— Ох, — засмеялся вдруг Боул, — держите меня семеро — терпеливые и хитроумные гриффиндорцы!
— Думаешь, — увидев несколько закушенных улыбок, решился Гарри, — они такое же мифическое существо, как проницательные слизеринцы?
— Эй!
— Вы не спросили, чем на самом деле занимался все годы заключения Сириус, не поинтересовались, где был Люпин, и даже не съязвили на тему: ты даже оборотню не был нужен, — сказал парень, заставив их несколько смутиться точности манеры поведения в нормальных условиях, но сегодняшние обстоятельства таковыми не являлись. — Анимагическая форма действительно помогла Блэку пережить тюрьму и сбежать, вот только для этого ему пришлось голыми руками разобрать участок стены и вырыть пару-тройку туннелей. Все эти годы он думал, что Волдеморт одержал победу, и жил желанием отомстить за смерти друзей и их маленького сына. Ремуса за два года пять раз клеймили беглецом, — Пэнси ощутила волну тошноты и увидела, что не только у нее появилось желание прижать ладошку ко рту. — Его гнало знание, что я остался без семьи и позаботиться, кроме него, обо мне некому, но без родной волшебной палочки он не мог полностью избавиться от следящего заклинания, а любая из тех, что он смог добыть, были человеческими и едва-едва слушались оборотня. Не будет преуменьшением сказать, что он тоже был в заключении, лишенный прав и с полной конфискацией имущества, благо то, чем он действительно дорожит, хранилось в другом, не известном никому месте. Дамблдор и Люпину вещал, что Министерство непостижимым образом узнало о его болезни, и когда ему стало об этом известно, он так старался что-то предпринять, но было уже поздно, и Ремуса доставили к месту ссылки... что все эти годы он не оставлял попыток вытащить оборотня оттуда, ведь сиротке-Гарри были нужны близкие люди, но вот беда — бесплодных до недавних пор. Только зря он распинался, Рем, как и Блэк, ему ни на грош не поверил. Директор снова упустил одну меленькую, но немало важную деталь — у оборотней чрезвычайно развитое обоняние, и Люпин великолепнейшим образом знал, чей запах ощущает каждый раз при активизации следящих чар. А теперь скажите мне, что это — совпадение, — Поттер обвел их серьезным взглядом, — что единственные маги, которые могли предъявить права на мою опеку, провели по двенадцать лет в Азкабане и Резервации и появились в моей жизни после эмансипации, когда уже никак не могли влиять на мое воспитание и условия проживания. Это о терпении, а что касается хитроумия, — Гарри поджал губы, пытаясь удержать голос ровным и не допустить в интонации распиравшее его веселье, — вам не доводилось слышать о Биче Слизерина?
— О Мародерах, легендарных мстителях Слизерина? — Хиггс сделал акцент на последнем слове, намекая на желательность разъяснений, откуда о них узнали представители другого факультета, но либо Поттер этого не понял, либо притворился. Вместо этого Гарри моргнул и, чтобы скрыть охватившее его замешательство, колко заметил:
— Прямо-таки и легендарных.
— Тебе не понять, что такое дело чести, — с сознательной бесцеремонностью вздернул подбородок Притчард. — Они — тайное общество, созванное из уроженцев действительно старых семей, сохранивших верность архаичному Кодексу, выступившее вразрез традиций факультета, сводя счеты за новичков из их среды. Конечно, это все лишь теория: никто не видел их лиц, никому достоверно не известно, кем они были, но их поступки говорили громче всяких слов. К тому же в пользу этой теории, Мародеры не проявлялись с тех пор, как последний потомок древних покинул стены Хогвартса. Они были призраками из темноты, несущие кару, мстящие за обиды, нанесенные тем, кто не в состоянии защититься сам, — он запнулся, отметив, что Поттер сжал кулаки, а его лицо исказилось негодованием, словно кто-то целенаправленно разбередил его глубокую рану.
— Верно, я и забыл, что для вас в порядке вещей травить малышню, — лицо гриффиндорца приняло обманчиво-спокойное выражение, но тело оставалось напряженным. — Мало им, как слизеринцам, подвергнуться остракизму и отчужденности от всех остальных, так еще вы добавляете, превращая существование в собственном Доме в борьбу не на жизнь, а на смерть. Для вас это как-никак неотъемлемая часть обучения аристократической элиты: заискивать, лебезить, изворачиваться, пресмыкаться, без конца лгать и желать сломать того, кто слабее, не только из личной или семейной ненависти, но чисто ради удовольствия, осознания вседозволенности и собственной власти, — сказал Гарри тоном, в котором звучала легкая нотка враждебности, изрядно сдобренная омерзением.
Кассус Уоррингтон подумал, что из чужих уст это и правда звучит дико и не вызывает ничего, кроме отвращения. Его даже не интересовало, откуда Поттеру настолько досконально известны нравы, царившие в Слизерине, как он вообще знает о них так много, чтобы вести весь сегодняшний разговор и выстраивать его в свою пользу. Ему просто впервые в жизни стало стыдно за то, что он воспринимал как должное. Первая истина, которую каждый из них познавал, гласила: если не хочешь быть кому-то чем-то обязанным, или стать чьей-то игрушкой и прислужником — тебе нельзя быть слабым. Слизерин не тот факультет, где студентам свойственно, позволительно или желательно привязываться к кому-либо, ведь как бы слизеринцы ни выгораживали свой факультет, все превосходно понимали, что, по существу вещей, являются самым настоящим серпентарием, где в любой момент можно получить нож в спину даже от хорошо знакомого человека. Да, они объединялись против общего врага, но никогда не забывали о внутрифакультетских распрях. Здесь всегда каждый сам за себя, всегда в борьбе и старании избежать чужих сетей, пока однажды не вырастаешь в крупную рыбу и не начинаешь строить заговоры сам. Разумеется, всегда существовала возможность. Например: родители могли заранее озаботиться обеспечением надежного защитника для чада, но не всем такое было под силу, ведь даже мелкому Малфою в свое время пришлось отбиваться от нескольких придурков, решивших, что неплохо бы иметь его в должниках. Хотя тот был достаточно умен, чтобы стать всяческим исключением из правил, и еще на первом курсе обзавелся людьми, которые дружили с ним не из-за денег и не из-за того, что выросли с ним, а потому что он сплотил их общим интересом. Кассус никогда не видел, чтобы в глазах Слизеринского Принца и его свиты плескались отчаяние, страх и ужас, как в глазах любого другого первокурсника. Они не боялись, но и не были настоящими детьми, как тот же Лукас, с пляшущими бесенятами в глазах взахлеб рассказывавший, что грифы сжульничали и не убрали после Хогсмида игровую зону, и теперь у них есть альпинистская стена, на которой они соревнуются с Поттером, и куча других маггловских приспособлений для отдыха и развлечения. Судя по всему, Поттер вообще проводил с малышней неправдоподобно большое количество времени, да-да, тот самый отстранено-холодный Поттер, чей рассказ о собственном взрослении заставил Кассуса увидеть в нем идеального слизеринца, закаленного броней безразличия, с начисто выбитыми чувствами и теми же побоями выращенным пресловутым хребтом. Если подумать, его детство мало отличалось от условий большинства из них и самого Кассуса в частности, и тем не менее Поттер сидел посреди зала, смеялся, шутил, дурачился и вел себя не как Наследник и будущий убийца, а нормальный парень шестнадцати лет, на чьи плечи не возложена ответственность за целый мир. Стоило признать, что Поттер заслуживал уважения хотя бы за то, что находил в себе силы выживать раз за разом, сохраняя в себе жажду жизни, невзирая на то, как та с ним обходилась, и при этом не сдаться, как они, а оставаться самим собой, а не тем, что из него старательно лепили. Волк-одиночка с собственной стаей, которая любого порвет для него в куски, как и он для них. Это то чему их учили на факультете? По словам Лукаса, Гриффиндор был похож на семью, которую они сами создавали, и внезапно Уоррингтон поймал себя на желании, чтобы Слизерин стал подобен ему, в конце концов, по крайней мере в одном гости правы: есть традиции плохие и хорошие, а воспитание по-слизерински вдруг перестало казаться достойным продолжения. Это пугало...
— Хотя, честно говоря, мне льстит ваша высокая оценка достижений Мародеров и что вы считаете их достойными уважения, — продолжал тем временем Поттер, — ведь в отличие от вас я знаю, кем они были. Именно о двоих из них я рассказывал вам чуть раньше, — добил свою аудиторию Поттер и удовлетворенно откинулся на спинку, предоставляя остальным возможность прийти в себя, и с плутоватым видом пожал плечами, когда Гермиона укоризненно посмотрела на него.
— Все же в чем-то Боул прав: такая жажда мести — это больше слизеринское устремление, — медленно, словно рассуждая с самим собой, ответил Малфой, заполняя очередную огорошенную паузу, — и это вполне объяснимо: Блэки исконно учились на нашем факультете, и воспитание, предшествовавшее Хогвартсу, не могло не наложить отпечаток; Люпин, в принципе, темное создание; Лонгботтома растила бабушка, бывшая слизеринка, к тому же староста. Вопрос: откуда это в тебе Поттер? — Малфой смотрел на Гарри с самодовольно расчетливой улыбкой.
— Магглы снимают много научно-образовательных программ о животных, — ухмыльнувшись, ответил тот, — и однажды я видел рассказ о морских хищниках, конкретно, об одной змее, у которой весьма интересный способ привлечения к себе добычи. Она лежит на дне, притворяясь раненной, к ней приближаются враги, но она лежит неподвижно, тогда, потеряв бдительность, они начинают понемногу ее покусывать, но она все равно не шевелится и выжидает, чтобы нанести смертельный удар. Так что, припомнив все несовпадения моего детства и неслучайные случайности, которые преследовали меня, стоило мне перешагнуть порог магического мира, я решил поступить именно так. Ну, и поскольку все так настойчиво заталкивали меня в Гриффиндор, было ясно — это отправная точка всего плана. И что же мне оставалось в таких условиях? Затаиться и ждать, пока мои враги себя проявят, разобраться в обстановке, их планах и, конечно же, найти союзников.
— Поттер, ты только что сравнил себя с одним из нас, — фыркнул Блейз.
— Что в этом такого, если я должен был им стать? — безразлично ответил тот.
— ЧТО?!
— А о чем, по-вашему, я полчаса со Шляпой болтал? Вел светскую беседу? Она упертая старушенция, — беспечно продолжал говорить Гарри, словно не замечая последствий своего заявления и ленно-ностальгически улыбаясь, — Слизерин — и хоть ты тресни, объясняю: нельзя мне туда, пока не разберусь что здесь к чему, мне лучше не высовываться. Пришлось все полностью показывать, так я чуть не оглох, пока она хохотала как ненормальная: мол, все, что вижу, лишь убеждает в правоте. Уступила только чтобы "сюрприз старику устроить". Честное слово, не будь всем известно, что она принадлежала Годрику, поклялся бы, что она Салазара, итригантка древняя, каждую нашу беседу шляпка заворачивала такую конструкцию тройного значения, что сам черт ногу сломит.
— Кого-то мне это напоминает, — коротко рассмеялась Гермиона, и Поттер возмущенно уставился на нее:
— Я не настолько плох.
— Я этого не говорила, но от общения с тобой у любого мозги закипеть могут.
— Ты знаешь, что она права, — поддакнула Кэти.
— С вами спорить себе дороже, — помолчав, махнул рукой Гарри. — А вообще зря вы так про гриффиндорцев. Не настолько уж мы прямые и бесхитростные, как все думают.
— Сказал кандидат в слизеринцы, — хмуро сказал Эдвард Эйвери, изумленный до предела этой встречей, хотя обычно он удивлялся крайне редко.
— Кто нарушает больше всех правил? — спросил Шеймус.
— Но реже всех попадается? — добавил Дин. — Розыгрыши, проделки, вечные передряги и противозаконная деятельность — это все наши фирменные выкрутасы.
— Только потому, что вас покрывают все преподаватели! — возмущенно отреагировал Блейз Забини.
— Недоказуемо, — ухмыльнулся Невилл. — Хотя правда, что именно Гарри является причиной того, что стереотипные гриффиндорцы — исчезающий вид. Боюсь, благодаря тебе, друг мой, такого понятия, как честный гриффиндорец, уже в природе не существует. Ты всех нас развратил, даже первоклашек.
— Джеймс Поттер был стереотипным гриффиндорцем, — возразил Гарри, — как и все его предки до энного колена, со стопроцентной гарантией распределявшиеся на этот факультет, что однако не помешало ему быть одним из Мародеров.
— Значит, вы просто наконец вышли из Тени, — хохотнул Эдди.
— Конкретно, что ты задумал, Поттер? — прерывая назревавшую перепалку, спросил Малфой, которому надоело ходить вокруг да около. Он битый час усилием воли удерживал себя от желания потереть лоб, унимая зарождавшуюся мигрень. Мерлин свидетель, общение с одним неуемным Поттером, чья манера поведения кардинально отличалась от привитой ему с рождения, требовала железных нервов, но когда их было много, хотелось, как домовику, побиться головой об ближайшую стенку. Как ни странно, в том числе и от зависти.
— О, ничего особенного, пустяк, — по-прежнему скалясь уверенной, ленивой улыбкой ответил Гарри.
— И так он называет революцию, — пробормотал Энтони, но все в комнате его услышали.
— Сумасшедший! — возмущенно прошипел мгновенно выпрямившийся Драко, потеряв свое ледяное самообладание.
— Меня не раз и не два обзывали чокнутым, но сейчас-то я что сделал не так? — невинно вопросил Поттер.
— Ты вообще соображаешь, во что собираешься влезть и утянуть за собой остальных?! Хотя откуда тебе знать, ты же сроду общался лишь чернью. Может, ты и потенциальный спаситель, Поттер, но для людей нашего круга ты навеки останешься никем, пустым местом. Ты представляешь, что власть делает с людьми? Или думаешь, Министерство ограничивается одним министром? В правительстве еще сотни работников, каждый из которых только и мечтает урвать с чужого окорока кусок пожирнее.
— Ты не открыл мне ничего нового, — серьезно ответил Поттер, с лица которого сползла улыбка, — все это я и без вас знаю и собираюсь это изменить. Потому что, если тебе интересно, у меня и выбора-то иного нет. Все лучше, чем продолжать жить в паутине лжи и притворства. Мне надоело быть игрушкой в руках лжецов и манипуляторов, время от времени с легкостью отправляющих людей на смерть. Я хочу избавиться от них и хочу оставить свою жизнь себе. Раньше я не мог защититься, я должен был накопить знания и магический потенциал, должен был вырасти из ребенка в мужчину, но теперь я могу и умею защитить себя и всех, кто мне дорог, — и добавил почти неслышно: — этого больше не произойдет никогда.
— А что будет с твоими планами, если Дамблдор сразится с Лордом первым? — изогнув бровь, саркастически спросил Малфой.
— Лично он его убивать не станет, — убежденно заявил гриффиндорец в ответ. — Я каждый год сталкивался с этим ублюдком, распутывал его злодейский замысел под директорским носом, который превратил школу в проходной двор. Тут кто только не шляется: одержимые духом профессора и книжонки, сбежавшие заключенные, Пожиратели под обороткой, а Дамблдор, величайший и пресветлейший, ничего не замечает и всегда появляется в последний момент — поздравить меня с тем, что я снова каким-то чудом не сдох. Все это шито белыми нитками, — на этот раз он пренебрег обескураженностью чистокровок и не стал прерываться, чтобы разъяснить смысл аллегории. — У него был шанс закончить все в прошлом году — в Министерстве. Он мог, но не стал. Нас в атриуме было только трое, и двое оказались замкнуты в ментальном поединке. Я валялся на полу и бился в конвульсиях, стараясь выслать непрошенного жильца из своего сознания и тела. Волдеморт, — Гарри уже привычно проигнорировал дрожь на кличку, — стоял передо мной, направив на меня волшебную палочку и концентрируя всю волю и магию в желании вытеснить мою личность и занять мое тело. Спрашивается, что все это время делал Дамблдор? — он обвел слушателей взглядом совершенно безумных глаз, казалось, еще немного и из них полетят искры. — Я предусмотрительно разыграл кратковременную амнезию, а он сказал всем, что спас меня, сослался на Пророчество, но хотя я был ослеплен болью, я видел его. Я знаю, что он не помогал мне, фактически он занимался противоположным. Я сам видел, как Дамблдор отпустил его! — Гарри раздраженно выдохнул и запустил пятерню во взлохмаченную шевелюру. — Да кто из нас слизеринец, в конце концов! Вы читали статьи, вам подтвердили, что в них истина, так расшевелите свои натасканные на интриги мозги и спросите самих себя: можно ли такими стараниями вырастить достойного и готового к противостоянию великому Темному Лорду мага? Для борьбы против самых злых и коварных магов Британии, мечтающих о мести и смерти виновника падения их господина, выставили ребенка, по большому счету ничем не лучше маггла. Дамблдор растил себе пешку, в голову которой собирался вложить ненависть к нужным ему врагам, не способного к более сложному мышлению, чем принцип: если ты не на одной стороне — значит, на другой, не с нами — значит, против нас. Это не судьба, а хорошо продуманная манипуляция с использованием благоприятно подстроенных обстоятельств, когда такой послушный материал, готовый к подвигам с первого года жизни, свалился на голову магического мира в самый подходящий и критический момент.
