— Сам представлять не имею права, Сергей Василич, — солидно промолвил особист. — Маргеловцы не мне подчинены. Но капитану скажу и представление поддержу.
Борисов не знал наверняка, что именно сорвало атаку. Возможно, основной причиной были его минометчики, которые, имея корректоровку от беспилотников, быстро накрыли оппонентов с финской стороны. Ротный грозным приказом велел в первую очередь выбивать именно их, разумно полагая, что правильная работа минометов — первейшее условие для успешной атаки. Свою роль уж точно сыграло уничтожение танковой роты, пусть даже оно не было полным. Наверняка потери среди пехоты тоже снизили атакующий потенциал; это батальон штатного состава может рассчитывать на успех, атакуя позицию роты, да и то весьма желательна поддержка авиации и артиллерии. У финнов не было ни того, ни другого. Потери же среди пехоты противника составили, по оценке Борисова, до роты.
Пока финская пехота перегруппировывалась, пытаясь занять наивыгоднейшие позиции, пока минометные батареи с той и другой стороны перестреливались, послышался отдаленный гул. Это шла бронетехника.
Старший лейтенант Борисов знал (спасибо Перцовскому), что сходу даже легкие танки не смогут форсировать реку по мосту. Понадобятся инженерные работы по укреплению конструкций. По словам Марка, это дело на полчаса. Ротный по привычке добавил к сроку поправку. Но даже без учета таковой вся рота, ждавшая атаки на западном плацдарме, очень рассчитывала на огневую поддержку с того берега. Ожидания не оправдались.
Финский комбат не был ни глухим, ни тупым. Он тоже услышал отдаленный рев мощных дизелей и сделал надлежащие выводы. Атака на окопавшихся русских сама по себе была делом непростым. Уж час-другой те вполне могли продержаться. А там должны были подойти прорвавшиеся танки — и хорошо, если легкие БТ; с такими солдаты Финляндии умели бороться. Но финский офицер знал о существовании новых моделей русских танков, тяжелых в том числе, а уж против тех никаких шансов не имелось.
Превосходный цейсовский бинокль не подвел капитана Свена Хорнбю. На дальнем отрезке дороги мелькнул силуэт с длиннейшей пушкой. Он показался лишь на мгновение, но и того хватило. Вот почему прозвучал приказ к отступлению. Само собой, со стороны десантников контратаки не последовало. Борисов рассудил, что потери при этом станут существенными и, по большому счету, ненужными.
Рычагову, как и ожидалось, не отказали в выделении восьмиколесного бронетранспортера. Именно на этом транспортном средстве настоял коринженер, ссылаясь на плавность хода машины даже по не самой лучшей дороге.
Старший военфельдшер Колымага была тверда в намерениях:
— Я этих ребятишек сопровождала с той стороны, я же их до госпиталя довезу.
Те, кто мог просто приказать выделить другого сопровождающего, почему-то так не поступили. Зато в довесок поехал не кто-нибудь, а сержант госбезопасности, которого поставили охранять непонятные ящики. А сверх того, товарищ Александров отдал капитану ГБ Полозневу целый ряд распоряжений. Тот, в свою очередь, связался с кем-то по телефону.
В результате на Суворовском проспекте Ленинграда — именно там размещался 442 госпиталь — приезжих ожидали. Любовь к правде требует уточнения: конечно, к прибытию раненых было все подготовлено, как полагается, но куда больше специалистов заинтересовал таинственный груз, пришедший вместе с ранеными — до такой степени, что встречать его вышел сам главный консультант-хирург Николай Нилович Бурденко, временно переведенный в Ленинград. Именно до него дозвонился отправитель груза. К воротам вышли и начальники основных отделений. Очень уж эффектным было появление у здания госпиталя высоченного броневика о восьми колесах и с небольшой пушечкой в башне.
Прибывших ранбольных немедленно раскидали по палатам; при этом лейтенант Перцовский, пустив в ход личное обаяние, разузнал, куда именно попала Валя Кравченко. Вся группа в белых халатах, за исключением тех, кого назначили лечащими врачами новоприбывших, принялась вдумчиво обследовать содержимое ящиков. Разумеется, на него имелась опись, но...
В первом из них оказались лекарства. Несмотря на свой обширный опыт, никто из встречавших груз не видел таких и даже не читал о них в литературе. К лекарствам прилагались подробные инструкции по применению.
Второй ящик был куда интереснее для любого военного хирурга. Сверху лежали подробные руководства. Происхождение их было темнейшее. Проще говоря, никто не знал, откуда взялись описанные методики. Из-под них на свет появились хитрые металлические конструкции и стержни. Разгорелось обсуждение.
— Ишь ты, титановые...
— ...дорогие, небось...
— Гляньте, вот особый пакет 'Для лейтенанта Перцовского М.М.'
— Историю болезни этого лейтенанта сюда!
— ... протезы... это не к нам, это после восстановления...
— ...и обращаю ваше внимание: тоже именной!
— ...я как чувствовала, захватила все документы на этих двоих...
— ...и восстановление быстрым не будет...
— ...Марья Николавна, вы вот эти трубки сосчитали? А стержни? А перчатки?..
— Уф! Все принято, молодой человек!
Такое обращение прощалось, ибо, судя по внешности, Самый Главный Врач был глубоко штатским. Возможно, снисходительность сержанта также имела корни в неких тайных инструкциях.
— Так не пойдет, доктор. Расписаться надобно в получении, вот на этих бумагах.
— Экую работу задали. Арсений Владимирович, это на вас.
Замглавного по хозяйственной части прилежно расписался. Заняло это не меньше двадцати минут.
— Получите!
— Еще не все, доктор. На словах мое начальство приказало передать: пусть по результатам лечения ваши врачи составят заявки на лекарства, всякую технику там... короче, что понадобится, то и обеспечат. Кроме спирта.
— ?
— Товарищ коринженер сказал: это вещество вы и так раздобудете.
Носители белых халатов улыбнулись чуть подкисленными улыбками. Сержант Петров сделал вид, что ничего не заметил, и преувеличенно деловым тоном объявил:
— Раиса Антоновна, нам пора.
Глава 7
Ротный Борисов ни капельки не сожалел о том, что финская атака закончилась, даже не начавшись. Но отсутствие боестолкновения вовсе не означало отсутствия дел.
К мосту подкатывали тяжеленные грузовики. Из двух первых полезли саперы, из остальных с некоторыми усилиями разгружали бревна под поперечные стяжки. Тут же завизжали пилы с бензиновыми движками.
Старший лейтенант про себя отметил, что за полчаса ремонт моста провернуть не удалось, хотя работа велась весьма организованно и в хорошем темпе. Но через сорок минут первый тяжелый танк на скорости не более десяти километров в час пополз на западный берег. За танковой ротой двинулись мотострелки. В очереди на переправу Борисов разглядел другие грузовики.
Среди взводных наметилось некоторое расслабление.
— Вот пройдут те, которые сейчас с подъема спускаются — и нас повезут обратно.
— Как же, жди! Нет, сперва пропустим бронетехнику, потом машины снабжения осназа, потом передадим позиции родной пехоте...
— Так задержка будет часа этак в три.
— Три? В кармане дырку не протри! Полные пять часов, они по мосту газовать не будут...
— ...и верно, идут без спешки...
Ротный не упустил случая напомнить о дисциплине:
— Отставить болтовню! Не базар вам тут! Операторам 'птичек' — следить усиленно за флангами. Здесь снайперов лишь не хватало. Никодимов, через час чтоб был горячий обед! Нам тут еще стоять до темноты верняком.
Этот прогноз никому не показался рискованным: закат должен был наступить через три часа с минутами. Однако про себя ротный прикинул, что ночевать, возможно, придется на позиции, поскольку те, кто по плану должен был сменить лыжников, даже не показались в пределах видимости. И оказался прав.
А колонна осназа, пройдя мост, рванула по шоссе в сторону Виипури. Раньше этот город носил название Выборг. До него оставалось чуть более восьмидесяти километров.
В это время на другом участке этого фронта тоже не царило затишье. По 'линии Маннергейма' гвоздили из всех стволов не только полковая и дивизионная артиллерия РККА — свой вклад опустили на весы самоходки осназа. Снарядов не жалели — ни те, ни другие. Дзоты не могли устоять перед снарядами 122 мм. 'Миллионники' держались. Но лишь до тех пор, пока веское слово не сказали самые громадины.
Грозные самоходки выдвинулись вперед. Их поддерживали пулеметчики и снайперы. В их задачу входило отсечь пехоту, которая могла бы подобраться с зажигательными средствами к бронетехнике.
Конечно, калибр 203 мм поработал бы лучше. Но быстро его подвезти никак не выходило. В результате вместо качества брали количеством: такими совсем маленькими снарядиками весом чуть более сорока килограммов. Мелочь, скажете? Да, но лишь при условии, что эти чушки падают не в количестве двадцати штук в одну стенку дота в течение пятнадцати минут. По слухам, капля камень точит. А эти были все же посильнее капель.
Артиллеристы рассчитывали на полное разрушение 'миллионников' вместе с живой силой. Расчет оказался не вполне точным. Доты как оборонительные сооружения погибли. Люди — не все.
Мы не можем констатировать, что младший унтер-офицер Сальминен был особенно умен. Не станем также утверждать, что он был чрезвычайно удачлив. И все же он ухитрился выбежать из основного (северного) выхода из дота еще до того, как очередная порция гаубичных снарядов разнесла крышу и добила тех, кто еще оставался живым.
Сальминен с некоторым удивлением обнаружил, что лежит в узком пространстве между двумя большими камнями, что русские гаубицы не стреляют больше, что их пехота все еще не пошла в атаку — и начал действовать.
Видимо, им руководило наитие. Может, то было особо разумное подсознание. Как бы то ни было, унтер-офицер пробрался внутрь того, что осталось от 'миллионника', и вынес оттуда ценный предмет.
Через полтора часа на финский заслон вышел, слегка пошатываясь, некто из своих, судя по форме. За плечами у него был груз.
Конечно же, пришельца обогрели, накормили — и задали вопросы. Сеанс допроса продлился недолго:
— Седьмой дот... по нам стреляли... тяжелые пушки... лейтенант... просил... подкрепление... четверо убитых... радист убит... рацию я принес... включить не мог...
Выдав эту информацию, унтер-офицер сполз на землю.
Доставленный с таким трудом тяжелый предмет освидетельствовали. Собравшиеся переглянулись. Никто не удивился, что спасшемуся не удалось связаться со своими по радио. Аппарат был покорежен осколком и явно пребывал в неработоспособном состоянии. Судя по тому, что унтер-офицер Сальминен тащил совершенно бесполезную рацию такое расстояние, он вряд ли был полностью вменяем. Опытные солдаты поставили диагноз без всякого медика: контузия.
Рассказ спасшегося унтер-офицера лишь подтвердил то, что личный состав заслона и так услышал. А потом гром артиллерии стих. Совсем. Седьмой дот имел пушечное вооружение, но звуков от выстрелов из нее никто не слышал. Возникло естественное подозрение, что дот уничтожен полностью. Отправили разведку. Та подтвердила это печальное предположение: русские солдаты явно обошли дот и теперь при поддержке танков продвигались в северном направлении. В таких случаях обстановку докладывают вверх по команде, что и было сделано. Ответ был вполне ожидаемым: надо держаться, сейчас подкрепление прислать невозможно.
Командовавший заслоном офицер сделал про себя вывод: не только в данный момент, но и в будущем подкрепления не будет. Но вслух это не прозвучало: настроение личного состава и без того было пониженное. Правда, оставалась надежда на минные поля и завалы на дороге. Но лейтенант, умевший думать повыше своего уровня, отнюдь не исключал окружения. По крайней мере, положение линии фронта на карте наводило на подобные неприятные мысли.
В оправдание этому грамотному офицеру стоит сказать: он был не одинок в своем заблуждении. Военачальники куда большего ранга думали аналогично. У них не было твердых оснований на иные предположения в части планов русского командования. Пока что не было. Правда, могла бы насторожить остановка продвижения противника на восточном фланге фронта, прилегающем к Ладожскому озеру с запада. Но ее приписали осторожности русских военачальников: их войска уперлись в открытые пространства озер Вуокса и Суванта-ярви. Наступление без должной огневой подготовки (а подтягивание артиллерии требовало времени) грозило громадными потерями. К сожалению, Красная Армия быстро обретала боевой опыт.
В скором времени донесения этого и других заслонов позволили выявить направление главного удара бронированного кулака русских. Конечно же, это был Виипури. И к уже существующей обороне города стали поспешно добавлять все, что удалось найти. В ход пошло наследство царской России: артиллерийское вооружение времен Великой войны и даже старше. Исходя из полученного опыта, упор делался не на количество стволов, а на их маскировку и укрытие.
Любой мало-мальски соображающий в тактике офицер посоветовал бы организовать для обороны приморского города поддержку с воды. Но с этим дело обстояло скверно. Канонерские лодки (во флоте их имелось четыре штуки) для этой цели не годились: максимальный калибр составлял 105 мм, а броневая защита была еще хуже артиллерии, к тому же преодоление ледового покрова Выборгского залива оставалось за пределами их возможностей. Куда лучше подошли бы броненосцы береговой обороны. Их было два: 'Вяйнамёйнен' и 'Илмаринен'. Оба имели десятидюймовые орудия в качестве главного калибра. Оба отличались неплохой для того времени зенитной артиллерией. Мало того: изначально проект предусматривал возможность плавания во льдах; для этого имелся усиленный ледовый пояс и ледокольные обводы корпуса. Но как раз эти два обороняли Хельсинки и прилегающие районы. Хуже того: при полном попустительстве со стороны финской авиации, над южным побережьем страны постоянно висели русские авиаразведчики. Уж они не пропустили бы не то, что подход броненосцев к Выборгскому заливу — даже просто выход из базы.
Наиболее дальновидные военачальники Финляндии (в том числе маршал Маннергейм) давно понимали, что стратегически война уже проиграна. Но они рассчитывали, что при взятии Виипури русские войска умоются кровью. И тогда можно будет выторговать более-менее приемлемые условия мира.
По известному выражению Отто фон Бисмарка 'на каждую вашу хитрость русские ответят своей непредсказуемой глупостью'. На сей раз РККА действовала не в соответствии с этой максимой. Никто из командного состава финской армии не назвал русский план дурацким или глупым. Умственные способности командования противника тоже не ставились под сомнение. Скорее к русским военачальникам применялись слова, соответствующие русским 'сволочи', 'мерзавцы', 'гады ползучие', а также иные, еще худшего содержания.
Нехорошие дяди, отдававшие русским войскам приказы, и не подумали брать Виипури в лоб. Возможно, они вправду опасались высоких потерь. Как бы то ни было, славный финский город оказался полностью окруженным, если такое выражение можно применить к территории, находящейся на берегу залива. И на этом наступление застопорилось.
