Красный туман (от 7 апреля)

— Закон обязывает меня... — хрипло и неуверенно попыталась продолжить хозяйка Солнечной короны, но Имаскар закончил за нее:

— ... позаботиться о том, чтобы Домов всегда было девять. Но я еще жив, шианара.

Убежище Тайновидящих скрывалась в сердце Горячей равнины — месте, где правитель Первого дома дал отпор полчищам морлоков. Их пролитая кровь отравила почву и сделала ее бесплодной. Повсюду, куда хватало глаз, из красной земли торчали кости, ржавые мечи и остатки доспехов. Архаты не трогали добро мертвецов, опасаясь их гнева.

Конь Имаскара пылил копытами дорогу, позади него плелся тучный мерин хрониста, такой же старый, как и его всадник. Воины ехали еще дальше — так приказал Имаскар. Случись что — он сможет защитить старика.

— Почтенный Имаскар желает, чтобы я развлек его историей, которая сократит тяготы пути? — прокашлял старик.

Отчего бы не послушать байку? Имаскар согласился, хотя собирался слушать в пол уха.

— Если господин не против, я бы рассказал о герое Второго дома, известном воине Гаруле.

— Уж не о Клинке пепла ты собрался поведать, хронист? Эту историю родительница рассказывала мне перед сном, сомневаюсь, что тебе есть что прибавить к ее словам.

Старик сухо прищелкнул языком.

— Мне следовало догадаться, что господин знает лучше меня. В своей непростительной самоуверенности я решил, что тебе будет интересно услышать о преинтереснейшем пергаменте, который мне удалось раздобыть в пыльных библиотеках Арманшана.

— Что за пергамент?

— В нем говорится о клинке, похожем на тот, которым владел Гарул.

Имаскар не поверил ни слову, но изобразил заинтересованность.

— Удиви меня, хронист, — подбодрил он старика.

Тот распластал улыбку по пышному лицу, затряс щеками от гордости и степенно начал рассказ.

— Пергамент этот вышел из-под пера воина, имя которого, увы, не сохранилось. Он назвался Молчаливым соколом, полагая, что членам Второго дома оно скажет больше, чем мне. В пергаменте говориться о том, что отряд воинов во главе с отважным Гарулом оказался в самом центре засады, организованной риилморцами. Архатов осталось ничтожно мало и они знали, что в стычке им не выжить. Несмотря на это, несколько отважных воинов вызвались отправиться в разведку, надеясь отыскать лазейку. Молчаливый сокол был одним из них. Незадолго до попытки вылазки, Гарулу удалось подслушать разговор риилморцев: они обсуждали планы нападения сразу на несколько домов. Планы те, случись им осуществиться, уничтожили бы основные силы нашей обороны, и Арна оказалась бы обречена. Понимая это, ваш отважный предок решил изменить план побега. От того, удалось бы лазутчикам вырваться, зависела безопасность всей Арны. Гарул принял решение пойти в атаку, чтобы отвлечь внимание риилморцев и дать беглецам шанс вырваться из западни. Твой предок знал, что нападать сейчас — чистое самоубийство, и он предложил всем остальным остаться в засаде, и дождаться подмоги. Воины не покинули своего генерала. Понимая, что идет на верную смерть, Гарул отдал свой легендарный меч — Клинок пепла — Молчаливому соколу. Клинок стал бы свидетелем правдивости слов посланников. Воин как мог убеждал генерал оставить меч при себе, но Гарул, как известно, славился не только железной рукой и отвагой, но и упрямством.

— ... которое не раз спасало ему жизнь, — дополнил хрониста Имаскар. Удивительно, но история его заинтриговала. Он положил себе не забыть при случае взглянуть на пергамент собственными глазами.

— Так и есть, — охотно согласился старик. — Клинок перешел в руки Молчаливому соколу, и на следующее утро воины во главе с твоим предком, выступили в агрессивное нападение. Молчаливый сокол писал, что подобного кровопролития земли Арны не видели со времен падения первого серафима. Крови пролилось столько, что все реки в округе стали красными.

— Что случилось с Клинком пепла?

— Лазутчикам удалось сбежать, но по пути они попали в засаду морлоков и почти все погибли, за исключением нескольких человек. Молчаливый сокол, понимая, что ему вряд ли суждено добраться до дома и предупредить остальных, написал письмо, где рассказал о том, как погиб Гарул и о месте, в котором спрятал Пепельный клинок.

Имаскар мысленно улыбнулся. Окончание истории виделось очевидным, но он дал старику закончить. Впереди уже виднелись черные и белые монолиты капища — старику как раз хватит времени, чтобы закончить очередную из многочисленных выдумок вокруг знаменитого меча.

— На этом пергамент заканчивался, господин, — хронист поник, словно высохшая трава. — Я провел множество дней, пытаясь отыскать подсказку о месте, где покоится славный клинок, но, увы, так и не нашел ее.

— Скорее всего, пергамент фальшивка, — произнес Имаскар. История, которая сперва занимала его, начала утомлять.

— Печать, скрепляющая тот пергамент, была самой что ни на есть подлинной — уж в этом я разбираюсь, господин.

— Я видел сотни печатей, хронист: многие походили на настоящие, но оказывались подделками.

Старика задело, что его знания ставят под сомнение. Он громко и выразительно засопел, отвернулся, словно верил, что собеседника заденет такое неуважение. Имаскар мысленно обозвал его жирной задницей и, скомандовав воинам поторопиться, пришпорил коня.

Вблизи убежища Тайновидящих напоминала кладбище любого из домов, с той лишь разницей, что выглядело оно значительно массивнее и больше. Но, главной особенностью убежища была необычайно ровная огранка камней и безупречная зеркальная поверхность каждой грани. Одни камни были треугольной формы, другие — квадратной, а на третьих, чтобы сосчитать все грани, понадобилась бы пара рук. В плену монолитов стелился молочный туман, а воздух пах болотной сыростью. Казалось, время здесь течет по своему собственному, особенному распорядку. Имаскар множество раз слышал об этом месте, потому, увидев, узнал сразу. Единственное, что его насторожило — тишина. Никто не знал, сколько Тайновидящих обитает в своего убежища — один ли с множеством лиц, или множество одноликих. Так или иначе, но на шум всадников никто не явился.

Имаскар не подал виду, что растерян. Он спешился, подождал, пока толстяк хронист осчастливит лошадь, чуть не кубарем скатившись с ее спины, и приказал воинам охранять обоих.

— Полагаю, господину кое-что следует знать, прежде чем входить в убежище Тайновидящих, — произнес старик.

— Говори.

— Моя почтенная шианара, носящая Солнечную корону приказала... — Он замялся, неловко перебирая пухлые, словно сытые черви пальцы. — ... Шианара хотела, чтобы я запечатлел ваш разговор для потомков.

— Я знаю, что ты послан подслушивать, но таковым было условие Данаты, которое я принял. — Видя его неуверенность, Имаскар уточнил: — Ты не об этом хотел сказать?

Хронист покачал головой.

— Шианара просила меня... подправить то, что скажут Тайновидящие, если им будет угодно сказать.

Подправить? Имаскару начали надоедать недомолвки, хотя он начинал понимать, куда клонит хронист.

— Ты должен понять, господин, что Даната очень печется о благе Арны. Шианара чтить твое горе, но считает, что оно не должно стать зерном, что пустит ростки новой войны.

— Она просила тебя солгать на Едином союзе?

Подбородок старика кивнул, а щеки, подпрыгнув, поддакнули.

"Интересно, что ты затеваешь, Даната? — мысленно обратился к правительнице Имаскар. — Хочешь выставить дураком меня или в самом деле заботишься об общем благе?"

— Почему же ты ослушался ее и рассказал мне?

— У меня всего одна душа, а жизнь катиться к закату. Мне и так есть за что повиниться перед Скорбной.

— В таком случае для тебя же лучше смотреть в оба глаза и слушать в два уха, — Имаскар постарался, чтобы слова прозвучали устрашающе.

Хронист опасливо посмотрел на него, но закивал, соглашаясь.

Туман висел между монолитами словно паутина. Со стороны он выглядел плотным и тяжелым от влаги, но стоило Имаскару шагнуть в облако, как кожу обдало жаром. Может это и не туман вовсе? Архат отринул все разумные объяснения: в месте, где властвуют духи, может происходить все, что угодно.

Он сделал почти десяток шагов, но туман так и остался плотным. Лицо горело, словно его окунали в огонь, глаза слезились, а во рту появился вкус ржавчины. С чего бы это? Когда Имаскару начало чудиться, что все то время он ходит по кругу, откуда-то из-за правого плеча послышался голос:

— Зачем ты пришел? — шептал говорящий. Голос выдал в нем старика.

Архат встрепенулся, но вовремя взял себя в руки и вспомнил о хронисте. Оглянулся, нашел его взглядом — все это время старик трусил за ним, беззвучно охая и густо потея. Хронист трясся, страх скомкал его рот, но не было похоже, чтобы старик помышлял о бегстве.

Имаскар оставил его своим демонам и повернулся на голос. Никого не видно, только туман. И все же, присутствие кого-то, веющего мертвецким холодом в этом облаке жара ощущалось каждым кусочком кожи.

— Я хотел просить помощи Тайновидящих.

— Они тебя не звали, — сердито выплюнул голос, теперь откуда-то слева.

— Правительница Арны, Хозяйка Золотой короны, Даната, дала мне разрешений говорить вами.

— Разрешение тебе, но не приказ нам. Убирайся, пока мы не разгневались.

— Я не уйду, пока не произнесу вопрос, с которым пришел, и не услышу на него ответ, — стоял на своем Имаскар и шагнул на голос.

Ему навстречу, словно бы разорвав полотно тумана, выступил мальчик лет десяти-двенадцати, с бритой головой и вырезанным на лбу символом бессмертия. Рана выглядела еще свежей, как будто шрам нанесли всего несколько дней назад. Верхние веки глаз Тайновидящего были пришиты к нижним, а губы — друг к другу, кожаным шнурком шириною в мизинец. Мальчик не мог говорить, не мог видеть, с кем говорит, да и голос принадлежал не ему.

— Твоя настойчивость похвальна, — произнес Тайновидящий и повернулся, чтобы уйти.

Архат не останавливал его. Слепых невозможно переубедить и сила в разговоре с ними не поможет. Через несколько мгновений туман проглотил его. Имаскар оглянулся проверить, рядом ли хронист, но не нашел старика на прежнем месте. Час от часу не легче. Если дуралей испугался и сбежал, одним Создателям известно, как далеко нелегкая унесла его от убежища. А если с хронистом что-то случиться, Даната сделает виноватым его, Имаскара. Учитывая миссию, с которой правительница послала старика, обвинения будут особенно суровы.

— Хронист! — позвал Имаскар. Ответа не последовало и архат позвал снова.

Справа раздался невнятный шум, Имаскар обернулся, но наткнулся лишь на туман. Что делать теперь? Идти дальше или стоять на месте? Или поискать старика? Дьяволы бы все побрали, он пришел в убежище Тайновидящих не для того, чтобы гоняться за испуганной свиньей!

Имаскар успел сделать несколько шагов, прежде чем молочная дымка перед ним расступилась и из нее появилась еще одна фигура. На этот раз старуха, нагая и простоволосая. Она была так стара, что складки дряблой кожи обвисли по телу, скрывая все срамные места, словно неопрятная сорочка. Ее глаза и рот так же были сшиты, но голос, которым она "говорила", Имаскар слышал отчетливо.

— Он не может быть здесь с сердцем без вопроса, — ответила она. — Туман станет для него бесконечным, пока мы будет говорить с тобой. Пророчество, попавшее в чужие уши, может принести много бед.

Архат облегченно вздохнул. Даната обманом хотела завладеть тем, что предназначено ему, но в убежище Тайновидящих она не всесильна. Пусть толстяк послушает голос тумана, пока он будет слушать призраков.

— Ты пришел с черным сердцем, — заговорил третий голос.

Имаскар начал привыкать к тому, что они меняются чаще, чем любовь молодой девушки. И даже не повернулся посмотреть, с кем говорит на этот раз.

— Я хочу узнать, кто пришел в мой дом с подлым кинжалом — произнес Имаскар, — хочу, чтобы духи показали мне сторону, в которой искать предателя. Чтобы упокоилась кровь моих родичей, чтобы были отомщены те, чьи имена навеки сотрутся из памяти моего Дома.

— Ты хочешь знать больше, чем имеешь право услышать, — молодым голосом произнесла старуха.

— Я должен знать...

— Ты должен помнить о смирении, — напомнил третий голос. Имаскар так и не смог определить, детский он или взрослый, женский или мужской. Но из трех последний был самым сварливым.

— Мои родичи погибли, — сказал Имаскар, но покорность получилась хромой, — мой дом уничтожен, из моего сердца вырвали тех, кого я любил, убили ту, что воспитала меня.

Ворчливый захохотал. Имаскар повернулся, но в который раз собеседником ему был один туман. Одновременно с этим к руке архата прикоснулось что-то холодное, липкое, как трясина. Имаскар вздрогнул, опустил взгляд — и увидел девочку, такую крошечную, будто ее умертвили еще до того, как она научилась говорить.

Имаскар сглотнул. Пришлось напомнить себе, что она — не просто убитое дитя, она — избранная серафимами, а, значит, тело ее было мертво еще в момент рождения, даже если прожило сто лет после.

— Слушай, — произнесла она мужским, охрипшим до шепота голоса.

Имаскар присел на корточки и вдруг почувствовал себя карликом хотя она по-прежнему была много ниже его. От девочки шел удушливый запах ритуальных благовоний, сильнее, чем от других Тайновидящих. Должно быть, ее умертвили совсем недавно. Она склонила голову, так низко, что ухо прижалось к плечу. Из уголков ее зашитого рта потекли струйки зеленой жижи.

Имаскар проглотил отвращение. Пусть у нее хоть дерьмо из носа хлещет — лишь бы сказала пророчество.

Тайновидящая подошла к нему впритык, отвела от его уха волосы и зашептала:

— Ищи предателя в своей крови. Не хорони то, что не мертво. Не слушай правдивых, верь лжецам. Точи меч и ступай на восток, но врага пощади. Не пей из чаши — в ней яд, утоли жажду, убив то, что дорого.

Голос стих. Имаскар открыл рот, чтобы спросить — и увидел себя стоящим на коленях в самом сердце обители каменных монолитов. Неподалеку, прикорнув на сваленной колонне, сидел хронист. Ветер трепал его седые космы, но старик не шевелился. Имаскар поднялся, съедаемый головной болью. Перед глазами полыхнуло черное марево, ком слюны во рту мешал дышать. Архат выплюнул его и увидел, что комок багровый от крови. Имаскар поворочал языком во рту — зубы на месте. Потрогал рот, наткнулся на что-то вязкое. На пальцах остались следы зеленой жижи, похожей на ту, что текла изо рта Тайновидящей.

Как, дьяволова печень, понимать ее слова?!

Удар боли пришелся ровно в грудь. Имаскар часто задышал, закашлялся. С каждым выдохом зеленая дрянь выходила из него, как гной из раны. Толчок за толчком, все больше и больше. Перед глазами мельтешила чехарда цветов: красный, черный, белый, синий... Архат попытался вдохнуть, но захлебнулся и закашлялся еще сильнее.

Грязь выходила из него так долго, что когда Имаскар смог, наконец, дышать, солнце уже поцеловало горизонт. Архат все-таки поднялся, но ноги еще долго не хотели его слушаться. Шатаясь, перебирая ступнями и сплевывая остатки жижи, он добрался до прикорнувшего хрониста. Осторожно тронул толстяка за плечо, но тот не шевельнулся. Потряс сильнее — и грузное тело сползло в ворох серой хламиды.