Однако закоренелые материалисты могут предложить и другие объяснения подобной неслыханной удаче. Да, самолет пролетел незамеченным, но лишь потому, что радары не просматривали всей линии фронта. Что приземлились диверсанты без травм — так их на то усиленно тренировали. Что грузовой контейнер быстро нашли — и это понятно, ибо выброс был организован наилучшим образом, а местность под самолетом оказалась не такой уж труднопроходимой, поскольку ее долго и тщательно подбирали. К тому же вблизи не было никаких людских поселений, вот никто и не заметил парашютистов, а еще в тренировки входило умение прятаться, маскироваться и уходить от наблюдения. Конечно, никто из местных не вышел на место приземления, поскольку незачем добропорядочному советскому гражданину переться по холоднющей погоде туда, где заведомо ничего интересного нет.
Так кто же был прав: идеалисты или материалисты? Мы не желаем быть судьями в этом сложном и запутанном деле, а вместо этого предлагаем оценить факты.
— Вопросы есть?
— Есть. Почему именно нас выбрали?
Это осмелился спросить угрюмый и упрямый северянин Мефодий Самсонов. Остальные выразили глазами одобрение.
— Отвечаю. Вы все охотники, вы думаете, как охотники и действуете, как охотники. Для выбора позиций вам надо постараться представить: как могут пройти в данном направлении те, на которых предстоит охота. Потому что и тех наверняка подобрали из таких же специалистов.
Этому разговору предшествовала длительная подготовка. Выразилась она в том, что отобранным бойцам вручили взрывные устройства — что-то похожее на гранаты, но отличающееся более сложным взрывателем. К ним добавили тонкие полупрозрачные лески, полоски из похожего полупрозрачного материала (их можно было свернуть в кольцо, а вот раскрепить уже нет), проволоку в белой же изоляции, маленькие пассатижи и много чего еще. Всем этим научили пользоваться. А потом поставили задачу: заминировать лесные тропы с южного направления. Вводная завершилась словами: 'Если сделанные вами мины угробят кого из диверсантов, то это будет прекрасно. Но даже если нет: они просигналят, что там идет чужой. Или чужие. Не могут не пойти. Финнов очень интересуют люди из осназа, а еще больше вооружение, которое тот использует'.
Разумеется, операция была инициирована особым отделом. Его начальник, желая получить побольше гарантий для успеха, охмурял коринженера во всю мощь:
— Сергей Васильевич, ты ж по части всякой техники профессор, а то и академик. Придумай что-нибудь: как бы группу, когда она появится, не только обнаружить, но и живыми взять. Да ведь ваши, осназовские, они сначала метко стреляют, а уж потом спрашивают: 'Кто там?'
Инженер, которого только что невероятным образом повысили в чине, шумно вздохнул.
— Эх, Николай Тарасович, кабы дело было летом! Есть кое-что в запасниках. Но эти приборы плохо на мороз реагируют. Сам знаешь, что снаружи творится, а боги погоды предсказывают, что еще холоднее будет.
Куценко, в свою очередь, испустил горестный вздох.
— Ты ведь пообещал контрразведчика в группу выделить? А, Николай Тарасович?
— Что толку от него, если всех диверсантов постреляют.
Настроение у начальника особого отдела упало еще ниже. Он с радостью бы хватанул стаканчик-другой, но знал, что товарищ коринженер и сам не очень-то употребляет, и не одобряет, когда это делают другие. И по причине отсутствия на столе горячительного (чай не в счет) решил переменить тему:
— Я знаю, Сергей Васильевич, что у тебя своя разведка есть. Вот скажи по дружбе: насчет этих ребят-охотников, которых ты выбрал... ну... у тебя какая-то информация имеется?
— Если бы! Ничего у меня нет. Но только думаю, что финны в состоянии сделать то же, что я сам бы сделал на их месте. Нашему противнику во как нужна информация. А их нанимателям — и того больше.
— Немцам? — удивился Куценко.
— Нет. Сейчас у них с немцами отношения прохладные. Англичанам.
Бывшие охотники ушли на операцию. Минные сигналки были расставлены. Одна из них сработала. На этом везение финской диверсионной группы закончилось.
Заслуги 'крокодилов' в обнаружении противника были минимальными. Скорее тут сработали старания операторов 'леталок'. И даже не хитрые тепловизоры — нет, совершенно сухой снег был тому причиной. Небо не стало ясным — всего лишь нижняя граница облачности поднялась примерно до тысячи трехсот метров. И один из беспилотников заметил ту снежную бурю, которую подняли по дороге гусеницы танков. И только после этого этого оператор отметил, что и по параметрам теплового излучения движущиеся объекты вполне подпадают под определение вероятных целей. Разумеется, он передал данные ударным вертолетам.
Задолго до того, как автожиры русских показались над горизонтом (если так его можно было назвать), их услышали. Само собой, не командиры танков и тем более не водители — вой бензиновых движков бронетехники не давал такой возможности — нет, это сделал один из тех солдат, которые сидели в кузовах грузовиков. И тут же кулак застучал по крыше кабины.
— Господин лейтенант, 'чертовы мельницы' летят!
Финский офицер знал свое дело. Грузовик тут же остановился, оттуда выскочил лейтенант и стал подавать условные знаки.
Секунд через пятнадцать характерный ревущий грохот винтов услышали все, кроме танкистов. А правила поведения при налете русских штурмовиков усваивались финской армией со всей старательностью.
Колонна отреагировала должным образом. Танки всеми силами пытались рассредоточиться, пехотинцы попрыгали из грузовиков, которые, в свою очередь, постарались укрыться под невысокими елями. Маскировка была не ах: внимательный глаз мгновенно бы углядел следы, ведущие в укрытия. А расчеты зениток (были в колонне и эти противовоздушные средства) в бешеном темпе готовились открыть огонь.
У штурмовых вертолетов была основательная причина поторопиться с ударом по колонне противника. На них повисла следующая задача: сопровождение транспортников. И дело это виделось совсем не простым: с подвеской в виде подбитого 'крокодила' даже могучий Ми-26 вряд ли был в состоянии безопасно лететь со скоростью более двухсот километров в час. О маневрах и речи не могло идти.
Подумав, майор Осипенко объявила решение:
— Сима, полетишь сопровождать Лену, она повезет раненых. Катя пойдет с подвеской, ее будем охранять вдвоем. Стропальщики обещали закончить работу через, — взгляд на часы, — двенадцать минут. Товарищ Коренев, распорядитесь грузить всех раненых. Раиса Антоновна, вы с ними. Выполнять!
Уже по возвращении и ударных, и транспортных вертолетов состоялся разбор операции. Сам комбриг Рычагов, не отличавшийся склонностью к благодушию, признал, что 'крокодилы' сделали все, что было в их возможностях. Эрэсы уничтожили все до единой зенитки: это было видно на видеозаписи. По танкам был открыт огонь из авиапушек; в результате пять машин горело, еще две взорвались. Внимательный анализ показал, что еще на трех, без сомнений, повреждена ходовая. У тех снарядами разнесло не только гусеницы, но и ведущие звездочки, а последнее в походных условиях починить крайне затруднительно. Штурмана заявляли, что уничтожили сорок пять грузовиков. Рычагов посчитал, что девушки в азарте преувеличили. Но определить, сколько из подбитых машин можно восстановить, никто не взялся. Посчитать вражеские потери в живой силе также не представилось возможным. Минометы и их расчеты тоже имели шанс уцелеть. Как бы то ни было, результаты штурмовки были доведены до капитана Маргелова, который, понятно, передал их командиру роты.
Командир колонны советской бронетехники тоже был поставлен в известность. Он, однако, не имел понятия о степени ремонтопригодности финских танков. Собственно, никто в осназе этого не знал, поскольку нужных сведений в переданной им документации не имелось. Однако он вполне мог представить, что из трех поврежденных танков, если те не сгорели полностью, при некоторой доле везения вполне можно собрать один исправный. А также он знал, что даже смешные виккерсовские пушечки могут оказаться смертельно опасными для бронетранспортеров с их противопульной защитой. И потому последовал запрос старшему лейтенанту Борисову. Тот, в свою очередь приказал поднять все беспилотники. Операторы доложили: один из уцелевших (то есть не сгоревших) танков окружен суетящимися людьми. Другой оператор, нарезав несколько кругов над тем, что осталось от грузовиков с пехотой, передал сведения в штаб батальона. Штабисты оказались тверды во мнении: атаковать оставшимися силами позиции окопавшихся десантников можно, но успеха достичь до последней степени проблематично.
— Я бы на их месте постарался развернуть батарею минометов, сколько их ни есть, и накрыть подбитый вертолет. По мосту бить минами почти без толку.
Ошибка сделавшего этот вывод была простительной: до штаба Маргелова просто не дошли последние сведения об изменении в обстановке.
Громадный транспортник очень медленно поднялся, натягивая тросы. Стропальщики делали руками малопонятные для непосвященных знаки. Туша поврежденного 'крокодила' так же неспешно стала подниматься.
— Ни пуха, ни пера, девчата, — суеверно прошептал ротный. Поскольку его никто не услышал, то и пожелания отправиться к черту не последовало. И тут же старший лейтенант гаркнул во весь голос:
— А ну, ребята, соберем-ка из сухпая для Вали кураги, изюма, орешков. У кого шоколад остался, то и его добавьте. Все это заживлению способствует.
В последней фразе ротный бесстыдно наврал. Ничего и никогда он не слышал о заживляющих свойствах этих лакомств. Зато он прекрасно знал, что сладкое способствует улучшению настроения (у женщин в особенности). Вот это точно было полезным.
Десантники откликнулись мгновенно. Очень скоро у носилок, где лежала штурман Кравченко, появился не очень большой, но увесистый мешок. У лейтенанта сил хватило лишь на вопрос:
— Что это?
— В госпитале пригодится, — мгновенно нашелся с ответом Борисов.
Второй Ми-26 полетел куда быстрее, чем первый. У него на то были причины: он вез девятерых раненых в сопровождении Раисы Антоновны. В нем же летели командир подбитой ударной машины лейтенант Литвяк и корреспондент, которому было необходимо как-то передать материал в редакции. Тот, правда, прямо на лету что-то черкал и вписывал, хотя трясло в брюхе летающего вагона (так его мысленно обозвал газетчик) немилосердно.
Самыми тяжелыми среди раненых были лейтенанты Перцовский и Кравченко. Но из этих двух девушка находилась в куда худшем состоянии. Основной причиной тому был мимолетный взгляд на собственную руку — точнее, на то, что от нее осталось. Несмотря на грозные окрики старшего военфельдшера, настроение штурмана упало ниже горизонта. Она прекрасно знала, что без кисти ее до полетов не допустят ни в каком качестве.
Лейтенант Перцовский всеми силами старался развлечь девушку. Как-то незаметно он ухитрился перейти с ней на 'ты', клялся в том, что врачи в Ленинграде непременно помогут, а командование найдет работу ('Ты же сама понимаешь: командиры с такими знаниями, как у тебя, наперечет'), сыпал анекдотами.
По приземлении тяжелых раненых немедленно перенесли в санбат. По непонятной причине туда же устремился товарищ коринженер, дождался, пока главный освободится, и потребовал разговора без свидетелей. Уже прощаясь, Сергей Васильевич громко выкрикнул:
— Транспорт за мной, Сан Саныч.
Из этой реплики окружающие сделали вывод, что пострадавших повезут в Ленинград. Сверх того, майор Осипенко перехватила взгляд симпатяги-сапера на ее подчиненную и сказала очень тихо:
— А мальчик-то, похоже, попал.
Никто этих слов не услышал, кроме Кати Буданцевой. Но та положила себе обсудить эту тему после. В настоящий момент имелась намного более срочная задача: гасить истерику лучшей подруги. Лида Литвяк безудержно рыдала в окружении товарок, поскольку винила в ранении своего штурмана исключительно себя.
Пока коринженер пропадал у санбата, командиру особого отдела сначала что-то такое доложили и передали увесистый ящик. Видимо, в полученных сведениях было нечто нехорошее, поскольку Куценко помрачнел и явно собрался выговорить доложившему, но тут же остановился, подумал и отдал распоряжение:
— Как только товарищ коринженер освободится, попросите его ко мне.
Рославлеву оказалось достаточно лишь раз глянуть на особиста:
— Никого живым не взяли. Угадал?
В ответном взгляде и в голосе очень коротко мелькнула досада:
— Угадал, ясно дело. Двое истекли кровью, еще двое подрвали себя гранатами. И еще один в лесу остался, его нашли, осколок сигнальной мины...
— А теперь, Николай Тарасович, выкладывай, что там необычного отыскали. Ведь было что-то?
— Было... — из ящика появился пистолет незнакомой Рославлеву марки. — Я этакого и не видал никогда. Но не германский, ручаюсь. И пули непонятные.
— Тут и думать нечего, дорогой товарищ. На экспертизу его. Возможно, пули с ядом, — особист черканул несколько слов на листе. — Это все?
— Носовой платок еще, тоже странный. Большой очень. И свинчатка в уголок завернута.
— Дай глянуть...
Платок оказался шелковым.
— Тот, у кого изъяли — он в каком звании был?
— Вот я так же подумал. Не могло быть у сержанта этакого изыска. Но грузик этот... по моей прикидке, для кистеня коротковат платочек-то.
— Потрогать разрешишь? Так... утяжелитель... понял. Конечно, на экспертизу его надо отдать, но сморкалочка очень не просто так появилась. Похоже, что платок секты душителей, из Индии. Эти лихие ребята использовали его как удавку. Между прочим, дело требует хорошей тренировки. Зато смерть наступает мгновенно, от перелома шейных позвонков.
Куценко соображал быстро.
— Индия, говоришь? То есть английский след?
На это заявление Александров поморщился:
— Доказательство не на все сто процентов. Но... наиболее вероятно, что этого сержанта тренировал английский инструктор. А тот, в свою очередь, учился в Индии. Вывод: англичане не только в курсе о существовании нашего осназа, они еще жаждут подробностей. Да-а-а... Хорошо, куда и как докладывать, ты сам знаешь получше меня. Но ведь и это не все, верно?
— Колдуешь, Сергей Васильевич? Мысли угадываешь? Ладно. Винтовочку тут лыжники добыли. Не то, чтоб странная, но занятная. Глянь сам.
— Не винтовка, а Курочка-ряба, — возможно, товарищ Алексндров хотел сострить, но глаза у него не смеялись. — Сколько зарубок насчитали?
— Восемьдесят девять. А что, ты знаешь хозяина?
— Документы доставили? Давай сюда.
— По-фински читаешь? — усмехнулся Куценко.
— Если этот человек тот самый, о котором я подумал, то и моих знаний хватит через голову... — Александров раскрыл документ, и глаза у него прямо полыхнули. — Вот что хочешь делай, Николай Тарасович, но те, кто отправил данного снайпера в гости к его прабабушке, должны получить ордена. Пусть Маргелов представляет, я готов завизировать.
Особист сузил глаза:
— Подробности добавишь?
— Тебе представить доказательства не имею права. Извини, не твой уровень. А этот тип... Звали его Симо Хяюхя, звание в переводе на наше — старшина. Стрелок милостью божией. Великолепно владел не только винтовкой, но и пистолетом, и автоматом. Имел шансы стать самым результативным снайпером всех времен и народов. По нашим подсчетам за ним числится примерно сто семьдесят покойников. Точных данных нет, как сам догадываешься. Враг был из опаснейших, так что пусть ребята крутят дырочки. И добавь еще: их опыт должны, конечно, перенять другие наши, но боюсь, что быстро это сделать не удастся. Очень уж специфическими приборами пользовались те, кто его накрыл. Ими сходу пользоваться не научишь. Ну, да будем стараться.
