Лира. Жизнь на грани миров

Решив так и поступить, я тихонько пробралась бетонными с мраморной отделкой ступенями, позволяющими ступать бесшумно, наверх, набила свой рюкзачок консервами, оказавшимися в одном из кухонных шкафчиков, наполнила две фляги водой, взяла запасной комплект одежды, мыло, и спустилась вниз, замкнувшись изнутри. Пробравшись по осколкам к окну, выглянула.

До земли было не так уж и высоко. При желании можно выпрыгнуть и даже не разбиться.

Теперь следовало прибраться. Я прочистила половой пылевсасыватель, но он не тянул воздух. Плохо. Тяги нет. Скорее всего забился. Ладно.

В кладовой нашла веник и совок, стала сметать мусор, прислушиваясь, то и дело, к звукам с улицы. Пока было тихо.

Прибравшись, выкинув всю пыль и осколки в мусороприёмник, присела отдохнуть, сняв старое полуистлевшее покрывало с дивана. Провела по своей фигуре рукой. Да, моя форма. Сидит как влитая, да и чувствую себя в ней удобно. Значит, в той квартире я раньше жила. Это мой город. Вот только города почти нет. Эта квартира была угловой, и окна, выходившие на соседнюю внешнюю стену, являли довольно унылый вид — пустоту.

Раньше там точно были здания. Дома. А теперь... Смахнула набежавшие слёзы. Неужто я рвалась именно сюда? Хотела посмотреть, как всё стало? Посмотрела. И что?

Куда теперь? Возвращаться к бункеру? Жить вновь под землёй, но в близкой доступности к еде? Провела вновь по одежде, тронула поредевшую косу. Ни помыться, ни причесаться. Нет, возвращаться не хочу.

Взяла свой рюкзачок и вывалила из него всё на стол. Среди трухи нашла крестик, браслет. Натянула их по привычке. Значит, мои.

Воровать и дальше еду у англичанина? Он спас меня от тех нелюдей. И такая моя благодарность? А какая она должна быть? Но я даже на словах не поблагодарила.

Совесть меня замучила. Пришлось идти в ту квартиру и наводить порядок. В шкафу нашла крупу. Плита не работала, поэтому я просто залила крупу водой и поставила на столе, куда из верхнего кусочка окна проникало солнышко. Крупа воду впитает, а солнышко подогреет, если успеет. А сверху поставила банку тушёнки.

Лишь после этого поспешила удрать, пока не поздно, заметив вдалеке всадника и тучу пыли.

Глава 19

Звукоизоляция квартир была отменная, да и звук через открытые окна сверху не проникал. Поэтому рассчитывать на бурную реакцию на моё отсутствие не приходилось. Я затаилась у своей двери, наблюдая через специальное отверстие за происходящим в подъезде. Вскоре англичанин показался в поле видимости. Прошёл мимо. Я ждала до самого вечера у двери, надеясь хоть на какую-то реакцию со стороны Хьюза. Не дождалась. Спускаться он не спускался. Ладно. Отправилась спать. В постели оказалось неуютно. Чего-то не хватало. Во всяком случае, не постельного белья.

Сон не шёл. Я долгое время сидела у окна, глядя на звёзды. Странные звёзды. Мимо проплывали облака. Завтра будет дождь. С чего так решила, я не знала.

Но прохладный ветер облегчения не принёс.

Я выбралась из квартиры, не в силах усидеть на месте. Решила прогуляться. Ага, до квартиры Хьюза. Нет! До своей квартиры, поправила себя. Когда толкала дверь, ни на что особо не рассчитывала. Но та поддалась.

Поколебавшись пару мгновений, я всё же осторожно переступила порог. Темно, за исключением одной комнаты. Спальни.

Здесь оказалось спокойнее. Сразу ощутила себя дома.

Села в гостинной на диван, свернулась клубочком. Вдохнула родной запах. Слёзы не заставили себя ждать.

Немного поплакав не заметила, как уснула.

Проснулась утром. В сумраке. За окном барабанил дождь, с особой силой стуча по доскам. На мне обнаружилось одеяло, кем-то заботливо накинутое. Значит, про ночную гостью знает. Плохо. Просто сбежать не выйдет. За мной могут проследить. Выдавать своё укрытие не стоит.

Хьюза не было дома. Зато на столе обнаружилась записка, написанная на бумаге:

"Поешь. Благодарю за ужин".

Я вздохнула. Ощущаю себя дикаркой, которую пытаются приручить. Ничего хорошего из этого точно не выйдет.

Но от еды отказываться не стала. Остатки каши с тушёнкой. Рука дрожала. По щекам вновь текли слёзы. Есть не смогла. Ныло внутри, но не могла понять, от чего. Оставаться здесь я больше не смогла. Чтобы не выдавать своё укрытие, забралась на крышу дома, сбив замок с люка. Металлическая крыша местами прохудилась, но не в этом крыле, где находились наши квартиры. Грустно улыбнулась. Какая ирония! Села у чердачного окна, открыв его, наблюдая за каплями дождя.

Дыхнуло прохладой, и стало зябко. Бр, меня передёрнуло. Но возвращаться за тем же одеялом или одеждой не стала. Ничего не делать оказалось скучно. Наблюдать долго за каплями и грустить — тоже. Поэтому стала медитировать, представляя себя этими каплями, которые проникают в землю и поливают просыпающиеся растения. С высоты дома можно было оглядеть то, что осталось от города. Совсем немного: несколько домов рядом с этим, шпиль какой-то башни и... дворец культуры.

Я подскочила, ведомая какой-то внутренней памятью. Бегом спустилась на два пролёта и встретилась с Хьюзом.

— Куда-то торопишься? — спросил холодно.

Хотела его обойти, но он преградил мне дорогу.

— Да, тороплюсь!

Но дорогу мне не дали.

— У меня были планы на вечер... Я тебя ждал.

По спине пробежал холодок.

— И я пришла! — захотелось возразить. А ещё... сбежать!

— Пустите меня!

— Там дождь! Грунт мокрый, выходить запрещено!

— Почему?

— Потому что я так сказал!

— Вы? А вы кто — царь или бог?

Он сделал шаг ко мне, но я поднырнула под руку и побежала через несколько ступенек вниз, туда, к выходу! Заметила знакомое окно, через которое мы входили и выпрыгнула из него.

Вот только угодила в грязевую ловушку. Вытащить, хотя бы, ногу оказалось не под силу.

Что за жизнь?

Чем больше пыталась выкарабкаться, тем сильнее увязала.

Но позвать на помощь, значило оказаться в долгу. Непозволительная роскошь!

Сдалась я через десять частей.

— Помогите!

— Не слышу! — нагло заявил англичанин.

— Помогите!

— А где элементарная вежливость?

Я стиснула зубы. Он начинал бесить.

Не буду просить. Лучше умру здесь! Но тут взгляд упал на торчащий купол дома культуры.

— Пожалуйста, помогите! — выдавила я из себя.

— Давай руку, — он протянул мне свою в перчатке.

Я ухватилась за неё. Сжал крепко. А потом рывком вытащил. Вот только мои сапоги остались в грязи!

— Не вздумай! — предупредил Хьюз.

Я бросила взгляд на свои босые ноги. Мои сапоги! Сафьяновые! Но повторно вряд ли будут меня вытаскивать. А по холодному бетонному или мраморному полу ходить...

Я вздохнула и пошла вслед за Хьюзом.

— И долго нельзя будет выйти? И где лошадь? — сыпала я вопросами.

Услышала ржание, будто ответ на свой вопрос. Оно доносилось со второго яруса, на котором я пряталась. Прямо в квартире напротив. В приоткрытой двери.

— За лошадьми ухаживать умеешь? — спросил Хьюз. Я кивнула. — Накорми их и расседлай, помой.

— Не буду!

Хьюз резко развернулся ко мне.

— Объясни!

— Я вам не служанка!

— Хорошо. Давай так. Еду ты ешь, а отрабатывать её собираешься?

— Это еда не ваша! И квартира не ваша! И вообще катитесь в свою Англию! — вспылила я, о чём тут же пожалела.

— Значит, еда эта твоя? И дом твой? И город твой? — он был спокоен. А я прикусила язык. И дело было даже не в том, что я не помнила, что это мой город, мой дом, моя квартира. Что англичане здесь ищут? Причём богатей притащил всякий сброд с собою в качестве рабочей силы. Иначе как они тут бы появились? И меня могут использовать ради своих корыстных целей!

Я молча пошла к лошадям. Пока я занималась понравившеюся белой кобылой, поглаживая, Хьюз занялся другой, вороной. Похоже, он не чурается обычного труда.

Здесь окна были свободны от досок, но стёкла кое-где валялись. Покормив лошадку, я раздобыла веник и стала прибираться в этой огромной трёхкомнатной квартире, не обращая внимания на англичанина.

— Почему не позавтракала? — спросил Хьюз, как я закончила сухую приборку.

— Не смогла. Кусок в горло не лезет.

— Почему?

Как ему объяснить?

— Я не помню прошлого. Не помню, кто я. Но некоторые вещи заставляют меня плакать. Тело помнит что-то, тянется рука к шкафу, чтобы достать. А каша... Кто-то очень дорогой мне готовил её.

— Мама?

Я пожала плечами. Возможно.

— Почему ты вернулась ночью?

— Похоже, я боюсь быть одна. А может, мир стал слишком непривычным, холодным, мёртвым. Или та квартира, где вы поселились... Она навевает спокойствие. Я ощущаю себя в ней дома.

— Тут подобных типовых квартир много, — возразил англичанин.

Хотела сказать, что уже попробовала в другой такой уснуть, но вовремя опомнилась.

— Возможно, — сказала вслух.

Лошади были почищены, и Хьюз собрался уходить.

— А кто приехал на второй лошади? — спросила до того, как он ушёл.

— Тут в соседнем доме живут рабочие. Я просто одну лошадь прихватил для тебя.

— А в этом лишь вы?

— Да. Ты и я. Эта чернь привыкла в грязи жить, разведут тут вонь и антисанитарию.

— Они — тоже люди!

— Странно, что ты это говоришь после того, как тебя эти мерзавцы пытались изнасиловать.

Он был прав. Это нелюди! Если в человеке не осталось ничего светлого, значит, он не достоен жить. Людей, нарушающих общественный порядок обычно изгоняют или наказывают за преступления.

— Что с ними стало? Почему они такие?

— После потопа люди выживали, как могли. Был голод. За кусок хлеба могли убить. Многие стали людоедами.

— Вы — тоже? — этот вопрос отчего-то волновал.

— Нет, — усмехнулся англиец. — Пойдём наверх? Поедим, чаю попьём.

Живот призывно заурчал. Да, надо поесть.

— Если пообещаете ко мне не приставать и руки не распускать.

Хьюз рассмеялся.

— Что я такого смешного сказала?

— Обещаю, девочка!

— И вовсе не девочка! — обиделась я.

— А кто? Девица на выданьи?

Отчего-то смутилась, потупила взгляд.

— Я не помню, — пробормотала себе под нос.

— Знаешь, после потопа многие сходили с ума, лишившись всего. В Англии не так, а на материке всё было куда хуже. У многих со временем отшибало память. Думаю, всё дело в их преступлениях. Они не хотели помнить того, на что пошли, чтобы выжить.

— Намекаете, что я кого-то убила или съела? — я всё воспринимала в штыки.

— Нет. Просто сказал. Хотя... Строптивая девочка... И гордая! Несломлённая ещё... Думаю, что не могла ты никого убить.

В словах старика чувствовалась какая-то мудрость, а ещё печаль.

— А на что пошли вы?

И он вдруг осунулся, стал казаться сгорбленным и сломленным.

Он ничего не сказал. Просто ушёл. А я побежала следом.

— Простите, я не хотела обидеть вас.

Мы дошли до третьего яруса, вместе вошли в квартиру, после чего он закрыл дверь изнутри.

— Почему вы закрываетесь? — спросила, не ожидая, что получу ответ.

— Не хочу, чтобы мне нанесли удар в спину.

— Так много недоброжелателей?

— Чернь боится только если с ними вот так обращаются. И то, только пока ты повёрнут к ним лицом. Стоит отвернуться, как жди удара в спину.

— Но разве это выход? Вы ведь порождаете ненависть и дальше?

— Ты считаешь, в таких условиях можно измениться?

Я не понимала. Вообще ничего.

— Ты с луны упала? Как ты сама-то выживала?

— Я не знаю. Не помню, — а что я могу ещё добавить? Что очнулась в подземелье и нашла бункер с едой?

Хотя, еду следовало б отдать людям. Но спешить с таким решением не стоит. Пока еда есть и здесь.

Но я не уверена, что смогу найти дорогу обратно к бункеру, если не использовать волшбу.

Вздохнула. Хьюз достал какие-то травы и заварил их. У него, как выяснилось, имелась небольшая печка на топливе. Я прикоснулась к чёрному камню, насыпанному в один из сундуков, которых здесь раньше не было.

— Что это?

— Каменный уголь. Здесь его очень много.

— Камень горит? Углерод?

— Да, углерод.

— Но откуда здесь углерод? — удивилась я. Раньше находили железную руду, об угле вообще были чисто теоретические знания.

— Деревья. То, что от них осталось.

А я вдруг увидела и прочувствовала вспышку, а потом уничтожающий всё взрыв. Такое ощущение, что я всё воочию видела. Как же страшно!

— Что-то вспомнила?

— Ничего хорошего!

— Ясно.

Ели и пили чай молча. Каждый думал о своём.

Выбраться отсюда не представляло труда, поэтому и сидели. Но без дела сидеть скучно, поэтому я встала и начала возиться по хозяйству.

— Здесь раньше пылесборник имелся, но сейчас он не работает, — сказала Хьюзу.

— Да? Где?

Я показала. Он достал какой-то ящик с инструментами и разобрал напольную решетку, влез внутрь. Вот только света оказалось мало. И я ему стала помогать. Светить.

— Тут всё в саже. Похоже, придётся чистить.

Он нашёл где-то на нижних уровнях лопаты, и мы стали нагребать сажу. В одном окне он выдрал доски. В него и выкидывали мусор. Не чурается труда. Хорошо. Знать, не такой уж и потерянный богатей.

К вечеру мы пробились на крышу. Но тяги не было всё равно. На этом работы решили отложить.

Вот только все чёрные стали.

Пока был дождь, по жёлобу вода с улицы стекала в банную, наполняя три бочки с водой. Поэтому помыться было чем. Но от помощи отказалась. Чай, не муж!

Муж! При этом слове защемило под ложечкой.

— Лизи, — обратился ко мне Хьюз, когда я вышла из банной.

— Почему Лизи?

— Тебе это имя ничего не говорит?

Я пожала плечами.

— Вы меня знаете? — спросила прямо, не желая играть в эти угадай-игры.

— Знал женщину по имени Лизетт, очень похожую на тебя.

— Лизетт? — я будто пробовала имя на вкус. Чужое имя. — Не знаю. Если хотите, можете называть меня Лизи.

Лиза-подлиза! Точно не про меня? Нет!

Ну и ладно! Посмотрим, смогу ли привыкнуть к нему.

— Где спать будешь? Вновь на диване? Или займёшь кровать?

— А вы?

Встретилась с его выцветшими блеклыми глазами непонятного цвета.

— Зависит от твоего выбора.

Подумала, что он уже не молод, поэтому на кровати всяко удобнее будет.

— Я посплю на диване, — а ещё подумала, что там особо не присоседишься.

Он ушёл мыться, а я влезла в сундук с постельным бельём. Чистое. Запах, будто от только что выстиранного, высушенного и проглаженного. Постелила себе постель, а также Хьюзу, ведь спал он поверх грязного покрывала. Постирать бы его, да воду жалко. Это на речку идти надо.

Дождь так и шёл. Постояла у раскрытого окна — вдыхала свежий воздух. Потом закрыла подобие ставен, наспех вколоченные в стекольную раму Хьюзом, загасив свечи, легла.

Хьюз не скоро вышел из банной. И я тут подумала, что, если ему нужна была помощь в банной, а я не проявила участие? Он мне помогал, когда ослаблена была. И хоть я не сомневалась, что у него порох в пороховницах всё ещё есть, воспринимать его молодым не выходило.

Морщинистое лицо лет на шестьдесят, седые волосы и растительность на лице.