Режим бога. Восход Красной Звезды

— В общем, некоторые члены ЦК и Политбюро, хотят на тебя посмотреть, прежде чем принимать решение. Наши артисты, вроде, ансамбля песни и пляски Александрова, балет Большого театра, успешно гастролируют по капиталистическим странам. Но, это высокое искусство. Примеров успеха эстрадных групп, пока не было.

— И не будет, если не менять ситуацию.

— Это, почему? — удивился Чурбанов.

— Во-первых, цензура. Один из музыкантов нашей студии, Борис, играл в группе "Цветы" Стаса Намина. Ее запретили, цитирую, как "пропагандирующую буржуазные идеи "хиппи". Запретами, идеологическую войну не выиграешь. Надо самим, леса поджигать.

— Я не знаю, что там с "хиппи" — завелся Чурбанов — Но пять лет назад, на улице Герцена, Намин устроил давку, среди своих поклонников. Милиция перекрывала автомобильное движение, могли погибнуть люди. Если бы не дед Намина в ЦК — Анастас Микоян — то "Цветы", отправились бы цвести на лесоповал.

— Во-вторых, мы сильно отстаем с музыкальным оборудованием — я проглотил отповедь и продолжил — Например, на "Мелодии" не знают, что такое эффект фуза на соло-гитаре. Недавно, Штильман остановил запись оркестра и запретил музыканту "искажать звук на гитаре". И так, по многим позициям.

— Ты, Вить, вот что — нахмурился Чурбанов — Держи эти свои идеи на Старой площади, при себе. Там, никого не волнуют фузы-музы.

— Что же их, тогда волнует? Валютные поступления? Не сбежит ли кто, в Италии?

— Да, не знаю я! — от генерала, уже, можно было прикуривать — Сказали привезти Селезнева, вот и везу.

Это, кто же зятя Брежнева, может таксистом запрячь? Мне, даже, любопытно стало.

— -

Вот они — два старика, два "серых кардинала" советского государства. Смотрят на меня, не мигая. Один — Суслов — рулит всем Политбюро. Без его решения, Брежнев шагу ни ступит ("как на это посмотрит Михаил Андреевич"). Курирование идеологии — это, лишь вишенка на торге. Другой — Пельше — руководит партийным контролем и, неформально, кадрами. А еще, он натуральный основатель Союза — вместе с Ильичем, делал революцию, чуть ли не держал за ноги, когда Ленин, выступал с броневика. Пережил НЭП, сталинские чистки, хрущевские оттепели — все видел, все прошел. А у меня рука болит, просто разрывается. Никакого нормального обезболивающего ("до свадьбы заживет"). И Чурбанова нет. Провел по коридорам здания ЦК, тихо поздоровался со старичками и отвалил. И что, теперь делать? Порвут, как тузик грелку, ей богу порвут.

— Селезнев — начал разговор Арвид Янович — А ты, когда песни успеваешь писать? Леонида Ильича спасаешь, преступников ловишь, в чемпионатах по боксу побеждаешь — да, еще придумываешь и "Бессмертный полк", и движение, за помощь голодающим Африки... В школе, на переменках?

— А у меня накопился запас, уже написанных песен, да и пишется легко — иногда за вечер придумываю — промямлил я — Вот, гостил на даче Юрия Михайловича, написал русские слова к той английский песне, что я обещал Леониду Ильичу. Про помощь голодающим, в Африке.

Я встал и пропел куплет а капелла:

"Замыкая круг, ты назад посмотришь, вдруг,

Там увидишь в окнах свет, сияющий нам вслед,

Пусть идут дожди, прошлых бед от них не жди,

Камни пройденных дорог, сумел пробить росток!"

У Криса Кельми, была одна единственная, классная песня — это "Замыкая круг". Которую он "собезъянничал" с джексоновской "We Are the World" и спел с ведущими советскими исполнителями — от Градского и Агузаровой до Сюткина и Макаревича. Тут, моя совесть, была совсем чиста.

Старики мало впечатлились. Лица — маски.

— В Союзе Композиторов, ни у кого за вечер не придумывается, а у тебя придумывается — Суслов поджал тонкие губы.

— Но, ведь хорошо получается — пожал плечами я — Еще никогда, советские песни не поднимались на первое место европейских и американских хит-парадов. Не зря, штатовские тузы, к нам прилетели.

— Так, они захотят послушать другие песни, на английском языке — покачал головой Пельше — Хотя, выпустить альбом на Западе советской группы, было бы хорошо, идеологически правильно. У нас, есть самый лучший в мире балет, опера, хор, теперь будет и эстрада. Опять же, молодежь отвлечь от этих волосатых битлов.

Суслов кивнул.

— А я, напишу. Вот, прилечу из Италии и напишу. А еще, песню на закрытие Олимпиады, такую чтобы все гости плакали.

" До свиданья, наш ласковый Миша..." — про себя пропел я — "До свиданья, до новых встреч..."

Я ничем не рисковал. Пахмутова и Добронравов, даже, еще не приступали к "Мишке", который кстати, вот ирония, изначально назывался "До свидания, Москва, здравствуй, Лос-Анджелес!" Но потом Штаты и западные страны, решили бойкотировать Олимпиаду в Москве и песню срочно, перед самым открытием перелицевали на "Мишку".

— Ну, хорошо — проскрипел Суслов — Езжай в Италию. И, помни, что у тебя, тут мама, дед...

Как, такое забудешь, шантажисты хреновы.

— А, чтобы ты не думал, что советское государство не может быть благодарным — Пельше вытащил из папки, какую-то картонку с печатью — Вот тебе, постоянный пропуск, в 200-ю секцию ГУМа.

Я повертел картонку — А что это, за 200-я секция?

— Тебе объяснят — старички, уже потеряли интерес ко мне — Иди.

И, я пошел. Нет, помчался. На улицу Селезневская. В коридоре ЦК, меня попытался перехватить, какой-то немолодой, представительный мужчина. Инструктор из отдела идеологии. Но я, ткнул ему в лицо рукой, где на бинте выступили капли крови и побледневший мужик, резко отвалил в сторону. Лишь, визитку сунул. Какой прогресс! У советских чиновников, начали появляться визитные карточки. Так, СССР спасем!

На Селезневской, Селезнева ждали. Точнее, ЖДАЛИ! Первой, меня встретила Вера. Одинокая красавица стояла в холле, возле горящего камина, обняв себя руками. Я тихонько подошел сзади и прижался всеми частями тела, к родным выпуклостям. Девушка взвизгнула, крутанулась на месте и кинулась мне на шею. Я был покрыт поцелуями и облит слезами. Бинты развязаны и завязаны. Ширинка расстегнута и застегну... Черт, рядом с Верой, мысли, сразу мчатся не в ту сторону. С трудом овладел собой. Время затащить заю в постель, еще будет. Лишь спустя четверть часа, моя красавица смогла успокоиться, взять себя в руки и победоносно ввести меня в наш репетиционный зал. Там музыканты, оттачивали "We Are the World". Новые объятия, ахи-вздохи, выход на сцену. Оттуда, я рассказал собравшимся, краткое содержание предыдущих серий. Если о драке в "Арагви", с грузинами, и о последующем разборе полетов в 18-м отделении, народ, уже знал (Леха провел разъяснительную работу), то встреча в ЦК и прилет боссов западных лейблов — стали сюрпризом. Последнее, конечно, не для Клаймича. Судя, по нахмуренному лицу, он бы предпочел сохранить переговоры в секрете. Но у нас на носу, на самом кончике — поездка в Италию. А это значит, что мне нужны лояльные, мотивированные сотрудники. Когда есть шанс стать всемирно известным членом музыкальной группы — пять раз подумаешь, "выбрать свободу" или нет.

Пока я разорялся, взгляд то и дело натыкался на Альдону. Функция "Снежная королева", включена на полную. Ледяные глаза, сверлят меня с такой силой, что просто дым идет. С этим, надо срочно, что-то делать и я, даже, знаю что. Прислушался к себе. А сердечко-то, застучало, да.

Закончив выступать — я в компании Лехи и Клаймича, прошелся по студии. Она напоминала вокзал. То тут, то там лежали какие-то баулы, картонные коробки, упаковочные пленки. Слушая краем уха пояснения Григория Давыдовича ("все паспорта с итальянскими визами получены, билеты куплены, отели в Риме и Сан-Ремо забронированы, машины и грузчики заказаны"), я разглядывал окружающих. Вот, серьезная Татьяна Геннадьевна распевает улыбчивую Ладу. Рядом, ждут своей очереди Вера и Альдона. А вот, Роза Афанасьевна, дымя как паровоз, стоит над душой Львовой. Та, что-то срочно дострачивает на швейной машинке. Блин, надо запретить курение в студии. Поставил себе очередную галочку. Бесконечный поток жалоб Клаймича ("нет того-сего, не успеваем то-это") надо было, чем-то перебить. И я, не придумал ничего лучше, чем загрузить его, идеей создания "стены славы".

— Григорий Давыдович — начал я, излагать свой замысел — А что, если в холле первого этажа, нам сделать фотостену?

— Зачем? — наш директор впал в легкий ступор.

— Ну как... Вот, приедут к нам на переговоры американцы. Войдут в студию. К переговорам, сразу не приступают, предлагают людям чай-кофе, а может, что и покрепче — кстати, распорядитесь организовать у нас внизу, мини-бар. Только пусть, ха-ха, он закрывается на ключ. Так вот, пока люди согреваются-пьют, у них перед глазами, фотографии лучших моментов нашей истории. Как Брежнев мне вручает медаль, как девицы поют со сцены Центрального концертного зала и все, в таком духе.

— Хм.. в этом, что-то есть — Клаймич уважительно посмотрел на меня умными, еврейскими глазами — Тогда, может быть, стоит сфотографироваться и с американцами. Для стены.

— Обязательно! Не они первые приедут к нам, за песнями. Весь мир, в очереди будет стоять!

— Кстати, о песнях. "We Are the World", мы записали. Пока, голосами музыкантов, но для демо-кассеты пойдет. Не понятно, как быть с худсоветом. Они, не примут песню на английском.

— Ничего страшного, я придумал слова на русском.

Мы позвали в студийную комнату Завадского с Робертом, который, потихоньку, стал выдвигаться на вторые роли в группе, после Коли и я напел им Криса Кельми. Впечатлились.

— И это, еще не все. Завтра с утра, собираемся и срочно записываем несколько мелодий для американцев. Пока, лишь минусовки, без голоса. Григорий Давыдович, позвоните в американское посольство — пусть приезжают послезавтра, к шести вечера. На неофициальную встречу. Надо же, познакомиться? Переговоры проведем после возвращения, в присутствии представителей министерства культуры, МВД... Переводчика, тоже брать не нужно, мы оба говорим по-английски.

— Могут быть проблемы — засомневался Клаймич — А вдруг, Щелокову доложат об этом, как-нибудь не так?

— Я решу этот вопрос, с министром — мое лицо излучало уверенность и директор сдался.

А у меня на повестке дня, более серьезная проблема. Студийный стукач. Гнида, которая может пустить под откос мой паровоз, который, только-только стал набирать ход по рельсам истории.

— Леха, зови Альдону.

Пока ждали распевавшуюся прибалтку, Леха смущаясь, поведал мне, что отправил наших охранников на подмогу деду. Переезд был в самом разгаре, требовалась помощь сильных мужчин — полки прибить, вещи и мебель занести... В очередной раз, почувствовал себя полным ничтожеством. Какие судьбы мира, если я, даже, ближайших родственников поддержать не могу?!

— Спасибо, Леш — в горле запершило — Я, не забуду.

— Да, что ты, Вить — засмущался "Мамонт" — Сколько ты, для меня сделал. И судимость, и членство в Партии, да, даже, встреча с Зоей. Без тебя, да я....

— Се-ейчас, ра-асплачусь — мы и не заметили, как Альдона тихонько зашла в переговорную — Дава-айте, обнимемся.

А давай, я тебе в репу заряжу. С правой. Как, тогда, в Сочи. Сдержался. Проглотил обидные слова.

— И, снова, здравствуй, красавица! — мое лицо демонстрировало радость встречи и ничего более — Требуется твоя помощь.

— -

Первый заместитель председателя КГБ Семен Кузьмич Цвигун, еще раз посмотрел на рентгеновский снимок. Затем, на заключение врачей Кремлевской больницы. И, обратно на снимок. Семен Кузьмич был коммунистом, а значит материалистом. Не верил ни в бога, ни высшие силы. Несколько научно-исследовательских институтов и кафедр Военно-медицинской академии, под эгидой КГБ, долго и упорно искали, хоть, какие-нибудь, доказательства экстрасенсорной активности. Цвигун, лично читал отчеты руководителя лаборатории радиоэлектронных методов исследования биологических объектов, доктора физико-математических наук Эдуарда Годика, о феномене Нинель Кулагиной. Та, в 60-х годах утверждала, что обладает даром телекинеза, а, также, может изменять свойства воды (в частности, кислотность). После долгих исследований, выяснилось, что Кулагина ловко мошенничала, используя тонкие капроновые нити, спрятанные магниты, а, также, крупинки соли под ногтями (которые она бросала в воду). И это, укладывалось в представления коммунистов об окружающей реальности. Все, что существует вокруг — материально и, может быть измерено. Как писал Ленин, материя, есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и критерием правильности этих ощущений, служит практика, эксперимент. Пока эксперименты показывали, что экстрасенсы — банальные мошенники.

Но теперь, факты вступили в конфликт с этими представлениями. Врачи нашли раковую опухоль, в верхней доле правого легкого. Пункция подтвердила злокачественный характер образования. Назначена операция, химиотерапия. Поверить в то, что Селезнев по хрипам дыхания смог продиагностировать столь сложное заболевание, не мог ни Цвигун, ни его врачи. Но, также, генерал не верил в то, что какие-либо эзотерические силы, могли помочь певцу поставить диагноз. И это, было загадкой. Генерал Цвигун, любил загадки.

На столе зазвонил телефон. Семен Кузьмич отложил снимки и поднял трубку. Секретарь напомнил, что в приемной ждет подполковник Кузнецов.

— Пусть заходит — Цвигун, еще раз кинул взгляд на медицинские документы, после чего, убрал их в сейф.

— Здравия желаю, товарищ генерал армии! — Кузнецов вошел в кабинет и занял привычное место за столом справа.

— Добрый вечер, Андрей Николаевич. Есть, что нового, по нашему вундеркинду?

— Историю с бандой Лакобы, я вам, уже докладывал. МУР продолжает рыть землю, получены показания бандитов по гостинице "Россия" и по Кикабидзе. У последнего, был проведен обыск. Найдены большие суммы в валюте, золото... Он арестован. Щелоков, по несколько раз в день ездит в ЦК. Похоже, что наверху решили почистить не только Москву, но и Грузинскую ССР. Под Шеварднадзе, закачался стул.

— И все это, после того, как, только-только, отскоблили республику от делишек Мжаванадзе — покачал головой Цвигун — Ладно, что по нашему делу?

— Чурбанов, спрятал Селезнева на даче Брежневой. Сегодня, Виктор, был на приеме у Суслова и Пельше. Информации по встрече нет, но будет. Продолжаем работать по плану, который нам спустил Юрий Владимирович.

— Напомни мне детали плана — Семен Кузьмич взял ручку и начал рисовать на белом листе бумаги кузнечиков. Насекомые, получились настолько правдоподобные, что казалось, вот-вот, какая-нибудь из тварей, прыгнет с листа и застрекочет за шиворотом.

— Цель плана, дискредитация студии МВД и, лично, тандема Щелоков-Чурбанов. Для этого, мы инициируем побег одного из музыкантов, во время гастролей в Италии. Кандидатура утверждена, это мой информатор.

— Не жалко терять, секретного сотрудника? — поинтересовался Цвигун

— Не жалко. Если надо — завербуем нового. Кандидатура — идеальная. Информатор, уже давно тяготиться своей ролью, устраивает истерики, грозиться все рассказать директору студии Клаймичу и Селезневу. Играть его в Италии, будем втемную. Сотрудник нашей резидентуры в Риме, под видом црушника, установит контакт с музыкантом. Пообещает золотые горы. Побег, в крайнем случае, похищение, произойдет в последний день гастролей, перед вылетом в Союз. Искать беглеца, будет уже поздно, после чего, его увезут на нашу конспиративную квартиру под Римом. Там, он даст несколько интервью на камеру, где расскажет "всю правду" о социалистическом строе. Кассеты с записью, подкинем итальянским и немецким телеканалам.