Катарсис Империи

Основным препятствием к русскому преобладанию на Дальнем Востоке была Япония, неизбежное столкновение с которой Николай II предвидел и готовился к нему как в дипломатическом, так и в военном отношении. Россия стремилась обезопасить свои западные границы, для чего шла на контакт с Австрией, от которой в прошлом было немало проблем. Улучшились, правда, незначительно, отношения с Германией. Все это должно было обеспечить безопасность западных российских границ — наиболее подготовленные военные подразделения располагались чрезвычайно далеко от будущего театра военных действий. Построенный Великий Сибирский путь, ровно как и обновление флота обеспечивало России саму возможность вооруженного конфликта. Но, вместе с тем, российские правительственные круги имели ничем не обоснованную уверенность, что страх перед силой России удержит Японию от прямого нападения.

Токийские власти, меж тем, тоже не сидели сложа руки. В 1896 году страна пережила реставрацию Мэйдзи, что позволило провести масштабную модернизацию экономики страны, Подобно Англии, Япония, достигнув пределов эксплуатации собственной территории, неминуемо должна была начать внешнюю экспансию. Корея, ввиду её географической близости к Японии, рассматривалась последней как 'нож, направленный в сердце Японии'. Недопущение иностранного, особенно европейского, контроля над Кореей, а желательно взятие её под свой контроль, было главной целью японской внешней политики. А раз так, то Кореи предстояло стать агнцем на заклание.

Впрочем, Китай, другой корейский сосед, имел аналогичные мысли. Разрешить конфликт интересов мирным путем было невозможно — что и вылилось в войну между двумя державами в 1894-1895 годах. Япония в ходе японо-китайской войны нанесла своему оппоненту сокрушительное поражение. Симоносекский договор, подписанный в 1895 году по итогам войны, зафиксировал отказ Китая от всех прав на Корею и передачу Японии ряда территорий, включая Ляодунский полуостров и Маньчжурию. Эти достижения Японии резко увеличивали её мощь и влияние, что не отвечало интересам европейских держав.

Как следствие, Германия, Россия и Франция добились изменения этих условий: предпринятая с участием России тройственная интервенция привела к отказу Японии от Ляодунского полуострова, а затем и к передаче его в 1898 году России в арендное пользование. Осознание того, что Россия фактически отобрала у Японии захваченный в ходе войны Ляодунский полуостров, привело к новой волне милитаризации Японии, на этот раз направленной против России.

В 1903 году спор из-за русских лесных концессий в Корее и продолжающегося русского освоения Маньчжурии привёл к резкому обострению русско-японских отношений. Несмотря на слабость российского военного присутствия на Дальнем Востоке, Николай II не пошёл на уступки, так как для России ситуация, по его мнению, была принципиальна: решался вопрос о выходе к незамерзающим морям, о преобладании на огромной территории относительно слабо заселённых просторов Маньчжурии. Не сказать, что царь сам дошел до такой мысли. У него имелись 'отличные советники', чтоб их разорвало.

Николая историки часто характеризовали как слабохарактерного правителя. Не было в нем жесткого стержня, что присутствовал в его отце — этим пользовались окружающие, и как следствие, в окружении императора всегда имелись 'доброжелатели' и 'советчики'. Историки и современники подмечали за последним русским императором интересную особенность — слабовольный правитель зачастую выносил решение, основываясь на мнении последнего человека, с которым обсуждал тот или иной вопрос. То есть, на протяжении всего дня министры и советники могли убеждать его в одном, а ближе к концу рабочего дня к нему заглядывал кто-нибудь из фаворитов, и после 'задушевной' беседы, император кардинально менял точку зрения. Да уж, император, которого мы заслужили...

Но, вернемся к нашим баранам, то бишь, большой политике.

Япония, осознав, что европейские державы ее в сущности 'кинули' и ссаными тряпками лишили азиатов заслуженной победы, отныне еще сильнее стремилась к полному своему господству в Корее. Нарастание русского военного присутствия в Маньчжурии не устраивало Токио, потому страна Восходящего солнца и требовала, чтобы Россия очистила Маньчжурию, которая должна была стать плацдармом для фактической оккупации территорий, которые Япония фактически считала своим экономическим полем. Амбиции двух держав довели ситуацию до точки кипения..

В октябре 1901 года Николай II говорил принцу Генриху: 'Столкновение неизбежно; но надеюсь, что оно произойдёт не ранее, чем через четыре года — тогда у нас будет преобладание на море. Это — наш основной интерес'.

В конце декабря 1903 года Главный штаб в докладной записке Николаю II обобщил всю поступившую разведывательную информацию: из неё следовало, что Япония полностью завершила подготовку к войне и ждёт лишь удобного случая для атаки. Кроме реальных доказательств неизбежности войны, русская военная разведка смогла установить и практически точную дату её начала — а учитывая секретность, в которой происходили обсуждения этого вопроса со стороны японских военачальников, работа отечественной резидентурой была проделана колоссальная.

Однако никаких экстренных мер со стороны Николая II и его окружения так и не последовало. Нерешительность высших должностных лиц привела к тому, что ни один из планов подготовки кампании против дальневосточного соседа, составленных А. Н. Куропаткиным — военным министром, Е. И. Алексеевым — Наместником на Дальнем Востоке, и Главным морским штабом, не был осуществлён до конца.

Ко всему этому политическому бардаку следует прибавить и нестабильную ситуацию внутри страны, где различного рода политические партии стремились достичь своих целей весьма нетривиальным путем — терроризм, агитация, народные волнения. И, печально то, что руководство страны, вместо того, чтобы пойти по пути внутренних изменений, снижению градуса недовольства, решило разрешить ситуацию радикально. В январе 1904 года Куропаткин обвинял В. К. Плеве в содействии развязыванию войны, на что тот ответил: 'Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война'. На секундочку — это слова министра внутренних дел империи, чья прямая задача и долг — бороться с подобными проявлениями недовольства в государстве. И отнюдь — не тем способом, которому потворствовал Вячеслав Константинович.

И грянул гром.

Япония провела качественную работу над своими вооруженными силами — заказала строительство современного флота. Армию тренировали одни из самых лучших инструкторов со всего света. В то время как Россия неспешно, словно и не маячил на горизонте призрак войны, наращивала свои морские силы на Дальнем Востоке. Военно-морские базы не построены, крепости — тоже. Снабжение — воистину отвратно. Но, ничто это не облагоразумило 'поджигателей войны'.

Итог всем известен.

И вот сейчас, мне предстояло держать ответ на очень важный вопрос — можно ли изменить ход истории? Или даже послезнание — не залог победы.

Конечно, до начала военных действий можно было бы попробовать договориться — если б того желали обе стороны. Но, Питер и Токио были настолько уверены в своих силах, что возможности дипломатии были исчерпаны. Даже последнее предложение русских — согласиться со всеми японскими требованиями — осталось без внимания со стороны микадо.

Сейчас же, вести диалог о мире с Токио — значит потерять свое лицо на мировой арене. Каждый политик поймет — стоит пустить русским кровь, и они пойдут на уступки.

Так что, выход остается только один — воевать. И непременно — добиться успеха. Иначе никак.

Победа над Японией позволит на время отсрочить революционный взрыв, который в реальной истории произошел с 1905 по 1907 года и привел к созданию пресловутой Думы, ограничению монархии и прочему. Монолит страны дал трещину, и системный кризис привел к революциям 1917 года. Затем — зверства Гражданской войны...

Нет, решительно, нужна именно победа.

— Владимир Николаевич, — оторвавшись от своих мыслей, я посмотрел на молчащего Лаврова. — Если не секрет — куда мы направляемся?

— Простите великодушно, Илья Сергеевич, — потупился ротмистр. — Велено не рассказывать, пока не доедем до места назначения.

— Интересно. И чье ж это указание?

— Того, к кому мы едем, — уклончиво ответил контрразведчик. — Понимаю, вас терзает интерес, но вскоре все ответы вы получите. Обещаю.

— Не будут ли эти ответы звучать в еще более тесной камере, что у меня была? — С усмешкой поинтересовался я.

Лавров шутку не понял. Скривившись, махнул рукой.

— Ваше волнение понятно, но, поверьте — никаких более заключений.

— Свежо предание...

Легкий скрип колес и цокот лошадиных копыт, а также периодическое всхрапывание коней начали меня доставать уже через пару минут поездки. Чтобы хоть как-то развеять свой пессимизм, я решил вернуться к разговору с Лавровым.

— Так значит, нападение произошло именно так, как я описывал?

— В точности. Новейшие броненосцы и крейсер 'Паллада', — подтвердил Лавров. — Весь Петербург взбудоражен. Внезапная атака на наш флот, да еще и эти агитационные листы начали появляться тотчас после известия о нападении. Как точно подгадали революционеры-то, — последнее слово он чуть ли не выплюнул. — Словно им недостаточно внешнего врага — решили страну изнутри раскачать...

— Власти они хотят, Владимир Николаевич, — открыл Америку для Лаврова я. — Падения действующего режима и замены его своим собственным.

— Ох, иуды, прости Господи. За такие мысли — на Сахалин-с, а то и на виселицу — проворчал Лавров.

— Да не в тюрьму их надо, не в тюрьму, — я в темноте пытался застегнуть ремень дедовских часов вокруг левого запястья. Это-то и при свете — не легкое занятие, а в кромешной темноте, да на ходу — вообще испытание на терпение.

— А что же? — Удивился Лавров. — Отпускать? Игнорировать их выступления?

— На плац их нужно и расстреливать, — подсказал я идею. — Только, это не самый здравый вариант. Ибо, потерю одних будут воспевать их же товарищи, проецируя гибель своих соратников, как великую жертву во имя интересов революционной борьбы. И начнутся лозунги про кровавый режим.

Все это уже было. На страхе государство долго не простоит — умнее будет использовать идеи, да и их носителей, буде это получится, на пользу государству. Ведь, право, не худшие есть среди них люди — энергичные, убежденные, самоотверженно любящие народ, пусть и не разделяющие ценностей действующей власти.

— И позвольте полюбопытствовать, милостивый государь, как-с вы это себе представляете? — с усмешкой произнес Лавров. — Просить их по-хорошему, дескать — прекращайте бомбы кидать, да Великих князей убивать?

В голове у меня щелкнуло от последней фразы. Убийство Великих князей? Новая для меня информация. Надо будет осторожно прояснить для себя, что это он имел в виду...

Не время сейчас задавать вопросы — пока он считает, что я осведомлен обо всем вокруг, ценность моей персоны неоспорима. Дам слабину — и могут возникнуть щекотливые вопросы. Не уверен, что на некоторые из них я смогу ответить.

Поэтому, я лишь молча кивнул.

Остаток пути проходил в тягостном молчании.

Расспрашивать о чем-то еще главу Разведочного отделения было бессмысленно — что-либо кроме моей судьбы меня сейчас интересовало мало. А он, судя по всему, не уполномочен говорить о чем-то существенном.

Ясно было только то, что действует Лавров строго по указке кого-то очень и очень влиятельного — в стране найдется чуть меньше десятка лиц, которые могут отдавать ему такие приказы напрямую. Что заставляет задуматься...

Внутренне я ликовал, хотя и не подавал виду. Да, кощунственно радоваться, что началась война, и Россия уже понесла потери — малые из тех, что еще будут. Но, могло статься, что Россия-матушка могла сама себе нанести непоправимый вред — лишиться меня. (в этот момент червячок сомнения озвучил вопрос: ' А ты уверен, что тебя не 'кончать' везут?')

Если б меня вздернули на какой-нибудь осине, или заперли в крепости до конца жизни... Первая мировая — Февраль — хаос — Октябрь — 'Вся власть Советам!' ...

Впрочем, логично предположить, что если б хотели прикончить, то не стали бы вывозить из крепости — отвели бы в подвал, петлю на шею, и в землю. Концы в воду — и потом, попробуй докажи что-нибудь. Был человек, нет человека.

Но, раз уж меня переодели в цивильное и перевозят после того, как моя информация попала на стол к высокому начальству — значит, Николай с ней все таки ознакомился. И, очевидно, что поручил кому-то пообщаться со мной и принять решение — воспользоваться моими услугами, или — смотри вариант первый, с петлей и могилой.

Что ж, будем надеяться, что это самое высокое начальство в самом деле жаждет встретиться с тем, кто изготовил сию поучительную записку о перспективах недалекого будущего. Возможно ли, что в этом погрязшем в междоусобицах, казнокрадстве и празднестве есть хоть один разумный человек, который сможет отнестись к моим словам с должным вниманием? Буду на это надеяться. Если же нет — то это просто метание бисера перед свиньями.

Хотя...

— Владимир Николаевич, а мои вещи при вас?

— Предметы, которые в саквояже? — Уточнил Лавров.

— Да, те самые.

— Конечно. Думается, они вам понадобятся, чтобы убедить своего собеседника так же, как вы убедили меня.

— Тогда все в порядке, — улыбнулся я.

Отсюда вытекает сразу два момента.

Первый — надо быть совершенным идиотом, чтобы проигнорировать слова человека, который пользуется технологиями, что не то что не изобрели в этом веке, но и даже концепции подобного еще не посещали пытливые умы. В самом деле — обратись ко мне человек, у которого в руках будет портативный ядерный реактор, или приспособление для телепортации, я поверю ему, что он гость из будущего. Факты говорят сами за себя.

Второй — значит можно расслабиться и отмести вариант того, что меня прикончат. Незачем тащить с собой ценное оборудование, если везешь его хозяина на смерть. Продуктивнее — доставить его ученым, и пусть разбираются, что к чему.

А раз так, то предстоящая встреча не сулит мне неприятности. А раз так, то с помощью оборудования будет просто убедить в своей правоте. И, на выгодных условиях можно будет занять почетную должность какого-нибудь тайного советника. Думаю, стоит 'согласиться' на какой-нибудь дворец, оклад в миллион золотом в год, полную защиту — и я расскажу им то, что не только поможет победить в войне, но и заставит западных 'компаньонов' напрячься, чтобы наверстать отрыв.

Нет, переезд — это хороший знак.

— Вы готовы, Илья Сергеевич? Нуте-с, славно, славно — Лавров вывел меня из размышлений, прервав раздумья о том, не пижонство ли — украшать шкурой белого тигра пол своей спальни.

Ротмистр придирчиво оглядел меня с ног до головы, будто я был женихом, а он — ну, скажем, заботливым дядюшкой, озабоченным моим семейным будущим. И предстояли нам смотрины невесты, а не разговор с очень важным человеком.