— Найди братскую любовь, Сэян, — тихим, спокойным и уверенным голосом произнес Пинг, как и Понг, шагнувший ближе и положивший руку на плечо впереди стоящего, крепко сжав. Он делился многократно приуменьшенным дружеским теплом, отгораживая собой чужое, показывая этим горизонт равновесия.
— Иначе чужие эмоций мигом выжгут дар, — вторил Понг, пока взрослые бездействовали.
— Тебе-то что? — огрызнулся Кэнэль, безрезультатно дернувший плечом. Он не мог не оценить облегчения, по инерции отталкивая.
— Не хочу проблеваться, — бесхитростно ответил Понг.
Сонэль нервно хмыкнул, уши обоих прядали кантио смятения. Продолжать говорить за спину не с руки, да и не успели они подобрать слова.
— Дуот Панг, подойди ко мне! Декан, начните же гимнастику, наконец! — резко бросил сдерживающий ярость проректор, телепортировавшийся в спальню Эрина.
Он витал в облаках бешенства, не разобравшись в ситуации толком — Панг подчинился. Бедный Сэян размашисто передернул плечами, а потом ссутулился и весь сжался, судорожно сглотнув.
— И-раз, и-два, — начал счет вслух Ринацео.
Болванчик умер не родившись — он взял себя в руки, но повести за собой детей у него не вышло. Нет, они стали выполнять, но в разнобой и с ошибками — мысли спутались. Впрочем, все оказалось не так печально — пришла усталость к новому, психика отторгала липкую грязь от себя, взрыв эмоций обратился на деле безобидным пшиком.
— Вы оба обещали, мерзавцы эдакие!!! — сорвался на крик под звуковым щитом проректор, замахнувшись на оплеуху, но в последний момент одернув себя, и саданув сжатым кулаком по своему бедру.
— Но мы не хотим лишаться воли! — тоже крикнув с величайшей обидой в надорвавшемся голосе.
— Он ведь даже понравился нам, толковый и юморной, — во внезапно нависшей тишине прохрипел Понг, взяв Пинга за руку.
— А он эвона как, с подлецой оказался, — шмыгнув носом, добавил Пинг.
"Негоже срываться на детях..." — видимо дошла до проректора мысль. Он скрыл подкосившиеся ноги усаживанием своих ягодиц на пятки.
— Но мы ведь просили декана, — после пары вздохов более ровным тоном продолжил Пинг, — о встрече с вами, но... он не воспринял нас всерьез, проректор!
— Напал в самый беззащитный момент... — невпопад выговорил Понг с пересохшим горлом.
— Юморной?.. — на живом лице сложились морщинки над разными дугами бровей.
— Легче показать, чем объяснять. Можно? — глядя в желающие разобраться с проблемой глаза.
— Угум, — не по-взрослому согласился мужчина.
В следующем мыслеобразе Лейо помог наложить новый интерфейс на картинку, а так же соединить воображение с реальностью. Все по-честному — именно так они воспринимали вчерашнюю речь.
Начинался пакет с первого предложение Хэмиэчи о себе. Панг представил его в жутких рогатых доспехах, кующего кольцо в жерле вулкана. С внутренней стороны простого обода красного золота с черным отливом ярко вспыхнула гравировка на маза "Кольцо Всевластья". Следом вокруг говорящего предстал зловещий ореол, на левой руке сверкнуло откованное только что кольцо с протянувшимися нитями к оши алсов. Центурион пошевелил пальцами правой — на них оказались пять серебряных колец, от каждого тянулось по пять нитей к брэмпэтэ и голове каждого декана. И кошмарный смех эхом к словам.
Далее позади Хэмиэчи взлета комариная туча, ее укусы превратили всех алсов в комаров, а деканов в стрекоз, ими питающихся. Следом центурион сел на козлы телеги, к ее центру и углам были привязаны воздушные шарики, на которые после приказующего жеста левой прижужжали алсы. И телега, влекомая стрекозами, закатилась на ристалище. И вот среди зеленой травки эльф выхватил с жуткого вида коррозией клинки, с рукоятей которых свешивались языки пламени. И начал крошить испуганно улетающих от стрекоз, занявшихся приготовлением в котле блюда из комаров. Тех, кто еще висел на шариках, быстро бросивший мечи владыка отправил в чан, лично начав давить ногами винную кровь и черпать кубком из комариного черепа прямо у себя из-под ног. И, смакуя, приговаривал: "Этот прятал в рискусе банан. Ха! А этот сломал библиотечный кристалл!".
Когда Хэмиэчи заговорил про рыбок, декорации сменились — все алсы, стоящие перед Пингом и Понгом, превратились в рыб с их лицами, а венценосный владыка, попивая дымящуюся кровушку из черепушки, слушал деканов с ангельскими крыльями, услаждающих его слух. И все это с ярлычками, его характеризующими. На этом мыслеобраз оборвался.
По мере просмотра, зрачки проректора поглощали радужку, расширившись раз в шесть. Он сидел спиной к седзи, отделенный лишь звуковым барьером. Пинг и Понг видели, как свою оплошность Ринацео превратил в своеобразные гимнастический элемент. А дуоты с энгавы из рук вон плохо старались не коситься в сторону спальни.
— А в чем юмор? — из-за отказавшего голоса шепотом произнес потрясенно мужчина.
— Ну, — замялся Понг, — его речь это сплошной тонкий намек на толстые обстоятельства. Он же едва ли не открыто смеялся над тем, как поставил всех в тупик!
— Он посмеялся над обезличивающими правилами, над недоумением младших, которых сравнил с насекомыми и рыбками, варящимися в собственном соку... Например...
— А как вы ему мешали? — неуверенно спросил эльф, на языке которого вертелись сотни вопросов и слов.
— Мы тут не причем, проректор, — твердо заявил Понг.
Тот хлопнул ресницами, а через секунду закрыл веки и треть ниции стремился к трезвости мышления через дыхательные упражнения, с кем-то напряженно общаясь. Наверняка с оценившим сюжет Хэмиэчи.
— И чего вы от меня хотите? — с непроницаемым взглядом.
— Мы стремились только уведомить, а не решать за вас, проректор, — с упреком.
— Хорошо, — удивительно быстро и покладисто согласился проректор.
— А где же хваленое наблюдение? — пролил скепсис Понг.
— Ха! Не мните себя пупами земли! Или вы действительно думали, что за вами присматривают даже когда, простите, занимаются сексом или какают?
— А это как-то связано? — не растерялся Понг дабы не потерять марку. Он действительно мнил...
— Ох и не позавидую я тем, у кого это окажется как-то связано! — хитро намекнул преобразившийся эльф.
"Это так меняет найденная опора? Угу, кто-то придумал нам каверзу... Даа, да мы оба возомнили..." — общались между собой Пинг и Понг.
Слитным движением поднявшись, глава третьей цепи вытащил из воздуха левой рукой свой посох — верхушку оного кокетливо венчал кристалл в виде спелого пупырчатого лимона. Пинг закусил губу, чтобы не рассмеяться, за что его наградили лукавой полуулыбкой.
— Сбор, лист Эринаседаэ! — властно отдал приказ проректор. — Все уж гимнастика испорчена, — по-простецки добавив с досадными нотками.
И Пинг с Понгом оказались среди тех, кто не сдержал взлет бровей и выпучивание глаз, но их положение отличалось в лучшую сторону — они шпагат не делали. Проректор грацильно развернулся, мизинцем убрав звуковую преграду.
— Давайте-давайте, — жестикулируя правой рукой с призывом поторопиться на кончик листа. — Шевелитесь, — обыденно обращаясь по-прежнему к дуотам Эрина.
Больше упрашивать не пришлось, Пинг с Понгом тоже смекнули верно. А у Ринацео нервно дернулось веко, когда он быстрым шагом прошел мимо последовавшего за ним проректора. И дергалось каждый раз, когда металлическая пятка посоха ударялась о цисторисовый пол энгавы.
— А почему виновник сбора в строю, а, дуот Панг? — и глядя, и говоря лукаво. И похлопал по правому бедру, приглашая.
Тем временем перед выстроившейся трапецией центурией появился из спальни Ринаэ и сам Хэмиэчи. Лицо непроницаемое, шаг строевой, ауру щит скрывающий, маэны поволокой подернутые глаза.
— Во-первых, доброе утро, центурия! — весело сверкающими глазами и серьезным тоном.
— Аве-проректор, — нестройный ответ на непривычное приветствие в необычных обстоятельствах.
Дав настреляться глазами, проректор продолжил:
— Во-вторых, о ночном происшествии с несчастным дуотом Пангом, — похлопав ладонью по звонкой черепушке стоящего под рукой Пинга. Излагаться он не спешил. — Хэмиэчи действует с моего согласия. Его рвение похвально и заслужило бы всяческое поощрение. Не будь следствием превратного понимания им моих слов. Стыдитесь, Хэмиэчи! — повернув голову налево в сторону стоящей статуи. — Вы переступили тысячелетие, но ваши дурные мысли смог прочитать жалкий спящий дуот и сорока не достигший! Вот какими балбесами вырастают выпускники Эхнессе. Учитесь лучше, алсы! — многозначительно окинув воодушевленным взглядом всех дуотов. — Вы совершили серьезный проступок, Хэмиэчи, и заслужили дисциплинарное наказание, — драматическая пауза. — Ринацео! — вдруг он перевел тему. И дождался, пока тот встанет рядом с центурионом. — Вы ни в дупло не восприняли просьбу дуота Панга. Неужели вы со своим апломбом до сих пор не уяснили, что являетесь деканом, или Страна Облаков окончательно размягчила вам мозг? Дуоты требуют серьезного к себе отношения, по крайней мере, дуот Панг лично вам устал это доказывать. Так ведь? — потормошив за плечо.
— Так, — выдавил Пинг, не знающий, смеяться ему или плакать.
— Так, дуодек Эрина?
— Так. — Да, проректор. — Есть... — Да!..
— Вы всегда хотите есть, Ицэу и Юэцу. А вы, Ринацео, запомните — в Эрина серьезны только дуоты Эёзд и Сэян с Юиёцем, у остальных временное распрямление извилин. Надеюсь, пройдет... хотя б летам к тысяче так.
Раздались неуверенные смешки, а проректор и ухом не повел — он с преувеличенным вниманием гладил лимон на посохе.
— Ринацео, вы подставили своего старшего и заставили всех нас тут стирать его грязное белье. Какой пример вы подаете дуотам?! Дисциплинарное наказание! — оставив висеть очередную паузу.
Дождавшись, когда в строю начнутся верчения головами, он продолжил.
— А вы, Пинг и Понг, вообще те еще возмутители спокойствия! Гимнастику, вот, сорвали — разве это дело? Я вас, вообще-то, спрашиваю, дуот Панг! — с ехидцей восклинкув.
— Простите, проректор, под делом имеется в виду гимнастика или срывание? — неуверенно спросил Понг.
— Вот о чем я и говорю — возмутительно! Имея в виду дело, я вам и введу наказание! Еще вы проявили непочтение, стоя во время беседы с присевшим старшим. Пустяк, конечно, по сравнению с проступками тех двух великовозрастных оболдуев, — непринужденно погладив по голове Пинга.
Алсы смотрели во все глаза и растопыренные уши, некоторые приоткрыв рот. Проректор вел себя доступно для понимания всех без исключения, его поведение выбивалось за привычные рамки.
— Хэмиэчи и Ринацео, вы на неделю опростоволошены! Исполнить немедля, — бросил приказ.
Совокупность наготы в общественных местах и запрета на прически считается весьма уничижительной мерой наказания. Весьма — брэмпэтэ тоже снимаются. Ринацео все же не сдержался и, раздеваясь, покраснел от кончиков ушей до кадыка, вызвав тихие и несмелые улыбки.
— Алсы, вот вам наглядный пример умения держать себя в руках. Фяльтэ, кто из них заслуживает порицания?
— Р-ринацео, ппроректор, — заикаясь, ответил спрошенный. После коварного тычка в спину.
— Понг, три шага вперед, четверть оборота налево. Посмотри на них и ответь на заданный мною Фяльтэ вопрос.
Великолепные фигуры, распущенные волосы, струящиеся по спине и груди до и ниже пояса. И такие разные лица. И колючие взгляды вбок.
— Хех, если по правилам, проректор, то не мне судить, а если честно — оба хороши, — с еле прикрытым сарказмом.
— Плохо, Понг, вернись обратно. Вы все видите: один закрылся щитами и пыжится презирающим всех и вся камнем, второй заделался ушастым помидором, напрочь забывшим о магии. Но это Я могу так о них говорить! А ваши уста, лица и мымсли должны выражать почтение, даже когда они сделают стойку на ушах. Ясно, центурия Эринаседаэ?!
— Да, проректор! — более-менее дружно.
— Дуот Оюф, я слов на ветер не бросаю, поэтому... — проректор широко улыбнулся и ударил посохом об пол.
С лимонного навершия прямо в носы незадачливых алсов ударило два луча — те тут же чихнули. На них обернулись — посмотреть оказалось на что! Прямо на носу был старательно накарябан свод правил. Лезущие из ноздрей все новые буквы и слова, шелестя, елозили и щекотали, вызывая свербение, отчего носы морщились — пункты правил растворялись где-то в бровях. Вокруг не все смогли сдержать смешки, еще бы — Фяльте и Фотте так смешно собрали глаза в кучку, страдальчески ощупывая ноздри!
— Дуот Панг, вы тоже наказаны на неделю! — раздался второй удар, отвлекший внимание от сгорающих в краске.
С примерно метровой высоты прямо из воздуха на макушки Пинга и Понга вывалились две громадные пупырчатые квакши. Они приземлились как в лужу — звук падения в грязь далеко разнесся.
— Ква-а-а! — тут же противно надули они бородавчатые подбородки.
Но полностью надуть не вышло — подавились слюной и зашлепали губами с омерзительно чавкающей и стекающей до самых алсовых бровей слизью, правда, далее неведомо куда исчезающей. Их гигантские грязно-желтые глаза с Х-образным зрачком выражали крайнюю степень недоумения, а явно недавно приделанные эльфячьи уши хаотично вращались, словно на шарнирах. Квакши попытались прыгнуть вперед, но получилось строго вверх, причем неуклюжее падение сопровождалось сонмом неведомо откуда взявшихся брызг, растворившихся в воздухе. Смешки из строя стали громче — никто не одергивал, наоборот, с галерки первыми хмыкнули.
— Хэмиэчи и Ринацео! Вы повели себя подобно зеленым юнцам! Потому заслужили ту же меру наказания!
Над головой декана повис огромный кузнечный молот ядовито зеленого цвета в красный горошек. Голову центуриона трижды окрутил безлистный стебель шипастой розы девчачье розового цвета, цветущий бутон болтался на ножке подобно змеиной голове, обращенной по направлению зрения эльфа. Покрасовавшись, молот размахнулся и со свистом ударил по голове вздрогнувшего — волосы выдали — декана. Раздался звук удара как по пустому ореху. При этом цветок на голове центуриона побурел до фиолетовых тонов, лепестки натурально скривились в надменно брезгливой гримасе, а потом со звуком:
— Тьфу!
Роза харкнула плесневело зеленой кляксой, потекшей по холеным лилово-песочным волосам и сверзившейся с них в неизвестном направлении — на полу пятна не оказалось.
На этом спектакль не закончился. На молоте замельтешили красные точки, часто сталкиваясь друг с другом, как бы вздохнув, тот перевернулся другой стороной и ударил без сильного замаха, так, градусов с сорока пяти. Раздался глас потревоженного колокола, на который отрастившая клыки и ряды мелких акульих зубов роза ответила низким волчьим рыком и неожиданно звонким и высоким тявканьем карманной собачонки. А в это время на головах Пинга и Понга обе квакши склизко перетаптывались, поворачиваясь во все стороны и несмело квакая с выпученными глазами со зрачками в виде "Х", нагло украденными с панговских стрекоз, тащивших телегу.
Алсы честно боролись со смехом, ладонями зажимая рот. Панг не знал, с чьей подачи действовал проректор, но ему удалось изъять из атмосферы накативший было сумрак. Стоя рядом, чувствуя его касания на себе, Пинг ненароком определил, с каким скрипом проректору дается выбранный образ, окутанный правдивой аурой, распространяющей волны в сторону строя. Однако Понг развеял его предубеждения — им намеренно показывали. Как намеренно обратили отчуждение и страх в смех.
