Потерянное одиночество. (р.н. Поздний вечер вторника)

— А... Ну да... Хобби такое. Успокаивает, знаете ли...

— А можно глянуть...

Хм... недоделанный амулет не дают в чужие руки, доделанный, впрочем, тоже. Я взяла платочек и поднесла к ней...

— Какая красота.... — ее глаза искрились, а от черных туч на сердце не осталось и следа.

Так у меня появилась новая помощница и объект для исследований и экспериментов. Я пробовала на ней свои силы в изменении людей. После двух лет в течении которых я то дарила ей вышитый мной бюстье с неосознаваемым повелением носить его как можно чаще и дольше, то браслет, то бархотку на шею, нам с ней все же пришлось объясниться. Бюстье кропотливо заклятое мной, смогло увеличить ее грудь, но как только его сила исчерпалась, за пару лун все вернулось на свои места. То же с бархоткой — кожа на лице стала мягкая, а черты более женственные, но эффект ушел опять же за луну-полторы. С браслетом я вообще жутко просчиталась, он приманивал мужской интерес, а Дениз к этому была совсем не готова. Все эти эффекты не прошли незамеченными Дениз, и однажды она меня, фигурально выражаясь, приперла к стенке. Пришлось открыться и наплести что-то в духе нью эйдж, восприняла она это довольно спокойно — ее вера в Единого была скорее бессознательной привычкой, чем осознанным решением. Глубоко в душе она винила своего Бога в немотивированной жестокости, ведь сама Дениз не грешила, а страданий на ее долю выпало немало.

Но однажды она встретила мужчину, который стал ее другом, даже в мыслях не претендуя на большее, а она влюбилась в него до смерти. Когда Дениз поняла что готова на все, лишь бы этот парень хоть не надолго стал ее, она пришла ко мне и мы вместе стали строить план действий. Строила я, а Дениз вдруг взяла и выложила причину своих проблем с внешностью, рассказав про какие-то там гормоны. Мне тогда стало очень стыдно за то, что я убила столько времени и сил, пытаясь бороться с последствиями, не устранив причину. Взялись за причину — всего лишь четыре луны и две неудачи (одна правда, чуть не убила Дениз, но я вовремя заметила свою ошибку) и все наладилось, тело медленно, но верно начало приобретать подкожный жирок, а кожа становилась мягче и нежнее.

В конце концов, дружеское взаимопонимание и близость, в совокупности с моими стараниями, довели этих двоих до постели, а потом и до алтаря. Дениз получив свое долгожданное и выстраданное счастье, не остановилась на роли жены, став матерью. Эта глупая женщина чуть не умерла при родах, вытянуть ее было куда тяжелее, чем внука Герба. Она спасала свое дитя, все, что я ей давала, она отдавала ему, своему сыну. А после родов у нее был шок, когда она напичканная моей силой, вдруг стала дословно подчиняться мне. Для нас обеих это был шок. С тех пор Дениз догадывается, что я не та, за кого себя выдаю, не человек, никакая пурга нью эйджа не объясняет того, что было, но она понимает или догадывается, что во-первых, наши судьбы связаны и без меня ей, возможно, не жить, и во-вторых, что я не собираюсь причинять ей зло или ограничивать волю. Меньше чем за год она без моей помощи вытерла из памяти воспоминания об инциденте после родов, заставив себя думать, что все померещилось. Лишь относиться ко мне стала с истинным, подсознательным, как говорят люди, уважением.

Дениз и сейчас далеко не красавица, но за трансвестита ее уже точно никто не примет, о ней можно сказать 'интересная', и она вполне может заинтересовать мужчину из тех которым нравятся властные и волевые. Однако она по-прежнему негативно воспринимает любой мужской интерес к своей персоне и для нее существует лишь один мужчина — ее муж. В свете всего этого Крег, любящий абсолютно всех женщин и не скрывающий этой любви, пользуется у Дениз стойкой немотивированной ненавистью-презрением. Ну да ладно, она выражает свои чувства взглядами и гримасами и никогда не причинит ему зла действием, так что я ничего не делаю с этой проблемой.

Крег, как всегда неряшливый и подслеповато щурящийся, ждал меня за барной стойкой. О, он чуть поправился, и внушительный животик грозит явить себя, сорвав пуговицы на рубашке, это верный признак того, что дела с очередной женой пока идут хорошо. Когда начнутся регулярные загулы, он начнет переживать, чтоб любимая не узнала и не расстроилась и от этого начнет худеть.

— Пати, плохая девчонка, раньше ты всегда дожидалась, когда я окажусь на лестничной площадке в одних трусах, а тут вдруг...

— Приспичило, — закончила я за него. Это одно слово выдало, насколько я устала и обессилена.

— Что с тобой малышка? Ты заболела? Или тебя кто-то обидел? Ой нет, какой— то хлыщ разбил тебе сердце? Плюнь на него! Никто из мужчин не стоит ни одной женской слезинки.

Забавное заявление, учитывая, что его женщины далеко не сразу понимали, что Крег это весенний ветер и что если попытаться запереть его в доме он превратится в сквозняк, и будет плохо: слезы, сопли, битье посуды.

Я потрепала его по медно-красным кудрям, почти все его жены норовили остричь эти вихры, но он как Самсон не желал расставаться со своей шевелюрой, и выглядел презабавно — этакий пухлый ребенок-переросток. Такому впечатлению способствовал и беззащитный взгляд подслеповатых глаз.

— И ты не стоишь ни слезинки?

— Я? Только если эта слеза от смеха! Тогда я согласен стоить парочку.

За эти несколько фраз нашего разговора я успела взять с него достаточно, чтобы почувствовать себя ожившей. Я заглянула на кухню, набрала еды, и мы поднялись наверх.

Я отдалась его искреннему восторгу и желанию доставить мне удовольствие, и чуть не пропустила момент, когда надо было прикрутить его руки к спинке кровати, с Крегом это было необходимо. Я взяла по полной, столько, сколько смогла вместить и упала на дальний край огромной кровати.

— Пати, плохая девчонка, опять ты меня привязала.

— Крег, не вздумай, — еле произнесла я, продолжая периодически вздрагивать и тихо постанывать. Красной силы много, слишком много и я ее максимально быстро конвертирую в белую, а это мучительно приятно, причем затрудняюсь сказать чего больше приятного или мучительного. Как-то в один из первых разов Крег не удержался и погладил меня, от его прикосновения я не удержала силу и она выплеснулась в него. Внешне это выглядело так — он дотронулся и я с криком, весьма похожим на оргазм, изогнулась в судороге, а Крег тут же восстановил свою боевую готовность. С тех пор приходится привязывать его, иначе он не удержится и повторит столь понравившийся ему эксперимент. Минут через десять я перестала вздрагивать и осмысленно посмотрела на своего мужчину.

— Я дурею от тебя, Пати, никто кроме тебя не испытывает такой странный и длинный оргазм.

'Ну, это вовсе не оргазм...'

Я польщено улыбаюсь и развязываю его, он тут же начинает меня ласкать, но я выворачиваюсь и грожу пальчиком, хотя я уже усмирила силу и его ласки не заставят ее выплеснуться. Состроив обиженно-грустную рожицу, он принимается за еду, чтоб не сидеть без дела я тоже выхватываю пару кусочков.

— У нас будет дочка — выдает он с набитым ртом, — я даже не сомневался, это будет уже пятая, наверное, я не могу иметь сыновей, ведь это мужчины ответственны за пол, правда?

Согласно киваю и в который раз задумываюсь, а все ли предки Крега были людьми, и не затесался ли среди них инкуб или суккуб. Ни один мужчина не смог бы за один раз дать мне столько, а дав, не свалиться в долгий восстанавливающий сон, Крег отделывался лишь жором.

— Все, Пати, я побежал, а то Бланш заподозрит что-то и расстроится, а ей нельзя расстраиваться, седьмой месяц, он того... опасный, сама знаешь.

— Угу, — я дожевывая киваю и подставляю щеку под братский поцелуй. Чмок в щеку и ободряющее сдавливающее объятие.

— Не скучай! — и, подмигнув на прощание, он скрылся за дверью.

Да... Беременная флерса... Похоже появился повод прекратить откладывать то, что я не хочу делать уже лет пять, а надо. Надо расширять свои vis-артерии и вены, надо настраивать центры на работу с большими объемами. Я не стояла на месте последние годы, постепенно увеличивая объем силы, который могу вместить и с которым могу работать, но делала это слишком мягко и слишком медленно и поэтому не слишком эффективно. Работа по расширению возможностей похожа на тренировку людей-спортсменов перед соревнованиями — нагрузка, нагрузка и еще раз нагрузка. А это, мягко говоря, неприятно, да и чревато травмами. В свой второй такой вот расширение-скачок я не рассчитала свои возможности, не учла эмоциональный фактор, и в результате не смогла удержать силу под контролем, по сути, ударила сама себя, разорвав красную vis-артерию связывающую либидо-центр с основными. Не приведи Свет пережить подобное еще раз, самым страшным в той ситуации была паника, в мгновения выевшая запасы белого, которые и так были невелики. Я восстанавливалась почти луну, эта травма отбросила меня назад, на уровень моего приезда в Америку, нужно было срочно расти, подтягиваться, и самым тяжелым было перебороть страх, что все может повториться.

Что ж, будем тренироваться... Значит встречу с Алексом отменять не буду и поговорю с сегодняшней сменой охраны, почищу им мозги немножко. Среди моего персонала курсировал слух, что де хозяйка немного того... нимфоманка, но с головой все же дружит, на кого попало не бросается и крайне не любит, если кто-то начинает ее обсуждать, увольняя без раздумий, каждого, кто позволит себе лишнего. А поскольку платила я людям хорошо, на соц-пакет не скупилась, да и периодически устраивала 'прочистку мозгов', то проблем с персоналом, знающим об апартаментах и их гостях, я не имела.

В десять вечера появился Алекс — красавец-модель, пример настоящего американца, пшеничные волосы, серые глаза и белозубая улыбка во весь рот. Насколько красивый, настолько и глупенький, но поскольку в нем не было чванства, то глупость эта не была отталкивающей, а скорее умилительной. Он знал, что он дурачок и не переживал по этому поводу, считая, что его красота и легкий характер искупают все. Так оно и было — женщины его любили, мужчины же, обычно ненавидящие красавцев, относились к нему снисходительно и с неким пренебрежением, осознавая, что превосходят его, закрывая глаза на то, что этот дурачок имеет все, что хочет, прилагая минимум усилий.

Встретив меня у входа в зал, он презентовал мне розочку, мы постояли, взявшись за руки, флиртуя и обмениваясь комплиментами, как в красивом кино. Все, кто мог нас видеть, не сводили глаз, такая шикарная пара — жгучая брюнетка и нордический блондин. Расположившись в баре и заказав нам коктейли, он рассказал, что его взяли на эпизодическую роль в какой-то сериал и что он очень расстроился, узнав, что персонаж которого он будет играть отрицательный. Когда же он принялся рассказывать о том, как уговаривал исполнительного продюсера сделать его героя положительным, я вытирала слезы от смеха — статист просит о глобальных изменениях в сценарии. Когда же доведенный до белого каления продюсер прокричал, что Алекс уволен, тот участливо ответил ему 'Что ж вы делаете? Вы ж никого лучше меня не найдете', продюсер выпал из жизни минуты на две, а придя в себя, назначил Алекса на роль какого-то персонажа, который появится через пару серий, чтоб счастливо жениться на второстепенной героине. Я поздравила и расцеловала своего дурашку. Наглость второе счастье, а счастье первое — никогда в себе не сомневаться.

В апартаменты мы не поднялись, он отнес меня, у Алекса вообще тяга к театрально-киношным эффектам. По началу мне было даже немножко дискомфортно, казалось, что вот-вот кто-то скажет 'Стоп! Снято!', но потом привыкла и стала находить особое удовольствие, подыгрывая ему.

Когда Алекс, как всегда медленно раздевал меня, я с удивлением обнаружила, что моя сила улеглась, и я смогу взять от моего красавца по полной. Через час он стонал 'Пати... Пати...' и в этом не было ни капли наигранности, я раскачала его так, как никогда раньше, с отстраненным азартом понимая, насколько я рискую причинить вред и себе и ему. Потом два крика слились воедино, облегченно-радостный его, и немного испуганный мой, а в следующую секунду два почти бесчувственных тела упали рядышком. Алекс тут же уснул, а я закусив губу усмиряла силу.

Утром я как обычно набрала еды, занесла и убежала к себе.

Сбросить! Сбросить хоть часть!!!

— Фиалочка! — прокричала я у порога моей двери-окна.

Она прибежала почти сразу же, я мельком успела отметить, что она выглядит намного лучше, здоровенькой и бодренькой, видно Лилия отдал ей все что было.

— Ты можешь питаться белой силой? — на всякий случай спросила я.

— Да, госпожа, — а у самой глаза такие огромные, ошарашенные.

— Ну так подойди...

Флерса приблизилась, и я, не долго думая, влила силу в поцелуе, так мне было легче контролировать дозу, ведь дать ей лишнего значит покалечить. Крылья флерсы тут же расправились и заходили, но сама она стояла как прибитая.

— Фиалочка, ты в порядке? — озабоченно спросила я.

На ее лице расплылась глупая счастливая улыбка, и она молча кивнула.

— Ну, раз так, иди к себе.

Она радостно кивнула и поскакала по коридору, подпрыгивая на одной ножке, заливисто хохоча. Я неодобрительно покачала головой 'Дурдом', но в следующее мгновение поймала себя на том, что улыбаюсь точно такой же глупой счастливой улыбкой.

Так пролетела неделя, я выдергивала Крега в обеденный перерыв, а ночью встречалась с кем-то из моих постоянных мужчин. Вчера был Вик, он чуть не испортил все, вдруг потушившись, но я в последний момент успела собрать силу и не дала ей рассеяться.

— Пати...

Я молчала, сконцентрировавшись на обуздании силы, это было особенно тяжело, потому что я была раздражена и немного злилась на Вика за его выходку.

— Пати, что с тобой? У тебя не страсть была написана на лице, а боль... Что происходит?

Услышав это, мое раздражение схлынуло и я наконец 'затолкала' силу в центр и направила в артерии.

— Все нормально Вик... Все нормально... Подобного не повторится.

— Правда, Пати? Я не хочу делать тебе больно.

Я обняла его

— Ты не делаешь мне больно, поверь.

Он хмыкнул, мол да, ты сама себе причиняешь боль.

— Точно не повторится? — строго спросил он.

Я закивала.

Я напоминала сама себе надутый шарик, и хоть я стравливала силу в флерсов, у меня все равно каждый день оставался изрядный излишек. Поначалу я хотела вообще не кормить Лилию в наказание за его 'нелояльную молчаливость' — это ему ничем не грозило, переполненная Фиалочка всегда бы поделилась с ним, но мне некуда было девать силу и где-то на третий день я, покормив флерсу, вызвала и Лилию.

Сейчас оба мои флерса сверкали как драгоценные камни на солнце, а я лежала и понимала, что встречу с Крегом надо отменить, что я не выдержу больше. Самое ужасное, что все эти страдания были напрасны, ни центры ни артерии упорно не хотели расширяться — гоняли силу под огромным напором, отчего я и казалась себе надутым шариком, но расширяться не хотели ни в какую.

Крег обрадовался тому, что наши встречи в обед прекратятся и не смог скрыть этой радости, хоть и старался. Алекс сам перезвонил, извинился, сказал что не может сегодня, я взяла его за жабры и выдавила причину — он испугался того что было, слишком сильные были ощущения, 'я думал что сейчас умру' сказал он. Я как могла мягко его заверила, что больше подобного ждать не стоит, что я просто была в ударе, а со мной такое крайне редко. Он успокоился, но встретиться все равно отказался. Я понимала, что он встречается с другой, и закатила изысканный скандал с обещанием располосовать ему спину при встрече. Он клялся и божился что я единственная (хорошо что при общении по телефону люди не 'тренькают') я выслушала, сделала вид что поверила и мы расстались, воркуя как голубки.