Лагерь, расположенный в непосредственной близости у подошвы горного склона, что с первого, что с десятого взглядов выглядел… как лагерь. Ехали от блокпоста недолго — если бы не растительность и скальные выходы, торчащие достаточно часто, его было бы видно прямо от въезда на плато. У ворот нас уже встречали — прямо на КПП, под навесом, на деревянной лавке с относительным удобством устроился ефрейтор с автоматом на коленях, одной рукой придерживающий оружие, а второй чашку с чем-то холодным, судя по «запотевшему» стакану. Увидев нашу въезжающую машину — видимо, нас «передали» с блокпоста, поскольку ворота начали открываться при нашем приближении без всяких дополнительных проверок — ефрейтор в пару глотков добил примерно полулитровую чашку и несколько лениво встал с нагретого места. Впрочем, сделав пару шагов, он как раз остановился возле водительской стороны кабины и, небрежно отмахнув «честь», то ли доложил, то ли поинтересовался, тоже очень ленивым тоном:
— Ефрейтор Сурган, направлен за прибывшими для прохождения службы…
Я, понимая, что начинается очередная «проверка на вшивость» — хотя, правду сказать, очень уж оперативно сработали местные, прям с корабля на бал — в том же тоне ответил:
— Молодец, ефрейтор. — и замолчал, давая возможность самому бойцу додумывать, в чём именно он такой молодец и что говорить дальше. Сурган на пару секунд подвис, затем, уже несколько более бодрым голосом, сообщил, чуть пригнувшись к опущенному по случаю прибытия стеклу:
— Товарищ капитан приказал вам сразу по приезде прибыть к нему… для знакомства. Здесь недалеко (при этих словах парень — лет восемнадцати на вид — хмыкнул), можете машину оставить на стоянке. Тут немного проехать, я покажу. — и замер, ожидая. Ну, наглеть не стал, так и я нагнетать не буду:
— Коля, перебирайся в кузов, пусти ефрейтора… штурманом.
Весло молча нырнул в лаз — это само по себе так отработалось, что любой из нас ужом проскальзывал в момент — а местный ефрейтор, чуть приподняв брови, обошёл капот и, забравшись на сиденье, хлопнул дверцей:
— Поворачивайте направо, вон между теми складами, и сразу налево, дальше я подскажу…
— Здравия желаем, товарищ капитан! Прибыли для дальнейшего прохождения службы! — мы втроём стоим, вытянувшись, перед нашим теперь уже прямым начальством. Капитан Беляев, Степан Николаевич… средних лет, среднего роста, средней внешности… Если бы не имя-фамилия — подумал бы, что родной папаша нашего недавнего сослуживца, Севки Володихина! Что-то в них было такое, общее… Капитан не менее внимательно рассматривал нас — и, поскольку скрывать эмоции он необходимым не считал — увиденное ему активно не нравилось. Мы старательно «ели глазами» начальство, которое, полистав наши сопроводительные документы, пару раз набирало воздуха в лёгкие, но заговорило только в третий:
— Мне обещали двух ефрейторов и одного сержанта, и, насколько могу верить своему зрению, обещания выполнили полностью, от и до. Вот только кто мне, интересно, объяснит — почему у меня такое чувство, будто меня нае…али?! Можете не отвечать, вопрос не вам…
А у меня откуда чувство «дежавю»?! Такое ощущение, что подобная текущей встреча — уже не то что не первая, но и не первый десяток разменявшая… И не припомню как-то, чтобы вообще приходилось так вот стоять перед непосредственным командованием, но и от ощущения заевшей пластинки избавиться не могу! Ведь первое же место службы, откуда это у меня?
Капитан помолчал немного, потом более спокойным (вернее — равнодушным) тоном поинтересовался:
— Вы, судя по бумажкам, только из учебки? Не поделитесь, за какие грехи вас направили в «семёрку», да ещё в «полевуху»? На моей памяти, вы такие первые… мало того, что срочники, так ещё и в званиях! Да и снаряга у вас не как у новичков, смотрю…
В этот момент дверь кабинета без стука открылась, в проём влезла голова давешнего ефрейтора, быстро протарахтевшего:
— Тарщ-капитан, опять на втором потасовка! Тарщ-лейтнант просит усиление!
Капитан, уже при виде ефрейторской рожи нахмурившийся, буркнул в нашу сторону:
— Так, новички, пока что не до вас… Найдёте старшину Губарева, он вас поставит на довольствие и определит с жильём, а там будем посмотреть, что с вами делать. Всё, свободны! — и сам встал, недвусмысленно намекая свалить в туман и в ближайшее время не беспокоить. Ну, оружие наше он видел, если считает, что на месте ЧП нам делать нечего… ему виднее.
Означенного старшину долго искать не пришлось. Первый же попавшийся нам на выходе из капитанского «предбанника» рядовой, по внешнему виду лет этак на семь-восемь старше любого из нас (я имею в виду видимый биологический возраст), объяснил несложный маршрут — «…прямо по коридору, подниметесь на второй этаж, там будут четыре двери, вам в ту, что зелёная, она такая одна, не промахнётесь…» — и мы пошли… За зелёной дверью нас, как оказалось, уже дожидался высокий, сухой и хмурый «кондовый служака», при первом же взгляде на этого человека определение само просилось на язык. Едва обменявшись парой стандартных приветствий-обращений, мы получили приказ «двигаться за ним», и дружной компанией гуськом затопали к выходу из двухэтажного быстросборного барака, в котором находились, как я понял, практически все штатно необходимые службы этой В/Ч, такой себе административный корпус. На предложение воспользоваться транспортом старшина отмахнулся и повёл нас по дорожке между похожими на административный бараками, но явно гаражно-складского назначения, впрочем, не слишком далеко — к ещё одному такому же, всего через два от административного, метров семьдесят ходьбы, не более. Старшина открыл собственным ключом (в смысле — вытащенным из кармана, а не полученным под роспись у дежурного) боковой вход в барак, щёлкнул выключателем при входе и наконец разродился короткой фразой:
— Так, новички, слушайте внимательно, повторять не буду. Сейчас получаете экипировку, распределяетесь по спальным местам — и приступаете к изучению внутреннего распорядка, правил безопасности и уставов конвойной службы. Вечером сдаёте мне — и не советую дурковать! Чтоб от зубов отскакивало, ясно? На ваши погоны можете не оглядываться, меня не колышет… Не слышу ответа, бойцы?! — и с намёком прошелся по нам взглядом.
— Так точно, тарщ старшина… — без особого восторга, вразнобой проблеяли «новички». Хотя, оно и верно — новички мы тут, но вот эта настырная тяга сразу нас застроить… поднадоела. Эх, армия, в любых мирах ты одинакова — по крайней мере, наша! А при виде наших лычек на нас агрятся даже нормальные, в остальном, вояки, ну плющит их при виде пусть мелких, но званий — на сопляках! Как я и думал — проблем от них больше, чем прибыли…
Тряпичное и прочее снабжение, к моему некоторому удивлению, выдано было не просто полностью (старшина, истинный буквоед, заставил нас расписываться аж в четырёх экземплярах, а то, что перед подписанием мы все внимательно прочитали текст и сверили полученное с положенным, вызвало у него вместо ожидаемого раздражения — даже некоторое одобрение!), но оказалось ещё и абсолютно новым и вполне качественным. Ничего особенного, притом характерные вещи — спальное бельё, два комплекта; плащ-дождевик (в ЦУП-е таких не выдавали — поскольку до ливней срочники не задерживались); тёплое нательное бельё — относительно, конечно, но носки шерстяные грубой вязки и байковые рубахи-кальсоны присутствовали; накомарник, местного изготовления противомоскитка — я, видимо, непроизвольно «поменялся в лице», а старшина, жучара, реакцию срисовал влёт и в лёгком недоумении приподнял брови, но допрашивать не стал; тактические перчатки старшина из списков лично вычеркнул, объяснив, что их и так не хватает, расходный материал, а те,которые надеты на наши лапы, всё равно лучше его запасов, так что перебъёмся; кое-какую мелочёвку, в основном в виде замены наших вышедших из строя расходников (День выцыганил себе панамку неведомого происхождения — естественно, пятнистую, но совершенно незнакомого типа расцветки — и с выражением полного довольства жизнью нацепил её взамен своей кепки); здоровый кусок москитной сетки, на вопрос «зачем столько?» старшина махнул рукой, буркнув «придём — покажу»; и штук пять тонких брошюрок с наставлениями, уставами и прочей почти всегда нудной, но необходимой информацией.
Нагруженные барахлом, мы вслед за старшиной вышли из этой каптёрки обратно под ясное солнышко, и пока Губарев закрывал двери, попытались навьючить полученное на себя поудобнее, но не особо преуспели — я, по крайней мере, чувствовал себя полным идиотом с пачкой белья на руках и полным набором вооружения во всех положенных местах! Неужели тяжело было предложить рюкзак взять, хоть один?! Знал же этот… таракан сушёный… куда и зачем нас ведёт? Сто против одного — сейчас мы пойдём обратно, причём так, чтобы продефилировать на виду всей базы! Развлекается народ, чем может… хреново тут у них, сдаётся мне. Ну да ладено, пускай немного повеселятся, над новичками — святое дело…
Не то чтобы на виду прям всей базы, но пройтись пришлось. И да — встреченные по пути старательно давили лыбы; подозреваю, не будь на нас соответствующих погон, провожали бы гоготом! А так — мало ли, вдруг сопляки говнистые, начнут жизнь портить, надо оно кому? Ладно бы один, но аж трое, да ещё и явно именно тройка, а не три по одному… Малосвязный поток мыслей прервал голос старшины:
— Вон там, бойцы, ваш кубрик. Можете считать, вам повезло — вы первые жильцы, так что вселяйтесь, обживайтесь, до вечера свободны. Хотя, если хотите — можете подселяться к другим, но места свободные только по одному, а вы, как я понимаю, сослуживцы? Предпочитаете своей тройкой? Я так и думал… Тогда только наверх. По лагерю шататься не советую, ужин в восемь, сержант — со мной прогуляешься, покажу столовую и так, что где находится… После ужина — ко мне, сдаёте уставы, там ничего особенно нового, но своя специфика имеется, так что… ну, это я повторяюсь, м-да. Вопросы есть? Если нет — клади вещи, сержант, и за мной!
Пока он говорил, мы успели переглянуться и «обменяться впечатлениями»… То, что старшина назвал кубриком, ни мне, ни соратникам не понравилось совершенно. Я такое и раньше видел, как на старушке-Земле, так и здесь уже, в различных вариациях и с разной начинкой. Представшее нашим глазам зрелище отличалось достаточной убогостью и обшарпанностью, чтобы с заметной долей вероятности предполагать — внутри, скорее всего, не лучше… Старшина Губарев привёл нас, действительно, в жилой городок, иначе не назовёшь… но какой!
Основной конструкционной единицей здесь были морские контейнеры малого типа, те, которые 20-футовые — иначе говоря, шесть на два с половиной и на два с половиной. Нет, там какие-то сантиметры «гуляют», но совершенно незначительно для жилого объёма… Из таких контейнеров и на Земле многие рационализаторы охотно клепают всё подряд, от складов и гаражей для мотоциклов до жилых времянок и дачных домиков, а нередко и жилые дома пытаются строить — с переменным успехом. И переменность успеха впрямую зависит от затраченных на переделку усилий и средств, в первую очередь финансовых!
«Городок» представлял собой утрамбованную щебнем площадку, на которой в два яруса были установлены эти самые контейнеры, в два ряда друг напротив друга. Нижний ряд опирался на бетонные блоки высотой около полуметра, верхний стоял на нижнем, только был смещён наружу примерно метра на полтора — получался этакий балкон, на всю длину «жилого здания» из установленных вплотную стальных ящиков. Вдоль всего второго «этажа» шли хлипкие перила из гладкой арматуры, причём сделанные явно «на отъ…ись», всего из парочки кое-как наваренных на вертикальные столбики, из всего подряд, гладких прутов, причём довольно тонких, от силы шестнадцать миллиметров. Вертикальные столбики тоже не баловали изобилием, будучи установленными через один, а иногда и через два контейнера; соответственно, «перила» изрядно провисали и были скорее источником опасности, чем какой-то страховкой. Сами контейнеры были… покрашены — это, пожалуй, всё, что о них можно сказать хорошего. Переделкой их в жилой вариант никто особо не озадачивался — видимо, посчитали комфортность проживания личного состава вопросом второстепенным. Несколько контейнеров как раз оказались открыты, так что заглянуть внутрь и оценить, так сказать, аппартаменты, труда не составило.
Для начала, корпуса этих морских ящиков остались в первозданном состоянии — то есть, прямоугольная стальная коробка с воротами в торцах, на всю площадь граней. Соответственно, входами служили именно эти половинки ворот — что само по себе уже было неудобно и неприятно, такая дверь — это как дверь в склад или гараж, тяжёлая и частенько с трудом закрываемая. Но куда хуже то, что единственным источником солнечного света в контейнерах служили также именно эти ворота-двери, окон не было вообще! Именно потому те коробки, в которых сейчас находились жильцы — видимо, свободные от нарядов и хозработ бойцы — были распахнуты настежь, причём та, что ближе от нас, в обе стороны! С одной стороны, неплохо, с другой — это сейчас неплохо, а с точки зрения безопасности вовсе наоборот; я уж молчу про сезон ливней, в который нифига не откроешь, если не хочешь через полчаса матрасы выжимать!
Но и это только начало. Судя по видимому нам контейнеру — утеплением этих коробок тоже сильно не заморачивались. А вот это уже тянет на нерешаемые подручными средствами проблемы… Если вы ночуете в туристической палатке ночь-две-три — вы, скорее всего, запомните эти ночи как некое приключение напополам с небольшой долей романтики и примерно такой же долей гордости за себя, на тему преодоления трудностей и своей способности «жить как дикарь». Вы «эль мачо», р ыальный сам эц, блин (ну, или «самостоятельная и совершенно независимая», тут уж кому что подходит)! Если вы живёте в палатке месяц — романтика улетучивается к чертям (ну, я же говорю не о летнем месяце на курорте, под плеск ласковых тёплых морских волн, хихиканье и шёпот симпатичных девочек в купальниках… сначала — в купальниках, потом уже необязательно и даже избыточно…); а гордость заметно скукоживается — поскольку понятия «переночевать» и «жить», оказывается, здорово отличаются друг от друга! И если в «переночевать» нет ничего сложного, то «жить», бегая за куст «до ветру» (да и в «скворечник», глубокой осенью или августовской жарой — немногим лучше, о зиме и вспоминать не хочется), купаясь в лучшем случае при помощи ковшика и ведра с нагретой на костре водой (набранной в ближайшей речке, с ароматом помоев из близлежащего — и по досадной случайности вышепо течению — села; а то и тухловатого прудика размером три на пять, к которому днём приходят пить коровки; туда же временами эти коровки и того… гадят-с!), стирая вещи там же и питаясь «тем, что можно приготовить на открытом огне без лишних усилий и затрат питьевой — привозной — воды» (то есть различными вариантами кулешей) оказывается далеко не так удобно и радостно, как представлялось. Но самое поганое — обнаруживается, что в палатке комфортно только тогда, когда погода «на улице» комфортна не менее! Если на улице дождь — внутри палатка в лучшем случае отсыревает, конденсат с пологов прекрасно, хотя и заметно медленнее чем под открытым небом, замачивает ваши вещи, которые палатка вроде бы должна защитить от сырости (ну, или палатку надо дополнительно закрывать пологами, плёнками и тому подобным «обвесом»). Ночью в палатке холодно — если холодно на улице, конечно — и разница между «внутри» и «снаружи» далеко не так значительна, как вам того бы хотелось. Ещё хуже, когда «на улице» жара. В этот момент львиная доля палаток превращается в настоящие душегубки, и никакие сетчатые окошки особо не спасают — если нет хотя бы небольшого ветерка! Зайти в палатку при «сорока в тени» — всё равно, что нырнуть в парную, воздух в ней кажется раскалённым и тяжёлым, каждый вдох становится похожим на откусывание куска кислорода для лёгких… В стальном ящике ощущения можно смело утраивать! Утепление — это общий строительный термин; на самом деле в жару оно нужно именно для сохранения какой-никакой прохлады в помещении, так что вернее было бы называть «упрохладнением», хотя и звучит коряво; но сталь — один из самых теплопроводных материалов, и в качестве теплоизолятора подходит… совсем никак, увы… Второй ярус, предложенный нам старшиной, вполне может в местных условиях претендовать на звание пароварки или духовки, кому что больше нравится! «Сержант гриль» или «ефрейтор на пару» — может быть, и вкусное блюдо, но очень не хочется стать основным ингредиентом. Я заметил, что из примерно четырёх десятков контейнеров «заселены», если можно так сказать, ориентировочно около половины, и только на трёх из верхних наблюдаются следы обжитости — в основном люди предпочитали селиться в нижних, то есть тех, у которых имелась дополнительная защита от перепадов погоды в виде верхнего яруса…
