Волшебники отошли подальше, палочками погоняя перед собой одурманенных маглов. Поднявшись на один уровень выше, туда, где уже было гораздо светлее и свежее, Люциус взмахом палочки завел всех своих «подопечных» в небольшой зал.
— Лорд не говорил, что эти нужны ему живыми, — брезгливо разглядывая простую одежду маглов, произнес Малфой-старший. — AvadaKedavra.
Первое тело мягко упало на пол. Лицо оказавшегося не в то время не в том месте человека не выражало ничего кроме бесконечного удивления.
— Avada Kedavra. — Луч с палочки Эдмунда Нотта убил еще одного человека.
Спустя минуту все было кончено, тела вповалку лежали на полу.
-Санни! — резко скомандовал Малфой.
Появившийся домовик, закутанный в полотенце с гербом Малфоев, в ужасе зажмурился при виде такого количества мертвых тел.
— Выброси отсюда весь этот мусор, — процедил Люциус. — Яблони в саду давно нуждаются в хорошем удобрении.
Волшебники вышли из комнаты, где стали появляться домовики и тут же исчезать, унося все свидетельства очередного преступления упивающихся из комнаты, за короткое время ставшей братской могилой для тех, кто сегодня стал пропавшим без вести в магловском мире.
— Что ты думаешь обо всем этом? — осторожно спросил Люциус, когда они поднялись на надземный уровень, устроившись в креслах возле жарко горящего камина.
— Повелитель знает, что делает, — флегматично протянул мужчина, раскуривая сигару.
Малфой взял со стола запечатанный множеством смертельных чар сундучок. Любой, на чьей руке не красовался бы змееязыкий черный череп, тут же погиб бы от неизвестной почти никому в Англии болезни. Любой, не знающий пароля, сгорел бы в адском огне при попытке открыть совместное творение Августуса Руквуда и Лорда. Но Малфой знал все необходимые слова, тщательно и четко проговаривая в нужной последовательности деактивирующие ловушки заклинания. Наконец, уступая его усилиям, замок щелкнул, открывая взглядам волшебников несколько свитков.
— Приступим... — Малфой перебросил два свитка из четырех товарищу, и волшебники углубились в чтение тех инструкций, которые оставил для возрождающегося ордена Упивающихся Вольдеморт.
Глава 7. Воспоминания.
10 июня 1995 г. Поместье Делакуров.
Спустя пять дней непрерывных занятий с Киараном с утра до обеда, и с учителями французского, к которым периодически присоединялся учитель хороших манер, дававший мне и знания по традициям магического мира, я немного вошел в график. Утром — тренировка с аврором, потом обед, а дальше, до самого ужина — полное напряжение памяти и интеллекта, оказавшееся для меня не менее сложным, чем изматывающие задания волшебника. И если по традициям волшебного мира я что-то понемногу начинал понимать, то французский язык упорно скрывал свои тайны, впрочем, учителя говорили, что даже с использованием зелий дело так быстро не сделается.
Субботним утром Жан-Клод во время завтрака предложил устроить свободный от занятий день, но сначала попросил присоединиться к нему в библиотеке поместья примерно на полчаса. Привычно уже ухаживая за сидевшими во время еды справа и слева от меня девушками, я согласился.
— Мистер Поттер, мои друзья доставили мне интересные сведения о вашем крестном отце. — Мужчина был глубоко озадачен, хотя внешне это проявлялось только в чуть большей, чем обычно, резкости движений.
— Я не думал о том, как с ним связаться, с самого моего отъезда, мистер Делакур. — Я сжался от вернувшихся воспоминаний о крёстном, которого так и не смог толком узнать, да и не узнаю теперь, ведь он, скорее всего, тоже предал меня.
— Мой агент в Министерстве магии сумел раздобыть копию допроса Сириуса Блека и протокол, по которому его решением Визенгамота отправили в Азкабан... — Мужчина скривился. — Так вот его никто не допрашивал, ни с Сывороткой правды, ни с легилименцией, ни без них. Плюс к тому, вы говорите, что Блек невиновен, а предателем был совершенно другой человек.
Мои брови поползли вверх.
— И что самое интересное, один из принимавших решение об отправке вашего крестного в Азкабан, все еще жив. Это Дамблдор. Сейчас, как удалось выяснить, Сириус Блек все еще находится в бегах, но тем не менее как-то связывается с Гриннготсом, и по его распискам гоблины выдают не очень крупные суммы денег.
— И что нам это даёт? — я все еще не мог понять ход мыслей политика.
— А дает нам это очень многое... Как действующий глава Визенгамота, Дамблдор вполне мог бы инициировать процедуру апелляции, пользуясь отсутствием подтверждений того, что ваш крестный вообще кого-то убивал или предавал. Как я говорил, допрос Блека был пустой формальностью, и любой относительно беспристрастный суд легко выиграет его дело.
— Но зачем директору убирать одного из членов Ордена Феникса в Азкабан? — я не улавливал, как связаны эти факты. — И тем более, зачем он мешает восстановлению Сириуса в правах?
— Зачем — нам и предстоит выяснить, а для этого Сириус Блек нужен нам живым и здоровым на нейтральной территории Гриннготса. — Делакур хищно прищурился. — А там мы сможем выяснить, верен ли он вам, или прислуживает уже однажды смахнувшему его с доски директору.
Во мне все переворачивалось от слов Делакура. Ведь тогда я увижу крестного, увижу человека, который был другом моих родителей. В голове всплыл образ крестного, его лающего смеха, его шуточных подколок, в те немногие часы, когда мы могли общаться. Пожалуй, это был единственный человек, которого я бы хотел простить, даже если он не во всем был со мной честен.
— Что для этого нужно сделать?
— Прежде всего... нам нужны ваши воспоминания. О паре эпизодов в доме ваших родственников, желательно — самых тяжелых для восприятия. И о подслушанном в кабинете директора разговоре. Через Гриннготс можно будет договориться о встрече, и гоблины передадут ему флакон с воспоминаниями, если ваш крестный поклянется магией не разглашать эти сведения в ближайшие полгода и не пытаться убить Дамблдора. В зависимости от его реакции, можно будет понять, на чьей он стороне. А заручившись его поддержкой, что вполне возможно, мы сумеем начать процесс его реабилитации, опять же — используя Международный трибунал.
— Я согласен, мистер Делакур.
— Вот и прекрасно. Тогда до вечера постарайтесь продумать, какие воспоминания нам понадобятся, а я помогу их вынести в Омут памяти.
Расставшись с Делакуром-старшим, я тут же попал в плен к двум прекрасным похитительницам, радостно сообщившим, что коль скоро у меня свободный день, — он должен быть полностью посвящен заскучавшим без общения благородным леди.
То, что одна благородная леди тихо хихикала, а другая — хранила преувеличенно грозный вид, только добавляло ситуации пикантности.
Так что спустя десять минут мы уже направлялись в тот же питомник, где уже были раньше, — благородные леди потребовали научить их общению с этими гордыми зверями: как выяснилось, в Шармбатоне волшебных существ изучают только в теории. Все мои возражения о том, что негоже леди заходить в дурно пахнущий вольер были отметены одинаковыми движениями гордо вскинутых носиков — когда надо было, Флёр вела себя не взрослее своей младшей сестры.
Работники питомника, узнав о нашем визите, не были в восторге, но спорить с дочерьми известного политика не решились, тем более что питомник принадлежал, как выяснилось, роду Годфруа, бывшему союзниками Делакуров на политической арене.
— Габриель, Флёр, я попробую первым зайти в вольер, а когда я поглажу грифона — заходите вы. — Преувеличенно честные взгляды и кивки обеих девушек были мне ответом.
Осторожно зайдя в вольер, я поклонился стоящему в центре помещения грифону с умными черными глазами, внимательно осмотревшими нежданного визитера. Медленно-медленно мощная голова, украшенная крепким клювом, пошла вниз, когда грифон тоже поклонился. Я успокоено убрал крепко сжимаемую в рукаве палочку в наручные ножны.
Подойдя ближе, я погладил перья на шее грифона. Неожиданно голова зверя ткнулась мне в грудь, чуть не сбивая с ног, и я услышал, как оставшиеся снаружи девушки вскрикнули от неожиданности. Уже смелее, я начал гладить и чесать голову грифона, уделяя внимание области чуть ниже клюва, где, как я знал от Хагрида, находятся наиболее чувствительные точки. Довольный клекот подтвердил, что полувеликан свой предмет знал. Продолжая почесывать мощную шею, я обернулся к дверям, приглашая притихших француженок присоединиться ко мне.
— Поклонитесь ему, они достаточно разумны. — Девушки, неуверенно улыбаясь, поклонились с любопытством смотрящему на них зверю. В этот раз его голова склонилась быстрее, видимо, девушки ему понравились больше.
Тяжело ступая мощными лапами по деревянным доскам пола, грифон подошел к чуть побледневшей Габриель и положил голову ей на плечо. Девушка сначала замерла, а потом смело начала гладить зверя, как будто разом избавившись от страха. Флёр присоединилась к сестре, и вскоре грифон блаженствовал, пока его в четыре руки чесали мои прекрасные спутницы, и только иногда осторожно переступал с ноги на ногу.
Я смотрел на них со стороны, на радостно улыбавшуюся Флёр, казавшуюся сейчас моей ровесницей, на преувеличенно серьезно что-то рассказывающую грифону Габриель, и на душе стало удивительно светло.
Наконец утомившиеся девушки отпустили из своих цепких ручек разомлевшего от избытка ощущений зверя, проводившего нас довольным клекотом. Почистив слегка испачканную одежду магией, причем на этот раз Флёр и Габриель с огромным удовольствием обучили меня этому простейшему заклинанию, мы снова сели в служебный автомобиль Делакура-старшего, любезно предоставленный им на весь день в наше распоряжение. Усовершенствованная магией машина была удобной, надежной и быстрой, а шофер Министерства — молчаливым.
По просьбе Флёр водитель доставил нас в ближайший городок, где мы оккупировали столик уличного кафе, а я мысленно вознес хвалу своей предусмотрительности, заставившей захватить с собой свой оставшийся еще с Лондона кошелек, чтобы не оказаться в неловкой ситуации, когда девушки заплатили бы за меня.
— Не жалеешь, Гарри? — Флёр посмотрела на меня, дождавшись, пока я прожую очередной кусочек оказавшейся невероятно вкусной тушеной говядины.
— О том, что решил убраться из Англии? — я слегка потупился. — Мне до сих пор немного неудобно перед тобой и твоим отцом, который взялся вытащить меня из дыры, где я оказался. Но он сумел объяснить, что каждый из нас получит в случае успеха, так что...
Флёр медленно пила принесенный пораженным её красотой официантом клубничный сок, внимательно рассматривая моё лицо. Поняв, что ответ её пока не удовлетворяет, я продолжил.
— Здесь свободнее, я чувствую, что тут никто не обратит внимания на мой чертов шрам, сделавший меня мишенью для зевак в Англии. Тут мне честно говорят, что от меня ждут, и что могут дать взамен. По сравнению с той бездной лжи и предательства, в которой я жил с момента смерти родителей, — я попал в земной рай.
— К тому же, — уже немного освоившись в обществе Делакуров, я не удержался от улыбки. — Где еще я смогу общаться с двумя самыми очаровательными девушками и не делиться их обществом с бывшими друзьями.
Флёр и Габриель в унисон расхохотались, причем у девочки от смеха потекли слезы из глаз.
— Да, я помню, как на меня смотрел твой рыжий приятель, — девушка тоже смаргивала слезы с длинных ресниц. — Мне всегда казалось, что на моём месте он видит огромный кусок торта, который надо съесть.
При упоминании Рона в горле засвербело. Флёр увидела, что я резко перестал улыбаться, и осторожно накрыла мою руку своей тонкой кистью.
— Боль от их предательства нескоро развеется, но рано или поздно ты сможешь спокойно посмотреть им в глаза. — Глаза девушки чуть поблескивали, как будто слезы смеха могли перейти в слезы горя. — Каждый испытывал в своей жизни предательство. — Рука на моем запястье сжалась крепче, и я шестым чувством понял, что Флёр на собственном опыте знает, о чем говорит.
После целого дня блуждания по всему городку, где девушки не обошли своим вниманием ни одного магазинчика, мы, вместе с кучей уменьшенных магией пакетов, направились к машине. По дороге домой уставшая девочка задремала, уткнувшись белокурой головкой в мое плечо, а Флёр с практически материнской улыбкой наблюдала за этой идиллической картинкой.
Ждущий меня в гостиной Жан-Клод, посмотрев на засыпающую на ходу Габриель, жестом велел домовым эльфам проводить девочку в спальню, не дожидаясь ужина. Флёр, твердо выдержавшая предупреждающий взгляд отца, все же отправилась вместе с нами в малую библиотеку, где на покрытом шелковой тканью столике покоилась грубая чаша Омута памяти, редкого артефакта, позволяющего сохранять и передавать воспоминания и мысли.
Мы с Жан-Клодом сели в кресла возле стола, а Флёр, невзирая на подаваемые отцом знаки, устроилась сбоку от нас, прислонившись спиной к книжному стеллажу.
— Мистер Поттер, как бы это ни было неприятно, я прошу вас вспомнить самое тяжелое событие вашего детства, связанное с опекунами. — В панике оглянувшись на Флёр, которая не собиралась уходить, я наткнулся на обещающий поддержку теплый взгляд девушки.
Сосредоточившись, я начал вспоминать событие за событием, которыми, благодаря длиннобородому безумцу, моё детство было наполнено в избытке. Я бы охотно разделил некоторые эпизоды с тем же Малфоем, выращенным в неге и заботе родового замка, и посмотрел, как бы этот лощеный ублюдок демонстрировал силу духа чистокровного волшебника в такой ситуации.
Наконец первое воспоминание было найдено.
«— Неблагодарный мальчишка! — рука раскрасневшегося от ярости толстяка бьет меня по лицу, отбрасывая на стену. — Мы выбьем из тебя эту греховную дурь, если ты еще раз попробуешь заново отрастить свои паршивые волосы, то проведешь три дня без еды в чулане!
— Хорошо, дядя, — отчаянно стараюсь не заплакать. Если заплачу — дядя изобьет меня до полусмерти.
— Ты должен быть благодарен нам, что мы после смерти твоих родителей, этого алкоголика и шлюхи, приютили тебя, тратим свои деньги на то, чтобы прокормить и воспитать тебя, а ты! — толстяк просто раздувается от злости.
— Сиди в чулане, пока тебя не позовут. И завтра пойдешь в школу, и чтобы никаких жалоб от Дадлика на твое поведение. — Жирный поросенок, лишь немного уступающий размерами папаше, с удовольствием наблюдает за экзекуцией, корча рожи и скалясь, предвкушая, как завтра нажалуется родителям на мои воображаемые проступки».
Я вырвался из воспоминаний, весь охваченный дрожью и покрытый потом. Магия Делакура-старшего, вырвавшего тонкий пучок призрачной эссенции памяти из моей головы, заставляла переживать давние события слишком реалистично.
