Окклюменция

"Чего я-то сделал?" — подумал Сириус и принялся оглядывать себя. Долго искать не пришлось. Рубашка на нём была разодрана в клочья, слева поперёк рёбер темнел отчётливый укус.

Сириус на секунду закрыл глаза. Ну, называется, а чего ж вы хотели — врукопашную с оборотнем? Ладно, теперь хотя бы понятно, чего Снейп пялится. Чего б ему такого сказать ещё, чтоб добить? А, во!

— Ну... так мне и надо, по большому счёту, — равнодушно пожал плечами Сириус. — Не говори только никому.

Дрожа всем телом, Северус извлёк порт-ключ в Хогвартс, поднёс вплотную к губам и прошептал пароль. На аппарацию он не решился не только потому, что волк может всё ещё ошиваться у крыльца...

Глава 13. Болезненное осознание

Тот факт, что через два дня школа опустеет, радовал профессора несказанно. Но только он один этим и занимался — все остальные факты действительности портили жизнь в унисон, как будто долго репетировали. К обезнадёживающей рутине теперь добавились ответственность за щенка, беспокойство за него же (чёрт с ним, с Вольдемортом, но Поттер ведь найдёт приключений на свою задницу...), саднящая надежда, что детёныш Лили в конечном счёте примет его сторону (подумать только, надежда, оказывается, может быть настолько неприятным чувством и так усложнять жизнь!), ну и, конечно, эпизод в полнолуние.

"Какого Мерлина Блэк имел в виду, говоря, что так ему и надо?! Запоздалое раскаянье... О нет, сбереги меня Харон, только не это. Блэк не может раскаяться в той неудачной попытке убийства. Для него это была просто шутка. Он никогда не считал себя виноватым. Он никогда даже притворно не извинялся. Даже когда Люпин его заставил что-то такое пробормотать, он потом, убедившись, что Люпина рядом не было, всё поставил на свои места, дескать, Снивеллус — сам дурак, нечего верить заклятому врагу. Блэк никогда бы не раскаялся. Он просто не может этого сделать. Не может. Не-может. Не-может-не-может-неможет-неможетнеможетнеможет....

Потому что в противном случае на это надо как-то реагировать.

Проклятый Поттер, как всегда, добился своего — он хотел, чтобы мы перестали ругаться... И придётся перестать. Потому что — какой толк теперь говорить Блэку правду? Что он был и остаётся мудаком, что он не может толком помогать Ордену, что он не авторитет для Поттера, и не пример для подражания, и вообще неудачник, дважды пытался убить — врага и друга — и не смог... Но он сам всё это знает! Знает и помнит всё время! Знает и живёт с этим на совести! Знает и, сука, РАС-КА-И-ВА-ЕТ-СЯ!!!

А теперь он ещё и оборотень.

Пойти, что ли, Люпина порадовать, что его полку прибыло? Заодно узнать, какого Мерлина он опять не выпил своё (моё!) зелье.

Или Поттера — что в очередной раз кто-то из его шоблы понёс увечье, защищая...

Нет, не Поттера. Защищая меня. Идиот. Придурок. Какого Мерлина?! Хотел, чтоб я был у тебя в долгу?! С учётом попытки убийства, о каком долге тут можно говорить?! Вот именно, это он и сказал.

...Так мне и надо...

Правильно, очень по-гриффиндорски. Сначала он подставляет меня ради забавы, в шутку, а потом — в точно такой же ситуации — принимает удар на себя. Не превращается в собаку, нет, нарочно принимает удар на себя. В качестве извинения. Потому что так у меня нет шансов посчитать извинение неискренним. Потому что он, сука (хоть он и кобель), хотел со мной помириться! Да чтоб ему пусто было, подонку!

Потому что придётся мириться. Какая мерзость, какое ужасное слово, дебильный интернат дошкольного возраста, сцепить мизинцы и... мириться. Вслух я его никогда не скажу. Иначе стошнит.

Но ни Поттеру, ни Люпину я тоже ничего не скажу. Потому что если Люпин покусал Блэка в моём присутствии, кто будет виноват? Правильно, я. И я буду молчать.

Потому что Поттер мне верит. Против Блэка. Против Дамблдора. И его благородство и чувство справедливости растоптаны в пыль поступком его отца.

Я думал, он будет смеяться надо мной, а он зачем-то скомкал и разорвал свой уютный невежественный мир — и встал на мою сторону.

Конечно, это временно, он пока не знает, как я им мстил.

Но первое впечатление — самое сильное...

Что в данном случае, впрочем, не в мою пользу.

А когда что-то бывает в мою пользу?"

Сириус окинул оценивающим взглядом дело рук своих. В данном случае именно рук, потому что он не был уверен, как поведёт себя его магия, когда он превратится. А тут надо, чтоб не подвело... Спрашивать у Рема — исключено, он всегда видит насквозь, никакие отмазки и предлоги с ним не пройдут.

Поэтому стены подвала были вручную тщательно промазаны цементом, решётки от старого забора привинчены суровыми болтами к полу и потолку, семь разных замков на двери — и вовсе припаяны самым натуральным паяльником, спасибо рассеянному мистеру Уизли.

Обречённо вздохнув, Сириус поплёлся мыться. Пользы от его существования с каждым событием становилось всё меньше, а вреда всё больше.

Большое, блин, дело сделал, Снейпа спас! Уже от одной этой мысли вполне можно преисполниться ненависти к себе. И главное, какой толк-то? Снейп от этого не перестанет быть Снейпом. И если у него хотя бы хватит благодарности не говорить никому о произошедшем, то Гарри никогда не узнает, как Сириус расстарался... Так что, опять же, пользы-то никакой. Если бы он вовсе не пошевелился, Снейп бы всё равно не смог ненавидеть его больше, чем до того. Если бы он хотя бы превратился в собаку... но тогда бы он не успел — трансформация хоть и занимает доли секунды, но чтобы сдержать челюсти волка, нужны были человеческие руки. К тому же этот волк был значительно крупнее Рема, на которого был рассчитан рост анимагической формы... ещё не факт, что вообще бы удалось справиться.

Сириус понимал, конечно, что он не думал всего этого в тот момент. Ему было просто откровенно наплевать, что там с ним будет. А ещё ему хотелось, чтобы Снейп почувствовал себя виноватым. Это роскошь, конечно, но хотя бы неуютно ему бы стало. Плохо. Хоть чуть-чуть. Хоть как-нибудь.

Казалось бы, жертва великовата, но... в той горькой депрессии с привкусом суицидальности, в которой он тогда был — он мог бы пойти на большее и за меньшее. Сейчас, конечно, когда он ко всем прочим бедам стал ещё и представлять реальную угрозу для всех вокруг, состояние его ухудшилось невыразимо.

Глава 14. Открытия

Сдавая вахту, господа орденоносцы сделали Дурслям строгое внушение относительно того, как следует обращаться с Гарри. Парень чувствовал себя униженным — дальше некуда. Ему почти шестнадцать, а тут, понимаете, хрупкая девушка на пару с параноидальным пенсионером вступаются за него перед его собственными родственниками. И главное, нет бы раньше! Теперь-то, когда есть Джоу, Гарри сам может разобраться с Дурслями. Теперь его двое! Впрочем, потом Гарри подумал — пусть пугают. В случае чего, Джоу просто примет вид Хмури, и Вернон может прятаться под столом хоть до утра...

В общем, лето начиналось не так плохо, как обычно. Если бы ещё не тревожное письмо от Рона, который писал, что Билл куда-то делся, а члены Ордена только угрюмо переглядываются и молчат. Гарри попросил Джоу разведать насчёт старшего Уизли, но тот вернулся с пустыми руками.

Про Джоу, между делом, ещё в Хогвартсе выяснилась одна забавная вещь, снова роднящая его с домовыми эльфами. Он откликался на своё "имя", даже если физически не мог слышать Гарри. Для Гарри это выглядело вполне естественно — если уж матрикатов обычно создают в служебных целях, имеет смысл возможность вызывать их, когда понадобится. Джоу, напротив, впал в тяжёлый шок и целый день ходил, как пришибленный, что-то бубня себе под нос. В конце концов Гарри зажал его в угол в Выручай-комнате и заставил подробно объяснить всё, что он чувствует. Джоу скривился и прошипел, что он по известным причинам чувствовать ничего не может, а Гарри ему демонстративно не поверил, потом они ещё полчаса препирались, пока наконец Джоу объяснил — у матрикатов не бывает имён, а значит, их нельзя позвать по имени. Откликаться же на что-нибудь вроде "эй ты, раб!" гордость не позволяет... Так что Гарри, фактически, совершил нехилое такое открытие в сфере возможностей матрикатов.

— Можешь патентовать, — ехидно заключил Джоу.

— Если доживу... — скривился Гарри. — Ладно, суть я понял. Теперь скажи, тебя эта... беспрецедентная возможность сильно раздражает?

Джоу уже давно выучил, что говорить своему создателю "ты псих" — всё равно, что говорить это ближайшей стенке. Он не обидится и, сколько раз ни повторяй, не перестанет интересоваться внутренним миром своего создания. И главное, если бы у него был только академический интерес... Джоу бы тогда просто привык и забил. Сумасшедшие учёные — это клише, это не страшно. Но Гарри ведь старательно корректировал своё поведение так, чтобы его матрикату было комфортно. И не читал, сволочь, не читал книжки! Джоу это всё нравилось меньше и меньше. Он, конечно, с первых секунд понял, что имеет дело с очень странным человеком, и даже расстарался вести себя как можно наглее и испорченнее... Но, видимо, недооценил терпеливость Гарри. И если парень не одумается, придётся его просветить.

— Нет, совсем не раздражает, — вздохнул матрикат. Будь его хозяином кто другой, Джоу бы стёр гадину с лица земли ещё до заката. Но с Гарри — это даже не раздражало! Всё плохо. Может, сыграть на собственной испорченности в другом смысле — авось, парень испугается и поймёт, что наделал... С другой стороны, а если не испугается? Обычно человек пугается, когда узнаёт, что его двойник не той ориентации. Но где Гарри, а где обычно... — Я даже думаю, что это удобно, если я вдруг понадоблюсь тебе летом...

— Понадобишься, — убеждённо сказал Гарри. — Значит, в таком случае, я смогу тебя позвать. Только не надо воспринимать это как приказ. То есть если ты будешь чем-то серьёзным занят, не надо всё бросать и мчаться... хорошо?

"Падшая женщина. Этот придурок спихивает с себя любой даже намёк на власть надо мной. Ну нельзя, нельзя так делать, Гарри!"

— Хорошо, — кисло протянул Джоу, отцепляя поттеровы пальцы от своего локтя. "Интересно, как будет хуже — если я воспользуюсь тем, что он мне разрешил себя трогать или если не воспользуюсь?"

Так вот, получив в этом году некоторую свободу действий у Дурслей, Гарри обложился своими Хогвартскими причиндалами, дождался, пока родственнички покинут своё гнездо в сторону ближайшего торгово-развлекательного комплекса, снова выломал решётку из окна (с помощью Джоу, котоый преобразовал одну руку во что-то типа бензопилы — сказал, видел такое в кино), выпустил Хедвиг на вольный выпас и уселся играть с Джоу в морской бой. Впрочем, это оказалось занятием безнадёжным — они упорно расставляли корабли одинаковым образом. Джоу ещё некоторое время поуламывал Гарри почитать свой трёхтомник (который матрикат заботливо спёр из Хогвартской библиотеки, подделав подпись — для смеха — профессора Биннса). Гарри пригрозил, что будет читать вслух. Джоу слегка позеленел, но через силу согласился, только попросил пропускать _то_самое_слово_.

Первая глава оказалась ещё скучнее предисловия — там содержался библиографический обзор всех дневников и мемуаров из серии "Как я жил с обезьяной". Впрочем, по твёрдому мнению Гарри, обезьянами во всех случаях были авторы мемуаров. Во всяком случае, человечности там не наблюдалось...

Он был почти рад, когда Дурсли вернулись и тётя Петуния выкликнула его ужинать. Всё ещё под впечатлением от цвета волос Тонкс, Дурсли старались вести себя как приличные — кормили и старались не замечать. Жизнь налаживалась.

Впрочем, не имея возможности выместить на Гарри всё своё раздражение, они скоро начали перебрёхиваться между собой. Дядя Вернон (в который раз уже) принялся ворчать, что надо бы поменять скрипучую ступеньку, а то она с годами всё громче и громче. Тётя Петуния возразила, что благодаря этому скрипу она всегда знает, что Поттер опять пошёл красть продукты посреди ночи. Дядя Вернон не согласился, заявив, что мальчишка хоть и тупой, но за пятнадцать лет выучил, какую ступеньку стоит перешагивать — это во-первых, а во-вторых, просыпаться посреди ночи из-за мелкого паршивца ему совершенно не улыбается, плевать на продукты.

Раздражение нарастало, и Гарри предпочёл покинуть застолье как можно быстрее.

Однако пару дней спустя, когда Петуния поволокла Дадли на ежегодный школьный медосмотр, дядя Вернон вдруг вернулся с работы посреди бела дня и ввалился в комнату Гарри. Джоу едва успел аппарировать прочь.

— Вот что, ты, — вежливо обратился к Гарри дядя. — Давай-ка иди в сарай, бери инструменты и разберись с чёртовой ступенькой.

Брови Гарри поползли вверх:

— Но тётя Петуния сказала...

— Забудь. Заткнись. Иди и делай.

Гарри пожал плечами и пошёл в сарай. Простой физический труд он не особенно любил, но чем читать про этих средневековых живодёров... вслух... матрикату. Интересно, он от этого получает какое-то извращённое удовольствие?

Гарри аккуратно разобрал ступеньку и довольно быстро нашёл причину скрипа: в глубине деревянного каркаса застрял небольшой брусок, который не позволял доске лежать ровно, поэтому она прогибалась под разными углами по переднему и заднему краю — и скрипела. Гарри извлёк брусочек, который точно не был частью конструкции — и ни на чём не держался, лежал себе в уголке, — и прибил ступеньку на место. Теперь, когда всё прилегало плотно, скрипеть перестало. Гарри сгрёб всё барахло и понёс обратно в сарай вместе с брусочком. На полпути тот вдруг развалился. Гарри, приласкав его сквозь зубы, разложил инструменты по местам и вернулся. Брусок оказался коробочкой. Крышка её осталась у Гарри в руке, а основная часть лежала в траве. Из коробочки выкатился тёмно-красный каменный шарик размером со сливу. Он искрился на солнце густым рубиновым цветом, в глубине мелькали тени.

Шарик выглядел настолько выраженно магическим...

А тётя Петуния так не хотела трогать ступеньку...

"Что если это как-то связано с Лили?" — резонно подумал Гарри.

Он быстро отчитался дяде Вернону о проделанной работе, предъявил брусок, не уточняя, что это такое, и рванул в свою комнату. Там он немедленно позвал Джоу, которого озадачил поиском идентичного шарика, только не магического. Джоу вернулся минут через десять с похожим предметом, который он изъял из витрины одёжного магазина. Гарри подменил шарики, закрыл коробочку и отнёс её в сарай, к прочим брускам и доскам. Спрятав оригинал в недра чемодана, он упал на кровать и расслабился: шалость удалась.

Глава 15. Мизинцы

А следующее полнолуние неумолимо надвигалось.

На нервной почве Сириус проверил все решётки в подвале раз восемьдесят. Ещё он предупредил всех, кто мог бы наведаться именно в этот вечер, что устраивает большую травлю пикси, так что лучше в дом не соваться. Некоторое время он размышлял, не наложить ли на дом заклятье непроникновения — благо всеми необходимыми составляющими этого заклятья имение было заговорено ещё в незапамятные времена, так что Сириусу оставалось всего-то пару слов сказать... Но потом он решил, что это будет чересчур эгоистично — отказывать в укрытии ребятам из Ордена, только чтобы скрыть свои проблемы. А что если на кого-нибудь нападут, и надо будет прятаться?..