... Обширная равнина, поросшая кустарником и пучками жёсткой травы. По равнине бредут дикари, вооруженные палками, женщины тащат детей... Какие они мелкие, вдруг понимаю я, меньше даже Истинно Разумных... Вот уж точно земные мартышки, даже хвосты похожи.
— Их обнаружила довольно давно одна из уже ушедших в Отрыв цивилизаций, — преподавательница вертит в руках световую указку. — Сразу же бросилась в глаза неестественная бедность сухопутной флоры и фауны, при том, что в море жизнь просто кишела разнообразием. А потом были найдены следы городов возрастом более миллиона лет.
Меня пробирает дрожь.
— Может, те города принадлежали не им? — подаёт голос одна из стажёрок.
Наставница вздыхает.
— В руинах найдены скелеты очень похожих существ, только значительно крупнее. Генетический анализ показал, что это предки вот этих... А потом в древнейших архивах нашли материалы, из которых следовало, что бездну лет назад на планете существовала мощная рабовладельческая цивилизация.
Она помолчала.
— Очевидно, всё шло постепенно и незаметно. Войны, голод, великие переселения, великие империи, распадавшиеся и возникавшие вновь... И с каждым тысячелетием всё труднее было добывать железо — легкодоступные руды исчерпывались, а строить глубокие шахты дикарям не под силу. К тому же основой пропитания у них были некие чрезвычайно неразборчивые в пище черепахи — этот вид бывших разумных хищный — которые в итоге и превратили ландшафты в такую вот пустыню. А потом камень стал вытеснять железо, и в последних войнах последние империи развалились, чтобы больше никогда не возродиться. В последовавшем затем хаосе были вырезаны черепахи, и скотоводству пришёл конец. Ещё немного, и секрет выделки железа был полностью утерян. Так наступил вторичный каменный век, с той только разницей, что на ограбленной дочиста планете из дичи остались мелкие грызуны. А дальше начал действовать простой животный отбор, постепенно подгоняя размер хищника под оптимальный для подобной дичи. Выживали в основном менее крупные и наиболее юркие особи, и средний рост аборигенов из поколения в поколение начал снижаться. А слишком крупная голова непозволительная роскошь для мелкого существа...
Вот теперь мне страшно по-настоящему. И я чувствую, не мне одному.
-... Они тогда ещё умели добывать огонь, но речь уже была скудной. Пара сотен слов, не больше.
— Значит ли это, что они обречены утратить разум? — вновь не выдерживает та же девушка.
— Именно так, Кьо, спасибо за понимание. Мелкие, многочисленные и достаточно разумные хищники буквально давят остатки биосферы, не позволяя ей начать восстановление — никакие неразумные животные не в силах противостоять разумным. Единственный выход, это полная утрата бесперспективным видом разума. Они будут мельчать и охотиться на всё более мелких грызунов — поскольку более крупные будут съедены. И только когда они утратят связную речь и способность владеть огнём, превратившись в обыкновенных хищных животных, этот истерзанный мир начнёт новое долгое восхождение, длиной в десятки миллионов лет.
Преподавательница смотрит на меня.
"Я вижу, о чём ты думаешь, Ди. Разумеется, Земле в целом было далеко до такого сценария. Однако есть на твоей прародине такой остров, Рапа-Нуи, или Остров Пасхи... Когда первые лодки переселенцев достигли его, остров покрывали цветущие джунгли. А когда его открыли европейцы, уцелевшие обитатели Рапа-Нуи прятались в расщелинах голых скал, питаясь птичьими яйцами и друг другом. Даже огонь развести стало там проблемой, настолько был опустошён остров. Так что ничего нереального в таком развитии событий нет. Планета — тот же остров, только очень большой, и потому всё это дело происходит медленнее"
Все подавленно молчат, и я без труда ощущаю мысли и чувства моих товарищей. Как это страшно...
— Да, страшно, — без улыбки соглашается наша наставница. — Однако подобный исход встречается всё же редко. Это же "детская смерть" для разумных, по сути. Слишком неудачно всё должно сложиться для этого. Нет, "детская смертность" разума, к счастью, невелика. Гораздо чаще молодые миры гибнут всё же не так. Они гибнут уже на стадии перехода к развитой технической цивилизации. Ядерный барьер один из самых серьёзных.
И темой нашего следующего занятия будет именно это.
...
"А вот не догонишь!"
"А вот догоню!"
Я улыбаюсь так широко, как только это позволяет мой изящный ангельский ротик. Уже не счесть, сколько раз происходила подобная беседа. Разумеется, я её не догоню — моё довольно значительное превосходство в живом весе исключает такую возможность. Однако это вовсе не значит, что победа должна доставаться моей женушке даром.
"Сдавайся, о несчастная!"
"Кто сказал? Я счастливая!"
Ирочка резко сваливается на крыло, явно провоцируя меня на сходный маневр, но я не поддаюсь — сколько раз уже ловился, на выходе из пике и крутом подъёме моя ненаглядная легко оторвётся от преследования. Вместо этого я намеренно отстаю, дабы перехватить супругу на подъёме...
"Самый хитрый, да?"
"Ну, не самый... Но хитрый!"
Ирочка звонко хохочет, и её смех разносится по всему бескрайнему небу.
"А вот так, муж мой?"
Она складывает крылья и стремительно падает вниз, подобно птице соколу на далёкой, страшно далёкой отсюда планете.
"Можно!" — я следую её примеру. Воздух свистит в ушах, и синий ковёр джунглей пока ещё лениво, но с каждым мгновением всё быстрее надвигается, распадаясь на отдельные деревья...
"Ах-ха, как здорово, Рома!"
"Осторожней!"
"Ага, испугался!"
Вместо ожидаемого набора высоты Ирочка резко тормозит распахнутыми крыльями. Ещё миг, и она скрывается в чаще.
"Сейчас я тебя настигну!"
Я с шумом вламываюсь в чащу леса, но Ирочка уже скачет по ветвям, как крылатый Маугли.
— Тебя следовало назвать Прячущейся в ветвях, Юайей!
— Нет, Рома, нет! Я Летящая под дождём! Нет, больше, больше — я твоя Ирочка!
Впереди открывается изумительная полянка, густо поросшая голубой травой, и я отчётливо вижу мысли моей ненаглядной — вот подходящее место, где он меня настигнет...
И разом всё вылетело из головы.
"Что это, Ир?"
Вокруг полянки из зарослей смотрят фарфоровые лики. Мужчина... а это вот женщина... совсем пожилая женщина, даже лицо в морщинах, таких женщин у ангелов не бывает, это невозможно...
"Сейчас не бывает. А тогда были. Это древнее кладбище, Рома"
Я осторожно подхожу ближе. Время и буйные ливни не совладали с искусством древних мастеров, и растительность не смогла поглотить их бесследно. Сколько же лет этому кладбищу?
"Тысячи три, не меньше. Ещё когда ангелы умирали от старости и даже болезней"
Ирочка прижимается ко мне, и я чувствую, как сильно бьётся у неё сердце — не успела отойти от полёта.
Надпись на постаменте, чем-то похожем на земной высоковольтный изолятор, написана знакомыми буквами, пусть и несколько стилизованными. Но прочесть её у меня не получается.
"Это древний язык, Рома. За три тысячи лет язык меняется очень сильно"
"Ты можешь?.."
Она вглядывается.
""Здесь покоится прах Летящей на восток, матери Ищущей плоды и Играющего с ветром, жены Взлетающего в зенит..." А вот и дата... Ого! Да это же конец эпохи Немеряной жадности!"
Я обхватываю жену крылом. Надо же, подумать только... На Земле подобные захоронения искали бы археологи. И не нашли бы ничего — все могилы аборигены разоряли нещадно...
"У нас не принято грабить могилы, Рома. То есть бывали эксцессы во времена той эпохи, но такого вандализма, как у людей, не было и в помине. Как видишь, за ним даже присматривают, за этим кладбищем — должно быть, местный смотритель лесного участка. Да и в старину тут нечего было брать, разве только сами памятники"
Её глаза глубоки и бездонны.
"С тех пор многое изменилось, муж мой. Уже давно так никого не хоронят. Мёртвые покоятся в глубоких подземельях, оставив солнечный свет живым. И сам обряд изменился. Не плачут убитые горем родные, нет траурных процессий... Смерть перестала быть горем, Рома. За очень редкими исключениями, которых тоже скоро не станет"
Я размышляю. Вот как...
"Да, ты прав. Я тоже иногда об этом думаю. Эти редкие исключения напоминают всем о том, что есть на свете горе. Они учат переживать и сопереживать. А вот когда кристаллы-микросканеры в головах не оставят смерти ни единой лазейки... Не закончится ли это в конце концов тем, что мы, ангелы, утратим способность сочувствовать чужому горю? Ничто не даётся даром, Рома"
Я обнимаю её руками и крыльями.
"Но ты же мечтала, чтобы однажды в мире не стало слёз. Твоя мечта исполняется у тебя на глазах"
"Мечтала, да. Но есть на Земле и такая поговорка: "Несчастный, ты будешь иметь, что хотел""
Она вдруг шумно встряхивается, не выдерживая тишины древнего кладбища.
— Давай полетим домой. Извини, Рома, но я не могу здесь...
— Понимаю... Вообще-то я бы смог...
В любимых глазищах протаивает знакомый смех.
— Для тебя нет ничего святого, муж мой, — переходит Ирочка на русскую речь.
— То есть как ничего? — округляю я глаза. — Да полно разного святого! Вот же передо мной главная святыня...
Ирочка смешливо фыркает, блестя глазами.
— Ты неисправимый льстец! Всё, полетели!
...
-...М-м... Рома...
Ирочка чмокает, плотнее прижимаясь ко мне. Уже уснула, намаялась, маленькая моя... И Мауна-младшая спит, и Нечаянная радость. И мне бы нужно спать, да ещё как... Но сна ни в одном глазу.
Моя мудрая жена, как всегда, чётко обрисовала суть дела. Я уже привык, что ангелы добрые, это как бы само собой разумеется, как наличие крыльев. Добрые, великодушные, тонко чувствующие чужое страдание... Насколько тонко? Не есть ли это атавизм?
Уже давно нет здесь траурных процессий, и слёзы на нормальных похоронах никто не льёт. Умершего не жалеют — кто заставлял умирать? Сам захотел... Да, собственно, и некому жалеть. В Раю умирают лишь те, кто до отказа насытился жизнью. Кому больше никто не нужен, и которые сами никому не нужны. И призывают свою смерть тут обычно парами...
Здесь жалеют погибших. Когда, казалось бы, вконец затурканная смерть внезапно показывает свой хищный оскал. Такие случаи редки, но именно они, вероятно, и служат теми прививками от всеобщего равнодушия. А вот теперь их не будет, и смерть будет окончательно укрощена. Не начнёт ли ослабевать иммунитет ко Злу? И не превратятся ли ангелы в настоящих олимпийских богов, весёлых и безжалостных — потому как им уже непонятно будет, что такое боль утраты. Или телепатия гарантирует от подобного исхода?
Вопросы, вопросы... Этот мир гораздо сложней, чем кажется на первый взгляд. Сложнее Земли, и сложнее, чем это может понять бывший абориген полудикой планеты.
Ладно, пора спать, Великий спящий. Нет, не спать, а СПАТЬ. Задача раз — увидеть звёздное небо планеты пушехвостых. Задача два — определить источник скрытой угрозы.
Танцуют свой немыслимый танец размытые цветные пятна. Давно бы так, ребята, я вас уже заждался...
Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта...
Взрыв! Круглится бок планеты...
Взрыв! Ласково греет светило...
Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо...
Глава 7
Опрокинутая чаша
Бетон потерны исходил стылым промозглым холодом, от которого не спасала шерсть. Я зябко поёжился, потянулся к тёплой кацавейке, выкроенной из одеяла. Надо бы встать, сделать комплекс упражнений, заодно и согреться... Не хочется. Пальцем шевелить не хочется.
Будет ли когда-нибудь снова тепло?
Я почесал за ухом, тряхнул головой. Странное какое ощущение только что возникло в голове — как будто кто-то чужой влез в мои мысли. Забрался в голову, как в башню броневика, уселся и затаился... С ума бы не спрыгнуть, вот что. Не так уж трудно это по нынешним временам. Хотя все, кто норовил спрыгнуть, вроде как уже спрыгнули, но...
Я натянул на себя кацавейку, налил из термоса горячей воды и принялся прихлёбывать, едва не обжигаясь. Вообще-то хорошо бы поставить сюда на пост электроплитку, что ли... Нет, Угррур не разрешит. Реактор на холостом ходу, и энергии, вырабатываемой термоэлементами, едва хватает на освещение и работу системы водоочистки. Ну и на кухню, само собой...
Я усмехнулся, обнажив кончики клыков. Генерал Угррур мудр, и только сейчас становится ясно, насколько. Если бы сразу после Конца света реактор не перевели на минимальный ход, уже давно освещались бы лучинами, и пили воду из реки. Вёдрами таскали бы, потому как насосы тоже работают на электричестве. А так ещё лет пятнадцать будем пить чистую... а там и в реке очистится до безопасного уровня...
В дверь гулко постучали железом. Я нехотя встал со своего места, двинулся к двери. Вот интересно, когда она появилась у меня, эта шаркающая походка? Вроде не старый ещё... Это от гиподинамии всё, надо чаще делать упражнения...
Я усмехнулся. Нет, я не старый. Я древний. Доисторический. Как и все мы.
В дверь снова загремели железом. Ещё три года назад тут работало переговорное устройство, но оно вышло из строя, и починить не удалось. Проблему решили просто — повесили на верёвке железяку, игравшую теперь роль дверного звонка.
— Кто?! — рявкнул я, подойдя вплотную. Разумеется, вопрос был лишён смысла — кто же там может быть, кроме своих? Однако регламент требовал задать вопрос и получить ответ. Регламент до сих пор выполнялся по всем пунктам, которые вообще возможно было ещё выполнять. Регламент вносил некую упорядоченность и видимый смысл обитания в этой бетонной норе.
— Это я, Брргарр! — глухо донеслось сквозь броню. — Открывай!
Длинный рычаг запора глухо заскрипел, зато дверь отвалилась в сторону бесшумно. Хорошие двери делала когда-то фирма "Рубурр и сын"... Кто их помнит сейчас, и Рубурра, и его сына? Мёртвые страницы истории в памяти ещё живых... мертвецов.
Гррот перешагнул через высокий комингс.
— Я уж думал, ты помер. Проще дверь взорвать...
— Я тебе не рядовой новобранец, на цырлах на всякий шорох поспешать.
Гррот сипло рассмеялся, закашлялся.
— Гляди-ка, какое слово вспомнил... Где это ты в последний раз видел новобранца?
— Тридцать четыре года назад. Ты по делу или так, от гиподинамии спасаешься?
Гррот помрачнел.
— Разведка донесла, опять шевеление. Возле бывшей подстанции, ближе к Промаху.
— Мутанты? Или выползки?
— Неясно. Но ведут себя нагло. Их по открытому огню обнаружили. Каннибалы, жарят кого-то.
Я с шумом втянул воздух. Раз каннибалы, то уже не имеет значения, выползки это, покинувшие противоатомный бункер, в котором кончились запасы провизии, или мутанты — из тех деревенщин, что каким-то чудом пережили Конец света.
— Босс велел разобраться и почистить там всё.
Да, это свято — почистить окрестности охраняемого объекта. Ибо каннибалам не место на земле. Одна-единственная банда каннибалов способна уничтожить остатки населения целого края всего за пару-тройку лет.