— Как сказать, — не соглашается филологиня. — Я вам уже говорила это в начале года, именно с такими людьми вам придётся зачастую иметь дело. Вы обязаны их понимать. Курова.

Услышав свою фамилию — вскочила.

— Да!

— Пожалуйста — перескажите нынешнюю ситуацию с переговорами по возврату территорий Японии.

— Ну... — приходится выключить мечтательный режим и задуматься. К счастью — не поленилась и почитала об этих событиях не только в учебнике.

— Чисто юрки сто с хреном лет назад отгребли по соплям, нашли блатную подписку за большой лужей и с тех пор крошили батон на папу, что их конкретно обидели. Наши чуваки им на это тихо показывали — где рука сгибается и сливали тёрку. А хрен ли — слей юркам малину, они весь рыбный ларёк прихалтырят. Когда подписка конкретно слилась — юрки вычесали из репы, что пора лезть в авторитеты. Конкретно вложились в пушки и затребовали малину взад без базара, типа — иначе в натуре попишут. Когда их на это папа послал в то же пешее путешествие, они похватались за перья и подняли конкретный беспредел. Типа — не вернёте добром — идём с топором. Только наши пацаны были уже на стрёме, дали мелко побарагозить, а потом накрыли медным тазом и загнали за вторые дворы. Папа конкретно кинул предъяву, что юрки в натуре форшманулись и сами себе злобные буратины. Но предложил типа мировую, потому как на том дворе конкретным пацанам в натуре ловить нечего, а таких базаристых фраеров проще иметь в кентах.

У Елены Леопольдовны манера — дослушивать ответ до конца, неопределённо кивая. Так что непонятно — одобряет она или считает ошибки, чтобы потом огорошить разгромной критикой.

— Юрки заглотили туфту и давили на тёрки, что они тоже — не последние фраера на районе. Но пока паханы на умняке трут тему, шпана расселась по ларькам и решает мелкие вопросы. Под это дело местные терпилы, которых юрки давно в хрен не ставили, подняли бороды и затребовали себе угол возле окна. С тех пор тёрка идёт на троих и папа уже типа не совсем при делах, а чисто смотрящий. Юрки уже чухнули, что их держат за баклана, но понты требуют сидеть на умняке, а по делу — сами себя крутят через матрас. Типа всё.

— Курова, историк — наверно — от Вас в восторге, а вот меня вы разочаровали, на отлично не тянете. Садитесь.

Не смотря на отповедь Леопольдовны, села на место с довольным видом. Эту четвёрку заработала сама — без помощи электроники. Уроки строительной бригады не пропали даром.

* * *

— Кать, и не уговаривай. Я туда не пойду. — упирается подруга. Поставила свою чашку кофе и передвинулась ближе к ней.

— Надька, но это же будет круто! Новогодний маскарад в стиле кибер-панк! Прикинь!

— И что я там забыла? Строить из себя робота?

— Ну почему прямо обязательно — робота? Можно одеться как...

— Кать, перестань. Мне это неприятно.

— Но почему?!

— А самой подумать? Я и так, считай, каждый день на таком маскараде.

— Чорд... Извини, у меня действительно это совсем из головы вылетело.

Почувствовала себя дурой. Надька постоянно напоминает о своей железности, но это всё не вяжется с её нежной внешностью. К тому же — у неё есть её Серёжка. От этого все это кажется странной игрой большой девочки в робота.

— Надь, дай руку.

— Зачем? — удивляется она. Но руку протягивает. Рука действительно холодная и твёрдая. Она смотрит, как её неживую руку поглаживают две живые. Не отпуская руку подруги, произнесла тихо:

— И всё равно не верю. Не твоё это. Ты не можешь быть железкой.

Поглядела ей в глаза. А она вдруг как-то вздрогнула и переспросила:

— Не могу?

— Врёшь ты всё.

А потом выдала себя. Шмыгнула носом и закрыла глаза рукой. Почувствовала её холодную руку на своей щеке и повторила:

— Ты мне врёшь. Врёшь.

А потом она обняла. У неё твёрдые, но ласковые руки и тёплая щека. И ужасно хочется, чтобы все её слова про искусственное тело были дурацкой шуткой. А потом она вдруг предложила:

— Кать, я позову свою подругу. Она классная. Ей даже переодеваться не надо.

* * *

Углубилась в лабораторную работу. Компьютеры старенькие, даже дома был лучше. Но тут главное — не их мощность, а своя голова. Задание вроде бы простое — найти скрытые данные или хотя бы их следы. Рядом в монитор так же таращится Надя. Только она почему-то даже не положила руки на клавиатуру. И на экране ничего не происходит. А потом вспомнила её шутки с её собственным ноутбуком — и поняла, что это — только видимость бездействия. С другой стороны восседает Мигель. У него руки так и бегают по клавишам. Позавидовала — у самой так не выходит. Приходится думать — как выполнить задание быстрее. Лаборант — молодой парень, наверно — сам недавно окончил институт, подходит к Наде и наклоняется к её плечу.

— Не идёт дело?

Надя оборачивается и негромко отвечает:

— Уже нашла. Пароль смешной был. Там тестовая бухгалтерская база была запакованная?

— Да. Умница. Через вайфай вошла?

— Ага.

— Да нет тут никаких скрытых! — возмущается за спиной Венерка. И через несколько секунд восклицает:

— Что это?! Вячеслав Иванович, у меня компьютер сам мышку гоняет!

Надя с улыбкой наклоняется ближе к своей клавиатуре.

* * *

С тех пор, как Надя перебралась в общежитие — отношения усложнились. Уже не получается, как прежде, остаться у неё на ночь. А привести её домой пока ни разу не решился. Вернее — родители видели её несколько раз, но тогда она заходила на несколько минут. И кажется — успела им понравиться. Но если начнутся расспросы — кто знает, как всё обернётся. Какой бы классной Надя ни была, но она ведь — не совсем обычная девушка. Как воспримут это родители? Что скажут ей? Как она это воспримет? На все эти вопросы нет ответа. Поэтому пока вся романтика переместилась в совместные прогулки. И никогда раньше столько не ходил в кино. Обычно Надя выбирает романтические комедии, но в этот раз выбрала фантастику. Её выбору привык доверять — она ведь всегда подключена к Сети, так что быстро просматривает афишу, находит отзывы — и выдаёт готовое решение: на какой фильм хочет пойти. И в какое кино.

Сюжет в целом какой-то дурацкий. Другая планета, сплошные камни, редкая растительность, которую пытаются выращивать вокруг посадочного модуля. Такое уже давно хотят начать на Марсе — но что-то до сих пор дело не пошло, хотя постоянная международная база уже много лет существует. А тут вообще какая-то дальняя планета. Но на середине фильма начало доходить — ради чего Надя на него потащила. В сюжете есть обслуживающий робот с женским голосом и манерами. И этот робот испытывает что-то вроде нежных чувств к одному из членов экипажа. Правда — фишка с этим роботом становится понятна только в самом конце. Оказывается — в парня была влюблена компьютерщица из того же экипажа, но сама она была слишком застенчивой.

Из кино Надя, как обычно, выходит с немного задумчивой улыбкой. Но в этот раз сказал ей просто:

— Вот это точно не про тебя.

— Почему? Думаешь — я бы не смогла ради тебя подставиться под удар?

— Это всё равно было бы другое. Там робот, а ты ведь живая.

— Но если голова останется цела — меня так же точно можно восстановить.

— Надь, а ничего — что сейчас так любого можно восстановить? Чем ты лучше других?

— Ой, Серёж, об этом я не задумывалась... — удивлённо говорит Надя. Пожал плечом.

— Главное — чтобы человек был хороший. Тогда есть смысл ремонтировать.

Надя умеет напрашиваться на долгий поцелуй.

* * *

С очередного свидания механическая соседка пришла счастливая — как никогда. Но, ни слова не говоря, снова погрузилась в своё вязание. Вроде — ничего особенного, вяжет очередной свитерок. Серый, гладкий. И похоже — довольно тонкий. Разве что — нитки интересные, слегка поблёскивают.

Подошла ближе и потрогала свитер.

— Нравится? — интересуется соседка.

— Красивый. Но к телу — не очень. А тебе ведь всё равно?

— Конечно, — отвечает Надя с довольной улыбкой, проведя ладонью по связанному.

Присела рядом с ней на кровать и спросила:

— Что-то случилось?

— Ты о чём, Нин?

— Ты изменила отношение к себе.

— Разве?

Надя смотрит с удивлением. Даже перестала вязать и замерла, превратившись в скульптуру "удивлённая вязальщица". Не удержалась — и тронула её. Её рука ощутимо холодная.

— Надь, ты сегодня счастливая.

Она откладывает вязание, подгибает под себя ногу и, наклонившись ближе — подтверждает:

— Да, очень.

— Он сделал тебе предложение?

— Нет, но сказал кое-что очень приятное.

А потом она вдруг обнимает и шепчет на ухо:

— Нинок, я хочу танцевать.

— Надь, ты чего?

Но из висящего у двери телевизора уже играет тихая музыка. И соседка тащит за собой с кровати. Она держит за руки осторожно — но вырываться боязно. Её нечеловеческая сила известна уже всей группе. А когда отпускает — оказывается, что и самой уже хочется танцевать. И музыка продолжает играть. Незаметно наступает полночь, но Надя никак не хочет останавливаться. Остаётся только самой плюхнуться на кровать и смотреть — как она продолжает танцевать одна. Глаза сами собой закрываются, но вдруг кровать прогибается под весом и на плечо ложится рука соседки.

— Ниночка, я счастлива...

Открыв глаза, обнаружила прямо перед собой лицо соседки. Отползла к стенке. Она улыбается.

— Разве я страшная?

— Надька, ты что — пьяная?

Она задумывается на несколько секунд — будто ищет ответ в своей базе данных. А потом прижимает к себе и тихо отвечает:

— Кажется — да.

Избавиться от её соседства оказалось непросто.

* * *

Кажется — корова что-то учудила. Лопата глядит на неё с подозрением. А сама корова ходит вроде как довольная, но на свою соседку смотрит, опустив глаза. Подружка комментирует со своей высоты:

— Кажется — корова начудила такого, что без лопаты не разгребешь.

Посмеялась на получившуюся двусмысленность и тихо уточнила у лопаты:

— Отличница чудит?

Лопата мрачно вздыхает.

— А как же. Она-то уже взрослая, ей можно. Это мы с тобой — малявки.

* * *

После занятий вышла на улицу и огляделась. Перед соседкой неудобно за своё поведение. Но после слов Серёжи действительно почувствовала себя совершенно иначе. Нормальным человеком. Да — немного недолеченным. Но руки держат, ноги ходят, нигде не болит. И ведь говорят врачи — "здоровых не бывает, бывают недообследованные". Но раз такая же, как все — нельзя себе позволять распускаться. Ведь никаких поблажек ждать не приходится. А значит — надо как-то извиниться перед соседкой. Она-то ни в чём не виновата. Поэтому зашла в супермаркет и задумчиво пошла между полками. Но чем загладить свой мелкий дебош? Дарить что-то — значит оставить напоминание. Но и не подарить нельзя. Но и так, чтобы не подумала чего. С такими мыслями блуждала между стеллажей, пока не остановилась у прилавка кондитерского отдела. Когда-то любила пирожные. Но теперь это только приятное воспоминание.

— Девушка, будете что-то брать? — подходит продавщица.

— Да, да. Вот эти... Парочку.

Указала пальцем на те, которые больше всего нравились самой. Расплатилась на кассе, осторожно уложила в сумочку. И медленно пошла. Пирожные все равно не успеют испортиться на холоде, а книжку можно читать и на ходу.

* * *

— Нина, ты ещё сердишься? — осторожно спрашивает соседка, входя в комнату. Не оборачиваясь, ответила:

— Нет, я в восторге. Тебя что вчера — перемкнуло?

— Ниночка, ну прости. Я дура и мне этого не скрыть.

И ставит на стол рядом небольшой шелестящий пакет.

— Это чего такое?

— Понимаешь... Я раньше любила пирожные. Но теперь мне их нельзя. А эти были мои любимые. Я увидела — и не удержалась. Купила. А теперь не выбрасывать же... Хочешь — я тебе чай заварю?

Надя явно подлизывается. Так явно — что даже подозрительно. Но обнимать не пытается. Может — и правда, ничего страшного не произошло? Не дожидаясь ответа — она уже поставила чайник, приготовила пакетик с чаем. Через несколько минут на столе уже стоит тарелочка с парой пирожных и две чашки, над одной из которых поднимается ароматный чайный парок. Взялась за тарелочку, но на всякий случай поинтересовалась:

— Ты точно не будешь?

— Мне нельзя.

— Даже лизнуть?

— Я всё равно вкуса не почувствую. Скажешь — какие они на вкус?

— Ну ладно. Ой — вкусненькое. Немножко с малинкой. Или нет. Это что-то другое. Но что-то фруктовое. Но тоже... Ммм... Надь, я не могу — когда ты так смотришь.

Надя берёт свою чашку и отпивает немножко.

— Нин, ты извини за вчерашнее. В общем — это долго объяснять. Но мне Серёжа такие приятные слова сказал, что я немножко сдурела от счастья.

— Это твой парень?

— Да.

Подняла чашку с чаем и предложила:

— За парней, которые умеют говорить хорошие слова.

Осторожно чокнулись чашками. Пирожное тает во рту и вместе с ним тают последние остатки вчерашнего неприятного осадка.

— Вкуснятинка. Ты же специально их купила?

— Ну...

— Надь, не умеешь ты врать. У тебя же всё на лице написано.

— Правда?

— Ещё бы.

— А я думала... У меня ведь и лицо ненастоящее.

— Так ты всё-таки настоящий робот?

— Нет. Я внутри живая. Немножко. А снаружи — да, вся. Только... не надо сейчас об этом. Я наконец-то...

— А ты неплохо танцуешь. Я сначала испугалась, а потом мне даже понравилось.

— Да? Серёжа тоже меня хвалил. Знаешь — я в прошлом году только немножко готовилась. А так — просто танцую, как самой нравится.

— А к чему ты готовилась? Выступала где-нибудь?

— Нет, что ты... Это был новогодний бал. Мы там танцевали... — Надя мечтательно поднимает глаза к потолку, — Потом Серёжа подарил мне веер... Хочешь — покажу?

— Хочу.

За разговорами снова незаметно подкралась полночь. Только соседка почему-то больше совсем не казалась какой-то странной. Она оказалась совсем обыкновенной. Где-то там — под крепкой пластиковой оболочкой, о которой она не любит говорить.

* * *

— Кругликов, where i can take the bus to center of town?

— Эээ... Нуу... Ю... Кен... Го...

— Маркина.

— From here you can turn right, there is a bus stop. You can use any of buses, which goes to Tsentral Rynok or Sadovaya street.

Оглянулась на Венерку. Она как-то хвалилась, что не раз бывала с родителями за границей. Так что её познаниям в английском удивляться не приходится. Даже соседка говорит на английском хуже. У нее похуже произношение, да и перед многими фразами Надя, как обычно, задумывается. Видать — пользуется электронным переводом. Но уж если её спросили...

— In the center you can transfer to transport going to all parts of the city, as well as take buses to other cities. In the center are located ...