— Поэтому рядом с тобой она более вменяемая.
— Луна всегда вменяемая, — огрызнулся тот, скрывая замешательство.
— Ты понял, что я имею в виду, — извиняясь, произнесла она, и Гарри кивнул, осторожно передвинув спящую Лавгуд, чтобы освободить место. — Не стоит так удивляться, мы с сестрой выращены в другой культуре и обучены не только йоге, технике массажа и медитации. Нас научили чувствовать силу, и я понимаю, что разрыв охранных щитов нарушил фон, кстати, и так не очень-то идеальный. Что мне не ясно — почему это так на нее повлияло, если ты сидел рядом? Ведь, пускай ты сегодня сам на себя не похож, твоя магия остается безупречно сбалансированной.
— Ты себе представляешь масштаб возмущения в магическом поле при попытке, заметь — успешной, взрезать столь древние чары? И потом еще эмпатия ее, трижды проклятая. Считай, Луна приняла схожий удар на собственную ауру, — Падма с ужасом уставилась на Лавгуд, практически впадая в ступор, и Гарри воспользовался возможностью, уложив ее в постель.
— Ее должно было развеять, — просипела Патил, стараясь вернуть самообладание.
— Почти, — согласился Гарри, — я успел ее напитать. Она абсорбирует магию лучше, чем я ожидал: вместо двухцветных прожилок, радужки стали бирюзовыми. При сохранении такой скорости к утру она полностью преобразует мою энергию в собственную, и цвет ее глаз вернется к нормальному голубому, но если что, отпроси ее с уроков. Мало ли кто может заметить аномалию, а лишние вопросы нам ни к чему, — Поттер бессознательно подоткнул девушкам покрывало и вдруг вскинул голову, уперся вспыхнувшим взглядом в никуда, напряженный, натянутый, как тетива лука, с которого вот-вот сорвется стрела.
— В чем дело, Гарри? — забеспокоилась Падма.
— Оно здесь, — с той же внезапностью он как-то сразу расслабился, преисполняясь, как ей показалось, предвкушением. — Пересекло сигнальные чары, которые установили по моей просьбе.
— Будь осторожен.
— Всегда, — он лениво заправил прядь белоснежных волос Луны за ухо, поцеловал Патил в лоб, каким-то непостижимым образом забирая ее волнение, и вышел, не сказав больше ни слова.
Беспрепятственно покинув территорию Рэйвенкло, Гарри остановился на верхней площадке главной лестницы, позволяя себе проникнуться спокойствием, которое ему внушали обширные пространства, чтобы легче окунуться в пучину волшебства, царившую в школе. Он ждал, пока не почувствовал, как нити магии, пронзавшие замок вдоль и поперек, проходят сквозь него. Хогвартс говорил с ним, направлял его в источник опасности, подгонял безотлагательностью. Сначала Поттер ускорил шаг, а потом просто побежал, подавляя ликующий вопль начала охоты.
Глава опубликована: 16.05.2011
Глава 32
В отличие от большинства людей, в чьих генах укоренился и процветал первобытный страх темноты, унаследованный от далеких предков, и которые старались инстинктивно ее избегать, Гарри всегда любил ночь. Возможно, причиной было то, что лишь в это время суток под аккомпанемент сотрясавшего дом громоподобного храпа китообразной части родни парень обретал относительное спокойствие в своей суматошной жизни, а может быть, и в силу других, еще неизвестных ему в детские годы, факторов. Приезд в Хогвартс добавил новые черты привлекательности ночи, и теперь темнота милостиво укрывала юношу от пристальных взглядов и перешептываний, дарила свободу быть собой и делать, что хочется. Желания одиннадцатилетнего Гарри Поттера были, в принципе, просты и незатейливы, но одновременно довольно практичны, с определенной точки зрения, особенно для столь юного создания. Теперь Гарри, который множество бессонных ночей провел запертым в ограниченном пространстве каморки под лестницей, пользовался новообретенной свободой, разведывая бесконечные просторы древнего замка. Ирония ситуации была в том, что днем парень был слеп как крот, зато его ночное зрение никогда не вызывало нареканий, обладая природной, а возможно, и приобретенной способностью приспосабливаться к любому уровню снижения освещения. Поэтому ему всегда удавалось избегать нежелательных столкновений с патрулирующими преподавателями или завхозом и изучать окрестности, не будучи разысканным многочисленными портретами.
Для Гарри стало приятным сюрпризом, что во время этих одиночных прогулок для него не существовало ни закрытых комнат, ни проблем с лестницами: любая дверь гостеприимно распахивалась, а тяжелые портьеры сами собой отдергивались, предлагая полюбоваться особенно удачными видами, словно ему устраивался тур заправским риэлтором. Стоило слегка проголодаться, и на близлежащей поверхности сервировалось что-нибудь перекусить. Подозрительный по своей натуре, с накрепко вбитой уверенностью, что никогда ничто хорошее не предлагается даром, Гарри довольно долго игнорировал угощение, но не забывал при этом, чувствуя себя полным идиотом, вслух искренне благодарить за каждую мелочь. Его снедало любопытство, но дело осложнялось тем, что он не мог найти разгадку знакомыми методами исследования, не имея даже отдаленного представления, в какой категории знаний ему стоит начинать искать сведения об этом ребусе. Окончательно разочаровавшись в своей способности самостоятельно найти ответ, Гарри решился воспользоваться единственным источником информации, имевшимся в его распоряжении, и после очередной учебной сессии с профессором МакГонагалл, которая взяла за правило обучать по вечерам магглорожденных своего факультета чистописанию перьями, обратился со своими вопросами к ней. Осторожные расспросы имели неожиданный результат и привели к интересному знакомству. До того дня Гарри понятия не имел, кто такие домовики, но, тем не менее, не особо напрягся при первой встрече, поскольку не ощутил негативных намерений существа, несмотря на весьма нетривиальное поведение последнего. Вызванный деканом эльф аж трясся от волнения, пока Минерва рассказывала об их роли в магическом мире, но дальнейшие разъяснения, к сожалению, пришлось отложить, поскольку в момент их личного знакомства Гарри машинально протянул домовику руку, отчего несчастное создание грохнулось в обморок. К счастью, отсрочка не была долгой, ведь с тех пор эльфы больше не считали своим долгом прятаться в его присутствии, и Гарри спросил напрямую у одного из них, кто и почему просил его накормить. Словоохотливые ушастики, которые прониклись к нему необъяснимой симпатией, были счастливы удовлетворить его любопытство по всякому вопросу, а в ответ на конкретно этот домовик лишь туманно заявил: "Молодой хозяин понравился Дому". К прискорбию, мальчику это ничего не объясняло, но выудить больше информации у своего источника ему не удалось.
Впервые ощутив дуновение чужой радости, преисполнившее его, Гарри решил, что ему показалось, но чувство возвращалось каждую ночь и никуда не желало пропадать, как бы сильно Поттер от него ни отпихивался. Сначала Гарри пришел к выводу, что наконец-то его настигли давно ожидаемые пагубные последствия воспитания в семье тетки, проявления которых он трепетно ожидал, просвещаясь на Уроках Здоровья, где им рассказывали много полезного о пользе личной гигиены, вопросах рационального питания и важности полноценного сна для подрастающего организма. Как правило, после каждой новой темы, затронутой учителем, Гарри привычно отправлялся в библиотеку изучать Большую Медицинскую Энциклопедию. Во-первых, чтобы подробнее узнать, чем перманентная голодовка, недосыпание и прочие напасти грозят ему в будущем, а во-вторых, пытаясь найти возможности превентивных мер для минимизации ущерба. В основном, его старания не приносили удовлетворительных результатов, и парню не оставалось ничего иного, кроме как саркастично усмехаться факту неспособности Вернона Дурсля удержаться и не подложить свинью и в этой категории тоже. Правда, различными, не всегда легальными способами Гарри все же удавалось более или менее изворачиваться и частично компенсировать нанесенный урон здоровью, но последствия хронической бессонницы продолжали висеть над ним дамокловым мечом. Спать больше четырех часов в сутки не получалось даже после того, когда однажды Гарри, доведенный дядей до белого каления и вынужденный к тому же выслушивать парные рулады, от всего сердца пожелал родственничкам заткнуться и неожиданно научился заглушать сидевший в печенках храп. Эта привычка сохранилась у него и по сей день, если только Помфри предварительно не заливала его снотворным по самую макушку, и Гарри все еще беспомощно ожидал, когда "счастье" под названием лунатизм свалится на его голову. Он не испытывал ни малейшего нетерпения и энтузиазма в обнаружении знания, каким именно способом вступившее в свои права подсознание будет вымещать весь накопленный за долгие годы негатив. И видит бог, у него этого добра было навалом.
Он уезжал и возвращался в Хогвартс, а в ответ чувствовал усиление заботы и какой-то умиленной нежности, и с возрастом ощущения лишь крепли. Довольно долгое время от Гарри ускользала закономерность скачков укрепления связи с замком после инцидентов, когда его кровь обагряла древние плиты, но в итоге он ее уловил. Тогда мальчик наконец-то понял, почему тонюсенькая министерская брошюрка, запрятанная в самый дальний угол Запретной Секции, классифицировала "Акты Творения магической архитектуры" ритуалами кровной магии. Он действительно нравился дому. Хогвартс открывал ему свои секреты, откликаясь на нежелание тащиться обходными путями, предлагал альтернативные пути по тайным ходам и скрытым проходам, к чему поначалу Гарри относился с некой опаской. Сейчас же он несся сломя голову по темным холлам, без раздумий сворачивая в услужливо открытые переходы и автоматически огибая углы, полностью доверяя чужому, но такому родному и знакомому присутствию в своем разуме.
Запах, ударивший по его обострившемуся обонянию, остановил его с эффективностью сверхчувствительных тормозов. Замерев на месте, Поттер быстро рассортировал его по нотам: сладковатая гнилость смерти, медный аромат крови, пьянящее бурление страха и горечь безнадежности. "Скрой нас", — обратился Гарри с последней мыслью к Хогвартсу, позволяя другой части своего сознания вступить во владение телом, и, крадучись, направился дальше.
(Мир живых глазами призрака воспринимался словно через мучнистую пелену, в которой терялись цветовые значения и мелкие детали. К тому же не самый идеальный пункт наблюдения, выбранный Кровавым Бароном, демонстрировал Поттера под неправильным углом и исключительно в профиль. И тем не менее, компания в гостиной Слизерина с недоверием отметила поразительное изменение языка тела гриффиндорца и его баланса. Не было никакого способа описать это различие: казалось, Поттер одновременно напрягся и расслабился, мускулы легко всколыхнулись и жидким движением перетекли, перемещая юношу в новую позицию. Звериная грация тела, гудевшего возбужденной энергией и в то же время преисполненного неторопливостью бесконечного терпения, напоминая об охотничьем инстинкте и власти. Манера держать себя была настолько атипична для гриффиндорца, что казалось, будто кожей и плотью Гарри Поттера обтянули чужие кости — просто переместили их на скелет кого-то, привыкшего отдавать приказы и обладавшего глубоко укоренившимся почти беспечным ожиданием, что ему беспрекословно подчинятся.)
Тишина звенела в ушах на все лады, сдавливая виски. Боковым зрением парень отметил тусклые вспышки искр, пробежавшихся по стенам, сигнализируя, что замок исполнил его просьбу, но лишь коротко выявил сектор изоляции, больше не обращая внимания на незначительные детали. Обучение окклюменции помогло хотя бы тем, что концентрация изгоняла из головы посторонние мысли, давая сосредоточится на главном, не думать ни о чем, раствориться целиком и полностью в ощущениях. Оно было здесь. Гарри был убежден в этом со стопроцентной гарантией, еще не видя, не слыша, не обоняя. Просто ощущал в овевавших разгоряченное тело внешних потоках холодного, колючего воздуха и щекочущих прикосновениях капелек пота, стекавших по груди и спине. Странное изменение в воздухе, едва различаемый ухом шорох — и Гарри приостановился, всматриваясь в одну из ниш, где роилось и копошилось что-то непонятное, размытыми очертаниями напоминая то ли гигантский переплетенный клубок змей, то ли запутавшегося в собственных конечностях мутировавшего осьминога-многоножку. Впрочем, это никак не помешало существам, отреагировав на движение, с точностью самонаводящихся ракет выстрелить в направлении Поттера и заставить его с резким разворотом корпуса рухнуть на пол и перекатом убраться с их пути. За первой молниеносной атакой немедленно последовала вторая, третья, четвертая. Ни одна из них не уступала в скорости предыдущей, вынуждая парня уклоняться и отступать все дальше от их источника, лишая возможности опознать цель и элементарно определить, тип каких заклинаний будет наиболее эффективен, прежде чем начинать палить ими вслепую. Вот тут Гарри ее и увидел — заметил промельк девичьей фигуры в круговерти и неразберихе, когда опять поочередно потолок, стены и пол поменялись местами. Приземлившись на одно колено и вскинув для пущего эффекта руку, Поттер послал самую мощную ударную волну на своей памяти, желая выиграть несколько мгновений для оценки ситуации.
(— Мерлин всемогущий, — потрясенно прошептала Дафна.
— Как она там очутилась? — рационально отметила Булстроуд, прослеживая взглядом путь от женских спален к выходу, который находился в непосредственной видимости их компании. — Мы все время сидели тут, ей не пройти незамеченной.
— Проход к кухне! — воскликнули несколько голосов.
Милисент и Драко посмотрели друг на друга, не веря, что могли забыть о запасном ходе, когда наводили защитные чары, и юноше невольно подумалось, что еще никогда на его памяти слизеринцы не были настолько открыты в проявлении эмоций при столь разношерстном собрании различных курсов и группировок. Излишне утомленные событиями одного дня, они попросту прекратили придерживаться аристократического протокола, впервые позволяя всем и каждому читать по своим лицам. Хотелось смеяться при мысли о том, как пагубно на них повлиял один вечер, проведенный в компании плебеев.)
Первым, что бросилось в глаза, была россыпь темно-русых волос и перепачканное кровью чрезвычайно бледное личико, больше не искривленное в гримасе надменного превосходства. Приоткрытые в немом крике губы, стянутые запекшейся коркой; разводы грязи и засохшей крови на щеках; закатившиеся глаза в белой пленке; горящие, будто воспаленные скулы. Единственное устоявшее перед его заклинанием щупальце присосалось к ее шее и туго натянутым канатом терялось за пределами видимости его ночного зрения. Менее секунды спустя по столь удобно расположенной мишени ударило Секо... только чтобы отскочить обратно к отправителю, оставив чертово кровососущее существо неповрежденным. Гарри запустил череду различных режущих чар, надеясь, что хоть одно из них подействует, но не особо удивился, когда они все срикошетили и с короткими вспышками были поглощены стенами. Философски отметив, что если хочешь, чтобы что-то было сделано, лучше делать это самому, Поттер поднялся, на ходу материализуя в ладони подарок Сириуса и с отработанной легкостью выпуская лезвие ножа-бабочки на свободу. Десятидюймовый нож, словно в масло, проник в тугие мускулы до основания, прорезав крошечное отверстие с противоположной стороны, и Гарри непринужденно крутанул его, описывая полный круг. В миг, когда Ребекка Блоссэм потеряла связь с тварью, ее кататоническое состояние кардинально изменилось. Теперь она вопила, отбиваясь руками и ногами, а все ее тело извивалось, в то время как из остатков пиявки на ее шее продолжала толчками выплескиваться кровь, заливая мантию и превращая реальность в какую-то сюрреалистическую действительность, ведь в человеке просто не может быть столько жидкости.
