Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
День проскакал мимо, будто дикий жеребец. Меня даже 'укачало' от безумной скачки. Чтобы прийти в себя и проветриться, я пошёл домой пешком. Попинал тростью жёлтые листья на набережной, посмотрел на зажигающиеся фонари, вдыхая особый воздух, наполненный неповторимыми запахами поздней осени. К дому подошёл затемно. Скинул в прихожей туфли и плащ.
— Расставь всё по местам, — приказал вечно недовольному Проньке и, поднявшись на кухню, набил трубку.
Притулившись за небольшим столом, я хмуро уставился на полки. Старинные дверцы давно повело от пара и жары. Они рассохлись и дерзко скрипели не смазанными петлями. Печь так заросла копотью, будто её топили по-черному. Стулья стояли друг на друге в углу, стыдливо прикрывшись скатертью. Времена, когда я принимал гостей, давно канули в лету, и домовой бессовестно расслабился. Хорошо хоть посуду мыл. Конечно, у него и тут работы было немного. С моими скромными пристрастиями в еде и единственным видом дозволенного питья, на кухне ему задерживаться не приходилось.
— Пронька! — взвыл я, потирая ушибленный затылок.
Мерзкий домовой затеял нежданную уборку, и леветируя деревянную меленку с полки на стол, заехал мне по голове.
— Будешь разоряться, кикиморе скормлю! — пригрозил я.
— Да, больно надо, — обиделся домовой из-под веника.
— Больно, но надо, — машинально ответил я.
— Вот передохнет, ваше благородие, кусючая геранька на подоконнике от дыму ядучего, тогда уж сами не разоряйтесь. Откачивать её привередницу, и пестики промывать не буду!
Я огляделся. Кухня действительно утонула в дыму. Пришлось встать, распахнуть окно и впустить свежий воздух. Три куста мухоловок, которые Пронька упорно обзывал кусючей геранькой, зябко затрепетали листьями, а темно-красные цветы, в чьих плотно сомкнутых лепестках прятались острые зубья и длинные липкие языки, развернулись к улице. Я невольно вспомнил визит утренней гостьи и цветок. Он изумительно ей шел, небрежно запутавшись в мягких, но густых, светлых волосах. Видимо не зря Врочек хвалил её таланты. Даже после бессонной ночи я не перепутаю настоящий цветок с материализовавшейся иллюзией. Вряд ли кто-то подарил его в ту раннюю пору по дороге к моему дому. Скорее выдернула из сновидений и оставила на память. Я вздохнул. Сама-то небось выспалась, а от меня Сняву отвадила. Чего я об этом вообще вспомнил? Да, точно, надо переговорить с Францем. Если она владеет даром материализации сновидений, её стоит держать подальше от моего трактата. Мало ли, что ещё способна учудить эта девица.
Я вытряхнул трубку и потёр правую ногу.
А я всё думал, где видел её раньше? Шесть лет прошло, не сразу признал. Невольная причина половины моих несчастий. Не зря пытался её забыть и навсегда вычеркнуть из памяти. От нее, что в прошлом, что в настоящем одни неприятности. По её милости, я едва не лишился ноги. Ладно, кто старое помянет... Обошлось и слава Четырем Пресветлым. Главное не думать о деле. Если каждую минуту прокручивать в голове детали шести убийств, начнёшь потихоньку сходить с ума, но к разгадке всё равно не приблизишься. Искать верную ниточку надо на свежую голову, а для этого надо сбросить с плеч груз прошедших дней и как следует выспаться.
Я недоверчиво хмыкнул собственным мыслям. Выспаться, ха-ха. Себя не обманешь. Меня ждёт еще одна бессонная ночь. И, чтобы окончательно не сорваться, стоит хотя бы принять душ. Смыть въевшийся запах табака, неприятные воспоминания и попытаться втереть в себя хотя бы немного бодрости.
Всё еще путаясь в лабиринте навязчивых мыслей, я забрался в ванну и намылился. Импульс охранных чар чуть не выбил мыло из рук. В дом проник чужак. Пронька бессовестно спит, и вряд ли проснётся до того, как воры не попытаются утащить сам дом. Я бы тоже не стал дёргаться, пусть попробуют найти что-нибудь ценное, но второй импульс, всё-таки выбивший проклятущее мыло, означал, что распоясавшиеся грабители вскрыли мой кабинет. Тут уж я не сдержался, подхватил первое попавшееся полотенце, и, смотав набедренную повязку дикаря, бросился в бой.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
О четверо милосердных, что я здесь делаю?! Как Аська уговорила меня на это самоубийство? Чтоб она там не несла, я не преподаю урок 'пустоболту' и 'разбалтаю', я граблю боевого мага, которого боюсь до колик в желудке! Можно успокаивать себя, что забраю то, что принадлежит мне по праву. Но я лезу в чужое окно, и если меня застукают, то отправят в уютную сырую комнату с окошком в клеточку и соседями-крысами, или Вильк испепелит на месте, не заморачиваясь выяснением личности.
Так! Не думать о нём! Надо мыслить позитивно. Его не должно быть дома! Он забыл установить охранные чары и ловушки на воров вроде меня. Угу... Такой забудет! Вот и безобидный плющик, по которому я вознамерилась лезть на балкон второго этажа, уже плотоядно тянется ко мне. Кыш, кыш! Уйди! Я знаешь, какая травоядная! Не разевай пасть, а то сама тебя слопаю! У меня всё получится. Я мыслю позитивно. Пусть домовой меня не заметит. Пусть у Вилька вообще никакого домового не будет. Пусть он весь такой беспечный и уязвимый, как девица под хмелём... Ага, щазз! Лучше плющ совсем не трогать, ну его к куцю в болото, руки мне ещё пригодятся. Знаменитых художниц без рук не бывает. Вон водосточная труба рядом, лучше по ней залезу.
Я повисла на трубе, и та надсадно крякнула. Меньше шоколада нужно лопать, ага! Я полезла вверх, пыхтя, словно анагорский хурмяк 7, бегущий в колесе... И бегать по утрам, угу! Юбка, пусть специально подобранная, и завязанная узлом на поясе, отчаянно путалась в ногах. Труба под моим весом удрученно скрипела. Если оторвется, рухну вниз, прямо в крыжовник. Зачем он тут вообще? Или... Лучше не думать, что этот, с позволения сказать 'куст' способен сделать с хрупкой девчонкой возомнившей себя успешным грабителем. Никаких 'или'! Мыслю позитивно! Геройскую смерть оставим напыщенным юнцам, а себе возьмём заслуженный трофей.
Труба вновь издала душераздирающий скрежет и опасно отклонилась от стены, но крепежи пока держали. Никуда они не денутся, потерпят ещё минутку, я уже почти добралась. Осталось раскачаться и... Сидя на крапиве, мечтай о позитиве-э-эх! Я перепрыгнула с трубы на балкон, навалилась животом на перила и вцепилась в фигурные столбики. Та ещё скалолазка! И поза живописная! А уж как впечатляюще выглядит с улицы мой оттопыренный тощий зад с задравшейся юбкой.
Я не успела 'порадоваться' за случайных прохожих, как труба с мерзким скрежетом отделилась от стены и повисла над 'крыжовником', раскачиваясь на нижних крепежах. Обратный путь отрезан. Конечно, если сам Бальтазар Вильк в исподнем ринется за мной, я, не раздумывая, сигану с балкона, и пусть уж тогда коварный крыжовник пеняет на себя. Но во всех других случаях, придётся искать иной путь.
Давя рвущийся наружу нервный смех, порой воображение у меня через чур живое, я перевалила вторую половину своей тушки на балкон. Осторожно просунула мастихин 8между створками балконной двери и поддела щеколду. Ф-фу, я внутри. И до сих пор жива. Пока жива — ехидно подсказал внутренний голос интонациями Бальтазара Вилька.
— 'Тьфу на тебя, дурак!' — обозвала я обоих и ввалилась в кабинет.
Пришла запоздалая мысль, что я даже близко не представляю, где искать рисунок. Почему он должен быть в кабинете? Может Вильк держит его в спальне, чтобы полюбоваться перед сном. Мигом пригрезилось, как он в розовой пижаме левитирует над кроватью в позе лотоса и медитирует на мой рисунок. Тьфу, бред какой! Ну откуда, скажите на милость, у Бальтазара Вилька розовая пижама! Богини, о чем я думаю...Что-то в последнее время, стоит вспомнить о нём, и в голову сразу лезут непристойности. К чему бы это? К куцю, Вилька! Приступим к разграблению могил, то есть к вскрытию стола.
Я решительно потянула на себя верхний ящик и навстречу, бестолково трепыхая крылышками, вылетела стайка моли, доедавшая, как оказалось, старый несвежий платок. Фу, гадость! Или это такая ловушка для моли? Второй ящик порадовал кипой бумаг, недоеденным бутербродом и мышиным гнездом. А бутерброд специально для мышек? Одна серая негодница нагло обпищала меня и едва не цапнула за палец. Я поспешно задвинула ящик. Надеюсь, что рисунок не хранится в такой помойке. Ну, ведь не может же, правда? Исключительно ради очистки совести я дернула третий ящик. Тот не поддался и в ход снова пошел мастихин.
Я уже почти совладала с защелкой, как дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Резко подхватившись с корточек, я от неожиданности выронила мастихин. На пороге кабинета стоял Бальтазар Вильк... голый, как и заказывала. Куць меня за ногу! В следующий раз надо думать потише. Впрочем, я чуть погрешила против истины. Пан Вильк не был гол как сокол, на его бедрах болталось ядовито-зеленое полотенце с приторными розовыми орхидеями. Всё такое куцее, изрядно потертое и, похоже, вообще ножное. Страх, таившийся в глубине меня, попытался ломануться наружу, но нелепый вид пана Вилька преградил ему дорогу. По логике эльфийских романов, полагалось узреть могучую грудь, рельефный пресс и подобные колоннам ноги, додумать нефритовую плодоножку под полотенцем и благовоспитанно хлопнуться в обморок, но образование губит в женщине нравственность. За время обучения я повидала сотню таких героев, без полотенец и даже фиговых листков. Поэтому уставилась на него с чисто художественным интересом. Для героя худоват — сплошные жилы да кости. Какая там могучая грудь... Пресс, правда, наличествовал. Но ноги больше напоминали две кривые палки с кудрявой корой. Да ещё и правое бедро уродовали рваные шрамы. Богини пресветлые, и вот этого я боялась?! Мышь из ящика была грознее! Он дёрнул мокрой головой, так что полетели клочья мыльной пены, я не выдержала и расхохоталась. Правду говорят, если чего-то боишься — смейся страху в лицо, и он уползет, поджав хвост. Я хохотала и не могла остановиться.
— Какого лешего, вы ржете, словно лошадь на выгоне?! — раздраженно прорычал Вильк. — И что вы, куць вас задери, делаете в моем доме?
Я честно попыталась ответить, но изо рта вылетел лишь невнятный всхлип и меня одолел новый приступ смеха, ибо мокрая мышь в гневе, это уже чересчур. А, как говорится, в гневе вы смешны, то есть страшны, в смысле испугалась бы, если б так смешно не было.
Разъярённый Вильк, поняв, что ничего от меня не добьется, попросту схватил за локоть, выволок в коридор, а после выставил на улицу.
— Завтра придёте в чувство, жду от вас объяснений. Ясно?
Он даже не стал ждать ответа, а я успокоилась ещё нескоро и всю дорогу домой глупо хихикала, привлекая внимание припозднившихся прохожих. Перед глазами все ещё стоял герой в полотенце, а воображение подкидывало всё новые варианты развития событий.
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
Я был вне себя от гнева! Нет, совсем не оттого, что меня увидели в чем мать родила, и не оттого, что я при этом выглядел, как дурак. А ведь наверняка выглядел. Ну-ка припомни, друг Бальтазар, когда над тобой в последний раз девушка смеялась? Но все это лирика. Я был вне себя от гнева потому, что в мой дом проникли, а я узнал об этом в последнюю очередь. Ловчие заклятия не сработали. Хотя, чему я удивляюсь? В последнее время я домой только спать приходил, совершенно забросив свое жилище на произвол судьбы. Охранные чары износились, ослабли — и вот результат. А домовой бестолковейше проморгал незваную гостью. И зачем я только держу в доме это мохнатое недоразумение?
— Пронька! Куда ты залез, чудище лопоухое?! — прорычал я, тщетно пытаясь найти пару от носка.
Домовой сердито сопел где-то за печкой.
— Где брат-близнец этого носка?
— А его моль пожрала, Бальтазарушка, — злорадно донеслось из-за печки. — Ты их почаще в кабинете оставляй, она все твои носки слопает!
— Я, что, носки в кабинете запер?
— Да, ты, Бальтазарушка, давно в облаках летаешь. Так что, ничего удивительного.
Я пожал плечами. Если честно, в последнее время я предпочитал работать на кухне, ибо в кабинете царил жуткий бардак, а прибраться у меня все руки не доходили. Проньку же я туда не пускал именно из-за охранных чар (будь они неладны), направленных на нечисть. Я сменил гнев на милость.
— Ладно... Пронь, приберись в кабинете. Там все равно охранка поломана. Только бумаги никакие не выкидывай.
— Вот всегда так: Пронька то, Пронька это... Нет, чтоб молочка налить или сметанки, — недовольно бухтел домовой, вылезая из-за печки. — Как девке этой белобрысой, так канхветы посылаешь... а она опосля в дом без спросу лезет!
Но я уже не слушал его. Сделает, никуда не денется. А мне пора в управление.
— 'Твоя щепетильность тебя когда-нибудь погубит, друг Бальтазар', — мрачно думал я.
Увы, отношусь к тому типу людей, которые спешат даже на собственную казнь, боясь опоздать к назначенному времени. Ведь знаю же, что ничего хорошего меня сегодня на рабочем месте не ждет, но стремлюсь туда с завидным упорством.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
5. Жовтень — название второго месяца осени в Растии. назад
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
6. Левк — золотая монета в Растии. Один левк — двадцать растов (серебряная монета). Один раст — двадцать мелек (медная монета). назад
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
7. Анагорский хурмяк — забавные маленькие грызуны, которых в Анагоре (горное государство на северо-востоке Радужного хребта) разводят ради длинной волнистой шерсти. назад
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
8. Мастихин — специальный инструмент для рисования и выглядит как лопатка или шпатель из легко гнущейся тонкой стали. назад
