Истинная свобода воли.

Брови Малькольма стремительно поползли на лоб.

— Точнее отпечаток души покойного русского наёмного убийцы, со средним образованием, трудным детством, и отвратительным воспитанием. И отличной памятью, — хмуро добавил я.

— Пресвятая Дева Мария... — охнул Бертругер. — Святые угодники...

— Не поминайте их всуе, они и так задерганные. А то в отместку пришлют ангелов на разборки... — проворчал я, покачав головой. — Что есть — то есть. Что у нас по трупу?

— Подготовлен для вскрытия, — не сразу опомнился старик. — Бумаги в операционной.

— Там и подпишем, — я кивнул. — Причина смерти?

— Потеря крови, — отошедший от легкого шока Малькольм привычно подобрался. — Открытый перелом правого бедра. Неактивные нервные окончания. И как следствие — он минут пять наблюдал, как из раны хлещет кровь, после чего потерял сознание и скончался. По предварительным анализам у него вообще не было болевого порога из-за неразвитых нервных клеток в кожном, мышечном и костном тканях.

Я для виду задумчиво потер переносицу.

— Кто следил за зародышами? — поинтересовался я.

— Доктор Икари. Но вскоре она покинула институт, и дальнейшее развитие проекта курировал я.

— Икари? — на этот раз моя озадаченность была натуральной. — Юй Икари?

— Да, — Бертругер кивнул. — Блестящий биолог. Сейчас она работает над более важным проектом, насколько мне известно.

— Ясно...

Лифт остановился, и мы вышли из кабины, направившись по освещенному коридору в глубь комплекса.

— Надеюсь, вы не отнимите у меня возможность, наконец, заняться хотя бы этим образцом? — несколько насмешливо поинтересовался Малькольм, шагая впереди. — А та ведь первого сразу кремировали...

— Самоубийцу? — спросил я.

— Да, — старик кивнул. — По моему мнению, это было чересчур поспешно.

— Кто отдал распоряжение?

— В том-то и дело, что непонятно, — Бертругер нахмурился. — Председатель никаких комментариев мне не дал, а его второй зам вообще отказался мне что-либо говорить.

— Ясно... — протянул я. — Темнят товарищи?

— Не то слово, — хмуро кивнул Малькольм. — Поэтому я за вами и гонялся с разрешением на вскрытие. К председателю обращаться — никакой надежды на ответ...

— Мда... — я пожал плечами. — Ну, хоть сейчас вы ощущаете привкус открытия?

— Не то слово, — доктор криво улыбнулся. — Я вне себя от радости.

Зайдя в операционную, мы накинули халаты и фартуки. Я, пока Бертругер экипировался по полной, и доставал из холодильника тело, подписал бумагу, лежащую на столике в углу.

Перекинув убиенного ангела на стол, я протянул Малькольму подписанный документ, который тут же исчез под фартуком.

— Приступим? — Бертругер мастерским движением раскрыл набор инструментов.

— Да, пожалуй, — я пожал плечами. — Мне полкило корейки*.

* * *

Выходя из операционной, я убрал в нагрудный карман маленький матово-черный шарик.

Разговор за вскрытием трупа имел весьма продуктивный, хоть и эмоциональный характер. Доктор Бертругер плюнул на всякий официоз и поносил меня, на чем свет стоит, следя за моими манипуляциями над трупом. Обозвав меня неотесанным мясником, он порекомендовал пройти переаттестацию. Хотя отметил, что грудину я вскрыл вполне приемлемо, и внутренние органы почти не пострадали.

Когда же я добрался до сердца, повисла тишина.

Если бы это было сердце обычного человека, я бы сделал вывод, что оно чем-то поражено. Во всяком случае, полусферический нарост мышц между четырьмя желудочками наводил на кой-какие мысли. Но я-то догадывался, что там находится. И пока Малькольм молча разглядывал патологию, я полоснул по ней скальпелем и выковырял оттуда маленький, теплый, матово-черный шарик.

Омыв его под холодной проточной водой, я отметил, что шарик по-прежнему остался теплым.

— Что это? — поинтересовался доктор, жадно глядя на шарик.

— Это его настоящее "сердце", — я поднес шарик к свету, посмотрел на него и скосился на Бертругера. — Запишите в отчете, что "сердце" обнаружено не было, и, что вероятнее всего, распалось после смерти мозга.

— А по какой причине я должен так делать? — непонимающе посмотрел на меня доктор.

— Скажем так, Комитету пока еще рано знать, что такое "сердце", — я криво усмехнулся. — В конце концов, ведь можно сделать пакость начальству, зная, что тебе за него вообще ничего не будет.

— Ах, вот оно как... — Малькольм хмыкнул. — Предлагаете подколоть начальство, и глумливо хихикать сидя в кабинете, не получив по шапке? Я согласен.

— Малькольм, вы продолжаете меня удивлять, — я удивленно уставился на Бертругера. Уж слишком легко он согласился. — Откуда такое озорство?

— Я никогда не любил свое начальство, — доктор пожал плечами и ухмыльнулся.

— Я на неделю в отпуске, — я начал стаскивать фартук. — Заезжайте, посидим и поболтаем.

— Непременно, — кивнул доктор, склоняясь над трупом.

* * *

— Герр Лоренц, — окликнула меня Изольда, как только я приблизился к кабинету.

— Да? — я притормозил.

— Возьмите телефон, — секретарша положила на стол пластиковый кирпичик. — Председатель Лоренц просил передать.

— Хорошо, — я взял довольно увесистый аппарат и сунул его в карман. — Мне никто не звонил?

— Пока нет, — отчиталась девушка.

— Хорошо, — я кивнул и зашел в кабинет.

Судя по опустевшему стенду, всё оружие уже было в машине. Стойки для лат почему-то тоже пустовали. Похоже, кто-то слишком рьяно взялся за исполнение приказа... Хотя... В доме эти доспехи смотрелись бы лучше, чем в кабинете.

Хмыкнув, я уселся за стол, выудил из-под него дипломат, открыл ящики и начал выгребать из них документы, сгружая бумагу в чемодан.

Последним в дипломат отправилась папка проекта "Мститель II". Ради интереса полистал документы из этой папки. Это оказались чертежи и комментарии.

Весьма нелестные.

Пожав плечами, я закрыл дипломат и вышел из кабинета.

— Я на неделю в отпуске, — оповестил я секретаршу. — Если что, звоните.

— Хорошо, — девушка кивнула.

* * *

У джипа, смоля сигареты, куковали охранники и британец. Два парня были, малость взмылены, а Альберт немного задумчив.

— Всё загрузили? — поинтересовался я, подходя к машине и беря предложенную сигарету.

— Ага, — британец кивнул. — Все огнестрельное и холодное оружие, — он замолк и протянул мне рваные веревки. — Тетива на луках и арбалете порвалась.

— Выбрось, заменим, — я раскурил сигарету. — Грузимся, у нас много дел.

Рольф и Георг молча кивнули и оперативно залезли на задние сидения. Британец полез на переднее. Я сел за руль.

Под вой сирены и грохот "Rammstein", джип сорвался с места.

Три года спустя.

— Меня удручает твоя дурацкая привычка дымить, словно паровоз, в своём кабинете, — Альберт, хмуро глядя вдаль, сидел на подоконнике.

— А меня это не удручает, — я перевернул страницу и углубился в чтение.

— Скажите мне, сколько СИГАР в день вы выкуриваете? — едко поинтересовался Малькольм, зло смотря на меня поверх очков.

— Не драматизируйте, Малькольм. Четыре штуки — это не много.

Бертругер поперхнулся и гневно уставился на меня.

— Да вы в своём уме?!

— Док, — я оторвался от бумаг и посмотрел на него единственным глазом. — У меня раздвоение личности, параноидальная шизофрения, три черепно-мозговых и отсутствие левого глазного яблока. Припишите тот факт, что я — русский, и вы сами найдете ответ на свой вопрос. Я не думаю, что загаженные легкие еще как-то усугубят моё существование.

— Вы безумец... — обреченно вздохнул старик.

— А разве безумие одного не способствует активным действиям глобального масштаба?

— Опять эта катавасия... — взвыл британец. — Хватит мне мозги пахать, мы уже поняли, чего ты добиваешься...

— Тогда вопрос о моем здоровье исчерпан? — я вопросительно глянул на собеседников.

Те лишь с тихим ворчанием покачали головой.

— Ну и всё, — я снова уткнулся в документы. — Завтра я поеду на тестовые испытания "Мстителя". Судя по всему, застряну я там надолго, так что ждите к вечеру.

— Но завтра же плановое заседание в кампании, — возмутился британец.

— В комитет "SEELE" поедешь ты, — отмахнулся я. — Правление не видит разницы в наших харях, так что справишься. А док поедет с тобой.

— С удовольствием. Давно хочу посмотреть на работу ваших "терапевтов", — хмыкнул Малькольм.

— Они полевые хирурги, — поправил я Бертругера.

— Судя по отзывам — это вообще интерны левые, — проворчал старик.

— Понеслось... — я отложил лист. — Док, пора уже перестать говниться и принять, наконец, предложение о приеме на работу.

— Я подумаю, — ехидно ответил Малькольм, вставая из-за стола и глядя на циферблат наручных часов. — Вынужден вас на время покинуть.

— Не опоздайте на ужин, — буркнул я.

— Пропустить ваш борщ? Ни за что в жизни, — хмыкнул Бертругер, выходя из кабинета.

Я снова уткнулся в документы, а Альберт, зевнув, слез с подоконника.

— Я до сих пор понять не могу... — он развернул стул и уселся на него, положив руки на спинку. — Нафига ты такое название записал? Ведь комитет "SEELE" — это же, насколько я помню, корпорация зла, мировая закулиса. Разве тут что-то по-другому?

— В том-то и дело, что здесь, в отличие от той истории, обыденные реалии, — я вздохнул и собрал листки в папку. — Здесь, в противовес моим ожиданиям Комитет — это просто Комитет. Он так и называется. Конкретно "Комитета "SEELE" тут никогда не существовало. Хотя члены Комитета втихую приписывают ему такое название.

— Тогда зачем ты взял его для кампании?

— Тут чистой воды вредность, — я хихикнул. — Перед тем как председатель вынес вопрос об изменении названия организации, я успел подать документы на создание Охранного Комитета "SEELE". Так что мировой закулисе пришлось тихо скрипеть зубами от зависти и снять вопрос переименования организации. Иначе мне пришлось бы в открытую обвинить их в плагиате.

— А что это за треугольник, перевернутый с четырьмя глазами? По-моему не очень подходящий символ кампании. Или... — Альберт на секунду замолк и расплылся в ухмылке.

— Вообще-то это пирамида... Он тоже выносился на повестку дня, — я расхохотался. — Я и тут их обставил.

— Ты редкая зараза, командир... — покачал головой британец. — Твоя месть страшна...

Я лишь оскалился.

* * *

— Неужели? Соизволили притащить сюда свою задницу? — недовольно поинтересовались сзади.

— А? — я обернулся. — Это вы Юрген Дорфман?

У ворот исполинского ангара стоял крепко сложенный мужичок среднего роста. Облаченный в серый полукомбинезон поверх замызганной футболки неопределяемого цвета, он гневно перегонял сигарету из одного угла рта в другой. Овальное лицо, полное отсутствие шевелюры за исключением пышных усов и острой бородки, орлиный нос, и метающие молнии глаза.

— Неа, — фыркнул мужик. — Птица обломинго. Вы все-таки соизволили явиться и осмотреть плод своей больной фантазии?

— Э... — офигело выдавил я. — Типа того.

— Шагать за мной, — снова фыркнул мужик, резко разворачиваясь на пятках и направившись к двери, пока я сползал с капота джипа. — На входе взять каску и одеть на голову. Каску с головы не снимать. Морду кирпичом и молчать в тряпочку. Иначе позору не оберетесь. Мои парни и без того инженера поносят, на чем свет стоит, а если вы что брякните, сожрут ваши мозги живьем.

"Охренеть..." — думал я, надев каску и проходя за Юргеном через тамбур в цех. — "Боевой мужик...".

— Собсна воте... — буркнул Дорфман, выпустив меня из тамбура и обведя пространство цеха рукой. — Любуйтесь.

Мда... Собственно в голове, от увиденного, крутилось только два слова. Легендарные и риторические "Как, и на х*я?".

В исполинском помещении базировался здоровенный самолет, отдаленно смахивающий на указанный в документах списанный АНТ 42. На этом самолете отсутствовало оборонительное вооружение. Все турели и пулеметы были сняты, а окна заделаны. Изменилась компоновка и остекление кабины. Теперь она смахивала на кабину B-17, а площадь остекления существенно возросла.

Была изменена стреловидность крыла, а вместо винтовых бензиновых двигателей техники уже подвешивали к гондолам реактивные двигатели.

Фюзеляж был несколько изменен, став более широким. Появился задний люк. Хвостовое оперение тоже претерпело изменение, став двухкилевым. Шасси переместились почти под брюхо, убираясь в гондолы. Всего было четыре шестиколесные стойки, сразу под кабиной и под люком.

На спине бомбардировщика была заметна площадка базирования второго, носимого, самолета, который располагался в другой части ангара, за бомбардировщиком.

— Мы проанализировали ваши требования и планы, и пришли к выводу, что предоставленные вами образцы никуда не годятся, — громко вещал Дорфман, перекрывая гул цеха. — Фактически, мы построили два новых самолета, исходя из чертежей старых, с внесением корректив относительно нынешних технологий. Наши чертежники выкрутили себе все пальцы и заплели все извилины, пытаясь сделать Ваш проект хоть сколько нибудь летабельным. Старые самолеты были отправлены в музеи исходя из вашей фразы "делайте с ними что хотите". Вот это... — он обвел рукой самолеты. — ...результат восемнадцатимесячного непрерывного чертежного и ручного труда. Нам все же удалось поставить требуемые самолеты на реактивную тягу. И все же прогноз эксплуатации условно положительный.

— Почему? — спросил я, разглядывая бомбардировщик.

— А разве не видно? Эти самолеты строились для предельных для них скоростей на то время. А это 550-600 километров в час максимум. АНТ-42 никогда не достигал даже четырехсот. Второй самолет... — Юрген указал на истребитель, стоящий за бомбардировщиком. — ...еще более менее. Но чтобы заставить летать обе машины на скорости от восьмиста и выше... Это безумие.

Мы прошли мимо высотника и приблизились к истребителю, сборка которого близилась к завершению.

Этот самолет больше походил на своего предшественника, Мессершмитта 110. Двухмоторный тяжелый истребитель-реплика не утратил характерных черт и некоторой изящности, но все же и здесь изменения были существенные. Были изменены длинна, стреловидность и площадь крыла. Длинна была уменьшена, площадь и стреловидность увеличены. Фюзеляж изменил форму, более плавно переходя к крыльям. Хвостовое оперение стало V-образным. Фонарь кабины теперь практически полностью был стеклянный, давая превосходный обзор.

— Этот образец будет испытан в начале следующей недели, так как к концу этой его должны закончить. — Юрген достал сигарету и закурил. — Только вот конфуз у нас намечается...

— Какой? — я перевел взгляд с истребителя на главного инженера.

— Никто не хочет лететь на этой дуре, — хмыкнул Дорфман, выпуская облачко смога. — Даже с учетом высокого качества сборки нашей мастерской... Люди просто не хотят разбиться в угоду капризам неизвестно кого.

— Вообще никто не хочет летать? — я почесал затылок. — А в чем собственно проблема? Я сам могу полететь.

— Пацан, те чо, совсем шифер сорвало от вседозволенности?! — рявкнул Юрген. — Гонор в штанах горит — мозги коптит?!