Сказания далекого мира. Книга 1. Божественный век

Многие Ала ожидали, что Серафиус, как обычно, начнет плести свои липкие и манящие, как паутина, речи и просить прощения, но Левая рука Всевидящей лишь склонил голову и смирено произнес:

— Ваша правда, матушка.

На лике Всевидящей вновь расцвела, подобно прекрасному бутону, улыбка.

— Будешь помогать Домину и остальным восстанавливать мир; ваша ссора нанесла Тверди много ран. Теперь вы должны попросить у нее прощения, залечив их. Твоя смекалка, Серафиус, пойдет делу только на пользу.

Ала были недовольны решением матери: только Домин не возразил ни словом, лишь взирал на Серафиуса взглядом, полным противоречивых дум.

6. Пробуждение человеческого народа

Вопреки словам некоторых, не было первого человека, были первые люди. Десять мужчин и десять женщин, найденных спящими Домином в одной из пещер во времена первой войны меж Ала. Были они наги и спали умиротворенно — ничто не могло нарушить их сон, ибо не настал к тому времени час их пробуждения. Охваченный любопытством Домин попытался пробудить одного из них, однако, поняв, что стремления его тщетны, оставил спящих людей в покое. Когда же разногласие Ала было улажено, и все живое на Тверди стало смертным, открыли, наконец, люди глаза, ибо сочла Всевидящая нужным пробудиться им. Однако человеческий век тогда еще не наступил.

Направились проснувшиеся на свет и вышли из пещеры в долину, залитую лучами солнца, тогда еще единолично господствовавшего в небе. Предстали пред первыми людьми пышность зелени и яркая голубизна неба, и подивились им пробудившиеся. Жадно вдыхали они ароматы цветов и трав, пили прохладную речную воду, грелись под лучами солнца, вкушали фруктовые плоды, да все не могли насытиться великолепием представшего пред ними мира.

Не сразу приметили их Ала, занимавшиеся в те времена заживлением ран Тверди — последствием своего прошлого разногласия. Первой обнаружила людей Фенрай: подивилась им сначала богиня, однако прониклась вскоре к пробудившимся любовью и научила охоте, а также умению сплетать растения в веревки и нити. Вслед за ней явились к народу человеческому остальные Ала, и обучили они их своему мастерству: Гелайн помог им подчинить огонь, Фарий — ковке и строительству, Андрис — рыбалке и мореходству, Серафиус — искусству красоты и стройности речи, а также торговле, Домин — доброте, состраданию и умению исцелять больных при помощи трав, ибо пришедшая на Твердь Смерть породила болезни, сделав населяющих землю созданий более уязвимыми и пугливыми. Лишь Митай не пожелал ничему учить людей, предпочтя дни напролет резвиться, снова и снова облетая мир, созданный Всевышней. Недолюбливали его сначала пробудившиеся; после же того, как от гнева его затонул корабль, и от сильного ветра сорвало крыши нескольких домов, прониклись они к нему страхом, и если бы не настойчивое желание Домина примирить вспыльчивого брата с народом человеческим, зажглась бы в сердцах людских ненависть к богу ветра. Благодаря Правой руке Всевидящей конфликт был улажен, однако Митай так полностью никогда и не стал благожелателен к людям, то помогая им, то наоборот разрушая их труды и отправляя на дно корабли.

Так на Тверди появилось первое людское племя. Согреваемо оно было лучами застывшего на небе светила и окружено лаской богов. Нарекло племя себя "Детьми Девы, что восседает на троне небесном". Пускай их взгляды были наивны, тронули они Ала: лишь один Серафиус посмеялся над их простодушием. Обиделись было на него люди, но огорчение быстро забылось: не так были черны людские души в те великие дни старины.

Однако не наступил еще человеческий век.

7. Раскол Детей Девы

Племя росло, множились противоречия: одни люди хорошо владели одним, другие другим, потому и решения тех или иных проблем у них были разные, и часто стало приводить это к ссорам. Смута зародилась в некогда едином народе, и тогда решил он обратиться за помощью к Ала — уважаемым ими посланникам Всевышней, Девы, что восседает на троне небесном. Посовещались божества и рассудили людской спор так, как им посчиталось верным. Много раз стало обращаться племя людское к ним, и всякий раз Ала судили их, однако если изначально доволен был люд их судейством, вскоре охватило массы недовольство: возомнили они, что божества в судействе своем опираются не на правильность, а личный интерес и симпатию. Возмутились люди и принялись творить самосуд: когда необходимый, но чаще ненадобный и жестокий.

Возмутился Домин деяниям племени, возлюбленный брат его, Серафиус, рассмеялся, положил ладонь на плечо рассерчавшего Ала и вымолвил:

— Они пожелали быть сами себе судьями. Так пускай воля человеческая рассудит их.

Сокрушительно покачал головой Домин, однако, как и велел ему брат младший, не вмешался в людские распри. Остальные Ала, кто с сердцем легким, кто с тяжким, последовали решению Правой руки Всевидящей, и вскоре "Дети девы, что восседает на троне небесном" раскололись на четыре племени: Ковщиков, Рыбников, Скотников и Землепашцев. Рассеялись они по разным краям Тверди, и после царил в них долгое время мир.

Опечален был Домин произошедшим, но Серафиус, видя тревогу его и сожаление, лишь произнес:

— Людскую судьбу должны вершить люди. Не мы, брат мой.

— Такова воля нашей матери? — вопросил владыка света.

— Такова воля этого мира, — с улыбкой ответил Серафиус.

Однако раскол людей не ослабил их связь с Ала — Божественный век находился в своем зените.

8. Сказ о том, как избран был первый вождь

Во времена, когда племя людское было одно, а в небе главенствовало лишь солнечное светило, жизнь человека была праздна и прекрасна: Ала одаривали людей своей любовью и всем им надобным, и не ведали они ни голода, ни жажды. В те славные дни много плясал и пел человеческий народ — днями напролет играли гусли и лиры, флейты и барабаны. Реками лился мед, и то и дело звенел смех. Часто и сами Ала становились гостями очередного беспричинного празднества. Больше всех любил наведываться на них Гелайн, не признававший труд правым делом и предпочитавший страдать бездельем. Пил Владыка огня за троих, хохотал громче всех и ведал людям самые захватывающие небылицы. Подчас наведывалась и Фенрай, любившая послушать людские истории, и Митай, в дни, когда его пренебрежение к человеческому народу сменялось милостью, и Домин, прославившийся своим пленительным пением. Был среди них и Серафиус, смутьян, считавший, что хорошее празднество должны сопровождать смелые деяния, и однажды заблагорассудилось ему устроить с людьми песенное состязание.

— Никто, — заявил он самоуверенно, — не сможет перепеть меня.

Были на том празднестве и редко навещавшие людей Фарий и Андрис, и Дева морская, не любившая старшего брата, даже сочла думу эту хорошей. Многие пытались превзойти Серафиуса на этом поприще, но не находился среди людей равный ему: все терпели поражение под строгим судейством остальных Ала. И вот, предстал пред Левой рукой Всевидящей юноша с лицом хладным и взглядом сосредоточенным. Держал он, волосы которого были цвета каштанов, а нос остер подобно клюву хищной птицы, в руках лиру и заявил, что желает побороться в мастерстве с самим Ала. Зашептались люди: знавали они, что младой этот человек хорош в пении, но никогда прежде не состязался он — ни с собратьями, ни с божественными посланниками.

Тянулась борьба несколько дней: оба соперника были умелы в сложении слов, и долго не могли судьи решить, кто же искуснее. Стал уставать человек, понимал, что более не выстоять ему против бессмертного, и вырвалась из уст его тогда полная горечи песня о тварях земных, населявших некогда Твердь. Жизнь их была нескончаема, а дни полны радости. Не было у них ни забот, ни дум мрачных. Однако когда явилась в мир Смерть, преисполнились их сердца страхом и тоской по утерянным счастливым дням. Об этом сожалении и слагала песня молодого человека, звавшегося Дуком. Тронула она сердца людские и Ала. Вспомнила Андрис дни те темные, и из глаз ее вновь полились слезы. Достойно был оценен дар выходца из человеческого народа: не только одержал он верх над Левой рукой Всевидящей, но и возложен на его голову был венок из оливы, и объявлен был песносказитель вождем племени. С тех самых пор стал зваться он Дуком Бардом. Долгим и спокойным было правление его.

Что касается Серафиуса, страшно огорчен он был победой "выскочки человеческой": сломал Ала лиру свою и скрылся в густой лесной чаще. Там его вскоре нашел Домин, и Левая рука Всевидящей, бывший тогда подобным чаше, наполненной до краев злобой, обидой и сожалением, бросился, рыдая, в объятия брата своего.

9. Сказ о деве, увидевшей будущее

Много лет спустя, когда по земле ступали уже предки Дука Барда, жила-была в племени девушка по имени Мод. Не была она красива собой, как старшие сестры, но добра сердцем и чиста помыслами. Ни один юноша, ни один мужчина и даже вдовец-старик не смотрели на нее с любовью, лишь матушка да бабка с дедом души не чаяли в ней. И все же, несчастна была Мод: батюшка возжелал выдать ее за человека, смотревшего на нее с презрением. Много слез пролила девушка, моля отца одуматься, однако твердым и суровым было его решение.

Однажды, отправившись к речке за водой, услышала она чарующую игру флейты. Направившись на музыкальный зов, вышла девушка на поляну, находившуюся неподалеку от реки. На ней восседали два Ала — Серафиус, игравший на флейте, и Домин, шивший круглую плоскую шапку и негромко напевавший. Заметив Мод, Правая рука Всевидящей с улыбкой поприветствовал ее и подозвал к ним. Девушка, смущенная тем, что сами боги заговорили с ней, ступила к ним и вымолвила вежливое приветствие. Серафиус, не переставая играть, кивнул ей.

— Что делаешь здесь ты, дитя? — вопросил Домин.

— Пришла за водой, Ваша божественность. Затем услыхала захватывающую дух игру и пришла сюда.

— Прошу, не стоит обходительности, — рассмеялся Домин. — Представь, что друг я тебе, ибо я и вправду друг вашему народу.

Слова брата старшего вызвали у младшего смешок.

— Почему глаза твои полны печали, дитя? — не обратив внимания на Левую руку Всевидящей, вопросил Домин.

— Батюшка желает выдать меня за того, кому я не мила, — призналась Мод. — Боюсь я его, дядюшка, страшно боюсь. Каждый раз, когда глядит он на меня, глаза его полны такого страшного чувства, что и словами не описать. Боюсь, страшное совершит он со мной, когда стану женою его.

Нахмурился Домин, омрачилось лицо Ала. Хотелось ему помочь девушке, однако понимал он, что негоже лезть в дела людские.

— Не можем мы помочь тебе, золотце, — отложив, наконец, флейту, молвил Серафиус. — Однако раз боишься ты так этого мужа, могу я показать тебе, что будет с тобою после свадьбы.

Неодобрительно посмотрел Домин на младшего брата.

— Ранее приведенного срока людям негоже знавать того, что начертано им судьбою, — возразил он.

— Ничто не будет, если один узнает, — отмахнулся Серафиус и подозвал к себе человеческое дитя. — Как звать тебя, солнышко?

— Мод Бард зовусь я, — ответила девушка, не заметив, каким недобрым стал взгляд Ала, когда услышал он прозвище врага своего, ставшее семейным именем его потомков. Не приметил этого и Домин, все продолжавший сомневаться в надобности являть человеческой женщине тайны того, чему наступить суждено. Однако не остановил он младшего брата, когда тот положил десницу на чело Мод и силою своей явил ей будущее, да в тайне от старшего не только то, какое ожидает саму дочь человеческую: и сестер ее, и батюшку, и матушку, и бабку с дедом, и племя все, и Твердь. Ужаснулась увиденному девушка, пожрало оно разум ее. В страхе отпрянула она от Левой руки Всевидящей, подхватила кувшин и бросилась прочь. В тот же день принялась она предупреждать людей об увиденных ею ужасах, однако никто ей не поверил, более того, подумали люди, что бедняжка не в себе. Заключив, что рассудка дитя лишилось от горя, отец ее, вождь племени, велел людям своим верным, умевшим хранить тайное, вывести дочь младшую в лес и забить ее там, дабы не позорила она более своим сумасшествием доброе имя семьи. Остальному люду сообщили, что волки сожрали ее.

Вскоре слегла от горя матушка Мод и месяц спустя преставилась. После загорелся вдруг дом их огромный. Все члены семьи, не считая двух дочерей, выданных замуж и живших в домах мужей, погибли в огне. Так пресеклась первая династия вождей, и никто так и не узнал, что же дало начало пожару. Лишь Серафиус, вдали от людей и прочих братьев и сестер своих, сказал Домину:

— Говорил я тебе, людскую судьбу должны вершить люди.

— Твоя дума была открыть ей то, что будет, — ответил Правая рука Всевидящей, бывший в крайне дурном настроении.

— Видел я, как желал ты помочь ей, брат, и решил показать тебе, чем все это станется.

— Ты просто пожелал отомстить! — со слезами яростно воскликнул Домин.

— Твоя правда, — спокойно ответил ему Серафиус, — но именно ты наслал на дом их беду.

Мод была первым членом племени, кого человеческий народ умертвил собственными руками. После гибели династии первых вождей, люди долго не могли избрать нового главу, и началась смута.

10. Уход Девы морской

Во времена, когда не существовало более единого племени, явился как-то к морю, у берега которого плескалась Андрис, молодой человек. Рыжий, взлохмаченный, веснушчатое лицо которого напоминало светило солнечное. Был он бос и в одежде рваной. Дурачком считали его в племени Рыбников, в котором жил юноша с самого рождения. Завидев Деву морскую, уронил он удочку, раззявил рот и завопил изумленно:

— Диво! Диво!

Испугалась сначала Андрис, подумав, что имеет в виду юноша не ее, а нечто иное, однако затем, поняв причину его удивления, рассмеялась.

— Глупый юнец, я не чудо, а друг племени твоего.

Изумление дурачка быстро сменилось восхищением: пускай странно взирал он на мир, однако был не в меру сообразителен.

— Вы та, кто дарит народу моему жирную рыбку? — с детской наивность вопросил он.

— Неужто никогда не видал ты меня? — подивилась Дева морская.

— Никогда, никогда, — покачал головою юнец, а после добавил искренне. — Вы очень красивая.

Покраснели белые щеки Ала: много слов слыхала она от людей, однако именно этот дурачок вызвал на лице богини румянец. Не ведала она причины, но рада была встречать юнца раз за разом у берега морского. Хоть и чудаком считался он, знавал много вещей; подчас такие, какими никакой старец не мог похвастаться. Например, что на солнечном светиле живут человечки-угольки, а далеко за горизонтом мир обрывается, и дальше следует только бездна безглазая и беззубая.

— Когда-нибудь я выкую славный меч и убью ее, — говорил он Андрис. — И тогда мир больше не будет таким маленьким, он станет таким же огромным, как бездна.

— Но откуда можешь знать ты, как мал мир, если никогда не уходил далеко от поселения племенного? — вопросила однажды Андрис.

— Чтобы знавать, не нужно там бывать, — уверенно ответил ей юнец, — достаточно просто видеть, дева моя.

— Видеть? — изумилась Андрис. — Но не можешь же ты видеть дальше взора своего.