Твердая Надежда. Книга 2: Академия для куклы

— Идём?

У входа на выставку — обычный автоматический терминал оплаты. Все, кроме Надежды, сразу достали телефоны и вставили наушники для прослушивания экскурсии. Либо ей не интересно, либо она предпочитает просто смотреть на экспонаты, не пользуясь информацией с бар-кодов. Кажется — родители не зря назвали её старомодной. Впрочем — и выставка, на удивление, оказывается старомодной — в зале обнаруживается живая экскурсовод.

— Проходите, пожалуйста. Вы пришли на выставку, посвященную двадцатым годам двадцатого века, которую мы озаглавили "В угаре Чарльстона". Так уж случилось в нашей истории, что по времени совпали два совершенно не связанных друг с другом явления, которые, каждое по своему, символизируют эту эпоху. Первое из них — это пришедший из Америки новый танец — чарльстон. Весёлый танец, символизировавший личную независимость. Ведь его танцевали не в паре, а каждый отдельно. И часто его танцевали только девушки. В это же время молодое советское государство провозглашает НЭП — Новую Экономическую Политику, пришедшую на смену военному коммунизму. Нужно было поднимать экономику, разрушенную годами первой мировой, а затем и гражданской войны. Позже эти годы назовут "Угаром НЭПа"...

Экскурсовод долго говорит про резко изменившуюся моду, про изменения в политике и экономике. В конце экскурсии вошли в тёмный зал с экраном, на котором, как в старом кинотеатре, увидели чёрно-белое немое кино. Музыкальное сопровождение можно было слушать только через наушники. Глядя на экран, девушки начали пританцовывать. Удивило то, что Надежда, хотя и не могла слышать музыку, но движениями попадала в неё лучше. Наверно — ей всё-таки был слышен звук чьих-то наушников. Даже вынул из уха свой, чтобы проверить. Но только пришел к выводу, что у неё очень острый слух.

* * *

— Если будут ещё какие-то вопросы — к вашим услугам я и информация на стендах, — завершила экскурсовод, когда небольшой фильм об эпохе закончился. Катя с Егором ушли разглядывать витрины. Нашла в Сети музыку тех лет, пустила её фоном и подёргала Серёжу за рукав.

— Мне понравился этот чарльстон.

— Угу. Весёленькая музычка. Послушаем как-нибудь вместе?

— А как насчёт потанцевать?

— Не пробовал. Но, если хочешь, я готов.

Приподнялась на носочки, чтобы получить в непослушные пластиковые губы короткий влажный поцелуй своего милого.

— Очень хочу. Ты же знаешь. Это одно из немногих удовольствий, которые мне доступны.

Он поправляет чёлку и улыбается:

— Может — нам с тобой стать профессиональными танцорами?

* * *

Такие дни выпадают нечасто. Должны совпасть как минимум три вещи: выходной на мойке, выходной в институте и дружно ушедшие надолго родители. За закрытыми шторами светит зимний день, а на раскрытом диване греется под боком Надя. Её голова лежит на плече, а рука обнимает нежно, как только она это умеет.

— Серёж, тебе хорошо со мной?

— А тебе?

— Я первая спросила.

— Очень хорошо. А тебе?

Она с улыбкой смотрит в глаза. А потом кивает одними глазами.

— Я буду всегда тебя помнить.

Эта фраза заставляет приподняться.

— Э! Ты далеко собралась?

— Ну когда-нибудь ведь ты наиграешься со мной. И захочешь настоящую женщину.

— Я что — говорил тебе, что я с тобой просто играюсь?

Она тоже приподнимается и смотрит в лицо.

— Серёж, но я ведь — кукла. Пластиковая кукла, в которой живёт огарочек от живой девушки. Я ведь даже выглядела на самом деле не так. Я не была такой красивой.

— Надь, ты нашла время для грустных разговоров. Через пару часов родаки вернутся. Давай лучше...

— Серёж, ну ты ведь даже от родителей меня прячешь. Как игрушку.

— Ну... Во-первых — я и правда не знаю, как они к тебе отнесутся, когда всё узнают. Во-вторых — не хочу портить тебе репутацию.

— Ты смешной. Какая репутация? Думаешь — твоя мама побежит докладывать в институт, что будущая полицейская без печати в паспорте спит с кем попало?

— При чём тут институт? А перед ними? Ты им нравишься, но ты же знаешь — какая у меня маман строгая. А я тебя пока невестой не объявил.

Надя улыбается, глядя сверху.

— Ну какая невеста? С таким же успехом можно жениться на кукле-игрушке.

— Надь, хватит на себя наговаривать. По-твоему я бы так же относился к пластиковой пустышке?

— А ничего, что я пластиковая, и у меня тоже внутри полно пустого места? А самое тяжелое во мне — батарейки.

— Надь, я серьёзно, а ты сразу всё в глупости переводишь.

— Какие глупости, Серёж? Это же правда.

— Надь, правда то, что нам с тобой хорошо вместе. С этим поспоришь?

Она качает головой отрицательно и просит:

— Поцелуй меня.

— Вот это с удовольствием.

Перекатился на неё сверху. Давно понял, что Наде в этой позиции совсем не тяжело. И она очень любит, когда её целуешь.

* * *

— Нин, мне идёт?

Оторвалась от планшета с учебником и уставилась на соседку. Она кокетливо смотрит из-под полей шляпки. Старомодная фетровая шляпка с узкими опущенными полями и засунутым за ленту небольшим пером.

— Где ты выкопала этот горшок?

— Ты угадала, название этой шляпки — клош. По французски это и значит — горшок, — весело сообщает Надя.

— Ну я знаю... Прикольная. Мама такую носила. Давно.

Ответив, снова уткнулась в учебник. Соседке хорошо, её голова-компьютер и так знает всё на свете. А тут учить приходится. Через пару минут шуршания Надя требует внимания снова:

— А к платью подходит?

Отложила планшет и села. Помимо шляпки Надя натянула платье ниже колен, которое сшила сама за несколько вечеров.

— Надь, Эркюль Пуаро назвал бы тебя модницей. А сейчас так мало кто ходит.

— По-моему, сейчас ходят как угодно.

— Ну... Венерке покажись. Если если её сплющит — значит тебе идёт.

— Её всегда плющит, — возражает Надя.

Повертевшись ещё немного перед зеркалом, Надя начинает позировать перед камерой взлетевшего Потеряшки. Винты жужжат и мешают заниматься. Приходится об этом сказать. Надя извиняется, усаживает своего наблюдателя на стол и продолжает позировать, будто актриса немого кино.

* * *

— Шаги партнёра. С левой вперёд — раз, два, влево, закрыли. С левой назад...

Руки как будто держат партнёршу, но её в руках нет. Перед глазами зеркальная стена и преподаватель танцев. В зеркалах отражается группа новичков — немногочисленные парни и чуть большее количество девчат. Надя тоже повторяет шаги, хотя пока начали с разбора движений для партнёров. Шаги партнёрш похожие, но зеркальные. Шаг Фокса или просто — фокстрот. Надя нашла группу, в которой разучивают танцы полуторавековой давности. Если бы вместе с ней сначала не посмотрел — как это танцуют те, кто умеет — показалось бы жутко скучным. Поймал в зеркале её взгляд и улыбнулся. Она подмигнула и качнула головой — как будто для поцелуя. У Нади особенный язык движений из за того, что она не всё может показать губами. Но стоило научиться его понимать — и это стало особенной игрой для двоих. Своим тайным языком.

— Слоу, слоу, квик-квик, слоу...

* * *

Тёплые серёжины руки поддерживают нежно, но уверенно. Будто в первом новогоднем вальсе. Колонка голосом преподавателя отсчитывает ритм шагов. Сам преподаватель подходит ближе, чуть поправляет позицию руки на плече и одобрительно кивает. Значит — получается. А потом раздаётся:

— А теперь пробуем эту же связку под музыку. Алиса, учебная музыка медленный фокстрот.

И будто на новогоднем балу, Серёжа почувствовал начало музыки за пару тактов до окончания вступления. И чуть качнулся назад, едва заметно увлекая за собой. Повторила его движение, а потом шагнула, следуя за медленной музыкой старинного танца.

* * *

— Надька, вот тебя пропёрло.

— Кать, ну а что особенного? — удивляется подруга. На ней старомодная шляпка с цветком из ленты, короткая меховая шубка и длинная юбка.

— Я же, в конце концов, не в кринолине.

— Да не, видок-то даже стильный. Но ты уж прямо совсем — как с картинки из музея.

— Похоже — правда? Я платье сама сшила. И шляпку немножко доделала.

— Чорд. Тебя — смотрю — прямо прёт от этих танцев.

— И не только от танцев, — загадочно понизив голос, сообщает Надька.

— А что ещё? — переспросила, стараясь быть ещё загадочнее.

Надька наклоняется ещё ближе, театрально поднося ладонь к щеке.

— Технологический уровень, милочка.

— Чо?

Надька продолжает, будто сообщая страшный женский секрет:

— Представь только. Паровозы, пароходы, никакого телевидения. Телефоны — барышня, соедините. В автомобилях не то, что автопилота — приёмников ещё не было. А главное...

Надькин голос становится уж вовсе по-театральному томным.

— Никаких роботов, Катенька. Никаких. Даже слова такого ещё не знали. Ты можешь себе это представить?

— Уже с трудом. А как же на заводах всё делали? Только руками?

— Ну станки уже были всякие. Там ну... Ткацкие там... Токарные... Но они ещё даже электрические не были.

— А какие? Вручную крутили?

— От паровых машин! — гордо сообщает Надька.

— Чорд. Не представляю. Но погоди-ка. Лампочки-то уже были.

— Ну да — были. И что-то электрическое уже было. А где-то ещё при керосиновых лампах сидели.

— Не — ну круто. Только я всё равно не поняла. Тебя-то почему с этого так прёт?

— Ну... — Надька театрально разводит руками. — Вот что бы ты ни говорила, а киберпанк — это не то, что мне нравится.

Шлёпнула себя по лбу. Надька просто не любит осознавать себя железкой. А тут нашла себе отдушину. Забыть хоть ненадолго, что она... не совсем настоящая.

— Признаю себя тормозом. Но мне всегда казалось, что ты просто дуркуешь. Слишком ты живая. Даже парня раньше меня нашла.

— Расскажи мне лучше — как у тебя с Егорчиком, — переводит разговор Надька, картинно приготавливаясь слушать.

— Он зовёт на концерт. У нас будет выступать голограмма Майкла Джексона. Круто?

— Ой, Кать, вообще... Мы с Серёжей глянули на цену — и решили пойти на джаз. Я уже свитер ему довязываю — как тогда носили...

Опять всё больше кажется, что Надька врёт. И никакой она не кибер.

* * *

— Мам, приветик.

— Привет, студентка. Не выгнали ещё?

— Мам, красивых отличниц не выгоняют.

— Ой, Надюшка, не верю я в твои отличные. Вот как мать — не верю. Признавайся — ни с кем из преподавателей...

— Мать, ты за кого меня принимаешь?

— За красавицу, дочка. То я не знаю, как оно бывает. У самой в группе такая была. А у тебя в институте, наверно, одни мужики.

— Мам, ну во-первых — они все старые. На кой они мне — такой красивой?

— А студенты? Не подкатывают?

— Для студентов я сама старая.

— А кто тебя за хвост держал? Ты для чего от меня уехала? Уж не поступать ли? Знаешь — как ВУЗ расшифровывается?

— Помню. Выйти Удачно Замуж. Мам, у меня есть — с кем фокстрот танцевать. Лучше расскажи — как ты.

— Живу — не болею. Не хуже других. У подруги скоро внуки будут. Меня когда обрадуешь?

— Мам, не дави на мозоль. Больно.

* * *

— Равняйсь! Смирррна! Равнение на середину! Товарищ полковник, группа курсантов первого курса для смотра построена! Староста группы — курсант Курова Надежда! — лихо рапортует киберкурсантка.

— Вольно, встаньте в строй, — командует ректор института. Стоя чуть позади него не удержался — и украдкой показал лихой курсантке большой палец. Внутренний смотр давно уже кажется скучной формальностью, но только не в этот раз. Чего таить — были сомнения, что принял её без экзаменов. Но девица, пришедшая из фантастики, пока оправдывает себя на сто с лишним. Полковник оборачивается и кивает:

— Хороша. Думаю — толк будет.

— С ней бы... Дополнительно... — высказал наконец то, что давно не решался попросить. Любые дополнительные занятия — это дополнительные деньги. А значит — их надо где-то взять. И возможности факультета здесь не велики, а для такой многообещающей хочется... Такие вещи решает ректор института — в его ведении находятся резервные фонды.

— А не сломается куколка от нагрузки? — улыбается полковник. — Вон — талия какая хрупкая.

— Она крепкая. Я уже связался с её авторами.

— Москва?

— Наши, — ответил не без гордости. — Девка — трактор.

— Главное — чтобы вертолёт не словила от успехов, — хмыкает начальство. — Подумаю. Подготовьте докладную на финансирование.

* * *

В руках соседки, как обычно, тихо постукивают вязальные спицы. Отложила планшет с учебником и подсела к ней.

— Надь, а расскажи — как оно...

— Что, Нин? — непонимающе переспрашивает соседка.

— У тебя с ним. Ну... С твоим...

— Хорошо... — пожимает она плечами.

— Ну... Вы же целуетесь?

— Обязательно. И обнимаемся.

— И... И всё?

— Нин, к чему ты вдруг об этом?

— Ну, знаешь... Я тебе вот и завидую... А сама боюсь.

— Тут я тебе мало чем помогу, — пожимает плечами Надя.

— А ты ничего не боишься?

— Мне нечего бояться.

— Почему? Ты что — совсем ничего не боишься?

— Ну... Чего-то боюсь. Маму расстроить боюсь. Хотя мы и ругаемся. Иногда...

Она задумывается на несколько секунд, продолжая вязать. Потом спицы замирают, и Надя поднимает взгляд.

— Иногда себя боюсь.

— Я тебя тоже иногда боюсь. Но ты прикольная.

Она опускает руки со спицами и глядит с улыбкой.

— Меня даже гопники на районе боялись.

Обняла её и шепнула на ухо:

— Надя, тебя все преступники будут бояться. Ты будешь самая лучшая.

* * *

— Майор, думаете — она всё это потянет? — с сомнением переспрашивает ректор, покачивая в руке несколько знакомых листков.

— Если бы не видел, как она сдавала сессию — не думал бы, — честно ответил шефу, пожав плечами.

— Я смотрел её оценки. Но это была только первая сессия. Её многие легко сдают.

— Не верите — назначьте ей любую дополнительную проверку. Курову гоняли, как сидорову козу. Ни один нормальный студент такой экзамен не сдал бы.

— Валентин Суренович, Вы хотите сделать из неё суперагента?

— Суперполицейского, — поправил с нажимом.

Ректор снова углубляется в докладную.

— А не боитесь?

— Чего?

— Пронюхает про эту красавицу штаб округа или нацгвардия. Или хуже того — ФСБ. И всё — поминай, как звали. Удивительно, что они до сих пор её не пасут. Или пасут, а мы не знаем?

— Если бы пасли — так она бы к нам и не дошла, — пожал плечами в ответ. — Да и зачем им девчонка? Они парней собирают. Там такие танки...

Ректор барабанит пальцами по столу, глядя в окно.

— Слышал. В прошлом году такой психанул, так говорят — рота спецназа еле справилась.

— Так вот же. Куда ей против армейских?

— Армейских — да. А ФСБ? Курова — девчонка привлекательная. Такую на спецоперацию отправить...

— В ФСБ сильно заметных не берут.

Полковник с сомнением пожимает плечом. Приходится искать другой аргумент.

— В конце концов, по документам она — живой человек. С фамилией и одинокой мамой в посёлке. Такую просто так не заберёшь.

— Ещё скажите — за гражданского замуж её выдать. Чтобы Москва к себе не утащила, — скептически замечает ректор.