Зверь лютый. Книга 30. Канава

Перепёлка краснеет от умственного напряжения, от раздражения, вызванного необходимостью вести длительную дискуссию. От моего несогласия. Но на поле есть и более интеллектуально продвинутые игроки. Михалко всё более теряет опасение перед Боголюбским, всё более "разогревается". Тема ему хороша: не дела русские, где он "пособник хищника киевского", а дела византийские, где он, пожалуй, понимает поболее других. Позиция "эксперта по неизвестному" позволяет поднять свой статус.

— Нет. Встречный удар, челюсти... это все красиво придумано. Да, так можно сокрушить степные орды. Но подчистую вывести не удастся. Они вернутся, как после Мономаха. Может, покоя будет лет... поболее.

— За эти... "лет поболее" ставить крепости, поселения, перекрывать броды, пути. В пустой Степи, не озираясь каждый миг, ожидая сабли да аркана, это делать куда как быстрее и лучше.

— Так-то оно так. Но жителям грецким изничтожение половцев не сильно надобно. Те, конечно, и там разбойничают, но это так... татьба. А вот потерять торг с ордами... Они будут против.

— Всеволод — власть, деспот. Ему указывать — что хорошо, что плохо. Бунтовщиков... ну, понятно. Все подати и прочее, все войска и чиновников ему подчинить. Суд, законы его. Не навсегда, конечно.

Ежели местные начнут буянить... а они наверняка так сделают: Всеволоду придётся провести максимальную мобилизацию местных сообществ — кому такое понравится? Мы заявимся туда вооружённой силой. Типа, как Креститель в Херсонес. Побредём паломниками по святым местам. В полном вооружение и с исключительно благочестивыми целями: унять поганых, приструнить чернь по просьбе законной императорской власти... Не навсегда, конечно. Только до морковкиного заговения.

— Мануил на такое не пойдёт. Кипчаков в Диком Поле побить — ему не велика слава. А потери да сомнения у него... ну прямо со всех сторон. Даже если Мануил и поставит племянника управлять Крымом, то воли ему не даст. Значит, Всеволод и войско не соберёт. Без полной власти — не выйдет ничего.

— Все ты верно говоришь, Михалко, просто забываешь, что всякое дело имеет свою цену.

— Так ты ж сам толковал, что мы против них — голы и босы. Не нам, лапотникам, в их дела играти, не с нашим кувшинным рылом в ихний калашной ряд.

Обиделся Перепелка. Всё переживает и пережёвывает. Запомнил, что вся его радость, милость, розданная по рождению сына, отмеченная летописцами русскими, в Византии величина мелкая.

Его радость великая — там... уровень лавочника. Вовсе не князя.

— Цена, князь Глеб, не всегда в деньгах. Скажи, Михалко, что для Мануила Комнина самое дорогое, самое желаемое?

— Ну... вера христова.

— Ещё?

— Ммм... Чтобы наследник родился и род не прервался.

— Ещё?

— Честь его рыцарская.

Многие современники называют Мануила "самым рыцарственным из государей". Это следование образу благородного государя заведёт его и византийскую армию в ловушку, катастрофу. От которой Византия не сможет оправиться, не успеет. Европейцы перестанут титуловать его "императором ромеев" — только "королём греков". Потом произойдёт ряд кровавых безобразий в Константинополе. Следом падёт Иерусалим.

— Ещё.

— Ну... Возрождение ромейской державы. Возвращение прежнего величия. Мечтаются ему времена Юстиниановы. Хотя, пожалуй, и на Ираклия согласится. Когда Армения, Сирия, Малая Азия, Палестина... под императором были.

— О спасении Иерусалима говорить ему не следует. Ибо он не поверит. Посчитает нас дураками и обманщиками. Влезет сам. И все испортит.

— Почему? Испортит.

Отлично. Всеволод принял интригу с возведением его на престол короля Иерусалима как своё. Уже переживает о деталях.

— Потому, что в треугольнике: Иерусалим, Константинополь, Рим — решения не найти. У них всех давно определены позиции и роли.

Через любые три точки можно провести плоскость. Вот эту, РИ-шную, которая скоро закончится обрывом, катастрофой падения Града Господня. Коль плоскость плоха — попробуем из неё выйти. Перейти к чему-то объёмному, типа пирамидки. Где "плоскость" — лишь одна из граней.

Не разрушить существующее, а... модифицировать.

— Мда. Наследника Мануилу мы не сделаем. С честью своей пусть сам справляется. А вот возрождение древнего величия... Что нужно для возвращения утраченного ромеями?

— Х-ха. Воинство.

Воинство у ромеев есть. Что-то не очень получается. Ромеям не хватает воинов. Когда удаётся собрать достойное число в одном месте — они побеждают. Как недавно мадьяр.

— Во-от. Если мы поможем Мануилу удвоить армию, он назначит Всеволода деспотом северного Черноморья?

— Вдвое? У нас нет столько гридней.

Первая фраза Искандера за все посиделки. Уважаю этого парня. Столько времени сдерживать себя, не высказываться по столь разным, неожиданным, "горячим" темам... Может, этому "недо-сотнику" в дипломаты пойти?

"Дипломат — человек, который дважды подумав, ничего не скажет". — Черчилль? — Сэр Уинстон — успешный дипломат мирового уровня.

— И денег у ромеев нет. Чтобы содержать столько наёмников. Иначе бы они уже и сами... Или ты хочешь, чтобы Русь послала и сама оплачивала свои дружины в Византии? Так сам же объяснил: нищие мы, голые и босые.

Это хорошо. Что утверждение о русской нищете зацепило и Михалко. Пусть и ему будет "за державу обидно".

— Как-то вы... рассуждаете, как вам привычно. А давайте с простого начнём да подумаем. Для побед императору нужны воины. Есть цена. Вот столько стоит нанять, вооружить, содержать бойца. Пешего — столько-то, конного в шесть раз дороже. Нужна воина? — Зовём воинские отряды. Как сюда, в Киев, ляхов и чахов позвали. Нет готовых воинов? — Нанимаем, вооружаем, учим, содержим... Оплачиваем. Надо больше воинов — надо больше денег. Вот так вы думаете.

"Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги" — Наполеон? — Наполеон I Бонапарт — успешный полководец мирового уровня.

Этот уровень, в смысле понимания роли денег для войны, у всех здешних государей присутствует.

Теперь уже и Искандер вывалился из маски невозмутимого "белого индейца" и изумлённо уставился на меня. С предчувствием близкого открытия великой тайны, отчего весь мир рухнет, рассыпется на кусочки и снова соберётся в ином, удивительном порядке, почти шёпотом спросил:

— А... что... бывает иначе? Чтобы воевать без воинов? И — без денег...?

— Бывает... по-всякому. Но я не об этом. Нужен воин. Цена... не знаю. Десять безантов. Вооружить, снарядить, выучить, кормить. Если все это подешевело вдвое, то и воин подешевел. Уже не одного бойца можно иметь, а двух. За те же деньги.

— Да что ты ахинею несёшь?! Где ты такие цены видел?! Меч — десяток, шлем — десяток, кольчуга, поддоспешник, рукавицы... а конь добрый — ещё столько.

— Да мне плевать. Сколько стоит собрать гридня. Десять или тридцать. Пусть сто. Вот сыскалось у нас с тобой, князь Глеб, по тысяче золотых. Ты десяток гридней на эти деньги выставил. А я — двадцать. Доспех, кони, выучка — одинаковы. Ну и кому из нас битым быть?

— Не бывает такого! Коли деньги поровну, то и воев поровну! Или у твоих железо худое, шеломы с войлока понаделаны, кони дохлые.

— Не-а. Как у тебя.

Я радостно наблюдал нарастающее бешенство Перепёлки.

— Не может такого быть! Почему у тя дешевше, а у меня нет?! Купцы дешёвое скупят, остальное подорожает. Где дорого — отвезут, там подешевеет.

Это... очень сильная идеализация. Свободного рынка здесь нет. Хотя именно оружие — постоянная статья в мировой торговле, наряду с наложницами и прочими предметами роскоши.

Разница между жалованием воина в феме, в военно-административной единице Византии, провинции, и в столице, в Константинополе раза в три. Разница между гриднем на "Святой Руси" и тем провинциальным ополченцем в Византии — тоже раза в три. В другую сторону. А по качеству... гридень, пожалуй, получше.

— Далеко глядишь, княже. Купцы скупят... Давай ближе. Почему цена мечу десяток золотых. А не пять?

— Это... как это — почему? Один цену поставил, другой сбивает. Как сошлись — по рукам ударили. Да ты, воевода, и по торгу не хаживал?!

Когда-то давно, в Смоленске, обмыв боярство Акима, я провёл торговую сессию с продажей нашего полотна-паутинки. С демонстрацией оного на... на люлях казначейши. А потом втолковывал Николаю про грядущий недород в Новгороде, про прибыль от отправки туда хлебного обоза.

Николай тоже дёргался, не соглашался. И мне пришлось объяснять про прожиточный минимум для воспроизводства рабочей силы. О разнице между этим минимумом в спокойное время и в годину бедствий. О хлебных трендах в таких ситуациях...

— Где уж мне, княже. В моих-то дебрях лесных, в болотах непролазных... Но ты не ответил. Почему продавец отдаёт товар на десяти золотых, а не на пяти?

— Да нахрена ему себе в убыток торговать?!

— Во-от! Цена в пять золотых — ему убыток. Почему?

Князья ошеломленно смотрели на меня. Ванька-лысый свихнувши? Да это ж все знают! Мне снова Эйнштейна повторять?

"Причина моих успехов — в детстве я был тугодумом. Мне приходилось усердно размышлять над вещами, которые мои школьные товарищи схватывали на лету".

Интересно видеть, как переключаются мозги присутствующих.

Князья никогда не размышляют о причинах убытков купцов. Есть конкретные вещи: разбои, поборы, налоги. Но то, что это просто несколько позиций в огромном списке... Не княжеское это дело.

Есть исключения. Тот же Свояк, например, имея огромное многоотраслевое собственное хозяйство, наверняка об этом думал. Но он родился и первые годы жизни провёл в Тьмутаракани. Среди иудейских, армянских и греческих купцов. Наверняка, часть людей оттуда стали его советниками и при переходе его отца в Чернигов.

Нормальный русский князь в эту сторону не думает. У него подход "большевистский": "отнять и поделить". "Отнять" у своих и чужих, смердов и соседей, налоги и добыча. "Поделить" среди своих — дружины, прислуги.

Нахлебники, блин. Захребетники, факеншит. Православные князья "Святой Руси".

— Да какая разница?! Андрей! Уйми придурка своего! На пустой бред время переводим!

Андрей повернулся к брату. Как они похожи! Оба горячие, эмоциональные, страстные. В любой момент готовы в "сабли наголо, в атаку марш!". У Перепёлки все это на поверхности, на лице. Кипит, брызжет. А у Андрея ещё больше. Только его кипение внутри. Снаружи... пальцы на мече сжались, плечом дёрнул, будто муху отогнал. Глаза. Влево-право, больше-меньше. При моих монологах, спичах и проповедях — помалкивает.

Его молчание вовсе не означает согласия, и, уж тем более "бурных, продолжительных... переходящих в овации". Он просто пускает меня "гулять по граблям". "Живой разминер". Пока живой. Чтобы это "пока" продолжилось подольше он и не позволяет брату и остальным меня затоптать.

"Танцуй мальчик. Пока...".

— Мастер продаёт по той цене, которая есть на торгу.

Михалко способен к обобщениям. От одного продавца мы переходим к группе продавцов однотипного товара.

Понятно: для князя Переяславльского каждый меч уникален, для Михалко, пожившего в Царьграде, походившего по тамошним рынкам, представима ситуация множественности. Не — один продавец, один покупатель, одна штука товара и у кого горло громче, что постоянно на русском торгу, а конкуренция.

Эдак мы скоро и до "общественно необходимых издержек производства" додумаемся. До "Догмы Смита". Но не в форме "сумма доходов": зарплата, прибыль, рента, которые представляют собой доходы наёмного работника, предпринимателя и собственника земли, а в форме "сумма расходов" по этим же статьям.

Лет шестьсот опережения точно. Люто, бешено прогрессирую. Аж самому страшно. Эдак они и до марксизма с классовой борьбой допросветятся.

— Откуда берётся эта "цена на торгу"?

Михалко смотрит зло, упрямо. Мысль, чувствует, где-то рядом, но не ухватить.

— Одни товар ищут, другие предлагают. Как хотелки тех и других сойдутся — это и будет цена. На этом торгу, в этот день, на этот товар.

Браво, племянник императорный! Не зря тебя Андрей в Византию вышибал. А вот Всеволод так ума не поднабрался. Всего-то два года разницы, а не пошло.

— Верно говоришь, княже. По умному называется "баланс спроса и предложения". Цена — как договорятся. Но не выше того, что есть у покупателя. И не ниже той, что в убыток продавцу. Где эта, нижняя грань цены, проходит?

— Да ё ж моё ж! Уж сказано! Как убыток начался, как мастер концы с концами не сводит! В убыток торг не ведут!

Экий ты, Перепёлка, торопливый. И мало знающий насчёт как торг ведут. Про демпинг не слыхал? А про распродажу неликвидов? А нефтяные фьючерсы с доплатой покупателю?

— Что значит: "свести концы с концами"? Поразмыслим об этом.

Глава 594

Я кручу в руках ножик. Пощёлкиваю по полотну, проверяю пальцем остриё. Правило древнеримского суда: предмет спора должен, хотя бы символически, присутствовать в судебном заседании.

То-то император Клавдий, когда иудеи пытались добиться от него решения по спору о правильности священных книг, отвечал: "мы не судим о словах". Это, кажется, первое упоминание о христианах.

— Чтобы сделать меч оружейнику надо потратиться. Купить заготовку, полосу стальную. Дерево и кожу для ножен и рукояти. Материалы, инструменты. Отшлифовать, заточить. Все это имеет цену. И ниже суммы этих цен мастер цену на меч свой ставить не будет. Князь Глеб прав: себе в убыток люди не торгуют.

Ну что ты сопишь, Перепёлка? Всегда рад признать правоту оппонента. Когда она совпадает с моей.

— Кроме купленного разного для меча, оружейник потратил свой труд. Время, в котором он должен пить-есть, телеса прикрывать, дом содержать, жену-детей кормить, в церковь ходить, подати платить...

Труд можно мерить потом пролитым. А можно куском жизни.

— Мастер не продаст дешевле, чем он на меч потратил и на себя, пока его делал.

— И что с того? Чем оружейник чаше в церкву ходит, тем мечи дороже?

— Конечно. В церкви колоколами колоколят, а не молотками по наковаленке. Но я не об этом. Каждый человек ест хлеб. Мастер продал меч за десять солидов. Какую часть этой десятки он потратит на хлеб? На хлеб для себя, семьи, учеников-помошников?

— Хрень какую-то. Мелочь мелкую, незаметную. Пуд хлеба идёт в векшицу. На гривну — полтора ста.

— А ты что скажешь?

Михалко молчит, смотрит в стол. Противоречить старшему, да ещё в его нынешнем, полупрощённом положении... "Платон мне друг. Но истина дороже". Или как?

* * *

Ромеи рожь не едят — пшеница. Для бедняков — ячмень добавляют. Цена в Константинополе с русской — не сравнить. Город велик, всяк шаг денежку стоит. Немалую.

Норма потребления по монастырским уставам — примерно 0.5 кг/день. 12 модиев (156 кг.) хлеба стоили 1 номисму (солид). Годовой расход на покупку хлеба. "Стоили" — в середине 11 века. После этого Византия потеряла часть Армении и Малой Азии. Включая зернопроизводящие районы. Египет они потеряли давно. Потеряли Сицилию, бывшей некогда житницей Италии. Сейчас хлеб идёт, преимущественно, из Македонии, Фракии и с греческих остров типа Эвбеи.