"Характерная заминочка...".
-...а так же с обычными музыкантами и подтанцовкой, — закончил я за Клаймича.
Тот только неопределенно улыбнулся и перевел разговор на другую тему:
— Подтанцовку никто постоянно не содержит. Просто разово привлекают танцевальные коллективы, иначе артистов будет не прокормить!
— Ну, а нам нужно будет иметь постоянную танцевальную группу, Григорий Давыдович. Наш коллектив должен принести на эстраду не только песню, но и зрительный ряд! Очень тоскливо смотреть на статично стоящего певца в костюме, иногда делающего пару жестов руками.
— Это зависит от таланта... — не согласился со мной Клаймич, — Магомаев еще и в бабочке выходит на сцену, а какая внутрення экспрессия, сила голоса и облика! И на концертах народу битком...
— Да, — я не стал отрицать очевидного, — но чтобы там ни было, это вчерашний день... и если мы первыми совместим талантливых исполнителей с их незаурядными внешними данными, а так же дополним динамикой подтанцовки на сцене, то мы станем банально ВЕЛИКИМИ. Не в стране... в мире...
Клаймич неопределенно покачал головой и погрузился в раздумья.
Когда "Машенька" вышла из аудитории, повисло молчание.
— Татьяна Геннадьевна, вы свою дочь за что так не любите?! — с "обезоруживающей" улыбкой поинтересовался я.
— Почему не люблю?.. — растерялась Верина мама.
— А что общего у красавицы Веры и красавицы Альдоны с этой симпатичной деревенской курицей? — убрав улыбку с лица, жестко спросил я.
Клаймич встал с кресла, положил мне руку на плечо, заставляя замолчать, и мягко сказал:
— Танечка, Виктор просто хочет сказать, что Маша, безусловно, очень привлекательная девушка, с прекрасным голосом, но... другого плана, нежели Вера и Альдона. Это будет всем бросаться в глаза...
— У нее прекрасное колоратурное сопрано, хорошая внешность и очень приличное знание английского языка, — непонимающе развела руками Татьяна Геннадьевна.
"Нет сисек, деревенская зажатость и вид ботана-заучки".
— А еще она закончила школу с золотой медалью... — добавил я, намереваясь продолжить "по крайней мере внешне", но...
— Да, и золотая медаль в школе... Витя, а вы откуда знаете? Вы знакомы с Машей? — удивилась Верина мама.
— Нет. По ее внешнему виду догадался, — буркнул я.
Все слегка посмеялись.
— Витя, Гриша тогда сформулируйте точно, какая девушка вам нужна, а то получается, что я вытащила вас четверых из Ленинграда впустую. И не ближний свет, и время, и деньги, и... все без толку... — досадливо пожала плечами Татьяна Геннадьевна.
Пока Клаймич распинался, что ничего страшного не произошло и никто не рассчитывал сразу найти нужную девушку, и мы очень ценим помощь и т.п., я пытался сформулировать задачу.
— Смотрите, — я встал, — внешность: девушка должна быть в диапозоне "от Веры до Альдоны". Рост, внешность, вес, формы... Цвет волос не должны быть ни белым, ни черным. Я предпочитаю шатенку, но могу согласиться и на рыжую! Ха-ха... Или на необычный цвет, такой как у Маши — пепельный. Но лучше что-то более распространенное, поскольку в случае ухода солистки, другую, с пепельными волосами, найти будет почти невозможно.
Я мерно вышагивал вдоль небольшой сцены и, погруженный в себя, перечислял "требования к товару":
— Английский язык или, на худой конец, хорошее знание какого-либо другого иностранного языка, это само собой. Лучше москвичка, чтобы не смотрела на мир раскрыв рот и вытаращив глаза. Голос... Голос должен быть такой же, как и все остальное: в диапазоне "от Альдоны до Веры". Они втроем должны смотреться абсолютно органично... совершенно разные, но похожие, как сестры!
Я остановился и посмотрел Татьяну Геннадьевну. Та выглядела... несколько ошеломленной:
— Я вижу ты этот вопрос продумывал тщательно...
— И это еще не все, — хмуро сообщил я. — Самое главное образ... У нас есть мягкая романтичная красавица Вера, у нас есть неприступно высокомерная красавица Альдона, нам не хватает в группе энергично-веселой красивой "зажигалки", как бы ее не звали!
— Короче: луну с неба и звезды с небес, — невесело пошутил Клаймич.
— Таня, постой... — раздался откуда-то из угла негромкий женский голос.
Я даже вздрогнул, совершенно забыл про ту невзрачную тетку, которую Верина мама представила, при встрече, как свою "коллегу".
— Да, Полина?.. — сразу же откликнулась Татьяна Геннадьевна.
"Тетка" встала со стула и подошла из своего угла ближе к нам. Вытянутая розовая кофта, серая бесформенная юбка, невзрачная внешность — типичная "серая мышка", но, видимо, тоже преподаватель "консервы".
— На первом курсе есть одна... из новеньких... Ты еще не видела. Меццо... скорее эстрадное... — в голосе послышалось легкое пренебрежение, — к нам по национальному набору, но русская. Точно знает английский, переводила девочке из Ливана... и такая... "зажигалка", как ОН и сказал, — с ничего не выражающим лицом, Полина слегка кивает в мою сторону...
— Зачем наживать себе случайных врагов? — явно, стараясь меня не задеть, добродушно вещал Клаймич, когда мы обедали в знаменитой на весь Союз "Праге", — Ведь у вас же, Витя, прекрасно получалось общаться с Николаем Анисимовичем и его, очень непростой супругой. А здесь вы, на ровном месте, обидели лучшую подругу Татьяны Геннадьевны.
— Ну, с одной стороны, кто же знал... — вяло отбрехивался я, больше поглощенный мясом по-французски, чем разговором, — а с другой, она сама разве не видела, что девочка "не формат"?
— Человеческие отношения — сложная и многогранная субстанция, — нравоучительно покрутил вилкой Клаймич, — Полина — лучшая подруга Татьяны, а Машенька — дальняя родственница совершенно одинокой Полины. Тем более, что, объективно, Маша — красива, английский знает и обладает хорошим голосом. А то что вы видите третью солистку другой, так на то ВЫ и создаете группу, а не Татьяна или Полина.
Григорий Давыдович сложил вилку с ножом на опустевшую тарелку и продолжил:
— Нам еще повезло, что Полина сумела поставить интересы подруги выше собственной обиды за троюродную племянницу, и упомянула про студентку с первого курса. Скорее всего, та завтра нам тоже не подойдет, как и Маша, но оцените сам поступок...
Я тоже сложил нож с вилкой и поднял руки:
— Ладно, признаю... был неправ. Каюсь. Постараюсь загладить... А что у нас с МОСКОВСКИМИ музыкантами? Мы ведь, вроде, решили, что ленинградских в Москву перевозить слишком накладно.
— Найдем... Тут на хороших музыкантов выбор богаче, чем у нас, — вступил в разговор Завадский, — я сегодня с парочкой уже договорился встретиться, но все сразу спросят про аппаратуру и зарплату.
Мы уставились на Клаймича.
— Вопрос денег, — бывший "музрук Пьехи" философски пожал плечами, — и музыкальную и звукозаписывающую аппаратуру проще достать у нас, в Ленинграде. По крайней мере, мне проще... Музыкантов лучше, конечно, подбирать в Москве, это бесспорно... По зарплате надо определяться параллельно с тем, от какой организации будем работать.
— Я, все-таки, предлагаю на ударника рассмотреть Роберта... он настоящий талант, я другого такого не знаю... — упрямо наклонил голову Николай, — семьи у него нет, переехать в Москву ему ничего не мешает и на деньгах он человек не зацикленный.
Я хорошо помнил, какое впечатление на меня произвело мастерство барабанщика из группы Завадского, и ничего против не имел. Леха тоже согласно закивал головой, не переставая поглощать свежайшую осетринку, украшенную свежей зеленью.
— Я его не слышал, но доверяю вашему мнению, Николай, — спокойно согласился Клаймич.
— Профессиональных музыкантов у нас тут только двое, — посчитал нужным встрять я, — вы и Николай, так что лучше принимать решения по факту, а не по "доверию". Вы, Григорий Давыдович, сначала игру Роберта "посмотрите", а потом и решайте, на пару с Николаем. Так будет правильней...
Обоих это решение удовлетворило и мы перешли к следующему вопросу — квартирному. Поскольку в Москву ездить теперь придется часто, то съем квартиры представлялся вариантом оптимальным.
К счастью у Клаймича в Москве был знакомый маклер, который, по уверению Григория Давыдовича, "найдет и снимет, все что угодно... разве что, кроме Кремля... да, и то не факт!".
Зависшим остается вопрос, от какой организации будет работать "наша группа", но тут, я лично, был бессилен. А чтобы обратиться за поддержкой к паре Чурбанов-Щелоков, нужно сначала "прозвучать" на весь Союз.
Что ж, песни для "правительственных" концертов готовы, а для записи новых "хитов" мы и организовываем группу и студию.
Жаль, что я так плохо разбираюсь в компьютерах, уверен, что в интернете есть множество программ, которые могли бы меня сделать, в этом времени, "ГУРУ ЗВУКА". Ну, да еще не вечер... помучаю айфон, может чего и вымучаю!
Остановились мы в гостинице "Россия", через "Ленконцерт" Григорий Давыдович заказал нам два двухместных номера.
"Категорически неудобно... Всегда предпочитал спать один. В крайнем случае, с женщиной... Гы!".
Вечером в гостиницу к Клаймичу приехал, тот самый, "Великий маклер". Звали "фокусника жилплощадью" — Яков Ефимович Эдель.
"Ну, кто бы сомневался, азохн вей!".
Леха с Николаем пошли немного прогуляться по вечерней Москве, а я решил поучаствовать в "жилищной" беседе, проходившей в гостиничном буфете, на нашем этаже.
— ...Нэ будем тянуть кота за все подробности, так шо я вас понял за квартиру, — небольшой седовласый колобок, с большим крючковатым носом и пухлыми румяными щечками, уже минут десять разыгрывал для меня комедию под названием "Беня Крик московского уезда".
Для меня, поскольку Кламич хоть и сдерживал улыбку, но почему то этот балаган сам не пресекал. В этой встрече у меня был большой "личный" интерес, так что надо было его реализовывать, и лучше до возвращения Завадского и Лехи.
"Ну, держись, сионская грусть!".
— Яков Ефимович, шоб ви здохли, так ви мне нравитесь! Но давайте ужо поговорим за деньги...
"Колобок" поперхнулся посреди очередного "фольклора", а Клаймич сначала сдавленно хрюкнул... но не сдержался и захохотал в голос.
...Когда "высокие договаривающиеся стороны", перешли на нормальный язык, то наши потребности были сформулированы предельно четко: для проживания артистов требовалась нормальная трехкомнатная квартира, а для "деловых встреч" — очень хорошая(!) "где-нибудь в Центре".
— Туда должно быть не стыдно пригласить высокопоставленных гостей и различных товарищей из творческих Союзов — с умным видом, сформулировал я.
В ответ, поморщив лоб и подергав себя за выдающийся нос, Яков Ефимович пообещал первые варианты предложить для просмотра уже завтра...
После этого, я перешел к "гвоздю программы":
— Двухкомнатная квартира, кирпичный 5-этажный дом довоенной постройки, четвертый этаж без лифта, изолированные комнаты 14 и 16 метров, кухня семь с половиной, телефон, балкон, паркет, потолки 3,75 метра, в Ленинграде на Васильевском острове. Нужна равноценная или лучше квартира в Москве.
Эдель с интересом глянул сначала на меня, а потом на Клаймича:
— Все возможно, но вы хоть представляете себе размер доплаты, при таком обмене?
— Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь, — мягко улыбнулся Клаймич.
— Да, это выйдет не менее двадцати тысяч, — сокрушенно покачал головой маклер.
— Вот видите Витя, я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!
Клаймич отпил из чаю и продолжил:
— Но, Яша, зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!
— Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! — патетически воскликнул Эдель и заломил руки.
— Яша, Яша... — укоризненно покачал головой Клаймич, — я тоже еврей и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил...
Эдель прекратил придуриваться и, прищурившись, остро посмотрел на меня.
— А ты уверен, — с сомнением протянул он, видимо, невоодушевленный увиденным.
— Уверен, — отрезал Клаймич.
— Да ж, за ради Его, Гришенька! — тут же примиряюще поднял руки маклер, — все сделаем, как в Парижах... Но бюджет в десять тысяч — залог всеобщей радости, — и он ткнул в небо, похожим на сосиску, толстым пальцем...
— ...Витя, я не хочу лезть не в свое дело, но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?
Вот такой "замечательный" вопрос, нейтральным тоном и глядя куда-то вбок, неожиданно задал мне Клаймич.
Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом, мы неспеша возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!
— Вы о чем, Григорий Давыдович? — "спокойно" откликнулся я, "не поняв" вопроса.
Клаймич усмехнулся:
— О квартире, Вере и о судьбе группы, когда родители все узнают...
— Что... так заметно? — недовольно морщусь.
— По вам — вообще, нет. По Вере, почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но... — Григорий Давыдович неверяще покачал головой и улыбнулся, — сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне... Остальным — вопрос времени.
— Я "поработаю" с ней... — все будет нормально, — пообещал я.
— Уверены?... — неверяще покачал головой Клаймич, — а мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.
— ...мне тоже...
— ...?
— Она никому ничего не скажет, — уверенно заявил я.
— ...? — левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.
"Как он так делает?.. надо будет, все-таки, порепетировать перед зеркалом...".
— Хотя у нас с ней сложные отношения... НО она никому не скажет...
— У нее со всем миром "сложные отношения", — неожиданно выдал Клаймич.
Я понимающе усмехнулся.
"Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича подбешивает!"
— Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется, — не отставал от меня Клаймич.
— Ну, а что, в конце концов случится? — недовольно пожал плечами я, — не в милицию же они пойдут заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями, на какое-то время, поссорится, а в группе останется...
"Со мной останется... или я ничего не понимаю в женщинах!..".
— А если не останется? — продолжал непонятно давить Клаймич.
— Значит, заменим другой солисткой... — буркнул я.
— Понятно... — как-то сразу удовлетворенно, откликнулся Клаймич.
— Эй... бобры... стоим на вязку... — негромкий хриплый голос, с хорошо узнаваемыми блатными интонациями, неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры", разворачивались назад посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени и перегородили нам дорогу впереди.
У подошедшего со спины вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже и щербатый оскал гнилых зубов.
— Завязывай моргала пучить, фраера... Бабло откалывай и хиляй здоровьем наслаждаться, а то... его сейчас не станет... — один, из подошедших, уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.
