Катарсис Империи

— Двадцать шестое января, — на секунду прикрыв глаза, произнес собеседник.

Так, это в пересчете на новый стиль будет... М-мать твою!

— Владимир Николаевич! — С жаром выпалил я. — Нужно срочно уведомить командование Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре!

— О чем же, милостивый государь? — Собеседник ощутимо напрягся.

— В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое января 1904 года японцы нападут на стоящую на внешнем рейде русскую эскадру. Массированный налет миноносцев приведет к повреждению торпедами броненосцев 'Цесаревич' и 'Ретвизан', а также крейсера 'Паллада'. А днем двадцать седьмого — атакуют в корейском порту Чемульпо крейсер 'Варяг' и канонерскую лодку 'Кореец'. После неудачного для нас боя, крейсер будет затоплен и в последствии поднят японцами со дна рейда и введен в строй собственного флота. Канонерку взорвет экипаж. Вражеский флот перехватит и завладеет рядом российских пароходов, везущих стратегические грузы для наших кораблей! Вы понимаете, что мы можем предотвратить неизбежные потери нашего флота в самом начале войны?

Меж тем, контрразведчик, словно спохватившись, засуетился, ища что-то в карманах. Я сопровождал его действия недоуменным взглядом.

Наконец, из карманчика своего жилета, он извлек луковицу часов. Затем, тяжело выдохнув, перевел взгляд на меня.

— Кажется, мы с вами опоздали, Илья Сергеевич.

— Что? Почему?

— Всегда теряю ход времени, находясь в допросных. Сейчас уже раннее утро двадцать седьмого числа.

Твою мать!

От досады хотелось выть белугой. Как? Как могло случиться, что заполучив в свои руки такую возможность, я ее бессовестно прос.ал? На кой хрен все эти игры разумов устраивал? Надо было все в лоб выкладывать, как только появились подозрения, что я попал в прошлое!

С другой стороны, успокаивала меня психика, где вероятность, что тебе бы поверили? А если б поверили — то успели? Как вообще в такой ситуации можно быть уверенным, что попал именно в этот год, да еще к началу войны, исход которой несмываемым позором лег на долгие годы на репутацию русских моряков?

Помассировав виски, я отогнал подальше зарождающуюся мужскую истерику. Думай, голова, думай, шапку куплю!

Так, выдыхай. Ничего непоправимого, по сути не произошло.

Развязка в Чемульпо вполне закономерна и практически иного варианта развития событий не осуществить. Насколько помню, японцы заблаговременно взяли под контроль телеграф, так что, известить Руднева и Беляева не представится возможным в любом случае. Тем более, что на подходах целая эскадра — крейсера и миноносцы. Даже если послать с сообщением корабль из Артура — он не сможет доставить приказ, будет перехвачен и уничтожен. С этим придется смириться.

Теперь, по поводу самого Артура. Несмотря на массированную атаку, желаемого японцам не получилось достичь — ни один из кораблей не утонул и критических повреждений не имел. К концу апреля их введут в строй и япошкам вновь придется 'кубатурить' как побеждать. Там, на восточных границах Империи, конечно, все грустно в плане материально технического оснащения...

Но, в конце концов, я же здесь! Знаю как и что произойдет, а значит, если довести эти сведения до самых верхов — можно будет переиграть Того и если не победить в войне, то хотя бы остаться при своих. Япония воюет в долг, импортируя большую часть всего необходимого — от еды, до запасных частей и лошадей для кавалерии. Значит, если правильно спланировать резню на коммуникациях, год, самое большое — полтора, такой войны, и Токио сам запросит мира.

Надо только все это грамотно обрисовать и передать наверх...

— Владимир Николаевич, — обратился я к Лаврову. — Думаю, не все потеряно. Все повреждения даже без подсказки со стороны в Артуре исправят. А ход войны всегда можно повернуть в нашу сторону благодаря тем знаниям, которыми я обладаю. И тогда наша победа обеспечена!

— Помилуйте, Илья Сергеевич, разве же возможно, чтобы мы проиграли? — Удивился Лавров.

'Вот тебе бабушка и Юрьев день!', — подумалось мне. Нет, я понимаю, что в самой биографии Лаврова об этом практически не сказано, но ведь во втором документе, посвященном Первой мировой войне, об этом не раз говорится! Очевидно, ротмистр читал бегло, или не проникся.

— Поверьте мне, еще как возможно. Японцы уничтожат практически весь наш флот — как Тихоокеанский, так и Балтийский, пользуясь превосходством в скорости своих кораблей и мастерстве экипажей. Пока Токио беспощадно тренировал своих матросов и солдат, наши вооруженные силы, моряки, в частности, простаивали в 'вооруженном резерве', что качественно нивелировало сколько бы приемлемую выучку до войны.

— Как же так, — возмутился Лавров. — Наша армия превосходит японскую в численности, да и кораблей у нас побольше будет. Мне ли не знать?

— И все таки, — я покачал головой, — все будет именно так, как я вам рассказал. А коль не верите, жестом я попросил передать мне планшет, — есть у меня кое-что для вас по этому вопросу... Так, нашел. Вот оно. Вы пока посидите, посмотрите, а мне бы бумаги и карандаш. Пером, знаете ли, не научился писать.

* * *

Ничто так не клонит в сон, как мягкий матрас и пушистое одеяло.

Соломенный тюфяк и колючую одежду мне заменили сразу же, как только завершилась моя встреча с контрразведчиком. Принимая от меня несколько листов, исписанных простым карандашом, он еще долго расспрашивал меня о, на первый взгляд, пустяках. Впрочем, его попытку 'подсосать' информацию о будущем, я мягко, но верно пресек.

— Раз уж так вышло, что я оказался в истории родного и близкого по духу государства, то, как сами понимаете, мне не хотелось бы провести остаток жизни в казематах. Не думаю, что добиться моего освобождения в обмен на мои знания, будет сложно.

— Легко сказать, Илья Сергеевич, — скривился контрразведчик. — Не так-то просто обстоят дела с вашим появлением. Вы в самом деле не знаете, как очутились тут и что произошло?

— Ни в коей мере.

— Тогда не знаю, что и сказать...

— Говорите уж, как есть, чего тянуть то.

— Вас обнаружили без сознания в Зимнем дворце. В парадной, конечно, но сама суть ситуации — неизвестный человек, тайно пробирается в резиденцию государя... Скандал старшный. А как только нашли при вас эти вещи, — он похлопал по саквояжу, — да увидели иностранные надписи, то сразу решили, что это происки иностранной разведки. Даже предположили, что вы хотели теракт произвести — время не спокойное нынче. Но, вы и сами знаете...

— Интересно, — протянул я. В самом деле, как это я оказался во дворце то? Я за жизнь в нем был то от силы пару раз — во время отпусков. Любопытные вещи творятся, знаете ли... — Вероятно, это какой-то побочный процесс моего переноса во времени. Даже не знаю, что и сказать-то.

— Поверьте, мне уж точно нечем объяснить это, — развел руками Лавров. — Не иначе чем Божьей милостью вы оказались здесь. Чтобы повернуть колесо истории.

'Ну да, — я мысленно усмехнулся. — Жди от Бога таких сюрпризов, как же'.

— Пожалуй, в самом деле, Бог от России не отвернулся. Даже спустя сотню лет нет тех, кому бы это было бы под силу. Но, как по мне, изучение причин моего появления здесь — менее важный вопрос, чем перспективы, которые теперь перед нами открываются, Владимир Николаевич. Так что, я вас заклинаю — сообщите обо мне на самый верх. Я готов приложить все усилия, чтобы отвратить Россию от уготованной ей участи.

— Сделаю все, что в моих силах, — заверил меня контрразведчик. — Пока что я распорядился, чтобы условия вашего нахождения улучшились. О вас позаботятся, пока я отправлюсь на доклад. Не знаю, сколько времени это займет — сами понимаете, бюрократия-с.

— Не та у нас ситуация, чтобы медлить, Владимир Николаевич, — скривился я. — Помните, что я написал про 'Боярина' и 'Енисея'? Двадцать девятое число совсем рядом — промедлим, и потеряем новые корабли.

Лицо Лаврова потемнело. Как человек, который на государственную службу пошел из-за горячей любви к Родине, я его понимал. Воины японского императора благодаря своему вероломству за одни только сутки уже повели в счете, да так, что русскому флоту приходится ой как несладко.

— 'Маньчжур' так же будет заблокирован в Шанхае, — напомнил я. — Против крейсера он не выдюжит, а если эскадру направить ему на выручку — ее уничтожат по дороге. Одна старая канонерка не стоит флота.

— Ну-с, это уже решать не нам, Илья Сергеевич, на то есть Шпиц, Генерал-адмирал и, наконец — Государь — отчеканил Лавров. — Впрочем, мы можем только молиться Всевышнему, чтобы они прислушались к вашим словам, и достаточно быстро. Иначе не миновать нам и еще больших бед — враг против нас страшный, вопреки весьма распространенному у нас мнению относительно того, что 'у японца тонки ножки, у макаки мелки блошки'.

— Постараемся этого избежать, — кивнул я ему уже в коридоре, когда мы оба покинули допросную.

— Займусь докладом незамедлительно. Вы же пока отсыпайтесь и набирайтесь сил — если все слоится благоприятно для нас, то предстоит много работы.

На том и расстались. Контрразведчик отправился за пределы Петропавловской крепости, где, как оказалось, я находился. Мне же пришлось вернуться в свою камеру, преобразившуюся за время моего отсутствия. Конечно, лучше и чище тут не стало, но замене тюфяка на перину с теплым одеялом, я был несказанно рад. Кроме того, выдали мягкое белье из тонкой хлопчатобумажной ткани — длинные подштанники и нижнюю рубашку. Несмотря на свой, до смешного архаичный вид, они наконец-то защитили мое измученное тело от грубой шерсти тюремной робы. Измотанный бесконечными вопросами Лаврова, периодически опасливо поглядывавшего косящегося на гору предметов из будущего, я с трудом доплелся до своей камеры.

Те же два сопровождающих, спустя некоторое время внесли в камеру два подноса с едой — ничего сверхъестественного. Но, в моем положении — поистине райское наслаждение. Борщ со сметаной и черным хлебом. Вареная картошка с поджарками. Горячий, крепкий чай.

Неторопливо, наслаждаясь каждым кусочком еды, я привычно размышлял, перестав обращать внимание на непрерывные шевеления за дверью. Лязганье тюремных камер и работа конвоиров меня сейчас беспокоили меньше всего на свете. Своя рубаха, она как-то поближе к телу будет.

Как ни странно, но сам факт переноса во времени, не вызвал никаких осложнений. Дае психика совершенно ровно восприняла этот факт. Наверное, стоило благодарить за такую рациональную оценку ситуации бывших наставников, которые путем долгих и кропотливых тренировок добились своего. И теперь мое горячее сердце и холодный ум, прикидывали шансы на освобождение.

Как ни прискорбно это осознавать, но наиболее вероятным оставалось все же мое заключение. Как бы высоко Лавров не донесет столь ценные знания, что я передал ему на бумаге, предстоит пройти не один круг бюрократии, прежде чем информация попадет на стол к тем, кто действительно способен принять решительные меры. Если такой человек в этом времени действительно существует, разумеется. Скорее всего, даже если моей информации поверят, мне остается лишь участь ценного источника информации, который будет находиться под круглосуточной охраной где-нибудь далеко-далеко от лишних глаз.

Но, даже при таком раскладе, всегда можно найти положительные стороны. Всегда можно начать торги за столь драгоценную информацию — выбить себе хорошее содержание, собственный дом. Эх, не работа, а мечта — получать много, при минимуме затрат.

Ну, а если попробуют добыть информацию силой... Что ж, удачи им в этом. Заряда в планшете осталось, конечно, достаточно — девять десятых. Но, подобрать пароль... Это уже проблема. Я честно предупредил Лаврова — три неверные попытки 'взлома', и произойдет полное очищение памяти. Благо, знакомый из программистов помог в обеспечении информационной безопасности. Ну, а будут долго возиться с принятием решения — у них неделя сроку, максимум. Потом заряд себя исчерпает. Собрать источник питания, конечно, труда не составит — но для этого потребуется довольно много времени. И в конечном итоге, все вернется к введению пароля.

Но, оставался неразрешенным и другой, не менее важный вопрос.

После подробнейшего объяснения по назначению каждого из предметов большинство из них Лавров мне все же вернул, в саквояж возвратились лишь карманные ножи. Неторопливо затянувшись после обеда сигареткой из собственной пачки, что волей случая оказалась у меня в кармане в момент переноса в прошлое, я принялся расхаживать по камере, размышляя.

Лязгнул засов, и дверь в камеру отворилась. Один из конвоиров, дождавшись, когда я отойду в дальний угол помещения (заведенные порядки нарушать не стоит, даже если ты трижды из будущего), забрал использованную посуду, после чего занес в камеру и поставил на стол небольшой, литров на пять, бак с водой и кружку. Это, значит, чтобы я от жажды не помер. Молча кивнув в знак благодарности, я проводил мужчину взглядом. Как только дверь закрылась, затушил окурок в ведре.

Метаться по камере ,словно загнанному зверю, не хотелось. А вот дремота после сытного приема пищи, накатывала.

Сбросив с себя галоши, я залез под одеяло.

Точные как часы на Спасской башне Московского кремля 'Адмиральские' показывали три часа по полудни. Забавный факт — произошедшее ни на секунду не нарушило работу их механизма. Лавров не стал возражать, когда я попросил их оставить при себе. Конечно, для начала двадцатого века, наручные часы — диковинка, но и опасности в них никакой.

Мне они достались от деда, бывшего флотского офицера. Последний его подарок перед тем, как все пошло наперекосяк.

И сейчас, даже не знаю, жив ли он, мать. Отец погиб в двухтысячном, так что, как ни горько это говорить — его судьба единственная из тех, что мне действительно известна.

И вот сейчас, глядя на ритмично отбивающую секунды тоненькую стрелку, я понял, что моя жизнь окончательно изменилась. В худшую или в лучшую сторону — не понятно.

В конце концов, меня могут банальным образом прибить здесь, в этом каменном мешке — как человека, 'который слишком много знал'.

Наивно полагать, что система, которая десятилетиями гнила изнутри, захочет измениться. Для этого нужны жесткие, кардинальные меры, тотальные чистки. Гнойную рану на ноге не оставляют на самотек — гнойник обязательно нужно вскрыть, осушить, вколоть лекарство и поддерживать соответствующую терапию до полного излечения — в противном случае, чтобы спасти организм, потребуется отсечь конечность. И если этого не сделать — закономерным итогом будет непосредственно смерть пациента.

Здесь и сейчас, широкие массы чиновников всех мастей крайне скептичны по отношению к реформам.

Ведь они, власть имущие, в основе своем — дворянство, знают как лучше для Российской Империи. И старательно правят по направлению к катастрофе...

Честно говоря, монархия — не самая совершенная форма правления в этом временном промежутке. Мир изменяется столь стремительно, что человек на троне должен быть виртуозом во многих областях, чтобы сохранить свое государство. В противном случае — кризис, революция, миллионы смертей.