Для очистки совести мы втроём, гуськом за старшиной, поднялись по грубо, но надёжно сваренной из различного металлолома лестнице — таких для каждого «балкона» имелось по две штуки, на торцах сборных «строений» — и заглянули в «вон там» контейнер. Н-да-а-а… как и ожидалось. Похоже, старшина не шутил ни одним словом — он, интересно, вообще осознает это понятие, «юмор»? В контейнере мы действительно первые — он практически пуст! Унылое зрелище… Пол застелен толстыми досками грубоватой отделки, ни о какой шлифовке речи не идёт, их даже помыть будет трудновато. Покрашены, кстати, так же наспех, да и цвет… ну откуда она берётся в таких количествах?! Эта вечная казённая кирпично-ржавая краска?! Я её ещё со школьных времён терпеть не могу… Стены вообще некрашены — на мой взгляд, и слава богу — и так же небрежно обшиты. В некоторые щели можно палец просунуть! И палец легко и непринуждённо — толщина досок обшивки от силы сантиметр плюс каркас ещё пару-тройку — нащупывает наружную стенку контейнера! Ни о каком утеплении речи не идёт… Но особо порадовал потолок, окрашеный в радостный желтовато-белый колёр — прямо по металлу!!! Интересно, если на потолок днём метнуть кусок сырого мяса, скажем — он прикипит к раскалённой стали?! В том, что на крыше можно смело жарить яичницу, я не сомневаюсь… лишь бы вниз не падала!
В контейнере есть мебель, если её можно так назвать. В дальнем от входа торце, по правой стороне жилого ящика установлены цугом две пары двухъярусных нар, хотя их тут наверняка именуют кроватями. Нары широченные, для армейских стандартов — точно больше метра, и намного — а в длину более двух метров, и даже довольно качественно собранные, вплоть до бортиков по периметру и некоего подобия лесенки на второй уровень. Напротив нар вдоль стенки стоят четыре табуретки, на стенке приспособлены два откидных столика — достаточно остроумно, хотя и не уверен, что очень удобно. Под нижними нарами устроены ящики-рундуки, даже некое подобие проушин для замков имеется, из хитро загнутых толстенных гвоздей, как минимум стропятидесяток, правда, самих замков и в помине нет. Над столами висят на изолированных кабелях патроны с лампочками — первое технологическое приспособление в помещении — без малейшего намёка на абажур, зато энергосберегалки! Блин, я уж ожидал лучину увидеть, или, максимум, подсвечник на пару-тройку свечей… При входе слева вторая и последняя технологическая вещь, не считая накладной розетки на стенке между столами и аналогичных выключателей у входа и, вроде бы, возле ближайшей койки — чугунная печка-буржуйка, с выпущеным в половинку ворот дымоходом! Напротив печки открытая стойка для оружия и небольшой шкаф (тот же рундук, только установленный вертикально). Всё! Хотя нет, не всё — в стены в довольно хаотическом порядке кое-где вбиты гвозди, должные, вероятно, выполнять роль крючков для разнообразных нужд… Ах да, на стенке у входа ещё инвентарный список висит, каждая розетка и каждая лампочка упомянуты отдельно!
Я покосился на товарищей (оба энергично замотали носами влево-вправо), и осторожно поинтересовался:
— Товарищ Губарев, а вот если, скажем… в качестве предположения… чисто теоретически — нам обязательно проживать именно здесь, в этом… общежитии?! Я имею в виду любой контейнер, не только этот замечательный и совершенно весь наш?!
Старшина впервые за всё время задумался — видимо, лихорадочно пытаясь представить, где именно мы можем захотеть проживать, да ещё так, что он сам об этом месте ни сном ни духом! А заодно — когда мы успели договориться с… ну, тут я уже не знаю, с кем здесь можно о подобном договариваться…
— Вы это куда нацелились, щеглы?! Не слишком вам жирно будет — без году неделя, и сразу к вольным?! — наконец возмущённо выдал Губарев, явно предположив нечто противоположное нашей задумке. Значит, есть тут с кем договариваться, и есть условия получше этого… бидонвиля. Впрочем, нам-то какое дело? Тут бы своё получить, а не на чужое рот разевать… Пока он не успел себя слишком накрутить, я поторопился развеять его подозрения:
— Вы, вероятно, успели меня неправильно понять, тарщ-старшина. Я не очень понимаю, о каком «люксе» вы говорите… видимо, это просто ошибка. Мы не напрашиваемся в какие-нибудь особенные условия, мы их… м-м-м… с собой привезли, как-то так.
Старшина снова завис. Не повезло ему с нами… Классический образец истового служаки — мозги есть, и даже неплохо умеют работать, когда требуется… но только в рамках, определяемых привычным распорядком и командами вышестоящего начальства! Любая неожиданная тема для размышлений этот вот мозг, измученный одной поперечной кольцеобразной извилиной (от фуражки!) отключает напрочь, как системная ошибка глючит «винду»! Человек не просто обдумывает поставленный вопрос — он его пытается прогнать на соответствие «положенному», и, если вдруг в разряде «указано и согласовано» ничего подобного нет — просто не понимает, как ему реагировать. О, кажется, разморозился:
— Сержант, ваши претензии вы можете в письменном виде направить командиру части… — я, видя, что непривычный к таким сложным действиям мозг старшины пошёл по пути наименьшего сопротивления и решил спрятаться от сложного выбора за пунктами дисциплинарного устава, поспешил прервать выходящего на колею декламации вызубренного текста Губарева:
— Тарщ-старшина, погоди. Давай проще. Мы хотим жить в своей машине. Нам там больше нравится, а по удобству разница невелика (ну, это, конечно, изрядное преуменьшение… в обратную сторону; но кто мешает дать старшине возможность считать нас придурками, желающими спать в кузове пикапа в спальных мешках?). Так можно? И мы вообще не занимаем контейнер, ни матрасов нам не надо, ни подушек, ни одеял… Этим мы никаких пунктов устава не нарушим?
На этот раз старшина думал гораздо быстрее, причём с явным облегчением и даже повеселев — да и о чём тут особенно думать? Ну, маханутые новички приехали, готовы вместо нормального… почти нормального жилья, в кузове своей таратайки ютиться… Как подхолодает к «мокрому» сезону — сами в ящик запросятся, к буржуйке и в какое-никакое, но сухое помещение!
— Если тебе так хочется, сержант — принял предложение перейти на «ты» Губарев — то как хочешь. Твои бойцы не против? Ну, ваше дело… Вам что нужно для машины? Матрасы лучше возьмите, в спальниках после пары ночёвок все кости ныть будут… а матрасы у нас хорошие, на сене местном… па-а-ахнут! И мягкие, почти как перины. Не хотите? Ну, вам видней…
— Нам бы определиться, куда машину поставить, старшина. — я подбавил в голос доверительности — Сам же понимаешь — не при штабе же нам ночевать? А самое главное — надо бы к сети подключиться, на двести двадцать — лампочку там на ночь подвесить, вентилятор включить… а если ещё и вода будет — хоть через шланг садовый — так и вовсе, идеал. Есть какие-нибудь ненужные гаражи, сараи, времянки — чтобы не совсем ветхие? Если бы можно было машину под навес или в ангар какой поставить, на время проживания — так и вовсе замечательно, больше и не требуется ничего…
Губарев поморщил лоб с минуту, потом хитро улыбнулся и кивнул:
— Ладно, языкатый, уговорил. Есть одно… подходящее… место, заодно будете там вместо дежурной группы… прикрытия… Только учтите — тут вам не здесь, если через два дня прибежите жаловаться, как вам в кузове жить надоело — никто с вас обязанностей по… дежурству, снимать не будет!
Кажется, налицо попытка «развода» новичков… Впрочем, не факт, что именно развод получится. Губарев рассчитывает, что мы в ближайшую декаду-две заканючим разрешение вернуться в этот «рай в шалашах», но поскольку он заведомо ошибается… посмотрим, кто кого «кинет»!
18-е число 9-го месяца, основной лагерь карьера «Обманка-3», 10 часов утра.
Ф-ф-ффух-х-хх… наконец-то! Охота и вообще — свобода… Как-то нас резко запрягли, аж башка кругом…
«Обманка-3» одновременно и адрес воинской части, и шифр-код лагеря, и название рудника… ну, не совсем рудника, но и карьером не назовёшь… короче, места добычи сырья. И да, я угадал абсолютно верно — на «Обманке-3» добывают именно серу. Вот как раз добытчиков мы и охраняем — дабы не разбежались куда глаза глядят от такого счастья…
Лагерь (хоть военный, хоть исправительно-наказательный — один чёрт, лагерь и есть) состоит из двух условно отдельных… зон, участков, территорий… как угодно. В основном лагере, где расположены административный корпус, складские ангары, «жилой» городок, хозбытовые помещения и прочее добро, собственно, и устроена зона содержания каторжников. Их тут не сказать чтобы очень много — человек шестьдесят, может на десяток-полтора больше, пока ещё нам полные данные не сообщили. На ночь их всех загоняют в два небольших каркасно-металлических ангара, или, учитывая размеры, скорее — сарая, запирают наглухо и оставляют в покое. Утром, после побудки в шесть часов, каторжники получают свою пайку на день — обычно это аварийный морской рацион, на вкус сладковатый и жирный песочный корж; та ещё еда, но зато питательный, долгохранимый и очень компактный — тогда же завтракают, кашей с низкокачественной тушёнкой (разумеется, мяса не чрезмерно), или такими же макаронами, и отвозятся на работы. Именно отвозятся — в установленных на «уралы» арматурно-сетчатых клетках, куда загоняются под прицелами стволов дежурного караульного наряда. Из имущества им позволяется при себе иметь только личную одежду, обувь и защитные средства в виде очков, намордников-респираторов (часто — самодельных; иногда поверх выданного администрацией накручивают ещё что-то вроде ковбойского платка…) и рукавиц. Во время перевозки з/к стоят, или сидят на полу клетки, впрочем, тут и ехать-то минут пятнадцать-двадцать, так что не проблема. Некоторые, забившись в угол, торопливо глотают паёк; возможно, иначе его у них отберут более сильные каторжники, хотя подобное мы стараемся пресекать — никому не нужен шатающийся от голода доходяга вместо нормального работника… но следить за каждым и в любой момент времени всё равно не получится. Так что не удивлюсь…
Местом, где из обезьян делают пусть и плохоньких, но человеков (хотя мне всегда версия «труда облагораживающего» казалась изрядно надуманной), для каторжников служит здоровенная каверна под скальным карнизом, высотой метров десять-двенадцать, а в длину тянущаяся как минимум метров на пятьсот с лишним (на самом деле больше, и намного — просто остальная часть горного склона не огорожена). В склон эта гигантская полость врезается где на пять-семь, а где и на два десятка метров, создавая естественный навес как от погодных неприятностей (в виде, в первую очередь, палящего солнца), так и от желающей отведать человечинки местной фауны. Пусть и паршивенькая защита, конечно — но лучше, чем совсем никакой. От дикой местности каверна отделена стандартным колючим сетчатым забором в два ряда, в промежутке между которыми положено патрулировать нам, конвоирам. Расстояние между сеток около двух метров, вполне достаточно для того, чтобы при попытке нападения успеть пристрелить любого каторжника, ну и от живности отбиться тоже можно… при известном везении. Самим каторжникам приближаться к забору менее чем на метр запрещено, под страхом немедленного уничтожения. «Уралы» к этому не то карьеру, не то раскопу сопровождает, к моему полному офигению, довольно новый «тигр» с «кордом» в открытой пулемётной установке! Этот автомобиль, оставаясь на месте работ до самого вечера, служит как силовой поддержкой в случае любого ЧП — хоть с животным миром, хоть с уголовным — так и собственно местом расположения личного состава караульного наряда по пути с или на место работ, а также на время приёма пищи и отправления естественных надобностей. Наряд охраны карьера состоит из восьми человек — три пары перемещаются между сеточных заграждений вдоль охраняемой территории, ещё двое бдят в броневичке. В течении дня пары меняются, так что время нахождения «на ногах» составляет не более четырёх часов подряд; в полдень (условно — через десять часов после начала караула) разводящий со сменой приезжает, на квадрах, на них же возвращаются отдежурившие. Рабочая смена у каторжан — шестнадцать часов, с двумя получасовыми перерывами на обед; утром, перед тем как выпустить из клеток осуждённых, за сетчатую колючку завозится двухкубовая цистерна с водой, это на всю смену. Колёса стопорятся мощными стальными рамками-противоугонками, так что разогнать бочку и вышибить ею ограду быстро не получится — хотя, конечно, сбить кувалдой такой замок не проблема… вот только первый же удар по рамке провоцирует немедленное открытие огня на поражение, так записано в уставе! Нет, там, конечно, не записано «решительно защищать замок на водовозной бочке», но упомянута «…попытка вскрытия запрещённых/режимных ёмкостей, помещений, тары хранения и транспортировки…», а непосредственное применение этого пункта устава в конкретном случае нам растолковывали уже по месту, старшина, да с примерами «из жизни»…
Труд каторжников заключается в разработке серосодержащей руды. Руда довольно богатая, процентное соотношение именно серы к отходам, как меня просветил тот же Губарев (явно набивая себе цену, но мало представляя, о чём именно он глаголет), превышает 25-27%, причём разработка месторождения по сравнению с Земными карьерами или шахтами куда проще. Руду копают дедовскими методами — кирка/лопата/тачка; может, и правильно, так как залегает она сравнительно мелкими линзами, и копать экскаватором было бы не слишком производительно. Каторжники, разбившись на звенья по три-четыре человека, вырубают из пустой породы — что-то известняково-гипсовое — серную руду, дробят её до необходимой фракции, грузят в тачки и вывозят на складскую площадку, откуда приезжающий раз в двое суток вместе с самосвалами погрузчик забирает её на переработку. Кое-где уже не столько врубы, сколько полноценные штольни образовываются, ещё пару лет — и штреки появятся… Благо, пока что крепёж сводов неактуален, порода довольно крепкая и добыча идёт не сплошной лавой, а мелкими отнорками. Хотя, в некоторых врубах иногда, как рассказывали «старшие товарищи», случаются газовые выбросы, да и вообще местность у рудника какая-то неприятная, сырая, ручейки вонючие текут, дышать тяжело — мы тоже в респираторах… Объём руды при погрузке фиксируется, если итоговый результат ниже нормативного — каторжники получают массу неприятностей, начиная с ухудшения питания (нет, никто голодом не морит — а вот одними аварийными рационами кормить можно, на вторые-третьи сутки начинает от одного вида тошнить), и до карцера (закрытый стальной ящик на солнцепёке с маленьким окошком, вроде и задохнуться не задохнёшься, но день в таком можно и не пережить), дополнительных нагрузок в виде совсем уж тяжёлых работ и, как исключительная мера, расстрел на месте. Не всех — или виновников/зачинщиков саботажа (или любого иного нарушения — например, убийства со…каторжанина, к примеру), или, если речь идёт о бунте, каждого второго/пятого/десятого… как начальник лагеря решит. Эту информацию до отбывающих наказание доводят с первой минуты пребывания в лагере — чтобы понимали, какие последствия может вызвать идиотская фронда в стиле старо-земельных колоний, где «правильным ворам работать впадлу», поскольку оне «избранные»! Здесь эта «избранность» быстро и безальтернативно заканчивается либо возвратом в здравый ум, либо — под ближайшим кустом…
