевых действиях в Чечне в бандформированиях, осваивал мастерство снайпера, сапера; отличается крайней жестокостью, хитростью. Прекрасный актер, легко перевоплощается, имея природно не характерную для жителей Кавказа внешность. Завтра Кугоев отправляется в Москву, для содержания под стражей в следственном изоляторе "Лефортово""

"Омск. Сожжена церковь Живоначальной Троицы, памятник древнерусского зодчества восстановленная и реконструированная в конце девяностых годов двадцатого столетия. Пожарной лабораторией определен поджег. Ответственность за поджег не взяла ни одна экстремистская организация, однако, по материалам следствия подозревается "церковь староверов — Сантии" — язычников, неоднократно в городской печати выступавших за снос православного храма, утверждая, что он построен на месте древнего капища языческого бога Перуна. Ведется следствие."

"Владивосток. Российскими пограничниками задержана шхуна контрабандистов, перевозившая контейнеры с культурой клеток для трансплантации. Ориентировочная стоимость груза по ценам мирового рынка не меньше шести миллионов евро. Источник груза — уточняется".

"Вологда. Сорван концерт поп-группы "Промзона", во время концерта часть подростков, ближе других стоявших к сцене и акустическим устройствам, в состоянии гипнотического транса напала на охрану, окружавшую сцену, погибли четыре охранника, остальным пришлось применить газовое оружие и резиновые дубинки. По заключению экспертов, нападавшие в состоянии транса напоминали берсерков, наносили удары, кусались, рвали уши и рты, ломали пальцы и совершенно не чувствовали боли, вместо речи обезумевшие подростки издавали нечленораздельный рёв. Концерт пришлось прекратить. Психологи проанализировали содержание песен и стиль исполнения, пришли к выводу, что исполнители применяли хорошо разработанную методику воздействия на сознание слушателей. Возбуждено уголовное дело по факту влияния на сознание с целью возбуждения неконтролируемой агрессии. Обвинение предъявлено продюсеру и участникам группы".

"Вельск Архангельской области. Сотрудниками УВД Вельска, деревни: Комаровская, Шоноша, Суликса и Комсомольская — заселенные вынужденными переселенцами с северного Кавказа, состоят под постоянным контролем. Вчера при плановой зачистке ряда дворов были обнаружены насильно удерживаемые, числящиеся в розыске семь жителей соседних деревень: Титовская, Шунима, Пукса, а также один житель Ставрополья, пропавший без вести более трех лет назад. Заведено уголовное дело по факту похищения и незаконного удержания граждан России. Руководство УВД Вельского района прилагает максимум усилий, чтобы местные жители не подвергли вынужденных переселенцев расправе. Участковые изъяли у владельцев охотничье оружие в селах района".

Парень из Вельска на нашу газету работает с весны, и каждый раз я в его сообщениях нахожу такие обороты, что уши вянут "...сотрудниками увд... ... состоят под постоянным контролем..." где он изучал русский язык? Может быть, спешил, и не заметил, как изуродовал стиль? Но сообщение весьма занимательное, впечатление такое, будто милиция района больше беспокоится об этих этнических бандитах, которые и на новой территории никак не забудут старых привычек... Как бы наши архангельские мужички, осерчав, не попалили "гостей".

Все как всегда, только сегодня я, наконец, пришел на работу, выспавшись. Разбираю факсы и электронную почту, параллельно отвечаю на прилетевшие за ночь мессажи в аську. Мне надо до без четверти десять отобрать наиболее интересные сообщения, отправить их корреспондентам задания на сбор подробной информации для продолжения темы в следующих номерах, тут же отбросил на Валькин почтовый ящик, задание связаться с отделом культуры и попробовать сделать обзор на тему поп-культуры и шаманских камланий, которые называются гала-концертами этих моральных уродов.

Среди мессажей аськи я увидал мигающий конвертик от Белова. Сашка еще чего-то нашел? Или забыл спросить?

Я кликнул по конвертику, открылось окно, в котором увидел еще вчерашнюю дату и время 23:07, текст: "Меня не ищи, будь осторожен. Я с тобой свяжусь сам. Пока, Белов." Так. Начинается! Только этого мне не хватало! Что Борису сказать, Марине? Я припомнил утро.

Маринка спала. Я выпил кофе, проглотил йогурт с рогаликом и пошел забирать со стоянки машину. Бэмвешка моя приметная — двухдверная спорт-купе с пятилитровым турбированным дизелем, двумя компьютерами и системой спутниковой навигации. Модель старая, ей уже около двадцати лет, но я ее берегу, и иногда балую, когда денежка появляется, резину поменяю, компрессор почищу, промою форсунки... Слежу, в общем. Она меня не подводит. Навигатор GPS я на нее недавно поставил, и еще одну штуку купил: маршрутный локатор. На экране телевизора тот показывает все подвижные и неподвижные объекты, проставляя около каждого символы и цифры относительной скорости, если эти цифры совпадали с показаниями спидометра — они просто не высвечивались на экране, так деревья, фонарные столбы и дома отмечались на экране зеленым цветом, попутные машины — желтым, встречные — красным. Приборная панель моей чернушки напоминает кабину истребителя — обилием кнопок и экранчиков. Маринка во время наших поездок больше всего любит следить за картой навигатора.

Когда я снимал с охраны, машина отрапортовала как обычно, к ней никто не подходил, в компьютер попыток проникнуть не было, вообще ночь прошла тихо, даже птички не нагадили на крышу.. У меня нет ощущения, что за мной следят. Все-таки до редакции я доехал спокойно, ни хвостов, никаких подозрительных личностей не было вокруг меня. Ладно, буду ждать Беловских сообщений. Я вспомнил, что он станет звонить на мой старый телефонный номер, новых номеров я ему сказать не успел. Пришлось искать старую сим-карту, вставлять ее в телефон. Я еще раз пересмотрел ящик, выбирая информацию по фармацевтам. Мои корреспонденты постарались, особенно Ростовский и Саратовский, у них оказались каналы в следственные органы, и кое-что они разузнали, и там и там, руководителей фабрик застрелили, и картина по описанию напомнила мне уже известную — три выстрела, два в грудь — один в голову. Пули — тефлон. А Белов мне ничего про тефлон не сказал, а почему — тефлон? Я включил поисковую машину в интернете и заложил "АЛЬПИН-2000". Вылетела первая же справка: "Автоматический двадцатизарядный программируемый пистолет, с электронной системой опознавания владельца и управления спусковым механизмом, может стрелять одиночными, короткими очередями, согласно установленной программе, с необходимой периодичностью, время задержки, вводится владельцем простым нажатием спускового крючка без боезаряда, пистолет запоминает с какой периодичностью необходимо стрелять, затем аналогично стреляет уже на одно нажатие спуска. Устройство распознавания находится в перстне. В руках человека без перстня, пистолет стрелять не будет. Калибр — 9 мм, патроны стандартные, зажигательные, бронебойные, для спецслужб — тефлоновые. Пистолет изготовлен из немагнитных материалов, металлодетекторами не определяется. С 1998 года фирмой производителем изготовлено более 250 000 экземпляров Альпин-2000" Следом еще несколько с более профессиональными подробностями, описаниями от специалистов, заключения экспертов-пользователей. Одна ссылка указала, что в настоящее время имеются усовершенствованные модели "Альпин-2500", в интернет-магазине "Панцирь" можно приобрести по карточкам Виза, А-Э, или карточкам Альфа-банка, и стоит это чудо — двести пятьдесят евро. Всего-то?! Но! Возле модели стоит значок — и пояснение "для военнослужащих". Вот тебе и экзотика.

Выходит, киллер в России уже более 2-х недель, катается по городам, убивает директоров фармзаводов, а наши доблестные менты — никак его не поймают. Честно говоря, что они вообще кого-то ловят, я заметил только вчера. В лице Белова.

Время все приближало меня к оперативке, ящик кукукнул, и я увидел, что в нем оказалось письмо от Воронина с темой — "сыскное аг. Аргус". Вот демон-искуситель! Открывать сейчас? Ведь не брошу, пока не прочту, а уже надо идти к Борису. Я поставил компьютер на пароль от любопытных глаз, и пошел через лабиринт к лестнице. У двери Борисова кабинета собралась небольшая толпа. Ждем, когда Павлик, повинуясь команде селектора, откроет дверь тамбура. Он сегодня неотразим! Вот только, для кого? Темно синий брючный вельветовый костюм, тонкая белая рубашка а-паш с кружевным воротником и манжетами, в глубоком вырезе которой виднелась тонкая витая золотая цепь на безволосой груди. Нежный тональный крем на юной мордашке, подведенные глазки осматривают группу настоящих мужиков тревожно-выжидательно. Женщины среди нас болтали о своем, не обращая внимания на секретаршу. Ни у кого нет желания острить или поглумиться над Павликом-Полиной. Поняв, что здесь некому по достоинству оценить его необыкновенно красивый наряд, Павлик тяжело вздохнул и, нажав кнопку селектора, доложил, заканчивая все звуки немного в нос:

— Борис Васильевич, завотделами собрались и ждут.

— Пусть заходят, — рыкнул Лебедев.

Сегодня нас поменьше, примерно наполовину, чем вчера. Зашли, расселись. Я мельком глянул на стены кабинета. Розетки — уже на местах. Вместо старого радиотелефона — новый, обычный, с обилием кнопок и жидкокристаллических экранчиков. Когда закончилось шевеление листков, ручек, ног под столом, Борис сказал:

— Меня вчера вынужденно прервали, я извиняюсь, что закончу мысль сегодня. К сожалению, несмотря на все усилия, развитие представительств в регионах и за рубежом, тираж газеты не сильно растет. Точнее сказать, имеют место колебания продаваемого тиража. Вчера вечером состоялось совещание совета директоров нашего холдинга, и решено провести эксперимент. Некоторым отделам, а именно: Культуры, Экономики, Педагогики и Криминальной хроники, необходимо сократить свои объемы в пределах одной полосы. -Мы загалдели. Как это? Без ножа режут! А куда ж девать материал? А заработки? Ведь резко сокращаются доходы журналистов, которые получают не столько от ставки, сколько от объема публикаций. Что-то не то они там напридумывали! — Успокойтесь! — громко сказал Борис, — никто на ваши деньги не покушается. Наоборот, — мы притихли, — решено издавать еженедельные приложения по вашим отделам. И вот вам первое задание: придумайте названия для приложений, сразу скажу, формат приложений А4, количество полос пока — шестнадцать, иллюстрации и реклама. Приложения подписчикам отправляются бесплатно, для розницы цена будет равна половине стоимости газеты.

Ну, это другое дело! Для моего отдела это означает, что вся оперативная информация остается на полосе, а очерки и фоторепортажи с мест событий станут выходить раз в неделю и в цвете. Молодец, Борис! Объем рекламных площадей возрастает. А это — главное.

Свернув планерку, Борис окликнул меня:

— Что у вас по еврейскому погрому?

— Какому погрому? — не понял я.

— Ну, взрыв этот в общежитии на Панфилова! Кто ведет тему? Статья и очерк! Не меньше, ты понял?

— Тему ведет Валентин, он вчера там был, даже фотографий нащелкал, сегодня едет на брифинг в пресс-центр ФСБ.

— А почему не сам ведешь? Тема — на первую полосу. Все-таки 200 жертв это тебе не каждый день. Зачем Воронину поручил?

— Борис Васильевич, я сейчас пока занимаюсь делом фармацевтов и Хансена-Борга, обрабатываю материал, качаю информацию. А тер акт курирует Валентин, он талантливый парень, прекрасно пишет...

— Я же сказал тебе, отдай этих немцев вместе с их абортами отцу Владимиру, займись взрывом! — Борис грозно смотрел на меня сквозь очки, — Я чувствую, эта тема — тухлая. Ну, что ты в нее вцепился?

Я пожал плечами.

— Борис Васильевич, я бы хотел еще пару-тройку дней поковыряться в ней сам, интуиция подсказывает, что там что-то очень интересное прячется...

Главный редактор тяжело вздохнул, снял очки и, потерев ладонями лицо, сказал устало:

— А мне интуиция подсказывает, что ты нарвешься на пулю, как этот несчастный немец, если не оставишь тему... поберег бы себя, Серега...

— Я постараюсь... — пробормотал я, — но сейчас все вот так сбросить, я не могу... Да и засвечен я, что уж теперь? И еще. А чем вам отец Владимир не угоден?

— Да с чего ты взял? — Борис аж вскинулся, — о нем-то никто — ничего... а тебя — дурака, пока выставим так, будто ты этой темой не занимаешься, понял? И вообще... — Он понизил голос, — что найдешь, не спеши публиковать...

Я кивнул. Власти у меня хватит, чтоб подписать свой материал в печать без согласия Бориса, но не такой уж я дурак...

Уже уходя, я, полуобернувшись, стоя в дверном проеме, сказал:

— Значит, тему с этим немцем я закрываю? — пальцами показывая Борису "еще 2 дня!", тот махнул рукой, и ответил:

— Я тебе еще вчера велел! Займись тер актом на Панфилова.

— Слушаюсь, — "щелкнул каблуками" я, и вышел в приемную, закрыв за собой дверь Борисова кабинета.

Павлик приподнялся мне навстречу.

— Сергей Алексеевич, вам почта, — и протянул пачку конвертов и большой серый конверт-бандероль. Бандероль весит не мало. Павлик держал ее в вытянутой руке, и пакет заметно вибрировал. Я сжалился, а то венки набухнут, и ручка станет некрасивой... Пакет и в самом деле тяжел изрядно, под килограмм, наверное. Я осмотрел его. Обычная светлокоричневая полиэтиленовая пленка, адрес редакции набран на компьютере на специальной липучке. Обратный адрес: ГПЧ города СПб. Вся почта подобного рода у нас проверяется на взрывобезопасность. Значит, бояться мне нечего. Пока шел к себе в "аквариум" ощупывал содержимое пакета, ничего не пойму...

Когда я разорвал край пакета и развернул предмет, упакованный в плотный картон, первым желанием было поскорее выбросить его в мусорный ящик.

Передо мной на компьютерном столике лежал... пистолет АЛЬПИН-2000. Я был на сто процентов уверен, что это тот самый пистолет, пули из которого вошли в голову Борга и грудь Оксаны... а рядом качался перстень-ключ с микрочипом. Полный комплект!

И как мне все это понимать?

Понятно даже ёжику, убийца промахнулся тогда в мотеле, и решил таким хитрым путем перевести стрелки. Ну, что б я сейчас сделал, если б дело было не в руках Сашки Белова, а у Подольских сыщиков? Выкинул? Спрятал бы? Позвонил бы Белову, отдал пистолет и сразу угодил бы в КПЗ... и никакой авторитет майора РУБОП Белова меня б уже не спас... На встречу ездил? Ездил! Борга завалил? И еще некоторых... Так точно... про то, что ездил на встречу в "Заставу" от следователя утаил? Утаил! Они ж не знают, что Оксана жива и, может быть, дала показания... Они уверены, что положили всех, кроме меня. Вчера этот кожан, видимо, самолетом махнул в Питер, там завалил директора Финфармы, и вместо того, чтоб выкинуть пистолет в Обводной канал, или сам или порученца послал на главпочтамт города Питера, и оттуда отправили бандероль в нашу редакцию. Учитывая, что пистолет выполнен из немагнитных материалов, наши СБ-шники на него не среагировали. Бандероль выглядела вполне безобидно. Нет. Бред какой-то... Все шито белыми нитками. Зачем? Хоть капельку логики усмотреть в этой акции? А может, они не собирались меня подставлять... а посылочкой своей хотят запугать только до жидкого поноса? Мол, ты у нас на крючке, журналист, не рыпайся... Это ближе к истине. Да и понервничать они меня заставили. Я аккуратно, стараясь не касаться пистолета пальцами, сгрузил его обратно в пакет, туда же визиткой сгреб перстень, заклеил разорванное место скотчем и убрал в нижний ящик под ключ. Что ж, отчасти напугать им меня удалось, но не настолько, чтоб я вот так все взял и бросил!

Ну, вот. У меня появилась настоятельная потребность встретиться с хером Хансеном. И думаю, ему есть, что мне рассказать. И еще, от пистолета надо избавляться. Я уверен, что в ближайшее время в РУБОП поступит анонимный звонок, о лежащем в моем столе оружии. Я набрал номер Хансена. Тот снял трубку мгновенно.

— Господин Хансен? — заговорил я первым.

— Да, — откликнулся тот, как мне показалось, успокоено, — Серж? Я ждал вашего звонка.

— Нам надо поговорить, — произнес я уже навязшую в ушах и зубах фразу из американского кино.

— Приезжайте, я жду вас. — Мне показалось, что Хансен взволнован. Он назвал адрес. Я записал. — Только, ради Бога, будьте осторожны! — впервые я услыхал в его голосе неприкрытый страх.

Ну вот. Мне пора. Теперь надо придумать, что делать с Альпином? Засвечивать редакцию и себя я не мог. Где-то у меня были большие конверты. Я переложил, опять же не касаясь, пистолет в белый конверт без логотипа редакции, упаковку на мое имя снова убрал в ящик. Она мне еще пригодится. Вызвал курьера, явился студент на роликах, я назвал ему адрес Сашкиной РУБОПы и велел оставить дежурному для майора Белова. Студент, меланхолически жуя, утвердительно хмыкнул. Он уже приготовился рвануть к лифту, но я его остановил:

— Да вот еще что. В дежурной части, постарайся не объяснять: от кого посылка и откуда ты. Отдал и ушел. Понял?

— Умгум, — промычал курьер, надул пузырь и умчался.

Я снова включил селектор. На этот раз прямую связь с Борисом.

— Слушаю, Сережа.

— Мне надо отъехать.

— Надолго?

— Полагаю, часа полтора — два.

— Давай.

Все. Я свободен. Проверил снова все свои журналистские аксессуары: Диктофон — официальный. Наладонник — записная книжка-компьютер со встроенным диктофоном, этот включается незаметно., фотоаппарат Олимпус цифровой, и телефон с аппаратом, который может работать как видеокамера — транслируя изображение на другой телефон. Остальные "шпионские штучки" у меня в машине.

Уже уходя из редакции, я вспомнил, что так и не обсудил со своими сотрудниками новую работу над приложением, Ну, ладно, вернусь, вызову всех и дам задания. Нет, надо хотя бы Вальку предупредить, пусть он обсудит с остальными. Из машины я ему позвонил, в двух словах обрисовал ситуацию, велел проинформировать остальных из моего отдела, и к моему возвращению доложить все идеи по реализации.

Пока шел к машине я вспомнил слова Хансена "Только ради Бога, будьте осторожны!". Выезжая со стоянки, я заметил отъезжающую от тротуара "Ниву", и тревога Хансена отозвалась. Всю дорогу до его дома "Нива" провожала меня, но когда она проехала мимо меня и скрылась за поворотом, я чуть-чуть успокоился. Вели или не вели? Черт знает!.. Хансен услыхал мой голос в домофоне, открыл дверь в парадную.

Ну, вот мы и встретились. Не прошло трех суток. Хансен был небрит и, несмотря на то, что вечер еще не настал, выдыхал аромат Шивас Регал, ополовиненная бутылка которого стояла на аперитивном столике. В хрустальном ведерке плавился лед. Хансен предложил мне сесть, сам уселся, плеснул в стакан на два пальца виски, горстью зачерпнул льда и высыпал в стакан. Спросил:

— Вам налить, Серж?

— Нет, я за рулем.

— Как хотите. А я не могу. — Он сделал мощный глоток, задержал дыхание. — На меня ведь открыт "сезон охоты". Знаете, как это страшно?.. У него задрожали губы. Я уже составил завещание, я попрощался с семьей...

— А где они? — Я оглядел комнату. Судя по планировке, это четырех комнатная квартира, но никого кроме Хансена, кажется, тут нет.

— Они дома, в Потсдаме. Вы понимаете, Серж, я ж догадывался, что вся наша затея хорошо не кончится, и когда так внезапно погибли эти мальчики и девочки из Аргуса, я сразу отправил семью в Германию.

Я достал диктофон, включил.

— Интервью директора русского бюро компании Галакс-Медикал господина Хансена Иогана Михеля. — начал я запись. — Вы не против, господин Хансен? — Тот ответил:

— Не против.

— Как мне к вам обращаться?

— Иоганн, или можете на русский манер — Иван Михайлович. — Я усмехнулся. Как они любят модифицировать свои имена на русский манер.

— Хорошо, Иван Михайлович. — Я принял его предложение, — Я знаю, что в связи с недавним убийством вашего сотрудника Иохана Берга, вы вызывались для дачи показаний в УБОП. Там не ограничили вас в возможности давать интервью?

— Нет. Меня спросили, зачем я его послал? Я ответил, что должен был поехать сам, но перед самым выездом меня вызвали в фармкомитет России, и мне пришлось отправить на встречу доверенное лицо. Меня спросили, зачем и с кем я собирался встретиться. Я ответил, что в виду важности находящихся у меня материалов, я считал необходимым передать их какому-нибудь журналисту. А так как мне часто приходится ездить в Калугу, я и решил, что наилучшим местом для рандеву, будет мотель "Застава". Вот и все. Спрашивали еще, что я хотел передать журналистам такого, за что могли убить и убили? Я ответил, что в моем распоряжении оказались некоторые документы, связанные с демографией России, проблемой абортов. Видимо убийцы и заказчик просто не представляют себе, чем я располагал, и что сумел передать в ваши руки, Серж. Был и еще один вопрос — откуда и как ко мне попали эти документы? — И Хансен, стал пересказывать, то, он рассказывал Белову вчера. Про совещание директоров-фармацевтов, про найм сыскного агентства, про гибель его. Как выяснилось, полученные Хансеном материалы — это первое, что получил он из агентства. Директор Аргуса — Меньшов Владимир — бывший ФСБшник (а они бывают — бывшие?), отдавая материалы, сказал, что агентам удалось проникнуть в клубную сеть, напрямую связанную с косметической компанией "Бест Лайф". Компания производит средства для "омоложения", одна инъекция этих препаратов стоит от двух до пяти тысяч ойро (я понял, что так Хансен называет "евро"), и делаются эти препараты из абортных материалов. Точнее из костного мозга эмбрионов. Вы понимаете, что для увеличения объема производства и продажи, надо увеличивать количество абортов. Я не совсем понимаю, как они это делают... Но если вы обратили внимание на один из документов, переданных вам — служебную записку из РАПСа, то там описана ситуация, что, гинекологи состоят в неких клубах, что они направляют женщин на аборты, и вероятно, получают некую сумму за каждый выполненный по их направлению аборт.

— Я догадался, что нечто подобное происходит. — Откликнулся я. — Но мне не совсем понятно, какая связь между абортариями и клубами? И какое отношение ко всему этому имеет запись-фонограмма диалога женщин? Я догадался, что они говорят, о перенесенном одной из них аборте... Что подруга привела ее в клуб, но зачем? Что общего во всем этом?

— Я не знаю, Серж. Не знаю... — Хансен, еще раз отпил виски. — Мне известно только, что женщины из агентства каким-то образом сумели проникнуть в один из этих клубов, и буквально на следующий день, агентства не стало. — Хансен хмелел все заметнее. — Вы помните, как это было?

Я вдруг вспомнил, что из-за бандерольки с пистолетом я так и не просмотрел материалы, присланные Ворониным по Аргусу, но я еще с брифинга трехмесячной давности некоторые подробности очень хорошо помню. Камеры слежения у входа в агентство, были закрашены из баллончика, судя по количеству следов от пуль на стенах и гильз на полу, в агентстве произошла настоящая бойня. В семь утра, когда директор собирал ежедневную планерку, в агентство ворвались несколько человек с автоматами и буквально залили свинцом и кабинет директора и приемную. После чего забрали системные блоки компьютеров, папки с бумагами, кассеты и вообще все, что могли унести из носителей информации. Кроме сейфа в кабинете директора. Но там, кроме табельного оружия сыщиков и денег, не оказалось ничего важного. Все это нам показали и рассказали на брифинге. И вот теперь становится ясно, что послужило тому причиной. Да, фармацевты кому-то сильно наступили на мошонку. И этот кто-то не останавливается ни перед чем. Картинка, однако, складывалась довольно путаная: гинекологи агитируют женщин за аборты... клубы... психология... кто заинтересован в абортах? Гинекологи? Пока это единственное логическое объяснение. Не увязываются клубы с их секретностью... Клуб, какой бы закрытый ни был, может удерживать в тайне, происходящее в нем, если он один, если члены проходят тщательный отбор, и если там нет женщин... а женские клубы, а я так понял их немало, это должно быть подобно факелу... что может заставить женщин держать язычки за зубами? Я такого представить не могу.

Хансен осушил стакан, хотел налить еще, но передумал.

— А почему бы вам не уехать, Иван Михайлович? — спросил я. — Вернулись бы домой. Может, там вас не тронут? Ведь килер уже сделал выстрел, погибли, к счастью, не вы... Ну, так что ж, он-то этого не знал.

— Вы понимаете, Серж, я остался один. Один из четырнадцати руководителей фар..ма...цев...ти...чес... ких... компаний, — он уже с трудом произносил длинные слова, — И я не уверен, что киллер оставит меня в покое. И, видно Богу было угодно, чтобы именно у меня оказались материалы, что успели раздобыть и передать частные сыщики. Да, вообще-то, не в этом уже дело... Мне надо везти тело несчастного Берга. Через два дня... Вчера весь день занимался оформлением... Какая волокита...

Я вышел от Хансена в расстроенных чувствах. Жалко было и этого пожилого человека, и его друга, жалко было и зло брало за погибших и пострадавших, особенно в последние дни.

Что мне поведал Хансен? Пожалуй, кроме того, что в клубы соваться смертельно опасно — ничего. А как узнать, что там происходит? Это мужика можно напоить, тот, во хмелю, может и разболтает... А Женщину? Ведь не первый же месяц или год работают эти клубы? Чтобы их деятельность так отразилась на фармацевтической промышленности, надо активно поработать лет пять...и за пять лет, практически полное отсутствие утечки информации!? Это о чем-то говорит. И первое, что приходит на ум, у женщин в этих клубах какой-то немалый интерес. Или... мне вдруг стукнуло в голову! А может, их запугивают? Может быть, агентство Аргус и фармацевты — не единственная кровь на руках таинственных хозяев клубов? И есть и другие жертвы, например, из тех женщин, что решили выйти из клуба? Или, наоборот, по каким-то причинам, побывав там, решили не вступать. Надо навести справки. Должна быть утечка! Надо ее только найти. Я стоял около машины и думал. А может, прав Борис, надо отдать материал о. Владимиру, пусть он сам пособирает информацию, и напишет неплохой аналитический обзор в своем православном разделе. Подумаю. Я еще подумаю... Клубы, ох эти клубы... Однако пора мне возвращаться в редакцию.

Как только я вошел на этаж, ко мне подскочил Валентин.

— Белов тебя искал.

— Давно?

— Полчаса примерно. Сказал, чтоб ты ему дозвонился!

— Он сам был, или звонил?

— Звонил.

У меня отлегло от сердца. Значит Сашка или не получил бандерольки или не понял, что это от меня. Ну, что ж, надо позвонить, раз искал.

Я дозвонился до Белова. Он бросил в трубку:

— Жди, я сейчас. — Трубка громыхнула по столу. Я слышал невнятные голоса, потом Белов громко сказал: — пальцы откатайте, со ствола и пакета! — "Ага, -подумал я. — Вот и посылочка моя пришла к адресату". — Серега! Я тебя искал с утра. Какого хрена у тебя телефон выключен!?

— Ни мне здгавствуй, ни тебе спасибо, ни нам до свидания! — проворчал я, — ты ж сам, мне написал: "будь осторожнее, что ты со мной свяжешься. Запиши мой новый номер. — Я продиктовал Сашке новый номер телефона. — Что случилось-то?

— Да ничего криминального, слава Богу. — Тут тебе кое-с кем надо встретиться. Если можешь, подъезжай ко мне, а хочешь, он сам к тебе придет.

Заглянул Воронин и положил на мой стол вчерашний номер. В пыли расследования я не видал его целиком. На первой полосе передовица Хабарова "Независимые женщины убивают Россию".

— Сашк, у меня дел накопилось, по самую макушку, — пусть он ко мне придет. На кого пропуск заказать? — я взял ручку и приготовился записать данные на краешке газеты. .

— Он без пропуска пройдет. Его зовут Андрей. Он скажет, что от Белова, ясно? И еще, спроси его, что ты ел последний раз у меня в гостях. Понял? Он знает. И вспомни мое утреннее послание.

— Ну что ты пугаешь все?

— Я не пугаю, я предупреждаю, а кто предупрежден — тот вооружен. Запомни.

— Я знаю.

— Ну, все, жди его, он должен появиться у тебя через час. — Белов положил трубку.

Ясно, что ничего не ясно. Кто-то явится от Белова. Кто? Зачем? Конспираторы фиговы. Но в одном Сашка прав, беспечность опасна. А что я у него ел? Надо вспоминать...

Пока я копался в воспоминаниях пятидневной давности, мысли мои текли еще в нескольких параллельных потоках: Белов получил мою посылку, я не оставил на конверте следов? Кажется, нет... кажется... Хансен сказал что-то, что я пропустил мимо ушей, а точнее не стал обсуждать с ним... но в диктофоне есть запись, надо прослушать... там была какая-то зацепка...

Маринка вчера была бесподобна, впрочем, как всегда... Как ей удается быть такой разной? Иногда в ней что-то происходит и она являет такой голод до телесной любви, что мне остается только смиренно покоряться ей и выполнять любые ее прихоти. Потому что это всегда весело и приятно. Пожалуй, я понял... все дело в Шакире и ее "Whenever, Werever"... Маринка танцевала для меня. Звала и манила, кивала с загадочной улыбкой и приглашала идти к ней... кто устоит? Я, например, всегда сдаюсь.

Воронин, должен мне дать отчет по взрыву в пищевом институте... Он мне приносил что-то, что-то... не помню...

У Хансена, когда он рассказывал мне об отчете Аргуса, у меня мелькнула мысль, что это я уже слышал... от кого? От Воронина, а что Это?

Я извлек диктофон, включил запись. Почему-то мой голос из динамика всегда немного выше, или мне так кажется? Вот, Хансен, говорит о сыскном агентстве: "Директор Аргуса — Меньшов Владимир, отдавая материалы, сказал, что агентам удалось проникнуть в клубную сеть напрямую связанную с косметической компанией "Бест Лайф". Компания производит средства для "омоложения", одна инъекция этих препаратов стоит от двух до пяти тысяч ойро, и делаются эти препараты из абортных материалов. Точнее из костного мозга эмбрионов. Вы понимаете, что для увеличения объема производства и продажи, надо увеличивать количество абортов. Я не совсем понимаю, как они это делают...". Вот! Бест лайф, из абортных материалов делают лекарство! Им нужно сырье, значит, надо агитировать женщин за аборты. Я вспомнил Катину реакцию, и ее же слова "Это — абсурд!", и ее же слова "Дура, я уже пятерых выковыряла"... Значит, не такой уж абсурд. Выходит, что ключевой элемент всей конструкции это клубы... Во всяком случае, разгадка кроется в их деятельности...

Взгляд упал на передовицу. Я ее не читал. В контексте прошедших событий статья в моем сознании звучит особенно резко. "...программные утверждения, что женщина может быть абсолютно автономна как социальная единица, что однополые браки — вариант нормы для современных социумов..." взгляд пролетает по колонкам, "...что искусственное и экстракорпоральное оплодотворение расширяет границы в создании принципиально новых семей, где роли и матери и отца, а точнее двух матерей исполняют женщины — приведет к разрушению исконно патриархальной семьи, подрывает вековые устои, разрушает основу веры и разнополой любви...", и вот еще любопытная цитатка: "... а чего стоит кулуарное заявление госпожи Фирсовой, что мужчины способны лишь мастурбировать для наполнения банка спермы!" Лихо! Видно предводительница НЖР и действительно в запале ляпнула такое. Я дочитываю передовицу, но дальше как обычно — анализ демографии России... прогноз, что население к 2050 году сократится на треть. Печально.

Я отложил газету, скачал запись интервью Хансена в компьютер, и дал команду распознающей голос программе, перевести в текстовый формат и распечатать. Снова вернулся к мысли о Бест Лайф, надо разузнать, кто они, и что делают? Вообще все, что можно разузнать.

Где Воронин? Долго он будет копаться? После Хабаровской статьи настроение испортилось. Неясная неконкретная злость закипала из солнечного сплетения. Хочется чего-то сделать, что-то такое конкретное, весомое, чтоб почувствовалась значимость дела. Я нажал на селекторе кнопку Валентина. Подождал минуту, тишина. Значит, Вальку где-то носит... Придется ждать. Я заложил в поиске "Best Life" — так кажется, правильно пишется это название? И сразу получил полторы тысячи ссылок... в том числе и несколько статей в других газетах... В частности, Вестник Московской Патриархии, поместил статью на разворот о компании, красочно расписывая их людоедские методы производства лекарственных препаратов из эмбрионов... Это интересно, но сейчас мне нужно не это... Вот, Компания Бест Лайф — дочернее предприятие от "Immorthaliti incorporated" — крупного международного концерна, владельца ряда нефтяных компаний, производителя косметических препаратов, совладельца компаний микроэлектроники, нефтехимии... Кто владельцы? Или владелец? Все можно узнать. В сети. Нужно терпение и умение... Терпения у меня хоть отбавляй, а вот умения... без Воронина не обойтись. Ладно, вернемся к Бест Лайф — Российская компания, эксклюзивный дилер косметической продукции... а Хансен говорил, что они нуждаются в сырье... ничего не понимаю. Еще раз обратился к статье из вестника... очень подробно как, и ни слова — откуда? Вроде бы и без этого ясно — из абортариев. Мозги раком встали. А может, плюнуть, как советовал Борис? Пусть, и в самом деле отец Владимир копается! Из-за поворота коридора выскочил Валентин. Легок на помине! Сурово насупить брови? Типа: начальник всегда недоволен... судя по его торжествующей роже, произошло что-то из ряда вон!

— Давай, рассказывай! — встретил я Воронина.

— Вот статья, — протянул Валентин пачку листов. — А вот очерк, — он протянул дискету.

— Что еще скажешь? Где материалы по Аргусу?

— В твоем компьютере... я перекинул их, по сети. Ты еще не видел?

— Некогда было. — А я думал, Валентин приносил документы... — Хорошо, какие новости?

— Да какие, все как обычно... премьер-министр Израиля обратился к нашему президенту с нотой протеста, Наш распатронил директора ФСБ, за то, что мух не ловит, тот оправдывается, что террорист был шахид-одиночка, что таких отлавливать сложнее всего, а я думаю, что ловить им удается только тех, кого они сами используют... — я повернулся к Вальке.

— В каком смысле — используют?

— Ну как, в каком смысле? Провоцируют. Появляется продавец взрывчатки, пускается слух, появляется покупатель, ему втюхивают партию пластида или тола, и в момент обмена взрывчатки на деньги — берут! А тут парень, похоже, все делал сам. Бомба признана суррогатной, самодельной. Ты знаешь, сколько он принес в рюкзаке? — я вопросительно приподнял брови, — килограммов двенадцать в эквиваленте тротила. Парень был химиком, учился на сахарном факультете... А что делают из сахара? Динамит. Патент Альфреда Нобеля... Парень хорошо усвоил уроки... В следах взрывчатки нашли и марганцовку, и селитру, и алюминиевую пудру... и куски электроники, видно он использовал электронный будильник... И тот прокукарекал! — Валентин разложил на столе фотографии... Да. Шахид постарался! Стеклянная пристройка студенческой столовой, разлетелась вместе со студентами... Здание общежития и в самом деле слегка накренилось...

— А почему дом перекосило?

— Взрывом разрушило несколько опор, те проходили через зал столовой как колонны.

— Посчитали пострадавших и погибших?

— Да. Сорок семь погибло, семьдесят три — в больницах... Кстати, участников конгресса из них — только семеро.

— Что? Как семеро?

— А вот так. Семеро и все живы. Все погибшие и пострадавшие от взрыва, кроме этих семерых — просто студенты, из них русских — москвичей четырнадцать, азербайджанцев — пятеро, русских приезжих около тридцати, питерских — трое, несколько человек из прибалтийских республик, и вот еще, что среди них пять человек были из Алжира и Египта — мусульмане. Ты что-нибудь понимаешь? Визг по всему миру из-за погибших участников еврейского конгресса, а по статистике — ни одного погибшего еврея. Семь человек, и те не евреи, а только участники конгресса, как я узнал — члены общества "сыновья Ноя" проиудейской молодежной организации, специально созданной для неевреев, желающих примкнуть к иудеям.

Я на одной из фотографий увидел бело-голубой транспарант с шестиконечной звездой и надписью: "ВСТРЕЧАЙТЕ..." дальше часть транспаранта оборвана...

— Кого встречать?

— Машиаха, по ихнему — мессию.

— А — ясно. — Мне периодически встречался микроавтобус с подобной надписью.

Я просмотрел статью, Валька написал о теракте, о брифинге в пресслужбе ФСБ, процитировал заявления политиков и думских деятелей, отдельно привел заявление нашего Хабарова. Егор Кузьмич, видимо не вполне владел ситуацией, потому что, клеймил подлых террористов и выражал соболезнование многострадальному еврейскому народу и лично премьеру Израиля... Ну выражал, и ладно... Хотя на фоне Валькиной статьи, расставляющей точки над i, заявление лидера ХДСР выглядело несколько лизожопски... С другой стороны, очевидно, что шахид шел взрывать участников еврейского конгресса, а совсем не своих собратьев — студентов! Ну, малость промахнулся, с кем не бывает?! А где была служба безопасности? Ведь не могли ж они собрать такой гигантский форум без охраны? Я спросил об этом Валентина.

— Я сам не понимаю. То ли он подделал карточку участника конгресса, и по ней прошел в зал столовой, то ли как-то прошмыгнул мимо них. Или...

— Или?

— Или СБ конгресса только пустила слух, что якобы участники будут там ужинать, а на самом деле даже и не собирались... Ты понимаешь, какая игра получается?

— Это все догадки... надеюсь, ты об этом не писал?

— Оставил все размышления для очерка, — ответил Валентин, — в статье только голые факты.

Я взглянул на часы, скоро должен прийти человек от Белова по имени Андрей. Судя по туману, напущенному Сашкой, может быть не стоит, чтоб кто-нибудь нас видел вместе? Черт! Да что я у него ел? Мы пили пиво, с раками... с креветками, с вяленой корюшкой... Белов приговаривал "Пиво без водки — деньги на ветер!", а вот! Он тогда вытащил из духовки запеченную под майонезом телятину с луком... по собственному рецепту. Довольно вкусно.

Валентин заметил, что я задумался, и прервал мои размышления:

— Подписывай статью в печать!

Я махнул подпись на первой странице, проставил номер в клеточках.

— Все, скидывай. — Я вернулся к старой теме, — Помнишь, ты мне приносил материалы по эмбриональным клеткам?

— Конечно. — Валентин, принял "стойку", — материалов полно. Снова принести?

— Пожалуй, принеси. И еще, разыщи мне все о концерне или корпорации Имморталити, слышал о ней?

— Корпорация "Бессмертие"? — перевел название на русский Валя. — Мелькало что-то о ней. Кажется нефть, электроника и фармакология опять же. Так?

— Не знаю. В общем, разведай, кто? Что? Где? Я знаю — ты можешь.

— Могу. А что-нибудь уже ясно?

— Так, кое-что. Мне Хансен сказал, что сыщики нашли связь абортов с компанией БЕСТ ЛАЙФ и клубами, я качнул информацию в интернете, и наткнулся, что в России "Бест лайф" — дочерняя фирма от "Иморталити" — торгует косметическими средствами. Остальное — все с тебя. Давай, действуй, жду результатов через час. Не раньше.

— Ты кого-то ждешь? — сообразил Валентин.

— Жду. Давай, двигай.

Воронин пропал.

Замигала лампочка на пульте селектора — "Лебедев", я нажал:

— Слушаю, Борис Васильевич!

— Серег! Ты можешь зайти?

— Я жду человека, Борис Васильевич, он должен подойти с минуты на минуту... Что-то важно срочное?

— Да нет... — Лебедев помолчал, — как освободишься, приходи. Разговор есть.

Не успел я отключиться, в дверь аквариума постучали. Через стекло я видел невысокого парня. Я сказал:

— Заходите.

Тот вошел. Ничего особенного, весь какой-то серенький, невзрачный: прическа, вроде побрит, вроде и не очень, спортивная куртка с капюшоном, в кармане узкие противосолнечные очки с почему-то синими стеклами, брюки-слаксы, тертые и кроссовки "Рибок"... лет ему двадцать три-двадцать пять... не определенно. Парень сказал:

— Здравствуйте, я от Белова.

— Здравствуйте, — отозвался я, и вспомнил предупреждение Сашкино, — вы мне кое-то должны сказать...

— Спросите, что? — парень присел на стул.

— Что я ел в гостях у Белова в последний раз?

— Телятину под майонезом.

Я вздохнул. Верно. Вот был бы номер, я б спросил, и не знал, правильно он ответил или нет?

— Ваше имя?

Он извлек книжечку, и протянул мне: Капитан ФСБ Звягинцев Андрей Сергеевич.

— Будем знакомы, Андрей Сергеевич, — сказал я, возвращая документ. — чем я могу быть интересен ФСБ?

— Все мы чем-нибудь интересны, — уклончиво ответил капитан Звягинцев. — У меня к вам есть предложение.

Опять вербовка? Однажды они пытались меня завербовать. Я мягко отказался, сказав, что если надо — за Родину жизнь отдам, но в сексоты не рвусь... репутацию испорчу, если не дай Бог, коллеги узнают. Тогда они от меня отстали. Сейчас опять? А что случилось? Я девальвировался? В прошлый раз со мной говорил, нет — беседовал — полковник! А теперь я скатился до общения с капитаном?

— От которого я не смогу отказаться? — пошутил я.

— Точнее сказать — не захотите отказаться. — Капитан был серьезен. — Я знаю, что в последние дни вокруг вас произошло немало довольно серьезных событий... погибали люди, прослушка в редакции... Наверное, слежка на улице?

— Мне нетрудно догадаться, что все это вам рассказал Белов.

— Да я этого и не скрываю. — Капитан усмехнулся, — Дело в том, что я расследую дело, параллельно с майором Беловым, и знаю, что вам в ближайшие дни предстоит ряд весьма интересных встреч. — Я поднял бровки. Ничего себе! У меня этих встреч, как грязи в свинарнике — каждый день по несколько штук! — Так вот, предложение заключается вот в чем. Мне нужно, чтобы вы, во-первых, взяли вот этот телефон, — он протянул мне обычный мобильник — Сони.

— Мне мой нравится! — отрицательно покачал головой я.

— Я знаю. Но этот телефон практически ничем не отличается от вашего. И модель та же, и возможности те же, даже больше.

— Любопытно, каких же?

— Мне не хотелось бы вам рассказывать, в целях вашей же безопасности. Пусть для вас он будет обычным мобильником, каких миллионы.

— Капитан, мне нравится мой аппарат, с какой стати я должен пользоваться вашей игрушкой? Рассказывайте, что в ней особенного?

— Есть кое-что. Во-первых, и я и Белов сможем отследить вас, в смысле ваше местонахождение. В этом аппарате маячок спутниковой навигации.

— Забавно! А еще что?

— Другую особенность трудно объяснить, но когда вы окажетесь в месте с компьютерами, с содержимым которых вам хотелось бы ознакомиться, наберите на аппарате вот этот номер, — Звягинцев написал на бумажке телефонный номер — обратная последовательность от восьми до единицы. Банальный номер. Восемь, семьсот шестьдесят пять, сорок три, двадцать один... и как положено, кнопку ОК.

— И что?

— Телефон просканирует сеть и скачает все документы из доступных винчестеров, все в форматах док, дбф и е-икс-эль...

Я устал удивляться. Только спросил:

— Им можно пользоваться как обычным?

— Разумеется.

— А куда я могу попасть? Что это за место с компьютерами?

— Сергей Алексеевич, я не хочу предвосхищать события, но нам с майором Беловым кажется, что в ближайшее время, вам удастся максимально близко подойти к заказчикам руководителей фармацевтических компаний.

— И что?

— Ничего. Я не могу комментировать. Просто передаю нашу просьбу, сделайте так, как просим, а я со своей стороны, обещаю, что поделюсь кое-какой информацией, хотя не уверен, что она вам доставит удовольствие...

От, блин! Напугал гомосека голой задницей!

— И еще одна просьба, от нас с майором. Не предпринимайте никаких кардинальных решений.

— В смысле?

— НЕ меняйте своего распорядка, не покупайте оружия... вообще, пусть все течет, как раньше.

Ничего себе! Нет, я сейчас побегу в Кольчугу и куплю себе базуку! Хватит. Настрелялся уже! Два года после университета с лейтенантскими погонами по горячим точкам в должности военного корреспондента... во как наелся! Кому-то может, и нравится держать в руках пистолет, а меня от оружия и пороховой гари — тошнит. Мое оружие — авторучка, микрофон, интернет... Капитан, видно не читал мое досье... или невнимательно читал.

— Андрей... — выскочило из памяти отчество, и капитан подсказал:

— Сергеевич.

— Да, Андрей Сергеевич, знаете, я и не думал приобретать оружие... с чего вы взяли?

— Так... — капитан смутился, — Белов сказал, вы неплохо стреляете...

— Но это не означает, что мне это нравится! — стрелять и в самом деле не люблю. И оружие не люблю. И делаю это, только когда наступает крайний случай, и другого выхода нет, как, например, позавчера в "Заставе". — Хорошо, капитан, — я взял его мобильник и сунул в стол.

— Нет, Сергей Алексеевич, сказал вдруг капитан, — отдайте мне свой. Я должен хотя бы частично быть уверен, что вы всегда будете ходить с моим телефоном. В целях вашей же безопасности.

— Ладно, уговорили, — я перекинул в капитанов аппарат сим-карту, отдал свой старый капитану. — Еще что-нибудь? — об аппарате "Скайлинк" я ему сообщать не стал, эта машинка ждет своего часа.

— Нет. Это все.

— Тогда не смею задерживать.

— Прощайте. — Капитан ушел.

Интересно, мне не мог этот аппарат дать Белов? Зачем было устраивать всю эту интермедию с паролями и визитом этой весьма странной личности? На пульте селектора опять загорелась лампочка Лебедева. Да, забыл!

В приемной Бориса сидела девушка Олеся из отдела писем. Я ей кивнул,

— Меня вызывали!

— Да, проходите.

— Серега! — Борис вышел из-за стола. Надо же, встречает так, будто не утром виделись, а Бог знает когда.

— Что-то случилось?

— Ну почему сразу — случилось?! Наоборот. Сегодня нам с супругами надлежит быть на званом обеде, точнее ужине...

— Опять танцы-шманцы?

— Ну, на твое усмотрение, не хочешь не танцуй... но у меня есть неслабое намеренье вытянуть из них хорошую сумму на новый проект... Ты понимаешь?

— Не дурак. А кто?

— Компания "ИМ инк", прислали приглашение на юбилейный вечер и банкет. Им — пять лет!

— Борис, каждый раз, когда ты меня приглашаешь с Маринкой, у меня возникает ощущение карапуза, которого берут в гости, только для того чтобы, когда всем надоест болтать, поставить на табуретку, он будет читать стихи, а все станут умиляться и хлопать.

— Я думал, тебе нравится... — проворчал Лебедев. — Вы всегда так здорово танцуете. Ты знаешь, я завидую, что сам был ленив... и ни на что большее, чем топтаться в обнимку с дамой, не способен. А, глядя на вас, наслаждаешься и молодостью и страстью...

— Хорошо, Борис Васильевич. Не могу сейчас ответить за Маринку, но принципиальное согласие даю.

— Вот и ладненько. Когда дашь заключение по приложению? — от Бориса всегда надо ждать неожиданных вопросов.

— Как все, еще пару дней.

Уже уходя, я спросил: — А что случилось с твоей секретаршей?

— Оно взяло два дня отгулов... Я дал. Пусть отдохнет, мальчик.

Надо же! Месяца еще не отработал, а уже отгул... лихо. Мне бы так!

В аквариуме я забыл запереть дверь. На клавиатуре лежала пачка листов. Воронин принес. Я начал разбирать. Вот статья: трансплантация эмбриональных стволовых клеток больным со спинальной травмой. Новосибирск, год аж 91-й! Ничего себе! Так Валька подчеркнул: "наилучший материал для трансплантации представляют клетки полученные из костного мозга плодов 18-20 недельной гестации..." Что бы это значило? Ладно, пока отложим. Вот еще статьи... Вот газетные публикации... Ага, вот интервью с директором НИИ БИОМЕДИЦИНСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ Синельниковым Я. Ф. Какой год? Две тысячи первый... Что тут? Прекрасные перспективы! Ремонт пораженных органов, омоложение! Так, а материал для получения клеток? Вот: "В основном мы пользуемся сырьем, получаемым в результате абортов, благо этого добра хватает. Но получение клеточного материала из этого сырья дело трудоемкое, большая часть клеток не доживает до лаборатории, поэтому потом нам приходится с трудом полученные живые клетки — клонировать. Оборудование для клонирования очень дорогое, времени на получение достаточной массы клеток требуется от нескольких дней, до нескольких недель. Стоимость одной дозы оказывается крайне высокой."

А вот это что? Указ, подписанный В.С. Черномырдиным, о допустимости производства ранних родов или поздних абортов по социальным показаниям... Кто может получить разрешение? Одинокие женщины... внезапно овдовевшие... имеющие более трех детей... имеющие совокупный доход ниже прожиточного минимума... забеременевшие в результате изнасилования...

Продолжим!

А, вот! Косметическая компания "Эмбрион", омолаживающие иньекции Журнал "Женское здоровье"... август 2003 года. И еще, АиФ, Комсомолка, Мир новостей, и везде рекламки "омолаживающих инъекций". И еще статьи... вот, выдержка из доклада профессора Егорова из Екатеринбурга: "наиболее качественный материал для последующей трансплантации забирается из плодов от двадцати до двадцати двух недель, в первые часы..." В первые часы чего? Жизни? Значит, профессор призывает убивать еще живых двадцати двух недельных детей? Или я что-то неправильно понимаю? Ладно, отложим. Вот подборка статей обвиняющих этих деятелей от медицины в сущем людоедстве... и все-таки это устаревшие данные... что же случилось?

Плохо мне. Плохо. Наверное, так же плохо, как Кате Диас вчера, когда она проводила опрос по нашему заданию. Надо отвлечься... Вальку позвать, пусть хоть анекдот расскажет, что ли? Нет, не до анекдотов мне. В дверь аквариума стукнулись. О, Господи! Вот и думай, что телепатии не существует!

Ввалился Воронин.

— Сережа! Не поверишь, я еще кое-что нарыл!

— Что?

— Может бред, а может, то, что ты ищешь. Помнишь, фонограмму на кассетке? Ну там две женщины разговаривают?

— Помню, естественно. И что?

— Я заложил в поисковиках ключевые слова, "чувство вины", "аборт", "клуб". И "форум".

— Ну?

— И стал просматривать бабские форумы в интернете, знаешь, где они между собой обсуждают свои проблемы... Особый интерес вызвали закрытые форумы, те, где требуется пароль для входа и даже чтения...

Дает Валька! Он что вскрыл защиту этих серверов?

— Валь, ты их хакнул?

— Я похож на идиота?

— Иногда...

— Спасибо, что не постоянно. Нет, я просто зарегистрировался там как женщина. И оставил вопрос: что я несчастная девушка — залетел, что вся родня уговаривает рожать, а я молодая еще и хочу погулять... да вот давят мне на психику коварные родственники, будто, после первого аборта я родить вообще не смогу. Так ли это?

— И что?

— Супер! Не прошло и часа, прилетели пять сообщений. Вот, читай!

Валентин сунул распечатку из форума. "ответ первый. Валя! Не отчаивайся. Аборт это совсем не страшно! И совершенно безопасно! Современные технологии позволяют провести его на высшем уровне и совершенно без осложнений. Вам надо подъехать до полудня на тощак. Потапов, гинеколог ДЖИН-КЛИНИК", "ответ второй. Милая Валечка! Ничего не бойся! Я могу отвеcти тебя к хорошему гинекологу, и он все сделает в лучшем виде! Ничего не почувствуешь. Ой! А сколько у тебя недель? Впрочем, это не очень важно... Мы тебе поможем. Мой телефон:

* * *

* * *

* Жду звонка. Мария.", "ответ третий. Валька! Дура! Ты еще думаешь? Приезжай в любой роддом, ковырнут, и не заметишь! Еще и денег дадут! Муха"

— Вот это сообщение я поймал чудом, через секунду его уже в форуме не было, модератор вычистил. Но ты заметил? "Еще и денег дадут!"

— Заметил. Что ж выходит? Аборты делают бесплатно? Не просто бесплатно! Это получается, что сдают плоды как доноры кровь?! Очень интересно.

— Ты знаешь, я ведь сразу кинул вопрос: "А за что деньги? А большие ли?" И вот что пришло:

— "ответ четвертый. Валентина! Вы можете обратиться в любой офис клиники "здоровое поколение", аборт вам сделают бесплатно. Заплатить придется только за анализы, это около пятисот рублей. Постарайтесь не затягивать с решением, ибо после 12 недель сделать аборт будет проблематично. Админ форума "Здоровое поколение"".

Вот так и ни слова о деньгах.

Все. Это надо переварить.

— Валь, а что ты мне сбросил по Аргусу? Мне в лом лезть в машину, расскажи сам.

— Регистрационные данные, репутация среди конкурентов, эскорт-сервис, промышленный шпионаж, пару раз они попадались, но за недоказанностью, дел на них не заводили. В команде, кроме директора — четыре парня и три женщины, молодые девахи, в прошлом чемпионки Москвы, мастера спорта по тейквандо и айкидо, в основном занимались эскортом. Есть непроверенная информация, что Аргус, был специально создан кем-то из шишек ФСБ, чтобы не очень законные дела, в слежках, прослушке, выполнять их руками. Но это только домыслы...

— Они все имели право на ношение оружия?

— Мужики все, они все в прошлом кадровые офицеры, два десантника, один мент, один фсбешник, а девки, просто спортсменки, но прошли курсы телохранителей.

— Валь, на чем они могли проколоться?

— Даже не представляю.

— Ну ладно.

Валентин ушел. Я набрал Маринкин номер.

— Сережик?

— Да. Ты что делаешь?

— Готовлюсь к завтрашним занятиям.

— Маринк, мы приглашены на вечер! Ты настроена?

— С удовольствием. А куда?

Вот за что я еще люблю Маринку, не кобенится: я никого не знаю, у меня были другие планы, мне нечего надеть... Ее в мешковину наряди, все равно — королева!

— Я не помню. Какая-то контора отмечает пятилетний юбилей. Борис надеется их раскрутить на деньги для издательства...

— Ты заедешь за мной?

— Конечно, мне тоже переодеться надо.

В редакции включили свет. Уже вечер? Я глянул на часы. Пятнадцать минут седьмого. Надо ехать.

К моему приезду Марина была готова, пока я мылся и наряжался в костюм, она наложила почти неприметный грим, подчеркнув глаза и губы.

В зале нас встретили Борис с женой. Увидев Маринин наряд, Борис довольно улыбнулся. Когда я еще только вошел домой, она меня спросила:

— Бальные или рок?

— Не знаю, сориентируйся на рок, на всякий случай. Но так, что б можно было и вальс и румбу, и ламбаду...

Ну, она и придумала. Натянула черное боди задрапированное на груди двойным слоем, с открытой спиной почти до ложбинки, схваченное на талии золотой цепочкой и черную шелковую юбку макси. Если не приглядываться — черное вечернее платье. Украшений минимум: гарнитур — золото с бриллиантиками — кулон на цепочке, серьги, кольцо.

Клубится в огромном зале народ, разносят бокалы с шампанским... вдоль стен стоят накрытые столы с канапе, тартинками, фруктами... в глубине зала у стены разместился струнный квартет. Я спросил у Маринки:

— Что играют? Я не узнаю... — глаза мои невольно прыгали к ней за пазуху. Вот спрашивается — чего я там не видел? Кажется, все наизусть знаю... Вот родинка на левой, и соски чуть-чуть выступают на гладкой полупрозрачной ткани, "золотые купола" прячутся под ней... Я — муж, вижу это каждый день без одежды, но именно в таком загадочном наряде меня она будоражит и манит... хорошо, что я не ревнивый. Я слишком люблю мою жену, чтоб ревновать.

— Баха, "воздух", — негромко ответила Марина.

Мы держались поблизости от Бориса. Началась торжественная часть. Сначала взял слово и микрофон коренастый жгучий брюнет в кремовом костюме и с бабочкой... говорил он не долго, рассказал краткую историю создания компании ИМ инк, успехи на рынке за пять лет... Надежду на дальнейшее развитие, говорил он с мягким акцентом... я снова чуть наклонился к Марине и спросил:

— Английский акцент?

— Да, — также в полголоса ответила она, — похож. Если скажет несколько слов на английском, узнаю, откуда он?

— А сейчас, — сказал, наконец, кремовый брюнет, — Я хочу передать микрофон человеку гениальному! Слово предоставляется академику Российской академии медицинских наук, почетному члену ученого совета Иельского университета и иммунологического общества Америки, профессору Синельникову Якову Феликсовичу.

Профессор, седовлас, лыс до макушки, но бодр и свеж. Вещал об успехах современной косметологии, прославлял талантливых менеджеров и управленцев, благодаря которым выиграла и косметология и наука. Борис переместился к столику и, накидав на тарелку маленьких бутербродиков, вернулся... протянул нам, "угощайтесь!".

Мы взяли по одному... сзади подплыла рыхлая личность, килограммов на сто пятьдесят. Я ее никогда раньше не встречал, и сказала, обращаясь не к нам:

— А хорош Яша! И не скажешь, что ему уже девяносто три...

Марина шепнула на ухо:

— Он у меня в спине дырку прожег!

— Чем? — не понял я.

— Глазами...

— Тебя это удивляет? Меня — нет.

— Не удивляет, но немного раздражает... — Маринка пожала плечиками, — у него такой сальный взгляд...

— Ты его не видишь, — с чего ты взяла?

— Не знаю, у меня ощущение чего-то жирного на коже... знаешь, как будто масло стекает...

Почетный член закончил речь... мы чокнулись, выпили, в зале стало немного шумнее... Мы через широко открытые двери перешли в соседний зал. Я, только перейдя из одного зала в другой понял, что двери пергораживающие залы, в обычные дни служили и стеной, сейчас же были сложены плотно прижаты к колоннам. Но все-таки это другой зал... тут играла электронная музыка, в углах стояли огромные колонки, под потолком висели разноцветные прожектора и вертелся зеркальный шар, разбрасывающий красные и зеленые лазерные блики во все стороны. Это было наше место. Мы с Мариной стояли в сторонке, слушали музыку и просчитывали момент, когда стоит вступить? На несколько секунд наступила тишина... и вдруг... звуки фортепьяно... пам, пам... Я узнал хит семидесятых "Без тебя" Гэри Нильсена... перепетый в девяностых Марайей Керри... Сейчас зазвучал оригинал... мы оттанцевали с Мариной... и многие гости, расступались, давая нам пространство для движения. Наконец песня закончилась. Диджей, увидев нас, явно что-то наколдовал у системы с дисками , потому что зазвучал классический рок, в исполнении Несчастного случая "что ты имела в виду". Мы дали жару! Я представляю себе зрелище, когда маринкины метр семьдесят шесть летали вокруг меня. И, может быть, мы бы успокоились и пошли б немножко отдохнуть, но коварный диджей поставил любимую Маринкину песню Шевченко "Будет все, как ты захочешь". Вот вроде бы я каждую ночь дома, когда не уезжаю в командировки, и спим мы не в разных комнатах... но никогда я не ощущал к жене такого влечения, как в танце. Покачивающиеся бедра, поворот и наклон головки, изгиб рук, и ощущение ее гибкого легкого тела в моих ладонях... все это возбуждает невероятно... я все сильнее ощущаю себя плохим танцором... на финальных аккордах она накрутила мою руку себе на талию, и томно заглянула в глаза... я не удержался и поцеловал ее. В зале захлопали. Ну, все, вечер закончен... нам обоим надо срочно ехать домой! На выходе из зала нас догнал человек в форме охранника.

— Простите! — Сказал он, беря меня за локоть. Мы остановились. — Вы танцоры? Вас просит подойти распорядитель вечера...

— А в чем дело? — Марина повисла у меня на другом локте.

— Я не знаю, меня просили вас догнать и пригласить к мэтру. — Я пожал плечами, взглянул на Марину... щечки пунцовые... в глазах огонь и страсть.

— Подойдем?

— Давай.

Мэтр спросил:

— Вы профессиональные танцоры? По моему, мы не заказывали никого. Но вы прекрасно танцуете... Вы не могли бы потанцевать до конца вечера? Мы заплатим!

Мы переглянулись с Маринкой и захохотали... Мэтр, улыбаясь, смотрел на нас. Он явно не мог понять причины нашего смеха. Наконец, я сказал:

— Нет, уважаемый. — Мы не танцоры, мы гости, и мы очень спешим...

Наверное, желание и страсть были написано на наших лицах столь откровенно, что мэтр теплее улыбнулся, смутился и произнес:

— Простите великодушно! Счастливого вечера!

И мы помчались домой. На табло электронных часов над подъездом "Им-инк" установилось время 00:00.

Глава 4

С этого начинается каждое утро.

"Москва. Шестая жертва на счету. Вчера ночью в горбольницу N 20 был доставлен Соломин Алексей Иванович 27 лет с тяжелой черепно-мозговой травмой. По заключению эксперта травма нанесена круглым металлическим предметом, предположительно — обрезком арматуры. Пострадавший, не приходя в сознание, скончался на операционном столе. За последний месяц это шестая жертва неизвестного или неизвестных грабителей. Со слов родственников, у погибшего пропали часы, деньги, мобильный телефон. Средний возраст всех пострадавших от руки убийц — от двадцати до тридцати лет. Нападавшие не делают особого выбора — среди погибших уже две женщины и трое мужчин. Ведется следствие.

Самара. Пожар в порту. Около полуночи дежурный по порту вызвал пожарную команду, обнаружив дым над складами, принадлежавшими компании "Самара-имекс". Пожару присвоена пятая категория сложности, задействованы десять расчетов. Пожар удалось погасить только к пяти часам утра. Полностью уничтожены три ангара, в которых хранилось дорогостоящее импортное оборудование медицинского назначения. По мнению экспертов пожарной испытательной лаборатории не исключен поджог.

Владивосток. Российскими пограничниками совместно с ФСБ проведена операция по раскрытию канала поставок в южную Корею партии материалов для клеточного клонирования. Объем партии порядка трех тысяч контейнеров, общей стоимостью на шестьдесят миллионов долларов. ФСБ проконтролировала счета контрабандистов, умелыми действиями была создана иллюзия переброски контрабандного материала, и в момент перечисления средств на счет подставной фирмы, счет был арестован. Задержана группа из восьми человек, принимавших участие в контрабанде клеточным материалом. Ведется следствие.

Пермь. Состоялся несанкционированный митинг противников абортов на площади перед зданием муниципального управления здравоохранения. В течение трех часов представители закона уговаривали митингующих разойтись... Директор МУЗ, принял требования митингующих, пообещав разобраться. Митинг собрал около пяти сотен человек, закончился к вечеру. Все обошлось без эксцессов. В городской газете опубликовано обращение начальника УВД, с предупреждением, что впредь любые несанкционированные акции будут пресекаться более строго. Он выразил удивление, что организаторы даже не пытались подать заявление о проведении митинга, причин для отказа он не видел.

Мне трудно читать. Я перечитываю одну и ту же сводку по два, три раза...буквы прыгают... я появился в редакции в начале одиннадцатого...

Когда мы приехали вчера, Маринка выскочила из машины и, бросив на ходу: "Я пока все приготовлю..." побежала в подъезд. Я поставил машину в ячейку и уже двигался к дому, вдруг хлопнула дверь и какая-то темная фигура в тинейджерской куртке с капюшоном растворилась в темноте двора. Нехорошее предчувствие шевельнулось в груди... я ускорил шаг, предполагая, что Маринка, наверное, уже в ванной... она лежала рядом с лифтом. Голова в крови... неподалеку от нее валялся пруток арматуры. Черепушник!?

Я не помню, что я делал... Я звонил в скорую, в милицию, я искал Сашку... Она жила еще три часа. В больнице её сразу взяли на операцию... я ждал в коридоре... потом вышел врач... сказал, сильное вдавление... осколки убрали... дальше, как Бог даст. Маринку вывезли из операционной около четырех... Реаниматолог не хотел меня пускать в палату, я дал ему сто долларов... нашелся халат, я сидел рядом с ней... попискивали приборы, шумел какой-то ящик со шлангами... потом приехала целая бригада медиков, они подключили к голове Марины провода... самый старший с мефистофельской бородкой и кустистыми бровями, разглядывая большие листы с зигзагами, сказал:

— Активности мозга нет...

— Что это значит? — Спросил я.

— Это значит, что она — растение, как человек — она мертва.

Мир рухнул... стены плыли... еще сохранялось в руках ощущение ее тела... на губах не проходило прикосновение ее губ... из-под повязки струился аромат ее духов... Она лежала под простынкой... тонкая... В мозгу как заевшая пластинка вертелось: "...отчего же губы ищут на твоих губах приюта? А из глаз беды лучистых звонко капают минуты..."

Ко мне подошла медсестра, протянула кольца, серьги и кулон...

— Получите, пожалуйста, и распишитесь, — протянула накладную... я, не глядя, подмахнул. — И тут, — сказала сестра, отогнув накладную. Я уже приготовился подмахнуть и эту бумажку, но что-то остановило мою руку. Я снял накладную, закрывающую шапку бланка. "Разрешение на изъятие органов для трансплантации". Все графы заполнены, кроме одной "согласие родственников"... я вернул бумажку сестре.

— Я не буду это подписывать. — Она молча забрала ее и вышла из палаты.

В палату вошел врач. И, сев передо мной на стул, принялся уговаривать... Что все равно уже ничего сделать не удастся, но пока работает ее сердце и аппарат заменяет ее легкие — ее органы пригодны для пересадки. Она молодая здоровая женщина. Ее сердце и почки могут спасти жизнь трем другим людям! Ваш каприз, предрассудки — погубят их. Господи! Как же велико было искушение? Я чуть не согласился... Но вдруг я подумал, как это здорово, что людей можно разбирать на запчасти! Любой из нас может пойти на разборку... нужен лишь "Черепушник". Я раздвоился... один я сидел перед врачом и слушал вкрадчивую речь, другой стоял рядом с Мариной и видел, как ее везут в операционную, лихо вспарывают живот, грудную клетку, извлекают еще бьющееся сердце, почки... выделяют... перевязывают... отрезают... меня стало тошнить... я поднял глаза на врача, и сказал:

— Я не хочу. И вы ничего с этим не можете поделать.

Врач поднялся и вышел. Буквально через секунду влетел реаниматолог, и заорал:

— Все! Нам нужна эта палата... труп сейчас отправят в морг, попрощались? Освободите помещение!

Я протянул руку и выдернул из стены все сетевые провода. В палате наступила тишина. Я встал, врач суетился где-то внизу... я пошел на него и сказал:

— Я буду с ней, до утра... хотите вы этого или нет! Мне плевать на всех, это их проблемы! — В ответ он разорался как резаный, что у него еще пятнадцать тяжелых больных, я сказал ему: — Я тебе заплатил. — Он выхватил доллары и кинул их на пол.

— Кажется, вы потеряли, — сказал он, — забирайте и проваливайте.

Может, я б так и поступил... в конце концов, что-то шевелилось в душе, что я блажу, что они действительно хотят ценой органов моей умершей жены спасти другие жизни. Но тут в палату влетели еще трое, и я перестал вообще что-либо соображать. Я отбивался от них... не зря ж я служил в редакции газеты дивизии ВДВ... Что-то соскочило в мозгу. Медики отползали, придерживая вывихнутые конечности. Потом они оставили меня в покое... пошли зализывать раны. Еще часа три они периодически заходили в палату... что-то говорили, угрожали... потом приехал Белов и забрал меня. Марину отвезли в морг... Сашка на моей машине отвез меня в редакцию, забрал ключи и сказал:

— Работай, Серега... Лучшее лекарство от тоски — работа.

И вот, разбираясь в сводках, я натыкаюсь на сообщение о Черепушнике. Убит какой-то Соломин — ровесник моей Марины.

Я набрал Сашкин номер... ждал не долго, он снял трубку сам.

— У аппарата!

— Ты сводку смотрел?

— Да.

— Ты видел, что черепушник еще одного убил?

— Да!

— Сашка! — ты веришь, что это случайно?

— Серега, заткнись, а? — сказал Белов.

Я заткнулся... Но меня снова понесло...

— Сашка, ведь я что подумал... что Черепушник не случайно молодых убивает... это не маньяк!

— Я тебя, очень прошу, заткнись... — Белов говорил не громко, но твердо. — Приезжай ко мне, поговоришь со следователем.

— Я вчера говорил.

— Нет, я тебе устрою встречу с руководителем следственной группы по делу "Черепушника".

Я нажал кнопку селектора, вызывая Воронина. Трубку сняла Лена журналист-стажер, последний курс журфака.

— Где Воронин?

— Он уехал в управление ФСБ, вызывали вас, Сергей Алексеевич... поехал Валентин...

— Ясно, спасибо. Когда он должен приехать?

— Он ничего не сказал.

Я дал отбой, и набрал номер мобильника Валентина. Он долго не снимал трубку, наконец, щелкнул и приглушенно ответил:

— Да, Сергей, я в пресслужбе ФСБ, идет инструктаж, тут все замы и ведущие отделов криминальной хроники...

— Ты там надолго?

— Примерно полчаса еще...

— Я уехал к Белову...

— Серег, а тебе обязательно сегодня работать? — в голосе Валентина прорезалась нотка сочувствия и жалости...

— Обязательно, Валь. — Я ответил немного жестче, чем хотел. Валька почувствовал.

— Сереж, не трогай сегодняшнюю сводку, я приеду сам сдам. — Он буквально удержал мою руку от подписи материала.

— А что?

— Дело касается этого брифинга — тут дают инструктаж... я приеду, расскажу.

— Ну, ладно, тогда я поехал. Ты — за старшего!

Гад Белов забрал и ключи и мою "Чернушку"... Вольно ж ему майору РУБОП раскатывать на восемьсот пятидесятой беэмвешке...

Мне пришлось выйти на дорогу и голосовать... на мою руку метнулось две машины: "пассат" и сто семнадцатая Лада, я уже готовился сесть в "пассат" как зазвонил телефон, я вытащил трубку, водитель терпеливо ждал.

— Сергей Алексеевич, — сказал капитан Звягинцев, — не садитесь в эту машину. — Я напрягся, потому что капитан тут же сказал: — не оборачивайтесь. Спокойно отпустите "пассат" и сядьте в "жигули"...

Я так и сделал. Значит, он меня ведет? А где он был вчера? Я не на шутку завелся. Почему они допустили, что Маринку убили?! Спецы хреновы! Я понимал, что где-то неподалеку следует машина Звягинцева... как бы невзначай огляделся... ничего примечательного. Пожалел, что не курю... Был бы повод начать разговор с водителем. Я сел так, чтобы в зеркало заднего обзора, видеть хотя бы часть панорамы...

— Сергей Алексеевич, не волнуйтесь, за нами нет хвоста, — сказал водитель.

Я аж подпрыгнул.

— Вы кто?

Водитель молча протянул мне удостоверение... ст. лейтенант ФСБ — Дудко Михаил Иванович... Так.

— Очень приятно, — саркастически сказал я... — И давно вы меня пасете?

— Со вчерашней ночи, — ответил водитель, — точнее с утра, как только вы уехали из больницы.

— Изумительно. Просто невероятно. — Яд из меня тек... — а вчера это было невозможно?

— Сергей Алексеевич, я не уполномочен обсуждать с вами дело. Вы понимаете? — водитель спокойно отвечал. — Я и Андрей, мы очень сожалеем, что случилось несчастье с вашей женой, но это казус... мы контролировали каждый ваш шаг вчера... и на банкете и потом, когда вы уехали... до подъезда...

— Но почему?

— Не могу ответить... Вот, мы уже подъехали. — Он остановился метрах в пятидесяти от управления. — Спросите Белова, он в курсе.

— Спрошу, — сказал я, сунул старшему лейтенанту сотенную бумажку... тот спокойно дал мне пятьдесят рублей и уехал.

В кабинете Сашки было, как всегда, не продохнуть... похоже, только что закончилась планерка, или что там у них? Звягинцев был тут. Как и в прошлый раз, в подростковой курточке, слаксах и с фиолетовыми противосолнечными очками. Белов не стал здороваться.

— Садись.

Я сел, не глядя на капитана. Интересно, он приехал раньше меня, или его вообще не было рядом с редакцией?

Белов выложил на стол белый конверт, в котором я отправил ему пистолет.

— Узнаешь?

— Что? — прикинулся я шлангом.

— Посмотри на этого конспиратора хренова, — сказал Белов капитану, — вчера, представляешь, мне посылочка! Получаю, ствол! Тот самый из которого Берга завалили, и девушку из мотеля, и бармена, и еще четверых... Я к дежурному — кто принес? Дежурный: парень на роликах... мы сутки искали этого придурка. Ты думал, мы не найдем? Нашли. И что я узнаю? — он опять обратился к капитану, — тот безучастно смотрел на стол. — Я узнаю, что этот ствол курьеру вручил мой друг — Серега Евсеев. Ну что ни день, то сурпризьм! А теперь скажи, откуда он у тебя взялся?

— Сашка, я вообще-то тут по другому делу, — напомнил я, понимая, надо рассказать, дальше скрывать от Белова правду бессмысленно.

— Твое дело подождет! — давай выкладывай, как к тебе попал ствол?

— По почте.

— Как это?

— Очень просто. Вчера утром мне Павлик передал бандероль, когда я ее вскрыл, там был "Альпин"... Я понял, что убийца, решил выиграть время, пустив следствие по ложному пути, перевести стрелки на меня... поэтому я не стал тебе звонить, а отправил пистолет с курьером. Упаковка бандероли у меня в столе, можешь убедиться.

Белов смотрел на меня тяжелым взглядом...

— Говоришь, запутать следствие? Ну что ж, вам это очень хорошо удалось... вместо того, чтоб искать стрелка, я как последний придурок искал курьера, который честно сказал: Мне этот пакет дал Сергей Евсеев. У меня аж матка опустилась... Думаю, ни хрена себе! А я Сереге верил...

— Можешь и дальше верить. — Хмуро сказал я. — Ты ж понимаешь, как я труханул, когда вывалил на стол эту игрушку?! Вот и решил, малость побыть в тени.

— Нет, он точно — козел... — Белов апеллировал к Звягинцеву. — у тебя что руки отвалились бы, написать заявление и честь по чести передать посылку в Управление? Ты что, думаешь, мы не знаем, что ты не при чем в этом деле?

— Хрен вас знает, что вы знаете, чего не знаете... — проворчал я, — молчите как партизаны... только советы даете...

— Да без наших советов, тебя б уже три раза замочили... — запальчиво сказал Белов, а Звягинцев покраснел. — Извини, Серега...

— Мне одного раза хватило... — сказал я. — Вы думаете, они за мной охотились?

Белов оглянулся на капитана. И тот сказал:

— Нет, Сергей Алексеевич, убили, кого хотели убить... — и замолчал.

Я оторопел. То есть как? Убить хотели Марину? За что? Зачем?! Я спросил.

— Понимаете, мы пока не можем ответить на этот вопрос. Многого не знаем. Но очевидно, что Марина Ивановна что-то знала... чего убийцы или заказчики испугались... В общем, ее убийство, якобы "Черепушником", инсценировка. Они не предполагали, что черепушник в эту ночь выйдет на охоту.

— Я ничего не понимаю...

— Не вы один.

Меня вдруг посетила мысль.

— А то, что я вчера, по вашей просьбе включал телефон на сканирование? Это не может быть причиной?

Капитан покачал головой.

— Нет. Не думаю...

— Кстати, а что вы надеетесь найти? Вы полагаете, что эта фирма имеет отношение к убийствам?

Капитан сделал паузу.

— Сергей Алексеевич, у нас ведь не одно дело фармацевтов... Да, мы интересуемся деятельностью компании "ИМ инк" — это все, что я могу вам пока сказать... Вы вчера сделали все очень хорошо... спасибо.

Белов молчал.

— Сашка, ты помнишь, я тебе начал говорить по телефону... — напомнил я ему причину, почему примчался в Управление...

— Херню ты мне говорил... — сказал Белов. — в общем, так, хочешь услышать это от руководителя следственной группы, хочешь от меня? Решай, но мы скажем одно и тоже.

— Хорошо, скажи — ты.

— Черепушник — маньяк, запомни... и никаких других версий, в своей газетке выдвигать и не думай, понял?

Я вспомнил, как ожидали смерти Марины врачи, как уже наготове была бригада по изъятию органов, и ту ярость, с которой они пытались пробиться к ее телу.

— Объясни, — сказал я тихо.

— Тебя извиняет, ситуация, — также тихо сказал Белов, — но если ты или кто-нибудь из твоей братии — журналюг, брякнет от большого ума, что черепушник не маньяк, а работает под заказ, то вы спугнете преступников... ты понял?

Я — понял. Я понял это еще до того, как он озвучил все... но мне надо было услышать его фразу.

— Хорошо, — выдавил я, понимая, что никто ничего объяснять мне не собирается. И еще, что меня используют в качестве приманки... Ловят на меня, а попалась Маринка. Да, похоже, они и сами не ожидали... — Я поеду. Отдай мне ключи.

Белов кинул связку.

— Держи, только будь осторожен. — Он поднялся, — поехали.

— Куда?

— К тебе. Отдашь мне упаковку бандероли... надо ж отработать канал отправки, может питерские еще что-нибудь откопают? А заодно напишешь заявление, на мое имя, как к тебе попал пистолет. И Павлика вашего надо опросить.

— Павлик в отпуске. — Обрадовал я Белова, — со вчерашнего дня... до конца недели... взял отпуск за свой счет...

— С чегой-то? — удивился Сашка.

— Не знаю, мне Лебедев сказал... очень просился. Вроде бы улетел в Турцию по горящей путевке на три дня.

Белов вытаращился на меня.

— Ну, белые люди! На три дня в Турцию — как под Тулу за грибами! Завидую я вашим гомикам! Поехали так... придется ждать. Блин! — Сашка, вытащил из сейфа ПМ, пихнул в кобуру на пояснице. — Капитан, ты идешь?

Звягинцев молча поднялся.

На пороге мы разминулись. Краем глаза я заметил, что Звягинцев сел в салатовую "Ниву-Шеви", знакомая машина... не она ли вчера пасла меня, когда я ездил к Хансену? Номер я не запомнил, но — похоже.

В редакции, не успел я отдать упаковку Белову, замигал селектор — главред. Я снял трубку.

— Слушаю, Борис...

— Зайди, Серега... очень нужно.

Мы расстались с Беловым... тот увозил мое заявление и пакет бандероли со штампами и печатями почтамта Питера.

Борис меня обнял, предложил махнуть за помин души... Я отказался. Душа не просила ни водки, ни коньяка... было пусто... мертво.

— Ну, как хочешь. — Борис сел на свое место, я на свое за столом заседаний... — Вчера я навел мосты с генеральным той фирмы, где мы были... И он вроде бы согласился нам отбашлять... и не мало. Но в замен, мы должны будем сделать им хорошую ПИАР-акцию... ты понял? Ну, статьи, очерки... интервью... Ты понимаешь, на халяву большие бабки не валяться. — Если главный говорит на таком языке, значит, он сильно волнуется. А раз он волнуется, значит, деньги маячат на горизонте реальные... Только при чем тут я? У нас мало пиарщиков? Взял бы ту же Катю Диас... легкая рука, смазливенькая... разговорит мертвого...Зачем я то — криминальщик, сдался ему? Я спросил:

— Что ты от меня-то хочешь?

— Ты понимаешь, мне звонил их Вайнштейн, ну ты помнишь, который вчера был в кремовом костюме? — я кивнул. — Он просил прислать тебя... что-то хочет. Тебе, что трудно? Если трудно не езди, я найду, кого послать. Я ему говорил, что у тебя несчастье. Он сказал, что хотел бы поговорить именно с тобой, и чтоб ты сделал материал о них... В общем, решай... не хочешь ездить, не езди... Я ему объясню. Можешь — уважь. Квартальную выпишу сегодня же.

Я вздохнул. А что мне сидеть в редакции? Можно и съездить, тем более, что и капитан не ровно дышит к этой фирме... Я был уверен, что он мне снова позвонит...

Так и вышло. Я подъезжал к знакомому подъезду... отсюда я три дня назад забирал Марину, после перестрелки в "Калужской заставе"... телефон загудел... я послушал: "Сергей Алексеевич, перезвоните мне перед входом в офис" — сказал капитан. Я даже улыбнулся... и, паркуя машину, набрал пусковой номер...

В подъезде — арка, пищит, я все выложил на стойку... телефон, диктофон, наладонник, ключи — Арка молчит... я собирался забрать свои вещи, но начальник охраны, вернул мне один наладонник.

— Эти вещи пока побудут тут. — Сказал он.

Я пожал плечами.

— Мне могут позвонить. — Попытался я вернуть телефон, хотя бы.

— Использование мобильных телефонов в здании запрещено внутренним уставом, — сказал охранник, — вот сейфы, уберите туда ваши вещи, — он дал мне ключик и показал целую стену из ящичков... я убрал телефон и диктофон. Охранник выдал мне пропуск, и сказал: — по коридору до лифтового холла, потом на пятый этаж, а там направо... до охранного поста, дальше вам покажут.

О, как! У них на каждом этаже охрана? Или только генерального они так охраняют?

Как выяснилось, на каждом этаже, и даже на каждом перекрестке. А на моем пропуске был выбит маршрут передвижения, при малейшей попытке свернуть не туда, меня останавливали и придавали нужное направление.

Господин Вайнштейн — тот самый кремовый брюнет, что вчера благодарил гостей за честь почтить своим присутствием его фирму...юбилей...

Он выскочил из-за стола, усадил меня, распинался в уверениях и соболезнованиях... предложил перенести встречу, на более удобный для меня день. Я отказался. Спросил, не против ли он, если я буду записывать нашу беседу? Он согласился. Я включил в наладонике запись, отрегулировал звук... задал первый вопрос:

— Господин Вайнштейн, назовите, пожалуйста, себя, должность и название вашей компании.

— Меня зовут — Ефим Семенович, я генеральный директор открытого Акционерного общества — ИМ-инк... — он начал повторять почти слово в слово вчерашнее выступление... я дал ему поговорить, и когда он сделал паузу, спросил:

— Я слышал, ваша компания — крупнейший в России производитель косметических препаратов на основе биопродуктов. Не могли бы вы поподробнее рассказать, какие биопрепараты?

— Ну, конечно... — Вайнштейн улыбался, — основное сырье — это плацента. Нам удалось завязать отношения — сугубо коммерческие — практически с каждым родильным домом в России. Вы знаете, что до нас, ценнейший материал либо выкидывался, либо сжигался, либо хаотично где-то как-то собирался и вывозился за границу... по-моему, во Францию... точнее сказать не могу. Нам удалось, поставить ситуацию на коммерческие рельсы, в выгоде оказались все: и роженицы, и роддома, и конечно — мы. А особенно Российские женщины. Ведь наша косметика — лучше и дешевле зарубежной! — он рассказывал еще минут десять, о том, какие они молодцы, и я опять спросил:

— А как вы распространяете вашу продукцию? Просто по аптекам и отделам косметики? — у него во взгляде мелькнуло что-то... какое-то странное выражение.

— По разному, — ответил он, — некоторые препараты и средства продаются в розницу и в аптеках, и в косметических центрах, у нас очень много — порядка пятидесяти процентов производимой продукции, оптом покупают косметологи, а часть продукции, некоторые эксклюзивные линии, мы распространяем через систему сетевого маркетинга. Даем, так сказать, заработать нашим Российским красавицам... да и для себя им удается купить нашу косметику гораздо дешевле, чем в розницу в магазине.

Я не успел задать новый вопрос об эффективности их косметики, о различии с аналогичными препаратами других фирм, у Вайнштейна зазвонил телефон — обычный с проводами, на столе. Генеральный выслушал, нахмурился, и сказал: — Я должен извиниться, но у меня появилось неотложное дело, вас сейчас проводят в конференц-зал, там покажут слайд-фильм о нашей компании и ответят на любые вопросы. Еще раз простите, что не могу уделять вам больше времени...

Вошла длинноногая девушка — мулатка... и повела меня в конференц-зал. Похоже, господин Вайнштейн завернут на политкорректности как Голливуд. Или у него свои виды на эту красавицу?

В зале за столом президиума сидели двое. Одного я узнал — академик Синельников — тот самый йельский почетный член. Второй — помоложе и намного, наверное, мне ровесник, парень в медицинском халате. Они раскладывали на столе графики, время от времени поглядывая на экран, на который проецировалась сразу пара слайдов. Мы подошли к академику. Девушка сказала:

— Яков Феликсович, генеральный приказал мне рассказать журналисту о фирме, и показать фильм...

— Мы можем прерваться, — быстро сказал академик, он присматривался ко мне, и вдруг сказал, улыбнувшись: — а ведь я вас знаю, молодой человек! Это вы с необыкновенно красивой девушкой танцевали вчера у нас на юбилее? Это ваша жена? Вы произвели настоящий фурор! — Он не давал мне вставить ни слова... — Вы так быстро вчера скрылись... — он, наконец, сделал паузу. Молодой парень, коротко поклонился, на японский манер, и сказал:

— Яков Феликсович, я подойду попозже.

— Хорошо, хорошо... — Академик опять благосклонно обратился ко мне. — А к нам какими судьбами?

— Готовим цикл пи-ар статей о вашей компании, приехал по заданию редакции... — сказал я, и наверное, слишком сухо... академик, своим дружелюбием полоснул по живому, потому что он почувствовал вдруг мою боль.

— У вас что-то случилось? — он участливо смотрел на меня, девушка пока поднялась к механикам, видимо дать распоряжения насчет рекламного фильма.

Я ответил, как было. Академик аж изменился в лице... долго извинялся, рассыпался в соболезнованиях, и хотел уже уйти, но я остановил его.

— Яков Феликсович, все равно, я уже здесь, и коль нам выпало встретиться, не могли бы вы мне ответить на кое какие вопросы?

— Ну конечно! Все, что угодно!

— Вчера, когда мы с женой были на вечере, мы слушали ваше выступление, и случайно узнали, а точнее услышали, будто вам больше девяноста лет... хотя на вид, можно с трудом дать около шестидесяти... — академик немного залоснился, — это благодаря вашим препаратам? Точнее препаратам плаценты?

— Почему плаценты? — академик удивился. — А, я понимаю, Фима в рекламе делает основной акцент на косметику... Нет, молодой человек, косметика — это, как бы вам сказать, понятнее, боковая веточка нашей работы... Основная наша продукция — плюрипотентные клетки костного мозга, универсальный материал для трансплантаций. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, кое-что. Это эмбриональные стволовые клетки? — я вспомнил материалы, которые копал в интернете...

— Когда-то их называли так... Сейчас мы их называем иначе, слово эмбриональные немного, — он пошевелил носом, — попахивает... понимаете? Хотя суть та же.

— То есть вы используете абортный материал?

— Да Бог с вами! Это было на заре нашего дела... нет, сейчас это ни к чему. — академик распалился, — мы выделяем их из плаценты, так и лучше и этичнее... Но ведь мало выделить клетки, массив для трансплантации, нужен гораздо больший, чем можно получить за один забор... поэтому, мы их потом дополнительно размножаем, это требует некоторого времени, и очень много денег...

— А для чего они используются?

— Можно перечислить практически все нозологические группы, — академик заговорил на своем языке, и я приподнял в недоумении брови, — группы заболеваний, — объяснил он. — Ну, например: Детский церебральный паралич, травмы спинного мозга, сердечная недостаточность, почечная или печеночная недостаточность, или, например, последняя наша работа первичное бесплодие вызванное поликистозом яичников, это очень серьезно. — Я давно нажал кнопку диктофона. Вернулась девушка, стояла рядом и, улыбаясь слушала... — Вот вы можете представить? — Академик распалился, — вот такая, например красавица, и бесплодна, я не о вас, миленькая, надеюсь у вас все в порядке?

— Да ну, вас, Яков Феликсович! — девушка смутилась. Говорила она как и Вайнштейн с акцентом.

— А как же насчет вашего возраста, Яков Феликсович? — напомнил я основную тему.

— Ну что ж, отвечу, у меня молодой человек, было два пути: либо я после третьего инфаркта отправляюсь к родителям, — он показал вверх глазами, — либо трансплантирую себе клеточную массу. Я выбрал второе. И как, видите — не прогадал! Вот вам, кстати, и еще одна группа — постынфарктный кардиосклероз! — он засмеялся.

— И много вам пришлось имплантировать клеток?

Академик задумался.

— Около пятнадцати миллиардов, но вы учтите, часть из них погибла, часть разбежалась ремонтировать другие места, а не сердце, и только, примерно, четверть попала в миокард... а мое состояние — это, уже можно сказать, побочный эффект. Но меня он вполне устраивает...— Академик довольно улыбнулся... — Я вас оставлю этой девушке, не смею задерживать, но если захотите взглянуть на наше хозяйство, я смогу вам устроить экскурсию, это, знаете ли — впечатляет!

Почетный член откланялся... А я посмотрел слайд-фильм, из которого ничего нового, сверх услышанного, не узнал... Получил папку с рекламным буклетом продукции, и планами развития на будущее. Я посмотрел на часы, в общей сложности, я провел в Компании — немногим больше часа...

На выходе я залез в шкафчик, достал диктофон и мобильник — тот был мертв. Экран не загорался. Я несколько раз нажал на кнопку включения... тишина. Батарея была свежая, только вчера заряжал!

— Что с телефоном? — спросил я охранника?

— Не знаю, — пожал плечами тот, — ваши вещи никто не трогал... — но в глазах мелькнуло что-то...

"Не умеешь ты врать!" — подумал я. Однако, скандалить было бессмысленно. Я забрал убитый телефон и поехал в редакцию.

У моего "аквариума" стояли Белов и Звягинцев. Чего это они? Будто коты сметаны обожравшись? Я протянул капитану мобильник.

Тот спокойно взял телефон, раскрыл его и внимательно осмотрел. Белов сказал:

— Серег у тя тут тесно до безобразия! Пошли, перехватим чего-нить?

Я спросил капитана:

— Мой телефон верните. Мне без связи — никак. — Капитан выдал мою "соню-эриксон". Я перекинул сим-карту... посмотрел рапорт. Все нормально. Пин-код срабатывает, значит, или его крякнули, или даже не пытались. Пока мы спускались в кафе, я спросил капитана: — Они сломали аппарат?

— Нет, просто при попытке вскрыть, аппарат якобы отключился — система сканирования работает автономно, не от основной батареи... но для этого, его пришлось бы разбить на куски, а на это они не решились. В общем, все отлично! У меня есть для вас обещанный подарочек. — Он протянул мне футлярчик размером с зажигалку — флеш-карту. — Тут много интересного. Но, к сожалению, ничего этого к делу не подошьешь!

Белов усаживаясь за стол, спросил:

— Вообще — ничего?

— По убийствам — ничего, — ответил капитан, — а вообще много довольно пикантных документов. Но, вы понимаете, Сергей Алексеевич, что ссылаться на них — противозаконно, пока они не изъяты по постановлению прокурора.

— Значит, вы нарушали закон? — я придал морде своей выражение оскорбленной справедливости.

— Это военная хитрость, Сергей Алексеевич, — иначе мы б никогда ничего не находили.

— С волками жить — по волчьи разговаривать, Серега, сказал Белов. — кстати, Павлик ваш ни в какую Турцию не улетал. Только вот найти его я никак не могу.

— Ты хочешь сказать, что он из них? — Я оторопел, — Он племянник Хабарова! — сказал я и понял сам всю абсурдность моего заявления.

— Да хоть самого президента Медведева! — Белов нахмурился. — Я ничего не думаю, думать буду, когда он показания даст. — я ощутил, что Сашка хочет сказать, что-то не политкорректное.

Подошел официант, мы сделали заказ.

— Может, выпьешь, Серега? Я тебя домой отвезу. — предложил Сашка. — а то ты как груша боксерская... сорвешься.

— Не сорвусь, — сказал я, — но он был прав, я вдруг почувствовал, что у меня напряжены все мышцы... до ломоты, до судорог... — дома выпью. Мне еще работать. А насчет Павлика, может быть... может быть... и жучки все эти... и телефон Бориса, подмененный... кстати, гаввред не знает о его исчезновении?

— Откуда? Я только тебе сказал.

Звягинцев молча поглощал крабовый салат...

Мы больше ничего не обсуждали... я обдумывал услышанное и увиденное...

Майор с капитаном откланялись. А я пошел к себе, вызвал Воронина.

Валентин явился мгновенно.

— Ну, рассказывай.

— Нас вызывали по делу черепушника. Выслушали все вопросы, ну ты знаешь, версий им накидали кучу... сидел полковник, начальник пресс-службы, он молчал, полка все не утихли, только записывал вопросы. А потом сказал: — Грабитель, которого вы называете "Черепушник", действительно — грабитель. У всех пострадавших взяты деньги и ценные вещи, мы его ищем, но есть версия, что этот человек — психически болен, по заключению психологов, он слишком много внимания уделяет способу убийства, и орудию убийства... не исключен ритуальный компонент этих преступлений." — но он убил всех одной фразой: " вы должны изложить в своих изданиях, только эту версию, если прозвучит, что-либо иное, мы расценим это как умышленную помеху следствию, и закроем издание, нарушившее данное указание! Рисковать — не рекомендую, власти на закрытие у нас хватит". Вот так.

Я перевариваю услышанное. В сочетании со сказанным мне Сашкой в его кабинете, складывается прелюбопытнейшая картинка — выходило, что главной версией является именно та мысль, что посетила меня, пока я отстаивал тело Марины.

— Ладно, Валя, подождем, думаю, через день-два от силы — три, мы все узнаем. Ты материал сдал?

— Да. Все нормально...

— Что надумали насчет приложения?

— Да все надумали, мы с Ленкой уже собрали номер, оставили место под рекламу, фоторепортаж. Получилось — супер!

— Валь, у меня завтра похороны. Я пойду к отцу Владимиру, хочу договориться насчет службы.

— Ну конечно. Ты извини, что я тебя гружу делами... — Валентин засобирался, — я приеду на похороны... вечером еще созвонимся. Жалко Марину...

Я кивнул. Валентин ушел. Позвонила мама, ругалась, что я ей не сказал, плакала, жалела... приглашала к себе. Предлагала приехать ко мне. Я чувствовал ее тревогу.

— Ма, не беспокойся... я — в порядке. Не надо меня жалеть. — Мама замолчала. — Мне надо поработать, да и в Маринкиных вещах разобраться...

— Я все равно к тебе приеду! Надо ж собрать одежду для Мариночки... Ты разве сможешь? — Да, она права...

— Ну, приезжай. Я уже собираюсь домой.

Я приехал, поставил машину... напряжение не оставляло, открывая дверь в подъезд, я подсознательно напрягся, вот здесь она лежала... на кафеле, замытом уборщицей, еще сохранялось ощущение кровавого пятна... На мгновение остро захотелось ощутить в руках горло "черепушника", или того, кто ее убил... я вдруг понял, что уже с минуту не дышу... не могу... грудь полна воздуха, а выдохнуть не могу... спазмы били меня... я в жизни никогда не плакал... сколько смерти я видел, сам под пулями ходил, друзей терял... но слез не было... а сейчас, я не узнавал сам себя... я стоял в прихожей...Вдруг в памяти всплыл фильм Алексея Германа "Мой друг Иван Лапшин", как журналист Ханин спокойно ходил и говорил "А у меня жена вчера умерла", а потом давился в ванной, запихивая в рот ствол пистолета... Нет. Они от меня этого не дождутся... Я вспоминал последние минуты в редакции, разговор с отцом Владимиром, тот при мне отзвонился и отменил на завтра все дела. Я подошел к телефону, набрал номер Воронина.

— Валь, завтра приезжай прямо на кладбище, сначала собери материал, сдай в набор, и приезжай...

Воронин сказал "есть".

Я включил Маринкин компьютер, нашел гнездо для флешки — вставил, ждал пока машина проверит конфигурацию, наконец сел, и погрузился в массив документов, писем, договоров, приказов и распоряжений...

Пришла мама. У нее есть ключ, она появилась в квартире... начала плакать... но я уже высох. Меня не отпускало напряжение от прочитанных документов. Тысячу раз прав капитан. Военная хитрость! И ведь действительно — война. Не на жизнь, а на смерть! И жертв больше чем в любой другой войне... — тринадцать миллионов в год. Вот потери России.

Я не мог сидеть, хотелось орать, бегать... что-то делать!

И Вайнштейн и академик, этот почетный старый хрен, вешали мне лапшу на уши! Да и как вешали?! Не будь у меня сейчас документов переданных капитаном, я б все принял за чистую монету. Да я и принял тогда в конференц-зале.

Восемьдесят процентов всего клеточного материала они получают из абортариев "Бест-лайф"... И только двадцать из роддомов. Вот так! А Борис хочет у них брать деньги... теперь понятно, почему Вайнштейн так легко пошел на субсидии... Он потом этими деньгами будет держать Бориса за горло, и не рыпнешься! Я вдруг вспомнил, что в материалах, которые мы качали с Валей из сети, прозвучало, что за аборт женщинам дают деньги... По предварительным прикидкам, выходила сумасшедшая сумма, миллионы, если не миллиарды евро. Такую в тени не спрячешь... Но как ее найти? Я снова начал копаться в письмах и счетах... и накопал... за последние три года, двадцать писем от Фирсовой, лидера движения "Независимые женщины России", с просьбой оказать финансовую поддержку движению... суммы не указывались. Но ведь куда-то эти деньги должны были перечисляться? Я искал, документ за документом... поисковая машина, пролистывала, давая ссылки на счета по кодовым словам "Пожертвование, ОД НЖР" вылетели полторы сотни счетов... я начал суммировать, за три года вышло, что ИМ-инк Фирсовой перевела пятьсот миллионов евро! Кудряво живут! Это ж какие активы у них? Десятки миллиардов?! Я открыл "Эксплорер" и разыскал финансовый вестник. Как Фима сказал: Открытое Акционерное общество? Значит, он публикуют оборот. И нашел таблицу... Им-инк на уровне с нефтяными магнатами — оборот двенадцать миллиардов евро в год! Да что им эти пятьсот миллионов за три года? Высморкаться! Я уже не ходил, бегал по комнате... мама заглянула... наверное решила, что я сошел с ума... принесла стакан воды и рюмочку с бурдой, от которой несло мятой и еще чем-то...я махнул, запил водой. Я успокоил маму. Все нормально... просто я нашел невероятный материал... в последний момент я зажал себе рот. Мама, положила передо мной пластиковую карточку: Я ее раньше видел у Марины — клуб Астран, на ней цифры... фото Марины, карточка больше всего напоминала банковскую кредитную карточку... Я вдруг вспомнил, что Маринку я забирал из офиса ИМ-инк, что я ей звонил, когда мчался из "Калужской заставы", и она ответила "я не могу разговаривать, я в клубе...", значит, клуб Астран в компании ИМ-инк? Любопытно... на карточке выбит интернет-адрес клуба... Я начал набирать... закружилась голова.

Заплетающимся языком я спросил маму:

— Ма, что ты мне дала? У меня крышу сносит...— компьютер плавал передо мной, клавиатура изгибалась подобно кошачьей спине, все время норовя стукнуть меня по пальцам...

— Иди, приляг, — сказала мама, — тебе надо отдохнуть...

— Вы врачи, все такие ко...вар...ные... — сказал я, плетясь к кровати... но на полпути свернул к дивану... вдруг на мгновение мелькнула мысль, что в кровати я стану искать Маринкино тело... а его нет... и не будет... я упал в диван и погрузился, растворяясь в подушках...

Глава 5

Я не хочу, что б с этого начиналось каждое утро.

В десять утра я стоял в церкви при кладбище, шло отпевание Марины. Что-то сломалось во мне. Объем событий, происшедших с трех ночи до девяти, перевалил предел, допустимый для сознания, и я подобно роботу стоял молча, остекленевшими глазами уставясь на гроб с ее телом. Белова рядом не было, Воронин должен подъехать на кладбище, Борис... Борис приехал. Но он стоял, молча, и за то я ему был благодарен. Слов не было. Как не было мыслей... чувств. Я умер.

В три ночи примчался Белов. Мама открыла, и она пыталась отстоять меня, но Белов ее убедил, что я нужен на час, полтора... и без меня — никак. Я встал. Двигался и думал я как в воде на большой глубине, и шаги словно прожимаешь толщу воды и думаешь также. Комната плыла...

Сашка что-то говорил маме, та отвечала... а я с опозданием на несколько минут понимал, о чем же они говорят...

— Саша, — это мамин голос, — Саша, вы же видите, ему плохо...

— Все нормааально, Саня...— сказал кто-то, — Все нормально, это лекарство... Мама, что ты мне дала? — Кажется, это я говорю...

— Людмила Савельевна, — Это Сашка говорит, голос кажется его, — ему только съездить, опознать, и я привезу его домой, приведите его в нормальное состояние. — Это точно Сашка, а почему я вижу только лампочки в люстре? Я совершил личный подвиг, оторвав взгляд от люстры и переведя его на Белова... сашкино лицо приближается и удаляется, то огромным носом пытаясь выбить мне глаз, то становится нечетким...

— Ма, кофе свари... — Это опять я. — Кого опознать, Саш? А, завтра? Давай завтра... я тебе... кого хошь опознаю.

— Людмила Савельева, ему кофе... и еще чего-нибудь. Он мне нужен спокойный и трезвый.

Мама дала мне каких-то таблеток, потом я выпил кофе приторный с запахом коньяка. От дикого сочетания, я ощутил сумасшедший приток энергии. Сердце лупило где-то у горла, в голове стоял звон, так что мне приходилось прислушиваться. Тормозность моя прошла немного, и превратилась в некое подобие задумчивости. Я сидел за столом на кухне, и пытался собрать расползающиеся мысли. Наконец сознание ухватилось за ключевое слово и потянуло за него, выводя меня в реальность.

— Белов, кого опознать-то? — повторил я вопрос.

Красноглазый Белов, пивший коньяк с кофе, и наливавшийся следом за мной нездоровым румянцем щек, махнул рукой.

— Павлика вашего. Хрен поймешь — кого.

— Нашли?

— Нашлась. — Сказал Белов.

— Почему нашлась?

— Потому, что сначала думали, будто это девка.

Я потряс головой, собирая опять пытавшиеся разбежаться мысли.

— А он что, не признается?

— Вроде того, — уклончиво ответил Белов, — Давай допивай, и поедем.

Я послушно проглотил остатки кофе. И пошел следом за Сашей, рука привычно схватила с полочки в коридоре мобильник. Также привычно я глянул на экран, там мигал конвертик. Пока мы шли к лифту, потом от подъезда к машине, пальцы мои привычно давили на кнопочки, и на экране появлялось сообщение. "Служба Ви-пост. Перезвоните по номеру..." Я нажал "Переход", автоматически приложил трубку к уху. Голос робота произнес: "Сергей Алексеевич. Это Павел Астапенко. Я оставил вам посылку в камерах хранения Курского вокзала..." Дальше звучала секция, номер камеры и шифр. Я выключил телефон, и смотрел, как Белов выруливает мою чернушку со стоянки. Когда мы выкатились на Ленинградку, я еще раз нажал дозвон до того телефона и нажал на кнопочку записи звука на телефоне. Сообщение легло в память аппарата. На вопрос робота, удалить ли сообщение с сервера, я ответил громко как было велено "Да", стараясь все буквы произносить максимально четко.

Белов вздрогнул и спросил:

— Ты чего? С кем это?

— С роботом. — Сказал я, глядя на дорогу.

— И на что ты согласился? — спросил Белов придерживая левой рукой руль, а правой прикуривая.

— Удалить сообщение некоего Павла Остапенко. — сказал я.

— Что?! — Белов дал по тормозам и припарковал машину у бордюра.— Какое сообщение?

— Чего ты встал? Сашка?

— Что за сообщение? — повторил Белов. Я по его интонациям никак не мог понять, чего ему надо?

— Он мне оставил посылку на Курском в камерах хранения. А что? — Я нажал кнопку воспроизведения на аппарате и сунул его Белову, — Слушай.

Сашка жадно прослушал запись, и, трогаясь, сказал:

— Проснись, Серега, проснись! Мы ехали в морг Склифа — опознавать тело неизвестного трансвестита сбитого фордом "Эксплорер" на остановке у Курского вокзала. Вашего Павлика зовут Астапенко Павел Васильевич, и он перед смертью успел оставить тебе посылку и сообщение. Ни в какую Турцию он не улетал.

Я действительно проснулся. Я открыл окно и, подставив горящую морду потоку прохладного рассветного ветра, молчал. Еще одна смерть. И все это вокруг меня. Сколько их еще будет? Я так и спросил Сашку.

— Сколько еще должно умереть людей, чтобы все это кончилось?

Белов молча вел машину. Я не стал повторять вопрос. Мы подъехали к управлению Сашкиному. Мы вошли внутрь, я старался не отставать, дурь проходила. В сердце нарастала ярость. Когда мы вошли в огромный Беловский кабинет, я будто врезался в стену из спин, плеч. Сашка меня не бросил, пропер через это толковище и посадил в кресло.

— Сиди, Серега. — Он принялся что-то говорить, в кабинете началось движение... Я сидел. Речь Беловская сливалась. Передо мной мелькнули очечки Звягинцева... Я попытался следить за ним, но он исчез, потом появился рядом с Беловым, потом вдруг кабинет волшебным образом опустел, и мы в нем остались втроем. Я, молча, глядел на Сашку и капитана, а те также, молча, глядели на меня.

— Ну чего? — сказал я. — Чего вы молчите?

— Серега. — Сказал Белов. — Ты это... — Сашка замолчал. А заговорил капитан.

— Сергей Алексеевич. Кажется, у нас есть шанс взять убийцу.

Я уставился на них.

— Ну, берите.

— Серега, — снова сказал Белов, — без тебя ничего не получится.

— Это почему? — Я сильно отупел все-таки.

— Потому что, сообщение, что оставил для вас Павел Астапенко, для них это бомба... во всяком случае, они так думают. Сначала мы полагали, что у него украли деньги, документы, мобильный... оказалось, это не так. — Снова заговорил Звягинцев. — Понимаете, они знают, что за посылкой приедете вы.

— На живца ловить хотите? Ребята, вам Марины мало... Сашка, гад ты, все-таки... Теперь ты решил и меня подставить? Ладно, мне терять нечего... маму жалко... тебе отвечать.

— Серега, вот только не надо, — Белов выглядел виноватым. — Мы все продумали... голову твою будет закрывать дверца шкафчика, а туловище мы прикроем бронежилетом. Даже если он и успеет выстрелить, то больше чем синяки ты не получишь. Выручай... Без тебя — труба.

— Сергей Алексеевич, риск велик, не закрывайте шкафчик, что б вы там ни увидели, ориентируйтесь по ситуации. Мы будем рядом.

Потом я надевал синий бронежилет. Белов откуда-то вынул длинную до середины бедер песочную ветровку, под ней жилет исчез, Сашка осмотрел меня, сунул ключи от машины.

— Не гони. Спокойно подъезжаешь, паркуешься. Иди резво, не оглядывайся. Твое дело — зайти в камеры, найти нужную ячейку, и взять в руки то, что там лежит, дальше разберешься. В принципе, дальше — мы разберемся... Ты понял?

Я кивнул.

— Понял.

Ничего я не понял. Просто запомнил. А еще сказывались месяцы совместной с Беловым службы в Чечне, как он не уставал повторять: "самодеятельность ведет к незапланированным потерям". Я не подумал, что на подобные операции майору нужно получать санкции высшего начальства, я не подумал, получил ли он? Мне вообще, было очень тяжело думать. Сказывалось мамино успокаивающее. Я тупил. Выручал автоматизм. Потихоньку отупение исчезало.

Как сказано, так и сделал: подъехал к вокзалу, нашел местечко, поставил чернушку и, отходя, нажал на кнопочку брелка, машина моргнула фарами, на брелке отразился рапорт постановки на охрану. Я не бежал, шел быстро, глядя перед собой. Спустился по эскалатору, поискал указатель к камерам хранения.

Шесть утра почти. Для вокзала, что шесть утра, что шесть вечера, народу хватает. Наконец, я увидел транспарант со стрелками, "автоматические камеры хранения", я думал об одном, подойти, открыть, забрать, то что оставил Павлик, и держать открытой дверцу шкафа пока Белов не скажет закрыть. Бронежилет прикрывал грудь, спину и пах.

Я нашел нужную секцию, двигаясь по узкому коридору из трехярусных шкафов, я выделил нужный, оказался самый верхний, дверца действительно открывшись прикрыла справа голову. Я не подумал о том, откуда Белову было известно, что шкаф в верхнем ряду. Ведь он так уверенно сказал, что дверца прикроет голову. И только когда уже щелкнул замок, вдруг меня осенило! Но обдумывать мысль, осенившую уже было некогда.

Пока я крутил ручечки кодового устройства, справа в пролете появился блондин в джинсах и светло-коричневой кожанке, державший правую руку за пазухой, а слева мужчина в костюме, галстуке и длинном сером плаще из под которого он извлекал АКМ-СУ... Я поглядел в нутро шкафа и увидел рукоятку ПМ. "Белов-сука" — подумал я, и второй мыслью было: Только б он не стоял на предохранителе! Кожана из "Калужской заставы" я узнал... светло-желтые волосы, отсутствие усов и бело-голубые глаза... но интуиция и какое-то странное обострение чувств, подсказали мне — он!

Я, выхватив из шкафа пистолет, выстрелил два раза в него и, почувствовал толчок в грудь, ослабев вдруг ногами, полетел на пол. Блондина-кожана снесло выстрелами, он припечатался к стене... а я оглянулся, ожидая автоматной очереди, но мужик с автоматом отчего-то падал на кафель, автомат его с бряком стукнул по плитке, не выстрелив, а посреди лба благообразного автоматчика расцветала красная роза. Я с пистолетом в руке поднялся с пола, грудь болела...

Что случилось? Блондина в пролете не было. Я вышел из камер и увидел картину: Блондин, странно кренясь на правый бок, с пистолетом в правой руке, прижатой к ноге, что б оружие было незаметно, уходил к огромной толпе, до которой оставались считанные метры, и тут я увидел капитана, он как всегда был в сиреневых очечках, от бедра стрелял — я не услышал, почувствовал четыре выстрела. Четыре раза дернулся ствол. Убийца пошатнулся, и, подламываясь, рухнул. Пистолет вывалился из его руки и покатился скользя по полированному серому граниту. В зале появилось много народу, троих, заломив руки, повели к эскалатору. Появилась скорая, носилки, у меня из руки забрали ПМ. Меня похлопали по плечу, голос Белова сказал: "Молодец, Серега, лихо стреляешь!" Потом я расстегнул ветровку, и с удивлением рассматривал вмятину на груди, точно против сердца. А Белов принес еще один бронежилет, с двумя вмятинами.

— Вот что тебя спасло, Серега... Это твои!

Я хотел пить. И, поглядев на бронежилет, пошел к киоску с газировкой. Купил Спрайт, выхлебал бутылку... стало полегче. Потом достал телефон, на экране мигали цифры: 7:33.

— Сашка, что мне оставил Павлик?

Белов уважительно поглядел на меня.

— Силен, бродяга! Мне б сейчас водки. А ты вон спрайтом отошел. Там бумажки, и диктофон. — Сашка показал полуказательного пальца, — вот такая фиговинка.

— И что там? — спросил я, а сам разглядывал брелок сигнализации, тот сообщал, что около машины находился кто-то подозрительно долго. — Саш, похоже, мне чернушку заминировали.

— Не дрейфь, — сказал Белов, — взяли его с дистанционкой в руке. Машина чистая.

Я удивился. Нет, действительно, а зачем минировать машину, если они меня брали "в клещи" там — в камерах хранения? Я так и спросил Белова.

— Серега. Они там тебя убивать не собирались. Им нужна была посылочка. Потом ты б отъехал от вокзала, и — бум. И все шито-крыто. О том, что мои ребята заберут вещички из ячейки, им и в голову не пришло, а скорее всего, они не знали номера ячейки. Потому ждали тебя. В общем, наш экспромт удался.

Я видел радостного Сашку, и на некоторое время и меня отпустило... или мне так показалось? Мы стояли с Беловым в огромном вестибюле Курского вокзала, команда его частично рассосалась, подошел капитан Звягинцев, что то хотел сказать, но, увидев, что мы ржем, тоже улыбнулся... проговорил негромко:

— Саша, я еду к тебе, надо... по горячим следам ... допросить. — Белов покивал, махнул рукой.

— Давай, капитан. Я скоро буду. — Белов поглядел на часы. — Серега, ты домой?

Я помотал головой, мозги плеснули несильной болью.

— Похороны.

Движение вокзальное текло мимо меня, но внутри нарастало беспокойство, оно зародилось где-то внизу живота, и подымалось все выше и выше, колыхнулось сердце, немного затошнило... потом я вдруг увидел, себя в руках Белова блюющим в урну... кто-то, проходя мимо нас, возмущенно сказал: "С утра нажрался!", а я давился... и никак не мог освободиться от чего-то... Сашка выволок меня на улицу.

— Дыши глубже, Серега! — орал Белов. — Дыши, дыши! — И я дышал. — Глубже! — орал Саша, — глубже, ритмичнее! — У меня закружилась голова, тошнота прошла. Гул наполнил меня... я, шатаясь, добрался до машины, и лег на крышу... Я вдруг вспомнил отчетливо, до ощущения на коже груди прикосновение Маринкиных рук., губ, а ладони загорелись от ощущения ее тела... Я изо всех сил сжал зубы... Дыхание перехватило. Наверное я нашел бы способ, чтоб как-то прекратить эту муку. Белов нашел его раньше.

— Серега! Материалы Павла Астапенко, можешь забрать! Поехали ко мне! — журналюга во мне проснулся, он решительно задвинул убитого горем вдовца, и я поднял голову.

— Поехали.

Трудно сказать, что происходило со мной, но мне становилось страшно ни о чем не думать, депрессия накатывала мгновенно. Видимо Белов это тоже понял, потому предложил поехать в управление. Профессиональный интерес, наверное, это все, что осталось живого во мне.

Я снял ветровку и бронежилет, бросил на заднее сидение машины.

— Сашка, ты уже просмотрел, то, что оставил Павлик?

— Только бумажки, там бланки пустые. А диктофон прослушать не успевал, сейчас вместе послушаем.

Я ненавижу Глорию Гейнор, меня тошнит от ее хита "Я сама". Сейчас я стою в церкви, смотрю на гроб с телом Марины, а в ушах звучит фонограмма с семинара, записанного Павликом. Полтора часа — две части. Сперва мы с Беловым слушали запись через наушники, ничего не могли понять. Потом Саша догадался, взял от компьютера колонки и подключил их диктофону: Музыка... ритмичная как на дискотеке... хлопки, потом выступление... женский голос, смысл мы с Беловым не улавливали, какое-то шоу... сорок минут чего-то типа веселой лекции, шуточки... Мы с Сашкой недоумевая слушали... Речь шла о принятии решения, о том что каждый отвечает за себя, что никто не может диктовать женщине как ей жить.. и что в жизни место победителям! О преодолении суеверий и страхов... о том, что поступок требует решимости, силы духа... и участие в клубе в той системе что предлагает он — это для победителей! Потом шла раздача заявлений... Павлик... я его голос не узнал... понял что это он, потому что звучал громче остальных. Полина она взяла бланк... прозвучала странная фраза: "Если вы передумаете, не шумите, не скандальте, верните заявление и попросите охрану выйти из зала. Вас выведут!" Забавно... Что Павлик сделал, чтоб взять два? "Извините, я испортила бланк, можно еще один?" Хитро... Так... а потом собеседование... и вот тут мы с Сашкой краснели и бледнели. Разговор менеджера женщины и Павлика был предельно откровенным... Похоже Павлик прокололся именно в этот момент... голос не выдал... но паузы... и наверное наш Павлик бледнел не меньше нас. Все это действо шло под песню Глории Гейнор.

— Вот суки, — сказал Белов. — Нет слов других, Серега... ты понял?

Я понял. Не понять уже было просто невозможно. Все говорилось открытым текстом и предельно ясно. Сделаешь аборт, принеси справку из абортария. Напиши заявление о материальной помощи, получи — пятьсот евро. Приведи подругу, она с аборта получит свои пятьсот — ты сто. Приведи четырех подруг — с каждого их аборта будешь получать по сто евро, Если те приведут по четыре, им по сто, тебе по сто двадцать. Итого каждую неделю без особого труда от 120 до полутора тысяч евро, но правда с подругами надо работать, снимать стресс — муки совести и переживания, как правило, самое сложное пережить первый аборт... потом легче... после четвертого — все идет как по маслу...

Белов сказал:

— Меня тошнит...Серега... Что ж это?

— Это очень большие деньги, Саша... Я так думаю эти пятьсот и тысячи... это мизер по сравнению с прибылью от реализации товара... Погоди! Вернись назад?! — Мы открутили запись назад, в том самом шоу обнаружили как-бы вскользь упоминание, что косметические средства, возвращающие молодость коже, сексуальную привлекательность, требуют реализации... женщинам предлагается бизнес — давать знакомым и подругам карточки-направления в косметологические центры Бест-Лайф. Карточки номерные... и прозвучало, что стоимость лечебного курса колеблется в диапазоне от двух тысяч евро до пятнадцати тысяч и ничего не надо выкупать и продавать, только рассказывать, как оно помогает, и что "хорошо дешево не бывает"... что учебные семинары для тех, кто хочет принимать участие в этом бизнесе по вторникам и четвергам.

— Сережа, ты понял, какие бабки крутятся? Только аборты им зачем?

— Саш, этот материал и идет на производство тех самых лекарств — косметических средств. О чем говорит лектор вначале? О выборе, о решении... да? Понимай как хочешь... делай что хочешь, хошь беременей и иди на аборт, а хошь — рекламируй косметику... а не можешь забеременеть приводи беременных подруг, лови момент... Надо послушать, что там еще во второй части семинара...

И мы послушали. Вторая часть была посвящена вредности гормональных противозачаточных... уже специалист — гинеколог очень доступно и легко объясняла, какой непоправимый вред наносят эти средства женскому организму, что латекс снижает чувственность в сексе... не дает полноты ощущений... честно говоря, послушав эту лекцию, я подумал о презервативах с изрядной долей брезгливости... а уж что испытывали женщины, слушая речь специалистки...

Я вспомнил одновременно и то, что Марина ходила в подобный клуб и то, что через полчаса надо быть в морге. Смешанные чувства теснились во мне... моя жена участвовала в этом бизнесе... она бесплодна, она торговала... нет — рекламировала... Я упорно не хотел верить, что Маринка приводила подруг на абортный бизнес... Тогда зачем ее убили?

Я рассказал Сашке про Марину.

— Серега, давай по старой заповеди: о мертвых либо хорошо, либо ничего. Это твоя жена. — сказал Белов.

— Ты помнишь, сказал, она что-то знала... — я бегал по беловскому кабинету, — она знала все!

— А ты, почему не знал? Полагаешь, она так послушалась установок "мужчины вам не советчики"?

— Саш, когда три года назад выяснилось, что Маринка бесплодна, она мне сказала, "Сережа, предоставь все мне... я решу эту проблему. Только одна просьба, мы не будем говорить на эту тему". И мы не говорили. Я ее не спрашивал ни о чем. Я ждал.

А сейчас я жду окончания службы. Отпевает отец Владимир. Я, мама, Маринкин отец, как он сдал за одну ночь, пара незнакомых лиц, то ли Маринины подруги... то ли... я не хотел думать, что эти дамочки из ее клуба, об одной мысли о клубе, бизнесе, ком подкатывает к горлу...

Пел хор... все крестились — я крестился, держали свечи, погасили свечи... подняли гроб, понесли... автобус... я поехал внутри, машина осталась у морга... Похоронили, закопали... установили крест, ограду...

Отпустив всех на автобусе домой, я на такси вернулся к машине, и на ней поехал в нашу квартиру. Уже не нашу, а только мою...

Поминки длились часа два... я пригубил водки, отставил стопку... мама неодобрительно поглядела на меня.

— Я выпью, мама, отвезу отца Владимира домой и вернусь. Тогда и выпью.

Я вез отца Владимира в Подольск. Сразу после похорон начался мелкий сентябрьский дождик. Бабье лето кончилось. Я не гнал, сказывалась усталость, Прошли всю Варшавку, в Подольске немного покрутились, священник-журналист вышел из машины. По пути долго молчали. Но чтобы не уснуть за рулем, да и мне очень хотелось хоть с кем-нибудь поделиться накопленной информацией. Видимо перегруз сказывался, и я ему рассказал о Павлике, о том, что тот разузнал ценой жизни...

Рассказывая обо всем, я ждал рассуждений о падении нравов, об искушении, но отец Владимир вдруг произнес:

— Капитал будет грести столько, сколько ему позволит закон, а когда закон перестанет позволять, он будет искать способ обойти его... — не дословно, Сережа, но суть кажется, передал верно. Для них нет ни морали, ни нравственности... только деньги. — он усмехнулся. — Это не мое, это Маркс. А люди, — он уже вышел из машины и, нагнувшись к открытому окну, сказал: — Люди — слабы. Натиск же с ваших слов — очень силен. Можно попробовать раскрыть им глаза... но мало кто захочет глядеть на яркий свет, привыкнув жить в сумерках.

— Ну хорошо, эти бизнесмены ничего кроме денег не видят, но сами женщины? Как они могут? Неужели не понимают, что это как ни крути — убийство!? — Я вспомнил реплику-цитату Кати Диас " Я четверых выковыряла" — Почему они говорят — "выковырять"? Как будто это нарыв или гнойник или заноза? О детях...

Отец Владимир пожевал губами, мучительно сморщился, будто у него болел зуб.

— Сережа, убийство как деяние — очень серьезный поступок. Для любого человека современной культуры, неотрывно связанной к Мировой Христианской, а тем более Православной культурой — убить — значит совершить страшный смертный грех. Подсознательно убивший преднамеренно, сознательно шедший на это, подсознательно понимает — прощения нет. Мы можем сколько угодно говорить людям — не мы судьи, мы — люди... "кто без греха — тот пусть бросит камень", но убийца, уже переступивший грань, понимает, теперь — все равно. Потому один раз согрешив таким образом, они подсознательно понимают, что шаг сделан и дверь захлопнулась... остается, или обернувшись, стучать в нее и каяться, и кто знает, может и простится, или уверенно шагать дальше вниз...

— Хотите взять материал? — спросил я.

Он почесал бороду, взгляд его спокоен.

— Давайте решим это завтра, я готов дать в публикацию эту тему. Но ведь в ней столько криминала, что и вам есть, о чем написать. Не так ли? Но тут главное не пересолить, вы понимаете?

Я кивнул.

— Там очень много.

— Вот завтра все и разберем. А сейчас — езжайте домой и отдохните. Вы плохо выглядите. — Отец Владимир отошел на пару шагов и, перекрестив меня и машину, направился к подъезду пятиэтажки.

Я поглядел на часы. Семь вечера — начало восьмого. До дома часа два. Солнце на закате. Я развернулся, и по маршруту, записанному навигатором, принялся выбираться на старую Варшавку. На перекрестке я остановился, чтоб разобраться с картой и выскочить на симферопольскую трассу. По данным навигатора выходило, что три поворота и километров пятнадцать лесом, полями и вот она — Симферопольская трасса. Я тронулся, выруливая на дорогу, и заметил, что одновременно со мной отклеился от обочины и микроавтобус Рено-Кангу. Действие лекарства маминого закончилось, а вот кофе с коньяком еще работало, все чувства обострились, будто сигналы попадали на обнаженные нервы, и, в другое время, я, наверное, не обратил бы внимания на него, сейчас же мне не понравилось, что водитель Рено будто дублировал мои действия. Я некоторое время полз со скоростью сорок километров в час, и Рено никуда не спешил. Я прибавил и они, сперва оторвавшись, нагнали на ближайшем светофоре. Я поглядывал в зеркало заднего вида и, то ли мне показалось, то ли действительно так и было, но в окне рено мелькнуло что-то типа ствола автомата. Да, вашу мать! Я вдавил педаль газа, и Рено остался позади, по данным радара, впереди поворот на лесную дорогу, три-пять минут полета, и я на магистрали, а там ищи меня — свищи! Под капотом ревел пятилитровый движок, машина рвалась на восток, в отблесках закатного солнца я не видел, как там мои преследователи... но по радару выходило, что они безнадежно отстают, меня пробила мысль — загонщики! Впереди засада. Вот почему они так демонстративно следят за мной! Я покрутил ручку локатора, Машина нырнула вниз к реке. Впереди небольшой мост. Я перелетел через реку, и, поднявшись, увидел на экране локатора красную поперечную полосу. Дорога закрыта двумя фурами. Твари! Решение созрело мгновенно, я развернулся. Значит — загонщики? Я погладил торпедо и приборную панель, не подведи, миленькая. И рванул навстречу микроавтобусу. По данным радара, навстречу шли две машины, рено и грузовик типа "бычок", я летел вверх от моста, "бычок" вышел на встречу мне, обгоняя "рено", меня они вряд ли видят, может только водитель грузовика, он сидит выше. Я вылетел на встречку точно против рено, и, когда машина уже вылетала на вершину, а красный квадратик рено на радаре мигал и умный прибор заливался полицейской сиреной, а цифры расстояния в метрах уменьшались, когда осталось меньше десяти метров и из-за асфальтового покрытия показался кунг и крыша бычка, я дал по тормозам! Загудела АБС. Чернушка стала колом, нос ее качнулся к земле, а я увидел вылетающий на меня микроавтобус и нырнул под приборную доску. Удар, хруст подвески, звон и треск, на меня посыпались осколки лобового стекла, Огромная тень заслонила небо, и вдруг машину качнуло вверх. Я попытался сесть, дернул ручку двери и ударив ногами распахнул ее. Вывалившись из машины, я увидал финал полета рено. Из окон действительно торчат руки с оружием, мужики готовились расстрелять меня, теперь рено, переворачиваясь на бок, летел в метре над кюветом, и пикировал точно в штабель бетонных плит, оставленных тут много лет назад и уже вросших в грунт. От удара о бетон, рено разорвало пополам, ударил по ушам взрыв. Я несколько минут глядел на полыхающие обломки.

— В общем, все умерли. — Почему мне на ум пришла именно эта фраза? Сарказм, мрачное равнодушие, ощущение мышки, перехитрившей кошку, и одновременно обида, что они не оставили мне иного выбора. Водитель бычка тормознул метрах в ста пятидесяти от меня. Побелевший от ужаса, он вывалился из кабины... и, упав на колени рядом с машиной, бился головой о подножку.

Я пошел к горящему рено. В траве валяется автомат "кедр", я подобрал оружие, и, убедившись, что он уже снят с предохранителя, развернулся и пошел к водиле бычка, кажется, эти умельцы перекрыли дорогу с обоих концов, потому что проезжающих не появляется. Увидев меня, водитель нырнул в кабину, я вспомнил Звягинцева на вокзале, и нажал на спуск, автомат дрыгнулся в руках, по заднице и спине водителя бычка пронеслась очередь. Он сполз на землю, вытягивая за собой ремень с АКМ. Они меня разозлили. Сильно разозлили... Я подобрал осмотрел калаша — обычный армейский автомат не обрезанное уродство, два рожка смотанных скотчем . Вернувшись к разбитой чернушке, я осмотрел разрушения: мятый капот, выдавленное и растрескавшееся лобовое стекло, продавленная крыша... Я включил зажигание, приборная панель отозвалась огнями, радар молчал, навигатор работает, компьютер отрапортовал, что двигатель жив. Я завел машину, оглянулся на бычка, вспомнил, что там в полутора километрах две фуры... взять бычка, поехать, поиграть с ними в войнушку? Бычком протаранить баррикаду, и пока, поджидающие меня в засаде, будут разбираться, поиграть с ними... два автомата, один из которых хорошая боевая машина... Я не люблю оружие, я не люблю стрелять... но сейчас меня нет... где-то в районе мозжечка билась истеричная мысль — "Серега! Остановись!", я улыбнулся.

Сколько можно оглядываться? Мне надоело... да и за Марину у них должок... В этот момент позвонил мобильник, я поднес трубку к уху.

— Серега! Ты где? — Голос Белова отрезвил меня. Я кинул кедр в догорающий рено, калаша, протер тряпкой и закинул обратно в кабину бычка.

— Я под Подольском, Саш, еду домой.

— Рули ко мне, есть новости.

— Какие? — я осмотрел поле боя.

— Приезжай быстрей, тебе понравится, Серега, — мне показалось, что Сашка подмигнул, голос его звучал весело.

— Еду.

Я сел в машину, и поехал в Москву, чернушка моя, побитая, искалеченная, но живая, донесла меня до Беловского управления, и даже фары подняла, когда стемнело. Никто меня не ловил и не задерживал.

Белов осмотрел меня, стряхнул осколки стекла с волос.

— Что случилось?

Я рассказал. Белов гыкнул.

— Подольские ребята от тебя наверное уже воют. Ну ладно, что было, то было... Говоришь, свидетелей не было?

— Нет. Они сами закрыли дорогу с двух сторон...

— А как ты ушел? — Белов сел за стол, выписывая мне пропуск.

— Впереди стояли две фуры — камазы, а сзади, они сымитировали — ремонт дороги... поставили пластиковые ограждения и знаки, как я понял все это было в "бычке". Я выехал спокойно и все.

— Ну, ладно, я тебе теперь кое-что расскажу.

Я сел в кресло.

— Сашка пить дай, во рту, словно мухи насрали. — Белов кинул мне пластиковую бутылочку с колой.

— Рассказывай. — Я смочил горло, отрыгнул через нос и зажмурился, слезы потекли.

— Кожан твой, стрелок из "Калужской заставы" — молчит. Кое-что на него есть. А вот остальные колются охотно. Знать они ни хрена не знают, валят все на того мужичка в плаще, которого мне пришлось в затылок приласкать, когда тебя в клещи взяли на Курском. — Я пил колу и слушал. — Так вот он был... был... вот тут очень интересно! — Белов поглядел на часы, — по документам он зам директора компании "Аяс", правильно никому ничего не говорит. Но мы в офисе компании находим договоры: Угадай, какие?

Я пожал плечами

— На отстрел фармбоссов и меня?

— Почти. На охрану всех филиалов компании Бест-Лайф. Штат у Аяса — угадай с трех раз?

Я не долго думал, больше пятисот человек — компании типа ЗАО не имеют.

— Человек триста.

— Примерно... — Белов хмыкнул, — но триста это рядовые, что на дверях стоят, а еще по полторы сотни тренированных бойцов для эскорта руководителей компаний. — а ведь у Аяса еще двенадцать филиалов, Аяс-1, Аяс-2 и так далее. И в каждом от трехсот до пятисот бойцов.

Я присвистнул.

— Пятитысячная армия?

— Вот именно. Но доверенных людей все-таки меньше. И это только в Москве.

— Ты говорил про зама директора.

— Да, автоматик его засвечен с июня, по делу Аргуса. Мы взяли офис, найдено оружие, из которого погасили агентство. Но самое интересное знаешь что? Они очень спешили... его пальцы были на руле джипа которым сбили вашего Павлика. Но самое интересное не это. — Белов положил передо мной бумажку, взятую Павлом. — Что странного видишь?

Я рассмотрел заявление о приеме в члены автономной некоммерческой организации Импульс, в заявлении русским по белому было указано, что вступающий добровольно и безвозмездно вносит на счет организации пятнадцать тысяч рублей. Я перечитал.

— Погоди, так выходит для вступления они платят?

— Нет, — покачал головой Белов, — ни копейки. А те, которые приходят после аборта заполняют два — одно такое, а второе на получение аналогичной суммы в мат помощь. — Ну, соображай!

Я напряг мышцу мозга.

— Отмывание черной кассы!?

— Гений, я допер не сразу. У них крутится нал, этот нал не берется из ничего, он берется из нала, который приходит в Бест Лайф. Те получают от реализации товара, часть денег они проводят как членские взносы, и их же потом выдают...

— А Бест Лайф откуда берет деньги? — я спросил и вспомнил, — Им-инк, выдает Бест Лайф лекарства, те официально реализуют товар и часть средств отправляют обратно в Им-инк, часть на себя, а часть в Клубы, но эта часть — это нал. Его надо официально провести, а что может быть чище бескорыстных и безвозмездных пожертвований. Сашка, а что налоговики? И Прокуратура?

— Они занимаются сейчас. Кстати часть средств проводится через местные представительства НЖР, а все бабы-члены клубов — одновременно члены НЖР — неплохо они набирают состав? — Белов усмехнулся, а потом, словно фокусник, держал козыря в рукаве, сказал: — Через час берем "черепушника".

Я остолбенел. Вот это новость!

— Уже знаете — кто?

— Знаем. — Белов открыл сейф и достал цифровую видеокамеру. — Будешь за оператора.

— А как нашли?

— Секрет фирмы. Серега, как — это пока секрет. Но я тебе скажу, что кроме него берем еще минимум двоих, максимум пятерых, как потянется ниточка.

— Значит не маньячина?

— Скорее — отморозок, — Белов из того же сейфа достал пистолет, проверил, — за деньги работал.

— И много платили?

Белов скорчил рожу.

— Для тебя две тысячи евро — много?

Я наморщил лоб.

— за жизнь?

— С головы.

— Дешево.

— Ну, за шестерых ему двенадцать тысяч должны.

Я взял камеру в руки, осмотрел, разобрался с управлением.

— То есть, брать будете в момент передачи денег?

— Ты знал! — Белов возбужденно радостно улыбнулся, — Ты знал!

Но деланная его радость выдавала рабочее возбуждение и азарт.

— А кто заказчик? — я на проверку навел камеру на Белова, поглядел качество записи без дополнительного освещения.

— Ты его не знаешь. — Улыбнулся Белов.

Я не понял юмора.

— Саш, не выпендривайся.

— Это из анекдота, Серега.

— Расскажи.

— Счастливый отец скачет под окнами роддома. Кричит: — Маш! Маш! Она выглядывает из окна. — Родила? Она: — Родила! — А кого? — Мальчика! А на кого похож? — Да ты его не знаешь!

— Шутник! Сашка, ты можешь мне толком все рассказать, по порядку?

— Могу, но сейчас это версия, догадки, почти уверенность, но не подтвержденная показаниями. После допросов, я тебе дам материал для очерка. Что можно — напишешь.

— Ладно, я буду белым и пушистым.

Задержание прошло на станции Маяковская и заняло полторы минуты. Черепушник — тощий парень лет тридцати, длинный, жилистый, с глубоко посаженными и "мертвыми" глазами. . Когда брали, не сопротивлялся. Зато заказчик, серьезный дядечка лет пятидесяти, улыбчивый, лысенький, деньги принес в пакетике пластиковом — AVON. Попытался убежать, но споткнулся о мою ногу, и припечатал головой колонну. Если не знать, что происходит, обычное дело, встретились двое в метро, передали друг другу что-то, пожали руки и разошлись. Мы с Беловым в толпе "иностранных туристов" вышли из вагона, и слушали "экскурсовода", Белов реально раскрыл рот от изумления, и слушал и вертел башкой, Я "снимал" отделку стации. Сашка показал мне "черепушника" и, подходящего к нему, "заказчика". Обоих окружили "туристы" тихо взяли под белы ручки, отвели в дежурку и допросили. Как оказалось, черепушник был не так уж аккуратен, как нам представляли... и пальцы его были... и свидетели нашлись. А вот дядечка оказался — заместителем директора Московского центра заготовки донорских органов. Правда, дядечка попытался взять на себя все, типа он все придумал, он нашел черепушника, и контролировал операции и заготовку — он.. Все сам!

Я снимал. От задержания до конца допроса. Метро уже закрывалось, когда, группа расселась по машинам. Я отдал камеру Белову. Сашка поглядел на меня уже у подъезда управления, сказал:

— Третий час ночи, Серега, у тебя глаза как у кролика. Дуй домой и спи. Лебедев дал тебе отгул?

— А я просил? — я вдруг почувствовал резь в глазах, будто их песок засыпал.

Сашка осмотрел разбитую чернушку.

— Сильно ты ее! Ремонтировать будешь?

— Не знаю. — Я действительно еще и не думал насчет машины. Ей уже двадцать лет. Российские автомобили столько не живут, и даже для БМВ возраст солидный. Я провел ладонью по мятому капоту. — Лобовое стекло запасное есть... Жестянку можно заказать... покраска... но ведь подвеска крякнула... не знаю, что там? — Мы говорили ни о чем. Я не мог поехать домой. Мы топтались около раненой чернушки, а я никак не мог заставить себя сесть в машину... отчего-то перехватило дыхание, спазм сжал горло, я стоял молча и смотрел на Белова. В глазах полыхало, я закрыл их и тут сами собой потекли слезы, а я не мог сказать ни слова. Я не мог дышать. Белов вдруг ударил меня под дых, я согнулся и упал. Боли не было... дыхание налаживалось.

— Серега, ты сгоришь так. Выпей водки. Нельзя так зажиматься... с ума сойдешь.

Я промолчал. Я и так схожу с ума. Маринки нет, я сегодня убил людей. Спокойно. Как на войне... Наверное, это и правда — война.

— Ладно, хрен с ними... — Белов наверное имел ввиду свою группу, — поехали, я отвезу тебя. — Сашка выдернул из моей руки ключи, сел за руль. — Садись! С ветерком поедем. Кабриолет, елки!

Я криво усмехнулся. Сколько лет мы знакомы с ним? Восемь.

С майором, а тогда еще капитаном Беловым я встретился в Грозном. Он с группой омона шел на ликвидацию банды, а я напросился сопровождать. Потом бой. И мы вдвоем с Сашкой оттаскивали раненого командира группы, пока остальные нас прикрывали. Банда оказалась сильнее, чем предполагало высокое начальство, отправившее взвод против, как минимум, двух рот. Пришлось отступить. Банда пошла за нами... Капитан омона — командир группы ругался, переживая больше, чем за своих ребят — за меня. Он шепнул Белову: "в ущелье засада, нам надо заманить туда "чехов"", и мы снова понесли его, передохнув пока ребята прицельным огнем, держали банду на дистанции. Капитана мы донесли, Сашку немного посекло каменными крошками, когда очередь прошла над ним и рубанула по граниту. Потом был бой в ущелье, и банду, выкосив на две трети, взяли. Я снимал на камеру. Документальная съемка это не кино... это одна сотая всех событий. Что успеешь, то и снимешь. Потом были и другие походы и репортажи. Потом Белов уехал в Москву, а через пару месяцев и я вернулся. С фильмом.

Ночной сентябрь разродился прохладным дождем. Брызги через лобовую дыру летели на нас и утешало, что впереди не было машин, подымавших грязь колесами с асфальта, Белов гнал по пустынным улицам, проскочил по Ленинградскому проспекту, нырнул в тоннель у Сокола, и через десять минут уже парковал чернушку на стоянке возле дома. Мама встретила нас, и сказала:

— Ровно сутки, как вы вместе ушли.

Мама накрыла столик, и мы с Сашкой выпили, помянув Марину, потом еще раз выпили... а на третьей меня повело, и я уснул.

Глава 6.

С этого начинается каждое утро.

Москва. Арестован серийный убийца Манков Василий Сергеевич, известный как "черепушник". На его счету семь жертв — молодых мужчин и женщин. В прошлом фельдшер московской скорой помощи, последнее время — безработный. Уволен в связи с нарушением медэтики. По признанию арестованного, за то что проводил эвтаназию тяжелым больным по просьбам родственников . Возбуждено уголовное дело.

В Подольске в результате ДТП погибли пять человек. Микроавтобус рено-кангу, в дождь на крутом повороте потерял управление и врезался в бетонные плиты лежащие у обочины, водитель и пассажиры скончались на месте.

В Пятигорске в результате теракта погибли два человека. Взорван автомобиль ВАЗ 2104. Взрыв произошел в четыре часа ночи. Сильно пострадало здание, принадлежащее компании Коба-косметик. Погибли охранники. Возбуждено уголовное дело.

Оренбург.

Убиты две женщины. Мать и дочь возвращались домой из клуба, где проводят вечера. В подворотне возле собственного дома их застрелил из охотничьего ружья молодой человек убитой дочери. Убийца задержан по горячим следам патрульной группой милиции. Молодой человек, не оказал сопротивления при задержании. На допросе молчит. Ведется следствие.

Барнаул.

Камаз груженый кирпичом врезался в здание кинотеатра. Водитель не справился с управлением. Автомобиль пробил стену и снес несколько опор держащих перекрытие. Из-за обрушения потолка, пострадали посетители кинотеатра. Погибли три женщины, общее число пострадавших 37 человек, с травмами различной степени тяжести доставлены в больницы города. Водитель задержан. Ведется следствие.

Иркутск. Раскрыто убийство. Двадцатилетнюю Татьяну И. смертельно ранил ударом молотка по голове отец ее подруги. Преступник задержан. Мотивом к убийству явилась тяжелая болезнь дочери убийцы, а также информация, разглашенная медиками, что подруга девушки, недавно проходившая обследование в клинке, подходит в качестве донора. По факту разглашения медицинской информации ведется следствие.

Ведется следствие. Возбуждено уголовное дело... Вчера я не работал. Утром позвонил Борису и попросил отгул на один день. Валька рулил в отделе за меня, звонил пару раз, собрал номер. Прислал мне сборку почтой, я прочитал, поставил ОК и отослал обратно.

Мама уехала на работу, я отсыпался до полудня, и все пережитое накануне и похороны, и стрельба на вокзале и засада под Подольском за одну ночь превратились в сон, какой-то сумбурный набор нереальных событий, происходивших будто бы не со мной. Вчера я разобрал Маринкины файлы... я ее не осуждаю. Да и кто я такой чтобы судить мою несчастную жену? Особенно теперь... Головоломка сложилась. Правильны мои догадки или нет? Факты указывали — да. Я распутал этот клубочек, благодаря Хансену, Звягинцеву, Марине и Павлику...

Стоит он жизней отданных за него? Или все это обычное стечение обстоятельств, в котором я лишь пытаюсь углядеть чью-то волю?

Я сижу в своем "аквариуме", просматриваю сводки, формирую новостную полосу. Этот процесс уже доведен до автоматизма. Думаю я совсем не о криминальной хронике, из всей цепочки, внимание выдернуло одну новость: "дтп в Подольске", значит, все представили как обычную аварию? Чернушку разбитую я отогнал в гаражи, и жестянщики уже занимаются капотом и стеклом, завтра обещали начать красить. Подвеска перенесла приключение достойно, одна незначительная деталь напоминает об аварии — приемник стал сам собой перескакивать с канала на канал. Ремонтировать еще и его мне некогда, а покупать новый пока не на что.

Я заканчиваю сборку номера и приступаю к складыванию головоломки. Мне мало ее сложить, надо к каждому факту приложить документ, или его описание.

Сначала я начал рисовать схему, как я ее увидел вчера, когда раскрыл Маринину бухгалтерию.

На самом верху я написал "Им-инк", обвел кружочком и повел стрелку вниз написал "Филиалы Бест-Лайф", рядом со стрелкой я написал — "косметические препараты". Под филиалами написал "клубы", и снова соединил стрелкой и приписал рядом — "препараты". Рядом с клубами написал "многоуровневый маркетинг" — так, это все легально, это все законно. Это почти то, о чем нам рассказывала Катя Диас... маленькая деталь — они не выкупают препараты и не торгуют, они рекламируют и дают карточки с личным номером, здорово... нет случайных людей, поэтому я рекламы Бест-Лайф и не вижу нигде... их продукция — не ширпотреб — эксклюзив. Очень дорогой и качественный. Так, а теперь обратная дорога. Я рядом с Бест-Лайф написал красной ручкой — Абртарии и добавил "сырье", как это было написано в Марининых файлах. Вот что это для них — сырье. От Бест-Лайф я провел стрелку вверх, толстую, жирную стрелку и пометил — "очищенное сырье". И стрелка эта уперлась в Им-инк. В документах выкачанных телефоном Звягинцева из сервера Им-инк, я обнаружил, что поставщиком "сырья" является Бест-Лайф, что они с ним делают? Ответ нашел в черновиках академика — " размножают" — два-три цикла деления эмбриональных клеток. Академик их называет "мезенхимальными". После чего их маркируют как "свой материал", то есть — плацентарный. И теперь уже не докажешь, где клетки привезенные из роддомов, а где из абортариев Бест-Лайф. И стоят эти флакончики от пятнадцати до пятидесяти тысяч евро за штучку. Этими с лотка в перекрестке не поторгуешь. Слышал я о стволовых клетках? Конечно... от рекламы в глазах рябит... но там больше болтовни. То что используется для пересадки и берется у самого человека — это по материалам академика — фикция, это действительно плюрипотентные клетки, но количество их, возможное получить у самого человека — мизерное, и даже размножить их в достаточном количестве невозможно, больше двух-трех делений и процент малигнизации... Вот словечко нашел! Я перекопал полинтернета, нашел объяснение — раковые клетки это! Так вот чем больше делений, тем больше вероятность, что среди препарата будут раковые клетки. Хорошо пишет академик, понятно. Среди документов Им-инк есть и интересное письмо Вайнштейна, в котором звучит фраза " Настоящий клеточный материал, содержащий до 100 млн клеток на микролитр можно получить только из человеческого эмбриона в возрасте от 18 недель, все остальное — профанация, поэтому основные поставщики сырья — роддома и женщины совершающие аборт на поздних сроках беременности".

Заболели мышцы нижней челюсти, а я заметил, что сижу за листочком с крепко сжатыми до судорог зубами.

От Им-инк повел зеленую стрелку вниз к Бест-Лайф, приписал "деньги" и сбоку написал "НЖР" к ней тоже подвел "деньги", от них спустил стрелку к клубам с "деньгами", а обратно пустил стрелку к НЖР и подписал "Члены". Много ли таким образом "Независимые женщины России" набрали членов? Много. У моей Марины была сеть из полутора сотен женщин. Арифметическая прогрессия — каждая приводила от двух до четырех подруг, за три года, от семерых курсанток Марины образовалась сеть в полторы сотни женщин, почти все периодически сдавали "сырье". Я нашел "личный кабинет" Марины на сервере Им-Инк и ввел пароль, удивительное дело, она умерла, но счет ее не был закрыт, и я увидел сумму — тридцать восемь тысяч евро. И в ссылке "личные записи" я прочел — " осталось двенадцать! Максимум полгода.". Я понял — Марина набирала деньги на пересадку клеток... она надеялась вылечить свое бесплодие. Бедная моя девочка. Ну, почему я ее тогда послушал? "Ни чем меня не спрашивай..." Какой я дурак... Удержал бы я ее? Не знаю... может быть. Или просто был бы в курсе, одобрял бы... помогал бы с публикаций... Она хотела сама. Ах, Маринка, Маринка...

А, может, я зря так напрягаюсь? Кто я такой? Кто они мне все эти женщины? Маринка их что заманивала, уговаривала? Что то никак не давало мне даже подумать о том, что она в клубе смеялась со всеми, легко и непринужденно рассуждала, как это все просто... что додержать до 18 недель и написать заявление на "поздний аборт" — это намного выгоднее, чем "сдавать сырье" до 12-ти... в три раза выгоднее! В ушах стоял голос неизвестной женщины, бодро рассуждавшей, что "два раза в год сдать сырье от 18 недель, это все равно что шесть по 12, но ведь никто не сможет за год пережить шесть абортов... а вот два раза "ранние роды" — это не аборт... это получше! И намного выгоднее"!

Я видел ее, уверенную, курящую, голос ее с хрипотцой, и паузы... и спокойный такой голос... видел ее холодные глаза.

Рекорды ставят.

Мне не хватает воздуха. Я сидел, тупо глядя на получившуюся схему, и забыл, как дышать.

Нет. Не мне судить... Бог им судья.

Что можно сделать? Что я должен сделать?

А, может, не мудрить? Я — журналист, тема — жареная, написать очерк, аналитику, на пару номеров... и дать шпинделя всем этим "Им-инкам", "Бест-Лайфам", "Энжеэрам"... Бланки у меня есть, Показания ребят из Аяса — у Белова... Кстати, Белов сказал, что они отмывают через клубы черные деньги... значит, можно раскачать дело через Налоговую полицию? Или Белов сдаст материал в прокуратуру? У меня там есть знакомые. Не такие близкие, как Сашка, но все-таки... за руку здороваемся, и этот знакомый меня журналюгой не называет... то ли, действительно — нет в ней такой неприязни к нашей пишущей братии, то ли, хорошо ее скрывает... эта моя знакомая из прокуратуры.

Я сложил все бумажки... и схему и распечатки документов из сервера... кроме Маринкиных материалов. Этого никому знать не нужно.

День протек, как обычно, я, сдав номер, уже уходил, мне позвонила знакомая из прокуратуры. Ответ ее был прост и понятен: "Придраться не к чему, пока от самих женщин из клубов не поступит заявлений или жалоб с претензиями. Но на что?" Я положил трубку, и несколько минут сидел, тупо глядя в мертвый экран компа. Вот тебе бабушка и Юриев день... а на что я рассчитывал? Что там такие дураки, что будут открыто переть против закона, и только мне эта информация свалится в руки? Подсознательно, конечно и такое думалось... надежда теплилась, теперь угасла. Белов довольный раскручивает киллера, но тот молчит, или в лучшем случае, все валит на убитого хозяина Аясов. Как его звали? Балакиров Валерий Вахтангович. Почему он сам пошел меня брать? А почему он сам задавил Павлика? Что это? Жажда убивать? Или такую ответственную работу он никому поручить не мог? Загадка, на которую ответа уже не найти. Я поглядел на подпотолочные часы, видимые со всех уголков редакционного лабиринта. Уже — седьмой час. В сервисе еще работают, сейчас заскочу,

Я заскочил. Поглядел на белую, покрытую морду моей чернушки, на стадии подготовки к покраске. Не успел я отойти от машины, вышел из бокса, во двор сервиса въехал Лендкрузер — огромный как грузовик. Распахнулась дверца, из машины вышли двое, направляясь к боксам. Я пошел мимо джипа, меня за бока со спины подняли и подали в машину, еще пара рук схватила меня за куртку и за шею, и меня лихо втянули в салон. Хлопнула дверь. Джип выкатился из сервиса. Я попытался рвануться к двери, но меня перехватили сзади, усадили, в бока уткнули два ствола, судя по толщине — с глушителями, и негромко приказали сидеть тихо и не рыпаться. Я послушно сел. Рыпаться невозможно. Раз сразу не пристрелили, значит, есть шанс. Зазвонил мобильник. Я попытался достать, это сделали за меня, и банально отключили. Ладно.

Я пытался определить, куда мы едем. Глаза мне не завязывали, потому я понял, катим по рублево-успенскому, не спеша, вверх-вниз, повороты... кажется на Николину гору, хорошее место. Джип закатился в ворота. Дальше — все как в американским кино. Меня вывели, проводили в дом, в огромной и абсолютно пустой гостиной раздели до трусов, проводили через дом к крытому бассейну. Бассейн тут что надо! Не квадратная яма при баньке со ступеньками, а метров двадцать в длину и пять в ширину. Голубой кафель под стеклянной крышей, подсветка. На краю бассейна два раскладных кресла, столик... В одном кресле, лицом к бассейну сидит пухленькая явно мужская фигура в плавках, густо поросшая черным курчавым волосом. Меня толкнули в спину, приказали: "Садись!". Я подчинился, осматривая хозяина особняка. Передо мной сидит господин Фима Вайнштейн, генеральный директор корпорации Им-инк.

— Кучеряво живете, господин Вайнштейн, — сказал я усаживаясь в кресло.

— По средствам, — ответил тот, поднял пузатую бутылку с Мартелем, — коньяк?

— Лучше водку, — ответил я, — но и Мартель сойдет. Я принял бокал, покрутил коньяк перед носом, и решил, что пора уже задать вопрос, и я его задал: — У вас оригинальная манера приглашать.

— Обстоятельства вынуждают. Ваша возня, господин Евсеев, беспокоит нас не больше комара, но вот ведь, какая неприятность, пока комара не прихлопнешь, он не унимается. — Фима, отпил коньячку. — Однако, не могу не признать за вами фантастической везучести и профессионализма. — я "поднял уши", стараясь не расслабляться. — Ваша "правильность" и стремление "бороться со злом", мне кажется, это все реакция на ситуацию. Убийства, ваша решительность, азарт... в вашем сознании отчетливо сложилась схема свои и враги. Я же хотел бы видеть вас в числе если не друзей, то хотя бы не врагов. —

Я не мешаю Фиме вещать, покупаешь? Ну, ну... продолжай, любому интересно узнать себе цену, во что ж меня оценивает один из мультимиллинеров России, гражданин США Вайнштейн Фима?

— У меня есть предложение, Сергей.

Я не удержался и сострил:

— От которого я не могу отказаться?

Вайнштейн не улыбнулся.

— У людей всегда есть право выбора, соглашаться или нет, жить или умирать. — Вона как! Оригинальный способ покупать... гуманисты хреновы. — Поймите меня правильно, я не Валерий, он был чересчур кровожаден, образумить его мне не удавалось. Я действительно, хочу вам сделать хорошее предложение: должность главного редактора моей газеты.

Я оторвался от бокала.

— Это какой же?

— Семья, — Вайнштейн поставил бокал на столик, — неплохая газета, тридцать две страницы...

— Полосы, — поправил я.

— Что? Ну, разумеется, вам виднее. — Фима оторвал веточку винограда. — Так как? Оклад у вас будет очень хороший, побольше, чем у вашего Лебедева и Хабарова вместе взятых.

— А я по чужим карманам не лазаю, и их окладов не знаю. — Чуть раздраженно ответил я.

— Ну, в мой карман вы залезли, не смущаясь, — парировал Фима, жуя виноградинку.

— Когда это? — удивился я.

— А когда приехали брать у меня интервью, правда, по моему же приглашению, но ваш телефончик заставил поломать голову моих компьютерщиков. Стащили ведь документы?

— Ничего не знаю, — прикинулся шлангом я, — телефон как телефон — Сонька обычная, в салоне брал.

— Я думал, вы будете откровеннее. — Вайнштейн нахмурился. — Жаль. Не надо делать меня дураком...

— Послушайте, — я сделал лицо "святая простота", — у вас есть какие-то доказательства моей вины? Я что-то украл у вас? При чем тут мой телефон?

— Ладно, оставим эту тему, — Фима, кажется, начинал злиться, — мы отклонились, так вот вернемся к вашей должности.

— Какой? — изображать дурака я умел всегда.

— Сергей, мне кажется, вы дурачитесь, но я повторю, вам предлагается должность главного редактора джорнел "Семья", то есть — газеты, — как его вдруг снесло на английский, наверное, нервничает.

— А, точно, мы еще обсуждали мой оклад. И сколько же?

Фима снова кинул виноградинку в рот и ответил:

— Пятнадцать тысяч евро в месяц.

Мне стоило больших усилий не уронить челюсть в бассейн. Наверное он все-таки заметил мое замешательство, потому что с удовольствием глядел на меня.

— Господин Вайнштейн, не стану говорить, что таких заработков не бывает, вы живете в другом мире... другие меры ценностей. Я не сильно вас обижу, если не приму вашего предложения? — Кажется, Фима все-таки расстроился.

— Я не Валерий, — уклончиво ответил Фима, — но выбирая между жизнью и смертью, я бы предпочел, чтоб вы выбрали жизнь. — Вайнштейн допил коньяк. — подумайте еще. Я полагаю, вы поспешили с ответом. — Он поднялся, нырнул в бассейн, не спеша, по лягушачьи переплыл бассейн, вернулся обратно, не вылезая из воды, подтянулся на руках и спросил: — Ну, что решили?

Все его предложения это сладкая липучка для мух. Я соглашаюсь, прихожу работать, и мне, мало того, что затыкается рот, меня просто слушать уже никто не станет. Потом Фима меня выкидывает на улицу, и найти работу мне не светит. Но и это вилами на воде... к чему весь этот разговор? Он же сам сказал — друзья-враги. Друзьями нам уже не быть. Я сам циник, но такого цинизма как у Вайнштейна еще не встречал. Поэтому я налил себе еще Мартеля и, отпив полбокала, ответил:

— Вы убили Марину.

Вайнштейн покачал головой.

— Ее убил маньяк, вы ж знаете.

— Нет, Манков не взял на себя ее смерти, — сказал я. — Марину убили ваши люди. Это одна из причин, а еще, мне почему-то кажется, что мое согласие, вам нужно как рыбе зонтик.

— В каком смысле? — Фима вылез на борт бассейна, дотянулся до полотенца, и промокнул лицо.

— Во всех возможных, — ответил я. — Почему-то мне видится, что беседа наша имеет один смысл, вам очень хочется лишний раз доказать мне, что купить можно все, что нельзя купить за деньги, можно купить за очень большие деньги, не так ли? А после того, как я соглашусь вам служить, вы, глумливо радуясь этой победе, отдадите приказ вашим ребятам пристрелить меня или утопить в этом бассейне. Ведь я прав?

— Приятно иметь дело с умным противником, — ухмыльнулся Вайнштейн, — хотя вы мне не противник. Так — комар. — кажется это сравнение возвышает его в собственных глазах.

— Ну и для чего вся эта комедия? — спросил я. Страх прошел, я подумывал только об одном, как бы подороже продать жизнь, утопить Фиму? Разбить ему башку об кафельный край бассейна? Расколоть бутылку мартеля и горлышком чиркнуть по горлу? Фима крепенький мужичок, полнота его напускная, просто коренастый тип. Вариант с бутылочным горлышком мне нравится больше остальных. Я допил коньяк, закусил нектарином, налил себе еще. Постарался незаметно оглядеться, чтоб определить, где стоят или сидят охранники.

Вайнштейн, уселся в кресло, вытирая лохматые ляжки сказал деловито:

— Знать время своей смерти — палка о двух концах, с одной стороны повод для аффективных реакций, ведь инстинкт самосохранения это главный инстинкт после инстинкта размножения, а может, и перед, с другой же стороны — упорядочивает остаток жизни, позволяет успеть завершить дела, подвести итоги. Первое нежелательно, а если вы поведете себя по второму типу, то я могу рассказать, как вам суждено умереть и когда.

— Уж сделайте милость?

— Разве что последнюю, — ответил Фима. — скоро, как только стемнеет.

— Действительно, скоро, — сказал я и выхлебал коньяк, — а как? — Мартель хорошо хватанул по голове, появилось ощущение ирреальности.

— А вот это уже лишнее. — Фима налил себе и мне еще. — Прекрасный напиток, не так ли?

— Мне надо позвонить, — сказал я.

— Шутите?

— Совершенно серьезно, — мотнул я башкой, — маме скажу, что б не волновалась.

Фима махнул рукой, подошел один из доставивших меня в особняк мордоворотов, протянул мобильник. Фима протянул аппарат мне.

— Звоните. — и добавил, — маме.

И тут до меня дошло, что у мамы нет мобильника, что она уехала на три дня к подруге, а телефон этой подруги на клочке бумажки записан и лежит в бумажнике с правами. Весело. Пока Фима не заметил моего замешательства, я набрал номер Белова.

Сашка взял трубку сразу.

— Серега?

— Да, мама, это я.

— Не ссы в компот, Серега, — сказал Белов, — тяни время, мы за забором.

— Хорошо, ма, — сказал я, — не волнуйся, я задержусь по делам.

— Удачи, Серый, тяни время... трепись. Поторгуйся с ним еще!

— Хорошо, — довольно мрачно сказал я и отключил аппарат. Телефон вдруг выскользнул из моих пальцев подобно куску мыла и упал в бассейн. — Ой! Извините!

Вайнштейн поглядел вслед мобильнику.

— Жалко, хороший был аппарат. — он поглядел на золотой Роллекс на волосатом запястье, — ну. Что ж ваше время истекло. Советую не сопротивляться, говорят в каком настроении человек уходит на тот свет, в таком и находится потом его душа. Вы верите в жизнь после смерти?

— Верю, — просто ответил я, — я — православный.

— Может, хотите помолиться? — душевная щедрость Вайнштейна не знает границ.

— Очень хочу, — я старался говорить серьезно, и волнение сдерживал, понимая, что Белов готовит штурм особняка.

Ко мне подошли три охранника, коротко скомандовали "Пошли", я поднялся, оценил ситуацию, расположение противника, и решил пока не дергаться. Белов сказал тянуть время, а не форсировать ситуацию. Я действительно молился, в голове по кругу шло "Отче наш" и "Господи, помилуй!"

Меня отвели в гараж, огромный и больше похожий на строительный склад, мешки с цементом, бетономешалка, коробки и банки с краской. Раздался негромкий хлопок. Меня втолкнули в гараж и захлопнули за мной дверь. Я обошел помещение. Внутренняя дверь — заперта, голые кирпичные стены, земляной пол, яма для ремонта, откопана, но не отделана бетоном. Я подошел к воротам, поискал щель, нету, уплотнитель из пенистой резины, гараж теплый. Со двора раздалось несколько выстрелов... тишина. Я подобрал обломок кирпича и принялся долбить в воротину, как в колокол.

— Серега! Хорош шуметь! — в гараже стоял Белов, в камуфляже, бронежилете и с автоматом в руках. Загромыхала воротина и откатилась, впуская вечернюю прохладу, а я только сейчас заметил, что стою на земле в одних трусах, и замерз.

— Сашка, сволочь, чего тянул? Вы их взяли? — я застучал зубами и говорил отрывисто и заикаясь.

— Шмот твой где остался? В бассейне?

— Ввы Вайнштейна взяли?

— Козла, с которым ты разговаривал? — Белов дурачился.

— Это хозяин Им-инк. Вайнштейн Фима.

Мы вышли в бассейн, одежда моя лежала на стуле, как и оставил. Пока я одевался, к бассейну вышли трое в камуфляже. Один стянул маску. Белов пошел к нему.

— Ну?

— Восемнадцать молдаван — строителей, и больше — никого.

Среди охраны Фимы не было ни одного похожего на молдаванина.

— Оделся? — Белов махнул рукой команде, и, повернувшись ко мне, сказал: — Пойдем, поглядишь, может, кого узнаешь?

Мы обошли особняк, напоминающий готический средневековый замок. В свете прожекторов испуганно гомонила черноволосая и смуглая толпа. Беловские ребята выстроили всех в одну шеренгу, и я прошелся, осматривая их. Знакомых лиц нет. Я развел руками, Белов разочарованно крякнул.

— Все равно им не уйти.

— То есть? — я удивился. — кстати, а что за стрельба была?

— Пару доберманов уложили.

За забором раздались два хлопка и ударили длинные очереди.

— Да что они там? — Белов и большая часть группы помчались к воротам. Я рванул следом. Мы еще только подбегали к калитке, как над забором поднялось оранжевое пламя, грохнуло. Я подождал пока омоновцы пробегут через калитку, и вышел следом. На дороге полыхал знакомый ландкрузер. К Белову подбежал боец, доложил:

— Товарищ майор, они прошли по "скорпиону", на приказ остановиться не отреагировали, мы дали по колесам, они начали стрелять, и мы дали на поражение. Видно, попали в бак.

— Видно, обидно... — заворчал Белов. — Ну, погасите его! Вода в доме есть?

Пока молдаване таскали ведрами воду, заливали джип, мы с Беловым отошли к особняку.

— Саш, это особняк Вайнщтейна... — я пытался сформулировать мысль, но одну, сменяла другая, я запнулся, — Слушай, а как ты узнал, где я? — тут до меня дошло, — Погоди, ты слушал наш разговор с Фимой?

— Так точно, — глумливо сказал Белов, — Ты хорошо держался. Только это не Вайнштейна особняк, Серега, дом принадлежит некоей Т. Дьячковой.

— Кому? — я удивился, но ненадолго, — А что удивляться? Она знает, что в ее владениях происходит?

— А ты как думаешь, куда вдруг делась охрана?

— Действительно.

— Да все просто, Серега, охраной этого объекта занимается фирма Аяс-3. Вопросы еще есть?

— Никак нет, товарищ майор, — ответил я, — или лучше по немецки?

— Сам ты это слово, — ответил Белов.

Брожения за воротами закончились, из джипа извлекли три трупа.

— Пойдем, поглядим на шашлык на косточках "по-карски", — сказал Белов.

— Ну, ты циник, Саша.

— Да ладно тебе, давай рассматривай, есть тут твой Фима?

Я осмотрел почерневшие трупы. Фима ростом не выше метр семьдесяти, но лежачим я его не представлял.

— Майор Белов, кто из них меньше метра семидесяти?

— У меня рулетки в кармане нет, — отрезал Сашка, — сейчас принесут, измерим всех.

Фима исчез.

— В розыск дашь? План "перехват"? — приставал я к Белову.

— Какой, в жопу, перехват? — удивился Белов, — тут до Москвы тридцать километров, до Красногорска и Одинцова — столько же, и кругом правительственные дачи и особняки олигархов. Чтоб среди этого говна найти твоего Вайнштейна, нужна армия. И помяни мои слова — его тут никогда не было, у него железное алиби на этот вечер.

— Да уж... — возразить тут нечего, Сашка прав, а по эпитетам очевидно что сильно расстроен.

— Сашка, а наш разговор вы писали?

— Ну, писали... — уныло сказал Белов, — а толку? Санкции на прослушку не брали, оперативная запись можно всунуть на суде, и как судья решит, так и будет, но до суда надо довести. А для следователя прокуратуры эта запись — не аргумент. Да и опознание по голосу, дело такое... В общем, скользкий тип этот твой Фима, без мыла в... — почему-то Сашка умолчал, куда может влезть без мыла Господин Вайнштейн. Разговор перешел в разряд пустого болтания и свернулся в тишину.

Мы не стали дожидаться скорой и эвакуатора для джипа, погрузились в газельку Беловскую и покатили в Москву.

— Серега, зайдешь ко мне?

Я поглядел на часы, час уже.

— А ты не в Убопу?

— А что мне сейчас там делать? Допрашивать некого, а отчет об операции я завтра утром напишу. Поехали. Ленка вернулась.

Это новость! Жена Сашкина вернулась. Небо на землю упало.

— А куда уходила?

— Да никуда, у бабки одной комнату снимала. Упрямая.

— А вернулась почему? Осознала неправоту?

Газель въехала в Москву, и Белов крикнул водителю: "Через Щукино проскочи, мы сойдем".

— Сашка, а оружие?

— А что с ним случится? Завтра на работу отвезу. Не бери в голову. — Сашка стащил бронежилет, отключил рожок и все сложил в спортивную сумку. Туда же сунул шерстяную шапочку-маску. Машина притормозила на Берзарина, и мы вышли, не доезжая до Октябрьского поля.

Белов открыл своим ключом. Ленка привидением в шелковой ночнушке, не продирая глаз, выплыла из спальни и молча повисла на Сашкиной шее, поцеловала, промычала "Здравствуй, Сережа. Я сплю, ладно?"

— Спи, спи, — сказал Белов, — мы сами разберемся, — повернувшись ко мне, — Пойдем на кухню.

Сашка стянул берцы, пятнистую камуфляжку и поманил за собой на кухню. Небогато живет московская милиция. Небольшая двушка, оставшаяся Сашке от родителей и махонькая шестиметровая кухня. Сашка выставил на стол порезанные вдоль на четвертинки соленые огурцы, тарелку с холодной отварной картошкой, порубил бородинский крупными ломтями, настругал сала в блюдце, и извлек из холодильника овальную селедочницу с кусочками в масле, посыпанными зеленым лучком, поставил два рубчатых стакана, береженые как раз для таких случаев и из морозилки извлек полбутылки Русского размера, налил по полстакана, пустую бутылку кинул в ведро под раковиной.

— Ну, давай, — сказал Сашка, накрыв стакан ладонью, и я, повторив его жест, стукнул глухо по его стакану. Вдруг Сашка поставил свой стакан. — Погоди! Нет... Погоди, — повторил он, и вышел в коридор, вернувшись протянул мне конверт. — Чуть не забыл, Звягинцев просил передать. — снова поднял стакан, — Давай помянем, раба Божьего Андрея.

Я оторопел. Звягинцев умер? Что случилось? Я так и спросил.

Сашка выцедил стакан, зажал рукавом рот, зажмурился, побагровел, шмыгнув носом, ответил:

— На прошлой неделе, поехал в Таджикистан, что-то там происходило, операция прошла успешно, потеря одна — Капитан Звягинцев. Перед отъездом оставил вот это, читай давай.

Я, молча, глотком выдул свой стакан, сунул четвертушку соленого огурца в рот, раскрыл конверт. Выпали две бумажки ксерокопии. Я развернул. Выписка какая-то. Читаю.

"19.09 совершена сделка купли-продажи ООО "Хоругвь" Владельца ЗАО "Новая русская газета". Сумма сделки— 5 млн у.е. Владелец ООО "Хоругвь" Хабаров Е.К. Покупатель — частное лицо, гражданин Израиля Голдфарб Арон Цви"

Фамилия нотариуса. Приписка: сделка на утверждении МИНФИНА РФ, налоги выплачены. Я поглядел на Белова.

— Саш, сколько времени нужно на утверждение сделки МИНФИНОМ?

— ХЗ, — сказал Сашка, — от десяти дней до двух недель. Я точно не помню, но это обычные сроки для нашей бюрократии. А что?

— Продали нашу НРГ, — ответил я, — с потрохами. Гражданину Израиля. Молодец Хабаров. Вот, сука! Значит, десять дней? А что, за эти десять дней новый хозяин не может навести свои порядки?

— Может, но не думаю, что станет... — Сашка открыл морозилку и достал непочатую бутылку, — продолжим?

— Один раз, Саш.

— Как скажешь. — Он налил еще по 100 граммов. Я поглядел на второй листок, там было на компе напечатано: "19.09 состоялся трансфер на сумму 150 млн долларов со счета Вайнштейна Е. в Манхеттен-банке, на счет Хабарова Е.К. в отделение BNP в Женеве.

P.S. Счета оформлены на подставных лиц, перевод произведен управляющими компаниями, сделка законна. Материал не может использоваться как юридический документ"

— Саш, а почему не станет? — я стукнул стаканом по стакану Белова, — за удачу.

— За удачу, — отозвался Белов, — слишком скандально. Для них сейчас шум ни к чему. Хотя, кто их поймет?

— Завтра покажу это Лебедеву.

— А ты уверен, что он не знает? — Сашка как всегда прав. — Что ты можешь сделать?

— Я не знаю. Я отправлял материал в прокуратуру, вернули с комментарием: "нарушений закона нет". Зацепка была за все эти убийства, но ты сам видишь, они цепляют Аяс, и никак не относятся ни к клубам, ни к Бест-Лайф, а пока деньги качаются, ничего не сделать.

Белов выпил, молча ел. Я ждал. Наконец, Сашка сказал:

— Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся.

Я усмехнулся.

— Говори свой "умный вещь", товарищ Мимин.

— Они тебя в покое не оставят. Машинка запущена. Спрячься, Серега, на месяц, лучше на два... Это первое. Второе, материал весь, надо передать кому-то, кто достаточно влиятелен в правительстве, близок к президенту, или, по крайней мере, может ему все это передать, а сам — тикай. Я тебе охрану обеспечить не смогу. Честно.

Я почесал затылок. Ума от этого не прибавилось.

— Куда ж мне деться?

— Ума не приложу, чем меньше народу будет знать, куда, тем лучше для тебя. Бери отпуск и уматывай. Машину оставь во дворе управления, сохраним в лучшем виде. Деньги есть?

Я кивнул.

— Полно. Я обналичил Маринкины.

— Что думаешь делать?

Я пожал плечами. Не думал об этом...

— Может, детскому дому отдать?

— Руководство разворует. — Белов пессимистично скривился, — Прут все, любой возьми, воруют... где по мелкому, где по крупному. А уж добровольные пожертвования... Купи шмотья для детей, и выдай лично, — Сашка махал пальцем у меня перед носом, — потом приедешь через две недели, а они как ходили в обносках со спущенными рукавами, так и ходят. На вопрос — где вещи? Ответят — украли, продали, отобрали незнакомые мальчишки... все что угодно. И концов не найти. Купи себе что-нибудь, или пусть полежат до лучших времен.

— Ладно, разберусь. — я поглядел на дисплей мобильника 2:45. — я переночую у тебя?

— Не вопрос. Диван в гостиной — твой, белье счас принесу.

Сашка убрел в комнаты, а я, подперев щеку рукой, остался на кухне, думать.

Легко сказать — спрячься, возьми отпуск. Мы с Маринкой отпуск уже истратили. С другой стороны, очевидно, что работать мне осталось если выживу — несколько дней, пока господин Голдфарб, а точнее Фима Вайнштейн, не распорядится о кадровых перестановках. Что ж мне предпринять? Прокуратуру они блокировали, и, судя по сухой отписке, обсуждать там нечего. Спрятаться? Куда? За бугор выскочить? Проход через границу заметят, лучше всего спрятаться где-нибудь в России. Остается выбрать — где? Мне нужно сменить машину. Чернушку я завтра отгоню Белову. Купить жигуля убитого, штуки за полторы... Ниву, например, и умотать втихаря. Завтра в гараже и узнаю, что есть для продажи...

Белов кинул мне на руки банное полотенце.

— Зубной щетки, извини, запаса нет. Жуй орбит без сахара или дирол с мочевиной. — не может Белов не постебаться.

— Тьфу на тебя!

Я ополоснулся под душем и, накрывшись пододеяльником, у Сашки отопление не отключается, стоит регулятор на батареях, вытянулся на спине, закрыл глаза и ощутил, что жутко устал... смертельно.

Глава 7

С этого начинается каждое утро.

Екатеринбург. Группой подростков избиты два студента Уральского политехнеческого университета. По рассказам свидетелей, вечером, во двор общежития УПУ вбежала группа из двух десятков мальчишек лет пятнадцати. На лавочке у подъезда сидели студенты, юноши и девушки из стран Африки. Подростки сразу набросились на студентов, Юноши афиканцы вступили в драку, двое против двадцати, девушки убежали в здание, дежурная вызвала милицию, бой длился не больше пяти минут. По команде неизвестного руководителя подростки побросали обрезки труб, арматуры и убежали. Милиция прибыла через десять минут, два студента из Нигерии госпитализированы с переломами и черепными травмами. По горячим следам задержаны семеро нападавших. Как оказалось, африканцы неплохо владеют рукопашным боем, из личных дел студентов, удалось выяснить, оба были офицерами армии Нигерии. Только благодаря тому, что они оказали сопротивление нападавшим, удалось задержать часть хулиганов. Начато расследование.

Астрахань. Взорвана клиника компании Бест-Лайф. Погибли охранники. Взрыв произошел ночью. В гинекологической клинике, никого кроме охраны не было. Заряд по данным лаборатории взрывотехники был оставлен в мусорном ведре в приемной клиники. Мощность эквивалентна 500 граммам тротила. Суррогатное вещество, самодельный взрыватель. Ведется следствие.

Саранск. Группа из пяти мужчин ворвалась в помещение компании Бест-Лайф, избили врачей, охрану, разрушено офисное и лабораторное оборудование. Хулиганы задержаны, по факту нападения и вандализма заведено уголовное дело.

Санкт-Петербург. За прошедшие сутки в городе совершено три заказных убийства. Убиты: заведующий Хирургическим отделением частной клиники "Новые медицинские технологии" Баркевич Василий Натанович, Коммерческий директор фирмы "ЭСКАПАДА" Гринев Александр Яковлевич и Научный руководитель межотраслевой экспертной лаборатории "Вакувит" Батон Сергей Иванович. Во время убийства последнего, охраной лаборатории убийца был застрелен. По предварительным данным все три убийства совершены одним человеком и из одного оружия. Личность преступника устанавливается.

Брянская область, г. Жуковка.

Частная гинекологическая клиника "Рестон" снесена бульдозером. По мнению следствия, снос — результат криминальных разборок. Во время тарана здания клиники никто не пострадал, охрана успела покинуть помещение. Руководство "Рестон" заявило о нанесении ущерба на полтора миллиона у.е. Из досье: Клиника Рестон была построена в прошлом году, специализация — гинекология. Со слов владельца клиники Костенко Виктора Васильевича, он неоднократно получал требования и угрозы от различных криминальных структур. Охраной клиники занималось частное охранное агентство Аяс-7.

Москва. Большая драка в метро. На станции "Библиотека имени Ленина" драка между скинхедами и фанатами "Спартака". В 23 часа началась драка с применением бейсбольных бит, кастетов и выкидных ножей. В драке участвовало около 50 человек. 18 пострадавших, 4 в тяжелом состоянии с ножевыми ранениями. Группа футбольных болельщиков "Спартака" возвращались после окончания матча. По показаниям свидетелей, группа подростков в черных кожаных куртках и ботинках типа Гриндерс и Берц поджидали на платформе. Сотрудники милиции на группу подростков внимания не обращали до начала драки. Дежурная по станции, что у некоторых скинхедов были спортивные сумки из которых во время драки достали биты. Часть драчунов удалось задержать, часть разъехалась в вагонах метро. По мнению дежурной дракой руководил мужчина в сером плаще, по его команде "кожаные куртки" попытались скрыться, бросив оружие. На платформе собрано: восемь бейсбольных бит, три кастета, четыре выкидных ножа китайского производства. Ведется следствие.

Так так... интересно. Я скинул файл со сводкой в трей и поглядел на часы. До планерки полчаса. Времени — воз.

Утром меня растолкал Белов, уже одетый и готовый к выходу.

— Пора, Серега! Тебя ждут великие дела. Ленка завтрак оставила в микроволновке, кофе нагонишь сам, дверь просто захлопни. Да, насчет моего предложения смыться — подумай. Я не шучу.

Это я отлично понимаю. Сейчас не до шуток. Завтра неделя, как нет Марины. Мама утром позвонила мне на работу и напомнила, что девять дней она поможет провести, велела обзвонить друзей и знакомых Марины, тех кто не был на похоронах. Я ее успокоил. Значит еще два дня мне никуда не рыпнуться. Странное ощущение — я никак не могу поверить в ее смерть. Умом понимаю, а подсознание никак не соглашается, мало того, музыка... слышу то, что мы с ней танцевали и ощущаю ее тело в руках, запах волос, слышу ее дыхание... и сразу начинает кружиться голова и сердце заходится в бешеном ритме. Мучительно слушать музыку.

Я добрался до редакции на метро. Тихо, спокойно. И, хотя я был похож на комедийного шпиона, постоянно сканируя окружающее пространство, ничего и никого подозрительного не заметил.

Позвонил Воронину.

— Как там наше приложение?

— Сейчас принесу верстку.

— Давай, полчаса до планерки.

— Уже бегу.

Я еще раз просмотрел сводку, что-то зацепило внимание, Бест-лайф в Саранске, интересно, кто устроил погром? В Астрахани взорвали снова Бест-Лайф, любопытное совпадение. Я поднял сводки за последний месяц, пока Воронин нес верстку 16 полос, я насчитал 13 случаев нападений на Бест-Лайф в разных городах, 4 на представительства Им-инк, косвенно 2 раза нападения на женские клубы, и не нужно быть экстрасенсом, чтоб догадаться, что это те самые клубы, через которые крутятся деньги Бест-Лайф и Им-инк...

Интересно, интересно... Один вопрос: это все спонтанно или организовано?

Начал писать запрос для корреспондентов на местах. Пришел Воронин.

— Сергей Алексеевич, вот — пилотный вариант, сводка за неделю — полполосы, два разворота — фоторепортаж, я поставил по взрыву на Панфилова, фотки — мои, Разворот — очерк с продолжением, пяток статей, аналитика, рекламы в общем объеме на полторы полосы, как Лебедев велел, на последнюю полосу немножко юмора, кроссворд, ну и что предложите.

Я рассматривал изготовленное на ризографе пока в штучном варианте приложение к НРГ "КРИМИНАЛЬНАЯ НЕДЕЛЯ".

— Валь, а название сам придумал или подсказал кто?

— Мы с Ленкой придумали. А что, плохо?

Я заскулил как Радзинский...

— Ну, а как? — Воронин сделал лицо "весь внимание".

— Попробуй обойтись без слова "криминальный"

— Да? — Валентин озадачился и погрузился в себя.

Мигнула лампочка Главреда, я нажал на кнопку селектора, хотя и так ясно, пора на планерку.

— Сергей Алесеевич, — голос новой секретарши Маши, искаженный динамиком селектора, подтвердил догадку, — через пять минут планерка.

— Идем. — сказал я и повторил Воронину, — идем.

Всю планерку я старался понять, знает Борис о продаже газеты или Хабаров еще не сообщил ему? Лебедев держался как обычно. Или он действительно не знает или так хорошо скрывает информацию. Впрочем есть и третий вариант, он знает и его успокоили, что он остается на прежнем месте. Наверное, мое внимание не ускользнуло от Бориса, и, хотя я предоставил Воронину докладывать о приложении, он то и дело переводил взгляд на меня.

Еще полчаса обсуждали приложения, потом основная часть коллег ушла, остались: я, Валентин, в приемной я заметил отца Владимира, он беседовал с секретаршей.

Главред вопросительно поглядел на меня.

— Есть вопросы?

— Борис Васильевич, вся история с фармацевтами, заказными убийствами — распутана. — я прикрыл дверь.

Борис вышел к нам, пересев к большому столу.

— Рассказывай.

Я начал "от печки", от гибели агентства Аргус, я рассказал всю схему отмывки денег, о Бест-лайф и Им-инк, о НЖР и системе клубов, о охранной фирме Аяс, о нашем Павлике-Полине... об одном я не сказал, о Марине. Да и кому, какое дело? Добавил еще о черепушнике — Манкове.

Борис слушал, не перебивая, когда я закончил, он долго молчал. В моем рассказе прозвучала фамилия Вайнштейн, Лебедев на нее не отреагировал, или сделал вид, что она ему ни о чем таком не говорит.

— Павлик наш, выходит — герой... или дурак, что всегда рядом. Кстати, похороны сегодня в два. Я поеду, из вас никто не хочет?

— Я могу, Борис Васильевич, — отозвался Воронин.

— Мочь и хотеть — глаголы хоть и неправильные во французском языке, но разные по смыслу, не замечаете?

— Я поеду, — сказал Валентин. — Сергею сейчас не стоит опять на кладбище.

— Да уж. — промычал Лебедев. — давайте вернемся к набранному материалу. Думаю, Сереж тебе надо очерк написать на пару номеров, для твоего приложения, хороший материал — сочный. По черепушнику статью в завтрашний номер, этюд в багровых тонах. Да, я поговорю сегодня с Хабаровым, насчет упоминания в очерке Павлика как героя, надо кому-то из вас поехать к его родителям, побольше биографических подробностей, отважный трансвестит — политкорректности выше потолка.

Меня передернуло. В словах Бориса сквозил жестокий цинизм. Высокий профессионализм и объективность. Я достал из кармана мобильник, куда перегнал запись с мр3-плеера Павлика, промотал двухчасовую запись на последние фрагменты, и включил громкую связь. Из маленького динамика телефона донесся сдавленный, прерывающийся от страха и быстрой ходьбы голос Павлика. Отрывистые фразы, больше похожие на всхлипы, шум ветра, гул толпы на вокзале. И голос его совсем не похож был на привычное мурлыканье в приемной Бориса. Нормальный мужской голос без намека на кокетство.

Мы втроем прослушали комментарий к записи, и последняя фраза: "За мной, кажется, следят. Я оставляю материал в камерах хранения на Курском, завтра — заберу."

— Борис, я не хочу делать выводы, но это был уже не тот Павлик, не так ли?

— Я поговорю с его родителями, — сказал Валентин, — после похорон, самое время. Думаю, особенно и расспрашивать не придется, поеду и познакомлюсь, а там, что смогу, то и узнаю.

— Есть еще что сказать? — Борис встал и пошел на свое место.

— У меня вопрос, — сказал я.

— Спрашивай.

— Очерк это хорошо, но только на следующей неделе, может материал Хабарову дать? Пусть в Думе его доложит.

— Дай, кто мешает? Поднимись на пять этажей и отдай.

Борис ничего не знает о сделке. Я вдруг почувствовал подсознанием, где-то в глубине, еще не оформленная рождалась мысль, что грядущие перемены... все, все что произойдет в ближайшем будущем... понимание перемен, но неизвестность подробностей. Отдать черновик очерка Хабарову? После того, как он продал газету? Может, он действительно не знает, какими деньгами с ним расплатились?

Мы с Валентином вышли в приемную. Отец Владимир поднялся со стула, отложил сегодняшний номер НРГ.

Священник был в обычной одежде: серые слаксы, клетчатая байковая рубашка и вязаная безрукавка. Длинные волосы собраны в хвост резиночкой. От него веяло невероятным спокойствием, умиротворением. Он улыбнулся и ответил на наши приветствия.

— Сережа, мы с вами хотели обговорить некоторые вопросы, по вашему материалу.

Я отправил Валентина работать, а сам пошел с отцом Владимиром в его аквариум.

— Сережа. Я понимаю, что добытая вами информация стоит многих жизней, вашей жены, этого мальчика... Публикация, конечно же нужна, но, вы понимаете, кроме раздражения, может быть разжигания ненависти, она вряд ли принесет более радикальные результаты.

— Вы повторяете слова моего друга, майора УБОП Белова. Мы все еще верим в царя-батюшку — президента... у них ведь все куплено, — сказал я негромко, — в Думе НЖР и наверняка в других фракциях есть свои агенты влияния, прокуратуру они связали, мне ничего не приходит в голову, кроме президентского указа — прямого запрета. Но как ему передать этот материал?

Отец Владимир, пригласил меня сесть, сам уселся в кресло, и продолжил негромкий разговор.

— Сережа, мне нужны копии всех материалов, оригиналы сохраните у себя, подготовьте пакет, а я берусь по своим каналам доставить его президенту.

Ай, да батюшка... вот это тихоня — отец Владимир.

— Не вопрос, — употребил я Беловское словечко, — после обеда у вас будет пакет.

Я вернулся к себе и до обеда собирал и распечатывал материал, пакет получился внушительным. В него вошли и финансовые схемы ИМ-инк — Бест-Лайф — НЖР — Клубы. И копии статей и документов из сервера ИМ-инк, и распечатка фонограмм семинаров, записанных Павликом и ксерокопии бланков. Около двухсот пятидесяти страниц. Нужна пояснительная записка. Очерк — слишком много. И я написал на три странички выжимку — описание всей схемы. Внизу поставил подпись. Три пакета. Один занес отцу Владимиру, со вторым поднялся на 7 этаж в штаб-квартиру ХДСР и подошел к секретарю Хабарова.

— Егор Кузьмич будет после двух. — Сказал секретарь. Мелькнула мысль, что, оставь я пакет на столе, обязательно любопытный нос залезет в него. Ну и что? Пускай, все равно на следующей неделе вся эта история станет достоянием читателей НРГ. Я положил пакет на стол. Зная о сделке, мне было наплевать, даже любопытно, а как оно вообще будет развиваться? Вернулся к себе, осталось решить два вопроса, купить неприметного жигуля, сразу заложил в Интернете БИБИКА.РУ закинул в поиск НИВУ-пятилетку. Распечатал список из восьми машин. Обзвонив владельцев выбрал две, сразу после этого перезвонил Белову.

-Саш!

— Говори коротко, что нужно?

— Два дела.

— Докладывай!

— Чернушку завтра заберешь из сервиса?

— Не вопрос, ключи и документы пришли.

— Пришлю. Второе, посложнее...

— Не пугай, что нужно?

— У тебя есть человек, разбирающийся в машинах? Надо съездить по паре адресов и поглядеть НИВЫ. Какую выберет, ту и возьму. Поможешь?

— Телефоны давай и адреса, критерий какой?

— Чтоб не рассыпалась.

— Понятно. Хорошо, диктуй, решим эту задачу.

Я передал телефоны.

— Насчет отпуска договорился?

— Нет еще.

— Хрен ли тянешь?

— Дела пока, сейчас размотаюсь с текучкой, пойду брать отпуск.

— Успехов. Да! — Сашка действительно вспомнил о чем-то, или я попал? — Нам тут надо хвосты подчистить, протоколы до оформить, приедешь, пока не смылся?

— Приеду. После четырех.

— Вот и славно. Жду.

Я занялся очерком. Параллельно работе шел поток мыслей. Надо сгонять домой, забрать деньги, оттуда к Сашке, потом вернуться. А зачем? С Борисом договориться о двухнедельном отпуске. Может не отпустить. Горячая пора. Уговорю. В конце, концов за три дня два покушения... А Белов недвусмысленно дал понять, охранять мою задницу он не может. В качестве живца я ему уже не нужен. Ловить некого. Оружие мне нужно. Да, теперь я никуда не денусь, хороший ствол, пистолет это единственное, что может мне помочь. Нужно разрешение. Я снова позвонил Белову.

— Саш!

— Ну?

— Разрешение сделаешь?

— Не вопрос. Справку привези.

— И все?

— И все. Заявление еще на имя начальника твоего отделения милиции.

— Сашка, а попроще?

— Военный билет есть?

— Само собой.

— Ты в запасе в каком звании?

— Старлей.

— Вот и ладненько, приедешь ко мне, напишешь заявление, что на тебя совершены два покушения, или одно?

Вот собака Павлова — Белов. Знает же, что о случае под Подольском на дороге, я рот открывать не буду.

— Ну, если выстрел в "Заставе" считать покушением, то два.

— Ну, я об этом и говорю, а вчера — похищение, приедешь, оформим тебе пушку по ладошке.

Я положил трубку, нажал на статистику. На экране высветилось 18 784 знака. Я поглядел на картинку схемы. Две полосы.

Позвонил отец Владимир.

— Сережа, у меня к вам просьба.

— Все, что угодно, батюшка.

— У меня сегодня дежурство, подмените?

— Подменю. Вы у себя?

— Увы, я в Свято-Даниловом монастыре.

Вот как! Батюшка в приемной Патриарха? Понятно, о каких каналах он говорил. Что ж, Бог в помощь.

— А почему, увы?

— Боюсь, мне придется тут задержаться. Собственно, поэтому и прошу подменить.

— Я подежурю, отец Владимир, не волнуйтесь.

Я положил трубку, поглядел на часы. Уже час, второй. В три я дома. В четыре у Белова, ну часа нам хватит, я надеюсь. А, нам еще машину надо забрать. Значит к семи я вернусь в редакцию. Как раз верстальщики закончат, подадут номер на подпись Лебедеву, тот оставит пару подвалов на неожиданности до полуночи, как раз на мое усмотрение. В полночь сверстанный номер архивируется и через Интернет рассылается по регионам, там печатается и в шесть утра еще теплые пачки развозятся по киоскам и почтовым отделениям.

Я тупею? Вдруг заметил за собой привычку перебирать запланированные дела. Раньше этого не было. Тормозной я стал какой-то, будто я и не я... Иногда будто со стороны наблюдаю за собой. Что делаю, и мне интересно, а что я сделаю в следующий момент? Пора.

На поездку домой и к Сашке ушло полтора часа. Великая вещь — метро. Ни тебе пробок, ни гаишников. Немного удовольствие испортил бомжина, что стоял у не открывающихся дверей, испуская сногосшибательную вонь, ковырялся в штанах и мандавошек давил на стекле, оставляя мутные сальные разводы. Народ втекал в вагон на станциях и немедленно размазывался по периферии, на следующей станции перебегали в другие вагоны. Я подошел к переговорному устройству с машинистом и сказал про бомжа. На следующей остановке его два мента и дежурная по станции выперли из вагона. Почему я не сбежал? И ответ пришел с запозданием: а я привык в говне... ощущение, что нет никого и ничего... Приехал к Сашке, тот глянул на меня, принюхался.

— На помойке был?

— Типа того, сорок минут в московском метро.

— Надо ж, как ароматно... — умеет Сашка подобрать точные эпитеты.

Он выложил передо мной написанные протоколы.

— Прочитай, все ли правильно?

Я принялся читать. Как я Сашке рассказал, так он и накатал, с милицейской лексикой, сухо, с подробностями. Номер лендкрузера указал, а я номера не запомнил, хотя это номер того джипа, что сгорел у особняка Дьячковой. Копия того, что меня привез или тот самый, это важно? Плевать. Я написал: "С моих слов записано верно и мною прочитано". Подписался.

— Теперь, вот что. Держи подарок, и не балаболь. Если что, ты его нашел. Ствол чистый. — Я и предположить не могу, что Белов даст мне оружие с делами...

— Что это? — я не стал разворачивать сверток.

— АПС. — я поднял и опустил бровки. Автоматический пистолет Стечкина я держал в руках и даже пострелял в Чечне, тот пистолет был конфискован в схроне боевиков. Я не люблю оружия, но... но, помнится, в тот раз, отстрелявшись из АПС на полигоне одиночными и короткими очередями я сказал Белову, что если б мне пришлось когда-нибудь выбирать, я выбрал бы АПС. Он запомнил.

— Боеприпасы?

— Две запасные обоймы. Хватит тебе шестьдесят выстрелов?

— Кто знает? Если не выживу, значит не хватило.

Белов поглядел на меня, на сверток.

— Не посмотришь?

— Дома. Ты его отстрелял?

— Обижаешь. Две обоймы — как часы. Ни одной осечки.

— Если не секрет, откуда?

— Три дня назад на квартире склад взяли, там таких четыре было, новенькие, чистенькие, ну что такое четыре? Три или пять — нормальное число, а четыре? — Белов улыбнулся, — я округлил... до трех. Ты знаешь, вот увидал их... и сразу вспомнил о тебе.

Я молча пожал ему руку.

— Значит, если что — нашел?

— Да, напиши от руки заявление, о находке, чтоб было при тебе, если попадешься — отмазка слабая, но все-таки... старайся не попадаться.

Потом мы вышли во двор, там стояла сине-зеленая Нива, длинная, осмотрели, покатались... нормальная машина, владелец запросил две с половиной, поторговались, сошлись на двух, зашли к Белову, хозяин писал доверенность, пока Белов звонил дежурному ГАИ и пробивал по базе данных машину. Все — нормально. Один владелец. Втроем мы выехали со двора Убопы, Сашка пошел к себе, А мы с бывшим хозяином Нивы заехали к нотариусу и оформили доверенность с правом продажи, потом он вышел у метро, а я вернулся в редакцию. Сверток я засунул под водительское сиденье в Ниве.

На часах в вестибюле горело 18:55. В самый раз. Заглянул к секретарше. Машенька уже надевала плащик, увидев меня, обрадовалась.

— Сергей Алексеевич, звонил отец Владимир, что вы его подмените, — я кивнул. — А еще вас спрашивал Борис Васильевич.

— Понятно. Он у себя?

— Он не выходил. — Маша проверила что-то в сумочке, повязала шарфик и, улыбнувшись, сделала мне ручкой, — Пока!

— Пока, — отозвался я и костяшками постучал в косяк.

— Входите! — через оббитую дерматином дверь, голос Бориса прозвучал глухо.

Я зашел в кабинет. Борис сидел за столом, перелистывая документы, отданные мной днем в приемную Хабарова. Оперативно они обернулись. Хабаров прислал документы Борису, что из этого следует? В свете информации о продажи газеты Вайнштейну, ничего хорошего. Вероятнее всего, Хабаров сильно обкакался. Знал о деятельности Фимы? Вероятно. После выхода моего материала, да если станет известно о продаже газеты, ХДСР потеряет рейтинг однозначно. Меня это волнует? Я пожал плечами, не думал об этом. Послушаем, что Борис мне скажет.

— Серега, — Борис показал на кресло у стола. — Жалко, что мне утром этого не показал.

— Я тебе все это рассказал, слово в слово. — я уселся, закинув ногу на ногу и сложил руки в замок на колене.

— Хабаров просмотрел эти бумаги. Сказал, большое спасибо, но просит, пока ничего не публиковать.

— Ну, ты ж знаешь, мы планировали в приложении, двинуть на два номера. — Я изобразил на лице выражение "Само собой разумеется".

— Нет, пока вообще не публиковать, до его отмашки. — полис потер щетинистый подбородок, снял очки, потер ладонями лицо. — В общем, пока он не скажет, на тему эту не трындеть.

— Не понял. — какое невыразимое чувство знать больше чем собеседник. Борис, Борис, ну что ж ты под его дуду-то пляшешь? Сказать тебе? Погодю... погодю... не стоит показывать сразу, что я владею стратегической информацией.

— Что непонятного? Сейчас Егор Кузьмич в трауре по поводу гибели любимого племянника. — Борис произнес эту фразу весьма двусмысленно. — Но дело не в этом.

Я насторожился.

— Для того, чтоб адекватно отреагировать на твою публикацию, фракции надо подготовить почву в думе. С родинцами надо договориться... в общем, не надо так, будто снег на голову... Я обещал, что проконтролирую этот вопрос. Ты меня понял?

— Абсолютно, — я улыбнулся, — Я все понял, Борис Васильевич. Я понял, что Хабарову насрать на смерть племянника, а тебе на гибель Марины, на то, что на меня уже три покушения совершено, и я шел к тебе, чтоб взять за свой счет отпуск и смыться из Москвы на пару недель по совету Белова. — Меня затрясло. — Политика, выгода... Я все понимаю прекрасно, даже больше, чем ты себе можешь представить.

— Две недели? Прекрасно! — Борис встал, упершись кулаками в стол,— Пиши заявление и с завтрашнего дня — ты свободен. И не смей на меня орать! Кузьмич чуть не рыдал в трубку, когда просил меня тормознуть тему. Я не могу ему отказать. И не надо упрекать меня в предательстве... Я делаю, что могу.

Мне вдруг стало жалко Бориса. Жалко, что его делают дурачком, и с трудом я удержался, чтоб не сказать ему о продаже газеты Вайнштейну. А как себя поведет Борис? Прогнется под Фиму? Рубленное из гранита лицо Бориса, говорит об обратном... образ несгибаемого главреда. Не стану искушать. Пусть остается в неведенье... так ему будет легче повесить на меня всех собак.

Я встал, не садясь, написал заявление об отпуске за свой счет до середины октября, за себя оставил Воронина, и протянул Борису. Тот проглядел текст, подписал и положил на столе в стопку.

— Увидимся. До встречи, Борис. — Я хотел добавить "Держись", но в последний момент удержался.

Я вышел в приемную в дверях столкнулся с верстальщиком, тот положил передо мной все полосы. Я взял его и увел из приемной в мой аквариум, там отпустил, взяв на просмотр пятнадцать минут. Сразу поставил галочку на передовице — статья Хабарова о демографии в России. Восемь тысяч знаков, хорошо, добрался до своего разворота — еще восемь тысяч, шестнадцать. Пролистал до "колонки редактора" еще четыре. Двадцать тысяч — есть. Через час я уже накидал большие куски одного очерка. Название уже давно заготовил: "Победители". Это слово из фонограммы семинара, добытой Павликом... победители. Женщина-лектор, психилог, кто они там? Не знаю... очень часто употребляла это слово. Меня перло... я собрал очерк, куски для него уже были, на что я рассчитываю? На волну гнева народного? Не знаю... но З7 случаев атак на Бест-Лайф и Им -инк в регионах, одиночками и группами за последние два года, доказывает, что людям ситуация не безразлична, что кроме меня и другие разобрались в схемах, и нынешним очерком я ее просто озвучиваю на всю страну... Ум Фимы Вайнштейна — финансового гения споткнулся о человеческое неприятие такого способа добычи денег. С одной стороны он прав — купить можно почти все, и совесть... что нельзя купить за большие деньги, можно за очень большие... но кто-нибудь ведь однажды скажет — сделка незаконна. И будет прав. Кроме общественных законов, есть законы морали... у людей и даже у животных есть какое-то подобие совести...

Я отправил материал верстальщику. Сижу перед экраном компьютера, по которому бежит розовая надпись: "Делай, что должен и будь, что будет"... Откуда она взялась? Меня это совсем не волнует. В который раз за дни прошедшие я вдруг до боли ощутил, что Марины больше нет... ладони горят... сердце колотится... я закрыл глаза и память тела создает ее ощущение, дыхание... запах, прикосновение к ее коже... грудь, живот.... Я сижу и снова перехватывает дыхание, а горло сжимают раскаленные щипцы... Все верно... они ее убили, просто потому, что она все знала... и то что мы муж и жена, для этого... начальника охраны Вайнштейна... было откровением. Они запаниковали... а Манков?

Манков еще тот фрукт. Я сидел на первом допросе, он сделал официальное признание, все записано на пленку. Никто его не бил и не давил на него... Его спрашивали, он отвечал. Спокойно глядя в камеру. Когда Белов его спросил: "как и когда он решил заняться этими убийствами?" , Манков ответил, чуть усмехнувшись: " Лет пять назад, когда я работал еще на скорой, увидал по телевизору один диспут... в программе "Дуэль", там врач и депутат спорили насчет допустимости заготовки органов... но дело не в этом, депутат тогда настаивал, что проблему заготовки надо упорядочить законом... а то это опасно... а журналист еще сострил: "ну вот, сейчас начнут всех бить по головам!" и я понял, а почему — нет? Куда и как ударить — я знаю, оставалось найти заказчика... я нашел первую жертву... потом вторую... и нашел этого козла — заместителя директора центра донорства органов, а он уж организовал мне базу данных будущих доноров. И Заказы. Диспансеризация обязательна, группу крови и резус там указывают. А потом со скорой выперли, дураки... ну сдохли две бабки на сутки раньше... а доказать ничего не смогли..."

Белов на этом прервал допрос на полчаса, а сам с ребятами своими молча курил... говорить ничего никому не хотелось. Что это? Духовная мертвечина. Упырь, мертвец, что тянет за собой любого, на кого посмотрит? Манкова взяли... один ли он такой? Я не знаю. Пересадка и заготовка органов не запрещены, закон требует разрешения близких родственников на забор органов, если такие будут обнаружены в течение 24 часов в состоянии поддержания жизнеспособности при гибели мозга. Потом можно забирать без разрешения. Манков отбирал приезжих или одиноких... значит, все они пошли на разборку... Конечно, закон кое-как упорядочил вопрос заготовки органов, но искушение осталось.

Из ступора меня вывел сигнал селектора. Верстка закончена. Меня зовут в отдел верстальщиков... я пошел к ним, получил распечатку номера. Очерк нормально вошел. Я подписал полосы в печать. Все. Архивы пошли в рассылку. Номер записывается на лазерный диск. Диск уносят в типографию.

Я поглядел на часы — полдвенадцатого. С пяти начнется доставка номеров. Я поглядел на летящие по конвейеру листы газеты... перекинулся парой слов с рабочими в типографии, державшими в руках еще влажные полосы. Они — первые читатели моего очерка. Я вернулся в пустую редакцию. Теперь можно прилечь... Удобный диванчик в приемной Бориса. Спать не хочется. Я что-то сделал... необратимый шаг. Пролежав с час, глядя на потолок, по которому метались блики фар, проезжающих внизу машин, я подумал, а чего я жду? Я в отпуске. Машина на стоянке. А я так и не решил еще, куда мне ехать... Так чтоб спрятаться и не очень далеко. Одно место пришло на ум — система Селигерских озер. Места мне знакомые. Побродил по ним с поисковиками-следопытами по местам боев. Результатом этого путешествия стал фильм и небольшая книжка. Что ж. Дорога хорошая, но выезжать надо хотя бы на рассвете.

Я задремал и проснулся в полседьмого от звонка телефона. Мама.

— Сережа, где ты?

— В редакции, мам. Дежурил.

— Почему ты не позвонил? — как ей сказать, что из соображений безопасности?

— Забыл, мам, закрутился... пришлось подменить коллегу.

— Сегодня девятый день, все приедут к трем. — Ах, мама... моя милая мама.

— Хорошо, мам. — я ей не скажу, что уезжаю из города. — Хорошо, — повторил я.

— Мы тебя ждем, Сережа...

— Я буду.

Я отключил соединение. Ну и что мне теперь делать? Я смотрю на дисплей аппарата. Я смотрю на него двигаясь в свой аквариум через еще пустую редакцию. На экране компа мигает конвертик — сообщение. Я брякаю пальцами по клавиатуре, раскрывается милицейская сводка по Москве за сутки.

23 аварии, 6 трупов, 12 пожаров, 7 убийств. 4 ограбления, 2 случая квартирных краж. В перечне фамилий и имен мелькнула знакомая: Хомяков В.М..... Знакома... но откуда? Кто из моих знакомых имеет такую фамилию? Я торопливо вытащил доверенность на Ниву. Доверитель — Хомяков Василий Михайлович. Адреса в сводке не было. Я набрал номер Белова. Тот снял трубку мгновенно, будто ждал.

— Серега?

— Да. Сашка, ты можешь узнать кое-что?

— Что?

— В сводке убитых за эту ночь числится Хомяков В.М. и машину мне продал некий Хомяков В.М.

— Это он, Серега.

— Сашка, ну он то при чем? Фима озверел?

— Серега, Фима в Лондоне. А эта ситуация... погоди, я тебе перезвоню. — Белов отключился, а я побежал к машине. Стоянка забита на половину, Нива у самой будки стоит. Охрана... Сторож-алкаш... Я несморя на мелкий противный дождик лег на асфальт и заглянул под днище. Ничего. Отошел и с брелка открыл машину. Рапорт нормальный, никто не пытался открыть. На всякий случай открыл капот. Все на месте. Заглянул под запаску — чисто. Позвонил Белов.

— Серега, на тебе нет заказа... но есть одно но.

— Ну что?

— На тебя охотится брат одного из погибших под Подольском. Там где ты чернушку разбил.

— Я понял. — Вот это новость. Вендетта.

— Куда собрался?

— На северо-запад. — Сказал я.

— Не советую на Питер. — Белов прав. Трасса прямая, машин много. Но зажать и расстрелять там нет проблем.

— Нет, Саш. Нет. Нормальные герои всегда идут в обход. Я не хочу тебя подставлять.

— Держись, Серега.

— Ты знаешь, кто точно?

— Имени не знаю. У них "Малевич". — Малевич это черный джип-мерседес, "Малевичем" прозвали от "Черного квадрата".

— Спасибо, приметный аппарат. Все, если выживу, позвоню.

— Не лезь на рожон. Хоть намекни куда?

— К истокам великой русской реки, Саш.

— Понятно. Через Ржев?

— Так лучше всего. Пока! — Я не хочу, чтоб Сашке пришлось объясняться. Он не знает ни где я, ни как я... не должен знать. Все, надо выезжать.

Я выехал на рижскую трассу, долетел до Ржева, на посту тормознули, проверили документы. Просто так. От скуки. Раннее утро. Я проскочил через Ржев, когда переезжал через Волгу сзади нарисовался силуэт черного Мерина. "Малевич"? Если они, то очень оперативно. Я выехал на дорогу на Селижарово... прямая трасса. Есть у меня одно местечко... Там и поговорим. Мне еще АПС подготовить нужно...

Отъехав почти на сотню километров, я узнал то местечко на рекой Большая Коша, свернув налево в поле, не щадя подвески пропрыгал грунтовкой и закатил машину за кусты. Изумительное место — бугор с которого открывается вид на бескрайнее море леса на том берегу. Вниз метров на триста почти отвесный склон оврага, на дне которого блестит свинцово река. Над обрывом несколько одиноких сосен. Я прокатил машину подальше за лесок, поставил ее на ручник, заглушил мотор и прихватив с собой сверток , пригибаясь побежал к прогалине меж кустов, через которую выехал на бугор. По пустой дороге пролетел "Малевич". Я развернул сверток. Пистолет Стечкина лег в ладонь. Я нажал на кнопку, выскочила обойма, полна. Двадцать штук в шахматном порядке. Еще две обоймы я сунул в карман куртки и старясь не шуметь полез за кусты в лесок, там присел за сосной.

Послышался звук мотора на оборотах. Джип прет по бездорожью, летит вода с глиной из-под колес... они поняли, что я свернул. Ну конечно, они подъехали к спуску, там дорогу видно на пять-семь километров. Спуск и подъем. Сообразительные ребята. Вопрос — сколько их? Я ждал.

Малевич проехал мимо меня и остановился носом к обрыву. Нива от них метрах в тридцати дальше вдоль обрыва... Стекла у нее тонированы. Внутри я ? А это неизвестно. А почему я решил, что это мститель? А я и не решал. Пока все совпадало. Если они сейчас выйдут, расположаться на отдых у столика на бревнах, обычные люди на дорогой машине. Я выйду из кустов и продолжу поездку.

Щелкнули замки, вышли двое, одновременно — справа и слева. В руках короткие автоматы — АКМСУ. Вот все и встало на свои места. С волками жить, по волчьи — выть. Простите, ребята, но вы сами виноваты. Я привстал на одно колено и двумя выстрелами положил обоих, потом перевел предохранитель на стрельбу очередями и выпустил остаток обоймы по окнам "Малевича". Ствол задирал вверх.

Я сменил обойму. Мерседес дернулся и вдруг прыгнул под обрыв. Парни в черных кожанках лежат на полянке — рядом автоматы. Дождь припустил. Я зацепил ремни калашей, закинул в салон Нивы, и поехал к дороге. Спустившись к мосту, остановился и выкинул весь арсенал в реку. Туда же отправив и сашкин подарок. Все.

Война закончена. Должна же она когда-нибудь кончится? Я доехал до Селижарова. На часах полдень. Включил приемник. Эхо Москвы. Новости. Я подъехал к заправке, слушая радио в полуха.

— Статья "Победители", опубликованная в Новой русской газете, содержит массу серьезных фактов, требующих тщательной проверки. Истерические обвинения главы корпорации Им-Инк в сущем людоедстве... мы просим прокомментировать этот материал известного независимого публициста Михаила Михайловича Райнера — Я прибавил громкость. — Дикторский голос сменился знакомым картаво-шепелявым искаженным телефонным микрофоном голосом: — Вы знаете, вся эта суета со стволовыми клетками, абортами... может быть связана, только с попыткой привлечения внимания к важнейшим вопросам, которые решают врачи Института биотехнологий, на базе которого прекрасный финансист Ефим Вайнштейн создал компанию ИМ-Инк... тысячам людей, находящимся в безнадежном состоянии они уже помогли, и помогут еще, если им не будут мешать подобные публикации. Я могу сказать, что это , скорее всего, очередная попытка завоевать авторитет у электората руководством партии Хабарова... — Голос Райнера сменился голосом диктора. — Спасибо, Михаил Михайлович. Я дал кулаком по приборной панели. Приемник икнул и переключил волну. Чистый голос Анни-Фриды выводил начальные фразы песни... песни, которая мне всегда нравилась... под которую мы танцевали... Победитель получает все... Что со мной происходит? Я не могу понять... я смотрю на себя... я вижу себя... и удивляюсь, что я делаю? А что я делаю? Я долблю кулаками и по приборной панели, по приемнику и ору, ору... в дикой истерике "Кто победитель?! Кто победитель?!"

Эпилог

С этого начинается каждое утро.

Пять утра.

— Серега! Вставай! Лещи нас ждут!

Вот уже две недели я живу на берегу озера Волго, в небольшой избушке-коттедже базы "Чайка". Сезон отпусков закончился. База опустела. И лишь десятка два или три рыбачков жили в избушках и двухэтажном гостиничном корпусе у самого пирса. Из Селижарова я проскочил до Осташкова, там переобул резину на Ниве вместе с дисками, старые покрышки выкинул в огромную помойку на окраине города, несколько часов бродил по Осташкову, не зная, куда б приткнуться, и вспомнил указатель к базе Чайка, когда ехал от Селижарова, вернулся.

Денег оставалось на месяц, оплатил пока две недели, разместился один в избушке, сгонял снова в Осташков и купил полную рыбацкую экипировку, половиной которой не представлял даже, как пользоваться. Две недели я ловлю рыбу, пью водку, заедая ухой и копченым угрем... Чем хороша база? Тут не работают мобильники, МТС еле-еле принимает, а Билайн и Мегафон вообще не цепляют. А я все повыключал. Нет меня. Маме Сашка все объяснит. Что можно объяснить. Даст Бог и прикроет, если она окажется под ударом.

Последний бой над обрывом будто обрубил во мне все чувства. Мир словно за стеклом исчез, а я весь в вакууме, вокруг серая мгла, а я тычусь, пытаясь выбраться из нее... и ничего не выходит. Словно, муха в меду. Да я выстрелил первым... а что мне оставалось делать? Выйти с пистолетом, привет — ребята! Не меня ли ищете? Типа — был ты идиотом, Серега — им и оставайся. А роль хладнокровного киллера тебе не к лицу. Не было этого. Я ощущал себя на войне... и враг шел меня убивать. Не поговорить, не воззвать к моей совести — убить. Закинуть мое тело в Ниву и точно также скинуть под обрыв... Кто предупрежден — тот вооружен. Так и вышло.

В коттедж в шесть утра ломится Гена Морозов. Хороший мужик. В брезентовой рыбацкой робе, с веником удочек, подсачеком...

— Серега! Вставай, пошли леща удить! А может и судачка... Хватит дрыхнуть!

Я нарядился в купленный в Осташковском спорт-магазине камуфляж, прихватил удочку — раскладушку и коробку с наживкой: много секций, в одной красные червячочки, в одной белые толстенькие, в третьей дождевые червячки, в четвертой тесто. Гена скажет, чего насаживать, и куда закидывать.

Осень выдалась сухая. Сезон дождей после бабьего лета длился недолго, установилась ровная осенняя погода, морозные утренники, теплые безветренные дни, и шорох опадающей листвы. База раскинулась вдоль длинного озера в сосновом бору. Тишина, необыкновенной чистоты воздух и почти полное отсутствие цивилизации. Телефоны молчат, телевизор в административном корпусе в библиотеке, там же свежие газеты. Принципиально не хожу и не читаю. Не хочу ничего знать... не хо чу... нет меня... и мира нет для меня. Устал я. Безумно устал. Около десяти лет купаться в болоте криминальной хроники. Броня моя дала трещину со смертью Марины.

По дороге к лодочной станции (громко сказано) — длинной стальной проволоке натянутой между прибрежными соснами, к которой прикованы лодки — к нам присоединился Вася Мороз, еще один рыбачок бывалый, опытный. В их компании — я единственный чайник. Кажется, им нравится меня учить. НРГ они читают, а вот фамилия моя им ничего не говорит. Оно естественно, знают тех, чья морда в телевизор не влезает... я — скромнее. За славой не гонюсь... а сейчас даже бегу от нее. Статью мою никто не вспоминал, будто и не было ее... холостой выстрел? Холостой... шумный... а цели ничего. Нет, не хочу ничего знать. Думать об этом не хочу. Мавр сделал свое дело. И думать о нем больше не хочет.

Две недели я в базе... две недели ужу рыбку, ем в столовой и пью вечерами водку у костра с Геной и Васей... под рассказы об испытаниях ракет... об охоте на сайгаков в Бет-пак-дале у далекого Сары-Шагана... Гена — полковник ракетчик в запасе... рассказывает много, красиво, со вкусом... особенно армейские анекдоты.

— Ребята, — Гена начинает анекдот без предупреждения, — приезжает как-то в часть проверяющий из Москвы, обошел подразделение... осмотрел все, вроде доволен... и так доверительно к солдатикам: — А как же вы тут без женского полу? — Ну, солдатики ему так же доверительно намекнули, — а у нас верблюдица есть... — Генерал оживился, заинтересовался, говорит — Подведите! — Ему подвели, он верблюдицу отымел... штаны застегнул, и говорит: — Ну чтож, на безрыбье и верблюдица — девица... а солдатики ему: — Товарищ генерал, вы не поняли, мы на ней в соседний аул ездим...

Мы с Васей усмехнулись... умеет полковник настроение создать.

— Доктора позовем? — спросил Гена.

— Позвать не трудно, а пойдет? — Вася открывал замок нашей лодки.— они вчерась изрядно набрамшись, сумнительно мне, что они будут в состоянии...

Доктор Семенов прибыл вчера. Вчера днем. Вечером объединился с нашей сугубо мужской компанией, нарезался в хлам и был унесен спать. На вопрос, какая печаль его заставляет так лихо потреблять горькую, он ответил "Жизнь". И, даже, находясь уже в состоянии нестояния, он не утратил чувства юмора, хотя, как у всех медиков, оно оказалось весьма специфическим. Так на вопрос, в какой области медицины он подвизался, доктор Семенов сказал: "Из внутренних органов". Осматривая наши удивленные рожи пьяным взглядом, он пояснил: "Гинеколог я, точнее — акушер". Созерцание пьяного врача напрочь отбило желание продолжить застолье. В пять утра Семенова не разбудить.

— Без меня решили всю рыбу выловить, гады! — сказал доктор Семенов из-за наших спин, — шувинисты...

Вася на "шувинистов" обиделся, он подскочил к Семенову и помахав перед носом того кривым указательным пальцем, сказал:

— В моем доме, прошу не выражаться, — подражая Джабраилу из "Кавказской пленницы".

— Серега, сегодня ты возьмешь леща, я тебе обещаю, — сказал Гена спуская лодку на воду.

Я усмехнулся. Ну не рыбак я. Несчастный лещ не хочет попадаться в мои руки.

— Чего хмыкаешь? — Гена из-под руки обозрел рассвет над озером. — Гребем туда — к заводи у ручья. — Гена сел на корме, Семенов и Вася на носу, а я на весла.

— Сомневаюсь я.

— Если все точно сделаешь, как я говорю, поймаешь. Давай поспорим!?— полковник не гремит, боится рыбу распугать, потому шипит.

— На что?

Полковник задумался, но через минуту сказал:

— Ящик коньяка. Сегодня лещ — твой!

Мимо проплывают сосны, брошенные лагерные стоянки, определяемые по размытым дождями кострищам, оставленными между деревьев веревкам и рогулькам под удочки, торчащим из воды.

— Сорт коньяка я могу выбирать?

Гена задумался.

— Говна не надо... не лейтенанты...

— Капитанский вариант сойдет? Четырехлетний Московский?

— Это можно. Чего не бери, — полковник загнул пальцы: — Болгарский, молдавский и греческий. Не котируются. Жлобом не буду, французского с тебя не потребую... можно армянский, дагестанский, если попадется...

На носу загудели.

— Полковник, ты так условия ставишь, будто у нас полна лодка Серегиных лещей. — Сказал Вася.

— Ну что, — Гена не унимался, — спорим? Если сегодня Серега все точь в точь выполняет, как я ему покажу, и не выловит ни одного леща, сорвавшихся не считаем, я ставлю ящик коньяка, если он хоть одну рыбу вынимет — он ставит! По рукам?

Доктор Семенов просвистел из-за моей спины:

— Разбивать не будем, мы — свидетели уговора.

— Семенов, а ты коньяк пьешь? Или только спирт?

— Коньяк пью, — коротко сказал доктор. — Не пора нам начать?

Мы с Геной пожали друг другу руки. Я вспомнил бассейн, Фиму Вайнштейна и бутылку коньяка "Старый город", если полковник выиграет, поеду в Осташков искать, если проиграет, пошлю искать...

— Семенов, — позвал Гена, — объясни, все-таки, с чего ты вчера так нарезался? С горя или радости?

Вопрос не бровь, а в глаз. Доктор хоть и был с нами, а пил как-то обособленно, будто цель поставил — выпить энное количество водки.

— Да как сказать... — пробубнил Семенов. — Просто хотелось. Стресс снять.

— С начальством поцапался? — спросил Вася, — Серега, поворачивай к берегу, вон она — заводь!

— Вы не медики — вам не понять! Задрали... — Доктор принялся еще в лодке готовить снасть.

— Чем задрали-то? — не унимался Вася. — План по младенцам не выполнил? Так то не твоя забота, кажись... или я не прав?

— Как тебе объяснить... — Семенов, потер щетину. — Простая арифметика — нормальные срочные роды — пять дней, кесарево — две недели. За обычные роды — к примеру, рупь, за кесарево — тридцатник. Страховая роддому платит. Сечете? — Мы секли. — Начальство требует все сомнительные случаи — через кесарево... женщины уже забыли, как рожать. Из трех родов — одно кесарево. Акушерок сокращают... — Доктор возбудился, — мужики, вы люди далекие, но поверьте мне — роды — это не просто так, опа и принял... я двадцать лет работаю в роддоме... Роды полны мистики... это... — Семенов замолчал, подыскивая слово, — оргазм... Кайф, который испытывают все, и роженица и мы — медики, состояние сравнимое с оргазмом, кесарево — всего этого лишено. А особенно, когда оно не нужно.

— Ясно, Семенов, начальство тебе сломало кайф, лишило тебя законного оргазма, и ты с горя нарезался в хлам... — резюмировал полковник.

— Вот гады, — улыбнулся доктор Семенов, — Я ж знал — вам не понять!

— Как объяснил, так и поняли.

Я помалкивал. Вспомнилось, как почетный член мне рассказывал про то, что клетки для операций они брали из плаценты. Расспросить Семенова? Я удавил в себе порыв. Мне сейчас надо думать о рыбе и коньяке. Не время и не место, для разговоров на тему о клетках и плаценте.

Мы выгрузились. Расположились на берегу. Гена начал инструктаж. Я — честно выполнял, все, что он говорил, и уже через полчаса в ведре плескались три леща. До полудня мы натаскали рыбы, так что золотистые и серебряные зеркальца сплошь покрывали дно лодки... наживка кончилась, солнышко пригрело... Гена скомандовал — "Шабаш! На ужин хватит! На засол — тоже! Сматываем удочки. Серега — ждем коньяк!"

— Поеду в Осташков, — сказал я. — У Лечи вряд ли найдется. Не сезон уже.

— Не гони волну, раньше времени, — сказал Вася, — проверь буфет, там горючего выбор, может и коньячок найдется. Мы — не привередливые. Полковник — не хрен куражится, чего человека гонять?

Директор базы — Лечи Икрамов, конечно, не занимался сам закупкой пития в буфет при столовой, но раз уж он тут хозяин, то к слову о нем и речь. Невысокого роста, похожий больше на цыгана Будулая из известного фильма, директор базы — обаятельнейший мужик. Нормальный чеченец, как обозначил бы его Белов.

Базу Лечи принял еще в самом начале перестройки. Приватизировал. И развивает, развивает, осваивает огромную территрию на берегу озера Волго... Это мне Гена рассказал, который в Чайку уже много лет приезжает в отпуск — рыбачить. О том, что Лечи — чеченец, мне б в голову не пришло. Похож, больше все-таки на цыгана, речь — правильная, никакой исламской символики... правда, пить отказался. Очень вежливо, спокойно... нет. Ну, на "нет" и слов нет.

В буфете коньяка не оказалось. Как предчувствовал или знал Гена — Одинокий "Слнечный бряг", болгарское бренди — не в счет.

Лечи встретил меня у корпуса администрации. Мы поздоровались, пожали руки. Я поглядел на календарь у окошка администратора. Три недели со дня смерти Марины... Позвонить маме? Успокоить, что со мной все в порядке?

— Телефонные карточки есть? — спросил я у администратора.

— После обеда будут, — ответила та.

— Если очень нужно позвонить, Сергей, — сказал директор, — позвоните по моему телефону.

Я отказался.

— Ничего срочного, спасибо, Лечи.

В зале работал телевизор. Вести. Я повернулся и пошел к выходу. Диктор произнес:

— Сегодня президент подписал указ, запрещающий использование человеческих тканей и органов в коммерческих целях. — Я остановился, прислушиваясь, — Президент использовал право прямого запрета, минуя Совет федераций и Думу... Мы попросили прокомментировать это событие известного публициста и политолога Михаила Михайловича Райнера. Включаем студию.

Я слушал. Перевертыши... скользкие как налимы... две недели назад он обливал дерьмом мой очерк, превознося гениального финансиста Вайнштейна, незаслуженно опороченного клерикалом и шовинистом Евсеевым... Теперь одобрение президентского решения... ну конечно, беспредел с донорством органов... невероятное число абортов, снижение рождаемости в стране... материнский капитал не решил этой проблемы.

Мы сошлись в Гениной избе. Я привез из Осташкова лучшее, что сумел найти в тамошнем супермаркете — коньяк "Юбилейный" и забрал последние две бутылки "Старого города" десятилетней выдержки, припомнив, что именно его посасывал на краю бассейна Фима Вайнштейн.

Пока я искал проспоренный коньяк в городе, мужики зажарили рыбу на углях, и тазик шашлыка. Вася сходил на пищеблок и купил там большую кастрюлю картофельного пюре. Семенов сервировал стол. Утрений хмель его прошел, оттого врач был молчалив и задумчив. Рыбачки балагурили по поводу коньяка. Одну бутылку сразу пустили по кругу. Сперва нюхали и лизали... смакуя и с видом знатоков говорили "да"... Потом Гена принес из машины стальные стопочки с гравировкой "Экспедиция".

— Коньяк нужно греть в руках и пить мелкими глотками! — провозгласил он, наливая полную стопку, опрокинул в рот и медленно выдохнул через нос. Гена помолчал, зажмурился, выдавив микроскопическую слезу. — Только в Росси так пить не умеют. — сказал он бархатным голосом, — Мы коньяк пьем как водку. — Мы слушали его, затаив дыхание, — С одной стороны — неправильно, да? — Мы кивнули, — а с другой — традиция! А традиции — что? Традиции нарушать нельзя! Это я вам говорю как русский офицер.

Мы повторили за Геной, не нарушая традиции... зажевали, кто огурчиком, кто шашлыком. Гена отломил шоколадку.

— Коньяк гурманы рекомендуют закусывать шоколадом.

— Давайте шоколад оставим для девочек, — предложил Вася.

Семенов скривился.

— А можно без баб, мужики? Очень прошу.

— Доктор, мы тебя понимаем, потому за руки не держим... пей. А когда дойдешь до кондиции, то неприязнь к женскому полу пройдет. — Сказал Гена.

— Я очень прошу. — Семенов окинул мужской коллектив собачим взором, — не надо баб... я от них уехал сюда. Ну, пожалуйста...

— Да мы никого не звали, — сказал Вася, но как-то не искренне.

Не знаю, как было на самом деле, но интуиция подсказывала мне, что Василий, пока я ездил в Осташков без дела не сидел. Он явно кого-то или чего-то ждал.

— Вот мы выпили, а за что? — сказал Василий.

— Мы не пили, — возразил полковник, — мы дегустировали. Сейчас в кружку накатим, и тогда я скажу тост.

Василий во мне почуял собеседника с которым можно поделиться распиравшим секретом.

— Серега... — прошептал он мне в ухо, — я на Семенова и не рассчитывал.

— В каком смысле? — негромко переспросил я.

— В бабском. Ты на монаха не похож.

— Проституток снял?

— Вот еще! — Василий с кружкой полной коньяка обиделся. Он смакуя поглядел на жидкость и сказал: — девки как девки... нормальные. Подружки моей... — он замолчал, видимо подбирая слово, — Таньки.

Гена встал за столом. Мы сидели на веранде его избы вокруг небольшого столика. Василий преданно глядя на полковника сказал:

— Давай, Гена! За что пьем?

Гена сделал интригующее лицо.

— Давайте выпьем за наших врагов, за всех, кого мы не любим, презираем, кто нас боится и не любит. Давайте простим их. Не за что-то, а просто так. Прощение — великое чувство! Семенов, это я для тебя говорю. Доктор! Прости своих баб... пускай они будут здоровыми, веселыми и всегда согласными!

— Вот это правильно! — вскричал Василий и немедленно выпил.

— На что согласными? — мрачно спросил Семенов.

— А это уж ты сам выбирай, — сказал Гена. — Я пью за потенциального противника. Хай живет и угрожает. Российская армия оттого крепнет.

— Я выпью за себя, — сказал Семенов и в три глотка выхлебал коньяк. Он сжевал кусок баранины.

— Я за то, чтоб согласными, — сказал Вася, разбирая жареного леща. Он осторожно выбирал мясо с косточек, отправлял его в рот. — Вот я вам расскажу мою историю. Дело недавнее, до сих пор не отойду никак... удивительное дело.

— Рассказывай, — согласился полковник.

Василий, продолжая разбирать леща, начал свой рассказ.

Я в разводе. Уже лет десять. Моя с дочкой живет в Твери, а я сам осташковский. Держит меня Селигер. Отчего развелись? Дело давнее. Я тогда таксистом работал. Ну сами понимаете, жизнь бекова... бывало что и девки лихие садились, а платить нечем, так они натурой... и что? Отказываться? Пусть, хоть так. В общем, подцепил я какую-то заразу... да жене и передал. Не то чтоб страшное, не СПИД, не сифилис... мудреное что-то... на мусор похожее.

— Хламидии, — вставил, пьянеющий и оттого сидящий с закрытыми глазами, доктор Семенов.

— Они самые. Жена меня приперла к стенке. Кобелировал? Пришлось сознаться. Думал, простит. Нет. Не простила. Год прожили — жопой к жопе спали. Пролечились, выздоровели, а она — нет... Ну вот что ты сделаешь? Уже вроде и обиды нет... я ей — давай, она ни в какую. Я потом с психологом говорил, подвозил в такси, он назвал какое-то слово на идиотизм похожее... у нее на меня настроилось.

— Идиосинкразия, — снова подал голос акушер.

— Она самая! — Василий не решился повторить это слово. — Так вот. Ну что поделаешь? Мы подали на развод. А тут как раз тещина квартира в Твери освободилась. Жена после похорон там с дочкой остались.

— Долгая вводная, боец. Короче! — сказал Гена.

— Короче — не вкусно. — Возразил Вася. — Не любо не слушай, а врать не мешай...

— Так ты все врешь? — сказал Семенов.

— Это пословица такая. Я правду рассказываю, как было.

— Продолжай, — позволил полковник и налил всем "Юбилейного" в опустевшую посуду.

— Ну, живу я один. Холостякую. После того случая — осторожничаю. Презервативов, не поверите — полный бардачок. Специалистом стал... могу консультировать по качеству, по ощущениям... Но без резинки теперь к женщинам не подхожу.

— Как низко вы пали, боец... как же можно? — полковник брезгливо поморщился...

— Знаешь, Гена... мне и так хорошо. Но я все не об том.

— Опять уклонился от темы?

Я молча слушал, мелкими глотками посасывал коньяк и по словам "Трофима": "шашлычок под коньячок — очень вкусно!", заедал его остывающим шашлыком.

— Ни-ни, — Вася замахал руками. — Все по теме. Я живу... нет, встречаюсь с одной девахой. Молодая. Да. Младше меня почти вдвое... я полтинник разменял, ей двадцать пять стукнуло недавно. Зовут Таня... познакомились... да как обычно познакомились. Я на извозе, она — руку подняла, я тормознул. Говорю, куда, барышня? Она хихикнула, говорит — на Городомлю. Во! Ну, у меня ж не катер... говорю ей: — давай я тебя в порт, а там уж сама на остров доберешься, ежли пропуск есть. Она мне. Ой! А пропуск то я дома забыла. А мы уж полдороги до порта проехали. Я разворачиваюсь. Едем, говорю, домой. Она дорогу показывает и, когда у дома встали, говорит, пойдем со мной, пока пропуск искать буду — кофеем угощу. А у самой глазищи — чисто лисичьи. И от нее знаете... такой вроде как запах... только у меня начисто голову переклинило. Еле я из-за руля выбрался. Ничего не думаю, глаза на ее заднице застыли. А она так ею круть — верть... восьмерки выписывает. Идем к дому. Какой там кофе?! Девка — что печка! Огонь! Зачем я ей — старый хрен? Только начали мы с ней прямо на полу у двери... как только вошли. Я то про резину вспомнил, хотел в машину бежать, она — нет! Я здоровая. Я поверил. Часа два мы с ней таким образом пропуск искали. Как будто затмение в башке, а меня что плотину прорвало — полгода без женщины... так мне хорошо было. Уже на диванчик перебрались, лежим, курим. Я ей — и на хрен я тебе сдался? Молчит. Говорю: поехали, что ли в порт? Она, хихикнула. Пропуска нет, говорит, теперь смысла нет ехать. Я собираюсь. Она мне: телефончик оставь. Оставил. Так она мне через неделю позвонила. Говорю, опять на Городомлю? Она смеется. Приезжай, говорит. Соскучилась. Зачастил я... встречаемся. И вот однажды мне начальство говорит: машина есть на продажу по остаточной цене. Возьмешь? Рено-Логан. Я: почем? За полторы тысячи зеленых по курсу. Я свои запасы пересчитал — не хватает самой малости — триста долларов. Татьяна видит мою морду и говорит: Чего? Я ей, так и так, машина мимо носа проплывает. Денег не хватает. Она мне приносит пятьсот и говорит: Бери — твоя доля. Я так и сел. За что? Она в несознанку. Типа, ничего. Это тебя не касается. А мы с ней перед этой встречей месяца два или три не виделись, она уезжала куда-то. Я ее в койку... отыграл, лежим. Опять спрашиваю — за что деньги-то, откуда доля? Тут она мне и рассказывает, что давно мечтала забеременеть... я обрадовался даже. Слушаю. А она говорит: ей как одинокой разрешено делать аборт на позднем сроке, я не понимаю. Но не спрашиваю. Она объясняет, что за такой обычный аборт дают шестьсот долларов, а вот за поздний — тысячу семьсот, и сам аборт — бесплатный. Я ее спрашиваю. Да за что ж деньги то? Она и объясняет: за плод. Из него потом лекарство делают дорогущее. А она типа донор. Ну и я с ней. А что ж. Денег я взял. Машину выкупил. Вот вы мне скажите, это что ж за лекарства такие, что из этих, как их... делают?

Семенов открыл бутылку коньяка и высосал до дна.

— Из детей их делают, Вася. Из живых детей. — Он сказал это неестественным басом и упал лицом в шашлык.

Вася пожал плечами. Гена молчал. А меня будто связали по рукам и ногам. Я дико хотел ударить Васю. По морде ударить. Я не видел его лица. И не хотел смотреть. Если б Марина была не бесплодна, не оказался бы и я в роли такого же дольщика?

— И велик ли доход? — спросил полковник.

— Танька к этому делу еще подружек привлекла, хорошие деньги идут. Они жалуются, что мужиков для такого бизнеса найти сложно.

— К чему ты это? — Гена смотрел на Васю, прищурив глаз.

— А к тому, что скоро Таня приедет с двумя подружками. — Вася, кажется, подмигнул. Я не видел его лица. — Так что, полковник, я перед вами как на духу. Девки — согласные. И никакой проституции.

И вот тут я сделал усилие над собой и встал.

— Без меня!

— Серега, ты чего? — Я отшатнулся, чтоб он до меня не дотронулся.

— Я сказал, без меня.

— Да ты не понимаешь, я тебя описал, они ж едут... Гена, ну хоть ты ему скажи... Я б сам их... да, Татьяна не позволяет... ревнует. А ты, Серега, красавец... атлет... по тебе ж девки давятся, наверняка.

Мне стало противно. Я что — породистый кобель?

Тут Гена подал голос.

— Вася, а ведь скоро этой лавочке кирдык. Слыхал?

— Это почему? — Вася разволновался, будто к нему уже в оба кармана влезли.

— Потому что примерно месяц назад статья была огромная, в которой с этими лекарствами абортными такие махинации вскрыли... что, мама, не горюй! Не думаю, что наши законники пройдут мимо. Верно, Серега? Там статейка называлась "Победители", кажется. Ты читал?

Я стоя смотрел на Гену, на спящего Семенова и только на Васю смотреть не хотел.

— Это моя статья.

Гена поверил сразу. В глазах промелькнуло что-то непонятное. А Вася, или не услышал, или не понял, или не поверил. Он никак не отреагировал на мои слова.

— Редактор подписал?

Я помотал головой.

— Нет. Самовольно, был выпускающим. Теперь меня, наверное, уволили.

— Силен, — сказал полковник. — Это — бомба, а не статья. Честно, говоря, я читал с пятого на десятое, уж слишком заковыристая схема отмывки денег, да и далек я от этих бабских дел.

— Считаешь, я не должен был? — Я поискал глазами кружку с коньяком, — Я тебе еще скажу новость...

— Девочки приехали! — Василий увидал свою партнершу по бизнесу через окно. — Гена, давай доктора снесем на второй этаж... пущай дрыхнет.

Они вдвоем поволокли бесчувственного Семенова по лестнице на второй этаж избы.

С улицы вошли три девушки. Им было между двадцатью пятью и тридцатью. Одна приветливо помахала рукой Васе. Тот сдавленно сказал сверху:

— Танюх, вы это... располагайтесь, Серегу потормошите... а мы сейчас.

Кесарево сечение — операция родовспоможения, при неправильном положении плода, осложненных родах, узком тазе у женщины, во многих странах выполняется по желанию женщины, даже без показаний, просто не желающей проходить процесс обычных родов.

Городомля — остров на озере Селигер. На остров ходит катер от Осташкова.

4

На момент написания книги такой газеты в РФ не было.

Любые совпадения с названиями реальных фирм и организаций — случайны.

МКАД — Московская кольцевая автодорога

ICQ-пейджер — программа он-лайн связи в интернете, в России известна как "ася, аська".

Через ректум — прямую кишку.

102