На итоговом заседании Сената, в предновогоднюю неделю, Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, назвал Риму имя нового Августа — семилетнего Тиберия Клавдия Нерона-младшего, теперь Тиберия Августа Феликса, сына Клавдия Нерона Друза и Антонии-младшей. Тиберий Август Феликс был давно и хорошо знаком сенаторам, воспитанник Марка Випсания Агриппы, нередко вместе с Принцепсом присутствовал на заседаниях, все давно заметили необычность этого ребёнка, а теперь этой необычности нашлось объяснение — выбор Богов. Но как ребёнка неполных восьми лет выбирать в Верховные понтифики? Ведь это одна из высших должностей в Риме. Верховный понтифик входит в число сенаторов, помимо всего прочего, носит тогу, а значит он не просто самостоятельно дееспособен, то есть сам глава своей фамилии, но и претендент на любые должности Римских магистратов, в том числе и на консульство.

Агриппа только развёл руками — такой уж выбор Богов. Гневить Богов, естественно, не стали, Тиберия Августа Феликса выбрали Верховным понтификом и сразу получили от него пророчество об очередном знамении — в грядущем году в небе планируют сойтись отец Сатурн и сын Юпитер* (*Великое соединение 7 г. до н.э.), чтобы... Об этом пока рано говорить, пусть они сначала сойдутся.

Пользоваться сенаторскими привилегиями Счастливчик не стал, и в консулы свою кандидатуру не выдвинул, он попросил назначение трибуном-ангустиклавием* (*обычное начало карьеры для знатных юношей в Риме) в один из легионов Паннонской армии, чем немало порадовал отцов-сенаторов. А уж как будет Агриппа использовать восьмилетнего трибуна — это только его проблемы.

Консулами 746 года от основания Города (7 г. до н.э.), последнего года подготовки к Германской войне, сенаторы выбрали триумфатора Тиберия Клавдия Нерона (во второй раз), выбрали сами, без выдвижения его кандидатуры Агриппой, и Гнея Кальпурния Пизона.

* * *

В январе семьсот сорок шестого года от основания Города* (*7 г. до н.э.), Принцепс, Марк Випсаний Агриппа, и трибун-ангустиклавий Четвёртого Македонского легиона, Верховный понтифик, Тиберий Август Феликс, вернулись в Аквинк (лат. Aquincum, современный Будапешт) к своей Паннонской армии.

Паннония уже была полностью покорена, усмирена и очень быстро развивалась. Развивалась в том числе и благодаря армии, Римские легионы ведь никогда не бездельничают, а в Паннонии их собралось целых пятнадцать. Несмотря на зимнее время, работа кипела — заготавливался и распускался на брус и доски лес, заготавливался и обтёсывался камень и мрамор, обжигались кирпич и черепица.

Аквинк, столица пропреторской провинции Паннония, уже настоящий Римский город, с форумом, термами и амфитеатром, заложенными ещё Тиберием-старшим, а потому носившими его имя. Красиво всё-таки римляне строят, дорого, не слишком практично для стран с холодным климатом, но красиво.

Тиберию Августу Феликсу, Тиберию-младшему, в прошлой жизни Майклу О Лири, в этой, через месяц, исполнится восемь. Прошло без полутора месяцев пять лет с тех пор, как он начал влиять на историю этого мира. Новая жизнь ирландцу очень нравилась. Нет, старая тоже была отличная, жаловаться грех, но только здесь он начал понимать — сколько же времени потеряло человечество, погрузившись на тысячелетие во тьму Средневековья, и сколько утратило помимо потерянного времени. К такому уровню развития, там вернулись только к девятнадцатому веку, да и то далеко не все. И вернулись только на уровень технологического развития, а что-то очень важное оказалось утрачено безвозвратно.

Что именно, Счастливчик пока не определил, но люди в массе здесь нравились ему гораздо больше, чем там. Другие здесь люди, здесь они по-настоящему благородные. Не праведные, люди есть люди, праведников среди них во все времена случается очень мало, но даже отпетые мерзавцы здесь люди благородные, у всех у них есть Цель, которую они ценят превыше жизни. Там таких буквально единицы остались, а здесь их ещё тысячи, если не десятки тысяч, вот это благородство в людях и нужно постараться сохранить. Очень сильно постараться сохранить и преумножить. Как? Пока непонятно, но всё ведь только начинается, понимание со временем придёт. Не нужно торопиться с реформами, кроме самых необходимых, чтобы ненароком не сломать систему, воспроизводящую в поколениях это самое благородство.

Реформы Феликса и Агриппы начались ещё четыре года назад — с календаря. Ещё через год, Рим перешёл на привычные Майклу О Лири цифры и алгебраические знаки — новую Римскую математику, а в письменности добавились пробелы, знаки препинания, кавычки, скобки и так далее, благо больше не было необходимости экономить дорогущие пергамент и папирус — производство бумаги, массовое производство, наладили в первую очередь.

Учёные будущего были правы — старая система счёта сдерживала развитие Рима очень сильно. Введение новой Римской математики вызвало взрывной рост в развитии всех наук, значительно упростило и ускорило инженерные расчёты, а главное — её, новую математику, ведь гораздо легче учить. Уже через год, это единодушно признавали все, даже самые яростные бывшие критики реформы — дремучие ретрограды, сторонники незыблемости всех традиций, даже самых дурацких.

Военная реформа тоже во вред благородству пойти не должна. Она разрешила служить в легионах негражданам, и назначать трибунами лучших центурионов, но это ведь не отменило обязанности служить для благородных. Как и раньше, все благородные юноши должны начинать Cursus honorum с воинской службы, трибунами в семнадцать лет, просто легионов теперь стало почти вдвое больше и одними только благородными все вакансии уже не закрываются. Благородных теперь нужно больше, как и граждан, и военная реформа этому поспособствует. Должна поспособствовать, по идее.

Центурионы — это уже капитаны-майоры, почему бы лучшим из них не выслужиться в полковники-генералы? Лучшим ведь, не худшим — положительный отбор. Элита должна постоянно пополняться свежей кровью, иначе ей конец. В Рима она и так всегда пополнялась, те-же Агриппа, Меценат, Гней Помпей Магн, Марк Антоний и так далее, ведь не из древних патрицианских родов выходцы, а из обычных плебейских. Военная реформа просто упорядочила этот путь наверх, только и всего.

Отслужил трибуном — получаешь право выдвигаться в эдилы, закончил службу легатом — в преторы. Получаешь право, но не гарантию, что тебя выберут, для этого снова нужно будет очень сильно постараться, нужно будет пройти уже второй круг отбора. Отбора в лучшие из лучших, в Отцы Римского Народа.

Следующая реформа будет уже социальной. Императоры получат огромные владения, передаваемые по наследству, а в этих владениях получат свои, тоже передаваемые по наследству, феоды — герцоги, маркизы и графы. Тоже нужная реформа, без неё расширить пределы Римской Цивилизации на весь Мир невозможно, а это обязательно нужно сделать.

Появится владетельная элита, не сильно заинтересованная, если вообще хоть сколько-то заинтересованная, делать карьеру через традиционный Cursus honorum. Зачем он наследнику императора, или просто крупного и богатого феодала? Что для такого наследника место в Сенате, или даже консульство? Тут придётся подключать религию. Новую Римскую религию, реформа которой тоже необходима. Боги должны прямо указать, что наследует отцу не старший сын, по праву первородства, а добившийся большего на карьерной лестнице.

А если наследники ещё малолетние, или вообще дочери? А если владетель умрёт бездетным? Сложные вопросы. А ведь они уже насущные. Меценат бездетен, а у Вара только дочь, которая, похоже, так и останется единственной. Ладно, придумаем что-нибудь. Вопросы уже насущные, но время, чтобы подумать, ещё есть. Над этим нужно думать всем вместе, с Агриппой, Меценатом и Варом.

Ещё одна предстоящая реформа — денежная, но она исключительно техническая. Деньги выдумывать не придётся, только заменить их на более удобные. Это Агриппе кажется, что денежная реформа — самая сложная, а на самом деле — всё с точностью до наоборот. Денежная реформа пройдёт снизу, от частного банка-эмитента, а Сенат примет её уже по факту. Примет обязательно, никуда не денется.

'А пока начинаем делать классическую Римскую карьеру на ступенях Cursus honorum. Эталонную карьеру, оставляя значимый след на каждой ступени. Организм пока немощный, растущий, но трибуны ведь не в строю легионеров воюют, выдерживая натиск амбалов-варваров, так что справимся. У нас свои козыри, дружище Феликс' — закончил внутренний диалог Счастливчик Майкл О Лири и отправился представляться своему легату.

Децим Понтиус Пилат, легат Четвёртого Македонского, 'гвардейского' легиона Принцепса, Марка Випсания Агриппы, испытывал двойственные чувства. С одной стороны, под его командование поступил сам Август, Верховный понтифик и Римский сенатор, причём поступил без каких-либо претензий на исключительность, обычным трибуном-ангустиклавием, а с другой — этому трибуну, всего-навсего, восемь лет. Где его такого можно использовать?

— Назначь его командовать сигниферами* (*знаменосцы и, по совместительству, казначеи), — посоветовал Агриппа своему бывшему примипилу* (*старший центурион легиона, командир первой центурии и первой сдвоенной когорты).

— Доверить ребёнку легионного орла?

— Смело, — усмехнулся Агриппа, — и орла, и казну. Этого ребёнка выбрали сами Боги, Понтиец. Он тебя ещё сильно удивит. Особенно с казной. Твоим легионерам все завидовать будут. Поверь моему слову — не пожалеешь.

* * *

В начале мая 746 года от основания Города, Марк Випсаний Агриппа и Павел Фабий Максим отправились в Колонию Агриппину, на военный совет к командующему Германской кампанией, Клавдию Нерону Друзу. Агриппе захотелось самому убедиться в готовности западной армии. В готовности к небывалой войне, молниеносной войне, с использованием крупнотоннажного речного флота.

Не то, чтобы он не доверял Друзу, скорее хотел помочь. Вдруг, молодой ещё совсем, тридцать один год ведь всего, и неопытный командующий что-то упустил. Для этого и нужны старшие товарищи — заметить упущение и указать на него.

Конную алу Четвёртого Македонского, составившую охрану командующего восточной армией и его заместителя, возглавил трибун-ангустиклавий Тиберий Август Феликс. Четыреста восемьдесят Римских лиг* (*примерно 1200 километров) за восемнадцать дней. Юного трибуна берегли все, и командующие, и легионеры, все о нём заботились, хотя виду и не подавали. Агриппа командовал остановки чаще, чем было запланировано изначально, поэтому в пути, вместо шестнадцати дней, провели восемнадцать.

Добрались, наконец. Счастливчик уснул прямо в термах. На следующий день, по прибытию, железный Принцепс велел своей охране отдыхать, а сам устроил строевой смотр шести легионам, размещавшимся вблизи Колонии Агриппины. А ведь ему уже пятьдесят шесть... Папа-Друз сопровождал Агриппу, а Тиберий Август Феликс достался на целый день маме-Антонии, и вытерпеть её заботу, сопровождаемую охами-вздохами, оказалось потруднее, чем выдержать конный марш.

Вот как этих баб понять? Твоего сына, в восьмилетнем возрасте, ввели в Сенат, признали Августом и выбрали Верховным понтификом, а ты всё чем-то недовольна. Счастливчику казалось, что в доспехах и шлеме с поперечным чёрным гребнем, он выглядит очень грозно и героически, но местная мать смотрела на него, как на жалкого мокрого котёнка, чудом выбравшегося на берег из стремительного потока. А ещё у неё поломались матримониальные планы. Антония-младшая, оказывается, уже подыскивала сыну невесту. Всё зря!

Тяжело пришлось. Никак не воспринималась эта, по сути, совсем ещё девочка, которой даже тридцати не исполнилось, матерью; и она это каким-то образом чувствовала. Чувствовала и винила во всём Друза, Агриппу и даже почему-то Мецената. Такая вот женская логика...

* * *

Военный совет командующих Германской кампанией: Марка Випсания Агриппы, Клавдия Нерона Друза, Публия Квинтилия Вара и Павла Фабия Максима, с привлечением Верховного понтифика, Тиберия Августа Феликса, устроили в Могонтиаке, где стояли лагерями восемь легионов и размещались главные верфи. Слияние Рейна и Майна, отсюда начнётся Германская кампания будущего года. Майн — река стратегически ключевая. Из правых притоков Майна, по волокам, легионы выйдут в Эльбу и Везер и осадят бурги варваров. Сразу все бурги, почти одновременно. А бурги — это ключевые тактические точки. Они построены либо в слияниях рек, либо возле бродов. В бургах сидят военные вожди германцев, со своими дружинами-бандами. Если их удастся блокировать, а это вполне реально, то проводить 'мобилизацию' будет просто некому. Германцы очень воинственны, но и они не способны воевать без командиров.

Кроме того, через приток Майна — Редниц, по волоку можно перейти в приток Дуная — Альтмюль, в другой истории там даже прокопали канал. В общем, Могонтиак лучше всех подходит для строительства столицы Империи 'Германия' и для размещения в нём главной производственной базы обеспечения дальнейшей экспансии Римской Цивилизации. Всё здесь неподалёку, всё можно доставлять по рекам, а значит очень дёшево. А главное — Могонтиак будет собственностью папы-Друза и наследством Счастливчика, Сенат не пришлёт сюда своих чиновников-шпионов. В этом отношении, сенаторы гораздо опаснее любых варваров.

Звенели пилы, посвистывали ремённые приводы, шлёпало по воде огромное колесо, придающее всей этой хитрой механике силу. Досочка шла ровненькая, тоненькая, аж поцеловать её хотелось. Кораблики получатся на загляденье, лёгонькие (относительно, конечно) — на волоках не застрянут, даже если волов захватить на месте не удастся, стальным легионерам Нерона Клавдия Друза будет по силам перетащить их через волоки 'пердячьим паром'.

Понятно, что они всего на один сезон, судёнышки эти — расшатается корпус, и дешевле будет новые построить, чем старые перебирать. Да и не нужны станут суда такого типа — плоскодонные галеры без парусного вооружения — пригодные только для рек и каботажного плавания в хорошую погоду — поэтому их сразу на одну навигацию и рассчитывали, максимально облегчая вес.

Тысяча кораблей, пусть и небольших, спроектированных для перевозки всего одной центурии с припасом на полгода, но ведь их целая тысяча — это очень впечатляющая мощь!

Германцев между Рейном и Вистулой (далее Западным и Южным Бугами), планировали покорить всего за одно лето. Следующее лето, лето семьсот сорок седьмого года от основания Города. Захватить и сжечь все их бурги, пленить и продать в рабство население этих бургов, а землепашцев примучить и обложить налогом. Дальше пойдёт процесс романизации, уже отлаженный на множестве покорённых территорий процесс. Уже чисто технический процесс — строительство городов, дорог, мостов и каналов. Глазом эти варвары моргнуть не успеют, как их обложат такой инфраструктурой, что для контроля территории Империи с избытком хватит десятка легионов, а остальные пойдут дальше — в Скандинавию, Британию, Парфию, Понтийское и Боспорское царства.

На Рейнском и Дунайском лимесах, для Германской кампании собрали тридцать пять легионов из сорока одного, чем сильно напугали Сенат. Опасения сенаторов понять несложно, варвары ведь обязательно воспользуются ослаблением позиций Рима на юге — в Африке и юго-востоке — Сирии, да и Испания полыхнуть может. Агриппа остался непреклонен — воспользуются, конечно, и полыхнуть может, но выбора у нас нет — это воля Богов, а их гнев намного страшнее каких-то варваров и повстанцев. Ещё одиннадцать легионов формировать уже начали, через год они будут условно боеспособны, а этот год — держитесь, как хотите. Преторианцы уже распределяются центуриями по ключевым городам, гарнизоны вигилов усиливаются, а если всё равно боитесь — снизьте на пару лет налоги. Неужели даже такие простые ходы вам должны подсказывать Боги? В общем, готовьтесь. Война только начинается, и она надолго.