Ох, если б они знали, с чем тут столкнутся! Если первый трансфер прошел мягко и в относительно дружелюбную среду, то второй... Вечером того же дня, когда они утром после ночи утешения под боком цео переместились сразу на построение и представление, их завлекли в коридорный простенок между внутренним и внешним контуром цисторисового листа, а потом избили. Не сильно колотили, но обидно. Молча. Не объяснив за что, но в конце намекнув про стукачей. Хуан и Хоан, отбивались, но против более опытной толпы оказались бессильны. На следующее утро ринаэвцы приветствовали его, как ни в чем не бывало, и гораздо позже объяснили, что к чему, но осадок остался. И потому братья Эёух очень старались закрепиться на "невылетной" позиции, всеми силами не стремясь в Инарэ и выше при наличии всех задатков.
Хоан и Хуан не знали, везением ли назвать последовавшие плотняком индивидуальные занятия по развитию магического дара, им еще и догнать требовалось своих сверстников за четыре месяца. Все в мастерских, а они с малочисленной группой таких же из трансфера в классы. Сто сорок дней практически не вылезая из классов — это тяжело далось. Но такова жизнь. В Кюшюлю сорок пять дуотов с проснувшимся даром поднимаются в третью цепь, и часть, как Ульха, например, поили дорогими и редкими эссенциями, чтобы пробудить потенциал. Вообще в их теперешней гимназии самая высокая степень ротации детей, ведь из всего набора только у десятка с фоллисом активен потенциал, а уж действующий дар и у того меньше. В Тьянкль к магическим наукам подходят плотняком с четвертой цепи всем звеном, а в Эхнессе по остаточному принципу заполнение
Еще большее сочувствие вызвал годовой иммунитет новичков. А вот про артефакты, штраф и блокировку братья недопоняли. М-тату и головной обруч выглядели потрясающе, частично оправдывая место в прима, впечатлил и наложенный штраф, но озвученное предназначение разочаровало бесполезностью. Еще Хуан и Хоан заметили, что алсы избегают прямых взглядов, не выглядят радостными или счастливыми, но стальная жилка в них присутствовала, как и мощный дар.
Близнецы Эёух до сих пор не завели друзей — приятели из дуодека не в счет. Поэтому они испытывали симпатию к новичкам.
— Зря они так...
— Что? — переспросил Хоан, сидящих спиной к столу Эрина. Слов на таком расстоянии они не слышали.
— Понг ответил Кэнэлю, и напряглись все за их столом, а цео негласно поддержал новичка, — прокомментировал Хуан.
— Не быть тебе оратором, — хмыкнул Хоан.
— А сам-то! Ох, а ведь цео не постоянно будут так опекать...
— И не говори. Это ж надо было в начале аттестации!..
— И не говори...
— Иди ты!
— Да ладно. Лучше вспомни, что дальше будет Худэлик... — проникновенно.
— Ешь лучше, — кисло. Именно его любили таскать за уши...
На зельеварении братья так и не определились — завидовать или нет новичкам, за которыми так пристально следил Ринацео. В свое время Инаэцео с ними так не возился в первое время. Нет, он был отличным мужиком, но не добряком, как Ринацео.
— Аха-ха!
— Ты чего?
— Слабак ты, Фяльтэ! — вместо ответа брату выкрикнул Хоан.
— Аха-ха! — заразительно рассмеялся на это Хуан, тоже понявший суть.
Уколоть задиру стоило! Они догадывались, что злопамятный дуот припомнит когда-нибудь обиду, но когда еще это случится, а приятно-то в настоящем. Так красиво подколоть мало кто бы смог. Изящность словес восхитила, Хоан даже позавидовал, нисколечко не обидевшись на подтрунивания братца.
Однако приподнятое настроение быстро провалилось в подпол, когда Худэлик дорвался до ушей. Братьям пришлось сильно поднапрячься, чтобы уследить и за варевом, и за разворачивающимися событиями. Манеры новичков оставляли желать лучшего — так с инструкторами нельзя разговаривать, особенно с этим, таки сломавшим, что хотел. Хоан и Хуан стояли у противоположного края химлаба, но в возникшей кисельной тишине слышали все от и до. Язык у Понга был здорово подвешен, но из всего сказанного братья точно уяснили, что не стоило острить с взрослыми, хотя суть остроты не уловили. Правильное зерно они оба уловили, но издевка прошла мимо. Да и потом их поразило искреннее извинение — иначе бы так просто не отвязались от них. И до глубины души тронуло съедение хрящика.
— Да как же!..
— Он не видел, что инс ходил за лечебной мазью, — с трепетом сказал более рассудительный Хоан.
— Да я не об этом!!! Как вообще так можно?!
— Он чужак, — лаконично. — Противно, — добавив. — Сосредоточься! — прикрикнув на впечатлительного брата.
Они так и не выработали единого мнения о поступке Понга, поссорившись. До очередной выходки дуота Панга, оказывается, способного влиять на собственную регенерацию! Общее удивление затмило причину ссоры. Тут братья однозначно были за Панга, пожелавшего посветлеть и не выделяться в толпе дуотов. Все прочие темы надежно забылись — близнецы активно обсуждали меж собой новичков, перебрасываясь взглядами и жестами с приятелями, занимающимся тем же самым за отсутствием возможности прямого общения — деканы явно были за тишину и запрет свободного общения.
Резонанс вызвал и поступок Ринацео — а кто еще мог зашить порванную ткань? Хуан и Хоан не сомневались в том, что все только и судачили о новичках, и общее мнение было явно не в их пользу — слабаки и неумехи, выпендрежники. Но настоящий шок наступил перед сном, когда по листу разнесся мелодичный звон ректорского посоха, а потом и ее голос:
— Я пришла лично сообщить о смене вашего Ринацео, дуодек Эрина...
Хуан никак не мог поверить в то, что Панг был способен нажаловаться, а Хоан в то, что действия цео могли интерпретировать так, чтобы за это сместить декана. Разговаривать после отбоя крайне не рекомендовалось, потому они вместе со всеми в спальне беспокойно ворочались, и долго не могли заснуть несмотря на изнуряющий день аттестации, слишком жестко проходящей в Кюшюлю. В конце концов, братья уснули с единой мыслью — их это не затронет, ссориться никому из них не хотелось. Они слишком мало знали Ринацео, тот не успел поруководить их дуодеком — очередь кратких ротаций не дошла. Они догадывались, чем сейчас занят дуодек Эрина, но думать об этом совершенно не хотелось, иначе на глаза непроизвольно наворачивались слезы.
Слезящиеся глаза, ватные ноги и пустая до звона голова. Они первыми взялись за руки, подавая пример. Мозг не хотел воспринимать случившееся — интуитивное моргание спасло от самого яркого момента. Следующее, что они увидели, это дергающихся в молниевых разрядах Пинга и Понга, и развеянный вокруг них серый пепел, вздымающийся от ударов конечностей по матам. Хуан и Хоан ни в ухо не поверили в сказку про "спали", решились на знакомство, потому как понравился ответ. И тут такое.
Хоан и Хуан повиновались без раздумий, на рефлексах. Прикажи ректор добить, они бы беспрекословно исполнили, все бы повиновались. Братья бездумно запоминали происходящее, очухавшись только в полете над Кюшюлю. Хоан и Хуан о многих красотах даже не догадывались, когда мамочка повела их на прогулку. Впервые близнецы стали воспринимать ректора за маму, только в эти моменты продолжилась цепочка из детства. Она вела всех, но братья ощущали их где-то далеко-далеко, и не обращали внимания. Не стесняясь плакали, открывая всё-всё маме, делясь самыми сокровенными мечтами и чаяниями. И пришло успокоение, появилась опора, высохли слезы. Плохие и бомльные мысли попрятались до поры до времени.
Во время трапезы Хоан поразился тому, с какой ненавистью смотрят в сторону дуота Панга все остальные из центурии. Уба(*) — вот что беззвучно шептали губы многих. Эльф не стал брату-альфару об этом говорить — сама мысль была чудовищна по природе своей. И он не понимал, почему другие считают дуота Панга уба.
— Он не уба! — раздался истошный крик Хуана в голове Хоана, когда Пинг и Понг пропели два куплета своей песенки.
— Ага, — дрогнувшим голосом ответил брат, потерявший нить связных дум.
Близнецы Эёух после не разговаривали до самого массажа, варясь в собственных мыслях, роящихся кусачими мошками. Только после очередной словесной подколки Панга их прорвало. Они даже обидели девочек своим невниманием. Обозвав всех дураками, разругавшись в пух и прах, они максимально отодвинулись друг от друга, засыпая.
У Хоана глаз Виката держался чуть дольше, чем у Хуана, но обоих в который настало потрясение жизненных основ. Дуота бил кисой иоцен! Вчера еще! На вчерашней волне их обоих ошеломила правдивая догадка — Пинга и Понга избили не только дети втихую, но и старший у них на глазах... Они возмутились искренне. Действуя по наитию, подбежали для оказания посильной помощи. Ожег от дыма только прибавил сил и решительности. Братья примерно представляли, что Пинг всеми силами старается облегчить боль Понга. Не сговариваясь, понимая в этот момент друг друга с полувзгляда, они хоть как-то постарались поддержать дуота Панга, хоть за руки взять. А там несколько линий так и просилось на маэну — и ее дали, попутно углядев еще пару незамеченных ранее, требовавших определенных усилий, интуитивно произведенных. Когда Хоан только обратился к истинному зрению и стал передавать свою накопленную за ночь маэну, то в голове как щелкнуло — у него сложились воедино слова инс-био и инс-аркануса. И него с братом и так были определенные успехи на поприще целительства, и интуитивные прозрения раньше случались. Хоан не удивился, и быстро сориентировавшись, переслал мыслеобраз Хуану, впрочем, ненамного отставшему. Два энерговода не фонили болью, но ее эхо в них отдавалась. Но у братьев уже взяла верх курансовская жилка — пациент на глазах плохел, — потому так смело и подключились, и не вздрогнули от поначалу ощутимой боли.
Только в Клене, слыша приглушенные шепотки и видя косые взгляды в свою сторону, братья осознали, что Касались Проклятых, действительно Проклятых.
— Это все ты виноват! — опрометчиво.
— А сам-то?! — огрызаясь.
— Да если бы...
— Ага-ага!..
— Мы тоже?.. — резко сбавив обороты и поменяв тему.
— Йейль...
— Да ладно, не кипятись.
— Ты хочешь быть изгоем, да? — неожиданно плаксиво.
— Братик, ты чего? А я? — обижаясь.
— У нас только начало налаживаться...
— К демонам таких приятелей!
— Я не хочу быть проклятым! — тоже сорвавшись на крик.
Они привычно собачились до самого неожиданного появления Пинга и Понга, побежавших к ним. Деревянно встав, братья Эёух вместе ужаснулись уродливым шрамам, пробороздившим спины в ноги поклонившихся, и вместе съежились от черного курящегося дымка от ушей, оставивших бледные следы в воздухе. А потом впервые за все время они встретились с глазами тех, кто пришел поблагодарить. На миг показалось, что там, внутри, на них посмотрела сама Вечность в красках одинокого страдания. Не Бездна!
— Они поблагодарили нас! — не выдержал вида мокрых глаз Хуан.
— Пусть все летят к ялу! — то ли е, то ли ё, да не всё ли рвно?
И они оба прильнули к дуоту, прочтя разрешение — они не боялись обжечься вновь. Но жар пришел с иного плана — тепло шло откуда-то изнутри, из чего-то сокрытого в глубинах душ. Горячие тела поразили обоих близнецов.
— Все наладится... — попытался подбодрить на ухо Понга Хуан, всеми фибрами души желая, чтобы так и было. Он сам хотел в это верить.
— Держитесь... — вторил брат-близнец Пингу.
Оба смелее ответили Пингу и Понгу, проникнувшись еще большей симпатией, и не боясь причинить боль, касаясь шрамов, более не вызывавших омерзения, скорее жалости.
— Нет! — почувствовал настроение брата Хуан, как и брат стоявший с напрочь высохшими глазами, не желавшими лить влагу. — Жалость сильнее ранит, я чувствую...
— Угу...
Действия приятелей после слов Инаэ в душевой показались насквозь лживыми, а их извиняющиеся похлопывания причинили более сильную боль, чем ожег черного пламени проклятья, все еще довлеющего над дуотом Панг — старшие не смогли полностью избавить их от энергий разрушения, что наводило на определенные невеселые мысли.
Хуан и Хоан ощущали себя после душа разбитыми и опустошенными. В душе у них продолжал воцаряться раздрай. И особенно остро резанула тоска по каэлесу Тьянкль — нахлынули воспоминания, счастливые и не очень, но такие родные и теплые. Как Пинг и Понг. Это смущало. И вселяло туманную надежду, о которой они даже друг другу не сказали, хотя догадывались о братских мыслях. Они еще понимали друг друга, но перестали ориентироваться в окружающем — слишком много всего и сразу.
— Они чего-то измыслили каверзное, — жуя, передал Хоан брату мыслефразу.
— Оракулом заделался? — вяло съехидничал брат.
— Чую, — не пошел на конфликт Хоан.
— Вот и я что-то такое... тоже...
Сон просветили головы близнецов Эёух, не ненамного — они по-прежнему ощущали себя выжатыми лимонами. И совсем не удивились тому, что дуот Панг опять стал центром внимания. И оба ошиблись, думая о том, что их уже ничем не поразить. Причина очередного бунта — желание смыть ложь. Вот так, как сказали Пинг и Понг, прямо и без приукрасов.
— Действительно, брат, а ведь и правда...
— Они шибко смелые, Хоан, за что и биты...
— А? Ты сам понял, что сказал?
— Ммм? Что опять не так?!
— Забудь, — мысленно отмахнувшись, и кивая головой в сторону наглеца.
Они не верили произошедшему — Пангу удалось вывести из себя всегда спокойного и вдумчивого инструктора, впервые на их памяти поднявшего руку на алса. Логику во фразе Пинга ни Хоан, ни Хуан не поняли, но на старшего она произвела потрясающее действие. На всех старших, как, мельком прошарив взглядом, отметили братья.
Во время каждого перерыва то Хоан, то Хуан подходили к блеклому куполу, под которым сосредоточенно занимался дуот Панг. Смысл действа от обоих ускользал, но объем и скорость работ впечатляли, а будущий результат возбудил нехилое любопытство — они не сомневались в успехе задуманного Пингом и Понгом. И всерьез задумались о копилке вопросов, на боку которой жирными красными буквами выгравировано было бы слово "Панг". Вот как закончится эта суматошная аттестация, так и можно будет заняться выуживанием вопросов и ответов. Братья неплохо владели усидчивостью и терпением, но по мере утекания ниций оба все сильнее сомневались — а заслуженно ли их хвалили?
Если бы они обладали хорошим воображением, то наверняка бы сравнили Панга с дирижером, управляющим оркестром чувств окружающих. Но мысль так и осталась неоформленной, подавленная очередным шоком.
— Надо заканчивать побыстрее! — одернул Хуана Хоан, влекомый интуицией.
— Ага, — согласился впечатлительный брат с рассудительным.
И они постарались, несмотря на усталость, сосредоточиться и вложить кантио в сосуды чар связующего звена, завершая сборку амулета раньше времени и без проведения необязательного тестирования. И вовремя.
На рефлексах сама собой получилась дальнозоркость, приблизив Пинга и Понга. И он будто ожидая только их, начал стремительно двигаться. Каменное лицо глубокого транса, скорость на переделе восприятия, самопроизвольно подскочившего у обоих братьев. Задним планом запечатлелось гниение м-протекторов — все внимание было сосредоточено на согнутых спинах, которые отпускало внутреннее напряжение. Пожалуй, специально не следя за лицом Понга, они бы и не заметили промелькнувшее на нем явное облегчение, будто тяжелая ноша наконец-то сброшена. Не вся, но.
