Нф-2017: Демон

Я побрела на выход из палаты, по пути стягивая стеганую повязку с лица. Такие повязки, закрывающие нос и рот, нас мать-настоятельница обязала носить, чтобы не заразились, когда к больным приближались. Как показывало количество заболевших сестер, помогали они слабо. Хотя, кто знает, скольких из нас болезнь бы подкосила, не пользуйся мы ими. Самое утомительное было после каждой смены их кипятить. Когда валишься с ног от усталости, появляется огромное искушение бросить все и просто завалиться спать. Но мать-настоятельница строго следила за соблюдением своего распоряжения.

Я врезалась лбом в дверь палаты. Чертыхнулась про себя, тут же сама себе мысленно по губам надавала за сквернословие, и сердито дернула дверь. Чтобы, сделав всего пару шагов, снова врезаться в не менее прочную преграду. Правда, гораздо более теплую, чем обитое медью деверо двери. Почувствовала, как меня подхватывают сильные руки.

— Жоана? — Хриплый голос лекаря звучал удивленно и глухо. Подняла глаза. Точно, он же в этой своей страшной птичьей маске.

— О, сеньор лекарь, вы наконец-то имя мое выучили? — Спросила первое, что пришло на ум. Затуманенный усталостью разум вяло запаниковал, что разноса не миновать, но мне было все равно. В конце-концов, я уже больше на него не работаю, сам же и выставил за дверь.

— Девочка, ты почему здесь? — Что-то я не пойму его интонаций. Маска глушит, да и лица не видать, а без подсказки со стороны выражения лица, их и так сложновато разобрать бывало.

— Смена закончилась, отдыхать иду, — буркнула я. — А вы меня задерживаете.

Вырвавшись из его рук, побежала по коридору. По пути споткнулась на ровном месте, словно мне подножку подставили. Едва удержав равновесие, удивленно глянула себе под ноги — ровный пол. Видимо, от усталости ноги уже заплетаются. Лишь завернув за угол, и поняв, что лекарь за мной не пошел, прислонилась к стене затылком и немного отдышалась. С чего я вообще паниковать вздумала? Ну лекарь и лекарь. Рано или поздно мы бы с ним все равно пересеклись — мир тесен. И сеньор Витор узнал бы, что я осталась в городе. Да и не было, по большому счету, в том моей вины: к тому моменту, как нанятая лекарем повозка подъехала к воротам, город уже закрыли. А ожидать, что я после такого фокуса с его стороны вернусь в дом, из которого меня выставили, было бы с его стороны глупо. Но все равно сердце колотилось, норовя выскочить из груди, а в голове роились тысячи слов, которые я хотела сказать сеньору Витору. Но не скажу. А просто пойду спать. У меня на все часов шесть, а нужно еще повязку перед сном прокипятить. Тряхнув головой, потопала в отведенную мне келью.

* * *

— Жу, зайди к матери-настоятельнице! — В дверь замолотили.

— Делька, свали, я спать хочу! — Просыпаться было больно. Я же только-только веки сомкнула.

— Какая Делька? — И верно, голос за дверью явно не Аделине принадлежал, да и комната была не моя приютская. — Жоана, проснись, мать-настоятельница велела будить, несмотря ни на что, так что отмахнуться я тебе не дам, уж прости.

Выползла из-под тонкого одеяла, ежась от гулявшего по полу сквозняка, босиком потопала к двери. Сестра Лусия, милая девушка, практически моя ровесница, смущенно топталась в коридоре.

— Лу, что случилось? — Я встревоженно заглянула послушнице в лицо. Ни следа тревоги, только восхищенное возбуждение. Чего это она?

— Там, у матери настоятельницы, — Лусия восторженно закатила глаза. — А почему ты не сказала, что у тебя жених есть? Да еще и такой красавчик. Голос у него, правда какой-то... Простыл что ли? Или сорвал? А зачем ты от него сбежала?

— Стоп, стоп, Лу, подожди, — я ничего не понимала. — Какой жених?

— Дык, твой. Слушай, а зачем он темные очки носит? Хотя, ему идет. Романтично-то ка-ак, — все, сестра Лусия пропала для общества. Уж если ей что-то показалось романтичным... Способность девушки находить нечто "романтичное" в сплетнях, каковыми с удовольствием делились городские кумушки на рынке, а потом днями ходить с отрешенным видом, мечтательно вздыхая, переходила всякие мыслимые границы здравого смысла.

— Да погоди ты про очки, — перебила я ее. — Что ты там насчет жениха говорила?

— Ну так жених твой. Лекарь. Сидит у матери-настоятельницы и требует, чтобы ему тебя немедленно выдали, иначе он не уйдет.

— Чего?— Я задохнулась от возмущения.

18

На лекаря я все еще сердилась. За то, что, не считаясь с моим решением, попытался из города выставить, да еще и без моего ведома. За этот фарс перед матерью-настоятельницей с несчастным женихом и сбежавшей невестой. А пуще всего — за то, что он такой хороший.

Когда я, пылая гневом, влетела в кабинет матери-настоятельницы в одной ночнушке, даже не потрудившись одеться, этот... лекарь подхватил меня на руки, усадил в кресло с ногами, укутал потеплее своим плащом, и только после этого поздоровался. Само собой, мать-настоятельница смотрела на все это со слезами умиления и готова была тут же распорядиться, чтобы мои вещи упаковали и принесли, дабы счастливые влюбленные, не теряя времени даром, могли отправляться восвояси. Оказывается, не одна Лу у нас страдает излишней романтичностью.

— Сеньор лекарь, — я хмуро глянула на него исподлобья. — Я очень благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но вы ясно дали понять, что в моей помощи не нуждаетесь. Так позвольте мне остаться с теми, кто эту помощь принял с радостью и благодарностью. И да, — обратилась я к матери-настоятельнице, — сеньору Витору я прихожусь не невестой, а домработницей. К тому же, бывшей.

— Матушка, позволите несколько минут наедине переговорить? — И мать-настоятельница, сочувствием глядя на лекаря, позволила! Я не могла поверить в это. Казалось, она должна была бы занять мою сторону, тем более, что у нас уже был разговор о том, что я хотела бы стать послушницей.

Я приготовилась к лекции о том, что меня не для того спасали, чтобы я заразилась и умерла, возясь с больными, но сеньор Витор меня удивил. Он попросил прощения. А пока я ошарашенно хлопала глазами, он вообще сказал то, после чего я просто не смогла ему отказать.

Так и вышло, что не прошло и пары часов, а я уже разбирала вещи в 'моей' комнате в доме лекаря, злясь на него, да и на себя тоже. К слову сказать, в комнате за почти две недели моего отсутствия ничего не изменилось. Забытые мелочи так и лежали на своих местах. Только на столе появилась странная штуковина, похожая на медальон. Очень необычная, красивая, но не скажу, что напоминающая что-либо из виденных мной ранее украшений. Попытка задобрить? Но откуда лекарь знал, что я соглашусь вернуться, да и вообще, что он меня встретит? Судя по его сегодняшней реакции, сеньор Витор был уверен, что я давно покинула город. Скорее всего, просто забыл на столе. Спрошу за ужином. Каковой еще следует приготовить. Судя по внешнему виду лекаря, в мое отсутствие он даже в соседнем трактире еду забывал заказать. Впрочем, были у меня сомнения, что в городе еще работают трактиры.

Кухня встретила меня тишиной и запустением. Гора немытой посуды, начавшие уже портиться овощи в корзине. Да уж, с ужином придется повременить. Несмотря на усталость и желание наконец-то отоспаться, я все же взяла себя в руки и принялась за дело. Ведь тогда, в кабинете матери-настоятельницы, сеньор Витор сказал те самые слова, после которых я не смогла больше капризничать и обижаться. Он почти нашел лекарство. И был бы благодарен, если бы я взяла на себя обязанности его ассистентки. Да, меня обещали не оберегать излишне, загрузить полезной работой так, что начну просить пощады. Но сеньору Витору некому больше довериться, ведь алхимическая лаборатория в подвале дома — прямой билет в застенки инквизиции, узнай о ней посторонний кто. А мне лекарь доверяет. Более того, матушка-настоятельница очень хорошо отзывалась о моей работе при госпитале. Не знаю, кто как, а я после таких слов просто не смогла отказать.

Так что, прочь сонливость, да здравствуют немытые горшки и кастрюли, которые скоро станут мытыми!

Достать сеньора Витора из лаборатории к ужину удалось далеко не с первой попытки. Благо, теперь у меня было его официальное разрешение туда заходить, что сильно упрощало задачу: достучаться лекаря бывало порой сложновато. За ужином мы почти не разговаривали. Я клевала носом, сеньор Витор витал где-то в своих лекарских облаках, отвечая на мои вопросы рассеянно и, порой невпопад. Закончив с ужином, мы устроились в гостиной у камина. Это было так странно. Лекарь сам предложил мне посидеть с ним немного и обсудить план действий. Несмотря на то, что я уже была готова заснуть прямо с вилкой в руках, я согласилась. В итоге, мы уже полчаса сидели в молчании.

— Сеньор лекарь, — начала я, чтобы хоть как-то сдвинуться с мертвой точки. — Там на столе, в моей комнате, медальон лежит. Это вы оставили?

Лекарь не отреагировал, продолжая задумчиво смотреть в огонь камина. На фоне огня его профиль, теряющийся в тени, выглядел каким-то... загадочным. Я поймала себя на мысли, что совсем ничего не знаю о человеке, неведомо по какой причине взявшем на себя роль моего ангела-хранителя.

Тепло камина, мерное тиканье напольных часов в тишине, полумрак. Я потихоньку начала засыпать по-настоящему.

— Это не я, я не знаю, о каком медальоне ты говоришь, девочка.

Сил отвечать у меня не было, я только угукнула, проваливаясь в сон окончательно.

* * *

— Оставил тебе комраиа, ана, — лекарь, нет, демон поднялся с кресла, в котором только что сидел лекарь.

Темный крылатый силуэт с горящими желтыми глазами, спорящими по яркости с пламенем камина. Глубокий бархат голоса с сильным акцентом. И снова я не могу ни пошевелиться, ни слова сказать. А значит, сплю.

19

Проснулась я, когда солнце давно встало, в своей комнате. Как добралась до кровати — не помню, не иначе, как лекарь посодействовал. Медальон все так же лежал на столе, только рядом с ним теперь красовалась записка. Написанная моей рукой. Всего одно слово. "Комраиа". И стрелочка, красноречиво указывающая на медальон. Значит, вот это и есть таинственная комраиа, оставленная мне демоном? Взяла в руки медальон, повертела. В пальцах ощущалось знакомое покалывание. Такое же, только заметно сильнее, было, когда я соприкоснулась ладонями с демоном там, на площади с клеткой. Раз демон сказал, что эту штуковину он оставил для меня, то, наверное, я могу ее надеть? Медальон завораживал и просто просился на шею.

Сеньор Витор уже был в лаборатории, и завтрак пришлось нести прямо туда.

— Жоана, приходилось наблюдать много пациентов в госпитале? — Спросил он.

— К несчастью, да, — вздохнула я. Мне казалось, что я провела там полжизни, а на деле — меньше двух недель прошло. Но за это время я видела столько смертей, что хватило бы не только на половину — на целую жизнь.

— Сумеешь максимально подробно пересказать историю болезни каждого?

— Да, но... не проще ли попросить их у матери-настоятельницы? Мы вели такую историю по каждому из больных.

Оказалось, что мать-настоятельница передала лекарю все истории болезни. Но сеньора Витора не совсем устраивало то сухое изложение, которое было присуще записям. Ему нужны были мельчайшие подробности. Особенно по пациентам, течение болезни которых отличалось от обычного.

— Пометил тебе пациентов, сможешь дополнить по ним все, что вспомнишь? — Попросил лекарь. — Очень важно, чтобы ты припомнила любые мелочи: образ жизни пациента, чем он болел до чумы, при каких обстоятельствах заразился, все необычное в симптомах и течении болезни, любые мелочи. Справишься?

Кивнула. Да уж, задачка. Если по первым пациентам что-то еще припоминалось, то последние дни были, словно в тумане — сказывались хронический недосып и усталость.

— Отлично. Можешь работать в моем кабинете. Там есть все необходимое, — и лекарь снова отвернулся к своим колбам-ретортам.

Да уж, это не в госпитале за больными смотреть. Там я, хоть и уставала, как проклятая, но все время была на ногах, и сохранять бодрость было проще. Сидя же в мягком уютном кресле за огромным письменным столом, я начала клевать носом уже через несколько часов. Мерный скрип пера, тиканье настенных часов — все это убаюкивало. Когда моя голова чуть не нырнула носом в чернильницу, я решительно поднялась, чтобы взбодриться. Взглянув на часы, поняла, что пора бы уже и об обеде подумать, иначе скоро придется думать уже об ужине. Работа, порученная мне лекарем, двигалась, на удивление споро, но все равно, с такими темпами, я тут дня три просижу.

Разминая ноги, подошла к окну. Штору отодвигать не стала, мне хватало и той щели, что осталась между неплотно задернутыми ее половинками. На улице смеркалось, снова моросил дождь. Похоже, уже давно. Казалось, он уже был не в состоянии падать на землю и зависал в воздухе каплями холодного липкого тумана. Я поежилась, крутя в пальцах на удивление теплый медальон. Растапливать камин в кабинете я поленилась, и за несколько часов неподвижного сидения изрядно замерзла.

Внизу тихо хлопнула входная дверь. Хотела уже спуститься глянуть, кто там, но тут увидела, что это лекарь вышел наружу. Высокая фигура сеньора Витора была хорошо различима в серости зимнего дня. Его собеседник, напротив, как-то терялся в этом тумане. Странное ощущение: будто мне напрягаться приходится, чтобы его из виду не упускать. Серый плащ, серые же волосы, изрядно припорошенные сединой — вот и все, что я могла рассмотреть сверху. Причем, все такого оттенка серого, что на фоне серых камней мостовой мужчину сложно было разглядеть.

— Есть результаты? — До меня на удивление четко долетало все, о чем говорили мужчины внизу.

— Пока нет. Изучаю материалы, — голос лекаря был таким уставшим, что я с трудом его узнала. Он даже не такой хриплый был, по-моему.

— Поторопись. Бургомистр нервничает. Люди паникуют из-за того, что их насильно удерживают в городе, в котором бушует эпидемия.

— Понял. Сделаю все, что смогу в данных условиях, — кивнул лекарь.

Его собеседник резко развернулся, взмахнув плащом, и быстро пошел вниз по улице. Сеньор Витор, взявшись за ручку двери, внезапно взглянул наверх, на мое окно. Я испуганно отпрянула, хоть и была уверена, что задернутая штора скрывает меня от взглядов с улицы. Почему-то не хотелось, чтобы лекарь знал, что я подсматривала. Входная дверь снова хлопнула. Я кинулась к окну. Но собеседник лекаря, видимо, свернул за угол: улица была пуста.

Заслышав шаги сеньора Витора на лестнице, я поспешно уселась за стол, делая вид, что все это время, не отрываясь, писала. Дверь кабинета тихонько приоткрылась.

— Отдохни, девочка. Нельзя так долго корпеть над бумагами, — сеньор Витор замер на пороге, поблескивая стеклами очков.

Согласно кивнула. Я и в самом деле слегка перетрудилась. Даже показалось, что голос сеньора Витора двоится. Как будто эхо у меня в ушах с небольшим отставанием повторяло произносимые им слова.

20

— Нужна твоя кровь.

Я испуганно подскочила в кровати, потом спохватилась и подтянула одеяло к самому подбородку. За окном была чернильная темень пасмурной ночи. Ни звезд,ни фонарей. Часы внизу пробили три.