Обгоняя время - роман

Обгоняя время

Глава 1

Пушистый северный зверёк пришёл немного позже, чем все ожидали. Не морозным декабрьским днём две тысячи двенадцатого, а душной августовской ночью две тысячи тринадцатого. Те, кто не верил в конец света, уже вдоволь потешились над теми, кто верил, веровавшие в свою очередь перестали оправдываться и спешно выискивали новую дату столь необходимого для их мировоззрения события, а СМИ уже отбросили эту тему, как обглоданную до неприличия косточку. И лишь отбросили СМИ, как о несостоявшемся конце света позабыли все. Ровно на три месяца.

В ту августовскую ночь я лежал на скирде пахучего сена и вглядывался в звёздное небо. Загорелый и уставший от долгой копки. Крест Лебедя висел ровно надо мной, огромный и величественный. Снова пришло иллюзорное ощущение Вселенской бездонности, её необъяснимой бесконечности. Какие же мы маленькие и беззащитные в ней, бесконечно маленькие и бесконечно беззащитные.

Сегодняшний день преподнес приятный сюрприз. Мы нашли череп и фрагменты скелета кроманьонца. Само по себе это событие не являлось чем-то незаурядным, а скорее даже привычным. В формациях верхнего палеолита и начала мезолита таких находок хватало. Фича была в другом. Найден он был рядом с неандертальцем, точнее с неандерталкой. Заметных повреждений ни на одном, ни на втором скелете нет. Значит, погибли не от клыков хищника, те бы оставили следы на костях или сожрали часть их, и не были съедены такими же древними людьми, эти бы разбили их камнями и выели костный мозг, любимое лакомство. Оба в позах эмбрионов, очень близко друг к другу, лицом к лицу. Сомнений нет, они были вместе. В смысле, при жизни были вместе. А стало быть, эта находка станет ещё одним доказательством того, что между кроманьонцами и неандертальцами бывали "брачные союзы". Иначе зачем хоронить таким образом мужчину и женщину? Тем более что один из них — Homo sapiens, а вторая — Homo neanderthalensis.

Об этом я и размышлял, уставясь в бездонное ночное небо, когда со стороны города К... расположенного в семи километрах, донёсся резкий гулкий удар. Земля содрогнулась, даже показалось, что я подлетел на несколько сантиметров.

С забившимся сердцем вскочил и испугано посмотрел во мрак, в ту сторону, откуда прилетел этот страшный звук. Что это? Теракт? Баллон взорвался? Да нет, как-то слишком уж мощно для подобных случаев.

Съехав со скирды вниз, я со всех ног рванул к палаточному городку. Наши ребята и девчонки, уже практически студенты третьего курса, стояли возле дурацкого флагштока и смотрели на небо. Группа в составе двенадцати человек, входящая в состав ...ской экспедиции.

Костяной и Славентий указывали на запад, мне за спину, что-то выкрикивая. Остальные смотрели молча, со всполошёнными испуганными лицами, и я, не добежав до них всего метров пятнадцать, развернулся и обомлел. По небу плыло четыре... корабля.

Не те, которые по морям ходят, разумеется, а те, что в фильмах показывают. В Голливудских фантастических боевиках.

Корабли сначала плыли медленно, потом резко ускорились и пронеслись прямо над нами серебристыми громадинами. Ни единого звука не коснулось ушей...

Ранним утром мы вышли к одному из здешних посёлков, таща на себе всё, что могли взять. Вот и отметили день археолога. А ведь готовились, закупили уже всё, что необходимо. Первым делом разумеется спиртное.

Мне доверили нести самое ответственное. И вовсе не бутылки с "гжелкой" и "белым медведем", как многие могли подумать (алкоголь пришлось оставить, несмотря на протесты мужской части группы), а последние два раскопанных скелета. Черепа отдельно, косточки, спешно уложенные в специальные ящички, отдельно. По этой причине я был самым нагруженным. Один рюкзак со своими вещами на пузе, второй с находками за спиной. Посёлок выглядел безлюдно, на улицах никого, даже собак нет. Мы подошли к крайнему дому, позвали хозяев. Но никто на наши громкие призывы не появился. Нестройной колонной проследовали дальше. Во втором доме то же самое. И в третьем. За шестым двором был поворот вправо.

— Костяной, сворачивай в проулок! — крикнул я, шедшему впереди однокурснику. — Может у них там, в центре, какой клуб и они сейчас в нём!

— Правильно, Берцев, — согласился шедший за мной руководитель группы Илья Семёнович Струганков. — Самое время для танцев.

Он коротко хохотнул. Шутки у Ильи Семёновича были ещё те, такое ощущение, что он их лично для себя придумывает. Скажет, хохотнёт и даже не смотрит, отреагировал кто, нет.

— У них там может проходить что-то вроде сходки. Для обсуждения ночного взрыва, — предположил я.

— Берцев, у тебя как у коренного городского жителя представления о деревнях наивные. Никто сейчас в клубах не собирается. Все телевизор смотрят, или звонят друг другу, чтобы обсудить новости. Видишь эти провода, Берцев? — он указал наверх. — Или, по-твоему, деревенские всё ещё с каменными топорами бегают и в бубны бьют?

— Илья Семёнович, разве я такое утве...

Договорить мне не дал резко бросившийся назад Костяной, в миру — Константин Бекетов. Бежал он довольно проворно, несмотря на тяжёлый рюкзак за плечами и свой немалый вес. Костик был толстоват, но именно это и стало причиной его прозвища. Потому что так смешнее.

Дальше произошло невероятное, словно мы вдруг очутились в каком-то сверхсовременном "стопитсот дэ" кинотеатре, настолько всё выглядело достоверно. Из проулка вылетели два больших шара и рванули прямо на нас. Из шаров во все стороны торчали длинные металлические щупальца. Ими они и принялись на ходу хватать всех подряд. Первой в тиски угодила Светка Остапенко. Красивая девушка, за которой я приударял на первом курсе. Не совсем удачно, но дело теперь не в этом. Я увидел, как её резко откинуло назад, она завизжала и принялась колотить по щупальцу кулачками. Потом был Васян. Потом ещё две девушки, три парня и убегающий Костяной — этого уже подхватило щупальце второго шара. До меня шары добрались в последнюю очередь. Я успел отбежать в сторону, отчего одному из шаров пришлось немного изменить траекторию. Он вцепился в рюкзак на животе, потащил за собой. Я почувствовал, как ноги быстро заволочились по сельской дороге, вздымая облачко пыли. Выпирающие камни больно били по пальцам, а иногда мои ноги подкидывало вверх. Я заелозил, сбрасывая с плеч лямки. Оказалось, достаточно было и одной. Меня развернуло, я полетел на обочину, приземлился на плечо, прыжком дёрнулся к канаве и замер в ней, прислушиваясь. Голову поднимать было страшно. Но крики с визгами отдалялись, и я решился. Приподнялся на карачках, высунул полголовы из-за кромки канавы. Один из шаров тут же остановился, и я поспешил снова юркнуть на дно.

Минут десять не шевелился, ожидая каждую секунду, что шар вот-вот вернётся и схватит своим щупальцем. Сердце бешено колотилось, мозг ничего не соображал. Нет, соображал, конечно, но до того быстро и сумбурно, что я не мог сосредоточиться ни на одной мысли.

Когда руки перестали трястись, выглянул снова. На сельской улице никого не было. Ни шаров, ни людей, пусто и тихо. Неужели пронесло? Хотя, если принимать во внимание — что случилось — об удачном спасении говорить было преждевременно...

Меня поймали через пять дней скитания по лесам. После того, как я добрался ещё до одной деревни, но и там не увидел ни одного жителя, выходить к населённым пунктам больше не решался. Шастал по лесу, пробираясь в сторону шоссе. Было оно по моим предположениям недалеко, однако я видимо сильно плутал, так как вышел совсем не к тому шоссе и лишь на пятый день. Голодный и усталый, я долго смотрел на пустое полотно дороги и знак с названиями двух городов. Чуть левее была заправка с магазинчиком. На заправке обгорелая машина, легковушка. Наверное, сверху бомбанули. Странно, что саму заправку не тронули. Может, им бензин нужен? Да ну, вряд ли они летают на таком простом виде топлива. Скорее всего, на ядерной энергии, или вообще на каком-нибудь взаимодействии с полями. С гравитационным там или электромагнитным.

Но голод заглушил страх. Я осторожно, пригибаясь к земле, двинулся вперёд. Рюкзак за спиной был почти полупустой, ящички с костями я зарыл недалеко от деревни Макеевки, так было написано на знаке. Под этим знаком я их и зарыл, чтоб потом найти, благо — лопатка сапёрная была. А вот черепа взял с собой. Почему-то они мне показались вдруг какими-то родными. Ведь люди тоже, хоть и древние. И пусть девушка из тупиковой ветви, ну и что? По крайней мере, она ближе нам, чем те, кто прилетел...

На обгорелые скелеты в машине пытался не смотреть, хотя и тянуло. Прошёл побыстрей мимо, шагнул в магазин.

Там меня и схватил такой же шар, только поменьше, с двумя щупальцами всего. Долго тащил куда-то. Сопротивляться было бесполезно, обхватил клешнями за пояс плотно, не вырваться. Даже дышать тяжеловато стало.

Примерно через полчаса я увидел вдалеке площадку, огороженную синими светящимися линиями, похожими на провода. Приблизившись к ней, шар просто перебросил меня через эти линии, и полетел дальше. Высота была порядочной и если бы не рюкзак, то я бы точно себе что-нибудь сломал. Но он смягчил падение. Съехал как раз на тот бок, на который я приземлился.

На площадке были люди, это я заметил ещё, когда шар тащил меня к ней. Человек триста. Многие из них просто сидели с потерянными лицами, кто-то лежал и стонал, кто-то вроде спал... или был мёртв.

— Парень, — услышал я за спиной. — Что там, всё?

— Что всё? — не понял я.

— Всех военных убили?

— Не знаю, — я пожал плечами. Глядя на осунувшегося, с сумасшедшим лицом мужчину. — А при чём тут военные?

Он вдруг бросился на меня, схватил за грудки и заорал прямо в лицо.

— А кто?! Кто нас должен вытаскивать из этой жопы?! Что они там, воюют хоть?!

Я резко оттолкнул его, ткань рубашки порвалась в двух местах, пара пуговиц покатилась по земле.

— Отвали, придурок!

Проорав это, я со всей остававшейся силы ударил мужика в нос. Он схватился за лицо, отполз в сторону, подвывая.

— Сука, — буркнул я. Посмотрел на остальных. Многие с интересом наблюдали за нами. Видимо, от скуки. Интересно, сколько они тут уже сидят?..

Через три дня прибыли два огромных транспортных средства. Чёрные, без каких-либо окон или иллюминаторов. С десяток шаров принялись закидывать нас внутрь этих махин через открывшиеся двери, похожие на те, что в поездах метро. Мёртвых кидали отдельно, в первый "грузовик", живых во второй. И тех и других было примерно поровну. Я и сам от голода уже еле сохранял хоть какие-то силы, чтобы держаться, поэтому удар об стену принял без особых эмоций. Скривился только от боли и всё.

В махине нас везли целый час. За это время успел привыкнуть к темноте внутри неё, но тут махина остановились. Дверь отъехала в сторону, и меня ослепило.

— Халтахтыгтыгцрицрифитьфитьцри, — слышал я быстрое щебетание, когда меня вытаскивали наружу, но ничего не мог разглядеть. Наконец, глаза привыкли к яркому свету.

Серые существа ростом мне до пояса, огромные головы, а глаза совсем малюсенькие. Ушных раковин, как и волос, нет. Руки тонкие, детские. Чёрные комбинезоны с какими-то значками на рукавах. Ударь такого посильней ногой и убьёшь. Но вокруг висели в воздухе шары, а в руках "мелкие" держали тонкие, похожие на карандаши предметы. О предназначении их я сразу догадался, и через секунду мои догадки подтвердились. Один из парней, выгруженный с нашей махины, рванул на ближайшего к нему "мелкого" и тот направил на него свой "карандашик". Парень повалился на ходу, забился в конвульсиях, изо рта пошла кровь.

— Црицризылызылыхалтахцрифитьфить, — бегло проговорил, выстреливший, или что он там сделал, и запрокинул голову. Из его маленького рта раздалось нечто вроде смеха.

— Суки, — подумал я, отводя взгляд от умирающего парня.

— Црифитьлухалуха, црифитьлухалуха, — закричал стрельнувший мелкий и указал на нас рукой. Через пару секунд сдвинул её влево. Мы словно послушные зверьки повернули головы. Там стояло нечто вроде той махины, которая нас привезла, только стационарного типа, судя по тому, что она была на какую-то часть врыта...

Две недели полного неведения. Нас кормили зерном и водой, причём зерно, чаще это была пшеница, ссыпали кучами у входов в бараки. Некоторые не выдерживали такой диеты, умирали в страшных мучениях. Корчились, кричали, просили их добить. Были те, кто добивали и даже... Знание, что так поступали с кроманьонцами неандертальцы, а с неандертальцами кроманьонцы всё равно не помогало мне воспринимать это без ужаса и отвращения.

Днём нас выпускали из тёмных бараков гулять по огромной территории, размером почти в гектар. На ней то тут то там десятки таких же бараков, как наш. Территория огорожена силовыми линиями. Вдобавок не меньше сотни маленьких шаров, которые плавно парили вверху, наблюдая и реагируя на любую попытку подойти к светящимся синим ограждениям. Сбежать невозможно.

Вот во время таких прогулок мы и узнавали кое-что от вновь привозимых. Среди них даже были военные. По их словам сопротивления почти нет, пришельцы оказались в технологическом плане выше нас, и практически вся армия уничтожена. Впрочем, кто бы сомневался. Раз уж долетели сюда, или как они, чёрт побери, добрались — значит, намного выше, очень намного.

Но как ни странно — это огорчало меньше, чем-то, что я видел вокруг себя. Люди, обречённые и сдавшиеся, теряли человеческий облик. Уже через неделю мы были похожи на огромное стадо, хотя, в принципе не могли быть полноценным стадом. Такова наша порода, особенная. В стаде не происходит убийств, даже ради пищи, а у нас они происходили. И с каждым днём всё больше. Сначала одно в сутки, потом два, потом сразу восемь.

При падении на рюкзак, мужской череп раскололся и раскололся удачно. Теперь я таскал в кармане острый кусок кости, чтобы если придётся, защитить себя. Силы во мне почти не было, а некоторые выглядели гораздо бодрее. Особенно те, кто не брезговал человечиной.

Странно, но пришельцы не забирали наши личные вещи, не осматривали нас. Уверенные в себе. Да и что если у кого-то заваляется нож или даже пистолет? Что он ими сможет? Шары вряд ли пробьются пулей, а ножом так и подавно... смешно.

А вот для нас самих это было опасно. По территории поползли слухи, что пятеро крепких парней сбились в группу и у них есть пара хороших армейских ножей. Подходят, бьют в сердце со спины и тащат потом под руки, как будто плохо человеку стало. Жрут, вроде за дальним бараком. Но это неточно, никто не ходил и не проверял. Да и вообще с каждым разом мы отходили от своих бараков всё меньше. Сказывались и слабость, и страх быть убитым и съеденным.

За эти две недели ко мне всего раз подошли трое парней, говорили о массовом побеге. Мол, шаров всего около сотни, схватить за раз могут двести человек, если побежать сразу, всем вместе, то можно прорваться.

— А силовые линии? — задал им вопрос.

— Мы думаем, если несколько человек разом на них бросится, то их перекоротит, — сказал один из них на полном серьёзе. — Ну, ты как, с нами?

— Да, — кивнул я, хотя, и понимал — затея провальная. Но я так же понимал, что если понадобится — то побегу. Потому что другого выхода нет. Куда шары забирают мёртвых неясно. Но мне почему-то думалось, что эти твари жрут нас. И умершие собственной смертью у них за деликатес, потому и не убивают. — А сколько уже согласилось?

— Почти полсотни, — ответил парень без особого энтузиазма. — Но это всего за шесть дней, скоро больше наберём.

— Можете на меня рассчитывать, — выдохнул я, и быстро развернувшись, зашагал прочь. На моих глазах выступили слёзы, но я не вытирал их. Вдруг парни поймут со спины. Потом уже. Я зашёл за барак и отёр лицо рукавом. Господи — это всё. Нет никакой надежды.

На пятнадцатый день меня подрезали, пытаясь убить, и видимо, оттащить за дальний барак, но я как-то почувствовал, дёрнулся в сторону и нож прошёл по касательной, оставив глубокую рану между рёбер. Я ударил в ответ зажатой в кулаке костью. Попал этому ублюдку вбок. Он отпрыгнул. Началась паника, люди закричали и этот ублюдок рванул прочь.

Мне повезло. Но не надолго.

Проснувшись утром третьего дня после ранения, я вдруг ясно осознал, что больше не поднимусь. Рана гнила второй день, тело колотилось в ознобе, безмерная слабость, щёки, руки и ноги занемевшие. А может только руки, и поэтому казалось, что и всё остальное. Я трогал дрожащее тело и не чувствовал его. Мне стало страшно. Хотелось с кем-то поговорить, но все ушли на прогулку. Я был один в полумраке барака.

Развязав рюкзак, я залез в него рукой, схватил, что первое попалось. Это был череп девушки неандерталки.

— Привет, — слабо выдохнул, держа его перед собой. Вспомнился фильм "Изгой" с Хэнксом, но смеяться не хотелось. — Вот видишь, как оно вышло. Вы старались, шли вперёд...

Впрочем, неандертальцы не шли. Но ведь есть данные, что между ними и кроманьонцами имели место половые связи, и даже потомки рождались. И не обязательно бесплодные. Да и какая теперь разница. Если бы череп кроманьонца не раскололся, с ним бы говорил.

— Если бы... — я тяжело сглотнул. По телу пробежала какая-то горячая волна, потом снова стало холодно, намного холоднее, чем до этого. Сердце как-то дёрнулось, сбилось с ритма.

Я что, умираю?

А впрочем — мы все уже мертвецы. Весь человеческий род. Не думаю, что даже пресловутая американская армия во главе с Брюсом Виллисом одолеет этих тварей. Это не кино. Это реальность.

— Знать бы, как тебя звали, — через силу продолжил разговор с черепом. — И сколько тебе было лет, когда ты умерла. Может, как и мне — двадцать? Или ещё меньше? А отчего ты у...

Меня сново тряхнуло, в голове затуманилось. Я с трудом восстановил сбившееся дыхание, но сердце молотилось со страшной силой. Быстро, быстро, но очень слабо. Я положил череп на живот, пощупал пульс. Как там у врачей — слабый, нитевидный, с ярко выраженной тахика...

Снова тряхнуло, намного сильнее, чем в прошлые разы, сознание стало покидать, тело окатило жаром. Я из последних сил схватил череп, поднял его. Мой взгляд застыл на провалах глазниц, и в последний миг показалось, что я вижу исходящий из них яркий белый свет.

Глава 2

Меня закрутило, обдало мощной струёй воздуха. Я открыл глаза, но было всё равно темно. Никакого черепа, никакого белого света. Только тьма.

По ощущениям очень быстро лечу в ней ногами вперёд. Это плохо. То, что ногами вперёд. Обычно так про покойников говорят. Значит, уже умер.

К удивлению ни страха, ни жалости к себе не испытал. Скорость моего движения непонятно в чём и не ясно куда — увеличилась, в ушах засвистело, словно рядом взлетал истребитель. Блин, и куда это я?

Но это ощущение продолжалось недолго. Очень скоро я налетел на невидимую преграду, причём ударился об неё каждым квадратным миллиметром своего тела, что по всем законам физики и логики было невозможно. Однако именно так и произошло. Поэтому сила удара показалась мне просто невероятной, хотя, возможно это я придумал уже позже. В момент удара сознание мгновенно отключилось.

Очнулся оттого, что кто-то пытался отгрызть моё ухо. Бесцеремонно, утробно и зло рыча. Я вскочил, как укушенный, что не было метафорой, и увидел бросившегося от меня в густые заросли странного зверька. Вроде похож на мышь обычную, но по хребту и бокам костяные пластины, как у броненосца. Тряхнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения. В затылке тут же разлилась горячая боль. Я застонал и поспешил присесть. Перед глазами замелькала огромная стая слепящих мушек, и оставаясь стоять, я рисковал рухнуть из этого положения наземь и расшибить себе что-нибудь. Если вообще не убиться.

Последняя мысль заставила задуматься. А можно ли умереть второй раз? Впрочем, может я ещё и в первый не умер? И это только предсмертный бред? Почему же я чувствую боль в ухе? Неужели кто-то уже начал меня жрать там, в бараке?

Я попытался вырваться из бреда, задержал дыхание, чтобы там, в том мире дать последний отпор тому, кто возможно уже жрёт меня. Но ничего не произошло. Не вырвало словно из сна.

Тогда я потрогал ухо. Убедился, что в нём действительно имеются ранки из которых сочится кровь. Ладно, пусть это будет взаправду. Стал ощупывать себя, первым делом рану. Она затянулась. Удивлённо ощупал её ещё раз, прислушался к ощущениям. Боли почти нет. Только в ухе покалывает немного.

И тут мой взгляд задержался на траве под ногами. Ничего себе...

Поднял голову, выдохнул изумленно.

Рай, что ли?

Медленно повернул голову влево, потом так же медленно вправо.

Понятно, что лес.

Но другой лес. Не такой как у нас в среднерусской полосе. Точно, рай. Иначе чего мне в предсмертном бреду видеть тропики?

А то, что это они — даже не сомневался. Буйство зелёного цвета просто ослепляло, кидалось в глаза. С десяток его оттенков — от тёмного, словно напитанного влагой, до ярко-салатного пестрели вокруг какой-то нереальной мультипликационной картинкой. В душе возникло что-то вроде восхищения, дыхание замерло. Красивое место. Восхитительное. Таким и должен быть рай.

Высокие деревья с толстенными стволами, деревья пониже, с раскидистыми кронами, мелкая густая поросль — и всё это с крупной, широкой листвой и насыщенное зелёным до ядовитости. Под ногами пышный травяной ковёр, слева лианы, а вон правее что-то напоминающее папоротник с листьями, похожими на клинки ножей. Свесились вниз стройными рядами. Рядом заросли аканта с разлапистой резной листвой, меж которой проглядывали прекрасные пурпурные цветки. Стволы многих деревьев облеплены эпифитными растениями. На вид — как будто к ним прикрепили букеты цветов. Возбуждающе красных, ослепительно белых, нежно лиловых. И до того всё вокруг густо, что ничего не разглядеть дальше, чем метров на пять.

Выходит, рай похож на влажный тропический лес. Что ж, в общем-то, неплохо. А где же люди? Или может мне куда-то идти нужно, ну там, к Петру на таможню, или что-то вроде того.

Я снова осмотрелся, а заодно и прислушался. Сверху, сразу из нескольких мест доносилось птичье пение, разное, от приятного до отвратительного.

Снизу тянул гниловатый запах, приторно пахло озоном.

Внезапно за спиной треснула ветка, словно кто-то её ломал, и я, вздрогнув, резко развернулся. Глаза сразу уткнулись в рыжее пятно, сфокусировались.

Вздрогнул от неожиданности.

На ветке одного из ближайших деревьев сидела большая обезьяна. Шерсть ярко-рыжая, морда чёрная, крупные ноздри раздуты — шумно втягивают и выдыхают воздух.

Спина тут же похолодела. И от того, что я её вообще видел, и оттого, как она смотрела на меня. Взгляд заинтересованный... но интерес странный. Наполненный злостью, аж глаза у неизвестного мне примата покраснели.

Откуда в раю обезьяны? Или это не... череп. Череп меня перенёс... Каким-то образом перенёс в момент смерти, и вот я стою на его...

Территории, — обжигающе закончилась мысль. — Я стою на территории этого огромного самца примата, причём неизвестного вида. Отведя взгляд в сторону, стал отступать, не теряя животное из поля бокового зрения.

Оно же не сводило с меня прямого взгляда. Нагло так, уверенно. Размером этот примат был примерно в две трети меня, что явно намекало — отбиться, в случае нападения, шансов нет. Даже обычная шимпанзе может легко раскидать пять-шесть взрослых мужчин, если придёт в ярость. Или даже просто что-то в них покажется ей подозрительным.

Но по мере того, как я отходил, примат на ветке становился всё менее заинтересованным и после тридцати шагов отступления, вовсе плюнул на меня. Перепрыгнув на ближайшее дерево, он принялся поедать там какой-то плод, сорванный по пути. Однако уселся всё же лицом ко мне.

Решив не волновать его понапрасну, я заметил узкую тропку меж густого папоротника, отходящую вправо, и нырнул туда. Прошёл немного вперёд, разглядывая кроны деревьев. Вроде больше никого. Где-то вдалеке заверещали какие-то птицы, наперебой, испугано. Я остановился. Прислушался. И вдруг справа всего в нескольких шагах оглушающе затрещало, потом что-то пронеслось за густыми ветвями папоротника, ломая ветки. Треск стал удаляться, но в один миг прекратился. Вернее его перекрыл громкий рёв, в котором было столько ужаса и боли, что волосы на голове встали дыбом, и я невольно потянулся рукой ко лбу. Нет, лежат, как и должны.

Мозги резво заворочались. Думай, Берцев, думай, сказал себе полушёпотом. Если это то, о чём ты думаешь, то лучше тогда уже назад, в концлагерь инопланетян, потому что здесь выжить шансов ещё меньше. То, что там за густой растительностью сейчас произошло — это охота. Какой-то хищник завалил какую-то жертву. А такое тут происходит десятки раз за сутки только на одном квадратном километре. Если не сотни раз.

Так. Нужно срочно искать укромное место и всё обдумывать. И главное подальше, подальше отсюда. Хрен его знает, что там за хищник был. И один он, или их тут стая.

Я быстро, иногда переходя на лёгкую трусцу, заспешил в противоположную от места происшествия сторону и вскоре неожиданно для себя выскочил на огромную поляну. Трава здесь была низкая, что выглядело немного нереально.

Может какие-нибудь травоядные объели недавно?

Очень осторожно двинулся вперёд, стараясь держаться кустов. Они пересекали поляну извилистой змейкой и тоже были обглоданы. Но и голых веток хватало, чтобы укрываться и не маячить лишний раз. Внезапно кусты кончились. Я остановился. Примерно метров сто придётся пересекать по открытой местности. Набрал в лёгкие побольше воздуха, сделал шаг...

И тут же слева раздалось такое громкое и злобное фырканье, что я машинально отскочил метра на три. Причём, как мне показалось, одним прыжком. Только после этого включился мозг. Я резко повернулся в сторону звука и увидел... мы таких проходили. Глиптодонт. От сердца немного отлегло — травоядное, хотя и огромное. Высотой с меня. Правда, это если учитывать большой шарообразный панцирь из пластинок жёлто-коричневого цвета. А так — голова его где-то в районе моего пупка. Похожа на лягушачью, с этакой улыбочкой широкого рта. Из под панциря сантиметров на двадцать выступают толстые лапы, но не как у черепах сбоку, а снизу.

Глиптодонт сделал пять быстрых шагов вперёд, выпрямляя лапы, чтобы казаться выше, и сново зловеще зафыркал.

— Э-э-а! — на автомате прорычал я и взмахнул руками. По спине волна мурашек. Да что там волна — цунами. Да — это млекопитающее питается травой и жрать меня не собирается, но затоптать может запросто.

Но "млекопитающая черепаха" ошарашено замерла, забила массивным хвостом об землю.

Ругнув себя за машинальную реакцию, я стал быстро двигаться спиной вперёд. Разворачиваться тоже нельзя, додумается ещё с разбегу толкнуть, а масса в нём порядочная. Собьёт и тогда уж точно затопчет.

Но оказалось, всё это было детской забавой, в сравнение с тем, что произошло дальше. Когда я уже отошёл от глиптодонта шагов на сто, на поляне появилась та, кого видеть здесь я предпочёл бы в последнюю очередь. А точнее, не видеть никогда.

Выпрыгнула она из кустов на той стороне, изящно и бесшумно, и пользуясь тем, что глиптодонт всё ещё следит за моим отступлением, бесшумно рванула к нему.

Глава 3

Глиптодонт успел спрятаться под панцирь, для этого ему и нужно было всего — присесть и втянуть хвост с головой. Саблезубая кошка заметалась вокруг, разъяренно взрывая лапами землю. Потом прижалась к ней пузом, стала нюхать, короткий хвост опущен вниз, кончик подрагивает. Попыталась перевернуть тяжёлую полусферу носом, но глиптодонт, видимо, держался за землю всеми своими когтями, а может и зубами. Шутка, конечно, но жить захочешь, не так извернёшься. Впрочем, и сам панцирь весил далеко не мало, что давало ему хороший шанс избежать смерти. Пару раз попробовав прокусить пластины верхними клыками, кошка потеряла к несостоявшейся жертве всякий интерес. Тем более, что шагах в ста находился запасной вариант, у которого никакого проклятого панциря не было.

На самом деле, расстояние секунд десять как стремительно увеличивалось и составляло уже, минимум, шагов сто пятьдесят. Я нёсся к краю поляны, туда, где были деревья. Нёсся со всех ног, не обращая внимания ни на нехватку воздуха в лёгких, ни на мутящееся от столь резкой нагрузки сознание, ни на обжигающее ноздри быстрое дыхание. Я бежал так, как ни разу в своей жизни не бегал.

А спиной уже чувствовал её приближение. Но разум коротко приказал — не оборачивайся, и отключился, отдавая всю власть инстинктам.

Первое дерево не то, проскочил мимо. Слишком толстые ветви. Второе дерево...

Схватился, выход на одну, на две не мог, ноги уже на ветке, хватаюсь за ту, что над головой. Ещё раз выход. Перескочил на соседнюю ветку, с неё удобней взбираться дальше.

Где-то подо мной зашумела листва, потом хруст, удар о землю. Я взглянул вниз. Кошка стояла на задних лапах, вцепившись когтями в ствол. Сделала попытку подтянуться, задние лапы впились в дерево, она распрямилась, перенесла передние выше. От скрежета когтей об ствол заледенело сердце. Кошка повисла в метре от земли, глядя на меня снизу вверх. Я взобрался ещё выше, остановился, стал переводить дыхание. Сердце пыталось выскочить через горло, а тремор рук был такой, словно меня било током.

Но непосредственная опасность миновала, и я стал понемногу успокаиваться. Хотя, смотреть на саблезубую кошку, от которой меня отделяло всего метра четыре, было всё так же жутко. Особенно на клыки, сантиметров в пятнадцать длиной, похожие на два сабельных клинка. Это потом эти кошки проиграют борьбу за выживание и вымрут, пропуская вперёд по дороге эволюции представителей своего семейства с конусными клыками, но сейчас они являются полноправными членами сообщества хищников.

Кошка не сводила с меня глаз, холодных, расчётливых. В них не было никаких чувств, только жажда. Наконец ей надоело висеть на стволе и она, изящно развернувшись в прыжке, мягко приземлилась. После чего улеглась и принялась вылизывать лапу.

Мне повезло — это был крупный экземпляр. Не смилодон, конечно, но больше ста килограмм точно. Я посмотрел на лежащую рядом с ней сломанную ветку. Будь эта кошечка полегче и поизящней — запросто могла до меня добраться.

Прошёл час. Кошка и не думала уходить. Я смотрел на её красивую шкуру соломенного цвета с чёрными пятнами и пытался вспомнить, сколько времени эти кошки могут вот так стеречь свою добычу. Но ничего подобного в мозгу не всплывало. Однако вспомнилось другое — здесь могут обитать и обычные ягуары, от мелких подвидов которых на дереве не укроешься. А смерть в зубах крупного хищника очень тяжёлая — боль рваных ран, растекающаяся по всему телу, мутная и обжигающая, ужас в сердце и надежда. Ты продолжаешь вырываться, бороться, хотя, шансов уже нет.

В течение следующего часа я размышлял чем бы мне привязаться к дереву, если эта гадина решит тут ночевать. До ближайших лиан было не дотянуться, да и как бы я их разорвал? Зубами? Ремень в джинсах короткий, на меня вместе с веткой не хватит. Ко всему прочему начала одолевать жажда.

— Тварь ты клыкастая, — ругнулся я на кошку. Та подняла морду, посмотрела на меня удивлённо. А морда даже симпатичная, клыки нисколько не портят. Так и тянет погладить. — Ну чего ты тут забыла? Иди каких-нибудь травоядных полови, а? Мастодонтов там маленьких, или кто тут у вас водится. А я не вкусный. И тощий к тому же.

Кошка широко разинула пасть, зевая. Потом сощурила глаза и опустила голову на вытянутые передние лапы.

— Овца, блин, — зло буркнул я, и аккуратно присел, прижимаясь к стволу. Этим я довольно ритмично занимался последние полчаса. Пять минут стою, пять минут сижу на корточках, потому что ноги начинают сильно уставать. Сесть на ветку задницей страшно, сломается — не успею схватиться за другую, ту, что чуть выше. И плюс к тому, когда стоишь, можно облокачиваться на верхнюю ветку, снимая с ног лишний груз.

Когда солнце коснулось верхушек самых высоких деревьев в меня начало змеёй вползать беспокойство. Я встал на ноги. В метрах трёх надо мной висело пять плодов, размером с кулак. Подняться выше, сорвать и побросать в эту тварь?

Нет, толку мало будет, а опасность упасть реальная. Там выше ветки совсем тонкие.

И вдруг я заметил метрах в двухстах на востоке две медленно бредущие фигуры. Сердце в миг окрылилось и забилось намного радостней. Фигуры шли на двух ногах, в руках у них были копья, а на плече идущего сзади ещё и нечто вроде дубинки.

— Эй! — заорал я, не жалея глотки. — Эй! Я здесь! Помогите!

Они остановились, повернули ко мне лица. Я замахал рукой.

— Сюда! Я тоже человек! Сюда!

Они начали о чём-то говорить друг с другом. Я замолк, пристально вглядываясь в их жесты. Вот один замахал рукой, второй указал на меня, что-то сказал, первый снова замахал.

Вот же урод, — появилась злая, как стая голодных волков, мысль. — Чего ты его отговариваешь? Урод, блин.

Но на моё счастье второй не стал больше слушать напарника и решительно двинулся в сторону дерева, на котором я сидел уже несколько часов.

Вскоре я мог его разглядеть. Высокий, сбитый, в куртке без рукавов из шкуры и в шортах, на вид лет тридцати пяти. Второй помладше, одет почти так же. Прямо туристы на побережье моря. И ещё приметил сразу — они не неандертальцы.

— Тут кошка! Саблезубая! — заорал я, когда им до дерева оставалось шагов пятьдесят-сорок. — Прямо подо мной!

Я стал указывать вниз и при этом скалиться. Вдобавок, для придания полной схожести, прижимал ко рту кулак с выпрямленными указательным и безымянным, так чтобы они смотрели вниз. А потом и зарычал, как сумасшедший. Кошка подскочила, удивлённо заметалась, глядя на меня. Приближающихся людей она не чувствовала, слабенький ветерок дул как раз в их сторону. А вот они вроде сообразили, напряглись, съёжились и выставили перед собой копья. Наверное, я очень хорошо изображал из себя саблезуба, а возможно они уловили запах.

Дальше случилось следующее. Кошка тоже их почувствовала, повернулась в сторону густого кустарника, прижала уши и хвост.

— На вас смотрит! Эй, киса, кис-кис-кис! Иди ко мне! — закричал я уже сущую нелепицу, предполагая, что таким образом помогаю тем двум парням. Правда, кошка на меня не отвлеклась. Она припала к земле, хвост рывками, с паузой в секунду, стал дёргаться с одной стороны в другую. Но при этом она всё же сделала три коротких шажка назад. Ага, боится. Впрочем, это она могла так и к прыжку готовиться.

— Эй, киса! — я отломал небольшую веточку и неуклюже кинул, но она не долетела.

И тут первый парень выскочил прямо из высокого раскидистого куста и ткнул копьём в морду кошки, не достал, кошка коротко рыкнув, сделала правой лапой загребающий жест. Настолько быстро, что я едва успел понять и, скорее всего, само движение дорисовал мозг. Появился второй, затыкал своим копьём. Кошка попятилась, сжалась в пружину, продолжая прижиматься к земле.

— Агарах! Агарах! — заорали парни. Их копья дёргались вперёд, но не для того чтобы убить саблезубую. Особенно достать до неё они не старались, а скорее наоборот, держались на почтительном расстоянии. Саблезубая поступала так же, пытаясь дотянуться лапой до остриёв копий. Однако накала это не убавляло. Ощущение смертельной опасности висело в воздухе, кинься сейчас кошка или парни чуть больше вперёд и будет неминуемая кровь.

— Пошла! — заорал я, поддаваясь общему возбуждению. — Пошла, тварь! Брысь, нахрен!

Было б у меня копьё, я б, наверное, не удержался и спустился вниз, хотя и от страха шла мурашками спина.

Наконец, кошка отступила. Она молниеносно развернулась, и сделав три мощных прыжка, остановилась. Выгнулась дугой, стала боком к нападающим. Уши всё так же прижаты, хвост снова захлестал вправо-влево. Прорычала, широко открыв пасть.

— Агарах!

Парни двинулись на неё. Кошка подумала, и наконец-то, решила полностью сдать позиции. Побежала прочь, но как-то развязано, словно показывая, что не боится. Просто неинтересно стало продолжать. Парни вернулись к дереву.

Теперь я мог разглядеть их очень хорошо. Крепыши, на руках шрамы, волосы до плеч, но не везде одинаковой длины. Наверное, заострённым камнем "стриглись". К тому же замусоленные, видно что давно не мылись, хотя и расчёсаны.

Они задрали головы, с интересом разглядывая на меня. В глазах читалось не меньшее удивление, чем пару минут назад во взгляде саблезубой.

— Хута лон, — сказал тот, что постарше второму, после чего указал на меня. — Зыга.

Младший кивнул, поднял копьё, указал на меня остриём, а потом перевернул его. Потыкал в сторону земли. Понятное дело, просят спуститься.

— Зыга, — без особого дружелюбия повторил он слово, сказанное старшим, и затем добавил. — Зыга ханана.

Я на несколько секунд замешкался, раздумывая, а не прибьют ли они меня едва я спущусь? Может сначала как-то продемонстрировать им дружелюбие?

— Парни, спасибо большое, — начал я. Слов, конечно, они не поймут, но интонация-то неагрессивная, слышно же. — Не знаю, чтобы я без вас и делал. Знаете, эт вы с копьями мощно. Мои современники так бы не решились, наверное. Может только масаи какие-нибудь. В общем, даже не знаю, что...

— Зыга, — перебил меня старший. Хотя и было видно, что вслушивались они в мою речь с интересом.

Ну, зыга, так зыга. Я как бы не против.

Стал медленно спускаться, преодолев чувство неуверенности и продолжая бормотать под нос всякую чушь. Спрыгнул на землю с нижней ветки. Вроде сразу по башке дубиной не получил, и то уже хорошо. Вблизи от парней отчётливо потянуло кислым запахом кожи, потом и дымом.

— Камана, — старший взялся пальцами за рукав моей рубахи, а надо сказать, выглядела она паршиво после инопланетянского концлагеря. Грязная, под левым рукавом огромная прореха, от ножа, пуговиц всего две осталось, самая нижняя и примерно посредине ещё.

— Лута камана, — подхватил молодой и тоже принялся щупать ткань. — Исгы?

— Исгы нама, — старший подёргал за рукав. — Исгы ханама, — обратился уже ко мне.

— В смысле? — переспросил я. Они переглянулись. Потом старший дёрнул за рукав ещё сильнее, и прислонив копьё к дереву, взялся за свою кожаную куртку. Потянул немного вверх, недвусмысленно давая понять, чего он хочет.

— Рубашка моя понравилась? — обречённо спросил я, понимая, что придётся отдать.

— Исгы ханама, — повторил кроманьонец, и я медленно расстегнул две оставшиеся пуговицу. Протянул снятую рубаху. Лишь бы они ещё на джинсы с кроссовками глаз не положили. Тащиться в трусах и босиком по этим джунглям — вообще желания нет.

— Комло, — молодой указал на мой шрам. — Илхы комло.

— Ирту. Комло тахала? Кила? Бер? — старший заглянул мне в лицо. В его голосе явно слышалась вопросительная интонация. — Хаа?

— Это меня ножом, — глупо ответил я. — Представляете, там рана гноилась, а как к вам попал, так зажившей ока...

— Хатама, — перебил старший, пряча мою рубаху за пазуху. — Лутра инхы, — он снова взял копьё. Подтолкнул меня кулаком в плечо. — Гарах.

— В смысле идти, что ли?

— Гарах, — повторил он и снова подтолкнул в плечо.

Молодой после его слова двинулся в том направлении, откуда они пришли, я заковылял следом, а старший замкнул процессию. Так. С одной стороны это хорошо, — стал я размышлять, глядя в спину молодому, — Хищники теперь не страшны. Но с другой стороны, как бы эти не удумали меня сожрать. И зачем тогда весь этот перенос из хренового будущего в ещё более хреновое прошлое? Причём, даже не моё. До моего рождения отсюда ещё, как до Луны пешком.

Пока мы шли, парни перебрасывались меж собой короткими фразами, и я пытался уловить в них хоть какой-то смысл. Но кроме чаще всего повторяемого Илхы всё остальное было абсолютно неясно. Илхы же повторял только молодой, обращаясь к старшему. Возможно — это имя. Так, нужно попробовать наладить контакт, а то потом может и поздно быть. Точнее не контакт, а показать им, что я тоже разумный. Вдруг они думают иначе? Хотя нет, по взгляду должны были понять.

Я остановился и обернулся.

— Илхы?

Осторожно указал пальцем на кроманьонца. Тот остановился, посмотрел на меня каким-то странным взглядом, словно видел впервые.

— Михаил Берцев, — я ткнул себя в грудь, потом снова указал на него. — Илхы.

Повторил так три раза, замолчал, ожидая реакции. Она последовала, но очень удивила меня.

— Бер цева, — громко сказал старший молодому, и вдруг заржал, тыкая в меня пальцем. — Бер цева. Ха лама исгы кила балы. Бер цева хабахи, — заржал ещё громче. Молодой подхватил. Я же стоял молча, ожидая, когда они насмеются вдоволь. Спрашивать, а в чём собственно соль шутки было глупо.

Наконец, они прекратили ржать.

— Гарах, — не отличаясь оригинальностью, бросил мне старший и легонько ткнул остриём копья в бедро. — Гарах ханама.

В общем, установил контакт.

Мы шли примерно полчаса. Солнце уже спряталось за деревьями, стал окутывать сумрак. Вокруг усилились звуки, стали летать комары, такие же, как наши.

— Чёрт! — ругнулся я, убив севшего на шею.

— Кома, — сказал на это старший и хохотнул.

Через полчаса в сгущающемся мраке нарисовалась гора. Высотой где-то с полкилометра, с одной стороны отвесная каменная стена, с другой густой подлесок.

— Гарах, — старший снова ткнул остриём, и когда я обернулся, указал на возвышенность.

— Да понял я уже, — буркнул недовольно. Хватит меня тыкать, блин. Больно же.

Мы обогнули часть горы и остановились напротив скалистой её части.

— Хата бера лог, — проговорили оба мои конвоира, воздев руки с копьями. После этого мы прошли ещё минут десять и, наконец, я увидел пещеру.

Вход в неё располагался метрах в десяти от земли, а наверх серпантином вела узкая дорожка. Перед входом была широкая площадка. На ней я разглядел пару человек.

— Гарах ина перега, — сказал старший.

Мы поднялись по серпантину. Я разглядел тех двоих, что были на площадке. Один — парень моих лет, вторая девушка, чуть моложе. Парень что-то пытался объяснить ей, но увидев меня, переменил интерес и стал о чём-то быстро расспрашивать моих конвоиров. Глаза его явно загорелись. Конвоиры что-то отвечали, что — хрен поймёшь. Я бросил взгляд на девушку. Лет шестнадцати на вид, симпатичная, но по нашим меркам слегка замусолена. Похожа на золушку. Парень перехватил мой взгляд, подошёл и со всего маху залепил мне в грудак. Я отлетел, ударился спиной о каменную стену.

— Хара гвот! Луха! — заорал он, тыча в меня рукой. Будь у него копьё, судя по его роже, метнул не задумываясь.

— Атасох сыры, атасох исгы, — замахал руками старший, становясь между мной и парнем. Её, по ходу ухажёр, попытался оттолкнуть его. Девушка тут же скользнула в пещеру, испугано взглянув на меня. Между парнем и старшим стала завязываться потасовка. Пока они только толкались, но каждый следующий толчок был сильнее. Младший тоже полез в разборки.

Остановило всё это только появление на площадке огромного мужика лет тридцати пяти и ещё одного, поменьше, лет пятидесяти. Рожа последнего была разрисована охрой, но у первого всё же выглядела страшнее. Делал её таковой длинный шрам от левого виска до правой щеки. Часть носа отсутствовала, левый глаз как будто прищурен.

— Шеха! — рявкнул он и потасовщики тут же прекратили. Видимо вождь местный, понял я, стараясь сделать лицо как можно проще. А то уже почти завёлся и подскочил, чтобы попробовать пробить парню хука. Он-то здоровее меня — это понятно, но у меня была надежда на технику.

— Зали. Исгы мара? — спросил с измазанной мордой.

— Бер цева, — сказал приведший меня старший и его рожа расплылась в широкой улыбке?

— Хита? — одновременно спросили вышедшие из пещеры, и переглянувшись, заржали ещё громче, чем совсем недавно мои конвоиры.

Да что ж за хрень такая? Чего они ржут над моей фамилией, да ещё и коверкая её?

— Бер цева, — повторил напавший на меня парень и заржал громче всех. Видно, что специально. Натужный какой-то ржач у него вышел.

— Шеха! — наконец крикнул вождь и все затихли. Он подошёл ко мне, окинул изучающим, а заодно и пугающим взглядом. Обернулся к измазанному. — Бер акалат исгы. Хана ралга. Итугу.

— Ма, — кивнул тот. Приведшие меня тут же стали показывать мне, чтобы я поднялся. Медленно встал на ноги, отряхнул джинсы.

— Лухта исгы. Гарах.

Это вождь. Остальные в его присутствии старались помалкивать.

Меня повели в пещеру. В нос шибануло тем же, чем пахло от них, только более ощутимо. Сдержался, чтоб не скривить лицо, а то ещё обидятся.

Пещера была глубокой, конца не разглядеть. В центре горел огонь, обложенный гладкими круглыми камнями. В принципе, я видел только ту полусферу, что он освещал. За ним ничего не видно, справа и слева тоже.

Старший вдруг схватил меня под локоть и потащил в один из тёмных закутков. Там он меня связал и молча ушёл.

— Эй, — позвал я осторожно минуты через две. — А можно мне воды?

Естественно, никто не ответил. Племя занималось своими делами, по крайней мере те, которых я мог видеть благодаря костру. Две женщины шили, вождь с измазанным сидели возле огня и вели неторопливую беседу, ещё трое мужчин, просто сидели чуть поодаль. Я поискал глазами девушку, но не нашёл, и тогда плюнув на жажду, погрузился в размышления.

Глава 4

Размышления мои свежестью мысли не отличались, две стандартные темы — куда я попал, и — что делать? Первое более-менее понятно — палеолит, но вот какой? Хотя, скорее всего — верхний. То, что я принял за дубинку, оказалось копьеметалкой. Желобок, в который клали дротик, чтобы он летел дальше и точнее. Этакое дуло для копья. А их начали юзать с верхнего палеолита. Ну и судя по отсутствию луков — явно не мезолит.

Что ж, хоть примерно определился.

Второй вопрос сложнее, причём на несколько порядков и к тому же прямо с утра он может резко отпасть, сразу же, как только они начнут мною завтракать. Если мне всё-таки повезло и пища у них имеется в достатке, то могут просто убить. Принести в жертву их тотемному божку. Надеюсь, они считают себя детьми какого-нибудь травоядного, в таком случае шансы ещё немного пожить возрастают.

А вот сбежать идея плохая. Всё равно догонят и тогда уж точно останется два пути — либо на шашлык, либо в жертву. Что хуже — даже думать не хочется.

Придавленный тяжёлыми мыслями я уснул. Разбудили меня грубо, пнув ногой в живот. Я поднялся, рядом присел один из моих вчерашних конвоиров и развязал сначала ноги, потом руки. Я с радостью тут же бросился шевелить ими, пытаясь разогнать кровь, но резко скис. Нифига ничего не шевелилось. Меня попробовали поставить на ноги, но я грохнулся. Ног до середины икр не чувствовал совсем. Конвоир отошёл, а я продолжил лежать. Всё равно ни руки, ни ноги не двигаются, а ползти по камням неохота, да и некуда. Наконец пальцы на руках еле-еле зашевелились. Следом пришла боль. Миллионы горячих иголок закололи сперва в кончиках пальцев, потом в кистях, и вскоре кололо до локтей. К ним присоединились иголки в ногах. Силясь не застонать, я кое-как уселся. Стал разглядывать пещеру. При дневном свете льющимся через вход увидеть можно было гораздо больше чем вчерашним вечером. Пещера довольно глубокая, метров тридцать, потом поворот. Возможно, за ним уходит ещё глубже в гору. В центре костёр, его я уже видел. Несколько брёвен, местные лавочки или диваны по ходу. Хотя нет, диваны вон они — накиданные прямо на каменный пол шкуры животных. Самый большой диван точно принадлежит вождю.

В пещере никого не было, совсем пусто. Я краем глаза заметил слева две вытянувшиеся тени, повернул голову. Конвоир возвращался с незнакомым парнем. Они подошли, подхватили меня под мышки и поволокли "на улицу".

Сначала я просто молчал, потом молчал и щурился, пытаясь разглядеть, куда меня тащат. Тащили вниз. С площадки у входа разглядеть, что там — не получилось. Увидел лишь четыре макушки. По мере схождения по серпантину, удавалось разглядеть всё больше и больше. Практически с каждым шагом. Вон шаман, вон женская часть племени, вон мужики толпятся. Все какие-то возбуждённые.

Этот момент здорово насторожил. Поискал глазами большую кучу хвороста, не нашёл. Немного успокоился. Вроде, не запекать меня в собственном соку собрались. Тогда что?

Меня спустили вниз, установили, как статую. В этот раз в вертикальном положении удержался, выдавил из себя улыбку, обвёл с нею полукруг присутствующих.

— Хал аина. Бер хата лог, — торжественно начал шаман и все тут же вскинули руки. Потом шаман ещё около минут двух держал речь, к которой я прислушивался очень внимательно. Не понятно конечно ни черта, но понять очень хочется.

Наконец, он замолк, взял одно из воткнутых рядом копий и принялся остриём рисовать круг на мягкой земле. Так, пробежал по спине холодок, что-то это уже начинает мне не нравиться. Явно какой-то обряд замыслили.

Шаман соединил концы окружности и начертал внутри морду зверя. То ли саблезубая, то ли ещё что-то и... затанцевал вдоль круга, начав при этом напевать.

— Хаа ла шиха а, хаа ла шиха а...

Мотивчик однообразный и простой, из двух нот всего. Через пару минут он добавил всего одно слово, но от него холодок превратился в ледяной ветер, который теперь прошёлся не только по спине, но и по животу, и по голове, и даже по промежности.

— Хаа ла бера, шиха а бера...

В мозг, словно пушечное ядро в стену, влетела чёткая мысль — бер... Твою мать! Как же я забыл. Бер... по мнению некоторых исследователей первобытной религии и мифологии у неандертальцев существовал культ медведя. Бер... Возможно, так он и назывался даже на том самом праязыке, который некоторые лингвисты именуют борейским.

Кроманьонцы же иногда перенимали этот культ, хотя, у них были и свои. А это значит две вещи — первая, данное племя имело довольно близкий контакт с неандертальцами, и вторая, по всей видимости, меня собираются принести в жертву пещерному медведю. А это такая махина длиной в три метра и высотой в холке больше двух.

Я инстинктивно рванул прочь. Меня поймали через метров тридцать, схватили и притащили обратно. На этот раз усадили на небольшой кусок кожи шагах в семи от круга и снова связали.

Шаман тем временем продолжал пританцовывать, идя вдоль окружности. Вскоре к нему стали присоединяться мужчины племени. Сначала вождь. Он озлобил своё и без того страшное лицо, и держа перед собой копьё, последовал за шаманом. После этого по одному к ритуалу стали подключаться другие. Женщины стояли полукругом, и то и дело вскидывали вверх руки, выдыхая при этом — бер хата лог.

А я активно шевелил мозгом. Ну, давай же, думай, думай. Бер цева. Что же может означать цева? Может что-то вроде — король, или по-здешнему — вождь? А ржали, потому что не поверили. Или цева это убийца? Тоже не поверили и теперь вот решили дать мне копьё и проверить. Этот вариант лучше, можно попытаться свалить с этим копьём, если, конечно, они не доведут меня до самой пещеры и не спрячутся рядом за камнями и деревьями. А что, не только в Древнем Риме народ жаждал зрелищ.

— Хо! Хо! Хо! — выдыхали в одном ритме танцующие, вскидывая вверх копья, а я продолжал отчаянно работать мозгом.

Может цева это вообще пища? Во тогда весело я вляпался. И древних посмешил заодно. Нет.

Вдруг меня словно из ушата окатило ледяной мыслью, по крайней мере, ощутилось именно так — а какая разница, что значит цева? Если я буду знать — это ничего не изменит.

Ритуал вдруг резко кончился. Все разом смолкли и замерли. Четверо парней подняли с земли носилки, устланные бурой шкурой. Саму шкуру я видел, но никак не думал, что она лежит на носилках. Две длинные жерди, видимо связанные с несколькими поперечными, из-за шкуры, свисающей по краям не видно. Парни уместили жерди на плечах, ко мне подскочило ещё четверо, и легко подняв, перенесли на этот импровизированный паланкин.

— Бер цева! Бер цева! — тут же закричали все, и мужчины, и женщины, и дети, став при этом мне кланяться.

Если бы не улыбки на лицах кричащих и кланяющихся, я бы возможно и расслабился, и даже порадовался. Но они-то как раз и свидетельствами о том, что превозносили меня в шутку. Особенно старались дети. Они показывали на меня грязными пальчиками, и давясь смехом, повторяли вслед за взрослыми своими звонкими голосами — Бер цева!

Я вдруг нашёл взглядом вчерашнюю девушку. Она единственная участвовала в этом представлении без улыбки, хотя и кланялась. Но, наверное, не делать этого было нельзя, подозрения у соплеменников вызвала бы.

Наконец, насмеявшись и накланявшись вволю, они выстроились в длинную процессию, которую возглавлял я, сидящий на носилках, и медленно двинулись вперёд.

Всё что мне оставалось делать — напряжённо всматриваться вперёд. Вот мы прошли по "каньону" из высокого кустарника, потом свернули. Дорога пошла в гору. Я сощурился, пытаясь выглядеть, что там впереди.

И вдруг неожиданно — широкий круг каменной площадки. А с той его стороны...

Самые плохие предположения подтверждались. С той стороны круга был вход в пещеру с высотой потолка примерно метра два с половиной, а прямо посредине площадки толстое дерево, как будто посаженное здесь специально. Я заметался, пытаясь упасть с паланкина вниз. Может они тогда сжалятся? Но паланкин был уже быстро опущен и я просто скатился с него на землю. Меня тут же поставили на ноги, стали развязывать, но ненадолго. Через полминутки моё сопротивляющееся тело подтащили к шершавому стволу и стали привязывать к нему. Едва успевшая прилить к конечностям кровь, снова застыла. Привязывали крепко, наверное, чтобы вообще не мог шевелиться и не мешал мишке кушать. А то, что здесь будет именно он — я уже не сомневался. Борозды от когтей на стволе, на высоте примерно трёх метров, а так же сильно потёртая кора на высоте двух — места для фантазий не оставляли. Пещерный медведь. И очень здоровый.

Привязав меня, двое мужчин принялись кидать в пещеру небольшие камни, и когда она изрыгнулась досадливым рёвом, со всех ног рванули наутёк. Кое-как вывернув голову, я заметил за деревьями несколько выглядывающих лиц. На них неподдельная и очень горячая заинтересованность. Ещё бы — телевидения нет, интернета нет, даже цирков с Колизеями не придумали, так что интерес вполне понятен.

Справа послышались гулкие шаги, снова проревело, и я вернул голову в более удобное положение. Зачем, правда, непонятно. Неужто собрался смотреть на этого медведя?..

Через пару секунд появился и он. Бурая махина с массивными лапами и воистину ужасной мордой. Выбравшись из жилища, он зло осмотрелся и потом застыл взглядом на мне. Возле правого уха и ноздрей я заметил весело крутившихся мушек и тут же зажмурился. Видеть такое было выше моих сил.

Поэтому дальше казалось я только чувствовал, а может, и просто представлял.

Зверь стал медленно приближаться, пару раз шумно втянул в себя воздух, потом издал короткий рёв. Ещё несколько шагов, да таких, что камни под ногами задрожали...

Всем телом я ощутил, что медведь рядом, хотя, казалось, оно не должно было вообще что-то чувствовать, потому что одновременно превратилось в ледяную глыбу и сингулярную точку. Мышцы сжались настолько, что даже боли от этого не чувствовалось, словно нервные окончания были намертво задушены мышечной тканью. Я попытался вздохнуть, но не получилось.

А медведь тем временем стал неторопливо обнюхивать меня, хотя я ожидал, как минимум, резкого удара лапой. Скорее всего, по лицу. А следом треск ломающейся челюсти, заживо сдираемая кожа, выскакивающее из глазницы яблоко. Глазное, разумеется, а не антоновка или белый налив. Господи, и откуда силы шутить? Защитная реакция?

Пару раз его морда ткнулась в меня и я едва не обмочился. И вдруг медведь... чихнул. У меня аж джинсовая ткань прилипла к телу от потока воздуха. Я превратился в двойную сингулярную точку, побив рекорд Вселенной. Вот сейчас, сейчас он ударит лапой... и смерть...

Да ладно, чего ты боишься. Вспомни — пока ты жив, смерти для тебя нет, когда ты мёртв — уже нет тебя. Это параллельные миры, ты ничего даже не почувствуешь...

Я прислушался, и не только ушами, а и каждой клеточкой тела. По-моему...

Да, я больше не чувствовал его присутствия.

С трудом заставил свои веки подняться — миллиметр, второй, третий. В образовавшуюся щёлочку увидел огромную покачивающуюся волосатую "задницу". Медведь уходил. Перед входом в своё жилище он остановился, ещё раз чихнул, отчего шерсть на боках встала дыбом, и через пять секунд исчез внутри пещеры.

Не в силах поверить, я распахнул глаза и возбуждённо вздохнул.

Что случилось?

Мысли стали искать объяснение. Чихал? Может запах китайского дерматина, из которого сделаны мои кроссовки, его отпугнули? Или ещё что-то?

А может...

И вдруг у меня в мозгу словно вспыхнуло, осияло догадкой, озарило светом познания.

Ноосфера. Аура земли, её разум.

Вот что перебросило меня сюда, за десятки тысяч лет до нападения инопланетян.

И сразу стало вдруг понятно — зачем. Что же тут неясного. Да, я должен сделать так, чтобы...

Высунувшаяся из пещеры морда медведя в одно мгновение разрушила мою радужную гипотезу, и я тяжело проглотил слюну. Наши взгляды встретились, я почувствовал, как меня смерчем закручивает отчаяние, ноги стали подгибаться, тело обмякать, сознание поплыло...

Но медведь и не думал выходить, он взглянул на мои ноги, ещё раз от души чихнул, так что кружившихся возле ноздрей мушек сдуло почти на метр, и снова исчез в пещерном мраке.

Хотя, видимо, всё-таки запах кроссовок, — мелькнула в мозгу последняя мысль, и я тут же потерял сознание.

Глава 5

Очнулся я от осторожного тормошения за плечи, открыл глаза. Передо мною два мужских лица.

— Бер цева? — как-то вопрошающе проговорило одно из них и меня тут же аккуратно поставили на ноги, после чего я стал приходить в себя. Вспомнил про медведя, чуть "вышел из себя" обратно, но собрал силы и вернулся уже полностью.

— А вы как думали? — задал вопрос двум аборигенам, и вяло усмехнулся. — Естественно бер цева. Я вам ещё в самом начале сказал.

— Бер цева, — удивлённо проговорил второй мужик и переглянулся с первым, а через секунду они уже подхватили меня на руки и понесли прочь от пещеры. При этом оба стали орать во всю глотку:

— Но бер цева! Но бер цева!

Но, судя по лицам остальных, они уже были в курсе. Воодушевлённые, чуть ли не торжественные — десятки пар глаз взирали на меня, как на... вождя? Нет вряд ли. Этот страшнорожий свою власть просто так не отдал бы. Может они считают меня... богом?

От этой мысли стало не по себе. Всё же я человек скромный. Её, эту самую скромность мне прививали с детства. Отец простой работяга, мать служащая — и оба родителя какой-то ещё домостроевской закалки. Вести себя нужно прилично, быть скромнее, никогда себя не хвалить, люди увидят заслуги — сами похвалят и так далее и тому подобное. Но, глядя на ни, я всегда смутно подозревал, что с таким мировоззрением далеко не ушагаешь.

— Арлат хат! — закричал вождь племени, когда меня поднесли и все тут же бросились на колени. Сам же вождь лишь слегка поклонился.

— Ну, это уже слишком, — буркнул я. Вождь прислушался, кивнул и обратился к трём мужикам, стоявшим на коленях справа от него:

— Самат, — кивнул головой в ту сторону, откуда мы пришли, и мужики тут же с низкого старта рванулись выполнять. Что выполнять, я разбираться не стал, меня больше заботило происходящее здесь. Люди поднялись с колен, и выстроившись в цепочку, потянулись ко мне. Подходя, они снова валились на колени и целовали мои кроссовки, а я в это время пытался объяснить им, что вот это уже точно лишне, тем более что кроссовки дешёвые и китайские. Но разумеется, мои слова они не поняли, да если бы даже и поняли, не думаю что прекратили бы своё дурацкое занятие.

Когда подошла девушка, я невольно потянулся к ней, и остановив её голову в паре сантиметров от кроссовки, повертел головой.

— Асагат! — тут же взревел вождь и указал на девушку. — Бер цева асагат Ильма! Самат Ильма хат!

Я тут же сообразил, что допустил ошибку, и наклонившись ещё сильнее, поцеловал девушку в лоб. Бросившиеся было к ней два парня, замерли, словно поражённые громом и растерянно посмотрели на вождя. Но на лице того тоже была растерянность. Возникла напряжённая пауза.

Ну вот же дурак! — ругнулся я на самого себя. — Разве ж непонятно, что если тебя считают кем-то там божественным, то и отказ дать поцеловать себе ноги может означать, что ты отвергаешь данного члена племени. Ещё бы немного и они бы потащили её к тому дереву, к которому ещё совсем недавно я сам был привязан.

— Агара! Сам... ха... агар... бер агара! — отвлёк меня от мыслей истошный крик и я повернулся в его сторону. Те трое мужиков, что получили от вождя короткий приказ, тащили к нам местного шамана. Тот яростно упирался, пытался укусить тащивших его за руки или за уши, за что регулярно получал увесистые оплеухи, но они лишь сподвигали его сопротивляться ещё отчаянней.

Всё, — мелькнула в голове мысль. — Вот его сегодня мишка и схарчит.

Понять это — много ума не требовалось, и пока шамана подтаскивали я обдумывал, как мне спасти ещё одного аборигена от своих же. Неужели придётся целовать это размалёванное чудо?

Да, судя по всему мой статус сейчас велик, но не упадёт ли он, если я начну всех без разбору целовать в лоб? А если у них по программе кормёжка медведя строго обязательна? Ну, может день такой, или просто неудачи в последнее время преследуют...

— Алд бера! Алд! Алд! Алд бера! — рыдая, стал кричать шаман, когда его подтащили поближе. Сначала он с надеждой посмотрел на вождя, что-то прокричал ему, но тот отвернулся. Тогда он перевёл взгляд на меня, но в нём была явно не надежда. Словно сто взбешённых саблезубых кошек прыгнули на меня из его взгляда. В нём была такая ненависть, что я даже передумал спасать этого психа. Ведь он же в первую ночь придушит меня или размозжит голову дубинкой.

А тем временем шаман как-то извернулся и освободил одну руку, которую тут же указал на меня.

— Анг бера! Анг! Сата хат! Анг бера! — заорал он при этом во всё горло, но его перекрыл зычный и властный окрик вождя:

— Асагат! Самат хат бера!

Шаман тут же заткнулся и разом осунулся. Его вторую руку уже снова захватили, скрутили его как заключённого, и полусогнутого потащили к дереву. Дальше произошло, в общем-то, ожидаемое. Медведь дедулю схарчил.

Обрадованный тем, что от новой жертвы не воняет чем-то противным, мишка быстро откусил шаману руку, потом схватил за ногу и потянул. Верёвки затрещали, вместе с ними затрещали и рёбра, медведь напрягся и оторвал тело от дерева. После чего спокойно утащил его в пещеру, довольно порыкивая. Через секунд десять вернулся за рукой...

Я был бы и рад не смотреть на это зрелище, но рядом со мной стоял вождь и всё время что-то говорил, показывая на место трапезы пещерного зверя. При этом он раз за разом поглядывал на меня, словно наблюдая за реакцией, и в такой ситуации я не рискнул отворачиваться. Вдруг решат, что я слишком робок и морально неустойчив для роли нового шамана. После того, как прежний скоропостижно ушёл на "пенсию", стало более-менее ясно какую роль мне теперь предстоит выполнять.

Ну что ж — это не самый плохой вариант. Воин из меня всё равно некудышний, охотник, скорее всего, тоже — а с обязанностями шамана я думаю как-нибудь потихоньку разберусь. Правда для начала нужно бы язык подучить...

Когда медведь, держа в пасти руку, ушёл в пещеру, мы двинулись в обратный путь. Меня снова усадили на паланкин, и теперь понесли позади остальных, словно я должен был постоянно наблюдать за племенем.

К пещере мы подошли в полном молчании. Здесь я сошёл с паланкина по толстым палкам, которые держали в руках воины, соорудив нечто наподобие лестницы, и вождь вручил мне то копьё, которым прежний шаман чертил на земле круг. После этого вождь отвернулся, вскинул руки и принялся что-то говорить остальным, и я, воспользовавшись моментом, попытался поймать взгляд девушки. Но едва наши глаза встретились, как она испугано отвела их в сторону. Это меня слегка расстроило. Если я теперь шаман — а это тот, кто связан с духами, существо мистическое, для обывателя страшное — то наладить контакт с такой позиции будет тяжеловато. И словно подтверждая свою мистическую сущность, я почувствовал слева пронизывающий взгляд и повернул голову. Ясное дело — её парень. Тоже взгляд резко опустил, но всё-таки я успел заметить кипящую в его глазах ненависть.

23