|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
1. Начало всего
Жило-было создание, обладавшее силой огромной и знаниями,
Но не имевшее ни братьев, ни сестер.
В полном одиночестве обитало оно в пустоте,
Но затем... решило создать мир.
Сначала было Ничто. Бескрайнее и темное. Не было в те времена ни света, ни звука — только мысли. Невидимые и невесомые. Из одной такой однажды и зародилась сущность, обладавшая невероятной силой: стоило ей только пожелать, как тьма расступилась, уступив место первородному свету — такому яркому, что если бы человек посмотрел тогда на него, ослеп бы. Затем создала она себе семерых помощников и назвалась Всевидящей, ибо видимо ей все, что когда-либо произошло и произойдет в мире, созданном ею и украшенном ее детьми — Ала, прекрасными созданиями, которым была дарована частица мудрости Всевидящей.
Первый из них, самый старший, коему подчиняется первородный свет и все чистое и доброе, что рождается из него, носит имя Домин. Предстает пред людьми он статным мужчиной, от которого исходит приятное глазу свечение. Его место — по правую руку от трона Всевышней, потому и зовется Домин подчас Правой рукой Всевидящей.
Вторым по старшинству следует Серафиус — сущность, которой подвластна всепоглощающая тьма, царствовавшая когда-то беспредельно в еще неродившемся мире и затем вытесненная первородным светом, а также все то, что порождено ею: обман, убийства, клевета и разбой, предательство и ненависть, гордыня и пренебрежение. Является он людям часто, ибо любовь его к ним велика, однако при этом уродлива и ужасна, ибо стоит ей только коснуться человеческого сердца, как начинает чахнуть оно, чернеть, наполняясь обидой и завистью, оттого и физическая натура создания этого изменчива — то явится юношей прекрасным, то змеей ядовитой, а то и вовсе волком лютым. Место Серафиуса по левую руку Всевышней, потому и зовется он Левой рукой Всевидящей.
Третий — Митай, непоседливый бог ветра. Светлая сущность, подчас падкая на темные предложения Серафиуса, нашептывающего ему непозволительные вещи и склоняющего к шалостям, приводящим к ураганам и смерчам. Место его по левую руку Серафиуса.
Четвертым следует Андрис, богиня рек и озер, морей и океанов. Оборачивается она, как правило, нагой девой с водорослями на голове вместо волос. Строгая и нелюбящая беспорядок, Андрис недолюбливает Серафиуса и подчас серчает на слушающего его Митая, гневом своим рождая беспокойство на море. Место ее по правую руку Домина. Именно она научила людей строить лодки и корабли, изготавливать сети и гарпуны.
Пятый — угрюмый Фарий, владыка земли и ее богатств. Научил людей ковать металлы и строить жилища из камня. Место его по правую руку Андрис.
Шестым следует озорной божок Гелайн, коему подчиняется огонь, такой же непредсказуемый, как и его владыка: иной раз обожжет, а иной согреет. Из милости обучил он людей обогревать себя и жилище своим детищем, а также готовить с его помощью пищу. Место его по левую руку Митая.
Седьмой и последней по старшинству следует Фенрай, богиня всего живого. Самая почитаемая и любимая среди людей. Является к ним часто, но не всегда дает знать о своем присутствии, оборачиваясь то птицей, то белкой, то оленем, как бы невзначай пробежавшим мимо. Место ее по правую руку Фария.
Все семеро Ала подчиняются матери своей Всевидящей и уважают ее решения, однако и богам-детям порой свойственно непослушание своему родителю и старшим братьям и сестрам.
2. Рождение светила
После того, как Всевидящая вытеснила тьму перворожденным светом и создала семерых помощников-Ала, сотворила она Твердь. Тогда еще пустую и безжизненную, бывшую плоским диском, парящим в ярко освещенном пространстве. Всевидящая послала на нее своих детей с наказом украсить Твердь, вдохнуть в нее жизнь, однако сколько ни пытались Ала, не хотело ничего расти и цвести: моря и реки пересыхали, растения увядали, животные умирали — оставалась только выжженная первородным светом пустыня. Отчаялись дети Всевышней, побоявшись гнева материнского, и тогда Серафиус сказал своим братьям и сестрам:
— Что если, о любимые и прекрасные мои, мы поймаем губительный свет в сосуд и подвесим его на почтительном расстоянии от Тверди?
Зашептали Ала: не всем из них понравилась идея Левой руки Всевидящей, но пришли они к выводу, что другой думы на этот случай у них все равно не имеется, и потому с опаской решили сделать, как было предложено. Фарий в тайне от матушки выковал огромный шарообразный сосуд из вещества прочнее стали и прекраснее хрусталя, а Митай поднял его, пока Серафиус отвлекал Всевышнюю лестными беседами, высоко над Твердью. Домин, сначала яростно противившийся решению большинства, поместил первородный свет в шар, и засиял он сначала ярко, но затем сделался тускней. Переполошились Ала: никто не мог понять, что же сталось с даром их матушки. Услышала Всевидящая гомон, повернула лик к расшалившимся детям, и исказил его гнев. Голос ее раздался подобно сильнейшему раскату грома.
— Как посмели вы без ведома моего сотворить такое?! — вопросила она. — Как посмели вы осквернить свет, что я подарила этому месту?!
И действительно, в шаре, изготовленном Фарием, было спрятано небольшое количество тьмы, достаточное, чтобы исказить первородный свет, ослабить его. Так в мире, в котором не было еще ни морей, ни цветов, ни животных, появилось зло — изуродованный свет. Однако и первородному осталось место: не весь его изловили в сосуд — часть и по сей день присутствует на Тверди в виде людской доброты, бескорыстной взаимопомощи и чистой любви.
Ала, испугавшись материнского гнева, принялись оправдываться и роптать на Серафиуса, предложившего эту думу. Левая рука Всевидящей слушал их упреки с равнодушием, затем произнес:
— Да, матушка, моих рук это деяние, но скажи, разве ты сама не видела, как гибло все под лучами подаренного тобою света? Разве не чувствовала сухость ветров? Не ощущала жар песка под ногами? Я совершил это затем, чтобы исполнить твой наказ: украсить Твердь в зеленый и голубые цвета, наполнить ее щебетанием птиц, журчанием рек и голосами тех, о ком ты так красочно рассказывала нам, матушка. Тех, кто вскоре явится в мир, созданный тобой. Людей, матушка.
Слушала его Всевидящая; лицо ее разгладилось и наполнилось горькой думой.
— В твоих словах, — произнесла она после того, как Серафиус окончил, — есть истина, сын мой, однако извращена она тьмой, питающей твою суть. Я уважаю твое решение, но не считаю его верным.
Вздохнули Ала с облегчением: гнев матери миновал. Однако ложь Серафиуса хорошо запомнили братья его и сестры и впредь стали с ним осторожны.
3. Сказ о том, как рождена была Смерть
Как и сказал Серафиус, стоило только перворожденному свету, заключенную в сосуде, подвешенном на приличном расстоянии от Тверди, ослабеть, как перестали засыхать озера и реки, моря и океаны, потянулись к чистому голубому небу травы, цветы и деревья, по полям забегали стада животных, а в водах заплескалась рыба. Ветер, переставший быть удушающе жарким, впитал в себя царивший везде аромат благоухания. Не было в те светлые невинные дни хищных тварей, и не познало еще ничто живое чувство страха.
Домин восседал у ног матери и взирал вместе с ней на преображающуюся Твердь, Митай мчался вместе с ветром, Андрис плескалась в морях и реках, Фарий и Гелайн строили витиеватые горные цепи, Фенрай, предпочитающая более общество зверей, чем братьев и сестер, бегала по лесам, танцевала и щебетала вместе с птицами. Серафиус же блуждал по пышно цветущему миру и играл на флейте. Никто и заподозрить не мог, какой план вынашивал он, и потому предпочитали просто не обращать на него внимания — обида за содеянное им к тому времени уже ослабла, и Ала потеряли бдительность. Однако вскоре Домин начал что-то подозревать: видел он, как младший брат недобро поглядывал на животных, созданных Фенрай, и морских обитателей, творений Андрис; мучительные думы стали терзать его, однако не подал виду старший из детей Всевидящей, рассудив, что выяснит все сам.
Спустившись на Твердь, Домин разыскал Серафиуса и решил проследить за ним, однако о присутствии его вскоре стало известно младшему Ала, и спросил он с улыбкой:
— Может, явишься мне, брат мой Домин?
— Что ты задумал, Серафиус? — приняв плотское обличье, спросил требовательно Правая рука Всевидящей.
— Ничего, брат мой. Я брожу по полям и лесам и посвящаю свою игру на флейте матушке нашей.
— Гладки твои слова, да только нет в них правды.
— Сомневаешься в искренности своего брата? — с укором вопросил Серафиус.
— Ты осквернил дар матери, — хмуро ответил ему Домин.
По лицу Серафиуса — хорошего собой златокудрого юноши — скользнула тень недовольства, но быстро уступила она место привычной лести и манерности.
— Ты никогда не задумывался, брат, — произнес он затем после недолгого молчания, — над тем, что свершится после? Когда никогда неувядающая скотина Фенрай расплодится, трава и дубы будут всюду, а рыбищи в водах Андрис разведется столько, что не будет более места для мальков?
— Когда это наступит, мы посоветуемся с матерью и решим, что сделать с этим, — ответил Домин, в которого слова брата все же заронили семя сомнения: и правда, подумал он, что же они предпримут?
— Зачем ждать, дражайший брат мой, если существует средство?
Домин понимал, что предложениям Серафиуса верить нельзя, но что-то обуревало его: неизвестное сладкое чувство, сильнее и сильнее разжигавшее в нем интерес к непроизнесенным словам. Любопытством назовут его потом, и положило оно свое начало из тьмы, подвластной Левой руке Всевидящей.
— Что же ты желаешь предложить, брат? — не сдержавшись, вопросил Домин.
Поведал ему Серафиус свой план: сказал он старшему брату, чтобы тот попросил Фария выковать металлическое прямое острие с рукоятью и затем принес творение ему. Правая рука Всевидящей сделал, как велел ему младший. Серафиус взял творение, поместил в него частицу тьмы и затем пронзил им бывшего рядом зайца. Тот истек кровью и умер. Так появилось первое оружие, названное самим Серафиусом Смертью. Тогда еще была эта губительная сила заточена в заостренном металле, который затем стал носить имя "меч".
4. Доминов стыд
После того, как разнеслась по Тверди весть об оружии, именуемом Смертью, способном лишить жизни любого, кого пронзит оно, познали твари земные и водные страх, в ужасе зароптали они и стали просить помощи у Ала. Боги, узнав, что творит их брат — бродит по миру, лишая жизни ни в чем неповинных, — возмутились и надумали провести сбор, на котором решили бы, как проучить негодника. Однако Домин на него не явился: устыдился он своего поступка — тому, что помог появиться на свет Смерти, — и скрылся в самых глубоких пещерах Тверди. Ала, так и не дождавшись его, недовольно сочли, что заодно он со своим младшим братом, потому и считается ныне, что свет всегда идет рука об руку с тьмой.
5. Сказ о том, как освобождена была Смерть
После того, как Серафиус заполучил оружие, в котором заточена была Смерть, возгордился он своим могуществом и принялся вершить самосуд, уничтожая все живое, что встречалось ему на пути. Попрятались звери, и залегли на дно рыбы, не летали больше в небе птицы и не бегали по лугам твари земные: познали они страх и боялись вылезать из своих укрытий, некоторые же из них, сойдя с ума от испытанного ужаса, принялись пожирать других. Темные времена настали на Тверди — появились тогда первые хищники.
Бездействовали первое время Ала, так же страшась силы меча Серафиуса, но затем все же задумали собраться. Посовещавшись, решили они отобрать оружие у брата своего. Так было дано начало первой войне, так и не получившей имени, ибо не была занесена она в ветхие архивы человеческой истории — не было тогда людей, не наступил еще их век.
Долго длилось противостояние, ибо Левая рука Всевидящей был хитер и избегал открытого столкновения с братьями своими и сестрами, предпочитая творить пакости за их спинами; и когда уже начало казаться, что быть этому конфликту вечным, явился из глубоких недр пещер Домин, застал Серафиуса врасплох, отобрал у него меч и уничтожил его. Однако когда сосуда не стало, все черное, что в нем было, улетучилось с ветром. Так благое деяние Домина сыграло на руку Серафиусу: убийственная сила, которую он вложил в созданный Фарием меч, вырвавшись на свободу, не исчезла, а, к удивлению самого ее создателя, рассеялась по Тверди, сделав все живое на ней смертным.
Увидев, что сталось с миром, опечалились Ала: даже обыкновенно спокойная Андрис разрыдалась, и из выплаканных ею слез образовалось озеро Тысячи слез, ибо столько пролила она в те темные дни. Божества злились на Серафиуса и желали самолично вынести ему наказание, однако не могли судить равного; обратились они тогда к матери своей, и спросила она:
— Зачем ты совершил это деяние, возлюбленный сын мой?
На что Ала ответил ей:
— Все видимо и слышимо тебе, что происходит в мире, матушка, потому не вижу надобности говорить тебе этого, ты уже все увидела и услышала, когда попросил я брата своего, Домина, помочь мне в этом деле.
Удивленно посмотрели братья и сестры на Правую руку Всевидящей, однако ни мускула не дрогнуло на лике его — продолжал взирать он на младшего брата, стоявшего подле трона Всевышней, и взгляд его был суров.
Однако не оскорбили и не разгневали дерзкие слова Серафиуса Всевидящую.
— Желаю я услышать эти слова еще раз из уст твоих, — вымолвила она, — но чтобы обращены они теперь были ко мне.
— Совершил я это затем, чтобы твари не заполонили Твердь. Чем больше их будет, тем теснее станет в мире, и когда-нибудь земля под ногами, не выдержав, провалится, увлечет за собой всю живность.
Вдруг усмехнулась Всевидящая, на губах ее расцвела ласковая улыбка.
— Потому ты решил лишить их возможности вечно купаться в свете и зелени Тверди, сократить их удел?
— Да, матушка.
— Почему же ты тогда, дитя, стал насильно обрезать священные нити их жизней?
— Не ведал тогда я, матушка, — помедлив, ответил Серафиус, — что сила эта существовала не в одном лишь взмахе меча.
Повисло в зале Всевидящей, расположенном за гранью мира, молчание. Долго думала Всевышняя, что делать со своим непутевым дитем, остальные Ала смиренно ожидали ее решения.
— То, что ты совершил, сын мой, — произнесла вдруг она, — с одной стороны, достойно похвалы, — подивились Ала словам матери, некоторые даже хотели было возмутиться, но матушка остановила их жестом руки. — В твоих словах есть зерно истины, и ты всеми возможными силами попытался спасти мир от конца. Однако, мой дорогой Серафиус, конец Тверди необратим — ты не избавил мир от этого бремени, лишь дал ему еще немного времени. Одно то, что ты попытался, достойно похвалы, — однако улыбка вдруг сошла с лица Всевышней, уступив место горечи и состраданию. — И все же, дитя, твой поступок ужасен: ты заронил в души созданий, населяющих Твердь, страх, который ничто не сможет полностью вытеснить из них, и исказил собратьев их, предав тех безумию, склонив к пожиранию себе подобных. Не имеет значения, желал ты этого или нет, ответственность за содеянное лежит на твоих плечах, и ты должен понести наказание.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
