Третий, сутулый с длинными обезьяньими руками, молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.
"А вечер перестал быть томным... Странно... самый Центр... менты и конторские... где вы, мать вашу?!...".
Клаймич растеряно посмотрел на меня.
— Григорий Давыдович, отдайте им деньги, — спокойно посоветовал я, — вы один с троими не справитесь.
— Фазан дело говорит... ты, Давыдыч, не жмись... гони лопатник... еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый... — урка в кепке осклабился, но металлический щелчок... и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.
Клаймич, завороженно не сводя глаз с ножа, нехотя полез во внутренний карман пиджака.
— Шустрее, гнида! — первый раз подал голос "обезьянорукий".
Если Клаймич смотрел на нож, то, стоящие спереди, урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.
"Ну, понеслась...".
Очко играло... все-таки, суперменом я никогда не был, а тут аж трое взрослых мужиков и, минимум один, нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.
Первому, конечно, с ножом... Рывок вперед и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой, локтем и всем весом, в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.
Третий... порясенно смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему... Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль, который прерывает короткий боковой в челюсть.
Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы, неудержимими ручейками, течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.
За спиной неожиданно взвывает сирена, но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину, и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.
— Стоять, милиция!.. — из, заливающегося красно— синими огнями мигалок, "жигуленка" выскакивают двое служивых.
"Даже пистолеты не достали..." — автоматически фиксирует сознание.
Через считанные секунды, со свистом тормозов, рядом замирает еще один "жигуль", только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.
В течение пяти минут, одна за другой, подъезжают еще три машины: милицейская буханка "ПМГ" и две черные "Волги".
Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в буханку "ПМГ".
— Там их нож еще... не забудьте подобрать, — спокойно подсказываю я сержанту "жигуля". Он нервно оборачивается, смотрит на меня и вылезает из машины, к начальству.
Несколько секунд по асфальту шарят пятна трех фонарей и, наконец, судя по возгласам, искомое находят...
...Пока нас везли в отделение, я успел не только успокоиться, но даже сообразил, как из всего происшедшего попытаться извлечь прибыль!..
Доставили нас в 18-ое отделение милиции и когда мы вылезли из машины, Клаймич крепко сжал мое плечо. Я обернулся.
— Спасибо, Витя... Я сам чего-то подрастерялся... — негромко и пряча глаза выдавил Григорий Давыдович.
"Хм... ты смотри, стыдно ему...".
Отвечаю так же негромко:
— Вас же не тренирует каждое утро двухметровый бугай-боксер... Зато сразу стало наглядно, зачем нашей группе будет нужен Леша и "его служба"...
Клаймич криво усмехнулся и мы пошли за позвавшим нас лейтенантом. Тот развел нас по разным кабинетам, дал ручку и бумагу и велел описать, все что произошло.
Такая ситуация стала мне активно не нравится. Ни тебе цветов герою, ни почетного оркестра с бравурными маршами! "Охренелость" ментов дошла до того, что у меня спросили документы. "Свидетельство о рождении" осталось в чемодане в гостинице, о чем я и сообщил, а заодно попросил разрешение позвонить.
— Ты сначала напиши все, что тебе сказано, а потом будешь названивать по телефону, — строго заявил мне молодой лейтенант.
— Ты сначала измени Уголовно-Процессуальный Кодекс РСФСР, а потом уже будешь допрашивать несовершеннолетнего в ночное время и в отсутствии его родителей, — раздраженно ответил я и развалился на стуле, — и пока мне не дадут позвонить, я не буду ничего писать!
Лейтенант сначала подавился воздухом, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать... затем снова его закрыл, постоял в раздумьях и вышел из кабинета.
Посидев немного в одиночестве я задумался... странно, в сегодняшней драке, мне ни разу не попали по голове. Тогда какие другие оправдания мешают несчастному идиоту позвонить, если телефонный аппарат стоит на соседнем столе?!
Не находя комментариев для своей тупости, я подхожу к телефону и поднимаю черную трубку.
"Слава богу номер простой — засел в памяти... 261-06-06...".
Странные короткие гудки раздались в трубке, еще до того, как я закончил набирать семь цифр.
"Хм... Чо не так?.." — понапрягал мозги — вспомнил сочинский санаторий, и попробовал набрать номер через "девятку":
— Дежурный...
— Э... здравствуйте...
— Слушаю, кто вам нужен?
— А Юрия Михайловича можно услышать?
— Юрия Михайловича нет на работе, в такое время, — мужской голос напрягся.
— А вы его помощник? — не нашелся я, спросить что-нибудь поумнее.
— Нет, во внерабочее время телефоны переключаются на дежурного офицера, — сухо ответил мне невидимый собеседник.
— Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович сказал, что я могу к нему обратиться, если у меня будут проблемы... Ну, вот они у меня и случились... Я сейчас в 18-ом отделении милиции и с удовольствием его покинул бы.
— А что вы хотите от меня? — озадаченно спросил "дежурный".
"Сам туплю и вокруг тупые...".
Уже не скрывая раздражения я ответил:
— Так свяжитесь с ним или с его помощниками... Я помню по фамилии только подполковника Зуева, он, кажется, сейчас в отпуске, но остальные тоже должны меня знать...
— Хорошо, повторите, пожалуйста, как вас зовут и в каком отделении вы сейчас находитесь... — уже деловито ответил министерский дежурный...
* * *
...Дверь открылась и в кабинет "вплыл" пузатый майор с добродушным круглым лицом, на котором покоряли своим великолепием длинные ухоженные усы, в стиле "а la Буденный"!
— Ти чого буянишь?! — ухмыляясь в свои роскошные усищи, пророкотал майор густым басом.
— А чего он... — заканючил я плаксивым голосом, одновременно тыча пальцем в маячившего в дверной проеме лейтенанта, — сочинения я и в школе писать не люблю, а он говорит "пиши подрооообно"...
Передразнил я, недовольно зыркающего на меня молоденького офицера.
Майор стал еще добродушнее и расплылся в широкой улыбке, но маленькие глазки жили на его лице своей отдельной жизнью, смотря цепко и насторожено:
— Врач со "Скорой" казав шо тама дви зламани челюсти и нис всмятку!.. — "усатый хохол" счастливо захохотал.
Я изобразил святую невинность и независимо засопел, уставившись в пол.
— Ти ж не хочеш щоб тебе звинуватили у драке! — "испуганно" округлил глаза майор, как бы предлагая мне тоже напугаться...
— Хочу! — провозгласил я с пионерским задором.
-...Э... нащо?.. — не нашелся милиционер.
— Тюрьма, колония, блатная романтика... новые люди, интересные знакомства... — я увлеченно и с придыханием принялся перечислять "плюсы" новых жизненных перспектив.
— Сплюнь, дурной... — мигом растеряв свою веселость, посоветовал майор... и даже перестал улыбаться.
— Ну, не знаю... тогда... хотя бы посмотреть на того судью, который даст срок четырнадцатилетнему ребенку, отбивавшемуся от трех вооруженных рецидивистов, — я опять вольготно развалился на стуле и насмешливо посмотрел на собеседника.
— ...Куди дзвонив-то?.. — немного помолчав и усмехнувшись в усы, спросил майор, легким кивком головы указывая на, сдвинутый мною с места, телефон.
— Да так... знакомому одному... милиционеру... — неопределенно отделался я.
— Еге, еге... Ти напиши на листке що було... Сам. Хоча б скильки зможеш... Я... хвылын через десять прийду... — майор дернул себя за левый ус и, переваливаясь, вышел.
Когда с тобой разговаривают по-человечески, то почему не написать... Тщательно выверяя на бумаге каждое слово, я изложил свою версию "принуждения к миру": мол, гуляли... подошли... угрожали ножом... забрали бумажник... один хотел меня ударить... завязалась драка... сирена... Спасибо родной Советский милиции! Ура...
Посидел... Поковырял в носу. Затем осторожно выглянул в коридор. Пусто и тихо... Недолго думая, отправился в соседний кабинет...
— ...И обязательно, Григорий Давыдович, укажите, что "обезьяна" попыталась меня ударить и только после этого завязалась драка. Не забудьте отразить, что вы растерялись и участия в драке принять не успели..
— Виктор, если у нас будут неприятности... то не надо меня выгораживать! Их словам не поверят... давайте я скажу, что дрался я...
Я постарался максимально успокаивающе улыбнуться:
— Не будет у нас неприятностей, а если я дрался один, то получается трое рецидивистов против ребенка... А двое против троих уже... несколько иначе... Не так героически! — я засмеялся.
На лестнице послышался непонятный шум, идущий с нижнего этажа... на фоне неразборчивого бубняжа голосов, слышались визгливые женские нотки.
Похоже, в ментовку доставили современных "интердевочек", и я счел за благо, ободряюще кивнув Клаймичу, быстренько вернуться в "свой" кабинет.
Вовремя... Минуты через три, через неплотно прикрытую дверь, я услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице.
В кабинет, тяжело дыша, буквально, ворвался давешний молоденький лейтенант. Яркий румянец на щеках и округлившиеся глаза...
"Началось?!".
— Пойдемте скорее! — резко перейдя на "вы" и переминаясь от возбуждения, лейтенант всем своим видом как бы призывал меня присоединиться к его бегу.
Неторопливо поднявшись, и собрав со стола свою писанину, я, так же неспешно последовал за подпрыгивающим от нетерпения милиционером.
Видимо, весь "ночной" личный состав отделения сейчас толпился в коридоре первого этажа. Они о чем-то активно перешептывались, но когда появились мы с лейтенантом, все разговоры тут же стихли. Провожаемые, в спину, взглядами присутствующих, мы подошли к обитой светло-рыжим дерматином двери. Висевшая сбоку табличка информировала: "Начальник отделения майор Галушко Н.Е."
— Товарищ министр, задерж... э... гражданин Селезнев доставлен! — как мог отрапортовал "мой" лейтенант.
Я стоял понуро свесив голову и держа руки за спиной. Услышав обращение "товарищ министр", я дернулся и чуть было не испортил свою клоунаду, но нашел силы продолжить изображать "статую обреченности".
Сначала послышался чей-то смешок, затем присоединился второй голос, а затем уже смеялись несколько человек.
"Надо мной, гады! Держим паузу...".
— Ладно, шалопай, заканчивай изображать тут из себя жертву царского режима! — раздался веселый голос Щелокова.
Я медленно поднял голову и... охренел...
В довольно просторном кабинете "милицейского Буденного", за столом для совещаний, вольготно расположились, в парадной форме(!), Щелоков и Чурбанов, а рядом с ними сидели в вечерних платьях смеющаяся Светлана Владимировна — жена Щелокова и... (бум-бум-бум-тарям!) легко узнаваемая, Галина Леонидовна — дочь "дорохога Леонида Ильича"! Ну, и по совместительству, жена Чурбанова...
— А хорошенький-то какой! Все девки, парень, твои будут... или УЖЕ одноклассницам головы кружишь?! — неожиданно заявила бровеносная супруга замминистра и засмеялась, с какими-то истеричными подвсхлипами.
"А... вот ты какая... "интердевочка"!.. Реальность ожиданий не оправдала...".
— Давай, проходи... присаживайся сюда, драчун уличный! — улыбающийся Щелоков хлопнул ладонью по спинке стоящего рядом стула, — рассказывай, как ты в Москве оказался и как трех человек в больницу отправил!..
"А вот хрен тебе по морде...".
— Не хочу... — буркнул я с хмурой рожей и, обойдя стол, уселся прямиком между женами обоих "главных ментов"...
— Вить, ты чего? — изумленно подал голос Чурбанов, Щелоков тоже смотрел недоуменно.
— Ничего... Меня чуть не зарезали час назад... — я упрямо не смотрел на обоих генералов и голову держал повернутой в сторону Светланы Щелоковой, — а вам смешно...
Мой голос "сорвался"...
— Действительно... а с чего вам весело-то?! У вас тут людей рядом с Кремлем, уголовники чуть не режут, а они сидят зубоскалят, голубчики! — Галина Леонидовна возбужденно вскочила и "по-бабьи" уперла руки в боки, явно готовясь затеять небольшой "скандальероз".
— Так! Успокойтесь все... — командному тону жены министра можно было только позавидовать. Она обняла меня за шею и прижала лицом к своему плечу. Мои плечи "вздрогнули".
"Приятненько пахнет, "Шанель", если не ошибаюсь..."
— Витюнечка! Хочешь чашечку чая? — негромко спросила Щелокова, поглаживая меня ладонью по макушке.
Я молча закивал.
— Майор!.. — ее голос вновь обрел крепость стали.
— Зараз солоденького з сушечками организуемо! — засуетился усатый "представитель Первой Конной" и его бегемотские шаги торопливо забухали в сторону двери.
У Брежневой тоже материнский инстинкт взял верх и вот, уже минуты через три, под хоровые "бабские успокаивания", я давлюсь кипятком, пытаясь его проглотить залпом.
Как ни странно... удается. Под изумленными взглядами присутствующих и сдавленным майорским:
— Ти обережно!.. дуже гаряче...
Тут уже ни у кого не остается сомнений, что ребенок находится под стрессом... — играю я очень убедительно. Сам собой доволен...
Мне наливают вторую чашку крепкого чая, под змеиное шипение Галины Леонидовны "вы что, ему воды не давали?!" и невнятные оправдания "Буденного-Галушко": — "як можна?.. вин сам не просив... здавалося що з ним все нормально... веселий сидив... розмовляв... я навить не подумав... старий дурень!"
Когда я засунул в рот сушку, Светлана Владимировна еще раз погладила меня по голове и ласково спросила:
— Витюнечка! Хочешь еще чего-нибудь?
— Да... — я шмыгнул носом и поднял глаза на ее мужа, — скажите, чтобы Григория Давыдовича выпустили...
* * *
...Ха!.. Что называется, знакомьтесь, господа! Третья солистка всемирно-шедевральной, вокально-инструментальной и хитово-шлягерной группы "Red Stars"! Ну, по крайней мере, мне, кажется, что она ею станет...
Как я там сказал, описывая третью солистку — "зажигалка"?! Фиг знает, из каких глубин подсознания выплыло такое определение моих пожеланий. Вроде бы и сленг не мой... а вот выплыло...
Девушку зовут — Лада. И ей имя это удивительно подходит! Когда "ТРЕТЬЯ" появилась в аудитории, вся удивительно... "ладная", я прям...ОЖИЛ на несколько минут. Нет, это не имело ничего общего со "стойкой самца", просто, девушка была само очарование — живая, легкая, с веселой искренней улыбкой, которая почти не сходила с её лица. Водопад, слегка вьющихся, каштановых волос и светло-карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц. Отличная фигура, а формы... ммм...
"И собрались три "трешки", мои сладкие крошки! По фиг, есть ли в этом смысл... зато есть рифма и хочется жмуриться... Как та забавная лисичка в демотиваторе из моей "прежней" жизни: "Я не хочу ничего делать, я хочу: Фыр-фыр-фыр!"... Черт... как ссаднит обожженное вчера горло...".
