Потерянное одиночество. (р.н. Поздний вечер вторника)

— Дамы, Форесталь, согласны ли вы подождать нас у входа и помочь, если кого-то ранят? — спросил Седрик.

— Я пас, — тяжело ответил Форесталь, — я почти пуст.

Это 'почти' удержало его на грани лжи, и он не тренькнул.

— А я согласна, — звонко и зло отозвалась Ауэ, — тем более что вашей женушке, как ни крути, а придется тащиться за вами, не бросать же ее одну.

При этих словах мы обменяли с Седриком взглядами 'Пойдешь?' 'Пойду'. И мы дружной компанией покинули зал.

Волки не бросили нас совсем, они вели машины и охраняли нас с Ауэ, когда мужчины спустились в подземелье.

Пока мы сидели в машине Ауэ нервозно крутилась и трещала не закрывая рта, до меня не сразу дошло что она напугана куда больше чем я. Переборов свое неприятие физического контакта с не-людьми, я взяла ее за руку и крепко сжала. Она глянула на меня и ее глаза налились слезами,

— Ты понимаешь меня...

'Вот уж нет...'

— Я не знаю за кого волнуюсь больше. Эти дураки оба дороги мне. Сколько лет прошло, а они все так же дороги мне оба.

Я приглашающе потрепала ее по руке.

— Мы вчетвером попали в Новый Свет почти одновременно, надеялись обрести новые земли, новую силу, но у здешней земли были свои духи и боги, независящие от людей, от местных я имею в виду, от тех, которых перебили, — уточнила она, — и нам пришлось остаться среди людей. Было очень тяжело, мы были единственными filii numinis несколько десятилетий и держались друг дружки. Ну и конечно, бело-зеленая и черно-зеленые мы не могли не привлекать друг друга.

Я вся превратилась в слух, мельком отметив, что приезжая сюда, я, оказывается, зря рассчитывала в случае чего уйти в леса и степи, и что бело-зеленые и черно-зеленые оказывается привлекают друг друга.

— Конечно же яркий и сильный Саб привлек меня больше, чем тихий и меланхоличный Отам. Но через несколько лет я устала от постоянных ссор, от постоянной необходимости отстаивать себя, плюс Нью-Йорк наводнили вампы, а вслед за ними появились и мохнатые... Короче, когда я застукала его с блохастой, то не выдержала и ушла к Отаму. Мы с ним чудно жили лет десять или даже больше, но Саб... — тут она расстроено покачала головой, — Что можно ждать от повелителя зыбучих песков? Конечно же он не смирился с тем, что я ушла от него. Он очень удачно выбрал момент — я заскучала от тихой и мирной жизни с Отамом и тут он, такой милый, такой раскаявшийся, уверяющий что никто не может дать ему то, что давала я. Я не выдержала... Думала, одна ночь и все. Ночь превратилась в пол-луны. Я была по настоящему счастлива с ним, но... Он хотел лишь отомстить. Когда понял что я опять в его власти, унизил, приведя в дом блохастую и человечку.

— А человечку то зачем? — вырвалось у меня.

Ауэ насторожено глянула на меня и, потупив глаза, ответила

— Загрызли ее...

Мне стало дурно. Ничего себе месть — убить человека ради того чтобы доставить страдания 'белой', болезненно реагирующей на преждевременную смерть любого существа, особенно разумного.

— Да... он запер меня в соседней комнате, и я слышала и чуяла все, что происходило. Когда блохастая перекинулась и набросилась на человечку, я наплевав на все, в одних панталонах выбралась в окно и, рискуя сломать себе ногу или шею, кое-как спустилась со второго этажа. Прибежала домой к Отаму... Но он меня не простил, его черной натуре нравится страдать, и он принялся страдать от моего предательства. Придурок. Сволочи они оба... Но я так за них боюсь... Так что ты имей в виду, Пати, не пускай этого полу-волка в сердце, он тебе его разорвет и клочки разбросает. Защита с его стороны, плата силой с твоей, а больше ни-ни. И лучше не переезжай к нему, тебе будет очень тяжело в его доме, особенно на первых порах. — Ауэ сейчас ничем не напоминала юную девушку, которой всегда прикидывалась, ее глаза были глазами все повидавшей и уже не надеющейся на счастье женщины.

— Мне то деваться было некуда, — продолжила она, — только вместе мы могли выжить.

— А как же Форесталь? — вырвалось у меня.

— Форесталь... — горько ответила она — Ты видишь, он не способен делиться, хоть и пытается доказать что он здесь самый белый. Эгоист совершенный. Собирает силу по капле, не понимая, что иногда надо отдать, чтобы получить больше. Нет... Форесталь бесполезен... По приезду сюда он превратился в почти дриаду и лишь благодаря флерсам он сейчас жирует. Впрочем, я тоже... Да и Отам держит парочку...

Я не заметила что во время ее рассказа, я непроизвольно подпитывала ее белым, это было естественное желание утешить и унять боль близкого существа. Ауэ заметила это первой.

— Ох, ну что ты делаешь, дурочка?

— Ну... — я отняла руки, пробормотав что-то типа 'как есть так есть'.

Ауэ лишь молча сокрушенно покачала головой, благодарить она не собиралась, но понимала, что теперь в какой-то ничтожной степени обязана мне.

— Ладно, малышка, если ты не будешь дурой, то может быть мы станем чем-то вроде подруг, — обронила она.

Я молча кивнула, понимая, что она имела в виду — только что Ауэ рассказала свою личную тайну и если я не попытаюсь использовать полученную информацию, то могу рассчитывать на лояльность и минимальное содействие.

Мужчины вернулись через полтора часа. Отамнел был непривычно возбужден, Саббиа в мрачном удовлетворении, а Седрик был раздавлен. Он нес на плечах два трупа, один он сбросил в руки волкам, а второй опустил на чахлый газон. Я впервые видела мертвого divinitas и не могла отвести глаз. Оказавшись на живой земле, труп стал таять, превращаясь в рыхлую, черную, плодородную почву. Рядом тихо всхлипнула Ауэ, я тоже беззвучно плакала не в силах справиться с горем. Давно уже, очень давно, с приходом Единого, не-люди перестали вести войны и убивать друг друга, даже волки все чаще оставляют поверженных вожаков в живых, лишь изгоняя их из стаи.

Нас мало и мы слабы, потому что люди отвернулись от нас. Смерть каждого из нас — это потеря и горе. Горе, от которого нельзя закрыться.

По лицу Седрика катились слезы, но он их не замечал, надо было разровнять то, что осталось от Серхио, он занес руку и не смог коснуться земли, которой стало тело. Отамнел поднял его за плечи, а Саббиа разровнял землю, стирая очертания тела. Почему-то именно этот момент был самым страшным.

Седрик сам сел за руль и, не сказав никому ни слова, уехал.

— Ну что ж, дамы, — обратился к нам Саббиа, — ваша помощь, как видите, не понадобилась.

— Видим, — холодно отозвалась Ауэ, рассержено стрельнув глазами в волка, привезшего нас, тот горестно скулил над телом Хелен. Я вышла и пересела за руль, надеясь что моего более чем скромного опыта вождения будет достаточно для тихих ночных улиц.

Да, больше чем полвека назад была эта страшная и драматическая ночь, но помню я все в мельчайших подробностях.

Европейские вампы тогда напали не только на нашу общину, были еще Эл-Эй, Фриско, Детройт, Орлеан и Торонто в Канаде. Шесть крупных городов Нового Света, шесть общин не-людей. В Детройте и Торонто не смогли дать отпор, Главы общин были убиты, а divinitas разбежались. В Сан-Франциско и Нью-Орлеане убили глав, но община собралась и днем вскрыла лежку вампов, залив все бензином, выжгла мертвяков. Только у нас и в Лос-Анжелесе главы выжили и остались на своих постах. В Торонто через несколько лун молодой divinitas, такой как Седрик или я, вернулся со своими слугами-людьми и уничтожил лежку вампов и нового главу города. Только Детройт остался во власти вампов, но тамошний глава оказался вполне вменяем, он ухитрился соблюсти политику секретности, держа своих ночных убийц под полным контролем. Ведь самое страшное, что могло случиться, это если бы люди поверили, что вампы и прочие — совсем не сказка, что мы существуем на самом деле. Тогда бы не спасся никто, ведь несмотря на почти бесконечную жизнь мы уязвимы к оружию и чуждой силе — силе Единого.

Люди с необъяснимой жесткостью убивали старых богов, забыв что еще их отцы молились им. Если верить книге из моего детства, то создателей флерсов, Светлых Сестер, убили именно люди, без какого либо науськивания со стороны не-людей. Сестры намеренно удалились в глушь чтобы жить там со своими детьми-сотворенными никому не мешая и чтобы им никто не мешал. Их искали, специально искали, чтоб убить. Насколько же черными были сердца тех людей, что вся белая сила Сестер не смогла на них повлиять, не смогла остановить. Именно смерть Светлых Сестер стала последней каплей, filii numinis забились в щели, притворившись людьми. Почти все 'зеленые' лишились своих земель, Ауэ и Форесталь — типичные примеры, лес Форесталя просто вырубили, а Ауэ пришлось уйти со своих лугов — людей стало слишком много. Все луга превратились в выпасы скота, но это можно было бы пережить, если бы вместе с людьми не пришел и Единый, слишком много церквей поставили люди на землях вечно юной владычицы, сводя ее с ума и лишая сил. Она ушла со своих земель, как люди уходят с пепелища.

Прошло почти полтысячи лет с того момента, как каждый сын богов почувствовал смерть Светлых Сестер. За это время мы выродились. Окончательно. Раньше бело-зеленые могли посреди зимы создать цветущую поляну, а черно-зеленые призвать осень в конце весны, лишив живое лета. Бело и черно красные активно вмешивались в жизнь людей откликаясь на их просьбы и взимая плату. Даря долгожданных наследников или победы в битвах или же способствуя богатому урожаю, если они как мой предок Дионис владели и зеленой силой и красной.

Боги были сильны, они могли очень и очень многое. Те, кого зовут их детьми, могут лишь продлевать свою жизнь, пыжась от того, что люди и сотворенные в чем-то проигрывают им. Волки живут ненамного дольше людей, вампы подвластны солнцу, которое их убивает, флерсы и инкубы не блещут умом. Другие малочисленные расы тоже имеют свои слабые стороны, как правило, они не способны к логическому мышлению и планированию — живут сегодняшним днем, крайне тяжело приспосабливаясь к любым изменениям. А люди... Люди всегда идут вперед, не останавливаясь и не задумываясь. Последние сто лет они не идут, а бегут. И если задуматься хоть на секунду, то становится ясно, что бегут они к пропасти, в которую утащат и нас... Я не задумываюсь над этим. Пользы от этих размышлений никакой, а вред явственный. Я ведь белая — мне нельзя расстраиваться и унывать, это не дает мне 'нормально функционировать'. Не только флерсы и инкубы живут сегодняшним днем, filii numinis тоже, и в этом наша беда...

Всегда! Всегда после посещений тетушки на меня накатываются воспоминания и унылое настроение. И похоже ничего с этим поделать нельзя.

Седрик так и не простил Руфусу смерть той волчицы. Он бы убил его, но тетушка Агата обратилась к Саббиа и выкупила сына собой. Десять лет она была в услужении у властелина песка за то, что тот взял Руфуса под защиту. Мы с Седриком кое-как определились в своих отношениях. Через луну после той страшной ночи, он пришел ко мне с просьбой-предложением. Ему надо было встречать главу не-людей из Лос-Анджелеса, по слухам очень сильного filius numinis, он бы гарантировано разглядел природу нашей связи и тогда авторитет Седрика как главы, не стоил бы и выеденного яйца. Так вот, Седрик предложил снять рабскую метку в обмен на 'жизненную' клятву не чинить мне зла. Деваться было некуда и я, скрепя сердце, согласилась, правда настояла на том, что период между снятием метки и произнесением клятвы, Седрик будет крепко связан, как говорят люди — от греха подальше. Я очень нервничала, поэтому снятие метки прошло ужасно и болезненно — шнур выскальзывал, не желая покидать тело. Оно и ясно почему, я боялась освобождать Седрика и поэтому никак не могла четко сформулировать приказ силе.

— Пати, прекрати меня мучить. Оставь. — Прошептал мой пленник искусанными губами. Мне стало жалко его, и именно жалость помогла все же выдернуть толстый пушистый шнур одним рывком из обоих центров.

Седрик лежал без сознания, а я как могла закрывала в нем дыры, делясь зеленой силой. Меньше чем через минуту он пришел в себя.

— Ты кормишь меня? — удивленно спросил он.

Я пожала плечами, сам ведь прекрасно понимает, что кормлю.

— Зачем?

Этот вопрос застал меня врасплох. Ну как зачем? Я сделала плохо, я сделала больно без причины и не желая этого. Надо же загладить свою вину. Но слов, чтобы объяснить это Седрику, я не находила. Вместо этого я спросила

— А что? Не надо?

Он улыбнулся.

— Пати, будь моей женой.

Если б он ударил меня черной силой, это б возымело меньший эффект.

Я отскочила от него закрываясь, готовая к бою.

— Пати... — в его глазах недоумение и легкий страх.

Я молча заметалась из стороны в сторону.

— Ты хотел произнести клятву, — наконец нашлась я.

— Я не вижу неба, — ответил он странным голосом.

Пришлось мне его подтащить к окну, были сумерки, не лучшее время для 'жизненной' клятвы, но и так сойдет.

— Клянусь своей жизнью, — тихо произнес он, но слова как будто зазвенели сами по себе, не желая затухать, — что не причиню тебе зла и не буду злоумышлять против тебя. И не буду помогать твоим врагам против тебя. Пусть этот сумеречный час будет мне свидетелем и пусть он возьмет мою жизнь, если я нарушу клятву.

Сумерки как будто сгустились вокруг нас, оплетая, а потом осели еле видимыми vis-зрением браслетами на руках Седрика и обручем на его голове, а у меня на груди оказалось что-то вроде брошки напротив сердечного центра.

— Ну? Теперь ты развяжешь меня?

Я молча сходила за канцелярским ножом и разрезала веревки. Седрик тут же взял меня за руки, я попыталась вырваться, но он держал крепко, но не грубо.

— Пати... Пати, ну что ты как кошка вырываешься если тебя взять и ластишься когда этого не ждут, — ласково сказал он.

— Да уж! Я не сучка, которая прибегает по первому свисту! Пусти, Седрик!

Он выпустил мои руки.

— Чем я не хорош?

Я в удивлении посмотрела на него, он что шутит?

— Всем.

— Всем? — переспросил он.

— Да как тебе в голову то взбрело? Как ты себе представляешь нас вместе? А? Я и НАШИ слуги волки? Да? Я белая!!! Седрик. Белая! И не слабее тебя! Я НЕ БУДУ тебе подчиняться!!! Уходи!

— Пати...

— Убирайся!!! — я готова была впиться ему в горло, если он не сделает хотя бы шаг к двери. Но он сделал, он отошел от меня, надел рубашку и набросил пиджак.

— Мы вдвоем убили Абшойлиха и его выкормышей, нам обоим надо принимать послов, — мрачно сказал он.

— Нет. Это твоя победа. Наслаждайся ею и оставь меня в покое!

Мы долго не виделись после того дня. Год или даже два, но потом был какой-то вопрос, который касался меня, пришлось участвовать в Совете. Мы оба сделали вид, что между нами ничего не было и нет, и притворялись еще долго.

* * *

За воспоминаниями пролетело два часа и солнце желтыми вечерними лучами заглянуло ко мне в комнату. В расслабленной тишине раздался телефонный звонок, домой мне звонят только Сэм и Дениз. Это была Дениз.

— Мисс Дженьювин, вас настойчиво ищет по телефону некий Роберт МакФлоренс, сын Герберта МакФлоренса, — Дениз явно читала по бумажке, — он очень нервничал и клялся что это крайне важно, поэтому я вас побеспокоила.