Мир людей сильно отличается от нашего. Там нет магии. Ею не владеют ни охотники, ни люди, именно поэтому они уделяют особенное внимание развитию науки и техники. Вместо повозок, запряжённых тягловыми животными, у них популярны огромные чудовища на колёсах, поглощающие в своё нутро всех желающих воспользоваться этим способом передвижения. Меня, когда я это прочёл, аж передёрнуло от отвращения. Ездить верхом на лошади намного приятнее, чем находиться в коробке из стекла и металла, да ещё и быть прижатым к другим путешественникам, когда в неё много народу набьется. Чем больше я изучаю этот мир, использующий адские приспособления, тем чаще задумываюсь: разве можно жить в таком месте? А тут ещё Эрни мне на ночь ужастик подкидывает — 'Они возвращаются' Невитса Гника. Это жуткая вещь про охотников, истребляющих мирных вампиров с особой жестокостью — вбивая осиновый кол в сердце, отрезая головы, читая молитвы, прижигая серебром... Я почти всю ночь не сплю, впечатленный этим кошмаром. А потом всё же решаю, что это просто страшная сказка. Ну не могут же быть люди такими ужасными монстрами?
Но есть ещё две вещи, которые меня беспокоят. Во-первых, Богас, смертельно возненавидевший меня за своё унижение и теперь частенько добавляющий яд в мою пищу. Что, впрочем, мне больше портит настроение, чем приносит вред. Я быстро вычисляю отравленные блюда, да и не восприимчив ко многим добавкам, так как сам их постоянно принимаю, вырабатывая устойчивость. Мне пришлось их использовать ещё дома, для того чтобы выжить. А во-вторых, прощальный подарок моей мачехи. Перед моим отправлением сюда на меня наложили 'проклятие наложника'. Это сильная магия, заставляющая рабов сходить с ума от похоти, но мне повезло, что лорд Родригес не прикасался ко мне, иначе я бы так долго не выжил. Сейчас меня беспокоят тревожные сны, заставляющие краснеть по утрам, когда я их вспоминаю. Это 'проклятие' может быть снято лишь сильным вампиром, специализирующимся именно в этой области, или оно пройдёт само, как только я начну изучать магию крови. Пока что мне удаётся её приглушать сильными успокоительными и снотворными зельями. Надеюсь, мне хватит сил бороться с этими навязанными желаниями, пока не начнётся изучение магии крови.
Мой статус в этом доме довольно нестабилен, и мне не с кем поделиться этой неожиданной проблемой, ведь в этом случае я становлюсь изгоем, ненадёжным... поэтому я старательно скрываю своё проклятье ото всех, и Эрни тоже. И сплю теперь всегда в своей кровати, чтобы сны случайно не выдали меня...
* * *
Монастырь Сен-Грегори, земли охотников за вампирами. Шесть лет назад.
Белоснежная махина собора казалась лёгкой и устремлённой к облакам. Огромный двор монастыря утопал в зелени деревьев и кустарников. Растениями были обсажены и большая площадь перед собором, и специальная площадка со снарядами для физической подготовки. Узкие дорожки, соединявшие учебные и спальные корпуса, скрывались под сенью могучих деревьев. А сам собор напоминал океанский корабль, бороздящий неспокойное зелёное море. Рябь вызывал лёгкий ветерок, любовно оглаживающий листья. Их тихий шорох дополнял пение птиц, скрывавшихся в густых зарослях кустарников.
На площади чёткими прямоугольниками построились отряды юношей в чёрных одеждах. Они были больше похожи на военных, чем на выпускников монастырской школы. Форма сидела на них как влитая, перевязи кожаных портупей и широкие ремни с воронёными пряжками подчёркивали военный стиль одежды. Посторонний человек не понял бы, каким образом связаны между собой этот парад и служители церкви, находившиеся на трибунах, возвышавшихся над площадью.
Высокий седовласый человек с лицом, обезображенным большим шрамом, зачитывал низким густым голосом слова странной присяги:
— Клянётесь ли вы посвятить свою жизнь борьбе со злом? Клянётесь ли вы не поддаваться чарам лукавого? Клянётесь ли вы...
Ответы мощно разносились по всей округе, спугивая стайки голубей:
— Клянусь!.. Клянусь!
* * *
Замок Родригеса Кровавого
Этой ночью я опять плохо спал, постоянно ворочался и просыпался от малейшего шороха. Я смотрю на свою постель — на сбитые, свёрнутые в тугие жгуты простыни, подтверждающие беспокойную ночь. У меня сейчас практически не бывает нормального сна. И это под воздействием мощных эликсиров! Мне порой кажется, что я долго не проживу, а уж до совершеннолетия не доживу тем более. Меня преследуют жуткие сны и странные фантазии, связанные с наложенным на меня проклятием. За два года, что я живу здесь, они стали лишь навязчивее и ярче. Мне приходится постоянно пить успокоительные средства и снотворные эликсиры, а кроме того я постоянно занимаюсь физическими упражнениями и ещё очень много... ем. Усиленное питание сказалось на моей внешности. Я теперь больше напоминаю шарик, чем вампира. Наверное, скоро Боаса догоню своей дородностью. Такое телосложение в какой-то мере помогает бороться с прощальным подарком моей горячо 'любимой' мачехи, но, к сожалению, с каждым месяцем мне всё тяжелее скрывать свои странные желания. Все удивляются, как при такой комплекции мне удаётся отлично прыгать, добиться хороших результатов в рукопашном бою и беге на длинные дистанции, а это следствие беспощадных тренировок. Выносливость и подвижность являются слабым утешением — моё отражение в зеркале у меня самого вызывает чувство брезгливости. Зато и в гарем уже точно никто не потащит. Всё это, конечно же, не радует, поэтому я стараюсь в зеркало на себя не смотреть, чувствуя свою неполноценность. И я даже ни с кем не могу поделиться своими проблемами.
Впрочем, Эрни за меня переживает, пытается выяснить причины таких перемен. Я каждый раз ухожу от его расспросов. Лорд Родригес порой смотрит на меня изучающее, но пока не говорит со мной на эту щекотливую тему... Чему я очень рад.
Сейчас день, и вампиры в основном спят. В замке царят обманчивое спокойствие и тишина. Открытая война с охотниками на вампиров уже давно закончилась, но к нам через магический щит периодически проникают их небольшие, а потому неуловимые, отряды. Эти вояки магией не владеют, но, к сожалению, и к нашей нечувствительны. Зато в скорости и силе порой превосходят многих из нас. Они применяют не только холодное, но и огнестрельное оружие со специальными патронами. Ходят слухи, что такие отряды не жалеют даже младенцев. Вот и вчера в замок привезли захваченных в плен охотников за вампирами. Говорят, они уничтожили с особой жестокостью несколько семей, живущих в пограничной зоне. Мне правда не верится, ведь живущие в наших землях за магическими щитами к людям никогда не выходят, а значит и не пьют там крови. Кому может быть нужна их гибель? Тем более — детей.
Раньше я охотников видел только на картинках в книгах. Даже во время войны мне не пришлось с ними встречаться, хотя пленников, скорее всего, привозили в наш замок. Возможно, отец считал, что мы ещё малы для этого зрелища.
На меня произвела неизгладимое впечатление наша вчерашняя встреча, и эти пленники до сих пор стоят у меня перед глазами: они выглядят страшно — оборванные, грязные, покрытые ранами и синяками. Шея и руки забиты в колодки, которые связанны между собой короткой цепью, на ногах кандалы. Их гонят, как скот, ударами плети. Они высокие, с хорошей мускулатурой... Тела тренированные и сильные. Не хотел бы я встретиться с кем-то из них в настоящем бою. По сравнению с ними я маленького роста... так и не вырос за всё это время, да ещё и потолстел. В общем-то, вампирам излишняя полнота почти не свойственна. Боюсь, что в университете буду отличаться от всех своей внешностью.
Из вчерашних пленников двое привлекают внимание — один пожилой, с седыми волосами. Его лицо обезображивает грубый шрам, похоже, от удара мечом. Другой, наверное, ровесник Эрни, скорее напоминает тёмного эльфа, чем человека — тёмная, почти чёрная кожа, серебристо-пепельные волосы до плеч, и зелёные, замораживающие своей холодностью, глаза. Остальные парни смотрели на нас со страхом и не отличались от обычных людей.
Я встряхиваю головой, чтобы рассеять навязчивые воспоминания, и неожиданно всплывает в сознании оброненная случайно фраза одного из стражников лорда Родригеса, выходящего на рассвете из пыточной камеры:
— Упёртый гадёныш, так ни разу и не закричал от боли, только терял сознание...
Я подскакиваю и бегу в подвал, где находятся попавшие в плен охотники, стараясь не попасться на глаза никому из обитателей замка. Обычно пыточные камеры закрывают магией тишины — для того, чтобы не были слышны крики наказуемых. Именно поэтому дети ничего не знают об этом месте. Сейчас здесь никого из вампиров нет, и я осторожно проникаю внутрь страшной комнаты. Здесь царит полумрак. Сильный запах крови ввергает меня в шок. В правом углу на специальной растяжке висит истерзанное смуглое тело. Я содрогаюсь, видя у него клеймо в виде чёрного дракона. Этот рисунок занимает почти всё тело. Сейчас же он исполосован багрово-чёрными ударами плети. Я подхожу ближе и, рассматривая охотника, понимаю, что следы пыток, которым его подвергли, выглядят ужасно.
На него больно смотреть, а о том, какие мучения пришлось ему испытать... даже представить страшно. Аккуратно отпускаю натянутые тросы и освобождаю находящегося без сознания парня. Потревоженные раны начинают кровоточить, и, поддавшись необъяснимому порыву, я лечу его. Эльфийская магия забирает у меня много сил, и перед глазами всё начинает расплываться, а ноги становятся ватными. Я оседаю на пол... последнее, что я вижу — парень уже приходит в себя...
Ощущение опасности заставляет меня очнуться, и страх заливает удушливой волной. Я плотно прижат к холодной стене, запястья сведены вместе над головой и стиснуты стальной хваткой, чужая рука шарит по моему телу, вызывая странные ощущения. Мне хочется вырваться из этих безжалостных тисков, но ничего не получается — у меня нет сил, и, даже вытянувшись, я не могу достать до пола. Моё тело содрогается, сопротивляясь тошнотворным прикосновениям, в безуспешных попытках освободиться, а безразличный голос ввергает меня в пучину отчаяния:
— Жирный кровосос — гадкое зрелище! Даже не встаёт на такую мерзость...
Я шокирован, и, открыв глаза, наталкиваюсь на бездушный взгляд парня. В этот миг его рука накрывает мой член, и мои ночные кошмары становятся реальностью, захватывая всё моё существо, обрывая связи с действительностью, концентрируя всю мою жизнь на этих простых движениях. Мир застывает, темнея. Я чувствую себя марионеткой, ведомой жестоким кукловодом, умеющим дёргать за нужные ниточки. Запах горячей крови сводит меня с ума, и я неожиданно ощущаю её живительный, божественный вкус, погружающий меня в нирвану... сменяющуюся адской болью в заклеймённом плече...
В действительность меня возвращает жестокий удар по рёбрам. Я плохо вижу — комнату словно заволокло кровавым туманом, звуки еле слышны. Тяжело концентрировать внимание, хочется свернуться в калачик и исчезнуть из этого мира, но кто-то снова бьёт меня, и тело заходится от новой боли. Плечо пульсирует, как будто из него вырвали кусок, засунули в открытую рану раскалённое железо, да так и оставили его там, забыв вытащить. Я через силу поднимаю тяжёлую, как свинцом налитую голову, и вижу зелёные равнодушные глаза.
— Если хочешь выжить, тварь, целуй мои ноги, тогда я, так и быть, заберу тебя в качестве своего раба... если нет, то сдохни, мразь. Без моей крови ты не выживешь здесь и пары дней, — голос кажется таким же мёртвым, бездушным, как и его глаза. — Давай быстрее, жирный, у меня нет времени ждать!
Он подносит свою ступню к моему лицу, а меня передёргивает от отвращения:
— Ненавижу... ненавижу... — этот тихий, отчаянный шепот не может принадлежать мне. Я сильный. Я гордый. Я чистокровный вампир...
— Ты что-то пытаешься мне сказать? Если клянёшься в верности, то давай громче, мне не слышен твой дрожащий шепот! — Он замолкает, наверное, ждёт моего ответа. Я не могу ничего сказать, у меня нет слов, чтобы передать затопившую меня злобу, с примесью боли и... страха.
— Ладно, толстый, целуй мою ногу, пора уже уходить, — смягчается мой, теперь уже, враг.
Я всё же нахожу в себе силы, и кровавый плевок украшает его ступню, а затем адская боль ввергает меня в спасительную темноту...
* * *
Я не помню, как оказался в своей комнате, не знаю, как убрал следы своего посещения пыточной. Всё происходящее напоминало бредовый сон. Даже отравленная пища не вызвала никаких эмоций, хотя это было моим спасением, моим единственным алиби. Я заставил себя есть её, давился, кашлял, боролся со спазмами в горле и накатывающей тошнотой.
Я слышал какие-то голоса, но не мог отличить, реальны они или плод моей буйной фантазии. Меня бросало то в нестерпимый жар, то в адский холод. Сердце порой чуть ли не выпрыгивало из груди, пытаясь выломать рёбра, а иногда мне казалось, что оно уже умерло и больше не оживёт. Чьи-то руки прикасались ко мне, стирая пот, или оборачивали во что-то холодное, а иногда пытались согреть. Мне сложно различить, что было сном, а что происходило наяву.
* * *
Я проболел почти две недели, большую часть времени находясь между жизнью и смертью. Все решили, что причиной моего тяжёлого состояния является отравленный ужин, и это снимает с меня подозрение об освобождении пленников. Слухи говорили, что их побег был непредвиденной случайностью. По крайней мере, никто так и не был наказан за это. Даже Боасу не досталось за моё отравление, ведь именно он ухаживает за мной всё это время. От прежнего меня осталась только тень. Худющий, с выпирающими костями, шатающийся от слабости и с чёрными кругами под глазами. Мертвецы в гробах и те лучше выглядят. Но жалеть себя я не могу — похоже, это состояние мною честно заслужено.
Вызов лорда Родригеса нельзя назвать неожиданным, всё-таки много чего произошло за это время, начиная с моей встречи с охотником. Я боюсь, что теперь за мои героические поступки мне так легко не отделаться, ведь не зря до сих пор ещё никто не наказан. Сложно перебороть себя и войти в кабинет хозяина, но другого выбора сейчас нет. Если он захочет расправиться со мной за бегство пленников, то мне не удастся этого избежать. Я опускаю голову, открываю дверь и делаю первый шаг...
— Ну что, доигрался? Пожалел пострадавшего от злобных вампиров? — Тихий голос кажется отстранённым, но у меня от него по коже бегут мурашки. — Как ты думаешь, стоит ли тебя наказать за это преступление? Ты отпустил на волю наших смертельных врагов...
Я понимаю, что мой поступок — уже не шалость и не игра, это то, что называют предательством... но даже если наказание — смертная казнь, мне некого винить в том, что произошло. Любопытству и состраданию нет места на этой кровавой бойне, а я был слишком наивен, помогая тому парню. Теперь же произошедшего нельзя изменить, и мне уже не пройти с равнодушием мимо пыточной, не забыть всю свою обиду и боль...
Подняв голову, я встречаюсь с обжигающим взглядом лорда и заставляю себя смотреть ему в глаза:
— Предательство наказывается смертью. Я готов понести наказание. — В напряжённой тишине мой ответ звучит достаточно убедительно, по крайней мере, я надеюсь на это.
