Обгоняя время - роман

Прошёл час. Кошка и не думала уходить. Я смотрел на её красивую шкуру соломенного цвета с чёрными пятнами и пытался вспомнить, сколько времени эти кошки могут вот так стеречь свою добычу. Но ничего подобного в мозгу не всплывало. Однако вспомнилось другое — здесь могут обитать и обычные ягуары, от мелких подвидов которых на дереве не укроешься. А смерть в зубах крупного хищника очень тяжёлая — боль рваных ран, растекающаяся по всему телу, мутная и обжигающая, ужас в сердце и надежда. Ты продолжаешь вырываться, бороться, хотя, шансов уже нет.

В течение следующего часа я размышлял чем бы мне привязаться к дереву, если эта гадина решит тут ночевать. До ближайших лиан было не дотянуться, да и как бы я их разорвал? Зубами? Ремень в джинсах короткий, на меня вместе с веткой не хватит. Ко всему прочему начала одолевать жажда.

— Тварь ты клыкастая, — ругнулся я на кошку. Та подняла морду, посмотрела на меня удивлённо. А морда даже симпатичная, клыки нисколько не портят. Так и тянет погладить. — Ну чего ты тут забыла? Иди каких-нибудь травоядных полови, а? Мастодонтов там маленьких, или кто тут у вас водится. А я не вкусный. И тощий к тому же.

Кошка широко разинула пасть, зевая. Потом сощурила глаза и опустила голову на вытянутые передние лапы.

— Овца, блин, — зло буркнул я, и аккуратно присел, прижимаясь к стволу. Этим я довольно ритмично занимался последние полчаса. Пять минут стою, пять минут сижу на корточках, потому что ноги начинают сильно уставать. Сесть на ветку задницей страшно, сломается — не успею схватиться за другую, ту, что чуть выше. И плюс к тому, когда стоишь, можно облокачиваться на верхнюю ветку, снимая с ног лишний груз.

Когда солнце коснулось верхушек самых высоких деревьев в меня начало змеёй вползать беспокойство. Я встал на ноги. В метрах трёх надо мной висело пять плодов, размером с кулак. Подняться выше, сорвать и побросать в эту тварь?

Нет, толку мало будет, а опасность упасть реальная. Там выше ветки совсем тонкие.

И вдруг я заметил метрах в двухстах на востоке две медленно бредущие фигуры. Сердце в миг окрылилось и забилось намного радостней. Фигуры шли на двух ногах, в руках у них были копья, а на плече идущего сзади ещё и нечто вроде дубинки.

— Эй! — заорал я, не жалея глотки. — Эй! Я здесь! Помогите!

Они остановились, повернули ко мне лица. Я замахал рукой.

— Сюда! Я тоже человек! Сюда!

Они начали о чём-то говорить друг с другом. Я замолк, пристально вглядываясь в их жесты. Вот один замахал рукой, второй указал на меня, что-то сказал, первый снова замахал.

Вот же урод, — появилась злая, как стая голодных волков, мысль. — Чего ты его отговариваешь? Урод, блин.

Но на моё счастье второй не стал больше слушать напарника и решительно двинулся в сторону дерева, на котором я сидел уже несколько часов.

Вскоре я мог его разглядеть. Высокий, сбитый, в куртке без рукавов из шкуры и в шортах, на вид лет тридцати пяти. Второй помладше, одет почти так же. Прямо туристы на побережье моря. И ещё приметил сразу — они не неандертальцы.

— Тут кошка! Саблезубая! — заорал я, когда им до дерева оставалось шагов пятьдесят-сорок. — Прямо подо мной!

Я стал указывать вниз и при этом скалиться. Вдобавок, для придания полной схожести, прижимал ко рту кулак с выпрямленными указательным и безымянным, так чтобы они смотрели вниз. А потом и зарычал, как сумасшедший. Кошка подскочила, удивлённо заметалась, глядя на меня. Приближающихся людей она не чувствовала, слабенький ветерок дул как раз в их сторону. А вот они вроде сообразили, напряглись, съёжились и выставили перед собой копья. Наверное, я очень хорошо изображал из себя саблезуба, а возможно они уловили запах.

Дальше случилось следующее. Кошка тоже их почувствовала, повернулась в сторону густого кустарника, прижала уши и хвост.

— На вас смотрит! Эй, киса, кис-кис-кис! Иди ко мне! — закричал я уже сущую нелепицу, предполагая, что таким образом помогаю тем двум парням. Правда, кошка на меня не отвлеклась. Она припала к земле, хвост рывками, с паузой в секунду, стал дёргаться с одной стороны в другую. Но при этом она всё же сделала три коротких шажка назад. Ага, боится. Впрочем, это она могла так и к прыжку готовиться.

— Эй, киса! — я отломал небольшую веточку и неуклюже кинул, но она не долетела.

И тут первый парень выскочил прямо из высокого раскидистого куста и ткнул копьём в морду кошки, не достал, кошка коротко рыкнув, сделала правой лапой загребающий жест. Настолько быстро, что я едва успел понять и, скорее всего, само движение дорисовал мозг. Появился второй, затыкал своим копьём. Кошка попятилась, сжалась в пружину, продолжая прижиматься к земле.

— Агарах! Агарах! — заорали парни. Их копья дёргались вперёд, но не для того чтобы убить саблезубую. Особенно достать до неё они не старались, а скорее наоборот, держались на почтительном расстоянии. Саблезубая поступала так же, пытаясь дотянуться лапой до остриёв копий. Однако накала это не убавляло. Ощущение смертельной опасности висело в воздухе, кинься сейчас кошка или парни чуть больше вперёд и будет неминуемая кровь.

— Пошла! — заорал я, поддаваясь общему возбуждению. — Пошла, тварь! Брысь, нахрен!

Было б у меня копьё, я б, наверное, не удержался и спустился вниз, хотя и от страха шла мурашками спина.

Наконец, кошка отступила. Она молниеносно развернулась, и сделав три мощных прыжка, остановилась. Выгнулась дугой, стала боком к нападающим. Уши всё так же прижаты, хвост снова захлестал вправо-влево. Прорычала, широко открыв пасть.

— Агарах!

Парни двинулись на неё. Кошка подумала, и наконец-то, решила полностью сдать позиции. Побежала прочь, но как-то развязано, словно показывая, что не боится. Просто неинтересно стало продолжать. Парни вернулись к дереву.

Теперь я мог разглядеть их очень хорошо. Крепыши, на руках шрамы, волосы до плеч, но не везде одинаковой длины. Наверное, заострённым камнем "стриглись". К тому же замусоленные, видно что давно не мылись, хотя и расчёсаны.

Они задрали головы, с интересом разглядывая на меня. В глазах читалось не меньшее удивление, чем пару минут назад во взгляде саблезубой.

— Хута лон, — сказал тот, что постарше второму, после чего указал на меня. — Зыга.

Младший кивнул, поднял копьё, указал на меня остриём, а потом перевернул его. Потыкал в сторону земли. Понятное дело, просят спуститься.

— Зыга, — без особого дружелюбия повторил он слово, сказанное старшим, и затем добавил. — Зыга ханана.

Я на несколько секунд замешкался, раздумывая, а не прибьют ли они меня едва я спущусь? Может сначала как-то продемонстрировать им дружелюбие?

— Парни, спасибо большое, — начал я. Слов, конечно, они не поймут, но интонация-то неагрессивная, слышно же. — Не знаю, чтобы я без вас и делал. Знаете, эт вы с копьями мощно. Мои современники так бы не решились, наверное. Может только масаи какие-нибудь. В общем, даже не знаю, что...

— Зыга, — перебил меня старший. Хотя и было видно, что вслушивались они в мою речь с интересом.

Ну, зыга, так зыга. Я как бы не против.

Стал медленно спускаться, преодолев чувство неуверенности и продолжая бормотать под нос всякую чушь. Спрыгнул на землю с нижней ветки. Вроде сразу по башке дубиной не получил, и то уже хорошо. Вблизи от парней отчётливо потянуло кислым запахом кожи, потом и дымом.

— Камана, — старший взялся пальцами за рукав моей рубахи, а надо сказать, выглядела она паршиво после инопланетянского концлагеря. Грязная, под левым рукавом огромная прореха, от ножа, пуговиц всего две осталось, самая нижняя и примерно посредине ещё.

— Лута камана, — подхватил молодой и тоже принялся щупать ткань. — Исгы?

— Исгы нама, — старший подёргал за рукав. — Исгы ханама, — обратился уже ко мне.

— В смысле? — переспросил я. Они переглянулись. Потом старший дёрнул за рукав ещё сильнее, и прислонив копьё к дереву, взялся за свою кожаную куртку. Потянул немного вверх, недвусмысленно давая понять, чего он хочет.

— Рубашка моя понравилась? — обречённо спросил я, понимая, что придётся отдать.

— Исгы ханама, — повторил кроманьонец, и я медленно расстегнул две оставшиеся пуговицу. Протянул снятую рубаху. Лишь бы они ещё на джинсы с кроссовками глаз не положили. Тащиться в трусах и босиком по этим джунглям — вообще желания нет.

— Комло, — молодой указал на мой шрам. — Илхы комло.

— Ирту. Комло тахала? Кила? Бер? — старший заглянул мне в лицо. В его голосе явно слышалась вопросительная интонация. — Хаа?

— Это меня ножом, — глупо ответил я. — Представляете, там рана гноилась, а как к вам попал, так зажившей ока...

— Хатама, — перебил старший, пряча мою рубаху за пазуху. — Лутра инхы, — он снова взял копьё. Подтолкнул меня кулаком в плечо. — Гарах.

— В смысле идти, что ли?

— Гарах, — повторил он и снова подтолкнул в плечо.

Молодой после его слова двинулся в том направлении, откуда они пришли, я заковылял следом, а старший замкнул процессию. Так. С одной стороны это хорошо, — стал я размышлять, глядя в спину молодому, — Хищники теперь не страшны. Но с другой стороны, как бы эти не удумали меня сожрать. И зачем тогда весь этот перенос из хренового будущего в ещё более хреновое прошлое? Причём, даже не моё. До моего рождения отсюда ещё, как до Луны пешком.

Пока мы шли, парни перебрасывались меж собой короткими фразами, и я пытался уловить в них хоть какой-то смысл. Но кроме чаще всего повторяемого Илхы всё остальное было абсолютно неясно. Илхы же повторял только молодой, обращаясь к старшему. Возможно — это имя. Так, нужно попробовать наладить контакт, а то потом может и поздно быть. Точнее не контакт, а показать им, что я тоже разумный. Вдруг они думают иначе? Хотя нет, по взгляду должны были понять.

Я остановился и обернулся.

— Илхы?

Осторожно указал пальцем на кроманьонца. Тот остановился, посмотрел на меня каким-то странным взглядом, словно видел впервые.

— Михаил Берцев, — я ткнул себя в грудь, потом снова указал на него. — Илхы.

Повторил так три раза, замолчал, ожидая реакции. Она последовала, но очень удивила меня.

— Бер цева, — громко сказал старший молодому, и вдруг заржал, тыкая в меня пальцем. — Бер цева. Ха лама исгы кила балы. Бер цева хабахи, — заржал ещё громче. Молодой подхватил. Я же стоял молча, ожидая, когда они насмеются вдоволь. Спрашивать, а в чём собственно соль шутки было глупо.

Наконец, они прекратили ржать.

— Гарах, — не отличаясь оригинальностью, бросил мне старший и легонько ткнул остриём копья в бедро. — Гарах ханама.

В общем, установил контакт.

Мы шли примерно полчаса. Солнце уже спряталось за деревьями, стал окутывать сумрак. Вокруг усилились звуки, стали летать комары, такие же, как наши.

— Чёрт! — ругнулся я, убив севшего на шею.

— Кома, — сказал на это старший и хохотнул.

Через полчаса в сгущающемся мраке нарисовалась гора. Высотой где-то с полкилометра, с одной стороны отвесная каменная стена, с другой густой подлесок.

— Гарах, — старший снова ткнул остриём, и когда я обернулся, указал на возвышенность.

— Да понял я уже, — буркнул недовольно. Хватит меня тыкать, блин. Больно же.

Мы обогнули часть горы и остановились напротив скалистой её части.

— Хата бера лог, — проговорили оба мои конвоира, воздев руки с копьями. После этого мы прошли ещё минут десять и, наконец, я увидел пещеру.

Вход в неё располагался метрах в десяти от земли, а наверх серпантином вела узкая дорожка. Перед входом была широкая площадка. На ней я разглядел пару человек.

— Гарах ина перега, — сказал старший.

Мы поднялись по серпантину. Я разглядел тех двоих, что были на площадке. Один — парень моих лет, вторая девушка, чуть моложе. Парень что-то пытался объяснить ей, но увидев меня, переменил интерес и стал о чём-то быстро расспрашивать моих конвоиров. Глаза его явно загорелись. Конвоиры что-то отвечали, что — хрен поймёшь. Я бросил взгляд на девушку. Лет шестнадцати на вид, симпатичная, но по нашим меркам слегка замусолена. Похожа на золушку. Парень перехватил мой взгляд, подошёл и со всего маху залепил мне в грудак. Я отлетел, ударился спиной о каменную стену.

— Хара гвот! Луха! — заорал он, тыча в меня рукой. Будь у него копьё, судя по его роже, метнул не задумываясь.

— Атасох сыры, атасох исгы, — замахал руками старший, становясь между мной и парнем. Её, по ходу ухажёр, попытался оттолкнуть его. Девушка тут же скользнула в пещеру, испугано взглянув на меня. Между парнем и старшим стала завязываться потасовка. Пока они только толкались, но каждый следующий толчок был сильнее. Младший тоже полез в разборки.

Остановило всё это только появление на площадке огромного мужика лет тридцати пяти и ещё одного, поменьше, лет пятидесяти. Рожа последнего была разрисована охрой, но у первого всё же выглядела страшнее. Делал её таковой длинный шрам от левого виска до правой щеки. Часть носа отсутствовала, левый глаз как будто прищурен.

— Шеха! — рявкнул он и потасовщики тут же прекратили. Видимо вождь местный, понял я, стараясь сделать лицо как можно проще. А то уже почти завёлся и подскочил, чтобы попробовать пробить парню хука. Он-то здоровее меня — это понятно, но у меня была надежда на технику.

— Зали. Исгы мара? — спросил с измазанной мордой.

— Бер цева, — сказал приведший меня старший и его рожа расплылась в широкой улыбке?

— Хита? — одновременно спросили вышедшие из пещеры, и переглянувшись, заржали ещё громче, чем совсем недавно мои конвоиры.

Да что ж за хрень такая? Чего они ржут над моей фамилией, да ещё и коверкая её?

— Бер цева, — повторил напавший на меня парень и заржал громче всех. Видно, что специально. Натужный какой-то ржач у него вышел.

— Шеха! — наконец крикнул вождь и все затихли. Он подошёл ко мне, окинул изучающим, а заодно и пугающим взглядом. Обернулся к измазанному. — Бер акалат исгы. Хана ралга. Итугу.

— Ма, — кивнул тот. Приведшие меня тут же стали показывать мне, чтобы я поднялся. Медленно встал на ноги, отряхнул джинсы.

— Лухта исгы. Гарах.

Это вождь. Остальные в его присутствии старались помалкивать.

Меня повели в пещеру. В нос шибануло тем же, чем пахло от них, только более ощутимо. Сдержался, чтоб не скривить лицо, а то ещё обидятся.

Пещера была глубокой, конца не разглядеть. В центре горел огонь, обложенный гладкими круглыми камнями. В принципе, я видел только ту полусферу, что он освещал. За ним ничего не видно, справа и слева тоже.

Старший вдруг схватил меня под локоть и потащил в один из тёмных закутков. Там он меня связал и молча ушёл.

— Эй, — позвал я осторожно минуты через две. — А можно мне воды?

Естественно, никто не ответил. Племя занималось своими делами, по крайней мере те, которых я мог видеть благодаря костру. Две женщины шили, вождь с измазанным сидели возле огня и вели неторопливую беседу, ещё трое мужчин, просто сидели чуть поодаль. Я поискал глазами девушку, но не нашёл, и тогда плюнув на жажду, погрузился в размышления.