— А неделю назад все было в полном порядке... Так вы, наверное, приезжий?
— Так точно, сударыня.
— О, тогда я вам сейчас расскажу... Во-первых, в Порт-Каллат начали пропадать дети, — страшным шепотом поведала она.
— Какие дети?
— Любые дети. Самые обыкновенные. И беспризорники с рынка, и даже некоторые сыновья и дочки порядочных горожан... Мальчики и девочки, которые случайно вышли погулять, а домой не вернулись... Вроде бы, ничего слишком странного и загадочного в этом нет, но слишком уж много случилось пропаж...
— Вы сказали "во-первых", — насторожился судовой врач, — значит, есть и "во-вторых"?
— Да, сэр, это ведь только полбеды... Только второе известие — большой секрет. Я вам его поведаю только потому, что вы мне симпатичны...
Судя по этой девушке можно было сказать, что ей симпатичен любой визави, обладающий ушами. Люди такого сорта совершенно не умеют хранить секреты, так что эту представительницу породы сплетниц, кажется, просто распирало от желания поведать очередному слушателю страшную тайну. Цветочница, дабы соблюсти атмосферу секретности, склонилась вплотную к доктору, а тот рефлекторно отвернулся. Не потому, что ему было неприятно...ну, ему, и правда, было неприятно, но только потому, что девушка была сильно надушена каким-то насыщенным парфюмом.
— Знаете, на восточном побережье тут летний замок герцога Дриорского?.. — Страшным шепотом заговорила она. — Так вот, прямо оттуда недавно пропала принцесса Молира! Говорят, похитили, но ни выкупа, ничего другого никто не требовал...
— Да что вы говорите! Дочь Герцога?
— Ну, да!
— Внучка Короля?..
— Она самая!
— С ума сойти...
— Да тут и сошли, сэр доктор! Все уже с ума посходили — на всех дорогах выставили стражу, все порты на уши поставили...
— Постойте, сударыня... А вам-то откуда знать, если это такая тайна? Я сам-то считал, что Молира Дриорская — это такое...с позволения сказать, существо полулегендарное. Ее, как говорили, даже никогда особо не выводили в свет...
— Правильно, не выводили. Еще бы — единственный наследник женского пола в королевской семье... Девицу боялись сглазить. Красоты она, говорят, неописуемой... — цветочница уже уселась на край стола и вовсю заливалась соловьем. — А я узнала из проверенных источников! Между прочим, у меня одна подруга служит горничной старшей фрейлины во дворце! Она как раз собиралась замуж за солдата дворцовой стражи, но теперь им всем, как понимаете, недосуг... Ах, между прочим, я тоже пострадала от этого несчастья... Нашей лавке хотели заказать цветы для празднества. Принцесса должна была отмечать юбилей и для этого приехала с семьей в летний замок... Говорят, морской воздух полезен домашним барышням. И возраст же уже такой, что в самый раз располагает к заключению помолвок — женихи должны были понаехать... И все накрылось, медным тазом накрылось! Вы представляете?.. Эй, доктор? Вы себя хорошо чувствуете?
— Да-да... Я слушаю... Мне просто нужно переварить информацию. А еще, простите, что перебиваю, у меня самого нет ча...нечасто я засиживаюсь за разговорами, но мне кажется, что я начинаю опаздывать.
— Ой, я вас задерживаю? — девушка вскочила на ноги и снова засуетилась, как пташка в цветнике. — Вот ваш букетик...
— Только в лицо им мне не тычьте, а то что-то мне опять... Спасибо, вот так лучше И сколько же я вам должен за это чудо?
— А берите-ка вы их бесплатно, — кажется, у господина доктора Траинена прорезался волшебный талант — получать желаемое просто так, за красивые глаза. Интересно, а этот фокус работает только на цветочках и пирожках, или на чем-то посерьезнее тоже?.. — В качестве этой, как моя тетушка любит говорить, компенсации. У меня, знаете ли, никогда такого не было, чтоб человек пришел просто купить цветов, а закончилось это ущербом для жизни и здоровья...
— Это вы просто со мной не были знакомы... — рассмеялся Ларри.
— Вы ведь не станете распускать про наш магазин какие-нибудь слухи нехорошие?..
— Конечно, нет. Вот не знаете вы меня, сударыня... Я вообще никаких слухов не распускаю. А если вдруг начну, то про вашу лавку, уж будьте уверены, они будут только хорошими. А за цветы я все-таки заплачу, иначе меня совесть замучает.
— Спасибо, сэр доктор! Вы ко всему еще и такой приятный собеседник — редко найдешь такого чуткого слушателя...
Лауритц хотел сказать, что он тоже редко встречал таких болтливых особ нежного возраста. Он мог бы даже посоветовать юной торговке растениями жевать жвачку почаще и потщательней для того, чтобы укреплять десна, а заодно и избавлять мир от распространения некоторых государственных тайн. Но вместо всего этого он просто вежливо попрощался, потому что был слишком хорошо воспитан. К тому же, он еще не задумывался о силе сплетен и о том, что принял к сведенью не просто секретную, а, возможно, и полезную информацию... Это еще что — вот попробовал бы судовой врач наведаться утром к колодцу, или отнести свои чулки и сорочки к пруду, где стирают беднячки и рыбацкие женки — вот тогда бы он точно в кратчайшие сроки смог бы завладеть всеми тайнами мирозданья, и даже больше...
Выйдя на улицу, Ларри почувствовал, что свежий, влажный воздух его словно мокрым полотенцем хлестнул по щекам. Лекарь вдохнул полной грудью, окончательно пришел в себя и поразился тому, что за нелепейшая комедия приключилась с ним только что. Он бы мог усомниться в том, не приснилась ли ему эта причудливая сценка, если бы не охапка цветов в руках. Два десятка длинных стеблей, словно усаженных мотыльками цвета тропического заката. Лепестки цветков алели по краям, а у сердцевины были яркими, как самое жаркое пламя свечи на кончике фитиля... Ну, хоть цветочки красивые, и то хлеб.
Глава 7. Главное не размер лодки...
Остановившись у знакомого ориентира — бывшей башмачной лавки, Траинен огляделся в поисках мелкого сиротки-сапожничонка, но не застал того на месте. Все осталось, как было — табурет, подставка для обуви, даже щетки лежали так, словно их небрежно отложили между делом и в любой момент снова за них возьмутся, но мальчишки нигде было не видать. В связи с недавно услышанными новостями, Ларри, наверняка, мог уже надумать себе каких-то несусветных ужасов, но пока не было никаких поводов для беспокойства... Вот и из-за угла, буквально через пару минут, показалась детская головка... Хотя, это же был вовсе не тот мальчик. Это был даже совсем не мальчик, а очень даже наоборот.
Из узкого просвета между домами вынырнула маленькая, худенькая девчонка. Темноволосая, светлокожая, судя по чертам лица — местная. Ее длинные волосы были уложены в затейливые, но уже порядком растрепавшиеся косы. Одета она была в светлую сорочку, длинную, широкую юбку и жилетку из домотканого материала, видно, что с чужого плеча. Будь она поопрятней, Ларри мог бы проверить свою интуицию и предположить, что девочка — служанка из какого-нибудь купеческого дома. Существо с двумя косичками не торопилось двигаться с места, а замерло, уставившись на врача большими, любопытными глазами.
— Привет, — нашелся, что сказать, Лауритц.
— Здравствуйте, — довольно-таки приветливо поздоровалась девчонка, кажется, даже улыбнувшись. Вряд ли она боялась мужчину — Ларри никогда не выглядел особо устрашающе.
— Погоди, не убегай, пожалуйста, — на всякий случай попросил он, сделав шаг ей навстречу, — ты мне, случайно, не подскажешь... Здесь должен был быть мальчик... Такой маленький, чуть помладше тебя. Ты не знаешь, куда он подевался?
— Не знаю, сэр, я не видела, — залопотала она, — если бы я видела, я бы сказала, честно. Но очень жаль, что я не видела... Может быть, — она на секунду задумалась, склонила голову на бок и смешно поморщила носик, — я могу вам еще чем-то помочь?
— Нет, спасибо. Хотя... Слушай... А ты, случайно, не умеешь чистить сапоги? — спросил он таким тоном, словно этот вопрос для него самого оказался неожиданным.
— Умею! Да я лучше всех чищу эти сапоги! — оживилась девочка, и ее бледное личико озарилось широкой улыбкой. — Вам почистить?
— Давай, — согласился доктор.
Не то, чтобы он сам был не в состоянии вычистить собственные сапоги. Судовой врач — пусть и не последняя, но и не самая важная, по его личному мнению, персона для того, чтобы считать себя недостойным утруждаться уходом за собственным гардеробом. Но, раз уж доктор Траинен уже сам не был "нищим", он считал позволительным таким образом заняться, в некотором роде, благотворительностью. Просто так милостыню раздавать лекарь не очень любил, но почему бы не поддержать материально совсем юных горожан, на дары для которых судьба явно не слишком расщедрилась?
"Косички", тем временем, достали откуда-то маленький платочек и стали с неожиданной аккуратностью, очень-очень тщательно протирать каждый квадратный дюйм докторского сапога. При этом темноволосая девчушка, кажется, сама была искренне уверена в том, что именно так обувь и чистится, и все она делает более чем правильно. Она была так сосредоточена, даже кончик языка от усердия высунула. Зрелище получилось настолько уморительным, что Ларри еле удержался от того, чтоб расхохотаться.
— Как тебя зовут? — спросил он у "лучшего на свете чистильщика обуви".
— Олли, — ответила девочка, подышав на носок сапога и продолжая с усердием полировать его кончиком носового платочка.
— Олли... — безуспешно пытаясь избавиться от слегка насмешливых интонаций, поинтересовался Лауритц, — может, второй сапог уже не надо?..
— Как это "не надо"? — искренне возмутилась она. — Что значит "не надо", сэр? Что же вы будете, ходить в одном чистом, а другом — грязном? Так не годится! — и доктору не оставалось ничего другого, кроме как сдаться под натиском этих неоспоримых аргументов.
— У вас красивый букет, — болтала тем временем Олли, не отрываясь от своего важного дела. Она щебетала так оживленно, словно прожила с неделю на необитаемом острове и успела порядком изголодаться по общению. — Если бы у меня был такой, я бы тоже ходила с ним по улицам, чтобы все любовались и себе такой же хотели... Сэр, а вы в порт вышли погулять, или просто так, уезжаете?
— Просто так, уезжаю, — улыбнулся Ларри.
— Вам не нравится Порт-Каллат? Съездили бы тогда в столицу, Мриолан — прекрасный город, — со знанием дела посоветовала девчушка.
— Знаю... Я там когда-то жил и учился, — задумчиво протянул молодой человек, видимо, вспоминая былые годы, проведенные в богатой столице, — но теперь я ухожу на корабле не потому, что мне здесь не нравится. Просто у меня работа такая.
— О, да вы моряк! Это же так здорово! Я бы тоже хотела быть моряком, — по большому секрету поведала она и неожиданно попросила еще более доверительным тоном. — Сэр, а возьмите меня с собой?.. Я вам обязательно пригожусь. Я могу каждый день чистить ваши сапоги... И еще много чего чистить, если понадобиться. Я вообще прекрасно умею делать все. Ну, или почти все...
— Нет-нет-нет, что ты. Никуда я тебя не возьму, это уж точно, даже и не проси.
— Не хотите? — в голосе прозвучала доля обиды.
— Не могу, — строго отрезал доктор Траинен.
— Но почему-у?.. — заскулила Олли, вглядываясь в лицо молодого мужчины большими блестящими глазами. Не карими, это однозначно, но точного цвета в тени было не различить...
— Потому что просто не имею права участвовать в наборе членов команды. Я ведь не капитан. Скажу даже более — я далеко не капитан, и далек от капитана. Во всех смыслах этого слова, если ты меня понимаешь... — Ларри вздохнул. Судя по выражению, написанному на физиономии собеседницы, она его не понимала. — И влияния на руководящий состав пока имею не многим более чем почти никакого...
В этой безрадостной тираде с некоторой надеждой прозвучало лишь словечко "пока", вырвавшееся с какого-то глубоко-подсознательного уровня.
— К тому же, ты — маленькая девочка, — Олли скривила недовольную гримаску, но поспорить не смогла, — а маленьким девочкам не место в море. Им вообще не положено одним гулять в порту.
— Но я же не одна.
— А с кем ты?.. — Ларри удивленно наморщил лоб.
— Сейчас — с вами, — невозмутимо ответила девчонка и расплылась в улыбке до ушей.
— Ох, ты мне зубы только не заговаривай... Вот если бы ты была мальчиком, тебя бы еще можно было взять юнгой. Но ты — маленькая, хрупкая, юная барышня с косичками. И что бы ни говорила мой капитан о равенстве и равноправии, таким девочкам не место на борту.
— Как жалко... А я всегда тайно мечтала плавать по морям и океанам, бывать в разных странах... И, обязательно охотиться на пиратов! И вешать их, — девочка взяла себя за одну косу, подняла ее над головой, будто сжимала в кулачке веревку, склонила голову, закатила глаза и вывалила язык, изображая картину повешенья, чем рассмешила Лауритца едва ли не до слез.
— Откуда в таком маленьком ребенке столько кровожадности?
— Нету во мне никакой жадности, ни до крови, ни до чего другого. И вовсе я не жадная, а щедрая и бескорыстная, — да, а еще сказочно-скромная. Олли немножко смутилась. — Просто мой папа постоянно говорит, что пираты хороши... В смысле, хороши на виселице.
— Ну вот, ты говоришь, что хочешь на первом встречном судне в море сбежать, а у тебя, оказывается, отец есть... А что бы сказал твой папа, если бы узнал, что его дочка ушла в море?
— Ничего бы он не сказал, — насупилась девочка, — ему на меня наплевать. Мы с папой вообще редко видимся, и он со мной почти никогда не разговаривает. Ему со мной неинтересно. И у него слишком много "важных дел" — как послушать, так ему только дай каких-нибудь преступников в тюрьму кинуть, или пиратов повесить...
— Твой отец что, военный?..
— Угу, вроде того... — коротко кивнула Олли, продолжая при этом возиться с несчастными докторскими сапогами.
— А что же тогда твоя мать?
— Мама в Краю Застывшего Времени... — она так спокойно отвечала о том, что ее матери уже нет в живых, будто "тот свет" был таким загородным курортом, с которого можно было в любой момент вернуться...
— Ясно... — лекарь вдруг погрустнел, — прости, если спросил что-то не то.
— Не то? Да нет, что вы. Вроде, все "то"... А вы не охотитесь на пиратов?
— Нет, я служу на торговом судне.
— И даже в свободное время?..
— Даже тогда. Пиратов нам, вообще, положено обходить десятой дорогой.
— Ладно... Очень жаль, конечно, что вы не захотели меня брать в плаванье. Но я не напрашиваюсь. Если вы, конечно, не передумаете. А у вас еще есть время передумать... Правда ведь, есть?..
— Я точно не передумаю. Прости, пожалуйста, — он извинился, словно преднамеренно обижал ребенка, и его возмутительное поведение требовало прощения.
За чрезвычайно старательно выполненную работу Лауритц дал Олли медную монетку. А напоследок он вытащил из середины своего букета один цветок, покрупнее да попышнее, и его тоже вручил девочке, отчего та премило смутилась (непонятно даже, искренне или наиграно) и изобразила очень удачный реверанс. Доктор уже собирался уходить, как в спину его окликнул детский голос.
