Вообще-то, я конечно почти не общаюсь в том кругу, где от людей пахнет потом, но, все равно, постоянно с этой проблемой сталкиваюсь. В транспорте, в метро, в школе... Причем сейчас эта проблема одинаково актуальна, как для детей, так и для взрослых. У меня мама, например, использует, и мне покупает, "гальманин" или "детскую присыпку". Они продаются в аптеках, в абсолютно идентичных пластмассовых баночках с маленькой дыркой в крышке, через которую тонкой струйкой можно насыпать порошок в ладонь. Не знаю, отличаются ли эти препараты по составу, но запах пота удаляют достаточно эффективно. Единственная, но значимая проблема — при интенсивном потоотделении на одежде проступают белые разводы. Да, и подмышки белые... если посмотреть с точки зрения эстетики!
Поскольку молодые спортсмены такими вещами, явно, не заморачивались — носы сморщили даже Ретлуев с Лехой.
Когда мы прошли непосредственно в зал, трибуны были заполнены уже не меньше, чем на две трети. Народ азартно болел и, вообще, атмосфера была менее заорганизованная и более непосредственная, чем на турнире в Москве.
Мы устроились на свободных местах и даже посмотрели парочку боев. Несмотря на рабочий день — четверг, в зале было много взрослых, впрочем и бои проходили интереснее и помастеровитее, чем на "Кожаных перчатках"... Что, к сожалению, не добавляло оптимизма.
Чтобы я не "загружался" перед боем, Леха потащил меня размяться в каком-нибудь укромном уголке стадиона, а Ретлуев ещё раньше ушел общаться с организаторами...
... И вот я уже стою в красном углу ринга. Мой первый соперник — из Киева. Крепкий, уверенный в себе парняга, с хорошо развитой мускулатурой и прямым немигающим взглядом.
"Гипнотизёр хренов!".
Я опасаюсь и бешусь одновременно. Торопливый бубнеж Ретлуева моего сознания уже не достигает.
Гонг!
Хохол прочно занимает центр ринга и начинает гонять меня по периметру.
В ответ, стараюсь придерживаться принятого плана на бой: его удары принимаю в защиту, несильно "стучу" в ответ и жду возможности ударить акцентированно. Пару раз в первом раунде проверяю свои нынешние способности и резко уклоняюсь вправо — парень оба раза "проваливается" вслед за своим ударом.
Начинает возвращаться уверенность в себе.
Одновременно, формируется и замысел... Уж больно не хочется сегодня идти на второй раунд.
"Ну, попробуем!".
На этот раз резко ухожу влево, украинец опять "проваливается"... полшага вперед и мой правый кулак, снизу, летит к чужому подбородку.
Бац!
"Хорошо приложился. Плотно...".
Соперник на мгновение замирает, и... попытавшись опереться руками о воздух... неловко оседает на колени и заваливается набок...
Гонг!
"Бlяяя!!!"
Рефери даже не успевает открыть счет.
В моем углу Ретлуев подчеркнуто спокоен — Леха вовсю машет полотенцем, а Ильяс просто стоит, опершись на канаты:
— Не выйдет он... Плохо упал, да...
Тренер оказывается прав — в судейские протоколы вносится "отказ от продолжения боя".
Рефери поднимает мою руку.
Только сейчас в уши врывается радостный шум зала и приветственные выкрики. Неловко раскланиваюсь на все четыре стороны и лезу под канаты...
"Эх! Как же я забыл про свой трюк с прыжком-то... Опять нервишки мешают... Но жить становится веселей!".
Следующие два дня больше напоминают тренировочный процесс. Я стремительно набираю форму. Тренировка утренняя, "Янтарь" — бой, тренировка вечерняя...
Зря грешил на "потусторонних" — прежняя скорость и сила удара быстро восстанавливаются!
Оба последующих боя я провожу полностью — по три раунда. Почти, как тренировочные, но в середине третьего раунда противников "роняю". Акцентированными ударами в корпус. А то, как безэмоционально сообщил Ретлуев, у первого парня сотрясение.
Лично я, обошёлся бы победой и "по очкам", но не могу себе позволить дать судьям, хотя бы малейший, шанс "ошибиться".
"А то... нафиг!".
Генерал Коршанов присутствует на каждом бою. Не знаю просил его, изначально, Чурбанов или нет, но сейчас он ходит, явно, по собственному желанию.
В боксе Василий Георгиевич и сам разбирается хорошо, но каждый раз он подолгу общается с Ретлуевым, подробно консультируется у бывшего чемпиона СССР по методическим и организационным вопросам. На строящемся стадионе "Динамо", для занятий боксом отведена значительная площадь и Коршанов пользуется малейшей возможностью что-то ещё улучшить.
...После третьего боя, вопреки нескрываемому неудовольствию Ретлуева, мы уезжаем в Москву.
Пока на турнире два дня перерыва, я должен успеть сделать в столице кучу дел...
Клаймич был предупрежден о нашем прилете заранее, и когда Ан-24 приземляется в аэропорту, нас встречает Эдик на своей "Волге".
"А-аааа... И транспортную проблему тоже надо как-то решать...", — взгрустнул я, когда, уступив "мамонту" переднее сиденье, мы втроем размещались на заднем.
В последний момент, Ретлуев — категорически недовольный срывом "форсированного восстановления формы", все-таки, решил лететь с нами: "Заниматься будем в любых условиях, да...".
И поскольку времени в обрез, а дел — "выше крыши", то, несмотря на наступивший вечер, из аэропорта мы сразу едем в Студию.
Это еще повезло, что при Советской власти в не самом крупном областном центре функционирует свой аэроузел, и нам не пришлось несколько часов трястись в поезде. В годы построения "демократического общества", Липецкий аэропорт закрыли, а оборудование или было разворовано, или попросту сгнило. Я, конечно, не без содрогания думал, о перспективе полета на старой развалюхе — Ан-24, но оказалось, что "Аннушка" еще не успела состариться! Самолет хоть и был шумным, зато оказался вполне себе новым, по крайней мере, в салоне ничего не дребезжало и в полете ничего не отваливалось.
Вторым сюрпризом оказался пункт назначения — аэропорт "Быково", я уж и забыл, что такой раньше существовал в Москве...
Меньше часа дороги — и вот уже, не лишенная искренности, встреча с "одногруппниками"! Я не без некоторого удивления смотрю, как Клаймич обнимается(!) с Ретлуевым, а наш барабанщик Роберт слегка подлетает в воздух в лапах "мамонта". Девицы тоже активно участвуют во всеобщем "братании" и мое удивление резко трансформируется в "охренелость", когда я вижу, как легко и непринужденно Вера обнимается с моей мамой и целует(!) её в щеку!!!!
"А-а... э... хм... прогресс... однако! Ну, хоть покраснела... и то ладно!".
Лада тоже расточает всем улыбки и радостно пищит, когда, неотягощенный комплексами "мамонт" и её легко отрывает от пола. Даже Альдона слегка кривит губы, что должно изображать присоединение ко всеобщей радости.
Явно несколько "чужими на этом празднике жизни", ощущали себя лишь четверо парней-музыкантов. Впрочем, теперь уже — наших(!) музыкантов...
Клаймич и Завадский их представили, сказав о каждом по несколько слов.
Ребята — Глеб, Владимир, Михаил и Борис, были, по-современному патлаты, "джинсоваты" и, как меня неоднократно уверял Григорий Давыдович, "однозначно, талантливы!".
"Что ж, поживем — увидим...".
Колю Завадского и нашего барабанщика Роберта я знал хорошо, а у этих ребят пока запомнил только имена. Да и то, ладно... все остальное потом — время!
Наконец, восторги встречи улеглись, и мы принялись рассаживаться в "репетиционном зале" Студии. С некоторым душевным трепетом, я готовился принимать результаты пятидневной работы, проделанной в мое отсутствие.
"Мебель нормальную тоже нужно "достать", а то тут остался только разнокалиберный набор от табуретов до колченогих стульев — "художнички" все, более-менее, приличное увезли с собой. Сколько дел... А-аааа!".
Музыканты были уже готовы. На сколоченный из досок (ещё раз "А-аааа"!) невысокий помост поднялись девушки и зазвучали первые аккорды не совсем привычной моему уху аранжировки...
...В ми-ире, где кружи-ится снег шально-ой,
Где-е моря грозя-ят крутой волно-ой!..
Уже в середине песни я почувствовал, как первый из "груды камней" скатывается у меня с души... Девчонки исполняли песню великолепно — ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ОРИГИНАЛА!
Голову на отсечение — это целиком заслуга Вериной мамы! Я помню, как она "распевала" Веру с Альдоной в Сочи и их совместные репетиции с Ладой в Москве — узнаваемый почерк...
Не знаю, как называется эта манера исполнения, но девушки не пели хором, они пели ВМЕСТЕ. Голоса звучали в унисон очень редко, постоянно чей-то вырывался вверх, то на слово, а то всего и на пару слогов:
В мире, где ветрам пок-ОЯ НЕТ (Лада "улетает" вверх),
Где бывает облачным (Вера-одна) РАССВЕТ(Альдона, Лада-вместе и вверх),
Где в дороге дальней (Вера-одна)
Нам (Вера) часто (Вера и Альдона) снится (втроем) до-О-ООМ! (Лада вырывается из звучания трио и забирается на самые "верха"!)
Девичий унисон возникает только в припеве и "царит" на прочном фундаменте мужского хора музыкантов группы и это... покоряет необычностью и красотой звучания! Плюс всякие электронные "примочки", металлические звяканья, "эхо" и прочая лабуда, названия которой я, пока, не освоил...
Сказать, что я был доволен — не сказать ничего... я был — в восторге! В восторге и от того, как спели, и в еще большем восторге от того, что ТАК ХОРОШО всё сделали БЕЗ МЕНЯ... Конечно, недоставало улыбок и сценического движения, но устраивать на Дне милиции рискованные эстрадные эксперименты я и не собирался.
"Всему своё время...".
Когда отзвучали дружные аплодисменты, я, сдерживая эмоции, с умным видом, поинтересовался, а готова ли запись всех партий.
Клаймич улыбнулся, а остальные члены группы дружно засмеялись — облажался Витечка — не признал "фанеру"!
Несмотря на то, что время уже приближалось к девяти вечера, Брежнева трубку сняла сразу и легко пригласила нас к себе.
И вот мы с Клаймичем сидим в хм... "много"-комнатной квартире (точно не сумел сосчитать!), в знаменитом ЦэКовском доме на улице Щусева, 10.
В огромном, хорошо освещенном холле подъезда, нас встретил крепкий мужичок в "штатском", который вежливо полюбопытствовал к кому мы, собственно, "намереваемся" и придирчиво изучил паспорт Григория Давыдовича. Впрочем, этим все и ограничилось. Мы поднялись на лифте на четвертый этаж и позвонили в, обитую светлым дерматином, дверь 22-ой квартиры...
Галина Леонидовна встретила нас очень тепло и искренне! Темное платье с блестками, волосы, уложенные в высокую прическу, и красивые туфли на каблуке намекали, что "любимая дочь генсека" лишь недавно вернулась с какого-то мероприятия. Юрий Михайлович тоже оказался дома, а ведь я читал в воспоминаниях коменданта дачного поселка МВД, что супруги вместе даже не проживали. Чурбанов одет был по-домашнему — в серых фланелевых штанах и темно-коричневой кофте с крупными пуговицами "под дерево".
Сначала последовал неизбежный чай с какими-то импортными плюшками. Мы все сидели в просторной гостиной, в совершенно спокойной и непринужденной атмосфере. Должен заметить, что на стол накрывала сама Брежнева — никакой прислуги у супругов не было. Хотя, конечно, мебель красивая, импортная — в магазине такую не купишь.
"Но у меня на Тверской, у Клаймича в Ленинграде, да и у Розы Афанасьевны — "побогаче будет"!".
Наконец, я включаю магнитофон:
...Нужно и в грозу, и в снегопад,
Чтобы чей-то очень добрый взгляд,
Чей-то очень добрый взгляд
Согревал тепло-ооом!
Начало песни Галина Леонидовна слушала сосредоточено, подперев щеку рукой, а уже по ходу, придвинулась вплотную к "соньке" и беззвучно подпевала припев с музыкантами.
Чурбанов тоже подошел ближе и сейчас стоял, опершись о стол и нависая над нами всем своим немаленьким ростом.
Довольный их реакцией, Клаймич незаметно толкает меня под столом ногой.
"Ну, да... вижу, вижу. Впрочем, такая песня не могла не понравиться!".
...Со Щусева нас с Григорием Давыдовичем увозила эмвэдэшная "Волга", вызванная замминистра из гаража, поэтому особо поговорить при водителе не удалось. Но и так все было предельно ясно! Чурбанов забрал кассету со словами: "Завтра Николай Анисимович послушает и будем ставить в концерт". Что тут добавишь?!
А Галина Леонидовна, на прощание, звонко чмокнула меня в щеку и потрепала по голове:
— Езжай отсыпаться, наш маленький вундеркинд! А то вон, у тебя глаза уже закрываются...
Отоспаться "вундеркинду" была не судьба. От слова — "совсем"...
То что мне к 10 утра надо быть в ЦКЗ "Россия" я, естественно, знал заранее. Но потом началась такая КРУГОВЕРТЬ, что "мама не горюй"!
Собственно, мама, как раз и не имела времени погоревать, а срочно улетела в Ленинград, за моими фотографиями.
Щелоков своё обещание выполнил, и вот главный редактор концерта — Мария Боруховна Пульяж командует в микрофон — "Включить фоторяд!". В зале плавно притухает свет и по экрану "задника" сцены наплывом идут лица милиционеров и их "рабочих будней".
Звукорежиссер проявляет инициативу и дальше фотографии "плывут" под мой голос и слова "Боевого ордена":
...Это значит, что где-то в ночной тишине
Злые пули надрывно свистят.
И что в этой борьбе, как на всякой войне,
Жизнь и смерть вечно рядом стоят.
— Мария Боруховна, — осторожно начинаю я, — а остались какие-нибудь еще не использованные фотографии?
— Конечно, Витенька! — часто кивает головой Пульяж, — а что ты хочешь изменить?..
Добрая улыбка и острый взгляд черных прищуренных глаз.
— А среди неиспользованных фоток нет тех, где милиционеры улыбаются?! Мне кажется, что это впечатлит... Каждый из них совершил подвиг, а внешне такие же люди, как мы... ничего героического в облике...
Пульяж отводит взгляд и задумчиво произносит:
— "Гагаринский" эффект? Конкретно в этом случае — спорно... но попробовать можно...
— И парочку моих фоток вставить с награждения!
— Конечно, Витенька! Обязательно поставим... — она опять кивает и улыбается, но, как мне кажется, во взгляде появляется презрение.
Впрочем возможно, я излишне мнителен или предвзят...
Следующий час я уясняю, где мне стоять и как двигаться, а также демонстрирую навык пения "под фанеру".
Довольно быстро Пульяж понимает, что держаться на сцене меня особо учить не нужно. Мы лишь отрабатываем основные сценические ходы, "свет", выход и завершающий поклон...
Появление в зале Сенчиной я не заметил, поскольку там и так было немало народу, а вот ввалившуюся добрую сотню участников "Ансамбля песни и пляски ВВ МВД" не увидеть мог только слепой... а не услышать — глухой!
Некоторое время мило общаемся "на четверых" — Пульяж, Сенчина, я и Низинин — главный дирижер милицейского коллектива. Сенчина поражается, как я "вытянулся и повзрослел" за лето, а Низинин сокрушенно сетует, что теперь у него в соседях, на Лубянке, нервные художники, а не "свой брат — музыкант".
И снова приступаем к работе...
Когда в первый раз "грохает" мужской хор, по моему телу бегут мурашки:
"02" — и патруль милицейский в пути!
"02" — это значит помочь и спасти!
