Мою рефлексию нарушило появление любимой в парке, рядом с парадным входом. Но боже, в каком она была состоянии! Нет ничего особо фатального или страшного, вот только мне интересно, сколько же она с утра выпила, что даже после антипохмельного зелья (а с моим обонянием его запах нельзя ни с чем спутать) чувствовать себя так... Чего стоит один только запах... Первой мыслью было уйти тропой в Тень и прибить Беллатрикс! Разорвать её своими руками на куски, но во-первых, это же просто глупо, а во-вторых, в её понимании она наверняка так помогала моей Гермионе забыться, пережить гибель отца. Интересно, а Беллатрикс понимала, в какой степени она была близка к своей гибели? Вообще-то пьяный маг не очень опасен... хотя, смотря какой. Для колдовства нужна концентрация, а в пьяном виде... Но для меня с Гермионой картина будет совершенно другая — в первую очередь концентрация нам нужна для контроля, чтобы держать инстинкты убийц под контролем сознания, а это значит, что, даже напившись, способность применять почти весь наш магический арсенал мы не утратим. Поэтому мысль об эвтаназии Беллатрикс у меня и возникла. Всем будет легче, если я её сам "усыплю", чем Гермиона сорвавшись... Но эти мысли, вспыхнув на миг, также быстро и погасли, я, подхватив любимую под руку, повёл её в спальню. По пути, прижав её к себе плотнее, прошептал на ушко:
— Солнышко, как ты? — Глупо конечно я же прекрасно вижу, как ей хреново с похмелья-то.
— Хреново, и Миш, знаешь, с Беллой я больше не пью! И вообще, не пью ничего крепче сока...
Шла она нормально, не шаталась, но на меня опиралась, да и отвечала с некоторой задержкой, морщась, наверное от того как болит её голова.
— Герми наверное не стоит тебе сейчас попадаться на глаза маме... — тихо сказала подошедшая к нам Парвати.
— А то я сама этого не понимаю. — Огрызнулась моя дорогая. — Ох... извини плохо мне, вот злюсь.
— Забудь, всё нормально, — Парвати махнула рукой, — лучше давай я тебя отведу в спальню, а Миша и Луна проследят, чтобы мы на наших мам не нарвались...
"Боевая операция" по эвакуации Гермионы, как нам казалось, прошла на ура. Пока Луна отвлекала Джейн и Каришму, я вполне успешно заговаривал зубы Келашу. Пересилив себя, и вникая в нюансы завтрашней церемонии. Вот только как оказалось, м-да в общем, когда двадцать минут спустя из спальни Гермионы осторожно ко мне вышла Парвати, в коридор вошли Каришма и Джейн.
— Как она? — Спросила мама, отведя нас в зимний сад. Её голос звучал очень обеспокоено, а в глазах уже пылал огонь её "праведного педагогического гнева".
— Уже спит... — ответила Парвати, сложив руки перед собой.
— Может, стоит дать девочке антипохмельного? — Предложила обеспокоенная Каришма, но мама, пыхнув раздражением, её перебила.
— Нет! Пусть прочувствует всю прелесть похмелья, когда проснётся утром!
Наверное, судя по выражению лица мамы, утром Гермиону ждал бы долгий и пристрастный допрос, а потом и нравоучения, но тут, подошедшая вместе с ними Луна вмешалась. Она, как всегда, всего парой фраз взорвала взрослым мозг и тем самым отвела от Герми эту угрозу. Правда, сегодня я, наверное, впервые увидел Луну не такой как привык, а совершенно иной.
— Парвати, ты всё же старше меня, и возможно поймёшь, может быть, а потом объяснишь мне доступно, почему "мудрые взрослые" не могут понять, что иногда, даже их детям надо ненадолго забыться?! Конечно, коньяк не решение проблем, он сам может проблемою стать, но он позволяет хоть на пару часов забыть обо всём и проговорить собеседнику то, о чём иначе рассказать не сумеешь. А потом, высказав всё, возможно дети сумеют отпустить тех, кто вслед за Леди ушёл, и этим те раны пеплом присыпать, что их уход оставил на сердце. Я знаю, я до сих пор сама не смогла маму мою отпустить, и поэтому сердце болит так, как будто это было вчера. Даже свершенная месть не смогла эту боль притупить!
Её голос поначалу как всегда спокойный, звонкий и почти радостный, к концу фразы затих и наполнился болью. Она медленно обвела нас взглядом больших серых глаз, в них я не увидел ничего кроме пронзительной боли, а затем она развернулась и, хлопнув дверью, убежала из сада. Спустя пару секунд Парвати бросилась в вдогонку за ней, а я остался стоять в растерянности глядя им в след. Я впервые видел Луну такой, не беззаботно весёлой или слегка отстранённой, не оскал предвкушения от близости мести, не ледяное спокойствие с каким она идёт в учебный бой, я всё это уже видел не раз, я в первые увидел её боль, она впервые дала своей боли из глубины души прорваться наружу, впервые показала её нам.
Невилл
Сегодня я с самого утра от нетерпения не нахожу себе места. Вечером в Хогвартс должна вернуться моя ненаглядная Падма. Мерлинова борода, как же я соскучился, и это не смотря даже на то, что мы вчера уже виделись в Хогсмиде. Мне даже немного стыдно, я счастлив, в то время как у моих друзей горе. Вчера во время нашей не долгой встречи Падма рассказала о гибели отца Гермионы, и о том, что у неё в тот же день родилась сестра. Теперь мне хоть стало понятно, почему в день нападения на министерство они так резко покинули школу, очевидно, за завтраком получили и прочитали письмо. А то исчезновение наших друзей породило среди учеников множество самых разных, иногда уж и совсем абсурдных слухов. К примеру, многие связали его с последовавшими за этим трагическими событиями, по одной версии они пострадали при отражении атаки на министерство и сейчас лечатся в Мунго или даже погибли, по другой, они сами слуги нового тёмного лорда напавшего на министерство... в общем, тот ещё абсурд сочиняли.
И вот, наконец, я вижу, как Падма входит в ворота школы. Я её ждал, сидя на большом камне в тени, возле ворот с самого окончания учёбы, а ещё утром у профессора Спраут достал букет орхидей и хранил его в специальной сумке с чарами стазиса, чтобы не завяли. Со стороны это выглядело, наверное, глупо, но мне было без разницы, ну не мог я иначе. Всё одно, я бы не смог ничем заниматься. Тем более, точного времени её возвращения я не знал, и не хотел его пропустить. Да и всего-то часа два просидел. Я невероятно рад возращению Падмы в Хогвартс, наконец-то!
Падма Патил
Странно, даже сейчас, уже на пороге старого замка не могу понять, что же я чувствую, возвращаясь в школу. С одной стороны, я рада вновь оказаться рядом с моими подругами, и, главное, моим Невиллом. А с другой, я не хочу оставлять сестру в таких обстоятельствах... Так получилось, что мы впервые поссорилась с ней. Я имею в виду серьёзно, а не как в детстве по какой-то пустяковой причине. И именно по этой причине у меня на душе сейчас очень не спокойно. До сих пор со стыдом вспоминаю произошедший с ней три дня назад рано утром в моей спальне разговор. Она тогда пришла позвать меня разделить с ней и Луной их сумасшедшую тренировку. На что я ей ответила:
— Эх, сестрёнка как же тебя угораздило влипнуть во всё это!? Что бы ты ни говорила, но твой жених... он ужасает! А его Гермиона?! Мне вчера одного кинутого взгляда на неё хватило, чтобы я после спать не могла.
— Падма заткнись! — Мне даже тогда показалось, что она едва удержалась от пощечины, во всяком случае, рука у неё точно дернулась. — Прежде чем снова откроешь рот, вспомни, по древним законам Гермиона теперь сестра и тебе!
Как же мне теперь за те свои слова стыдно...
Она тогда ещё долго, буквально побелев от бешенства, ходила по моей комнате, и методично и размеренно расписывала мне мою никчёмность и недальновидность, а так же слабость, беззащитность и беспомощность моего Невилла. После чего остановившись, с гневом глядя мне прямо в глаза, закончила советом:
— Сестра, тебе пора повзрослеть и, наверное, уже начинать молиться Кали, чтобы им хватило сил тебя и твоего никчёмного Нева защитить. — Она стояла передо мной, уперев в бока руки, и гневно сверкала глазами. — Для тебя не должно быть секретом, что Августа потому им и помогает, что иначе у Лонгботтомов мало шансов на выживание, а ты ещё смеешь... — на этом она вдруг замолкла, и на секунду прикрыв глаза, резко развернулась и мгновенно вышла.
Я уже подспудно ожидала хлопка дверью, но она так же резко остановившись, но уже за порогом, обернулась, и с сожалением поглядев на меня, очень аккуратно прикрыла за собой дверь... И после этого почти три дня меня словно не замечала! Только сегодня утром, когда мне удалось, наконец-то, перехватить её одну в гостиной, и извиниться перед ней за мои слова. Она молча выслушала мои извинения, потом подошла, обняла и прошептала:
— Всё, забудем об этом, я рада, что ты всё поняла, только пообещай, что ты и сама станешь сильнее. Мы ведь можем и не успеть к вам на помощь, или просто не справиться и не сумеем вас защитить. А я очень не хочу тебя потерять только из-за того, что ты оказалась слаба!
Я пообещала ей. За эти дни я многое обдумала, и пришлось признать, что она с мамой во многом правы. Эх, да на фоне сестрёнки или даже Луны, мы с Невиллом выглядим беззащитными словно дети, хотя, конечно, мы ими ещё как бы и являемся. Вот только как посмотришь на сестру, а тем более, на Черных или Грейнджер, так сразу чувствуешь ущербной...
В общем, уже с завтрашнего утра моего милого ждёт "весёлая жизнь". Надеюсь, он не откажется тренироваться со мной, я очень на это надеюсь, я не хочу его терять, ни, тем более, с ним расставаться, а ведь иначе придётся... родители могут и приказать. Мне действительно надо переставать мыслить категориями обычной домашней девочки, в нынешних условиях — бесполезной обузой для семьи, и начинать думать и веси себя как достойная дочь своей матери. Тем более что я уже и так задолжала, нарождающейся семье моей сестры. Они же с Луной и так чуть не погибли и при этом защищали отнюдь не себя! Только вот я не знаю, что я могу сообщить о Мише и Гермионе Невиллу, из-за бойкота устроенного мне сестрой, я об этом с ней так и не успела поговорить. А ведь даже Лонгботтомам нельзя всё рассказать, не смотря на то, что они им и союзники, а сама я о многом лишь догадываюсь, и могу рассказать не то или не так. Да и есть приказ мамы держать рот на замке, даже Невиллу не сообщая ничего кроме нескольких уже озвученных мной вчера фактов. Ками он же меня обязательно будет обо всем подробно расспрашивать, не хочу ему врать...
Я так глубоко задумалась, что даже и не заметила, как подошла к главным воротам. Но самое удивительно было то, что за ними стоял мой Невилл! Ой, а какие цветы, а какой у них аромат! Невилл у меня всё-таки такой милый, Ками, ну вот как мне сказать, что ему надо боевой магией заниматься. Ками как?
— Здравствуй, как же я рад, что ты, наконец-то вернулась! — Сказал он и так мило порозовел. И чего он опять засмущался?
— Я тоже очень рада тебя видеть...
Михаил
Яркий, тёплый день, в кронах деревьев поют птицы, а мы стоим у могилы отца... Брошенная мной горсть немного влажной земли медленно вращаясь, приближается к лакированной крышке гроба из чёрного дерева... тихий, приглушённый удар, отозвался болью в груди, и я сквозь зубы шепчу: "Отец я отомщу"! Потом я осторожно под руки поддерживал маму и Гермиону. Ведь не смотря на то что на их фоне я — бесчувственный пень, но даже мне очень больно смотреть на всё происходящее, а им тогда каково? Именно сейчас я пожалел о своём поспешном, эгоистичном решении, приведшем к тому, что им завтра придётся пережить это повторно. Но только на этот раз они увидят, как его настоящий гроб скроется в одной из множества подготовленных каменных ниш в усыпальнице предков в скале рядом с Тенью. Наверное, я был не прав, это жестоко заставлять их переживать подобное дважды. Надо ускорить мои планы и провести эксгумацию настоящих родителей сегодня же ночью, чтобы совместить погребения и не заставлять дорогих мне людей лишний раз смотреть на такое.
Вот уже и последний залп отгремел, почетный караул отдал отцу последние почести. Гермиона чтобы сдержать неуместные слезы вошла в лёгкий транс, и на всё происходящее смотрит с мертвенным выражением лица восковой куклы. А спустя минуту уже мне пришлось последовать её примеру, просто так гораздо легче всё это переносить. Вот только всё одно, боль потери вернётся, стоит лишь вернуться в нормальное состояние сознания. А ещё оказалось, что у отца было много друзей, в основном, похоже, это все его сослуживцы. После погребения они подходили, жали мне руку, произносили не нужные мне фразы. Не в том смысле, что "пустые банальности", а в том, мне казалось, что сегодня в трансе, я чувствовал не страх людей, как обычно, нет, я чувствовал, у кого из них печаль не поддельна и слова соболезнований полностью искренни, также как и обещание поддержки. Возможно это эффект от недавнего погружения в магию смерти, не знаю, я вообще не уверен, что это не просто мне кажется... Но я всё равно постарался всех их запомнить. Возможно, к кому-то из них при случае можно будет обратиться за советом, или даже за помощью. В конце концов, в обычном мире у меня вообще нет своих связей, возможно, удастся хотя бы частично использовать связи отца... В общем, они пополнили небольшой список не совсем мне безразличных людей. А в самом конце, когда Келашу с Каришмой уже отвели маму и девочек в машину, а я с Гермионой задержались у могилы. В этот момент к нам чуть со стороны от общей массы людей подошли трое мужчин. На вид лет сорока. Ожидая их, мы развернулись к ним лицом, и чуть разошлись в стороны, так в случае чего мы не будем друг другу мешать. И это вовсе не паранойя, это просто рефлексы.
Джон Филипс. Капитан в отставке
Когда два дня назад Фред внезапно заявился ко мне домой пьяный, я был поражён, он не пил со времен похорон малыша Кейни три года назад, и говорил, что завязал.
— Гр-рейндж-жер уб-бит... — с трудом, но с какой-то злобой выплюнул он.
— Вот ... ... так ...! — Высказавшись, я сел. — Как? Когда? Кто?
Фред рассказал всё, что знал. Правда, знал он совсем немного, сам факт и какие-то мутные слухи о взрыве. Ему об этом сообщил их общий знакомый, тоже врач-стоматолог.
Я не мог поверить в произошедшее. Иметь за плечами столько операций, вытащить нас из той жопы в Ливане и погибнуть дома. Из Ливана нас и так из всей группы всего пятеро живыми вернулось, Кейвин сейчас в штатах, малыш Кейни три года назад погиб в автокатастрофе, а сейчас Джон.
Естественно, мы с Фредом посчитали своим долгом присутствовать на похоронах.
На церемонию пришло довольно много знакомых по службе, гражданские тоже были, но куда меньше, а вот и семья нашего покойного друга — бледная отрешённая Джейн с младенцем на руках, рядом, чуть сзади пятнадцатилетние Гермиона и приемный сын Михаэль. Мы уже хотели к ним подойти, выразить соболезнование и вообще, поддержать, но внезапно появившийся Генри задержал нас. Мы с ним уже три года как не виделись, он после отставки устроился в полицию и уже дослужился до старшего инспектора, а эта работа предполагает круглосуточную занятость. Он отозвал нас в сторонку и рассказал, что на самом деле произошло с Джоном.
Цензурных слов после его слов, у меня просто не было... да и у Фреда тоже. Мы подходили к семье Грейнджера самыми последними, даже чуть позже, многие уже расходились. Просто, пока успокаивались, мы заодно обсудили всё произошедшее и приняли совместно решение помочь, а если придётся, то и защитить семью Джона. ИРА это серьёзно, и за срыв их операции и уничтожение своей группы они могут решить отомстить семье виновника, и хотя в прессе фамилии не публиковались, но установить её не сложно.
