Твёрдая Надежда. Второе рождение

Глава 1.

Сначала был неясный свет. Потом он начал разделяться на свет и тени. Потом одна из теней пошевелилась и заговорила мужским голосом. Медленно и с расстановкой, но слова доходили будто издалека и звучали неясно:

— Как ты себя чувствуешь?

— Кто вы? — свой голос показался чужим.

— Хирург.

— Я в больнице?

— Ты помнишь, что произошло?

Пошевелиться не удалось. Удалось только закрыть глаза и подумать. Жар. Языки пламени. Горящая дверь. Потом пламя перекинулось на залитый маслом пол. Последнее, что удалось вспомнить — страшная боль, когда начали плавиться штаны. Не открывая глаз, спросила:

— Я... Я обгорела?

— Да. Слишком сильно.

— Я стану уродливой?

— Этого я не допущу.

Кажется — в голосе послышалась улыбка. Снова открыла глаза и попыталась разобрать лицо доктора. Но пока это только тень. Странная тень из цветных пятен.

— А почему я не могу пошевелиться? Вы что-то мне вкололи?

— Всему своё время, девочка. Пока тебе лучше не шевелиться.

— Но... я ведь буду ходить?

— Обязательно. Ходить, и смотреть на этот мир, и улыбаться. Тебе снова придётся научиться всему.

— Всему? — свой-чужой голос выдал испуганными нотками.

— Да, всему. Иначе наши труды пропадут напрасно. А пока постарайся побольше смотреть. Я пришлю тебе специалиста — он поможет тебе поскорее восстановить зрение. Ты ведь не подведёшь нас?

Голос доктора с надеждой улыбается. Хочется улыбнуться в ответ, но губы тоже словно чужие.

— Я буду стараться.

— Вот и умница.

Тень удаляется и тут же появляется другая. Судя по голосу — женщина, которая с места строго спрашивает:

— Опиши, что ты видишь?

* * *

Трудно понять — сколько прошло времени. Специалисты приходят и уходят. Задают вопросы, заставляют выполнять задания. Поначалу задания кажутся глупыми. Но тени становятся лицами, голоса звучат всё яснее. Окна в палате нет — и ночь настаёт тогда, когда уходят все. И тогда можно отдохнуть. В это время лучше заставить себя заснуть. Потому что иначе в голову начинают лезть мысли. О своём прошлом. О наверняка пропавшем телефоне, в котором были контакты знакомых. И как их теперь восстанавливать — непонятно. Об оплате за квартиру. О школьных подружках. О начальнике, обещавшем уволить в случае прогула.

Иногда что-то происходит и наступает темнота. Беззвучная темнота, в которой не слышно собственных попыток закричать. Только иногда эту темноту разрывает боль. Короткая боль в неожиданном месте, которое до этого не чувствовало ничего, когда доктор к нему прикасался. А когда вместо темноты снова приходит доктор и начинает щупать — вместо боли ощущается осторожное прикосновение. И снова хочется улыбнуться. Губы всё ещё какие-то странные, но уже можно понять — когда они улыбаются. И собственная улыбка сразу поднимает настроение. И уже не так терзает мысль: "дура, зачем ты потащилась туда за этими идиотами?" Когда главный доктор приходит в очередной раз, наружу прорывается вопрос:

— А мама знает — где я?

Доктор присаживается рядом. Он смотрит поверх сдвинутых на кончик носа очков и отвечает неуверенно:

— Не знаю, это дело полиции. А как тебя звать?

— Надежда.

— У нас есть надежда, — улыбается доктор. — А я — Виктор. Значит — победим.

— Маме пока нельзя ко мне?

— Да.

— Ну и ладно... Виктор, а я ещё долго буду так лежать?

— Пока не сможешь сама встать, — высказывает он очевидную вещь, пожав плечами.

* * *

Пока спала — перевезли в другую палату. Шторы на окне весь день открыты и теперь, если скосить взгляд, за окном видно небо. Слух уже восстановился и, когда медсестра приоткрывает окно, слышно чириканье воробьёв и шелест листьев. Но свой голос всё ещё чужой, хотя и приятнее прежнего. Тело уже чувствует всё, но по-прежнему невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. И почему-то не получается свистеть. Зато в палате негромко играет музыкальное радио и можно подпевать. А ещё странно, что за всё время ни разу не дали поесть. Но при этом совершенно нет ни чувства голода, ни желания куда-то сбегать. Остаётся только списать это на действие каких-нибудь уколов. И однажды Виктор приходит вместе с каким-то молодым парнем.

— Привет, — говорит парень. Слышно, как он придвигает стул и садится. Виктор присаживается рядом и прикладывает руку к шее.

— Чувствуешь?

— Да.

Виктор кивает парню, сидящему где-то сбоку и предлагает:

— Попробуй повернуть голову.

От первого движения голова закружилась и всё поплыло. Показалось, что кровать переворачивается, стряхивая на пол. Пришлось закрыть глаза и замереть. Не открывая глаз, произнесла:

— Получилось.

— Умница. Теперь дело пойдёт. — улыбается Виктор, держа за руку.

Никогда не думала, что это так здорово и весело — просто лежать и осторожно вертеть головой. То вправо, то влево. А ещё теперь можно шевелить пальцами. Они немного неловкие, но слушаются. И в них можно мять тихо шуршащий мешочек. Жаль — нельзя поднять руку и посмотреть — что удаётся намять. А ещё очень хочется увидеть свою руку. Какой она стала теперь. Немного страшно от того, какой она может оказаться, но это лучше — чем совсем не знать. Хотя док ведь обещал...

* * *

Пожалуй, Надежда — самая необычная пациентка, с какой приходилось иметь дело. Поначалу прежде, чем войти к ней, приходилось долго собираться с духом. Одно дело — уникальная операция по спасению того немногого, что осталось от девушки. Удивительно, что её вообще удалось сохранить в живых. И совсем другое дело — когда она начала приходить в себя. Но человек привыкает ко всему. Её лицо уже стало казаться по-своему милым, а когда стало ясно, что труды не напрасны и она уже чувствует своё тело — пришло настоящее вдохновение. Теперь дверь к ней открывается легко, словно к старой знакомой, которую приятно видеть. Но сегодня день, который должен стать для неё особенным. Юный коллега заметно нервничает, да и самому не по себе. За дверью на обычной больничной кровати лежит она. Надежда встречает улыбкой. Как обычно — присел к ней на край и потрогал руку. Рука твёрдая. Покрытая тонкой эластичной оболочкой выглядит почти, как живая. Но пока Надежда не шевелит ей — рука холодная. Коллега присаживается за управляющий компьютер и вводит с клавиатуры команду. Теперь можно ей позволить:

— Можешь попробовать осторожно согнуть левую руку.

Рука сгибается. Надежда смотрит на неё с улыбкой и шевелит пальцами.

— Я боялась, что будет хуже, — наконец произносит она. — А вторую можно?

Коллега — похоже — заранее угадал её следующее желание и сразу жмёт ввод. И кивает. Остаётся только передать кивок Наде, и она тут же приподнимает правую.

— Виктор, а можете мне принести ниток и спицы?

— Хочешь вязать?

— Очень. Я умею... В смысле — раньше умела.

— Наденька, ты меня сейчас спасла. Я-то думал — что тебе дать для тренировки мелкой моторики.

Остаётся совсем немного. Если она сможет шевелить ногами и удерживать равновесие — это победа. Значит — операция прошла успешно и удалось соединить все нервные окончания. Сможет ли она после этого принять себя — другой вопрос. Но это уже будет работа психолога. Хотя... Сколько бы Андрей Васильевич ни имел за плечами опыта — а с таким ему точно сталкиваться не приходилось.

* * *

Лёжа вязать не очень удобно. И первые ряды пришлось начинать несколько раз. Но это не главное. Главное то, что кожа на руках выглядит как-то неестественно. Хочется надеяться, что это какие-то перчатки для защиты после ожогов, но мысли об искусственной коже не идут из головы. Где-то слышала про такую. Виктор ещё не разрешает трогать себя, но не удержалась — потрогала. Не больно, но живот подозрительно твёрдый. И ноги тоже — хотя и не напрягалась. Чтобы не думать о худшем — сосредоточилась на вязании. Шарфик уж точно пригодится, от старого едва ли что-то осталось. Утром в дверях появляется незнакомый специалист. Их было уже много, этот немного непохож на всех остальных. Присев, он представляется:

— Здравствуйте, Надежда. Я — Андрей Васильевич. Психолог.

— Говорю сразу — ни русалкой, ни Наполеоном себя не считаю.

— Это радует, но я не психиатр, я психолог. Я хочу с Вами поговорить.

— Здорово. А то до сих пор со мной только Виктор по душам беседовал.

— Скажите, Надежда, кем вы хотели стать?

— Ну... Кем только ни хотела. Но точно не хотела кричать "ваш заказ готов".

— Вы уже работали?

— Ага. Не работа, а тоска зелёная. Наверняка на моё место уже кого-нибудь взяли.

— Не жалеете, что потеряли работу?

— Ну хоть такая была. Но думаю — такую найти нетрудно. Лишь бы я была не слишком страшная.

— Я бы — скорее — назвал Вас симпатичной.

— Тогда найду.

— А молодой человек у Вас есть?

— Был. Больше не хочу видеть этого идиота. Потащилась за ним в эту дурацкую развалюху, а из-за его дружка всё и загорелось. Они дали дёру, а я осталась.

— Вы сможете попозже рассказать следователю, что произошло?

— Да хоть сейчас. Пусть немножко посидят за то, что я тут лежу.

— Надя, а каковы ваши отношения с родными?

— Да никак. Мамке в посёлок иногда названивала. Но мы с ней как две кошки. По телефону ещё можем помурлыкать — и то недолго, учить начинает. А на одной кухне больше пары дней не выдерживаем. Обязательно сцепимся.

— Если Ваша жизнь сильно изменится — Вы не будете сильно огорчены?

— Ну только — если к лучшему. Хотя хуже, кажется, уже некуда...

Короткая пауза на раздумье. А к чему он ведёт этот разговор?

— Или есть куда?

— Многое зависит от вас, Надежда. И от Вашего отношения к жизни. Одно могу сказать точно — любая жизнь лучше смерти.

— Так это что? Хуже того, что мне осталось — только смерть?

— Очень многим людям, с которыми мне приходилось встречаться, гораздо хуже, чем Вам. Но они живут. Виктор Михайлович говорил мне, что ещё несколько месяцев назад Ваши шансы остаться в живых были нулевыми. Но медицина движется вперёд.

— Так мне — выходит — повезло?

— Вы счастливица. И ваша воля к жизни невероятна. Только этим можно объяснить то, что мы сейчас с Вами разговариваем, — улыбается психолог.

— Никогда не считала себя везучей. Везучая не попала бы в больницу.

— Считайте, что Ваше невезение сгорело на пожаре.

Ага. Сгорело. Вместе с одеждой и кожей. Рука сама собой тянется к нему.

— Док, признайтесь — что со мной? Что под этими перчатками? Голое мясо?

Он аккуратно берёт за руку.

— Надежда, у Вас прекрасное имя. Не теряйте надежду — и у Вас всё будет хорошо. Настолько хорошо, насколько это возможно. Но прежде, чем задавать следующие вопросы — подумайте над моими словами. Обещаете?

А что делать? Пришлось пообещать.

* * *

Таким Андрея Васильевича видеть ещё не доводилось. Хотя держался он профессионально. А вот когда отошел от двери подальше...

— Виктор Михайлович, я не могу с ней разговаривать. Одно дело — успокаивать однорукого, что ему скоро поставят биопротез, и он сможет хоть на пианино играть, а другое — говорить с мёртвой куклой, которая всё ещё считает себя живой. Я не смог. Извините. Завтра объясните ей всё сами.

Легко сказать. Объясните. А сам отказался. И теперь снова приходится входить в палату с тяжелым сердцем. Но уже ясно — пора сказать Надежде самое главное. И именно сейчас самое время: когда она уже видит улучшения, но наверняка уже заметила, что с ней всё не просто. Ох — не просто. А главное — она сейчас не сможет вскочить и наломать дров. Приходится снова натягивать дежурную улыбку и входить в палату. Как обычно — присаживаться к ней на край кровати и смотреть, как она поправляет отложенное в сторонку вязание.

— Доброе утро, Надюша. Как успехи?

— Вяжу. И хочу знать — к какой-такой страшной новости меня вчера психолог готовил.

— Именно это я и собирался тебе сегодня объяснить.

— Я слушаю. Можете начинать сразу с плохой новости.

— Плохая новость одна. Ты сгорела на пожаре.

— И что в этом нового?

— То, что твоё тело спасти было уже невозможно. Я с трудом понимаю — каким чудом твой мозг ещё продолжал жить. В тот момент мы даже не были уверены, что стараемся не напрасно. Но твоё сердце почему-то ещё билось. И мы решили попытаться.

Она молчит и слушает. Приходится продолжать.

— Это были ужасные несколько месяцев. Самое тяжелое было — когда всё было готово и тебя начали выводить из искусственной комы. Не хочу сейчас рассказывать обо всех сложностях. По сути дела — от тебя живой осталось совсем немного.

— Так я теперь — киборг? Как в кино? — перебивает Надежда.

— Да.

Начинаются томительные минуты ожидания. Она отвернулась к окну и думает о чём-то. И тут на язык падает спасительная фраза:

— Прости, что не дали тебе спокойно умереть.

— Док, за что прощать-то? Вообще-то я подыхать не торопилась.

— Так что, Надь, живём дальше и радуемся жизни?

— Само собой. Ноги когда подключите?

— Обещаешь, что не натворишь глупостей?

— Обещаю.

* * *

Руки уже привычно набирают петли, а в голове крутится страшная мысль. Эти руки не живые. Как и всё остальное. Ты стала роботом, Надька. Пластиковой куклой. Теперь понятно — почему не удаётся заплакать. Роботы не плачут. Зачем теперь этот шарфик? Можно подарить Виктору. Хоть что-то получит за свои труды. А как жить дальше? А это вообще жизнь, или просто — функционирование? И стоит ли пытаться жить? Ну и что, что они все старались? Если невозможно было спасти — то зачем? Чтобы помучилась подольше? Спица теряет петлю. Да кому он нужен — этот шарфик?! Ударить себя по лицу — это даже не больно. Просто сильное касание. Ну уж нет. Теперь этот придурок просто так не отделается. Фантазия начинает строить планы страшной мести. Такой, которую может реализовать только робот с твёрдыми кулаками. И тут же становится страшно. Страшно себя самой. А ещё страшнее — если избить его до такого состояния, что... И вот тогда уж он ответит по полной. Но есть идея лучше. Воспользоваться тем, что произошло — и стать крутой. Немыслимо крутой. А потом прийти к нему... Нет — слишком много чести. Даже не позвонить. Просто забыть о нём. Как о случайно встреченном котёнке, которого потискала — и забыла. Сразу представила его в виде кота. Стало смешно. Позволила себе посмеяться — и стало легче. А ещё захотелось спать. А ведь роботы, наверно, не спят. Значит — ещё не совсем робот? Значит — ещё не всё потеряно. Значит — можно просто улыбнуться белому потолку и заснуть.

* * *

Всё-таки надо бы сделать графический интерфейс к управлению приводами. А пока приходится, сверяясь со схемой, набирать в терминале:

> k-drive if 2 number 75, 77, 79 enable yes

> k-drive if 2 number 75 tune start...

Сколько бы ни возился в детстве с роботами, но когда понимаешь, что внутри этой силиконовой куклы мозги живой девушки — мороз по коже. Но теперь ты — один из ведущих специалистов по бионическому протезированию. И ты только что включил ей управление левой щиколоткой. И её восторг по этому поводу — не компьютерная имитация эмоций. Михалыч убеждается, что всё в порядке, и даёт добро на разрешение следующих приводов. Когда ноги включены полностью — приходится вдвоём подхватить Надюху под руки и помочь ей встать. Она довольно лёгкая без основной тяговой батареи. И она ещё не держит равновесие, но если придерживать за руки — стоит. Ноги не подгибаются. И — счастливая — повисает у дока на шее. Немного есть ревности, но с другой стороны — ему с ней, как хирургу, досталась самая сложная работа. За девушкой пока ещё тянутся кабели питания и управления, но скоро оба можно будет отключить. Причем управление — хочется надеяться — уже навсегда. Почти все её приводы и датчики уже включены, ей осталось только вспомнить — как ходить. Так же начинают все после протезирования. Сперва учатся хоть как-то шевелить конечностью, потом начинают ей пользоваться уже уверенно. А когда приходит твой безрукий пациент — и демонстрирует, как научился играть на гитаре, главное — не лопнуть от гордости.

Кабель питания достаточно длинный, чтобы можно было водить по палате — и Надежду водили по очереди до позднего вечера. Благо — искусственные ноги не устают. Но даже она к вечеру устала. И язык не поворачивается в чём-то её обвинить. Внутри она всё-таки живая, и её усталость напоминает об этом.

А когда вечером уходили — обернулся в дверях. Она лежит довольная, закинув ногу за ногу. Не удержался, чтобы не подмигнуть. А она послала воздушный поцелуй. Приятный вдвойне.

* * *

Это утро особенное. Обычный будний день, но кажется — будто праздник. И погода за окном отличная. Хочется подставить лицо весеннему Солнцу. Для этого надо осторожно повернуться на бок, упереться руками и встать. Впервые встать самой. Пока на колени на кровати. Лицо ощущает температуру. Это совсем не так приятно, как прежде, но сама мысль о том, что это удалось — уже греет. Если замереть в устойчивой позе — можно стоять так сколько угодно. Но солнце поднимается выше. И уже греет белую больничную рубаху, прикрывающую колени. Прежде, чем двинуться дальше, надо подтянуть предательски свисающий из-под рубахи кабель. Ещё совсем рано, но если упасть — наверняка кто-нибудь прибежит. Но падать обидно. Поэтому плохо слушающиеся ноги надо спускать с кровати осторожно. Лёжа на боку. А потом снова сесть вертикально. При резком движении рукой изнутри плеча едва слышно прорывается звук работающего моторчика. Это одновременно и жутко, и забавляет. Руки работают уже гораздо лучше ног. Опираясь руками обо что придётся, наконец-то удаётся встать у окна и поглядеть на утренний парк. За листьями видно решетчатый забор и улицу с редкими в этот час автомобилями и прохожими. Приходит в голову мысль, что стала похожа на эти автомобили. Они ведь железные, но управляют собой сами. Только скажи — куда ехать, и он отвезёт. Главное — правильно сказать. А в детстве по посёлку многие ещё ездили, управляя автомобилем за руль. Вспомнила про кабель питания — и стало не то совсем грустно, не то ещё смешнее. Троллейбус Надежда. Следующая остановка — Соловушки. Осторожно — двери закрываются. Приподняв кабель, громко произнесла:

— Пшшш! — И рассмеялась собственной шутке.

* * *

Едва успел открыть дверь в палату — Надежда огорошила новостью:

— Доброе утро, док! Я сделала прикольное открытие!

Голос у неё весёлый. Да и на кровати лежит совсем не так, как в прошлые дни. Лежит на боку, подставив руку под голову. Одна нога согнута. Свободная поза здоровой живой девушки. В сочетании с её весёлым тоном — уже внушает оптимизм. Присев на стул у компьютера — подбодрил:

— И что за открытие?

— Я не могу заплакать, зато сколько угодно могу смеяться и улыбаться. Прикольно — правда?

С этим трудно не согласиться.

— Определённо — есть повод для оптимизма.

Она довольно резво садится, поднимает ноги и расставляет руки.

— Я буду железной дурочкой — хохотушкой.

— Почему обязательно дурочкой?

— Потому, что только конченная дура могла попереться ночью по заброшкам с этими двумя полудурками.

— Кстати — о полудурках. Ты готова побеседовать со следователем?

— Да хоть прямо сейчас.

— Ну хорошо. Я позвоню им, что ты в состоянии отвечать на вопросы. Только пожалуйста — веди себя прилично. И укройся покрывалом. Не хочу, чтобы он видел кабели.

— Замётано.

* * *

Глава 2

Водить Надюху по комнате неожиданно весело. Кажется — она забыла про все страхи и комплексы и просто радуется каждому удачному шагу. А ещё удобно, что она совершенно не боится щекотки. Периодически она просит оставить её — и двигается вдоль стенки. Тогда остаётся только присматривать за ней, да изредка поправлять волочащийся по полу гибкий кабель.

— Димусик, а у тебя подружка есть? — спрашивает она неожиданно. С её упрощённой мимикой трудно кокетничать, но невозможно не заметить, что она старается.

— Была, поругались.

— А со мной погуляешь?

Даже нельзя сказать, что эта просьба неожиданная. Особенно девушки в период восстановления часто просят с ними погулять. Из-за одной такой прогулки и разругались с девушкой. Может — и к лучшему. Трудно было бы жить с такой ревнивой, когда через руки проходят пациентки со всего округа.

— Обязательно. Как только сможешь сама выходить.

— А когда я смогу?

— Как только научишься уверенно ходить по палате — можно будет установить тебе основную батарею и зарядник. Они довольно тяжелые, так что учиться ходить с ними было бы труднее. Пока в тебе только аварийное питание.

Добравшись до кровати, Надя усаживается и спрашивает:

— Дим, ты ведь всё про моё устройство знаешь?

— Конечно. Хочешь узнать о себе побольше?

— Я и в школе анатомию любила. Но по медицине не пошла, не решилась. Расскажи.

— Ты сейчас по устройству на насекомое похожа. В том смысле, что в руках и ногах обычных костей нет — нагрузку несёт твёрдая оболочка под искусственной кожей. Оболочка довольно прочная, так что ещё и защищает внутренние устройства. Приводы и всё остальное. Кстати — в тебе довольно много свободного места. Особенно сейчас. Да и потом прилично останется. Некоторые пациенты, у которых похожая конструкция протезов, просят сделать в них потайные отсеки или какие-нибудь дополнительные устройства спрятать.

— Круто. А в меня можно будет мобильник куда-нибудь засунуть? Чтобы уже точно не терялся.

— А он в тебе есть, только ты им пользоваться ещё не умеешь.

— Ваау! А какой?

— Там специальный — для встраивания. Вместо экрана — нейроинтерфейс. Выход в сеть, беспроводные интерфейсы, установка приложений, все дела. И полностью отвязан от твоих основных систем. Так что удалённо взломать тебя невозможно. Как только освоишься с остальным — подключу.

Тут же обида:

— Дим, а почему раньше не включили? Мне бы не так скучно было.

— Вот потому и не включали. В Японии в клинике был такой случай. Включили одному пациенту сразу, а он ушел в сеть, и не вернулся.

— Это как?! — ужасается Надька.

— Именно так. Увлёкся мобильником и не стал осваивать тело. Постепенно нервы атрофировались — и привет. Не знаю, что теперь с ним.

Девушка задумывается.

— Может быть — ему и так хорошо.

— Кто знает. У меня школьный приятель не сильно от него отличается. Уже много лет только в сети с ним и встречаюсь. Несколько раз звали куда-нибудь выбраться, а он то днём отсыпается, то занят, то лениво. В общем — больше я его и не видел ни разу.

— Одни могут ходить — и не хотят, другие не могут — а хотят, — делает вывод Надюха. Поправив кабель, осторожно наклоняется вперёд и, придерживаясь за поданную руку, поднимается на ноги.

— А если вдруг кабель питания оборвётся? Что со мной будет? Сразу умру?

— Не сразу. Мозг будет жить ещё пару суток на аварийном питании. Но без связи с внешним миром. Ни видеть, ни чувствовать, ни шевелиться не сможешь.

— А сколько я лежала в коме?

— Около четырёх месяцев. Довольно долго изготавливали тебе эту оболочку, к тому же — надо было соединить нейроинтерфейсы с нервами — и чтобы всё срослось.

Она печально приподнимает брови.

— Проспала своё двадцатилетие. Хотела отпраздновать.

— Можно задним числом отпраздновать.

— Без вина и тортика? Вот уж спасибо. Утешил.

— Ну кстати — питание у тебя не только электрическое.

— Чо?!

— Рюкзак на плечо. Мозги-то у тебя живые. Им питательные вещества нужны. Правда — твои внутренние органы сохранить не удалось, так что используется специальный готовый питательный состав.

— А-фигеть! И что — я теперь без него жить не смогу?!

— Ну так же, как раньше без воды и еды не могла. Или как больные без лекарств. Не паникуй. Он в любой аптеке есть. А в крайнем случае — сама сможешь сделать. Ничего сложного, всё в обычном супермаркете можно найти.

— А какой он на вкус?

— Ничего так. Я пару раз им подкреплялся, когда работа затягивалась и ничего под рукой. Правда — у тебя вкусовых датчиков нет.

— Жалко. Я любила вкусненько поесть. Особенно — пироженки.

— Ты пухленькая была?

— Не-а. Ну так — совсем немножко. А теперь уж точно не растолстею.

Кибердевушка окончила круг по комнате, плюхнулась на кровать и задрала ноги кверху.

— Димуль, а что ты скажешь про мои ножки?

— Отличные. И вес приличный могут держать, и бегать можно, и приводы подбирали с большим ресурсом.

— Дим, ты дурак? Я не про устройство. Они тебе нравятся?

— Честно? Не очень. Слишком гладкие — не живые. Я слишком много на такие насмотрелся.

Она покачивает поднятыми вверх ступнями.

— Кажется — раньше у меня ножки постройнее были.

— В них часть тяговой батареи будет размещаться.

Похлопал её по верху бедра.

— Вот здесь.

— Остальное — в попе?

— Нет, в ней много мощных приводов, поэтому она так выпирает.

— А тут? — спрашивает Надька, опустив ноги и положив руку на живот.

— Тут пока пусто. Будет остальная часть батареи, сетевая зарядка и генератор.

— Генератор?

— Да, тебе раздобыли армейский — многотопливный. От экзоскелета. Вон он — под столом в ящике. Бесшумный и работает на всём, что горит. Правда — при работе на солярке приванивает, да и вообще в помещении им лучше не пользоваться.

— Ни-фи-га-се-бе... — растягивает Надька. — Это мне придётся солярку пить?

— Можно хоть виски, но дорого и мощность падает. Как вариант — медицинский или технический спирт. Либо уайт-спирит из строительного магазина. Вот тут у тебя стоит бачок на литр. Тут — системы питания и дыхания.

— Дыхания?

— Конечно. Мозгу ведь кислород нужен для работы. Но нырять, в случае чего, на несколько минут сможешь.

— Нырять? Так я и плавать смогу?

— Да. Разумеется — все сервисные крышки должны быть плотно закрыты.

— Кайфово! Съездим на море?

— Надь, мы только насчет прогулки договаривались.

— Фу на тебя, злюка. — обижается кибердевушка. — Ты мне уже начинал нравиться.

— Я дал себе слово не заводить романов с пациентками.

— Ну и не надо.

— Но вообще-то с тобой прикольно. Ты и раньше такой весёлой была?

— Когда не была пластиковой куклой?

— Надька, для меня ты не кукла. Ты — живая.

Она резко садится, осматривает тянущийся к ней кабель, а потом глядит пристально.

— Дим, обними меня, если я живая.

Пришлось сесть рядом и приобнять за талию.

— Не так. Нежно. — тихо требует она.

Она утыкается головой в плечо. Приходится приобнять её крепче и погладить по голове с коротким париком. От неё слабо пахнет новеньким пластиком.

— Надь.

— Что?

— У тебя всё будет хорошо. Обязательно.

Она хмыкает.

— Ты что — провидец?

Отстранив её за плечи, поглядел в глаза.

— Нет. Просто сегодня я узнал тебя лучше. Ты справишься.

— Ты всем так говоришь?

— Тебе — первой.

Она долго смотрит в глаза и скептически замечает:

— Трепло. Я тебе не верю.

— А себе?

Она снова прижимается и тихо отвечает:

— Себе — тем более.

* * *

Снова вечер и снова в палате одна. Но теперь дорога от кровати до окна намного проще. Только осторожно встать, балансируя руками, и сделать шаг. И ухватиться за подоконник. За окном темно и в оконном стекле отражается комната за спиной. Но лицо видно плохо. Попыталась повернуться немного к свету. Лицо чужое, как и голос. Всё чужое. Дура. Бестолковая дура. Если выдернуть кабель — снова наступит беззвучная темнота. Но прежде, чем разрядится батарея — найдут и снова включат. Они не для того старались. Да и страшно. Почему-то даже пустотелой кукле хочется жить. Интересно — вещи тоже так же хотят жить? Нет — вещи вряд ли. А беспилотники? Они боятся смерти? Или они не знают — что это такое? Они ведь стараются не разбиться. Даже беспилотные автомобили стараются не разбиться. Они едут по правилам. Нет правил, разрешающих убить себя. А если вместо питательного состава залить растворитель? Сделать вид, что перепутала? Тут не поможет никакая батарея. Мозги растворятся — и всё. Наверно — это будет быстро. Или нет? Руки ведь не растворяются, когда их моют растворителем. Значит — не быстро. Страшно. А если действительно — случайно перепутать? Нет. Не надо об этом думать. Хотя надо. Если продолжать жить — придётся всему научиться. Как в детстве научилась есть вилкой. А потом научилась готовить. Снова придётся учиться готовить. Подумаешь — новое блюдо. Считай, что ты на диете. Народ на заправке будет офигевать. "Девушка, мне две чашки бензина. Покрепче и без сахара". Не удержалась — и захихикала. Смех показался знакомым. Своим. Прикрыла лицо руками и снова хихикнула. Мамочка. Хочется смеяться снова и снова. Прицелилась, глядя в стекло, как в зеркало, шагнула назад и плюхнулась на кровать. Кровать слегка спружинила и опять захотелось смеяться. Как в детстве. Подпрыгивать, сидя на пружинящей кровати, и просто смеяться от того, что весело. Это весело — смеяться и подпрыгивать. Интересно — батарея и генератор сильно тяжелые? Если с ними так прыгать — кровать не сломается? Значит — надо попрыгать, пока нет тяжелой батареи. Жизнь легка, пока можно прыгать на кровати и смеяться.

* * *

— Пожалуйста — проходите.

Врач входит в палату первым. На кровати полулежит девушка в больничной рубашке. У неё черные волосы, подстриженные коротко. Челка слегка прикрывает лоб. Лицо овальное, немного кукольное. Нос тонкий, прямой, слегка курносый. Брови тонкие. Глаза большие, карие. Особых примет не заметно. Ноги укрыты покрывалом, недалеко от неё на столике — старый ноутбук с чёрным экраном, заполненным текстовыми сообщениями. При появлении гостей откладывает вязание и спокойным голосом здоровается с врачом:

— Здравствуйте, Виктор.

— Надежда, к тебе пришел следователь. Он задаст несколько вопросов.

— Здравствуйте, Надежда. Следователь районного отдела Игорь Юрьевич Носов.

Сев на стул — включил планшет и запустил распознавание речи.

— Должен предупредить Вас об ответственности за дачу ложных показаний. Вы готовы отвечать на мои вопросы?

— Готова.

— Пожалуйста, назовите Ваше полное имя и количество полных лет.

— Надежда Антоновна Курова. Двадцать лет.

Планшет задумывается на несколько секунд и выдаёт сообщение: "Находится в розыске восемь месяцев как пропавшая без вести. Изменить статус розыска?". На экране фотография совершенно другой девушки. Рыжей, круглолицей, с голубыми глазами и более широким носом.

— Кто может подтвердить Вашу личность?

Она пожимает плечами и молча кивает на врача. Тот разводит руками.

— Это та девушка, которая была обнаружена пожарным расчётом. Она сильно обгорела и не подлежала опознанию. Внешность фактически создана заново.

— Отпечатков пальцев у меня тоже нет, — сообщает назвавшаяся Надеждой Куровой, демонстрируя руку. Да, дело сложное. Впрочем — неудивительно. Никогда не доводилось предложить человеку опознание самого себя, но сейчас приходится нажать "подставные" и предъявить ей экран планшета с дюжиной фотографий разных девушек. Она уверенно выбирает ту самую.

— Ладно — перейдём к тому, как Вы оказались в здании. Вы помните обстоятельства?

— Ну... — она заводит глаза к потолку. — Это было... Толик позвал меня пошляться по заброшкам. Они с корешком часто так шлялись.

— Пожалуйста — полное имя Толика и его приятеля.

— Толик Мухоедов. Тогда ему было двадцать три. Приятеля он называл Марлоном. А Марлон Толика — Мухой.

На имя "Анатолий Мухоедов" планшет с ходу выдаёт двоих. Одному сейчас двадцать три, другому — двадцать четыре. Кнопка "подставные" вываливает на экран ещё десяток портретов молодых людей близкого возраста.

— Пожалуйста — укажите: кто из этих людей похож на указанного Вами.

Девушка смотрит на поднесённый ей экран, недолго раздумывает и тычет в одного.

— Вот этот похож. Только Толик постарше и причёску по-другому носил.

Действительно — она опознала старшего из Мухоедовых. Планшет, не долго думая, сообщает: "Погиб семь месяцев назад. Несчастный случай по собственной неосторожности. По показаниям знакомых, в последний месяц замкнулся, находился в глубокой депрессии". Судя по всему, девушка говорит правду, но хуже то, что теперь от её показаний зависит ещё больше.

— В каких отношениях Вы состояли с Анатолием?

— Ну...

— Надежда, Вы должны отвечать на мои вопросы.

— Блин... Ну в близких. Ночевал у меня. Но я побаивалась. Мы только обнимались.

— Надежда, постарайтесь максимально подробно вспомнить события того дня.

Планшет автоматически входит в режим "регистрация показаний". Девушка задумчиво покачивает головой.

— Это был — по-моему — понедельник. У меня был выходной, у Толика — короткий день. Вечером зашел Марлон.

— В каком часу это было?

— Не помню. Кажется — уже темнело.

— Как он выглядел?

— Он ходил в такой дурацкой куртке с капюшоном, и всегда как будто смотрел под ноги. Так что я и лица его толком никогда не видела. Зато он часто крутил в пальцах спичечный коробок. Как будто сейчас фокус покажет.

— Понятно. Продолжайте.

— Ну... Я пошла на кухню, они о чём-то тёрли, а когда я вынесла перекусить, Толик предложил мне собираться. Он сказал, что есть прикольное место, и мне там понравится. Ну я всегда за любой кипишь, кроме голодовки. Так что долго меня уговаривать не пришлось.

— В котором часу вы вышли?

— Ну так... Уже почти стемнело.

— Как долго вы шли?

— Ну я не засекала. Я по дороге ещё потыкалась в мобилку, а потом увидела забор с воротами. Марлон надавил на ворота, они немного приоткрылись, и мы зашли. Там был длинный тёмный двухэтажный дом и приванивало какой-то мазутой.

— Вы сможете опознать этот запах?

— Она больше не чувствует запахов, — сообщил врач.

— В общем — мне там сразу жутко не понравилось, а пацаны посмеялись и сказали, что я могу оставаться во дворе. А они зайдут. И я, как дура, потащилась за ними.

— Что Вы делали в здании?

— Сначала держалась за Толика и смотрела под ноги. Он фонариком светил, а Марлон спички жег. Потом я решила, что всё не так уж страшно, включила фонарик в телефоне и начала разглядывать старые плакаты на стенах. Там в одной большой комнате было много понаклеено. И совсем старые, и новые. И жутко воняло. Я не заметила, как начало вонять горелым. А потом в комнате стало светлее, я обернулась, а это дверь горит. Я кинулась к окну, разбила стекло, а на окне решетка. А потом начали загораться плакаты. Там ещё стояли какие-то бочки и большой грязный баллон. И ещё всякое валялось. И всё начало гореть. И пол тоже.

— Вы не пытались покинуть комнату?

— Как я могла? Около двери горела бочка. Так горела, что гудела. Я прижалась к окну и надеялась, что до меня не достанет. А потом что-то бабахнуло, разлетелось и на мне начала гореть одежда. А потом я очнулась в больнице. Всё.

— Вы так спокойно об этом рассказываете.

— Слишком много раз всё это вспоминала. И всё равно я теперь не могу заплакать.

— Понятно. У Вас был при себе мобильный телефон. Вы пытались вызвать помощь?

— А куда бы я вызывала? Я же адреса не знала.

— Можно было воспользоваться приложением автоматического экстренного вызова. Оно есть во всех телефонах уже много лет.

— Ой... Я не подумала. Я так испугалась...

— Ладно. Почему Вы не сообщили Ваши полные данные ранее?

— Не знаю. Я думала — это известно.

— Она четыре месяца была без сознания, — напомнил врач.

— Вы желаете, чтобы мы сообщили Вашей матери о Вашем местонахождении?

— Не знаю... Пока не говорите ей ничего. Толику что за это будет?

— Трудно сказать. Следствие определит.

— Хорошо бы побольше ему припаяли. Передайте ему от меня, что он — козёл.

— Обязательно. Выздоравливайте. До свидания.

Когда покинули палату, врач подошел ближе и негромко сказал:

— Пожалуйста — не сообщайте пока родным ничего. Я не уверен, что они признают её после того, что произошло.

— Я видел фото с места происшествия. Это были обгоревшие останки. Вы сделали невозможное. Но почему всё-таки Вы не поинтересовались её полным именем? У нас бы по крайней мере не висело дело о пропаже человека.

— Игорь Юрьевич, видите ли... Ей нужно было время, чтобы осознать произошедшее. То, что с ней произошло, на самом деле непоправимо. Это не просто изменившаяся внешность. Вы ведь слышали о киборгах?

— Я понял. Я пока не буду сообщать её матери.

* * *

Проводил следователя и вернулся в палату. Надежда продолжает вязать, полулёжа на кровати. При этом чему-то улыбается. Кажется — она довольна. Нетрудно понять — что её радует.

— Радуешься, что справедливость восторжествовала?

Она поправляет нить и кивает.

— Теперь не отвертится.

— Ты ничего не прибавила?

— Я — конечно — дура, но не настолько. Он вообще-то предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. Да я и раньше об этом слышала.

— И ничего не скрыла?

— Виктор, Вы что — меня в чём-то подозреваете? Какой мне смысл что-то недоговаривать? Вот хотела Вам шарфик подарить, а теперь себе оставлю.

— Оставь. Он тебе пригодится.

— Зачем?!

— Чтобы зимой не мёрзнуть.

— Не поняла...

— Во-первых — тебе нельзя переохлаждать нервную систему. Во-вторых — нельзя заморозить воду в системе жизнеобеспечения. В третьих — батарея не переносит низких температур. И учти, что в спокойном состоянии у тебя тепловыделение гораздо меньше. Конечно — есть система подогрева, но она сильно разряжает батарею. Так что зимой придётся одеваться по погоде. И чаще подзаряжаться.

— Вот так номер, — глядит она удивлённо.

— Летом всё наоборот. В сильную жару тебе придётся следить, чтобы голова не перегревалась. Потеть ты не будешь, но можешь просто поливать голову водой.

* * *

За окном вечер. Упёрлась лбом в оконную раму, закрыла глаза.

— Толик. Козлина. Пригласил — блин. Я ему устрою ласковую встречу. В зале суда. Надо было ещё приврать что-нибудь. Ну уж нет. Там и правды хватит. Наверняка же этот Муфлон и подпалил своими спичками. Ну ничего — теперь-то из Толика точно имя этого поджигателя вытрясут. Ещё бы снять при судьях оболочку с руки, как Терминатор. И сказать — вот, во что они меня превратили! Ненавижу.

* * *

Глава 3

За окнами — лето. С тех пор, как установили батарею и включили мобилку — жизнь перестала казаться совсем уж грустной. Да — непривычно каждый вечер ставить себя на подзарядку, как телефон. Медсестра и Димка учат себя обслуживать. Здорово, что быстро научилась пользоваться мобилкой. Первым делом приспособила её, как записную книжку. Чтобы ничего важного не забыть. Долго не решалась позвонить маме. Это был первый звонок. И очень тяжелый разговор.

— Здравствуйте.

— Мама, это я.

— Девушка, вы, наверно, ошиблись номером.

— Мама, это правда — я. Надя. Я не погибла.

— Надька! Ты почему столько молчала?! Я тебя уже похоронила три раза!

— Мам, меня спасли. Я ещё в больнице. Мне первый раз разрешили позвонить.

— Дочка, что с тобой случилось?! Я приеду!

— Мама, не надо. Мне ничего не надо. Я уже сама хожу. Но я очень сильно изменилась. Ты меня не узнаешь.

— Не морочь голову, Надька. Ты где?

— Я же говорю — я в больнице. Доктор сказал — я теперь буду жить долго. Мама, я тебя люблю. Только не надо приезжать. Я потом сама приеду.

— Надька, ты что такое несёшь? Ты думаешь — я тебя не найду?

— Мама, лучше скажи — как у тебя дела?

— Дела — чуть ежа не родила. Как жила, так и живу. Когда тебя можно будет видеть?

— Мама, я пока не хочу, чтобы ты меня видела. Я в пожар попала.

— Надька, ты чего — лицо обожгла? Тебе на пластику деньги нужны?

— Мам, мне ничего не нужно. Уже всё сделали. Но мне надо привыкнуть. К себе привыкнуть.

— Фух. Ты что — раньше не могла передать через кого-нибудь? Ты обо мне подумала хоть раз?

— Мам, я без сознания несколько месяцев лежала.

— Сознание. Совесть ты потеряла, а не сознание. Я на квартиру к тебе раз пять приезжала. Кстати — твои вещи во второй раз забрала. Куда тебе их привезти?

— Мам, они мне теперь по фигуре не подойдут. Желтая майка у тебя?

— У меня. Я всё постирала. Вот уже и не верила, а как чувствовала, что ты найдёшься. Я тебе больше не дам где попало шляться. И жениха тебе найду порядочного.

— Мам, не надо жениха.

— Я тебе дам — не надо! Непутёвая! На кой я тебя в город отпускала? Ни в институт не поступила, ни замуж не вышла!

— Мам, не нужен мне никакой жених!

— Ты что — нашла? А мне почему не сказала? Он тебя хоть раз в больнице навещал?

— Мама, я этого придурка теперь только через решетку согласна видеть! Я из-за него и обгорела!

— Фух... Ну ничего, вернёшься домой — больше никаких гулек с непутёвыми. Татьянин Павлик на агротехника отучился, работает, пойдём к ним в гости...

— Мам, я ему не нужна!

— Вы же дружили раньше!

— Ага! Ты ещё вспомни — как я ему фонарь поставила!

— И вспомню! Вспомню! И как вы с рыбалки леща вдвоём несли вспомню!

— Мама, он ещё в прошлом году с Люськой из моего класса эль амор закрутил! Я их фотки в Одноклассниках видела!

— Мало ли что ты видела! Люська за Никитку ещё зимой вышла, уже пузо видать! Когда я твоё увижу? Я тоже внуков хочу! Чего молчишь?

— Мам... У меня не будет детей...

Сделала отбой и села на кровать, закрыв лицо руками. Плакать нечем. Остаётся сидеть неподвижно и молчать. Мама, наверно, пытается перезвонить, но связь отключена. Не надо было ей звонить. Лучше бы она считала, что её дочь умерла. А раз сказала "А", придётся ей показаться. Но не сейчас. Потом. Когда-нибудь.

* * *

Прогулки по коридору — это уже совсем не то, что ходить на кабельной привязи по палате. Всё ещё нужно опираться на что-нибудь руками. Теперь всё чаще руку помощника или стенку заменяет палочка. И всё чаще стала поднимать взгляд вперёд. А впереди — люди. Нет — понятно, что это больница. К тому же — с особенно невесёлым уклоном. Вот — из кабинета вывозят на каталке пожилого мужчину. У него нет обеих ног. Он достаёт из кармана телефон, прикладывает старомодный овальчик к щеке и громко говорит скрипучим голосом.

— Привет, Шурик. Да, угадал. Не дождётесь. Готовьте удочки. Нет, пока нет. Сказали — ещё месяц никаких забегов. Слушай, тут мимо такая красотка с палочкой гуляет. Был бы я помоложе — ещё бы тут остался. Ага — щас. Выпихнут, только чирикнуть успею.

Невольно оглянулась. Вариантов, кого бы он мог назвать красоткой, больше нет. Это позабавило. Прошла мимо него с лёгкой улыбкой.

— Красавыца, падскажи — как прайты в працедурный? — говорит чернявый кавказец с сильным акцентом. На его лице свежий шрам, а правая рука висит на перевязи.

Открыла в телефоне схему здания. Когда её фотографировала — со стороны это выглядело, будто просто подошла и несколько секунд посмотрела.

— Вам в который?

— Ваймэ, дэвущька, их щто здэс — целий два? Мнэ тот, в каторий ултразвук дэлают.

— Тогда это не процедурный. Вам сейчас в ту сторону, поднимитесь на этаж по лестнице, поверните налево, будет вторая дверь справа.

— Спасыба, красавыца. Багатаго тэбэ женыха!

Мысль о женихе сразу испортила настроение.

* * *

— Надюха, ты там не по телефону треньчишь?

— Нет, просто задумалась, — тихо отвечает кибердевушка, открывая глаза. Вообще-то встроенный телефон позволяет ей разговаривать, не привлекая внимания. Говорят — те, кто освоил его хорошо, могут одновременно разговаривать по нему и вести нормальный разговор, как ни в чём ни бывало. Благо — входной голосовой синтезатор у него свой, а выход заведен на те же нервные окончания, что преобразователь левого уха. И громкость регулируется автоматически — всегда слышен, но и не сильно мешает слышать внешние звуки. Обзору тоже не мешает. Надька говорит, что видит его как бы над полем зрения.

— Потом подумаешь. Пошли дальше.

Она берёт в руку тросточку, лежавшую на коленях, и, на всякий случай держа перед собой, встаёт с лавочки. Она уже неплохо ходит сама, но тросточку всё ещё носит. Как третью опору. Если бы не тросточка — можно было бы принять её за обычную здоровую девушку на прогулке. Сама заказала себе в интернет-магазине одежду — и теперь выходит только в ней. Сиреневые брючки из тонкой ткани, лёгкая блузка в цветочек, туфельки на небольшом каблучке. Ничего необычного. Иногда она болтает без умолку, но сегодня что-то не в настроении.

— Дим, когда меня выпишут из больницы?

— Как только будешь готова к этому сама. Твой случай — особый.

— Таких, как я, мало?

— К счастью — очень мало. В нашей больнице первый случай. Да и в стране, кажется, единицы.

— Ты знаешь про них?

— Немного. Одного видел. Приезжал к нам для обучения. Спасатель. Скромный мужик, на вид лет тридцать. Ему полностью внешность восстановили, да и пострадал он меньше, даже может есть нормально. О себе говорил мало, больше изучали по нему технические подробности. Один раз только похвалился фотографией с семьёй. Пацан маленький, года три. Огорчался, что второго не будет.

— Бедная его жена...

— Не знаю. На фото она его обнимала.

— Можно мне тебя обнять?

Хотя она не очень-то мягкая, но обнимает нежно. Парик ей сменили на немного более длинный, так что со стороны вообще можно позавидовать такой обнимающейся парочке.

* * *

Обнявшуюся пару видно из рабочего кабинета психолога. Любопытно — что она чувствует к Дмитрию? Он — всё таки — один из главных создателей её нового тела и много время уделяет ей. Это входит в его должностные обязанности — никто лучше него не знает её устройство и возможности. Но похоже — он привлекает её и как молодой человек. Хотя Надежда лишилась всех женских органов и половое влечение сильно ослаблено, сознание у неё по-прежнему женское. В этом отношении она прекрасный объект для изучения. И сколько бы инженеры ни утверждали, что пропорции её тела определялись компоновкой внутренних агрегатов — она получилась довольно привлекательной. Такими часто делают секс-дроидов из серии "для любителей натурализма". Разве что — грудь у них всё-таки заметно больше и лицо с более пухлыми губами.

Дмитрий гладит её по голове и что-то говорит. Она трудно привыкает к своему новому состоянию, но это вполне естественно. Особенно учитывая — сколько на неё свалилось сразу. Она долго не решалась восстановить прежние документы. Некоторые в её положении предпочитают сменить фамилию или вовсе стать безымянным номерным киборгом — и начать жизнь с чистого листа. Многие вовсе отказываются от такой жизни. И таких трудно осудить. Надежда тоже не слишком радостно восприняла, когда впервые получила на карту пенсию по инвалидности. До — она не слишком похожа с виду на инвалида первой группы. Но её тело будет требовать периодического обслуживания, профилактики. Хорошо бы, чтобы у неё появился кто-то, кто будет присматривать за ней. Кофе совсем остыл.

* * *

То, что увидала однажды в во дворе больницы, заставило вздрогнуть и остановиться. Шедшая навстречу женщина выглядела несколько пугающе. Молодая, стройная, в чёрной майке и чёрных джинсах с кожаной отделкой. Правая рука вся в татуировках, вместо левой до половины предплечья — жутковатого вида протез. Он не такой, как делают обычно — повторяющий вид живой руки. Он подчёркнуто механический, из переплетения чёрных и хромированных деталей. Особенно пугающе выглядят пальцы с тянущимися по тыльной стороне разноцветными трубочками. Немногим лучше выглядела и её голова. Правый висок выстрижен под ёжика, посередине — длинные чёрные волосы собраны в гребень, свисающий назад. А левая сторона головы закрыта титановой пластиной, состоящей из нескольких деталей. Вместо уха — выпирающий фонарь. Один из стыков пластины продолжается вытатуированной на щеке ломанной линией до уголка рта. И по обе стороны от линии — будто головки заклёпок. Но при этом всём — лёгкая улыбка и взгляд, кажущийся добрым.

— Что, милаха, пугаю? Не бойся — я током не бьюсь. Хочешь тату?

— Нет, не хочу. Я просто таких тут ещё не встречала.

— А что — часто тут бываешь?

— Я уже несколько месяцев тут.

— И с чем... Постой-ка... — вдруг вглядывается она, протягивая навстречу зататуированную руку. И вдруг у неё вырывается восторженный шепот — Ваау...

— Вы про блузку?

— Лопни моя батарейка. У тебя что — и обе руки и лицо целиком?

— А... Так заметно?

— Да нифига себе, я не сразу вдуплила. Как же ты летела, что после этого жива осталась?

— Я не летела... Я... горела.

— Лопни моя батарейка. Куколка, и докуда же ты такая куколка?

— А Вам не всё ли равно?

— Не — ну реально вообще круто выглядит. Когда ты так одета, издали не поймёшь, что с тобой что-то не так. А приглядишься — можно подумать, что вообще вся. Слышь, я не только тату набиваю. Могу тебе на край протеза рисунок хороший сделать. Будет украшать, а не портить. В натуре — тебе фри.

Это заставило отвернуться.

— У меня нет краёв.

— Чего?

— Я действительно — вся. Отстаньте от меня, пожалуйста.

— Что — реально вся? — не унимается татуировщица, идя следом. Уйти от неё не удаётся — она шагает быстрее.

— Куколка! Да это же вообще круто! У тебя что — полностью вся кожа силиконовая?!

Ничего не остаётся, как повернуться к ней и выпалить:

— Да! У меня всё! Совсем! Я вся сгорела! Только мозги остались! Что — круто?

— Лопни моя батарейка... Я Софья-Виктория, а тебя как звать?

Имя оказалось таким же необычным, как и внешность. Остановилась и представилась:

— Надежда. А Вы что — испанка? Почему такое имя?

— Мама хотела назвать Викой, а папа — Софьей. Оба жутко упёртые, так что записали двойное. Так ты — выходит — киборг?

Система дыхания не позволяет грустно вздохнуть, поэтому просто опустила голову и тихо ответила:

— Выходит — да.

— Ты чего нос вешаешь?! Это же нереально круто ваще! Ты сама даже не представляешь — насколько!

— И что в этом крутого?

— Да ты же можешь выглядеть — как на душу ляжет. Только бабла вкинуть. Приводы хочешь меняй — хочешь не меняй, а оболочку можно в любой хлам затюнинговать.

— Я не хочу быть хламом.

— Да хоть под золото!

— Мне больше нравится казаться живой.

— Сейчас нравится — потом вдруг передумаешь. Я по-твоему сразу себе такой видон закатала?

— Не знаю...

— А разве я не крута?

— Слишком... Вызывающе.

— Куколка, ты точно сказала! Вызывающе! Не хочешь вызывать — можно приводы затюнить. Знаешь — как прикольно качков троллить? У тебя на сколько батареи хватает?

— Ещё не знаю. Просто каждый вечер включаюсь на подзарядку. Генератор ни разу не включала.

— Ка... Какой ещё генератор?...

— Ну... Встроенный... — смутилась, прикладывая ладонь под грудью — там, где генератор.

— Чего?! Лопни моя батарейка! Ты что — под дальняки заточена?

— В каком смысле?

— А на кой дьявол иначе свой генератор? Я с тебя пищу и плачу. Да все протезники розетками обходятся. На чём он у тебя фырчит?

— Ну... Дима говорил, что на любом топливе.

— Димон? Кодер? Так ты его знаешь?

— Он меня включал и настраивал.

Софья-Виктория хватается обеими руками за голову.

— Пищу и плачу! Куколка, да круче тебя только горы, на которых никто не бывал!

* * *

Это странно. Встретить человека, который завидует твоему несчастью. За окном палаты снова вечер, кабель обычной китайской зарядки воткнут в розетку, а блочок — прилеплен к боку чуть выше пояса. Зарядка бесконтактная, может работать даже сквозь тонкую одежду. Так что лёгкий халатик для неё не помеха. Пока идёт зарядка — можно спокойно спать, автоматика не даст батарее испортиться. Но пока сон не идёт. Правая рука лежит под головой, а левую захотелось разглядеть повнимательнее. Вблизи она всё-таки отличается от настоящей. Но гораздо больше она отличается от того, что сделала себе Софья-Виктория. Кажется — её батарейка чуть не лопнула от восторга, когда она увидела, что такое встроенный телефон. Вернее — она-то ничего и не увидела. Просто она назвала свой номер телефона, и тут же телефон у неё в руке зазвенел. Правда — сразу оказалось, что в пластину на её голове встроена не только подсветка, но и беспроводная гарнитура. Но когда она поняла, что голос слышит — а губы не шевелятся... Она всё-таки странная. Может быть — она ненормальная и всё-таки стоит её опасаться? Внешность не всегда бывает обманчива. С кем бы посоветоваться? Может быть — Дима? Раз она его знает, может быть — и он знает её? Даже не нужно шевелиться, чтобы проверить время, набрать его номер и услышать:

— Внимаю.

— Димочка, я тебе не помешала? — собственный голос слышно только благодаря выходу телефона, причём его голос слышно громче.

— Надя? Что случилось в ночь глухую?

— Случилась странная встреча. Сегодня я встретила одну пациентку клиники. И она показалась мне очень странной. Она тебя знает.

— Неудивительно. Меня тут каждая собака знает. Если, конечно, у этой собаки есть какой-нибудь бионический протез.

— А ты знаешь такую Софью-Викторию?

— О-о-о! Это местная достопримечательность. В её протез встроена машинка для четырёхцветной татуировки. Обычно иглы сняты и краска не заправлена. Так что случайно наколоть кому-нибудь она не может. Но выглядит устрашающе.

— Ты не знаешь — что с ней случилось?

— Врачебная тайна. Но вообще-то она — байкерша со стажем, так что можешь догадаться сама.

— Дим, а она точно не чокнутая?

— Опять же — врачебная тайна. Но вроде — нет. По крайней мере — никаких особых мер при общении с ней не требуется. А что? Она к тебе приставала с предложениями сделать наколку?

— Она мне позавидовала.

— А — ты про это... Есть у неё такой пунктик. Подозреваю — это она сама себя так утешает. Но может быть — ей и правда это нравится. Если натыкается на кого-нибудь из молодых пациентов — может начать расписывать, как это круто, и что можно сделать ещё круче. Что она себе сделала — ты сама видела. Но, знаешь — от этого её пунктика пользы больше, чем вреда. Многие после встречи с ней как-то оживают.

— Кажется — я тоже. Она меня развеселила. То есть сперва напугала своими приставаниями, а потом мне стало весело. Это правда, что я теперь могу стать, какой захочу?

— В принципе — да. Это может стоит немалых денег, но да — возможно. Внешность ведь тебе тоже выбирали из нескольких вариантов. И лица, и всю остальную мягкую оболочку делают на трёхмерном принтере под заказ. Примерно то же самое и с твёрдой оболочкой, только технология немного другая. Например — можно было сделать тебе поуже бёдра, но тогда пришлось бы для баланса увеличить талию и перекомпоновать батарею.

— Не надо, я уже привыкла к этому. А что ещё можно было бы изменить?

— Да в целом — всё. Но приходится балансировать. Можно поставить более мощные приводы — но тогда нужны более ёмкие батареи. Тогда для сохранения плавучести пришлось бы делать тебя более полной. Наоборот — для более стройной фигуры придётся экономить на весе всего. А значит — прощай, длительность автономной работы и спортивная форма. Можно поставить облегчённые приводы, но тогда у них будет маленький ресурс работы. Ты бы хотела сломаться где-нибудь в неподходящий момент?

— Нет-нет. Димочка, я ничего не хочу менять. Я в этом мало понимаю.

— Вот правильно. А некоторые не понимают — а лезут с советами и пожеланиями. Хуже того -начинают менять сами. Результат бывает унылый. Насколько я помню — Софья-Виктория тоже через это проходила. Правда — у неё только рука и накладка на голове, так что тут ничего страшного. Хуже, когда так экспериментируют с ногами.

— Димочка, спасибки. Ты мне всегда так хорошо всё объясняешь — даже такой дуре, как я, всё понятно. Да — Софья-Виктория называла меня куколкой. Я правда похожа на куколку?

— Честно?

— Да.

— На хорошенькую куколку точно похожа. Про тебя же ничего не было известно: мобильник расплавился, документов никаких. Возраст примерно определили, но вот выяснить, как ты выглядела, быстро не получалось. А оболочка была нужна побыстрее. Поэтому Михалыч настоял, чтобы ты была хорошенькая и с красивой фигуркой. Чтобы наверняка не хуже, чем было.

— Дим, я довязала шарфик. Ты же не обидишься, если я Виктору Михайловичу его подарю?

— С чего бы я обиделся? Я шарфы не ношу. Ладно. Спокойной ночи.

— Чмок тебя в щечку. Пока.

Разговор окончен. Забавно, что за всё время разговора в комнате не прозвучало ни единого звука. Как будто просто лежала и с улыбкой смотрела в потолок. А потом даже глаза закрыла.

* * *

Сидела в соседней палате и болтала с девочками о разном. Их в палате четверо. У младшей — восьмиклассницы Катюшки — врождённый дефект коленных суставов. Она ещё растёт и приходится их периодически заменять. Хафиза работала вахтовым методом на крайнем севере и заблудилась. Отморозила ноги. Хочет после лечения вернуться обратно. Теперь ведь ей не так страшно, а платят там хорошо. У самой старшей — Розы Вячеславовны — искусственное сердце. Оно уже работает давно и сейчас потребовало профилактики. Когда ругаются с мужем — он называет её бессердечной. Марианна — артистка. Родилась без рук, так что она здесь — пациентка с самым большим стажем. У неё крупные, как у мужчины, кисти с тонкими пальцами. Выглядят немного странно, но так удобнее играть на рояле. И голос у неё чудесный. Раньше слышала её выступления, но никогда не думала, что доведётся вот так встретиться. Ей предстоят зарубежные гастроли, поэтому решила сделать профилактику приводов.

— Вы не представляете, девочки, как это было неприятно. По дресс-коду на вечере необходимо было быть в белых высоких перчатках, а я умудрилась потерять свои! Это же был кошмар! На мне ведь сидят хорошо только пошитые на заказ!

— Ой, а я видела репортаж. Там промелькнули твои руки в перчатках с обрезанными кончиками пальцев.

— Надь, я весь вечер чувствовала себя не в своей тарелке.

— А я думала — это специально, очень красиво выглядело. Я и себе такие купила, когда к подружке на свадьбу ходила. За столом ещё и удобно.

— Да? Спасибо тебе, Надюша! У меня просто камень с души упал!

Она обнимает своими искусственными руками. Удивительно — как можно так долго переживать из-за таких пустяков.

* * *

Глава 4

Общение прервал неожиданный звонок. Девочки даже толком не поняли — что произошло. С виду — просто встала, извинилась и вышла.

— Надежда Курова?

— Да. Это я.

— Районный отдел полиции. Вам необходимо приехать на опознание. Немедленно.

— Простите, я пока не выхожу из больницы.

— Вы в состоянии передвигаться самостоятельно?

— Да, я уже хожу.

— Минуточку.

Звонок прерывается. Что-то случилось. Может быть — нашли кого-то из этих двух полудурков. Ужасно не хочется выглядеть перед ними милой дурочкой. Со всей доступной скоростью отправилась в кабинет Виктора. Он на третьем этаже. Ноги легко выносят на этаж вверх. В коридоре третьего этажа приходит осознание, что перешла на бег. Впервые после несчастья. Дверь кабинета распахнула без стука. Рывком.

— Да, она... А вот и она, — говорит Виктор Михайлович в трубку. — Да, обязательно. Да. Если не трудно. Отлично. Надежда, за тобой приедут из полиции.

— Да, они звонили. Они нашли этих придурков?

— Подробностей не говорят.

— Мне переодеться?

— Подожди. Они обещали привезти одежду. Пока спустись к себе.

Потянулись минуты ожидания. Села не кровать, на всякий случай подключила зарядку. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Не Толика. Эту сволочь узнала бы из тысячи. Марлон. Вот — кого вспомнить трудно. Видела его несколько раз и ни разу не разглядела его лица. Ни цвета волос, ничего. Всегда в этом дурацком капюшоне. Как знал, скотина, что придётся скрываться. Всё таинственности на себя напускал. Дала себе слово впредь присматриваться внимательнее к таким подозрительным. А лучше — сразу фотографировать. Благо — теперь это можно делать незаметно. Услышала с улицы сирену полицейской машины. Не утерпела — встала в дверях. Так что двум появившимся женщинам в форме даже не пришлось стучать.

— Надежда Курова? — с ходу спросила одна из них.

— Да. Я ждала вас.

— Отлично, одевайтесь. — сунула пакет вторая.

В пакете оказались синяя форменная юбка, голубая блузка, форменная синяя курточка без знаков отличий. Эта форма у них не меняется уже много лет. Ещё в старых фильмах её видела. С помощью женщин торопливо влезла в одежду, всунула ноги в чёрные туфли со старомодными шнурками и сразу почувствовала себя другим человеком. Захотелось встать по стойке "смирно" и что-нибудь отрапортовать. Или сказать "Вы арестованы". Когда спустились втроём к машине — там уже ждал Андрей Васильевич, психолог. В полицейский беспилотник сели вчетвером. Оказывается — у них ещё есть руль. Но та, что села за руль, просто выбрала на экране адрес и положила руки на подлокотники. В окне первого этажа блеснуло отражение включившейся мигалки, заверещала сирена, резко выехали и рванули по улицам. Никогда ещё не доводилось ездить по городу с такой скоростью. Кажется — все остальные машины бросаются врассыпную при приближении полицейской. Даже не успела толком понять — куда ехали, а уже оказались на месте. Лопни моя батарейка — как сказала бы сейчас Софья-Виктория. Проходя по коридору за той, что сидела за рулём, почувствовала себя жутко важной.

— Сюда, пожалуйста, — произнесла провожатая, открывая одну из дверей.

В большом кабинете на стульях сидели несколько человек в гражданской одежде и несколько полицейских. В одном из них узнала следователя Носова. У дальней стены выстроились шестеро парней в куртках с капюшонами. Носов подошел ближе и спросил:

— Скажите — Вам знаком кто-нибудь из этих людей?

Знаком? Все шестеро напоминали комплекцией и ростом Марлона. И так же стояли, склонив головы. А потом догадалась взглянуть на их руки. Пятеро стояли, просто опустив руки вниз, кое-кто держал себя рукой за руку. И только один будто нервно крутил в пальцах правой руки коробок. Шагнула ближе к его соседу и прошипела:

— Марлон, тебе конец.

Тот, что теребил пальцами, вздрогнул и немного поднял голову. Теперь точно ошибки быть не могло. Будто перед глазами полыхнули языки пламени от горящих бочек. Подошла ближе и молча врезала ему пощёчину. Наотмашь, с хорошего размаха. Вложилась в удар, как могла. От удара Марлон упал на своего соседа.

— Врача! — закричал кто-то. — Она его ударила!

Подхватила ненавистного поджигателя обеими руками за грудки. Притянула к себе.

— Это я была с тобой и Толиком, когда вы устроили поджог! Зачем вы хотели от меня избавиться?

Марлон поглядел в лицо, сплюнул красным и ударил в ответ. Это было его ошибкой. Его тут же отобрали, но он начал кричать, держась за ушибленную руку:

— Курва! Так ты — полицейский бот! Теперь понятно, почему ты Мухе не давала! А этот слюнтяй по тебе потом обрыдался! Радуйся, падла железная, если умеешь!

Дверь за ним закрылась.

— Подставные свободны. Спасибо вам, молодые люди, — поблагодарил Носов. — Прошу понятых расписаться в протоколе опознания.

Потом подошел ближе:

— Надежда, Вы очень нам помогли. Спасибо Вам. Скорее всего — Вы ещё понадобитесь. Вы ведь пока не собираетесь уезжать из города?

— Я должна дать подписку о невыезде?

— Просто будьте на связи. Если понадобитесь — мы Вас вызовем.

А потом испугалась, увидев на лацкане форменки кровавое пятно. Не сразу поняла, что это плевок Марлона с прилипшим обломком зуба. Своих пятен такого цвета больше не будет. Физраствор желтый.

* * *

Обратно отправили без сопровождения, на неприметной разъездной машинке. Попросил автопилот включить спокойную музыку. Надежда сидит рядом молчаливая и сосредоточенная. Неподвижно смотрит вперёд. В этой одежде она кажется настоящей сотрудницей полиции. На опознании она держалась великолепно, а то, что потеряла самообладание — это легко понять. К тому же, её удар заставил самого гражданина Мареляна проговориться, невольно подтвердив её показания. Хотелось бы знать — о чём она сейчас думает. Но искусственное лицо — слишком ненадёжный источник информации о её эмоциях.

— Надя, ты довольна?

— Да. Теперь этот придурок ответит за всё. А Толика я просто больше не хочу видеть.

— Тебе никогда не казалось поведение Марлона странным?

— Ещё каким странным.

— Кажется — он не в себе. Я не успел достаточно его рассмотреть, но, судя по тому, что увидел — с его психикой не всё в порядке.

— Так он — маньяк?

— Я бы назвал его маньяком — огнепоклонником. Можно задать тебе несколько вопросов о твоём бывшем?

— Пожалуйста — не надо. Не хочу о нём вспоминать.

— Понимаю.

Остаток пути ехали молча.

* * *

Прежде, чем снять полицейскую форму — покрутилась в ней перед зеркалом. Форма уже подпорчена, полностью отчистить пятно не удалось. Поэтому её разрешили оставить. А поскольку на ней нет никаких знаков отличий — можно спокойно выходить в ней в город. Это не будет расценено, как незаконное ношение форменной одежды силовых структур. Так они объяснили. А ещё очень захотелось снова позвонить маме. Но сперва сняла форму... И ещё немного повертелась перед зеркалом. Если бы не тонкие полоски на стыках частей оболочки и по краям сервисных крышек — можно было бы выдать себя за живую. Купальник, если что, придётся носить закрытый. Но фигурка, действительно... Вспомнила фото сексодроида, которое видела где-то в рекламе. Дожилась. Похожа на искусственную куклу для секса. Пустышки, умеющие поддерживать разговор и обниматься. Даже передёрнуло. Влезла в халат и улеглась на кровать.

— Алло, мам.

— Надюшка? Ты?

— Да, я.

— Мне приехать за тобой?

— Мам, пока не надо. Меня ещё не выписывают.

— Уж больно долго. Ты что-то от меня скрываешь.

— Мам, я стала красивее. Со мной тут пациенты заигрывают. Ты не будешь сердиться?

— Смотри, дочка, в подоле не привези.

— Не переживай. Тут с этим строго. Мам. Может быть — мне в полицию пойти работать?

— Дура ты, Надька. Кто тебя туда возьмёт без образования? Как выпишут — езжай домой. Хватит летать — в поле ветер, в жопе дым.

— Мам, приеду. Обязательно. Я по тебе соскучилась. Но ты мне скажи без повышения громкости — что я буду в посёлке делать такая красивая? Коровам хвосты заворачивать?

— Я их сильно заворачиваю? Говорила тебе, непутёвая — поступай на высшее. А ты всё раздумывала — куда идти.

Подняла ногу и пошевелила пальцами. Они с упрощённым приводом, так что шевелятся только все вместе.

— Мам, я и правда была дура. Наверно — мне надо было через всё это пройти.

— Хочешь сказать — поумнела?

— Кажется — да.

— Когда кажется — крестятся.

— Когда крестятся — ещё больше кажется. Мам. У меня тут такие интересные соседки есть, что жалко выписываться. Сейчас подумала — если возьмут медсестрой, то я останусь.

— Для этого тоже образование надо. Не догадалась?

— Ладно, мам. Если что — работу найду. С моей мордашкой это теперь проще.

— Надька, ты серьёзно что ли красавицей писаной стала?

— Ой, мам, сама не налюбуюсь. Я же говорила: приеду — не узнаешь. Сама-то как?

— Чудесно. Седые волоски дёргаю, которые мне дочка обеспечивает.

— Мам, ну я же не специально. Так само вышло.

— Вечно у тебя всё само выходит. Только обычно боком.

— Мать, вот я сейчас даже спорить с тобой не буду.

— Надька, ты что — и впрямь поумнела?

— Раза в два. Только не говори, что ноль на два — тоже ноль.

— Да, уж считать тебя в школе научили. Я тут сама уже дни считаю. Хоть звони почаще.

— Ладно. Мам, а как думаешь — с полицейской формы трудно пятно отчистить?

— Кому это ты форму уделала?

— Задержанному полудурку нечаянно морду разбила, а он на меня зуб выплюнул. Теперь висит китель на вешалке с пятном — жалко.

— Надька! Ты что несёшь?! Ты где?! Ты чего молчала?! Ты как в больницу-то попала?! Надька!

— Мам, приеду — всё расскажу. Пока.

— Надька! Стой, Надька! Какой китель?! Какой задержа...

Отбой разговора.

* * *

Из окна видно, как Надежда бегает по двору. У неё нормальная женская пластика движений. Трудно даже подумать, что скрывается за этой лёгкостью и грацией. Похоже — она имеет успех у мужской части пациентов. Впрочем — в силу специализации клиники — мужчин среди пациентов намного больше. Чаще всего попадают военные, спасатели. Те, кто часто рискуют жизнью. В таких опасных профессиях женщин мало. Много попадает с запущенными болезнями. И здесь у женщин есть преимущество — они внимательнее следят за своим здоровьем. Да и несчастные случаи чаще случаются не с женщинами. Если не изменяет память, Надежда — первый в стране киборг такого уровня на основе женщины. И одна из немногих в мире. Поэтому с ней особенно тяжело. И хочется надеяться, что её опыт потребуется не скоро.

Короткий взгляд на часы. Скоро должен проснуться после наркоза новичок. Молодой парень, десантник. Доставлен самолётом из очередной горячей точки где-то на Ближнем Востоке. Военные любят хранить тайны, но кое-что им приходится сообщать. Парень подорвался на кустарной мине небывалой силы. Бронекостюм, рассчитанный на взрыв обычной противопехотной, спас его жизнь, но не спас ноги. С момента подрыва парень был без сознания, так что новость будет для него ужасна. Для таких в больнице и нужен психолог. На столе лежит планшет с его краткой характеристикой. Кажется — с ним будет тяжело.

Поднялся в палату. Его не стали помещать в отдельную. Соседи зачастую помогают больше, чем уговоры психолога. Ждать пришлось недолго. Веки дёрнулись и медленно поднялись.

— Где я? — спросил парень тихим хриплым голосом.

— Считай — уже дома.

— Почему?

— Потому что в следующий раз будешь внимательно смотреть под ноги. И не рассказывай тут сказки, что в шестом Ратнике плохо видно. Я в четвёртом два года отбегал — всё там отлично видно.

— Мать твою. Что произошло? Где пацаны?

— Пацаны в порядке. Если будешь вести себя прилично — через пару месяцев будешь снова с ними. Если захочешь.

— Мать твою. Док, мне нельзя пару месяцев. Мне бабки нужны. Я невесте обещал, что вернусь — дом купим. И свадьбу сыграем.

— Если любит — потерпит немного. Невеста военного должна уметь терпеть. А ты — уж тем более должен.

Он молчит. Может быть — обойдётся.

— Док, где дырка-то? Почему я ног не чую? Док?

— Вот ноги твои подремонтировать придётся. Главное — не дёргайся пока, чтобы швы не разошлись.

— Чего, сука, не дёргайся?! Что у меня с ногами, мать твою?!

Приходится вспомнить молодость:

— Смирно! Лежать!

Парень на секунду замирает.

— Какого, мать твою, хрена! Какой лежать?! Что у меня с ногами?!

— А если будешь выделываться, — замечает немолодой сосед, придерживаясь за костыль, — то ничего у тебя с ногами не будет. И ног самих не будет.

— Мать вашу! Где мои ноги?! — орёт парень, стараясь вырваться из ремней, держащих его пояс и руки. И тут приходит спасительная мысль.

— Зовите Надежду! Быстро!

— Какую, мать твою, надежду?! Ты у меня всю надежду отрезал, сука! Я до тебя доползу — пополам порву! Падла! Мать твою!

— Надя, здесь он! Помоги! Тебя он послушает! — кричит в коридоре медсестра.

Надежда вбегает и замирает в дверях.

— Что здесь происходит?!

— Сучка! Какого припёрлась?! На калеку поглазеть?!

— Ты? Калека? Не смеши меня, а то у меня батарейка лопнет.

— Слышь, ты, сука! Где ты тут смех нарыла?!

— А сейчас ты с меня посмеешься. Хочешь? Хочешь — тебе тут расскажут, как в прошлом году сюда обгоревший труп привезли?

— Нахрена мне твой труп?! Где мои ноги?!

— В жопе твои ноги, слюнтяй! — выдаёт Надежда то, чего никак от неё не ожидал. — А труп был мой! Я была обгоревшим трупом! Понял?!

Резко подойдя, она прижимает парня к кровати обеими руками и сильно сжимает его мускулистые плечи. Так, что он морщится от боли.

— Смотри на меня, сопляк! Из за ног он тут истерику устроил. Давно такую милаху не встречал? А от меня почти ничего не осталось! Слышишь? Ничего! Меня заново по винтику собрали, а теперь пол больницы за мной с цветами бегает! Усвоил, дурко?

— Как — собрали... — опешил парень так, что перестал дёргаться.

— Как куклу собрали — понял?! Мне теперь до конца жизни вместо шампусика солярку пить придётся! Вместо пироженки — редукторное масло! А ты за какие-то ноги разорался, сопляк!

— Ты что, мать твою — робот? Вы что мне тут — в утешители бота подсовываете?!

— Заткнись, дубина! В башке я всё ещё живая! Понял?! Только голова обгорелая жила, да сердечко стучало! И я не рыдаю, что жопа сгорела! Новую ещё лучше сделали!

— Что — в натуре?

— Нет, в одежде. В натуре я только купаюсь.

Парень молчит. Надежда выпрямляется и подмигивает:

— Вот придёт сюда знакомая татуировщица — она тебе ещё не такое расскажет. У неё рука железная, и половина башки. Довольна, как слон.

Парень поводит плечами и просит.

— Док, отстегни ремни. Жопу почесать. Она хоть цела?

Приходится заверить:

— Главное цело. Слегка поцарапано, но до свадьбы заживёт.

И уже не ему:

— Надь, спасибо тебе огромное. Дальше у нас мужской разговор.

— Ой, что бы вы, мужики, без нас делали? — усмехается Надежда через плечо, уходя.

— Вымерли бы, как мамонты, — соглашается немолодой пациент, закидывая непослушную ногу на кровать. Вот как тут не пожалеть, что скоро придётся Надюшу выписывать?

* * *

Захотелось выйти в город. Просто так. Не то, чтобы что-то нужно. Но с тех пор, как ноги стали слушаться — в больничном дворе уже тесно. Куда и зачем идти — ни малейшего понятия. Даже навигатор, загруженный в телефон и предлагающий кучу возможностей, ответа не даёт. Где пообедать, где выпить кофе, где подстричься... Зачем теперь это всё? Неподалёку есть антикафе. Всегда смешило это название. Ассоциировалось с туалетом. Пойти туда? А что надеть? Может быть — не стоило так уж отговаривать маму приехать, кое-что из старых вещей наверняка удалось бы натянуть. А пока есть только одежда для пробежек. Не надевать же — в самом деле — полицейский китель. Хоть медсестра и умудрилась его отчистить. Почти дочиста. Повертелась перед зеркалом в одежде для пробежек... И переоделась. В другой костюм.

Странное дело. Никогда не боялась ходить по городу, а тут вдруг заробела. Остановилась перед воротами и уставилась на них, будто известное животное шерстяной породы. Кто-то тронул за локоть.

— Подскажите — как пройти на остановку?

Обернулась. Спрашивает женщина лет шестидесяти. На открытой в навигаторе карте видны две синие отметки с силуэтом автобуса.

— Ммм... Вам нужно пойти налево, вдоль забора больницы, потом снова налево — и увидите остановку.

— Спасибо, милая. Хорошей тебе службы.

Проводила её взглядом, сохранила в навигаторе точку — чтобы на обратной дороге не заблудиться — и неторопливо пошла. Спешить некуда, разряжать батарею раньше времени — незачем. Навигатор показывает, что неподалёку какая-то вода. И верно — стоило обойти длинное белое здание — показалось небольшое озеро. Навигатор показывает, что по озеру проходит граница двух городских районов. Задержалась у воды. Женщина тянет маленького мальчишку за руку.

— Пойдём домой. Хватит играть.

— Мама, я не пойду! — истошно вопит мальчик.

— Будешь упрямиться, отдам тебя тёте-полицейскому.

— Ну и отдавай! Она класивая!

Приходится пригрозить:

— Тех, кто плохо себя ведёт — полиция наказывает. Знаешь — как больно полиция наказывает? А тех, кто хорошо себя ведёт — берут в полицию работать.

— Тётя, а меня возьмут в полицию? Я хочу с Вами.

— Если будешь слушаться маму и хорошо себя вести. Тогда возьмут.

Малыш перестаёт упираться и, шмыгая носом и оглядываясь, уходит вслед за мамой. Сама же сделала для себя вывод:

— А вот меня в полицию не возьмут.

* * *

В антикафе оказалось тихо и пусто. Просто зайти и посидеть — уже стоит денег. За час не такие уж большие деньги, но входящая в оплату чашка кофе не радует. Села за столик и принялась осматривать выдержанный "под старину" интерьер. С как-бы потрескавшейся краской и старыми лампами в тканевых абажурах.

— Вы отдохнуть или по службе? — на всякий случай уточняет официантка. Никакой особой формы на ней нет — просто обычная одежда с бейджиком.

— Отдыхаю.

— Вам приготовить кофе?

— Спасибо, не нужно.

— У нас бесплатный вай-фай, но есть занятия интереснее. Рекомендую ознакомиться с нашей афишей.

Взяла поданное меню. Первая строка — всё та же. Цена за час, с включённой в цену чашкой кофе. Можно сыграть в настольный футбол, почитать книгу, просто посидеть. Загрустила, просматривая список пирожных. Отдельный лист — мероприятия по вечерам. Вечер стихов, вечер бардовской песни, встреча с участником боевых действий, снова литературный вечер. На всякий случай сфотографировала лист и привязала фото к карте. Официантка удалилась за стойку и включила негромкую музыку. Улыбнулась — узнав голос Марианны. Той самой, из соседней палаты. Откинулась в кресле, прикрыла глаза. Поставила в будильнике сигнал, чтобы случайно не разоспаться, и погасила экран. Марианна мягким голосом поёт какую-то песню на испанском. До слуха донеслись тихие шаги, а потом кто-то негромко проворчал:

— Солдат спит, а служба идёт.

Пришлось приоткрыть глаза и негромко пояснить:

— Я тут рядом на лечении.

— Понятно, — кивает парень. — А мне завтра на дежурство.

Приложила палец к губам.

— Ни слова о работе.

* * *

Глава 5

— Наденька, нужно быть осторожнее. Не забывайте, что порезы теперь сами не затягиваются.

Страшно смотреть на собственную руку. Медсестра укоризненно болтает, заклеивая искусственную кожу на пальце. Порез был глубокий — и в нём увидела желтый пластик с просвечивающими волокнами белой ткани. Одно дело — когда рассказывают, что он там есть, и совсем другое — увидеть. Похожий пластик видела на свалке — внутри разбитого радиоприёмника.

* * *

Надежда сидит напротив, глядя в сторону, и молчит. Очень трудно понимать её, когда она замыкается в себе.

— Надежда, скажите прямо — Вы не готовы к разговору?

— Андрей Васильевич, я сама не знаю.

Улыбнулся:

— Хорошо, давайте выясним.

Она поворачивает голову. Движение естественное, совсем не такое, как любят показывать в фильмах о киборгах.

— Надюша, я сегодня не буду Вас утешать. Это трудно, да и ни к чему. Мне кажется — Вы уже достаточно освоились...

— Со своей смертью?

— Вы считаете, что умерли?

Она протягивает руку.

— А я похожа на живую?

— Да. Очень.

— А если пощупать?

— Надя, если оценивать по холодным рукам и ногам — большинство наших пациентов мало отличаются от Вас. К сожалению, это так.

— А я такая вся.

— Вы помните первые дни, когда Вы очнулись после... После пожара?

— У меня не настолько дырявая память, Андрей Васильевич.

— Сейчас ведь вам лучше, чем тогда? Подумайте прежде, чем ответить.

Она опускает глаза и шевелит рукой.

— Тогда я не знала, что произошло со мной.

— Вы понимали, что с вами что-то не в порядке?

— Я радовалась, что жива, но боялась, что стану страшной.

— Вас обрадовало, что эти страхи не оправдались?

— Да, но...

— Представьте, что было бы иначе. Например — Вы бы остались с отталкивающей внешностью. Хотя — нет. Для Вас альтернативой было только место на кладбище.

— Вы хотите, чтобы я сравнивала с худшим?

— Недавно я ворчал на жену, что она положила мало бурака в борщ. А потом вспомнил, как однажды пришлось выживать в горах. Двое суток на одной воде. И сразу борщ показался вкуснее.

— А если бы она вместо борща налила Вам машинного масла? Оно бы тоже показалось вкусным?

— Вам показать Ваше фото, когда Вас доставили сюда? Я врач, но даже мне трудно смотреть на него. Но Вас — к счастью — не может стошнить.

— Не надо. Мне говорили...

— Вспомните того десантника, которого Вы помогли успокоить. Он во многом похож на Вас.

— Чем же?

— Для него была страшным ударом потеря ног. И он обвинял в этом нас, поскольку не помнил произошедшего между взрывом и тем, когда очнулся в палате. После установки протезов он был готов расцеловать весь мир.

— Я помню... Но он ведь только...

— А если его невеста оставит его за то, что у него холодные ноги?

По движению пациентки можно догадаться, что её эта мысль смутила и развеселила одновременно.

— Так — предлагаю вернуться от холодных ног Григория к Вашей горячей голове, которая придумывает себе лишние проблемы. Сейчас Вы гораздо более живая, чем тогда, когда поступили в нашу клинику. Доказать? Пойдём по списку. Мертвые не дышат, не едят, не двигаются, не разговаривают...

— Не звонят маме, — соглашается Надежда с улыбкой. — Я поняла Вас.

— Наденька, после случая с Григорием я был уверен, что Вы больше не нуждаетесь в моей помощи. Тогда Вы помогли ему гораздо лучше меня. Пожалуйста — вспоминайте этот случай почаще.

* * *

Целый день идут какие-то проверки. Психолог долго беседовал о том, что уже говорено и переговорено. Инженер, который так и не удосужился представиться, долго заставлял шевелить всем, что есть. Потом Дима опять подключил свой кабель и долго щелкал по клавишам ноутбука. Когда отключил — закрыл крышку, погладил и весело подмигнул.

— Все системы работают в штатном режиме. Полёт нормальный.

Медсестра заставила повторить названия всех расходных жидкостей, как их готовить для себя — и как заливать. С одной стороны — хорошо, что основная часть заливается в рот, но есть неудобства. Надо следить, чтобы не запачкать канал для питания топливом для генератора. Потом понеслось. "Закройте глаза и коснитесь своего носа. Пройдитесь. Встаньте на одну ногу." К этому времени достали так, что не просто стала на одну ногу — а изобразила дурацкую позу каратиста из какого-то боевика. Доктор посмеялась, похлопала в ладоши и поставила подпись в обходном. Долго беседовала с Виктором. Он — кажется — пытался продублировать вопросы всех, кого обошла до него. Когда намекнула ему на это — извинился, но пояснил, что это его обязанность. К вечеру едва приползла в палату и рухнула пластом. Чуть живая. Но мысль о том, что всё-таки живая — сразу придала оптимизма.

* * *

День прощания с Надеждой. Звучит до жути печально. А на самом деле всё просто и даже радостно — Надюха наконец-то выписывается из больницы. Ни с кем прежде не приходилось возиться так много — и на этом дело не окончено. Она будет возвращаться снова. Как минимум — каждые пару лет для технической профилактики её невероятно сложного кибернетического тела. Для неё это теперь — как профосмотр у врача. Успел привыкнуть к ней настолько, что уже начал подсчитывать месяцы до её ближайшей профилактики. А там — кто знает. Она может вернуться внепланово. Может быть поломка. Могли не учесть чего-то при проектировании — ведь многое в её спасении было для инженеров клиники впервые. Хотя и подключали в режиме онлайн столичных специалистов. Несколько раз за последние дни сам просыпался в холодном поту от мысли, что мог что-то забыть сделать. Но кажется — всё хорошо. А ещё есть надежда, что Надежда будет возвращаться, чтобы стать лучше. Техника сейчас совершенствуется быстро, а ей предстоит долгая жизнь. И кто знает — какой она может стать спустя десятилетия?

Проводить её вышли многие. Десантник Гриша при всём параде — в камуфляжных штанах и тельнике — приковылял с помощью костылей, он ещё совсем не освоился с протезами.

— Надюшка, милая, ты вернула меня к жизни! — говорит Гриша, горячо тряся её холодную руку.

— Гришуля, тебя врачи вернули к жизни. А я только вернула в современную реальность.

Со стороны Надька кажется обычной здоровой девушкой. Оделась по-дорожному — в серые джинсы и лёгкую курточку. За её спиной порядочный, хотя и заметно — полупустой — рюкзак с вещами, сетевой зарядкой и питанием на первое время.

— Димочка, ну что же ты! — раскрывает она объятия. Не заставляя её ждать, подбежал и обнял. Хоть она и твёрдая, но это удивительно приятно. Обнимать на прощание, выпуская её в жизнь.

* * *

Как — оказывается — легко теперь скрывать свои эмоции. Если бы было чем — точно бы разревелась. А так — только улыбалась всем на прощание. Больше всех не хотелось прощаться с Димочкой. Он не только программист. Он чудесный друг. И этот друг остаётся за этим забором. Когда придёт время сюда возвращаться — хорошо бы увидеть его снова. А пока надо идти. Поэтому, попрощавшись, отправилась бодрой походкой. Но за воротами никто не ждёт и не встречает. Прошел без малого год с тех пор, как глупая, но ещё целиком живая Надька Курова вошла в заброшенный дом, ставший западнёй. В этом большом городе — кажется — не держит ничто. Виктор предлагал отправить на вокзал на машине, но отказалась. Чтобы не только иметь точку в навигаторе — а самой проехать на автобусе с пересадкой. Благо — для инвалидов проезд в нём бесплатный. Ужасно называть себя инвалидом. Хуже только то, что скрывается за этим словом.

Вот и пригородный автовокзал. Он шумит, как и раньше — когда приехала сюда семнадцатилетней самонадеянной девицей. Тётка — контролёр долго глядит в билет льготного проезда и сомнением переспрашивает:

— Девушка, здесь написано — первая группа. У Вас первая группа?

Молча протянула ей левую руку. Тётка потрогала и извинилась.

Всю дорогу молчала и глядела в окно. Ехать на север области долго, но теперь это не утомляет. Улыбнулась от мысли, что впервые в автобусе ничего не затекло. Интересно — как тётка-контролёр, сидящая всю дорогу на месте водителя, не устаёт? Может быть — спит в дороге? Можно было бы тоже поспать, как похрапывающий всю дорогу сосед, но не позволяют мысли о предстоящей встрече. Никогда ещё так не волновалась по дороге к маме. Как-то она теперь встретит свою непутёвую дочку? Она и раньше встречала строго, а уж теперь... Разговор предстоит не из лёгких. И она ведь уже не девочка, ей давно за сорок. Ещё в больнице пришло понимание того, что теперь близких людей больше не будет. Ни мужа, ни — тем более — детей. Только мама.

В райцентре снова пересадка. Теперь — на беспилотное такси. За ним мало следят и оно стоит неопрятное, зашлёпанное грязью. Но — хотя бы — исправное. Забросила рюкзак, уселась на переднее сиденье.

— Девушка, Вам куда? — запыхано спрашивает дедуля. — Эта — подхватите?

Выслушав его пункт назначения, молча кивнула. Натыкала на экране сразу обе точки. Деду ехать дальше. Он оказывается говорливым, но говорить не хочется. Так что собеседнику вместо ответов приходится довольствоваться неопределёнными кивками.

— Вы эта — не местная? По делам? У нас редко по делам кто приезжает. Больше — эта — к родне, или сами в город катаемся. Дорога — сами видите — какая. Одно слово — поселковая. Вы эта — если какой бизнес тут двигаете — так эта — Вы аккуратнее. Тут эта — чужие много пробовали. Только эта — почему-то не выходит. Вроде эта — свои ещё как-то эта, а чужие эта как-то оно никак.

Включила музыку погромче. Дедуля помолчал немного, а потом сам повысил голос.

— А эта, хорошая музыка-то. Я сам эта бывает такую слушаю. Так я эта — о чём говорил-то?

Не выдержала и ответила:

— А эта — о ценности тишины.

— Так я эта — и правильно. Оно эта — бывает — на рыбалку сядешь с удочкой и эта — такая эта тишина...

Пока доехала — была уже не рада, что согласилась взять попутчика. Расплатилась и выскочила на окраине посёлка. Хотя бы последние десяток кварталов проделать в тишине. Вечером в посёлке всегда тихо. Это не полная тишина. Где-то лают собаки, играют дети. Изредка проедет машина. Идти легко. Хотя за спиной рюкзак, но искусственные ноги не устают, а в батарее ещё большой запас. Так что до дома дошла быстрым шагом — каким никогда не ходила на такие расстояния прежде.

Ключей от маминой квартиры нет. Они остались в городской съёмной квартире, когда вышла оттуда в последний раз. По сути — от той жизни с собой нет ничего. Не только вещей, даже самой себя. Постояла, собираясь с духом, и постучала. Звонок не работает уже давно.

— Кто там?

— Мом, дас бин их.

Мама в молодости любила немецкий язык и пыталась ему учить. Потом бросила эту затею, но несколько фраз в памяти застряли. Дверь открывается.

— Мам, ты не поверишь, но это я. Как я тебе?

— Надька? Это действительно ты? Тебя не узнать.

— Сама удивляюсь.

— Давай к столу.

— Мам, я не буду.

— Не отговаривайся, с дороги...

— Мам, мне нельзя.

— Чего нельзя?! Мамин борщ нельзя?!

— Мам, ты была права. Желудок я себе всё-таки испортила. Так что теперь только спецпитание.

— А я тебе говорила! Перекусы и сухомятка до добра не доведут. Чаю-то выпьешь?

Сняла с плеч рюкзак, скинула ветровку, оставаясь в облегающей блузке с распродажи.

— Нет, мам. Тоже нельзя. Теперь как гляну на пироженки — аж плакать хочется.

— Ну-ка, красотка, повернись! Ай — и правда красотка. Попу на пироженках отъедала?

— Мам, а откуда бы тогда талия? Несколько месяцев упорных тренировок.

Врать — так врать. Для вида сжала кулак и подставила маме руку.

— Потрогай.

— Тохтар, ты чего это? Как камень!

— Мам, я после тренировок вся такая. Круто?

— Надька, и на кой тебе это? Да сейчас у мужиков такой тренировки не встретишь!

— А сейчас от трассы бегом с рюкзаком до дома, и даже не запыхалась — круто?

— Надька, ты в чемпионки собралась?

— Смотри!

Расстегнула рюкзак, вытащила китель и надела. Застегнула, как полагается, на все пуговицы, одёрнула и гордо вытянулась.

— Как на мне костюмчик сидит?

— Надька, я в шоке. И размерчик твой. С ума сойти. Непутёвая за ум взялась. А погоны где? Звание какое у тебя?

— Пока без звания. Но следствию уже помогала. Только пока это секрет, в интересах следствия. Так что не звони по всем соседкам. Хорошо? Можешь вообще сказать, что дочкина подруга приехала. Эта — по делам.

Всё-таки подцепила дедулино словечко. Придётся за собой следить.

— Ой, Надька... Не могу. Скажу, что ты теперь спортсменка. А оружие не выдали?

— Какое оружие, мать? Его только при звании выдают.

— Ой, не подумала. Ну раз ничего не хочешь — ополоснись с дороги и ложись, отдыхай. Завтра поговорим.

* * *

Мама ничего не меняла в комнате. Всё на своих местах — почти как в прошлый приезд. Только на письменном столе разложены кое-какие вещи, переехавшие из города. Прежде, чем зайти в ванную — отправила сообщение об успешном прибытии на место. После — оделась в халатик и тщательно просушила парик феном. Открыла долго пустовавший шкаф. Теперь он заметно заполнен — как будто никуда и не уезжала. Как хочется, чтобы всё это оказалось страшным сном. Проснуться — и снова семнадцать лет, и непослушная, зато модная, причёска лезет в глаза. И в розетке торчит зарядка потёртого мобильника. И мама снова кричит, отговаривая ехать в никуда. Почему тогда её не послушала? Могло сложиться всё совсем по другому. Но прожитого нельзя отмотать назад. И вместо урчания в животе теперь будут индикаторы расходных жидкостей и разряда батареи.

Достала потёртую желтую майку. Рисунок на ней уже заметно выцвел — сувенир с курорта, на который ездили ещё с отцом. Последнее, что он подарил. Маме тогда сказала, что ездила с подружками. Потом он стал звонить совсем редко, а самой не хотелось его беспокоить по пустякам. К тому же — часто путалась из за разницы во времени. Его номер остался в сгоревшем телефоне. Чтобы случайно не оставить — майку сразу упаковала и отправила на дно рюкзака.

Подкралась к двери, выглянув — осторожно послушала. Кажется — мать болтает с соседкой, обсуждая очередную серию, а значит — едва ли ввалится неожиданно. Не хотелось бы, чтобы она увидела раздетой. Торопливо примерила несколько маек. Некоторые сидят неплохо. Похоже — немного раздалась в плечах, а в талии стала чуть стройнее. Нашлось и кое-что из белья, хотя застёгивать придётся в самый край. Остальное отложила на потом.

* * *

Рано утром выполнила детскую мечту. Одетая по-спортивному встала у стены, уперлась руками в пол. Осторожно подняла сперва одну ногу, потом, опираясь ей о стену, завешенную ковром, подняла вторую. В раннем детстве папа на этом самом месте пытался научить этой стойке, но не получалось. Теперь вышло легко. И в этот самый момент заглянула мама, тоже привыкшая вставать рано.

— Надька! Ты что — гимнастка?!

— Утренняя зарядка, мам.

Под её взглядом опустилась почти до пола скользя босыми ногами по ковру, медленно прогибаясь и сгибая руки. Потом, как показывала доктор по реабилитационной гимнастике, чуть повернулась стоя на одних руках, подогнула ноги и встала. Мама удивлённо качает головой. Тут можно честно пояснить:

— Доктор по лечебной физкультуре научила.

Мама восхищённо покачала головой.

— Ну всё, точно — чемпионка. Уж удивила — так удивила. Ты скажи хоть — надолго ты?

— Нет, мам. Завтра уеду. Дел по горло, а если задержусь, боюсь — опять поругаемся на ровном месте, как в прошлый раз. Могу я хоть раз уехать без скандала?

— Умнеешь, дочка, на глазах. Теперь совсем жалко отпускать тебя — такую. А придётся.

Мама вздыхает и выходит. На самом деле — очень хочется остаться. Но нельзя, чтобы она узнала правду. Пока она не видит — достала упакованный стаканчик-дозатор и пластиковую фляжку с питанием. Шутники прозвали его "завтрак язвенника" — даже в аптеках можно сразу так и спрашивать. Непрозрачная янтарного цвета жидкость. Небольшой порции, аккуратно вылитой в рот, хватает на сутки. Нормальному человеку нужно в несколько раз больше.

* * *

Чтобы не оставаться дома — убежала. Якобы — на тренировку. Никто не здоровается с незнакомой спортсменкой, легко бегущей по утренним улицам посёлка в старых кроссовках. Здесь прошло детство. Двухэтажные домики по два подъезда, казавшиеся когда-то большими. Родная школа, мамина контора, детская площадка, новенький магазин, а рядом с ним — старый в свежей краске. Маленький центр, за которым начинаются небольшие домики с двориками. Скромно, но чисто. Непривычно быстро кончается улица. За ней — мост через тихую речку, в которой с другом детства ловили карасей. Обоняния нет, но память хранит ароматы луга за мостом. Голые по колено ноги больше не боятся клещей — можно бежать по узкой тропинке среди высокой травы. Новенькая батарея отлично держит заряд — и ноги легко выносят на высокий бугор, с которого видно весь посёлок и дорогу с оранжевыми точками ремонтных машин. Сделала фото на память. Жаль — встроенный телефон позволяет делать селфи только в зеркале. Осторожно спустилась по знакомой тропинке к реке и села у воды. Река течёт всё так же едва заметно, и кажется — здесь не изменилось ничего. Только нет рядом школьного приятеля Пашунделя, да сама изменилась... Уж изменилась — так изменилась. Врагу бы не пожелала.

* * *

Очень удобно, что размер ноги практически не изменился. Да и мама бы заподозрила неладное. А теперь вся лёгкая обувь, кроме двух самых затёртых пар, отправляется в сумку. За тёплыми вещами придётся приехать снова. И как мама всё это дотащила из города? Долго вместе смеялись над попыткой влезть в любимые фиолетовые штаны "в облипочку". Теперь из старого налезают только стрейчевые, да немногочисленные юбки. Снова позволила себе почудить, а маме — полюбоваться на одетую по всей форме "сотрудницу внутренних органов". Едва не проговорилась, что у самой теперь вместо внутренних органов — батарейки. День прошел незаметно. Вечером уложила вещи в рюкзак и мягкую сумку, надела широкие домашние штаны и майку. Вошла в мамину комнату. Мама смотрит сериал, поверх очков поглядывает в экран и привычно вяжет. Кажется — в её свитерах с авторским рисунком ходит половина посёлка. Стоящий у дивана торшер освещает её руки. Села к слабо освещённому столу, привычно подпёрла голову руками. На стене бухтит телевизор. Постукивают спицы.

— Мам, я доктору шарфик связала, пока лежала.

— Потом, — отмахивается мама. К счастью — она считает себя недостаточно старой, потому стесняется носить очки. Она надевает их только при крайней необходимости.

* * *

Из дома вышла пораньше. Не столько для того, чтобы успеть на автобус, как для того — чтобы сократить прощание. Уже одетая заглянула к маме в комнату, разбудила её своим "мам, я поехала" и улизнула — избежав таким образом прощальных объятий. Вот неужели для того, чтобы немного поумнеть, надо было потерять всё, кроме мозгов? В посёлке орут петухи. Такси вызвано к развилке дорог и ноги торопливым шагом несут нагруженную путешественницу. Кажется — такси то же самое. И похоже, что моют его только дожди. Поклялась себе хотя бы в опрятности никогда не стать на него похожей. Села в такси. Началась такая же длинная дорога обратно в южную столицу. За второй попыткой. Только раньше была Надька без мозгов, а теперь мозги без Надьки.

* * *

Глава 6

Едва вышел с работы — звонок. Даже подпрыгнул, увидав на экране фото Надюхи. Торопливо нажал ответ.

— Внимаю.

— Димочка, это опять я. Не помешала?

Голос у неё немного смущённый.

— Что случилось?

— Димусик, у меня приступ нахальства в тяжелой форме. Можно — я сейчас приеду к тебе?

— Надь, ты в порядке?

— Ну что ты такое говоришь? Последний раз в порядке я была давно. А сейчас я в исправном состоянии. Но я по тебе соскучилась.

Она так старательно кокетничает, что нетрудно догадаться — кибердевушке что-то нужно.

— Надь, а если честно?

— Если честно, то я не только соскучилась. Я не нашла подходящую квартиру и не хочу ночевать на автовокзале. Я не стесню. Честно.

Есть — от чего почесать затылок. Да — она уже не совсем женщина в полном понимании этого слова. Объяснить родителям её появление — это пол беды, но куда её девать в скромной городской квартире? Но делать нечего. Видимо — она и правда в безвыходной ситуации.

— Тебя встретить?

— Просто скажи адрес. Я найду.

* * *

Ещё подбегая от остановки к дому — увидел её. Стоит у подъезда, нагруженная набитым рюкзаком и большой сумкой. Покачивает сумкой, глядит по сторонам. С виду — ничего необычного. Пошел медленнее, стараясь успокоить дыхание. Заметив, она весело замахала свободной рукой.

— Димочка!

— Надь, я всё понимаю, но почему именно ко мне?

— Ты мне не рад? — огорчается кибердевушка.

— Как тебе сказать... Уж очень неожиданно.

— Прости. Но никого ближе мне в голову не пришло.

— Ближе к автовокзалу?

— Ближе тебя — только мама. Но она далеко.

— Надька, я говорил — я не завожу романы на работе.

Она склоняет голову и глядит в сторону.

— Прости. Я думала — ты мой друг...

— Надь, это запрещённый приём. Давай сумку.

Лифт поднимает на предпоследний этаж. Войдя, приходится сообщить громко:

— Предки! У нас гостья!

— Димон, ты бы хоть предупредил, — смущается отец, выглядывая с кухни в семейных трусах и расстёгнутой рубашке.

— Пап, это та самая Надежда.

— Наденька?! — восклицает появляющаяся следом мама. — Димочка о Вас рассказывал. А... Вы с вещами?

Если бы Надюха могла краснеть — покраснела бы обязательно.

— Я не надолго. Но мне...

Приходится ей помочь:

— Надя поживёт немного у меня. Не против?

— Ох, Димон... — весело качает головой отец.

— Проходите, Наденька. Что же вы в дверях стоите? — суетится мама.

* * *

Ещё в больнице видел её в любом виде, включая разобранный. Так что как бы смущаться нечего. Да и обнимались уже не раз. Но поселить её в своей комнате — это уже совершенно другая ситуация. Надюха расположилась в кресле с высокой спинкой и объясняет:

— Не стала у мамы задерживаться, чтобы она не догадалась, что со мной произошло.

— Ты от неё скрыла?

— Да. Пришлось врать маме на каждом шагу. Но от такой правды, боюсь, она бы слегла.

— А лицо? Мы что — угадали с лицом?

— Я ещё по телефону проговорилась, что обгорела на пожаре и мне сделали пластику.

— Ох ты и конспиратор. Ладно. Сейчас я тебе могу чем-нибудь помочь?

Она ненадолго задумывается.

— Можешь открыть мне подключение к телевизору?

— Могу. Давай настрою. Ой.

Вылетело из головы, что у неё телефон встроенный и до его экрана извне не добраться никак. Но тут Надежда удивила. За секунды подключилась и по экрану телевизора забегала картинка с её телефона.

— Надь, что-то я не припомню. Вроде — ты не говорила, что моя коллега.

— Ну Димочка, ну что тут такого? Это же обычная функция телефона, я и на старом ей пользовалась. Зато смотри — что я могу.

И вдруг на экране появляется то, что видит она. Хотя и знал, что вместо камеры её телефон использует сигнал с камер, заменивших ей глаза — странно вдруг увидеть себя её глазами. Картинка исчезает, когда Надя моргает. Моргание — не просто оставшийся рефлекс, а вполне полезная функция очистки объективов. Немного побаловавшись, Надюха убирает с экрана картинку своего глаза — и вызывает список самых дешевых квартир, которые предлагают в наём. Подошел ближе. Хочется ткнуть пальцем в одно из объявлений, чтобы открыть. Видимо, Надя поняла невольное движение рукой — и именно это объявление открывается.

— Не. Это слишком дальняя окраина. А что ты хочешь вообще?

— Дим, я хочу поступать. Я понимаю, что в этом году уже не успею, но я буду готовиться.

— А куда?

На экране вдруг появляется справочник высших учебных.

— А ты не теряла времени. Освоила.

— Димочка, мне же было скучно одной в палате.

— Понятно. Предлагаешь — чтобы я угадал?

— Сама не знаю. В медицинский я теперь не хочу. В строительный не тянет. Как думаешь — я смогу поступить в универ?

— А на какую специальность?

Через секунду на экране уже список университетских факультетов.

— Раньше мне нравилась анатомия. Может быть — пойти на кибернетику? На меня там не станут смотреть, как на учебное пособие?

— Уж защиту взломать точно попытаются. Хотя это и невозможно. К нейроинтерфейсам нет связи извне. Только кабель.

— Нет, не пойду. А если на... Может — на физику?

— Будут норовить твоими руками жар загребать. Твоя кожа выдерживает до трехсот градусов без повреждения, но при длительном воздействии могут испортиться датчики касания. Да и внутренние агрегаты перегревать нельзя.

— Философия — скучно, на юридический у меня денег не хватит.

— Может — журналистика? Ходячая сенсация в поисках сенсаций. А?

— Никогда толком не умела писать сочинения.

— Может быть — в бизнес?

— Зачем?

— Как — зачем? Сделаешь карьеру, будешь богатой бизнес-леди.

— Дим... А зачем мне теперь богатство? Для кого? Мне самой ведь почти ничего не нужно.

Сел и на диван и уставился на Надьку. Ведь действительно. Её повседневные потребности теперь минимальны. Немногим больше, чем у какого-нибудь робота.

* * *

К счастью — на работе выдался спокойный день. Настолько, что удалось немного вздремнуть, облокотившись на стол. Пол ночи ворочался от того, что рядом в кресле сидит, как призрак, Надюха. Потом сон всё-таки сморил. Если бы она не разбудила — мог и проспать. С работы рванул домой поскорее. Не терпелось узнать — что же она нашла. Даже приехал домой раньше родителей. И её ещё нет. В углу комнаты лежат её вещи, в кресле — оставленное зарядное. Есть шутка, что дом там — где зарядка от твоего мобильника.

Надежда приехала довольно поздно, когда семья уже управилась с ужином и разошлась по комнатам. Вид у неё довольный. Она с улыбкой проходит в комнату и, подключив зарядное, усаживается в то же кресло.

— Димусик, я завтра вечером торжественно переезжаю. Ты не хочешь меня проводить?

— Провожу. Сильно разрядилась?

— Нет. Признайся — ты выбирал батарейки?

— Инженеры считали.

— Мог бы и соврать, — кокетничает Надюха.

Присел на корточки возле её ног.

— Надь, друзьям не врут.

— Значит — всё таки друзья? — улыбается она, наклоняясь и протягивая руки.

Взял её холодную ладонь.

— Можешь на меня рассчитывать.

Провод зарядки довольно длинный. Она вдруг сползает с кресла и опускается на колени.

— Димочка, обними меня.

Это уже начинает казаться излишним для дружбы, но она глядит в глаза — и приходится молча согласиться.

— Надюш, не бойся. Всё у тебя будет исправно. И всё получится. А если что-нибудь будет нужно — ты знаешь мой телефон.

— А как я узнаю, если что-нибудь нужно тебе? — тихо спрашивает она.

Её щека тёплая от работы системы охлаждения мозга. Как живая.

* * *

Проводы вышли немного странными. Потому что Надюха под конец дня явилась к воротам клиники с вещами. Оставалось только дождаться вызванного такси — и отправиться вместе с ней. Район, прямо скажем, не лучший. Изрисованная шариковой ручкой кабина лифта подняла на верхний этаж. Кибердевушка отпирает дверь и входит первой.

— Как тебе мой гараж? — улыбается она.

Однокомнатная квартира выглядит пустоватой. Скромный диван, шкаф в половину стены. На свободной стене — маленький телевизор. Кухня обставлена тоже очень просто. Поставив сумки, Надя достаёт новенький удлинитель в упаковке, втыкает в розетку и кладёт колодку возле дивана.

— Я буду завтракать в постели, — весело сообщает она.

— Ну что — я поехал?

— Подожди.

— Что-нибудь помочь?

Она вдруг обнимает.

— Димочка, пообещай, что будешь приходить в гости. Иначе я буду скучать.

— Надька, ты ставишь меня в неудобное положение.

— Ты же говорил, что у тебя никого нет.

Приходится осторожно усадить её на диван и сесть рядом самому. Тронул силиконовую щеку пальцами.

— Надюша, я ведь говорил. Не расстраивайся.

Она утыкается головой в плечо.

— Димочка, прости дуру. Но ты — мой единственный друг в этом городе. И ты знаешь обо мне всё, до последней гаечки.

Погладил её по голове. Она чувствует такое прикосновение.

— Надь, я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Но и ты будь умницей.

— Почему мне не сделали, чтобы я могла заплакать?

* * *

Он ушел. Он простился очень нежно и ушел. Он утешал и извинялся. Извинялся и утешал. А потом ушел. Почему он не наорал, как на дуру? Тогда бы можно было на него злиться. А теперь приходится лежать с сухими глазами, упершись лицом в диванный валик. Ему тоже не нужна такая. Никому не нужна. Они предупредили, что при критичной неисправности или переходе на аварийный резерв мобильник отправит сигнал тревоги. С точными координатами. Эта функция неотключаемая. Никак. Совсем. Нельзя самой распорядиться жалким остатком своей жизни. От собственных мыслей становится страшно. Ужасно хочется плакать. Раньше от этого становилось немножко легче. Можно закричать. Но кричать с сухими глазами — глупо. Можно биться головой об стену. Но это не будет больно. А толстая титановая коробка скорее проломит стену. Дура. Дура без мозгов. Наоборот. Мозги без дуры. Дура сгорела. Дура сгорела. Затряслась от смеха. Дура сгорела, голова осталась. Так ей и надо, дуре. Села на диване и откинулась на спинку. Даже не надо вытирать глаза. Они сухие.

* * *

— Здравствуйте, можно войти?

— Входите, девушка. Вы что-то хотели?

— Я ищу работу. Я уже работала в этом кафе. На выдаче заказов.

Прежний начальник оглядывает с головы до ног.

— Я Вас не припомню.

— Это было год назад. Надежда Курова. Я с тех пор... Похудела.

Он лезет в телефон, видимо — в свои заметки.

— Точно. Так что, прогульщица, хочешь вернуться?

— Я попала в больницу.

— Могла хотя бы позвонить.

— Не могла. Я была без сознания.

Начальник скептически прищуривает глаз.

— Целый год?

— Четыре месяца. Потом заново училась ходить. На днях выписалась.

— Прости, я не знал. Но твоё место уже занято.

Извинилась и вышла. Но прежде, чем уйти совсем — зашла в само кафе.

— Номер сто тридцать три! Ваш заказ готов! — говорит приятный голос. Обернулась. Приятная девушка с юным личиком отдаёт поднос клиенту и заученно говорит до боли знакомые фразы.

— Приятного аппетита.

На ней форменная блузка, волосы тщательно убраны под косынку. Вспомнила — как было трудно добиться, чтобы ни один не выглядывал. Ей это удалось. Подошла к ней ближе и вдруг поняла, что с ней что-то не так. Неестественно гладкое лицо, неестественно сидящая юбка. Дождалась — когда она отлучится от прилавка за следующим подносом. И поняла, что это не юбка, а пластиковый корпус, похожий на юбку до пола. Из под которого слегка выглядывают колёса. Таких раньше видела в более престижных кафе. Простой колёсный робот — официантка. Кто-то говорил, что такие стоят, как зарплата за три года. Зато ничего не забывают, никогда не путаются, ничего не просят, никогда не прогуливают и никогда не устают. Заметив стоящую у прилавка посетительницу, она подкатилась и, едва шевеля вечно улыбающимися губами, указала на панель заказа.

— Пожалуйста — выберите Ваш заказ.

Поглядела в глаза роботу, покачала головой, отвернулась и пошла. В спину услышала:

— Заходите снова.

Вдруг поняла, что, когда работала на этом места — вела себя точно так же, как она. И в чём разница? Неужели — только в ногах вместо колёс?

* * *

Снова вечер и снова пустая комната. Когда замолчал фен, стало совсем тихо. Звуки со двора почти не долетают на верхний этаж. Стало интересно — что под косынкой у этих официанток. Закрыла глаза и погрузилась в поиск на телефоне. Оказывается — есть две модификации. С париком или просто — с имитацией причёски. Наверняка с париком дороже, так что экономный шеф выбрал с имитацией. Пришла мысль — попробовать выдать себя за очень дорогого робота и продаться подороже. Но тогда ведь придётся работать без отдыха. А это тоже не подходит. Выходит — настоящие роботы лучше? Не утерпела — и позвонила знакомому специалисту.

— Внимаю.

— Димочка, прости. Это опять я. Я была на прежней работе. На моём месте теперь робот.

— Надюш, а ты ожидала, что за это время никого не возьмут?

— Дим, я не об этом. Получается — робот лучше человека?

— До определённого момента — да.

— До какого?

— Ну вот что там был за робот?

— Официантка на колёсах. Наверно — самая простая. И она со всем справляется вместо меня.

— И чем она по твоему лучше?

— Она никогда не устанет и не ошибётся. И не уйдёт гулять с каким-нибудь идиотом.

— Это есть. Но во первых — роботы тоже иногда ломаются. Во вторых... Ты там когда-нибудь делала не свою основную работу?

— Ну... Случалось.

— Робот-официантка этого не сможет. А если она случайно упадёт — уже не встанет сама. У неё не хватит силы в руках.

— Постой-ка. Ведь я теперь свободно делаю стойку на руках, а раньше этого не могла! Она что — настолько слабее?

— Твои приводы подобраны так, что твоя сила на уровне средней спортсменки. С той разницей, что приводы не устают. Это компенсирует невозможность физических тренировок. Роботу-официантке это не нужно. Максимум — она носит поднос с обедом. А то, что может её опрокинуть — она просто не поднимет. К тому же — делать робота, общающегося с людьми, очень сильным — опасно.

— Постой-ка. Я видела передачу по телевизору. Там робот поднимал огромные моторы для грузовиков.

— Это промышленные роботы. Они не ходят по улицам и у них сетевое питание.

— А роботы-охранники? Роботы для полиции?

— Они только наблюдают. Это, скорее, ходячие камеры наблюдения, снабжать таких роботов оружием запрещено. Так что с любым из них ты справишься одной левой.

— Разве?

— Могучие киберполицейские с пистолетом в руках — это только слухи, да фантазия киношников. Иначе я бы про них уже знал.

— Ой-ой...

— Клинику снабжают технической информацией, в том числе — полусекретной. Про оружие мы ничего не знаем, но в тебе есть кое-что из военных технологий двойного назначения.

— Вау, я крута. А как же боевые роботы?

— Боевые дистанционно управляются человеком. Они могут сами находить цель, но в любом случае человек даёт разрешение на открытие огня. К тому же — боевые роботы больше похожи на небольшой танк или самолёт. Человекоподобные оказались настолько дороги и сложны в управлении, что их используют только уж совсем в крайних случаях. Поэтому от живой пехоты не отказались до сих пор. Иначе армия не подкидывала бы нам регулярно очередную работёнку.

— Выходит — я всё-таки лучше робота?

— Однозначно, Надюша. Вне всякого сомнения. Твоё тело и стоит намного дороже.

Поглядела на свою руку с гордостью.

— Офиздипеть. Надо теперь следить, чтобы меня не украли. У тебя нет знакомого охранника?

* * *

Утром покрутилась у зеркала в нижнем белье. Изображать культуриста — правда — неинтересно. Ручки с виду обыкновенные — по-женски изящные — и мускулы на них не вздуваются. Пожалела, что не уточнила — где именно эти военные технологии запрятаны. Главное женское оружие по мнению одного прежнего знакомого — попа. Может быть — там? Захотелось накраситься. Но, внимательно оценив внешность, пришла к приятному для себя выводу — на помаде и прочей косметике можно сэкономить. Виктор не подвёл. Куколка. Такую и без образования на какую-нибудь работу возьмут. Главное — найти эту какую-нибудь. Принарядилась, кинула на плечо сумочку. Встала у зеркала и по-военному приложила руку к виску.

— Боевая задача! Найти работу! Есть! Разрешите идти? Идите. Ни пуха ни пера.

Повернулась, шагнула к дверям, потом снова заглянула в зеркало и послала себя к чёрту.

* * *

— Надюха, принимай!

Такого пополнения на автомойке не было давно. Симпатичная девчонка, с кайфовой фигуркой. Что её занесло на мойку — загадка. Но с работой освоилась быстро. Хотя — чего ей осваиваться? Тряпка, шланг, да моющие средства. Любая девчонка с этим умеет обращаться с детства. А эта ещё и моет, как заведённая. Кажется — может не отдыхать вообще. Но когда работы нет — сидит тихо в уголке. Другая бы уже в телефон пялилась, а эта чуть прикрывает глаза и будто в свои мысли уходит. А может — дремлет. В один из таких перерывов отряхнул руки и подошел к ней.

— Надь, а ты к нам вообще надолго?

— Как повезёт.

— А ты откуда сама?

— С деревни Большие Пузыри.

Сразу становится понятнее. Деревенские — они все такие. Не в смысле — такие красивые. В смысле — работать умеют. Не то, что городские красотки. Только и глядят, чтобы ноготки не запачкать. А эта один раз второпях подскользнулась на мокром полу, упала — так даже не ойкнула. Отряхнулась — и пошла дальше мыть.

— Клювом не щёлкаем! — окликает старший напарник. — Серёга, потом будешь знакомиться!

В подъёмные ворота вкатывается очередная пустая машина. Как обычно — едет по разметке, в положенном месте останавливается. Надя уже рядом — с поливалкой для моющего. Возле задка машины встретились и не удержался — спросил:

— А правда, что коровам хвосты заворачивают?

— А правда, что городские все — простофили? — парирует она тут же.

— Один-один.

* * *

Глава 7

Купание железного коня — процесс не простой. Когда заезжает — надо показать его передней камере карточку с кодом мойки. На висящем у стены табло выскакивает уведомление о прошедшей оплате и заказанная услуга. Иногда требуют только почистить салон, чаще — только мойку снаружи. Такси всегда заказывают полную мойку с уборкой. Клиенты ведь у них попадаются разные: могут намусорить или выпачкать салон. Сперва надо пройти от передка к заду, нанося разбрызгивателем моечную пену. Серёжка в это время делает так же с противоположной стороны. Потом, так же — вместе с разных сторон — протереть специальной тряпкой. Потом стряхнуть пену скребками и обмыть горячей мойкой. При этом важно не попасть струёй в напарника. Для человека это опасно. Однажды украдкой попробовала подставить руку — горячая и бьёт сильно. Видно, как кожа проминается. Когда машина вымыта — нужно пройти сушилкой. Этакий мощный фен. Парик высушивает за минуту. Если заказана уборка — к камере бокового обзора надо поднести другую карточку. Двери отпираются — и можно приступать к уборке. В конце — ещё одна карточка заставляет машину закрыть и запереть двери, а потом — выехать за ворота.

Машины все разные. Иногда кажется — что у них даже есть свой характер. Такси — трудяги, без всяких изысков. Похожие, как родные братья. У них не бывает руля и простой, зато вместительный салон с местом для багажа. Зато снаружи оклеены яркой рекламой своей компаний, с которой приходится обращаться аккуратно — чтобы не сорвать струёй из мойки. Грузовые такси похожи на них, только салон поменьше, зато чистить у них приходится ещё и грузовой отсек.

По частным машинам хочется угадать характер владельца. В салоне БМВ сразу представляется нахальный тип в дорогом костюме. От этого и морда БМВ кажется нахальной. Мерседес — солидный дядька. Глядящий на всех через губу и основательный во всём. При этом не менее модный, чем БМВ. С маленькой красненькой Реношкой хочется поболтать, как с подружкой. Она приезжает часто и на переднем сидении всегда привозит крошки от печенек. Чёрная Рено выглядит её старшей сестрой. Строгой немолодой тёткой. За вечные следы шерсти на заднем сидении прозвала её "дама с собачкой". Форды — суетливые служащие, обычно торопливо смывающиеся, только обмывшись снаружи.

Внедорожники — странные ребята. Вкатываются солидно. С мягким покачиванием. Но при этом бывают грязными, как будто переплыли болото. Самый большой грязнуля — Уазик. Кажется — ни разу не приезжал, не вымазавшись по самую крышу. При этом у всех внедорожников обязательно есть руль. Бывает интересно во время уборки на секунду присесть за руль, взяться за него руками и сделать фото. Будто вела сама.

* * *

— Дядь Сень, тебя подменить?

— Надь, ты будто не устаёшь.

Отошел и присел в сторонке. Она всё-таки странная. Вроде — обычная девушка, иногда задумчивая, иногда — хохотушка. Но держится всегда будто сама по себе. Даже обедать никогда не садится. Не то брезгует, не то фигурку бережёт. А там есть — что беречь, хороша. Сколько Серёга ни пытался её куда-нибудь пригласить — в кафе или прогуляться — сразу отказ. Видать — парень у неё есть. Да и как не быть у такой милахи? И к автомобилям у неё отношение особенное. Сама себя называет не мойщицей, а банщицей. Когда моет автомобили — может с ними тихо разговаривать, как с живыми. Заезжают — здоровается, уезжают — прощается. Вот сейчас суетится вокруг красной Рено, а сама будто подружку увидала. Говорит тихо, что говорит — не разобрать. Но только похоже — о чём-то ей рассказывает. Нашла что-то под сиденьем — удивилась, погрозила пальцем, положила в кармашек на двери.

* * *

Работа на мойке — день через день. Начинается рано утром и заканчивается довольно поздно, когда улицы и дворы уже пустеют. Но хотя район считается хулиганским — идти домой одной совсем не страшно. Не потому, что самое страшное уже случилось и терять нечего. А просто поняла, что прочная пластиковая кукла ничем не рискует. Одета скромно, в маленькой невзрачной сумочке ничего ценного. Но пока никто и не приставал. Даже собаки лают только издали. Видимо — что-то их отталкивает в запахе. По дороге зашла в дежурную аптеку, запаслась очередной бутылью "завтрака язвенника" — вот и все припасы. Остальное есть в розетке. И ради чего было усложнять, запихивая в довольно стройную талию ещё и генератор? В походы по горам ходить? Пока ни разу не пригодился. Лучше бы сделали систему "тихо поплакать от одиночества". Но без неё приходится быть пластмассовой оптимисткой. Даже странно, что ни дядя Сеня, ни Серёжка до сих пор ни о чём не догадались. А может быть — просто не подают вида, чтобы не обидеть? Да и как спросить? "Скажите, девушка, Вы резиновая?" Хихикнула, поднимаясь в лифте.

В квартире так чисто, что скучно. Даже некому нашкодить — хоть котёнка заводи. Но котёнка надо будет кормить. А на еду теперь смотреть... Потому и в кафе больше не пыталась устроиться. Улеглась на диван, подключилась к зарядке, закрыла глаза. До самого утра можно не шевелиться. Но это не значит — сразу спать. Мобильник набит учебниками для поступления в университет. В школе никогда не была отличницей и теперь приходится навёрстывать упущенное. Тренировать последнее, что ещё можно тренировать.

* * *

Завтрак не радует совсем. Больше напоминает приём какого-нибудь лекарства. Поэтому придумала себе развлечение: закрыть глаза и представить себя за столом с чем-нибудь вкусным. Когда это получается — настроение сразу улучшается и предстоящий выходной уже не кажется таким уж пустым. Тёплый сентябрь ещё радует солнечной погодой, можно одеться в лёгкую курточку с рукавами до локтя, повязать новый тонкий шарфик, и идти по дворам и улицам — разглядывая дома, деревья, людей. Можно представить себя художницей, ищущей натуру для картины. Можно незаметно сфотографировать взлетающего голубя или красивую тень. Потом, когда погода снова заставит сидеть дома — можно будет перебирать фотографии, удалять неудачные, вспоминать интересные моменты.

Из дома можно идти разными путями, в разные стороны. Можно сесть в автобус и уехать в старый центр. Там ещё сохранились дома, не похожие один на другой. Их строили, когда по улицам вместо автомобилей двигались лошади, запряженные в повозки. Телефон услужливо показывает старинные фотографии, привязанные к карте. Можно остановиться у памятника Пушкину. Он бронзовый и неподвижный. Молча смотреть на него, а в левом ухе будут звучать его стихи. И тогда можно представить, что бронзовый Пушкин живой внутри, и он сам читает свои стихи. И сразу он становится роднее и ближе. А ещё можно зайти в музей и, стараясь двигаться бесшумно, переходить от одной картины к другой.

А потом будет дорога домой. И длинный тихий вечер, заполненный учёбой. Не потому, что надо. А потому, что сама так решила.

* * *

Отпирая мойку, дядя Сеня подзывает с хитрой улыбкой и подмигивает.

— Серёга, у меня для тебя идейка.

— Вываливай.

— Ты за Надькой ничего необычного не заметил?

— А что — с ней что-то не так?

— А как она машины моет?

— Да как? Кайфово моет, быстро и чисто.

— Балда ты, Серёга. Она с ними, как с живыми — разговаривает.

— Тю. Я думал — это она напевает что-нибудь. Думаешь — она с приветом?

Хотя Надьки ещё нет, он понижает голос.

— Девки все малость с приветом. Походу — Надька технику обожает. Пригласи её куда-нибудь — где техники много. Глядишь — и поведётся.

— Дядь Сень, ну ты Пинкертон. Я бы и не подумал.

— Всему вас, молодежь, учить надо.

Идея дозревает моментально. И вовремя же дядя Сеня мыслю подсуетил. Только появляется напарница — сразу же выдал ей без всяких предупреждений:

— Надька, завтра — закрытие байкерского сезона!

— И... И что? У тебя разве есть байк?

— У меня нет. Но там соберутся крутые парни на мотоциклах. Концерт будет.

Надюха задумывается. Раз сразу не сказала "нет" — надо дожимать.

— Давай сходим. Я в прошлом году был — так прикольно. Прикинь — чопперы в хроме, всякий кастом, спорты в пластике.

Она прикрывает глаза, видимо — пытается себе это представить.

— А где это будет? — осторожно спрашивает она.

— На площадке за мостом. Давай. Не боись — там за порядком сами байкеры следят. А если что — так ты же со мной.

Она загадочно улыбается.

— Я подумаю.

Весь день между делом вспоминал какие-нибудь интересные моменты с прошлого раза. А она садилась в свой уголок, подпирала щёки ладонями и слегка улыбалась, прикрыв глаза. Когда уже собирались закрывать на ночь мойку — она подошла и тихо предложила:

— Серёж, давай встретимся на остановке перед мостом.

— Я думал тебя от дома проводить.

— Не надо. Я... Я с утра хочу зайти в магазин.

* * *

Чтобы казаться на "закрытии" своим — оделся соответственно — в чёрную кожанку и чёрные джинсы. Кажется, байкеры — последние, кто всегда управляет своим транспортом сами. Пока стоял на остановке — их мимо прокатило больше десятка. Сам пришел раньше условленного времени и настроился, что придётся ждать долго. Но Надька является минута в минуту — как на работу.

— Привет, я готова.

Впервые увидал её одетой по-выходному. Юбка в складочку до колен, чулки в чёрных цветах, чёрные кроссовки на небольшом каблучке, блестящая светлая куртейка из кожзама и такая же шляпка с узкими полями, светлые перчатки с застёжками на запястьях. Показал большой палец и предложил свой локоть. Увы — отказалась. Ладно. Она вообще недотрога. Но прогресс уже на лицо. В автобусе продолжил ей расписывать, как оно было, но она только улыбалась и глядела в окно. Вышли на второй остановке после моста и почти сразу оказались у входа на площадку. Народа ещё не очень много, мотоциклы стоят рядами, но не плотно — чтобы каждый можно было осмотреть. Сразу повёл её к самым ярким — кастомам. Блестят, как ёлка на новый год. У одного на руле пристроен череп какого-то горного козла с рогами. На многих навешаны кожаные дорожные сумки. Надя снимает перчатку, приседает и трогает тисненый рисунок на коже — морду тигра. Внушительный хозяин байка подмигивает:

— Красиво?

— Аккуратно, — соглашается Надька. Хочется показать себя знатоком — спросил у хозяина:

— На базе Кавасаки?

— Он самый. Эй, девушка, он ещё горячий!

— Ой — да, — соглашается Надя, убирая ладонь с ребристого цилинда.

— Не обожглась?

— Нет, он не настолько горячий.

Тронул сам — и тут же пожалел. Прикоснулся буквально на секунду, а кончик пальца сразу покраснел и заныл.

— Ох... — испугалась Надя. Тут же полезла в свою сумочку и вытащила чёрный пакет с салфетками. Успел прочитать на упаковке "для очистки салона". Приложил влажную к пальцу. Хоть что-то. Пока возился с салфеткой, она спросила у хозяина:

— А этот байк умеет ехать сам?

— Не, это настоящий. Умные стоят вон там, отдельно. — пренебрежительно кивнул байкер.

Надька сразу потянула туда. У первого же наклонилась и принялась разглядывать. Палец всё ещё ноет. А она прошлась пальцами по обтекателю, тронула седло...

— Лопни моя батарейка. Куколка, неужели это ты и ты здесь? — спрашивает вдруг какая-то тётка. Обернулся и оторопел. У тётки левая сторона головы закрыта титановой пластиной с маленькой обтекаемой фарой. Ирокез, как у индейца. Сама вся в чёрной коже, и в левой руке держит за ремень открытый шлем. Но главное — рука. Явно механическая.

— Софья-Виктория? — удивлённо выпрямляется Надя.

— Надька! — орёт тётка, бросаясь обниматься. — Пищу и плачу! Ты пришла! Сама?!

— Нет — с ним, — кивает Надька. А потом происходит что-то странное. Надя молчит, но тётка с железной рукой ей отвечает.

— Конечно. Ладно, замётано. Да ты чё? Лопни моя батарейка. Ну ты ваще. Ты позвонила бы — я бы тебя затак провела. Думаешь — я могла промолчать? Да ладно. Погодь. Главное — не смывайся, лады?

Надя кивает и тётка смывается. Проводил её удивлённым взглядом.

— Ты её знаешь?

— Она старая байкерша и татуировщица, — просто отвечает Надька. — Когда-то попала в аварию.

— А откуда она тебя знает?

— Случайно встретились... — пожимает Надя плечом и снова принимается изучать мотоцикл. Он стоит, опираясь на обычные мотоциклетные колёса и пару крошечных боковых — как у детского велосипеда. Указал на них и усмехнулся.

— Они поднимаются на скорости выше пяти километров в час, — немного подумав, сообщает Надя со знанием дела.

— Надь, так ты что — из них? Из байкеров?

— Нет, Серёж. Просто интересно.

Разглядев во всех подробностях один, Надя перешла к следующему и снова принялась изучать. Но загремевшая музыка заставила её оторваться от занятия, будто украдкой помахать мотоциклам ладошкой и обратить внимание на сцену. Решил, что пора действовать, взял её за руку и повёл поближе. Надькина перчатка бархатистая, приятная на ощупь. Никогда ещё не держал её за руку. Возле сцены уже толпа, и она ощутимо сжимает. Понятно — старается не потеряться. Но руки у неё сильные. Протолкался вместе с ней поближе к сцене и приобнял за плечо. Приобнял — и сразу понял, что ей неловко. По тому, как она напряглась. Будто под курточкой не рука, а железная труба. Убрал руку и поглядел ей в лицо. Кажется — она немного смущена. Не стал упорствовать и снова взял её за руку.

— Парни! — рычит в микрофон ведущий в чёрной косухе. — Осень — не время для тоски! Хотя скоро зима загонит наших железных коней в тёплые гаражи, но мы не расстаёмся с ними! Мы будем готовить их для новых путешествий! Чтобы весной снова слиться с ними воедино! И рули станут продолжением наших рук! И колёса понесут нас в новые дали! И мы соберёмся ещё не раз!

А потом были конкурсы, кого-то из байкеров поздравляли с днём рождения, была музыка. И на одной из мелодий Надя начала пританцовывать. Осторожно взял её за руки и немного развёл их в стороны.

— Ты умеешь танцевать?

— Немножко.

— Тогда я тебя поведу. Стань продолжением моих рук.

Она улыбнулась.

— Хорошо. Я побуду твоим мотоциклом.

В толпе негде развернуться, но можно танцевать на месте. Просто переминаться под музыку с ноги на ногу. Она улыбается — и это уже здорово. Краем глаза заметил, что возле ведущего на сцене появилась тётка с титановой башкой. Ведущий схватил микрофон, музыка притихла и над байкерской вечеринкой зарычал его голос:

— Парни! Среди нас сегодня удивительная девушка, о которой многие слышали! Девушка, сумевшая победить страшное испытание и вернувшаяся к жизни! И дарящая теперь надежду другим! И сегодня Надежда почтила своим посещением нашу вечеринку!

Спросил в шутку свою спутницу:

— Надь, это не про тебя?

— Надька! — кричит со сцены тётка. — Давай сюда!

И смотрит-то не мимо!

— Нет-нет-нет... — вдруг смущается Надюха.

— Ахренеть! — восклицает стоящий рядом толстый байкер. — Так это ты?!

— Ну зачем?! — кричит Надя в сторону сцены, откуда уже проталкивается тётка с ирокезом. Схватив железной рукой Надю за руку, тётка тянет её к сцене. Ничего не понимая, потащился следом.

— Надежда, Надежда! — уже скандирует толпа. Надя смущена, но поднимается на сцену. Остался внизу, только прошел к середине, чтобы быть к ней поближе. Тётка обняла её за плечи правой, а левую — железную — поняла вверх. Толпа просто взревела восторгом. Надька схватилась за щёки и удивлённо глядит на толпу.

— Угостим Надежду нашим восторгом и вниманием! Надя, скажи что-нибудь! — подсунул ей микрофон ведущий.

— Я не знаю... — смущается она.

— Скажи главное, — суётся к микрофону тётка.

Толпа замолкла. Слышно, как по проходящей мимо трассе едут автомобили.

— Главное... Главное... Главное — это продолжать жить! — находится Надька.

А потом снова загремела музыка и смущённая Надюха спустилась со сцены. По быстрому отвёл её в сторону, схватил за плечи и посмотрел в глаза.

— Откуда они все тебя знают, Надь?!

— Это всё Софья-Виктория. Она всем разболтала...

— А почему я не знаю? Что у тебя за секрет?

— Извини, я не хотела об этом говорить.

— Ты попала в аварию?

— Не совсем, но... Мы с ней познакомились в больнице...

Обнял её, но она снова напряглась, как камень. Отпустил.

— Прости. Тебе неприятно со мной?

— Дело не в тебе, Серёженька. Но я...

— Надь, не бери в голову. Главное — что для тебя всё позади. Хрен с ним, не буду больше спрашивать — что с тобой случилось. Ты классная и тебе тут рады. Остальное просто забудь.

— Это невозможно забыть, — отворачивается Надя, закрывая лицо рукой в бархатистой перчатке. Осторожно приобнял её за плечи. Они снова удивительно твёрдые. И раньше замечал — насколько она выносливая, но не думал, что настолько тренированная.

— Пойдём — ещё потанцуем?

Она оборачивается и вдруг обнимает сама.

— Ты разве ничего не чувствуешь?

— Чувствую. Ты что — с гирей занимаешься?

— Дурак... — отвечает она тихо и прижимается к плечу щекой. Вот щёчка такая, как положено — в меру мягкая. Наклонился и предложил:

— Придём к ним весной? На открытие сезона.

— До весны ещё дожить надо.

— Доживём, обязательно.

* * *

За окнами автобуса уже ночь. Блеснула река и потянулись городские кварталы. Надя стоит у окна и молча глядит на городские огни. Осторожно тронул её за талию. Круто, конечно. Но для девушки как-то уж слишком. Пообещал себе тоже заняться каким-нибудь спортом, чтобы не отставать. Что она за звезда? Не может звезда работать на автомойке. Но спрашивать её боязно. Тем более — уже сам пообещал не спрашивать. А она молчит всю дорогу. Зато, когда пересаживались на другой автобус возле старого рынка — взяла под руку. Своей рукой, напряженной до каменной твёрдости. А потом вдруг осенило — она точно пережила аварию. Приятель рассказывал, как сломал ногу — а потом ходил на лечебную физкультуру. Наверно — там она и привыкла тренироваться. Так и ехали всю дорогу молча. А потом она просто взяла — и вышла на своей остановке. Даже попрощаться не успел.

* * *

Проводила взглядом автобус, увозящий Серёжку. Кажется — он так ничего и не понял. Может быть — и хорошо? Значит — можно сойти за живую? За настоящую... На минуту будто стало теплее. Но индикатор подсевшей за день батареи не даёт забыться. И без перчаток он бы точно почувствовал холодные руки. Дошла домой быстрым шагом, переоделась в домашнее, рухнула на диван и уже привычно воткнула зарядное. Говорящая кукла. Зачем было устраивать такой цирк? Чему они радовались? Кого они увидели? Пластиковую куклу, которая говорит человеческим голосом? Таких кукол, говорят, в любом секс-шопе целая витрина. И Серёжка — дурак. С гирей. С батареей занималась! От грузовика! Заплакать нечем, поэтому хохотнула. Спортсменка! Разрядница! Электрическая. С электрическим зарядником. Но стоять на сцене всё-таки приятно. Когда толпа приветствует, как героиню дня. И ждёт твоего слова. Может быть — попробовать в театральный? Можно тексты не учить, а читать по электронной шпаргалке. Ага. А потом достанется роль, где надо будет заплакать — и всё. Никак от слова нечем. А женские роли часто такие — плаксивые. Придётся цеплять трубочки с водой — как у клоунов в цирке. Цирк. С железными конями.

* * *

Глава 8

После качалки зашел в местную забегаловку и взял большой стакан безалкагольного. Сел у окна. Сонливый осенний дождь мочит желтеющие листья, нагоняя зевоту. Нельзя сказать, что после похода на вечеринку что-то изменилось. Уж в работе — точно всё по-прежнему. Надя так же приходит по утрам минута в минуту, так же старательно моет приезжающие автомобили. Так же тихо разговаривает с ними. Так что пока с ней ничего не получилось. Разве что — сам стал сильнее её уважать. И — может быть — лучше понимать. В чём-то она своя для байкеров. Наверно — в том, что они часто едут на грани риска и попадают в аварии. А может быть — и сама была... Стоп. Видать — у неё был байк с интеллектом. И она на нём разбилась. И теперь скучает по нему, как по родному. А говорить об этом не хочет. Покрутил стакан пальцами. Интересно — что она сейчас делает?

* * *

Руки работают привычно и быстро. Работа позволяет занять себя в дождливый осенний день. Зачем идти куда-то и понапрасну мокнуть? Расправила уже связанное и осмотрела. Рисунок уже наполовину связан. Ничего особенного — просто цветная эмблема БМВ, только без букв. Серёжке должно понравиться. Надо же отблагодарить его за приглашение на вечеринку. Всё-таки это было круто. Рукава уже готовы и лежат в стороне. Стало вдруг любопытно — это можно считать ручной вязкой или машинной? По технике вязки скорее всё-таки ручная. Неожиданный звонок заставляет вздрогнуть. Редко кто-то звонит, а Софья-Виктория и вовсе — в первый раз.

— Куколка, приветик. Не скучаешь?

— Нет, делом занята. А что?

— Тогда я быстро. В следующую субботу у нас вечеринка. Приходи.

— Опять байкерская?

— Бери выше. Выпускников клиники. Так что там ты будешь совсем своя.

— Опять будешь показывать меня, как куклу на верёвочках?

— Куколка, а что я такого сделала?

— Между прочим — у меня имя есть.

— Извини, Надь. Не хотела тебя обидеть. Но ты реально хорошенькая.

— Как сексодроид?

— Дура что-ли? Нашла — с кем себя сравнивать. Ты ещё скажи, что все молодые девки на них похожи.

— Была бы умная — такой бы не стала.

— Ой, думаешь — я от большого ума в тросовое разделительное влетела? Если копнуть — в клинику половина по собственной дурости попадает. Так что — придёшь на вечеринку механизированных дураков? Парня твоего не приглашаю, а то он сразу прочухает — что с тобой не так.

Задумалась. Софья-Виктория начинает уговаривать.

— Ну что ты будешь сидеть дома — киснуть? Жизнь-то проходит. А там будут классные ребята. Будут играть старый рок, никакой попсы. Лишний раз развеешься. Надь, чего молчишь?

— Я думаю.

— Лопни моя батарейка. Думает она. Что тут думать? Потом благодарить будешь, что я тебя позвала.

— Ладно, Софья, отправь мне приглашение с адресом. Если у меня получится — я приду.

— Ку... Надь, вот так бы давно. Пока.

Через минуту пришло приглашение. Рок-клуб почти в центре, снова добираться с пересадкой. И начало в восемь вечера.

* * *

С выходным повезло — совпал с нужной субботой. Расценила это, как добрый знак. Собралась без спешки. Хотелось выглядеть настоящей женщиной, так что снова надела модную юбку до колен, тонкие чулки, в которых ноги не будут перегреваться. Долго выбирала блузку, но в конце концов — надела простую белую. Натянула сверху безрукавку собственной вязки. Покрутилась перед зеркалом. Когда ты на дискотеке в белой блузке — необязательно уметь хорошо танцевать. Достаточно поднять руки, покачиваясь — и на тебя уже смотрят. Курточку уже пришлось достать потеплее. Вечером будет холодно — жаль зря расходовать энергию. На всякий случай — перед самым выходом подзарядилась ещё.

Стоя в автобусе, ловила на себе заинтересованные взгляды парней. Хоть оно и не нужно, но всё равно приятно. Пару раз для порядка поправила волосы. Интересно — как бы они смотрели, если бы знали — кто перед ними на самом деле? Хотя может быть — и с не меньшим интересом.

Клуб — в просторном подвале старого дома. Столик ни к чему, так что просто вошла, предъявив пенсионное удостоверение, повесила курточку и встала у стенки. Народ понемногу собирается — и видно, что многие друг с другом давно знакомы.

— Привет, ты новенькая? — подходит парень лет тридцати. — Я Миша.

— Надя.

— Что стоишь? В ногах правды нет.

Грустно опустила глаза и ответила:

— У меня не устают.

— Ну и что? У меня тоже. Обе.

— Ой... Я не подумала.

— Да ладно, тут большинство такие. Ты-то как сподобилась?

— Грустная история.

— Ладно, не будем бередить старые раны. У меня их много, но остальное вылечили.

— Ты военный?

— Капитан запаса. Решил больше не испытывать судьбу. Теперь менеджер. А ты? Учишься?

— Готовлюсь. Пока лежала в клинике — решила взяться за ум.

Миша подмигивает:

— Главное — не умней резко. Не всем парням это нравится. Увидимся.

Проводила его взглядом. Миша усаживается за столик с каким-то усачом. Судя по выправке — тоже военный.

— Надька!! Я тебя обожаю!

Софья-Виктория в своём репертуаре. Первым делом бросилась обниматься.

— Лопни моя батарейка! До последнего сомневалась — придёшь — не придёшь.

— Софья, только я тебя прошу — не надо...

— Очень надо! Ходи — сама всем представляйся.

— А... Это обязательно?

— А полюбасу со всеми постепенно перезнакомишься. Тем более — такие милахи, как ты, тут наперечёт. Так что готовься танцевать, пока ноги не устанут.

— Мои не устают.

— Ну и круто. Пляши хоть до утра. Если что — тут даже подзарядиться можно. Ах — да. Ты же с автономкой, так что тебе даже это не надо. Пить будешь что-нибудь?

— Нет-нет. Я не могу.

— А... Ну как знаешь. Надоест плясать — подсаживайся.

Только она отошла, какой-то незнакомый толстяк в кожанке протягивает руку.

— Наденька, это Вы? Очень рад Вас снова видеть. Вы очаровательны. Я видел вас на Закрытии. Наверно — Вы меня не помните. Я был слева от сцены. Наша общая знакомая рассказывала о Вас с восторгом.

— Вы тоже... На мотоцикле?

— Увы — нет. То есть — да, сюда я приехал на мотоцикле. А это... — он приподнял левую руку, которую до этого держал за спиной. — Несчастный случай на производстве. Но я не жалуюсь. Зато очень удобно на кухне. Когда брать горячее или нарезать мясное. Знаете ли — люблю готовить. И покушать тоже. Ох — простите.

Видимо — что-то заметил в лице при упоминании о еде.

— Да — я не представился. Иван Романович, — добавил он, поспешно удаляясь.

Подумала, что если вот так стоять недалеко от входа — можно перезнакомиться со всеми.

На небольшую сцену вышел один гитарист. Немолодой дядька, лет за сорок. Сел на стул, поправил микрофон, наклонился над гитарой. Негромко заиграл — и разговоры в клубе притихли. А потом вдруг запел:

— Ваше благородие,

Госпожа разлука,

Мы с тобой родня давно,

Вот какая штука.

Письмецо в конверте,

погоди, не рви!

Не везет мне в смерти,

Повезет в любви...

Очень удивилась. Папа любил этот фильм, но при чём тут рок? Не удержалась — позвонила Софье-Виктории. Та ответила, прикрывшись рукой.

— Что случилось, Надь?

— Ты говорила, что будет рок. Хорошая песня, душевная, но...

— Будет рок. А ты знаешь, что актёр Павел Луспекаев играл в этом фильме на протезах?

— Это кто?

— Это таможенник Верещагин, деревня!

— Ну и что, что на протезах? На них танцевать можно.

— Дура. Тогда протезы были — просто деревяшки, никаких батареек и приводов. Они ему во время съемок до крови натирали.

— Мамочки... Я не знала.

Когда песня окончилась — аплодировала вместе со всеми. Уже не зная, кому больше — гитаристу или тому актёру, что пел эту песню в фильме. А гитарист раскланялся и вдруг стащил с левой руки перчатку, которую поначалу приняла за живую руку. Под перчаткой оказались металлические пальцы. Он встал, убрал стул и заиграл вступление — уже явный рок. Позади него присел к своей установке ударник и подхватил, потом вышли остальные и один из них запел:

— Теплое место, но улицы ждут

Отпечатков наших ног.

Звездная пыль — на сапогах.

Мягкое кресло, клетчатый плед,

Не нажатый вовремя курок.

Солнечный день — в ослепительных снах.

Группа крови — на рукаве,

Мой порядковый номер — на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Пока никто не танцевал, но многие уже начали негромко хлопать в такт музыке. Нашла глазами капитана Мишу. Он и его сосед тоже хлопали. Поняла — почему. Они сумели не остаться в траве. А потом Софья-Виктория подошла и потащила за руку к сцене. Не стала ей сопротивляться. А она обняла за плечи и повернула к залу.

— Разрешите вам представить Наденьку. Она самая удивительная из всех нас. Я не знаю подробностей о том, что она пережила, знаю — что это был пожар. Но в нём не сгорело главное — её желание жить, не смотря ни на что. И поэтому то немногое, что удалось спасти, стоит перед нами, скрытое под этой очаровательной оболочкой. Надь, я правильно сказала?

Помолчала, опустив голову, а потом ответила:

— Ты не сказала, что от меня не осталось ничего.

От ближайшего столика бодро поднялся седой дед. Он подошел, аккуратно взял за руку и сказал:

— Девочка, судьба посылает каждому испытание по его силам. У тебя нет больше права не верить в себя. И всё у тебя будет хорошо.

А потом было много песен — и грустных, и весёлых. Многие танцевали. И подумала, что раньше, если бы столько танцевала, к концу точно заболели бы ноги. Посреди вечера вдруг объявили показательный танец. К сцене вышла женщина и две девочки — двойняшки лет тринадцати. Все три — в коротких платьях. Снова не удержалась — и спросила через телефон:

— Софья, а с девочками-то что?

— С девочками в порядке. Папа на сцене у синтезатора, а мама сейчас будет танцевать. Они познакомились в клинике.

Пока слушала ответ — со сцены запели:

— Уот ви вил ду виз а дранкин сэйлор?

И девчата отожгли. Видела ирландские танцы по телевизору, но никогда не видела, чтобы у танцующей на голых ногах вдоль бока светилась линия огоньков — от верха до самой щиколотки. У танцевавших по бокам от мамы девчонок тоже были такие линии — только на чулках. Это получилось эффектно и красиво.

А одна песня, которую раньше не слышала, запомнилась особенно. В ней пелось про друга неприятного во всём, но каждый раз все его недостатки перечёркивал припев:

— Но зато мой друг

Лучше всех играет блюз.

Круче всех вокруг

Он один играет блюз.

А в конце тот самый гитарист с железной левой закатил такое соло... Долго не могла понять — как ему это удаётся. Пока не дошло, что на его железной руке два лишних пальца, которыми он ловко зажимал струны. От Софьи-Виктории узнала, что он по жизни ювелир.

* * *

Домой возвращалась уже за полночь. Не стала вызывать такси и шла от остановки автобуса к дому, тихо напевая про друга, который играет блюз. А потом пришло в голову — что можно быть какой угодно странной, но если уметь что-то хорошее лучше всех — то могут ценить тебя не смотря ни на что. Даже сбавила шаг, размышляя — а что же это может быть? Чем может похвалиться Надька Курова, чего не может больше никто? Даже нашла эту песню в телефоне — и поставила её по кругу. Так шла и думала...

— Ой...

Удар по голове был неожиданным. Сзади. Удар сильный — так что едва не упала и в глазах на секунду слегка потемнело. Поймав равновесие, обернулась и увидела перед собой парня в куртке с накинутым на голову капюшоном. Он поднял руку с зажатой палкой и ударил снова. По лбу. Ударил так, что услышала хруст. Стало страшно, но ещё больше разозлилась — уж очень этот тип напоминал Марлона. Поэтому размахнулась — и ударила его наотмашь. Он подставил руку, но от удара вскрикнул, попытался ударить в ответ палкой — но палка сломалась об руку с противным треском. Он попятился — и тут ударила его снова. Он упал. Прыгнула сверху и тут поняла, что случайно включила видеозапись на телефоне. Он начал вырываться, но пластиковые руки держали его крепко. А телефон в это время уже вызывал полицию. Только запустила нужное приложение. Теперь-то знала — где его искать. От ещё одного удара по лицу парень перестал вырываться и застонал. На секунду стало его жалко. Но когда дошло — что он только что пытался сделать, жалость сразу прошла. Так и сидела на нём, пока не услышала:

— Ни с места! Полиция! Что здесь произошло?

Не оборачиваясь, ответила:

— Попытка нападения! Вот нападавший!

— Кто вызвал полицию?

— Я.

— Вы арестованы! Оба!

* * *

— Итак, Надежда Антоновна, Вы утверждаете, что нанесли побои неизвестному Вам гражданину, поскольку он на Вас покушался?

Дело выглядит, и правда, странно. Во втором часу ночи поступил вызов. Район — и правда — неблагополучный, почти каждую ночь то ограбление, то драка, а то и похуже. Когда наряд прибыл на место — обнаружили прилично одетую девицу, восседающую верхом на избитом парне. Телефона при ней не обнаружено, но утверждает — что вызвала сама. Парня почти сразу пришлось отправить в травму — оттуда уже сообщили, что сломана челюсть и трещина в кости на руке. Это не считая синяков. Рядом нашли сломанную палку — кусок держака для лопаты. Девица утверждает, что он сломал эту палку об неё. Но при этом даже от медосмотра отказалась.

— Да, утверждаю. Он пытался бить меня палкой по голове.

— И сломал он палку — тоже об Вас?

— Сначала он ударил по голове. Я подумала, что это голова хрустнула. А потом я начала отбиваться, он попал по руке — и палка переломилась.

— А точно не было наоборот? Судя по полученным им травмам — палочка-то была у Вас.

— По Вашему — я на него напала?

— А кто ж Вас знает? Шел себе домой — никого не трогал. А Вам померещилось, что он выглядит подозрительно. И раз его — палкой. Что скажете? Не бывает? Если он Вас бил — почему на Вас даже следов нет? Или предъявите синячок?

— Вот! Он шляпку мне помял!

— Шляпка — не улика. И как помяли, так и расправить можно. А потом — я вашу шляпку до того не видел. Вдруг вы наговариваете на молодого человека?

— Я не наговариваю!

— А где свидетели?

Она задумывается.

— Что молчите, девушка? Придумываете новое оправдание? Вы не думайте, что я гад последний — Вас хочу обвинить. Но чтобы его обвинить — мне тоже доказательства нужны. А их пока против молодого человека нет. Побои исключительно на нём. Где ваши? Может быть — и не Вы его побили, а дружки Ваши? А Вас нам подсунули, чтобы человека оговорить? Не видал я прежде, чтобы хорошенькая девица могла так парня отделать. Где доказательства Ваших слов?

— А видеозапись годится как доказательство?

— Годится. Только кто Вас снимал-то? Почему он не вмешался? И куда убежал, а, Надежда?

— Я снимала.

— Не сходится, гражданочка Курова. Не сходится. Это как же Вам удалось — и драться, и снимать при этом? И телефончика-то при Вас не найдено. Может — видеокамеру в шляпке прячете? Так предъявите мне Ваши бессмертные кадры.

Девица упрямая. Но хмурится как-то ненатурально. Другая бы — глядишь — в слёзы ударилась, а у этой глаза сухие. Самому не верится, что она могла напасть, но как-то подозрительно всё.

— Я покажу. Но мне нужен телевизор, — говорит она. Повернул экран, включил.

— Извольте, гражданочка.

Вот тут сам же рот и разинул. Потому что на экране вдруг вид — от её лица. Вот она покачнулась, вот выпрямилась. Вот повернулась к нему. Не верится, но будто камера у неё в глазу. Вот удары посыпались. Всё — как она говорила. И время записи в уголке идёт — всё совпадает. До самой фразы "Вы арестованы". И наряд, который её задержал, показала. Остановила видео и спрашивает:

— Теперь Вы мне верите?

— Это что сейчас было?

— Видеозапись. Как я и говорила.

— А камера-то где?

А эта красотка берёт — и показывает пальцем на свой правый глаз. Почесал затылок.

— Не понял.

А она показывает на телевизор опять, а там ошалелая рожа. Такая ошалелая, что не сразу себя признал. Так и сел. Хорошо, что не на пол. А она убрала картинку с экрана и вдруг заявляет:

— Извините, уже утро. Мне необходимо позавтракать.

— Потерпишь. Худеть полезно. Вы в курсе, гражданочка, что это называется — "Незаконный оборот специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации"?

Порылся в планшете.

— Статья 138.1 уголовного кодекса Российской Федерации. До четырёх лет лишения свободы.

Она застывает от неожиданности.

— Глазик-то Вы этот, гражданка Курова, где раздобыли?

— Я не раздобывала! Мне его в клинике поставили!

— Ах — в клинике? Адресочек клиники, позвольте спросить?

— Я Вам даже карту покажу, только дайте позавтракать! Мне питанием заправиться пора!

И правда — на телевизоре уже и карта с отметкой. Через дорогу от водохранилища. Вбил адрес в планшет — и точно. Окружной центр по протезированию. В народе "протезным заводом" называют. Так вот — какие они там дельца прокручивают! По быстрому открыл данные на гражданку Курову, Н.А. Что за чёрт. Инвалид первой группы. Причём почти по всем возможным пунктам. А напротив сидит девица — здоровая, как лошадь. Кровь с молоком — хоть сейчас женись. И фото планшет выдаёт явное её. Только почему-то в деле нет отпечатков пальцев. Вместо них отметка "бионические протезы рук".

— Покажите Вашу ручку, Надежда Антоновна.

Она смущается, хотя и не краснеет. И протягивает руку. Пощупал — и сразу понял, чем она так парня отделала. Под тонкой кожей — твёрдая, как железо. И холодная. Листанул дело ещё дальше — а там ещё интереснее. Потерпевшая и свидетельница по делу о поджоге. Фото в деле. Труп какой-то обгоревший. Оп-па. Она же, только... Мать-перемать! В офицерском без отличительных! И при ней — две сотрудницы-старлея и какой-то солидный в штатском, но с выправкой!

— Ну вы долго ещё? — ноет она. — Я же говорю — мне завтракать давно пора. У меня заправка на исходе. И я на работу уже опоздала, сегодня моя смена.

Поглядел на неё, на телевизор, на планшет, снова на неё.

— П... Прошу прощения, Надежда Антоновна. Сразу такие вещи говорить надо. Вы уж простите, но сами понимаете — формальности надо уладить. Покушение — дело серьёзное. А завтрак сейчас оформим.

Во — зараза. И выглядит ведь как по документам — не старше двадцати!

* * *

Глава 9

Индикатор запаса питания уже проехал "ноль" и показывает "аварийный резерв восемьдесят процентов". Спасибо, что хоть батареи хватит ещё надолго. Но что будет, если кончится резерв? Чтобы хоть как-то растянуть резерв, лучше лишнее не думать. Особенно о таких страшных вещах. Мобильник уже должен быть отправить запрос. Но почему ничего не происходит? А этот придурок в погонах тянет хвоста за кот. Неужели придётся ему всё про себя объяснять? А поймёт ли? Дура, почему не засекла — на сколько хватило этих двадцати процентов резерва? Становится по-настоящему страшно. Хочется наброситься на этого придурка, вырваться из кабинета... А дальше? Попасть в тюрьму за нападение на сотрудника и сопротивление при задержании? Вдруг полицейский меняется в лице и начинает суетиться. Может быть — ему на планшет что-то сообщили? Достаёт обрезиненный телефон, звонит кому-то:

— Катюша, завтрак для нашей гостьи. Что? Про неё звонили из управления? По высшему разряду, Катюха! Что?!

Бросает трубку.

— Извините пожалуйста, Надежда Антоновна. Но Вы тоже хороши. Хотя я не знаю всех ваших правил. Но как-то же можно было намекнуть. Вы меня сейчас не снимаете?

— Запись не ведётся.

Он падает на свой стул.

— Простите. Тут так заработаешься... Куча висяков по участку, а тут Вы... Только за последний месяц два случая нападения, похожих на Ваш. И никаких зацепок.

— В каком смысле — похожих?

— А Вам в управлении разве не говорили? Ограбления. Девушки с черепно-мозговой, обе ещё в больнице. Спасибо Вам за помощь. Честно — я не знал, что Вас прислали. Мне сообщить о Вашем успехе?

Начала догадываться, что он принимает за кого-то.

— Ммм... Пожалуйста — не надо. Я сама доложу. Оформите ему, как ещё одно нападение, пойдёт прицепом. Если получится — меня лишний раз не дёргайте. Мне своих дел хватит.

— Ваш завтрак!! — влетела со знакомой пластиковой бутылкой тётка в форме.

— Это?! — удивился полицейский.

Схватила бутылку из рук тётки, аккуратно вылила часть в рот. Индикатор запаса питания сразу переехал в "плюс". Вместе с ним ушли остатки паники. Наконец-то спокойно разглядела его погоны и нашла картинку в телефоне.

— Увы. На службе испортить желудок — легко. Следите за своим здоровьем, лейтенант. Вы же записали мои показания?

— Конечно. Лишнее я сотру, — закивал он. — Простите ещё раз.

— Ничего, лейтенант. Бывает.

* * *

Пришла домой и плюхнулась на диван. Страшно подумать — что было бы, если бы не титановая черепная коробка. Старательно ощупала голову. Вмятин — кажется — не осталось. Но осталась память о страхе. Страхе глупо умереть от голода. И просто — о страхе умереть. Какими же глупыми и жалкими сразу стали все прежние мысли о том, чтобы самой уйти из жизни.

— Не дождётесь, — сказал сама себе вслух. Встала, подошла к окну и посмотрела на хмурый день. В такие дни даже работы на мойке меньше — многие не посылают машины на мойку, ожидая дождя. Поэтому и начальник спокойно воспринял, когда позвонила. Представила себе, что могла бы больше даже этого не увидеть — и словно мороз прошел по коже. А потом подумала о тех двух девушках, которых этот гад оставил лежать в тёмном переулке. Сразу нахлынула и злость на него, и жалость к ним. А ещё — гордость за то, что сумела его поймать. Как говорится — с поличным. И набрала мамин номер.

— Привет, мам. Как твои дела?

— Надька, ты куда пропала опять?

— Ой, вся в делах. Сейчас только с задержания.

— Чего?!

— Преступника ловили, мам. Вот не зря я тренировалась, физподготовочка пригодилась.

— Надька, ты с ума сошла! Я думала — ты в отделении будешь тихо сидеть, а ты что — по бандитским местам шастаешь? Ты обо мне подумала? Я же теперь спать не буду!

— Мам, не переживай. Я была в полной безопасности. Просто немного пришлось его подержать. Он почти не сопротивлялся.

— Ой, Надька, я обрадовалась, что ты поумнела, а у тебя шило в попе не ржавеет. Тебе что — в кафе не сиделось?

— Мама, с кафе покончено.

— Вот была ты непутёвой — непутёвая и есть.

— Хочешь — уволюсь?

Мама умолкает ненадолго.

— Надь, так какое у тебя звание-то?

— Мам, ну какое тебе звание в двадцать лет? Я же не в армии. Вот если бы я в армию пошла...

— Надька! Какая тебе ещё армия?! Хочешь на какую-нибудь войну попасть? Хочешь меня в могилу свести? Лови своих жуликов и не вздумай дёргаться! Чего удумала! Армию ей подавай!

— Обещаю — никакой армии.

— Ох, Надька — смотри у меня. Ты обещала. Всё. Пока.

— Мам!

— Что ещё?!

— У меня дежурство через день. Приготовь мои зимние, чтобы я приехала, схватила и сразу уехала. По-другому я сейчас не успеваю.

— Ладно, — ворчит мама. — Приготовлю.

* * *

Тихий осенний вечер. На улице ещё светло, под ногами шуршат листья. Можно спокойно идти и размышлять о своих талантах. Вернее — об из поиске. Потому что пока за собой особых талантов не обнаружила. И даже с желаниями как-то туго. Раньше желания были простые. Спокойная работа, хороший парень, со временем — семья... А теперь даже непонятно — чего хотеть. Остановилась и посмотрела вдаль.

— Мяу, — тихо раздалось у ног.

Посмотрела вниз. Молоденькая кошечка глядит просяще. Но дать ей нечего. Присела, чтобы погладить. Но прикосновение кошечке не понравилось — и она убежала. Стало совсем грустно. Машинально дошла до дома, переоделась. В углу стоит раскрытая сумка, в которой привезла зимние вещи. Когда разбирала сумку — на дне нашла свои старые варежки. Наверно — мама бросила их туда случайно. Привет из детства. Оно ушло. Все эти вещи — привет из прошлого, которого уже нет. И надевала их девушка, которой больше нет. Нет больше ни этого лица, ни этих рук. Заплакать нечем. Есть искусственные руки, которыми можно закрыть ненастоящее лицо и сидеть неподвижно. Так — не шевелясь — и набрала номер в телефоне.

— Внимаю.

— Димочка, поговори со мной. Пожалуйста.

— Надя, что с тобой? У тебя... Что случилось?

— Димочка, ты знаешь, что со мной случилось. Поговори со мной. Пожалуйста.

Он молчит несколько секунд, а потом спрашивает:

— Хочешь — я приеду?

* * *

Такси остановилось у самого подъезда. Торопливо тронул телефоном терминал оплаты, добежал до подъезда. Еле дождался, когда лифт поднимет на верхний этаж. Надя открыла дверь. Одета по-домашнему. Отступила на шаг, впуская. Вошел и захлопнул дверь за собой.

— Поговори со мной, — просит она тихо.

Погладил её по голове. Она резко подняла взгляд и обняла. Прижавшись щекой к её щеке, шепнул на ухо.

— Надь, всё хорошо. Не плачь.

— Я... Разве я плачу?

Провёл пальцем под её сухими глазами и тихо повторил:

— Не надо плакать. Улыбнись.

— Димочка, почему я не встретила тебя, когда была живой?

— Потому, что ты была совершенно другой. Мы не могли встретиться раньше.

— Но тогда я была. А теперь меня нет.

— Ты есть. Ты живёшь, ты работаешь. Ты...

— Машины тоже работают, но они не живут.

— Машины не звонят другу вечером с просьбой с ними поговорить.

Она утыкается лицом в плечо и тихо спрашивает:

— Димочка, я дура?

— Ты в курсе, что по латыни "дура" — значит твёрдая?

Она поднимает голову и уже с улыбкой спрашивает:

— Я — твёрдая дура?

— Надь, есть поговорка: некоторые бабы дуры не потому, что они дуры, а потому — что они бабы.

— Ты это к чему? По-твоему я — баба?

Поправил ей волосы.

— К тому, что ты осталась женщиной.

— Тогда сделай мне ребёнка.

Пришлось подумать, прежде — чем ответить. Начал полувшутку.

— Надь, после твоей болезни это опасно. Моя тётка тоже переболела в молодости и с тех пор не могла иметь детей. Но живёт — и радуется.

— Но она замужем?

— Нет.

Надя задумывается.

— Выходит — она такая же?

— Выходит так. И таких много.

— Димочка, мне их жалко.

— Надь, ты добрая. Это хорошо. Всё будет в порядке.

Она молчит. Подождал немного — и спросил:

— Надь, тебе лучше?

— Спасибо тебе. Хочешь... Ой... Я даже не знаю — что тебе предложить. У меня ничего нет.

— Всё в порядке.

* * *

Зима — как обычно — пришла неожиданно. На календаре — ноябрь, а в городе уже первые сугробы и первые аварии машин, хозяева которых не позаботились о зимней резине. Впрочем — сама с виду ничем не лучше. Лёгкие ботиночки и тонкие чулки совсем не защищают ноги от пока ещё лёгкого — но всё же мороза. Но такой морозец механическим ногам ни по чём. Зато в самодельной вязаной шапочке и толстом свитере, надетом под куртку — тепло и уютно. На остановке встретила девушку, одетую похоже — и едва удержалась, чтобы не поворчать на неё вслух. Её худенькие ножки наверняка мёрзли.

Остановилась перед светофором. Дорога ещё не почищена, но поток машин движется довольно быстро. Подумала о том, что автопилотам — наверно — всё равно. На другой стороне улицы перед переходом ждёт какой-то дядька. Видно, что он торопится: то глянет на часы, то на приближающиеся автомобили. Самой спешить в свой выходной некуда, а у него, наверняка, рабочий. В конце концов дядка не выдерживает — и бросается вперёд. И тут же, подскользнувшись, падает. Маленкая красная Реношка, которую сразу узнала, виляет в сторону, стараясь его объехать. Её заносит — и бросает на встречную. Раздаётся удар. Прокрутившись на дороге, помятая красная машинка замирает. В нескольких метрах от неё останавливается ударивший её небольшой грузовичок. В ужасе подбежала. Передок старой знакомой сильно разбит. На неё больно смотреть. Подумала о том, что сама пережила худшее. А потом заметила, что салон не пуст. На "водительском" месте сидит девушка с волосами, окрашенными в фиолетовый и синий цвета. Перед ней сдувается подушка безопасности. Девушка удивлённо оглядывается. Подбежала и попыталась открыть дверь. Дёрнула за ручку. И поняла, что дверь зажало. Дёрнула сильнее — и ручка осталась в руке. Сидящая в машине заметно начинает паниковать. Стараясь ей помочь, ударила в стекло — и стекло рассыпалось мелким крошевом. Ухватилась за открывшийся проём и рванула. С первого раза ничего не вышло. Упёрлась ногой в маленькую заднюю дверку — и дёрнула снова. Дверь открылась так резко, что пришлось повиснуть на ней — чтобы не упасть в снежную кашу.

— Девушка, Вы в порядке?!

— Больно! — кричит она. — Помогите!

Наклонилась — и сразу поняла. До боли знакомое место для ног выдавилось внутрь салона. Ноги прижаты, но кажется — не сильно. Кое-как просунула рядом свою ногу, упёрлась плечом в дверной проём и надавила. Помятое дно немного подалось. Девушка, тяжело дыша, начала высвобождать ноги. Подхватила её на руки, осторожно подняла и усадила на поднявшийся горбом капот.

— Вам лучше?

Она смотрит на ноги со страхом.

— Больно. Больно.

Присела возле её ног и осмотрела. Ноги не кажутся сломанными. Заметила, что вокруг собираются люди. Ближе всех суетится тот дядька, поторопившийся перебегать на красный.

— Девушка, Вы целы?

— Ноги. Ноги, — повторяет она.

Вспомнила всё, что когда-то знала об анатомии ног, а заодно — как Пашундель в пятом классе подвернул ногу. Стараясь быть предельно осторожной, пощупала. Пару раз при касании она вскрикнула.

— Успокойтесь. Я думаю — у Вас ушиб и растяжение связок. Это неприятно, но не опасно.

Уверенный голос её немного успокоил.

— Вы что — медсестра?

— Нет, но кое-что понимаю. Главное — успокойтесь.

— Да, Вам легко говорить...

— Девушка, со мной было гораздо хуже. Но я не только сама хожу, но и Вам сейчас помогла. Кстати — как Вас зовут?

— Катя. — отвечает девушка уже почти спокойно. У неё круглые щёчки и на вид она кажется студенткой.

— Надя. По правде говоря — я гораздо больше переживаю за Вашу машинку.

— Мне она тоже нравится, мне её жалко. Не знаю — что я буду без неё делать? Я ведь и учусь, и работаю.

* * *

Через несколько дней пришла оттепель и Катя предложила встретиться в ресторане. Пришлось сказать, что на диете, и перенести встречу в парк. Она пришла с палочкой, заметно прихрамывая. Первым делом — обняла и поцеловала в щёку.

— Надечка, ты — просто чудо. Я хотела сказать это тебе в глаза. Ты спортсменка?

— Ну... В некотором роде.

Присели на лавочку. На Кате — высокие сапоги с низким устойчивым каблуком.

— Как твои ножки?

— Ты была права, ничего страшного. Мне прописали пока ходить в специальных сапожках, но это тоже не надолго. Плохо, что на работе почти весь день надо быть на ногах.

— А как твоя машинка?

— Папа сказал, что дешевле купить другую. Она ведь и была уже старенькая. Ты расстроена?

— Я будто потеряла подругу.

— В каком смысле? — удивляется Катя.

— Тебе не понять. Но я знаю твою машинку. Мне... Мне она очень нравилась.

— Мне тоже. Я попросила папу, чтобы он купил похожую.

Грустно вздохнуть не получается и просто грустно произнесла:

— Вот так просто...

— Надь, ну что ты? Это ведь просто машина.

— Она спасла того дядьку и — как смогла — защитила тебя. А сама разбилась!

— Но она ведь — железка!

— Я тоже!

— Что — тоже? Надь, ты что — робот?

Закрыла лицо руками и отвернулась. Катя тронула за плечо.

— Надь... Ты чего? Ты правда...

Не поворачиваясь, тихо ответила:

— Я — киборг. Живая внутри, но снаружи...

Почувствовала, что она обнимает.

— Надь. Хочешь — я буду твоей подружкой вместо неё?

— Будешь дружить с железкой?

— Но внутри ведь ты живая, правда?

— Да. Мой мозг живой. Но он помещён в машину. В механическое тело.

— Тогда всё нормально. Я ведь тоже помещалась в мою Рено.

Обернулась и поглядела на Катю такими глазами, что она засмеялась.

— Надечка, у тебя сейчас глаза круглые, как фары.

* * *

День рождения провела незаметно для окружающих. Просто посмотрела на календарь, позвонила маме — обменяться с ней поздравлениями — и запомнила, что теперь на вопрос о возрасте надо отвечать "Двадцать один". На улице погода тоже совсем не праздничная — декабрь, как обычно, встречает "шлёп-морозом": серым небом, лужами и остатками снега.

Зато в торговом центре уже везде развешана новогодняя символика и трудятся отделы новогодних товаров.

— Папа, смотри! Тётя-робот! — указывает пальцем мальчишка.

— Кать, в самом деле, ты сейчас больше похожа на робота, чем я.

Остановившись у витрины, Катя вглядывается в своё отражение. На ней пластиковая юбка в пол с выглядывающими внизу колёсами, делающая её на пол головы выше.

— Надь, ну это у тебя ноги не устают ходить. А я ещё не могу даже стоять столько. Доктор так и сказал, что после повреждения суставов поправляться дольше, чем после перелома. И вообще прикольная штука. Хочешь — дам попробовать?

— Не хочу. Я тогда стану похожа на робота-официантку.

— Мне на работе то же самое сказали. Да и пофиг. Зато ноги не болят.

— Не боишься отвыкнуть ходить?

Катя задумчиво делает разворот на месте.

— Ну я же пользуюсь ей только на работе, да вот — ещё сюда взяла. Прикинула, что тут тоже много ходить придётся. О! Давай сюда зайдём.

Она вкатывается первой в магазин одежды и едет между рядами вешалок. Пара пакетов с покупками уже висит на крючке у пояса.

Глядя на Катю, задумалась. Эти "юбки с колёсами" дают на прокат в магазине медтехники при клинике. Там много подобных приспособлений. Катя как бы сидит в ней на подобии велосипедного седла, немного согнув ноги. Специальные датчики улавливают мышечные импульсы и управляют движением колёс, а автоматика следит, чтобы вся конструкция вместе с пользовательницей не опрокинулась. Так что научиться управлять ей можно за несколько минут. Да и забраться в неё несложно — спереди открывается наподобие дверцы, а датчики на ногах можно закрепить заранее. Конечно — неудобно, что уложенная в машину "юбка" заняла почти весь багажник красной Реношки, но пока с этим приходится мириться.

Катя вдруг разворачивается на месте, вытягивает руки и прикладывает кофту.

— Надь, а тебе бы такая пошла.

— Спасибо, не надо. Я сама вяжу.

— Круть. У тебя вязальная машина есть?

— Нет. Спицами.

— Ваау! — шепчет Катя, наклоняясь вперёд. Сохраняя равновесие, "юбка" отклоняется назад.

— А где ты научилась?

— Мама научила.

Катя вытаращивается, как на привидение.

— У тебя что — и мама есть?

— Конечно. Я же не всегда была кибером.

— Уп-с. Я не подумала.

— Девушки, вам помочь? — подходит продавщица. Оглядев Катю, она делает удивлённое лицо и, больше не обращая на неё внимания, спрашивает:

— Что Вам показать? Желаете приобрести для себя или для Вашего робота?

— Эй, я живая, — машет ручкой Катя.

— Эмм... Прошу прощения, — поворачивается к ней продавщица. — Но вы и правда похожи...

Не удержалась, чтобы не спросить:

— А я правда похожа на живую?

Продавщица окончательно теряется.

— Эмм... Ааа...

— Мы подружки, — добивает её Катя.

— Чудеса, — выдыхает продавщица. — Так чем вам помочь, девушки?

* * *

Дома вынула из коробки и поставила в уголке небольшую пластиковую ёлочку. Села перед ней на стул, облокотилась на спинку. С тех пор, как перебралась в город — ставила только эту. Пластиковую. Кругом пластиковые ёлки, синтетическая одежда, искусственные меха, подружка на колёсах. И сама уже вся пластмассово-электрическая. Как говорили в одном старом анекдоте, "Однако — тенденция"

* * *

Глава 10

Декабрьская погода из состояния "грязь" постепенно переходит в "грязь засохла". Работа на мойке снова кипит — владельцы посылают свои авто смывать грязь первой оттепели. Тренировки не прошли даром. Стал гораздо меньше уставать на работе, но угнаться на Надькой в этом по-прежнему не удаётся. К вечеру она такая же бодрая и свежая, какой приходит утром. На мойке тепло, так что при случае остался в майке — чтобы продемонстрировать свои успехи.

— Мужик, — одобрил дядя Сеня.

— Надь, как я выгляжу?

Она оглядывает внимательно.

— У тебя на штанах сбоку шов расходится. Зашей.

— А как тебе это? — продемонстрировал ей, сгибая руку.

— А на руках сможешь стойку сделать?

— Это как?

Надька опирается руками на край стола. Наклоняется вперёд. Ноги отрываются от пола. Держа ноги и тело в одну линию, она продолжает наклоняться, пока не оказывается в горизонтальном положении. Потом медленно прогибается и сгибает ноги в коленях, поднимает себя руками и, снова выпрямив колени, замирает на несколько секунд почти вверх ногами. Потом так же медленно — но уже не сгибая ноги — опускается ногами на пол.

— Повторишь?

— Повторю!

— Давай, Серёга, — подбадривает дядя Сеня.

С готовностью встал на руки, начал наклоняться, кое как вышел в горизонтальное. И понял, что дальше — никак. Постоял так немного на руках и встал на ноги.

— Не впечатлил. Но попытка засчитана, — с улыбкой щёлкает пальцами Надька.

Почесал затылок, подошел к ней и тихо спросил:

— Надь, ты сколько раз можешь отжаться?

Она что-то прикидывает в уме и выдаёт:

— Триста. Дальше просто надоест.

— Надь, ну ты аще.

* * *

Декабрь не торопится вспоминать, что он — зимний месяц. Даже снова надела курточку полегче. По дороге с работы зашла в работающий допоздна супермаркет — купила пакетик кошачьего корма. Пусть лежит в сумочке на всякий случай. Хоть и не жарко, но окно в одной из квартир открыто — из него слышен шум. Кажется — кто-то уже начинает праздновать, хотя даже католическое рождество ещё не наступило. Прошла мимо. А потом услышала, как кто-то бежит, догоняя. И услышала крик:

— Помогите!

Обернулась. Женщина, одетая явно не по погоде, бежит по едва освещённому переулку. Наученная опытом — включила видеозапись. Потому что за женщиной в домашнем халате бежит, немного петляя, крупный мужчина.

— Стой, сучка! — кричит он пьяным голосом. В его руке блеснуло что-то. Сразу стало ясно, что пора вызывать подмогу. Тяжело дыша, женщина подбежала и спряталась за спину.

— Девушка, он пьян!

— Вижу.

— Прирежу, стерва! — орёт мужик, поднимая руку с кухонным ножом.

Раздумывать некогда. Поэтому просто шагнула ему навстречу и ударила с размаху. Он пошатнулся.

— Ах ты — сука! Да я тебя!

Он ударил ножом. Прикрылась левой рукой, нож проткнул рукав и уперся в твёрдое. Но это не больно. Ударила его ещё раз по лицу. Он отшатнулся, снова поднимая нож. Схватила обеими руками руку с ножом и резко крутанула. Мужик заорал и выронил нож. Ударила ещё пару раз в лицо. Он зашатался и сел на газон. На нём домашние штаны, один тапок и тёплая рубашка. Размазывая кровь по лицу, мужик мычит что-то невнятное. Кажется — ничего страшного, просто разбила ему нос. К спине жмётся напуганная женщина.

— Вот так тебе, придурок старый! — кричит она, — Завтра же на развод подаю!

Обернулась к ней.

— Так это — Ваш муж?!

Она прижимается и плачет.

— Горе моё. Пока трезвый — и работящий, и слово ласковое найдёт когда-никогда. А как выпьет — дерётся. А сегодня вот — за нож схватился. За пустяка.

Женщина уже дрожит. Сняла куртку и накинула ей на плечи. Мужик попытался подняться. Сквозь его невнятное бормотание разобрала:

— Прибью, сучка недорезанная.

Пришлось добавить с размаху. Так, что он завалился на бок.

* * *

И снова отделение. Пьяного дебошира умыли, и он сидит в клетке для задержанных, невнятно буровя и периодически почёсывая нос руками в наручниках. С уже знакомым лейтенантом отсмотрели видеозапись.

— Спасибо, Надежда Антоновна. Опять вы вовремя, — доволен лейтенант.

— Я сразу так и подумала, что обычная бытовуха. Лейтенант, снимите у женщины показания, и думаю — надо поскорее отправить её домой. А этот павиан пусть в обезьяннике проспится. Ему полезно. Думаю — справитесь без меня?

— Конечно, Надежда Антоновна. Вам вызвать машину?

— Нет, я ещё прогуляюсь.

— Вас понял, — подмигивает лейтенант.

— А что же с моим-то будет? — вздыхает женщина.

— Суд решит. — сердито замечает лейтенант. — Покушение на убийство и нападение на сотрудника при исполнении.

Стало неудобно. Скептически похлопала себя по плечу.

— Лейтенант, про сотрудника не надо. Я ведь не при форме.

— Понял.

Вышла из отделения, пощупала подпорченный рукав. Придётся зашивать. Да наверно — и кожу на руке придётся заклеивать. А ещё подумала о том, что при таких соседях надо не только затрещины развешивать, но и учиться себя защищать.

* * *

Бум!

Падать на мягкий ковёр не страшно. Хотя и немножко обидно. На голове и корпусе — мягкая защита. Ещё наколенники и налокотники. И специальные защитные перчатки. Не те, что используют для бокса — а с возможностью ухватиться. Так что риск — минимальный.

— Ты в порядке? — подаёт руку женщина лет тридцати.

— Да.

Резко встала и снова приготовилась.

— Нападай, — снова командует тренер.

Соперница ловит за руку, поворачивается, подставляет ногу и роняет на ковёр. Приходится снова вставать. Наверно — её саму в первый день так же швыряли, как мешок с опилками. Женщина снимает шлем и утирает пот со лба.

— Отдохни, — говорит тренер.

— Я не устала.

— Ладно. Тогда продолжим. Света, ты готова?

Света помоложе предыдущей соперницы, но немного пошире. Она подходит, поправляя шлем. Как только тренер даёт команду начать бой — включила видеозапись. Снова быть набивной куклой не хочется, поэтому нацелилась — и первой ухватила соперницу за запястье. Она тихо ойкнула. Тут же рванула её на себя, поворачиваясь и наклоняясь. Почувствовала её вес у себя на спине и сбросила через голову. Тут же отпустила руку и отскочила.

— В порядке?

— Ыыы... — вдруг выдавливает из себя Света.

— Что с тобой?!

— Ты мне руку сломала... — стонет соперница, не приподнимаясь. Тренер тут же подскакивает и начинает осторожно ощупывать. Наконец — выдаёт вердикт:

— Кости целы. Ушиб. Надь, что ты сейчас сделала?

— Ну... Просто крепко держала.

— Ну-ка — покажи на мне, — требует тренер, подставляя руку. Взяла его за предплечье чуть выше сустава — и сжала.

— Сильна, красотка, — одобрительно поджимает он губу, потирая освобождённую руку. — Чем занималась? Штанга?

— ЛФК.

— Ладно, не хочешь — не говори. Но постарайся так больше не делать.

К концу занятия поняла, что держать соперниц надо менее жестко. Электрические приводы работают не так, как мышцы — из за этого при броске за руку удерживающая рука работает как ломающий рычаг. Но к счастью — обошлось без серьёзных травм. Уже переодевшись после тренировки, подошла к тренеру и спросила:

— Первая тренировка у Вас — что-то вроде проверки на готовность продолжать занятия?

Он усмехается.

— Ты правильно поняла. Хотя новичков стараемся беречь. Но ты удивила. Занималась где-то?

— Никогда. Если не считать пары драк в детстве с мальчишками.

— А спорт?

— Я же говорила. Просто восстанавливалась после больницы.

— Не верится. Ты хорошо поработала над собой.

Пожала плечом.

— Пришлось.

Попрощалась и вышла. Клуб выбирала долго. Он не слишком близко к дому, зато недорогой. И, что важно — в темноватом подвале. Есть надежда, что никто не распознает в молодой девушке пластиковую куклу.

* * *

— Как я выгляжу? — интересуется подруга. На ней старомодное платье с нешироким кринолином. Но из под юбки вместо ног снова видны колёса.

— Кать, ты выглядишь странно.

— Почему?

— Потому, что ты собиралась танцевать. Как ты намерена это делать?

— Я буду танцевать вальс... — мечтательно заявляет она, прокатываясь вокруг.

— Неужели ещё так болят? Уже ведь больше месяца прошло.

— Надь, ну ещё побаливают. И я не хочу рисковать. Доктор сказал, что лучше пока ноги не перегружать. А мы ведь хотим гульнуть на всю ночь.

— А у твоей юбки хватит заряда на всю ночь?

— Хватает же на рабочий день. Кстати — а как у тебя? Хватит?

— Хватит. Ещё ни разу за день не разряжалась больше, чем до половины.

Катя подкатывается совсем близко, и поправляя оборку такого же старомодного, как на ней, платья, негромко спрашивает:

— Я, наверно, спрошу глупость, но... У тебя есть парень?

Пришлось задуматься.

— Как тебе сказать? Есть парень, которому я нравлюсь. Он неплохой, но... У меня есть очень хороший друг, который нравится мне.

— Чорд. Надька, ты точно — киборг? У тебя всё круче, чем у меня. У меня пока только приятели. Ты позовёшь кого-нибудь?

— Нет. А ты?

— Ну мы так и пойдём — нашей компанией. Я тебе говорила, что это Колян предложил пойти на вечеринку "кому за двести", когда увидел меня в этой юбке на колёсах? Я им про тебя говорила, но для них ты — просто классная спортсменка, которая вытащила меня из помятой машины. Сойдёт?

— Вполне.

Повернулась к зеркалу и принялась снова изучать себя. Когда дамы носили такие платья — ещё ездили на лошадях и паровозах.

* * *

Пока в работе перерыв — подошел к сидящей в углу Надюхе.

— Надь, ты на новогодние никуда не укатываешь?

Надька выходит из своего вечно задумчивого состояния и смотрит удивлённо.

— Нет, Серёж. А куда по-твоему можно укатить?

— Ну не знаю. Там — к родне в деревню.

— Не-не. — отмахивается она и снова прицеливается впасть в задумчивость.

— Одна будешь праздновать?

— С подружкой.

— Жаль. Я хотел тебя пригласить потанцевать.

— Ты же заметил — я плохо танцую. Но меня уже пригласили танцевать.

— Клёво. И не так уж плохо мы с тобой танцевали. Хотя ты и сильная, но ведёшься неплохо.

— Хочешь сказать — ты весь из себя крутой танцор?

— В младших классах у нас в школе учили танцам. Я — правда — не сильно старался. А тебя встретил — и пожалел, что тогда не освоил получше.

— Думаешь — произвёл бы впечатление?

— Надь, ты читаешь мои мысли.

— Вообще-то я заметила, после чего ты в качалку пошел. Серёж, не надо.

— Надь, ну а что я — не мужик? Могу я к клёвой девчонке подкатить?

Она отворачивается.

— Смотри, как бы откатываться не пришлось.

— Да пофигу. Придётся — буду кататься. А такой, как ты, я не встречал. Без понтов.

Она молчит.

— Надь. Ну так чо? Потанцуем ещё?

Она поворачивается, прищурив глаз.

— Серёг. Вот ты прилип к моей жопе, как банный лист.

— Почему к жопе? Не — ну жопа у тебя тоже так...

Она смеривает взглядом.

— Ты хоть знаешь — куда меня пригласили? Там вальс будет. Где ты, а где вальс?

— Спорим — я смогу?

Надо ж было в этот самый момент вкатиться чёрному Мерседесу. Надя глянула на него, на табло с заказом.

— Придёшь во фраке — потанцуем.

* * *

Чем ближе новогодние — тем больше накатывает предвкушение праздника. Не потому, что Новый Год. А потому, что в прокатной конторе ждёт настоящее бальное платье. После случившегося особенно хочется почувствовать себя настоящей леди. Пусть даже старомодной. Забыть ненадолго о том, что у этой леди внутри. Чтобы ухаживали и целовали ручку. Чтобы говорили комплименты. Даже прикупила себе кринолин из проволочных колец — чтобы научиться в нём ходить и сидеть. Это оказалось целой наукой. Зато дома есть — чем заняться. Учебникам в телефоне пришлось потесниться — нашла в сети несколько видеоуроков старинных танцев. Не просто для того, чтобы не ударить в грязь лицом и не оттоптать ноги. А чтобы получить от этого удовольствие. У пластиковой куклы не так уж много доступных удовольствий.

* * *

Предновогодний вечер — время особенное. Хоть и давно вырос — а всё равно ждешь какого-нибудь чуда. А тут Катька подкинула идею своей тележкой — и вот они — чудеса. Танцевальная студия проводит открытую новогоднюю вечеринку в клубе. И не просто вечеринку — а бал с танцами девятнадцатого века. Оглядел себя перед зеркалом, поправил галстук-бабочку. Всё-таки в деловом костюме непривычно, но именно в те времена он и появился.

— Нервничаешь, Колян? — подмигивает приятель Миша, поправляя манжеты белой рубашки.

Постарался ответить немного манерно.

— Немного. Где там наши дамы?

— Носики пудрят, наверно. Валька где?

— Звонила, что скоро подъедет. Пошли?

Миша кивнул. Вместе вошли в зал и осмотрелись. Зал большой, в старом здании с высоченными потолками. Но высота зала вдвое больше — и вдоль трёх стен идёт балкон, опирающийся на мощные колонны. Четвёртая стена — сцена, часть которой занята большой ёлкой. Под балконом среди колонн расставлены столы, но средняя часть зала свободна для танцев.

Сразу видно тех, кто занимается в студии. На парнях чёрные фраки с белыми галстуками-бабочками, девчата в бальных платьях с широченными юбками. Они — хозяева мероприятия. Больше всех суетится немолодая тётка в бело-голубом платье. Сразу захотелось её назвать "снежной королевой". Судя по висящему на ней микрофону — она и будет ведущей.

Понемногу подтягиваются и гости. Большинство парней одеты так же — в обычные деловые костюмы. Кто-то разжился смокингом. Девушки — в длинных вечерних, так что поразглядывать ножки не получится. Трогают за плечо. Обернулся — а это Валька. Она навертела причёску и надела синее вечернее платье.

— Валюха, ты просто леди.

— Я старалась. А где Катарина?

— Ещё не видели, — отвечает Миша.

— Ваау! — восклицает Валя, глядя через плечо. Обернулся. Катька медленно выехала из боковой двери. На ней платье в светло-голубую клетку с кружевной отделкой. Из под юбки немного выглядывает синий корпус её тележки с колёсами. Рядом с ней, слегка покачивая старомодной юбкой из стороны в сторону, идёт симпатичная девица, на вид немного моложе. Очень правильные, будто кукольные, черты лица, но косметики необходимый минимум. Кожа гладкая, без единой родинки. На ней платье из ткани в широкую светло-зелёную полоску. Плечи чуть приоткрыты, на голове — украшение из бумажных цветов. На руках у обеих высокие перчатки, но у Катиной подруги — с обрезанными кончиками пальцев. Докатившись, Катька важно представляет, указывая закрытым веером:

— Это та самая спортсменка, о которой я говорила. Надежда. А это Валентина, Николай, Михаил. Остальные пока опаздывают.

— Главное — чтобы успели к полонезу, — комментирует Надежда, обмахиваясь веером.

— Какой шарман... — обходит её Валька. — Мадмуазель, на Вашем фоне я уже чувствую себя неловко.

Надежда довольно приподнимает голову, прикрываясь веером. Начинает казаться, что она тоже — одна из хозяек бала. Обе обладательницы кринолинов удаляются в сторону тётки-ведущей. Важно раскланиваются, видно — перекидываются несколькими словами. Потом отправляются раскланиваться уже со всеми подряд. Катька на своих колёсах будто плывёт над полом.

— Господа! — наконец объявляет ведущая. — Наш сегодняшний новогодний бал, как полагается, открывает самый торжественный танец — полонез. Это великолепное шествие пар, образующее разнообразные рисунки танца. При этом он весьма несложный, можно просто следить за впереди идущими парами и повторять. Поэтому на него приглашаются все. Вы можете встать с тем, с кем пришли. А если уж совсем не уверены в своих силах — постарайтесь пригласить кого-нибудь из тех, кто его знает.

Название танца вызвало ассоциацию разве что с польским майонезом. Мишка пожал плечами и подал руку Вальке. Катьку пригласил какой-то шустрик в белой рубашке и жилетке. Подошел к Надежде, стоящей с прикрытыми глазами, и с надеждой спросил:

— Надь, ты выглядишь так, будто должна этот танец знать.

Она открывает свои большие карие глаза и кивает.

— Уже знаю. — и подаёт руку. Попытался взять её под локоть, но она уверенным движением перехватила за кисть и положила свою руку сверху.

— Вот так. — и повела пристраиваться в хвост быстро собирающейся вдоль зала колонны танцоров. Заиграла плавная торжественная музыка. Первая пара двинулась вперёд, обходя зал по кругу, за ней пошла вторая. Когда вместе с Надей завернули — увидел в конце колонны какого-то прилизанного щёголя в белом фраке. Он вёл за руку припоздавшую Ленку. Давно не видел её такой счастливой. Вдруг Надя, посмотрев в сторону щёголя, шарахнулась так, что едва не сбила с ног. Но тут же справилась с собой, обмахнулась веером и вернулась к танцу. В следующей фигуре пары разошлись. Стараясь не потерять из вида свою пару, заметил — как щёголь по-особому раскланялся с ней. Она при этом гордо отвернулась и прикрылась веером.

После полонеза снова собрались в своём углу. Катька лихо развернулась, раскланялась с шустриком и счастливо защебетала:

— Танец само для меня. Еду себе и еду, мной только подруливают.

— Надежда, Вы как всегда — великолепны, — подходит щёголь, подводя Ленку. Под его белым фраком угадывается неплохо накачанная мускулатура. — Напоминаю — Вы обещали мне вальс. Думаю — Вы простите, что я не надел Ваш подарок.

— Сергей, признаю — Вы меня удивили, — так же важно отвечает Надежда, поигрывая веером. — Я помню о своём обещании.

Катька переводит ошарашенный взгляд то на щёголя, то на свою подругу. А как только Сергей отходит — вцепляется ей в руку и громко шепчет:

— Надька, это который?!

— Которому нравлюсь я. Мой коллега.

— Одуреть! Плюй на всё и выходи за него.

— Вообще-то я не могу плюнуть.

Ленка включается в разговор.

— Тогда махни рукой. Иначе я сейчас побегу с ним дальше знакомиться. Он такой важный!

— Вперёд, — пожимает плечами Надя. — Желаю успеха. Как разочаруешься — приходи.

— Надь, так он что — совсем коллега? — ещё больше удивляется Катюха.

— Нет, только по работе.

— Фух... Я уж подумала...

Развернувшись на месте, она глядит Сергею вслед.

* * *

Глава 11

С последним ударом часов с улыбкой приподняла опустевший бокал. Янтарная непрозрачная жидкость не очень похожа на шампанское, но надо же как-то соблюсти традицию. Катюша подмигивает, касаясь своего бокала губами.

— С Новым Годом, — говорит Серёга, держа за плечо и наклонившись к уху. Развернулась к нему. Он смотрит прямо в глаза и повторяет:

— С Новым Годом, Надя.

Положила руки ему на плечи. Он неожиданно хорош в белом фраке.

— С Новым Годом, Серёжа. С наступившим.

Он наклоняется с недвусмысленным намерением. Приходится уклониться.

— Серёжа, не надо.

— Тогда может быть — потанцуем? — предлагает он. По правилам бала нужно либо ответить на приглашение, либо пропустить танец. А пропускать первый танец в новом году очень жаль. Поэтому улыбнулась, отошла на шаг, присела в реверансе и подала руку. Он взял и вывел ближе к уже двинувшимся по кругу парам. Как в учебном видео — положила ему руку на плечо, чуть отклонилась назад, правую положила ему в ладонь, одетую в белую перчатку. Взгляд — чуть влево, через его плечо. Он пару раз покачивается, ловя ритм музыки и делает шаг, потом ещё, зал закружился перед глазами. Музыка вальса уносит по кругу. Мимо проплывают другие пары. Нужно только следить за его движением и идти в такт музыке. Мелькнуло счастливое лицо Катюши. Она кружится на своей тележке, ведомая молодым человеком в чёрном фраке. Сергей ведёт прямо, потом отпускает, раскрывая пару, снова ловит. Новогодняя сказка старинного бала кружит, заставляя забыть обо всём.

* * *

Мимо пролетают пары в ритме польки. Катюха стоит, обмахиваясь веером.

— Катька, чего не танцуешь? Неужели устала?

— Колян, как по-твоему я бы сейчас прыгала?

— Слух, А Надька по-моему ни одного танца ещё не пропустила. Ну кроме показательных.

Катюха согласно кивает.

— Она может хоть до утра скакать — и не устанет.

— Ну круто. А каким она спортом занимается?

— Этим... Тайским боксом и штангой.

— Фигасе. А по ней не скажешь.

— Когда она железо гнула, чтобы меня из машины достать — я даже о боли на секунду забыла. Девчонка — супер. Стальные мускулы.

— Блин. Везёт же людям. И красивая, и вообще...

* * *

Правила бала не позволяют танцевать всё время с одной. Нужно менять пары. Иначе танцевал бы только с ней. Но есть танцы, в которых пары всё время меняются — и можно встретиться с Надей после очередной смены партнёров. Странно было ощутить под рукой твёрдые бока у многих красоток, одетых в старинные платья. Потом догадался, что у них надета эта штука... В те времена тётки так утягивали себе талию. Вот и сейчас — под рукой твёрдая талия Надиной подруги. Зато её рука мягкая и нежная. Она движется не так, как другие — будто не идёт, а скользит. Совершенно не чувствуется шагов. У неё не такое красивое, как у Нади, лицо, но очень тёплая улыбка. Даже странно, что такие разные девушки сошлись. Впрочем кажется — Надя — единственная в своём роде. Приходит время менять партнёров, Катерина обходит вокруг и удаляется к следующему. Проводил её взглядом. Она словно плывёт... Что за чёрт?! А где ноги? Или померещилось? Из-под юбки выглядывают обрезиненные колёса! Неужели — робот-официантка?! Но только что ведь держал её руку! Что за чушь вообще?! Неужели кто-то притащил на бал робота? Зачем? Не могла же Надя... Она обожает робомобили. Но всё-таки — ради чего? Чтобы сделать вид, что у неё есть подруга? Но откуда бы она взяла столько денег? Или она действительно дружит с роботом? Но разве можно дружить с роботом? Или её настоящая подруга — хозяйка робота? А где тогда она сама? В голове полная каша, а в руку ложится рука Нади. Плавным движением вывел её из круга и отвёл под балкон.

— Что случилось? Уже устал? — недовольно интересуется Надя.

— Прости, но я должен тебя спросить о твоей подруге.

— Понравилась? — улыбается она.

— Скорее — удивила.

— Хочешь познакомиться с ней поближе? — подмигивает Надя.

— Скажи, она... Настоящая?!

— Ах — это... Ты всё-таки заметил?

Надя прячет улыбку за веер.

— Не бери в голову. Просто она недавно попала в аварию и повредила ноги.

Медленно повернул голову и нашел Катерину глазами. Теперь ясно видно, что она не идёт — а едет на колёсах. Почувствовал на плече руку Надежды.

— Серёж, а ты смог бы любить женщину на батарейках?

— Че... Чего? Она что — на батарейках?

— В данный момент — частично да.

— Ну у тебя и подруги, Надь. Я думал — татуировщица — это верх потолка, а тут была ещё и крыша.

— Смог бы полюбить такую?

— Ээээ... Наверно — нет.

— Посмотри на меня.

Обернулся. Она смотрит прямо в глаза. Нечасто удаётся увидеть её так близко.

— Серёж, я давно всё поняла. Для этого не надо заканчивать университет. Но между нами ничего не может быть. Если хочешь — мы можем быть просто друзьями.

— Не хочу.

Она не ответила на поцелуй. Но отпустил её не сразу. Потому, что она шепнула:

— Спасибо, Серёжа. В эту ночь ты был моим принцем. Но утром сказка закончится.

— Почему, Надь?

— Потому что... Я не могу быть принцессой.

— Потому, что ты — королева?

Она чуть отталкивает и глядит с улыбкой. А потом просто отрицательно качает головой.

* * *

Вечеринка затянулась почти до утра. К концу остались только самые стойкие. Серёжа смотрит в глаза с улыбкой, хотя и в его взгляде уже чувствуется усталость. Но он всё ещё держится и ведёт по залу в такт музыке медленного вальса. В повороте успела заметить Катю. Она стоит у столика, и зевает, прикрываясь веером. Сказка кончается. Скоро начнётся новый день. Пластиковая принцесса снова превратится в автомойщицу. Жаль, что непослушные губы не позволили ответить на поцелуй. Но может быть — оно и к лучшему. Неизвестно — чем бы это кончилось. Сергей отпускает, поворачивает под рукой, и снова закрывает пару. Большой мальчик продолжает, сам того не зная, играться с танцующей куклой. А может быть — это кукла играет с ним? А в сообщениях уже давно отвечено:

"Надя, желаю тебе счастья в новом году"

"Димочка, спасибо, что помнишь обо мне. Будь и ты счастлив."

* * *

Первое утро нового года, как обычно, начинается ближе к вечеру. Посмотрела на себя в зеркало. Лицо такое же, как всегда. Не сонное, не помятое, не уставшее. Заглянула в шкаф. На вешалке висит розовый мешок с платьем. Оно не превратилось в тыкву. Улыбнулась этой мысли и подошла к окну. За окном тихо падает первый снег нового года. Среди медленно опускающихся снежинок разглядела одну очень большую. Она приближается. Чем ближе она подлетает — тем яснее, что это обычный небольшой квадрокоптер — из тех, что управляются с телефона и не требуют лицензии на использование. Вышла на балкон и открыла окно. Сразу почувствовала холод, но подогрев пока не включается. Можно немного постоять, глядя на падающие снежинки и летящий среди них квадрик. Кто-то играется. А он летит, приближаясь. В конце концов — он влетает прямо в открытое окно, так что приходится отскочить в сторону, и падает к ногам, ударившись об оконную раму. Пропеллеры замерли. Подняла его и погрозила в камеру кулаком. Но тут заметила, что огонёк возле камеры погас. Странно — либо его дистанционно выключили, либо в нём села батарейка. Никогда не была слишком подозрительной. Но на всякий случай оставила его в балконном окне. Может быть — улетит?

* * *

От праздничного безделья нашел в шкафу старую игрушку — смарт-очки. Когда-то пророчили, что они вытеснят обычные смартфоны. Их выпускают до сих пор, но это оказалось не более, чем узконишевым продуктом. Подзарядил и подключил к телефону. Батарея всё ещё жива. Улёгся на диван и тут же получил входящий звонок.

— Внимаю.

— Димочка, это я. Ты отдыхаешь?

— Да, на праздники все пациенты разъехались по домам, а срочной работы пока нет. Как у тебя дела?

Перед глазами возникло фото, заставившее сесть. Надежда в роскошном платье, её обнимает парень в белом фраке. На фоне — народ в вечерних.

— Надь, ты что — вышла замуж?

— Кайфово смотрюсь — правда?

— Я в шоке. Ну... Поздравляю. А как он отнёсся...

— Он не знает.

— Надь, я боюсь показаться тебе пошляком, но — как же брачная ночь и все дела?

— Димочка, я так и подумала, что ты это спросишь. Но на самом деле ничего такого не было. Это просто фото с новогоднего бала.

— Извини. Всё равно я рад за тебя.

— Димка, ты несносен. Неужели и на секунду не заревновал?

— Надь, мы же друзья.

— Ладно, тогда я хочу спросить тебя, как друга и специалиста по всяким роботизированным штучкам.

— Это давай. Что случилось?

— Мне в открытое окно влетел квадрик. Теперь он лежит на балконе и не подаёт признаков. Что с ним делать?

— Модель можешь посмотреть?

Надя включает видеосвязь, так что можно видеть её глазами. Выходит на балкон и подбирает белую игрушку с четырьмя пропеллерами. Переворачивает и подносит ближе к глазам. Сел к компьютеру и тоже включил режим камеры в очках.

— Ой! Димочка, что у тебя с глазами?! — пугается Надька.

— Со мной всё в порядке. Это смарт-очки.

— А.... Понятно. — неуверенно отвечает Надя.

Вбил данные о модели. Пока искал инструкцию, начал пояснять.

— Обычно в таких игрушках есть режим возврата на случай потери связи. Видимо — прямая до точки взлёта проходила сквозь дом, а он принял твоё окно за проход.

— Думаешь? Он влетел и сразу выключился. Может быть — кто-то пытался за мной подглядывать? Может быть — мне его выбросить? А вдруг прилетит ещё один?

— Надь, только не паникуй. Не думаю, что кто-то специально заставил его влететь к тебе. Скорее — случайность. Сейчас приеду и разберусь.

Выходные сразу перестали казаться скучными. Приехал к ней — как и в прошлый раз — на такси.

— Он там, на балконе. — указывает Надя, кутаясь в домашний халат. Вышел на балкон и поднял игрушку. Достал из сумки инструменты. Аккуратно вскрыл крышку. Всё так и есть. Батарея высажена в ноль. Вынул карту памяти и подключил к своей мобилке. Открыл последнюю видеозапись. Видно, как беспилотник взлетел, сделал круг. С земли ему машут руками двое в ярких куртках, а ещё один стоит, держа перед собой не то большой телефон, не то маленький планшет. Видимо — это и есть хозяин квадрика, но лиц с высоты не разобрать. Надя смотрит в экран через плечо.

— Это в той стороне, пара кварталов отсюда, — узнаёт она место.

— А вот тут он, видимо, потерял связь.

Картинка перестала беспорядочно болтаться и нацеливается в одну точку. В конце видео мелькает лицо Надьки, а потом всё тухнет. Можно её успокоить.

— Я же говорил — случайность.

Достал из сумки зарядное из своих старых запасов.

— Поставь его на зарядку, а потом включи. Если его ищут — он подсоединится и улетит.

— А если не улетит? Подождать и выбросить?

— Как хочешь. В принципе — его можно подключить к твоему встроенному. Могу скинуть тебе инструкцию. Только учти — после привязки он потеряет связь с прежним хозяином.

— Ладно, я не буду спешить.

В этот раз она даже угостила чаем. Хрустел подсохшим печеньем, она прихлёбывала свой единственный напиток. И делились новостями.

* * *

Договорились встретиться в торговом центре. На третьем этаже за столиком кафе нашла свою подругу. Подсела к ней. Она наклоняется поближе и заговорщицким тоном спрашивает:

— Надька, умираю от любопытства. Расскажи про него.

— Про Серёжку?

— Да. Как ты с ним после этого? Виделась уже?

— Да, мы вчера уже работали.

— Ну и как?

— Как обычно. Работы — правда — было мало.

— Нет, я про Серёжку. Ты ему хоть что-нибудь...

— Кать, ну а что я ему могу предложить? Я ведь даже для секса не гожусь.

— Иди ты! Совсем?

— Совсем. Даже поцеловать не могу. Всё, что можно с меня получить — я ему уже дала. Я ему связала свитер, а он меня обнял и поцеловал. Приехали. Дальше развивать отношения некуда.

— Надька, ну он же ради тебя выше головы прыгнул. Неужели ничего нельзя придумать?!

Ей приносят её заказ.

— Кать, а вот угадай — что будет, если я сейчас твой десерт схомячу? Я просто сдохну. Как если ты вместо меня солярки выпьешь. Я для него — как инопланетянка.

— Чорд...

Катя сердито подпирает щёку.

— Точно — инопланетянка. С такой неземной красотой — и парня для тебя подходящего нет. Обидно...

— Не то слово. И Димка, паразит, только поздравил — когда фото с Серёжкой увидал.

— А это кто? — оживляется подруга.

— Друг. Ну... Не просто друг...

— Он тебе нравится?

— Да. А ещё он всё про меня знает. Он меня настраивал и ходить учил.

— Афигеть! Он что — прямо в тебе копался?

— И это тоже было. Подключал кабель от компьютера и что-то клацал.

— Чорд... Надька, как у тебя всё сложно.

* * *

Шубка — привет из прошлой жизни. Раньше огорчало, что она из искусственного меха, но после произошедшего — уже всё равно. Сама такая же. Зато можно спрятаться в тёплый капюшон и идти по вечерней улице, ни о чём не думая. Датчики температуры сообщают, что рукам холодно. Если высунуть руку из кармана и подставить ладонь под падающие снежинки — они ложатся и не тают. Но это уже не важно. Зато можно поймать на ладонь снежинку и попытаться её разглядеть в свете фонаря.

— Девчонка, давай к нам! — окликает подвыпившая компания. — С Новым Годом!

Глянула на них. Кажется — они не опасны. Просто всё ещё продолжают праздновать. Можно идти дальше, никуда не спеша. До дома остаётся совсем немного, когда в темноте переулка кто-то хватает за шею.

— Снимай шубейку, — хрипит над ухом.

— Что? — переспросила, включив видеозапись.

— Снимай шубейку, говорю, курица.

Доказательство получено — можно действовать. Резко закинула руку, хватая его за голову. Подогнула ноги, резко выпрямила их, заставляя нападающего потерять равновесие, а потом выполнила бросок через голову. Он брякнулся спиной на утоптанный снег и гыкнул от удара. Добавила ногой в живот, заломила руку за спину. Мужик лежит лицом в снегу, кажется — в шоке от произошедшего. Уселась сверху. Так и застала полиция. В отделении не оказалось знакомого лейтенанта.

— Лейтенант, прежде — чем задавать мне вопросы, позвоните своему напарнику из другой смены.

Он удивлённо поджимает губу и набирает номер.

— Лёш, извини, что дёргаю. Но тут какая-то Надежда Антоновна... Да — опять... Да — сама... Нет — следов побоев не видно... Чего?!... Надежда Антоновна, Вам кофейку сделать?

* * *

Праздники остались позади. Потеряшка всё так же отдыхает на балконе, не подавая признаков деятельности. Присела возле него и пощекотала белую пластиковую спинку. Подумалось, что ему так же одиноко. Даже хуже. Подняла его на руках и заглянула в глазок камеры.

— Совсем забыли тебя, потеряшка, твои хозяева.

Показалось, что зелёный огонёк подмигнул. А может быть — сама моргнула. Вынула из него карточку памяти и повертела в пальцах. Пожалела, что нельзя никак воткнуть её в себя. Тут-то и вспомнила про старенький ноутбук, который — сама не зная, зачем — забрала с собой и ни разу после этого не пользовалась, заменив его встроенным телефоном. Вынула его из сумки, раскрыла. Вставила карточку. В раскрывшемся окне с файлами — три видеозаписи. Последнюю уже смотрела с Димой, а вот на второй мелькнуло на секунду то, что искала — лицо мальчишки, который управлял квадриком с планшета. Видно не очень хорошо, но уже что-то. На нём синяя курточка с белыми полосками на швах и светоотражающими полосами — пара на рукавах и одна на поясе. Сколько ему лет — понять трудно, но показалось, что не больше двенадцати. В этом районе такие едва-ли уходят далеко от дома без родителей. Значит — можно попробовать найти. Оставалось дождаться солнечной погоды и пойти в тот двор, с которого взлетел квадрик. Но сколько ни бродила с квадриком в сумке — никого похожего не встретила. В следующий раз решила, что надо действовать иначе. Зашла в ателье — и распечатала фото мальчишки, вытащенное из видеозаписи. Теперь появилась возможность спрашивать.

— Девочка, ты не встречала мальчика, похожего на это фото?

— Нет. Тётя, а Вы из полиции? Что он сделал?

— Я из бюро находок. Он потерял свою игрушку.

Немного погодя — кажется — повезло. Один из мальчишек, увидев фото и квадрокоптер уверенно заявил:

— Знаю! Я сейчас ему позвоню.

Дождалась вместе с ним во дворе.

— Давайте-давайте! — весело закричал пацан издалека. — Это точно мой!

Осмотрела его критически. Одет он иначе и, хоть и похож, но и качество фото — не очень. Спрятала квадрик обратно в сумку.

— Ты можешь назвать модель своего квадрокоптера?

— Эээ... Не помню. Я коробку давно выкинул, — оправдывается он, пытаясь заглянуть в сумку.

— Ты управлял им с телефона?

— Да!

— Сейчас он заряжен полностью. Если ты заставишь его взлететь — он твой.

— Нуу... Я программу стёр.

— Хорошо. Ты можешь сходить домой — и переодеться в ту куртку, которая на фото.

— Нуу... Я её порвал и мама её выбросила.

Наклонилась к нему ближе.

— А ты в курсе, что дача ложных показаний — уголовно наказуемое деяние?

— Тётя, я сейчас сбегаю домой. Может быть — мама куртку не выбросила.

Прождала почти час у подъезда. Разумеется — никто не вышел. А приятель, "узнавший" мальчишку на фото, куда-то пропал ещё во время разговора.

* * *

В очередную прогулку по району всё-таки встретила его. Мальчишка был одет в точности, как на фото.

— Гля: нашелся, — заметил он равнодушно, посмотрев в сумку.

— Это твой?

— Ну... Был мой.

— Как ты его потерял?

— А... Первого вышли с пацанами — решили это старьё погонять. А он связь потерял и не вернулся. Мне папка уже другой купил. Покруче.

— Забирай.

— На кой он мне? Мамка всё равно выкинет, скажет — лишний мусор в доме. Я и зарядное от него уже выкинул.

Махнув рукой, он ушел. Осталась стоять с сумкой. А потом осторожно прижала её к груди.

— Никому ты не нужен, Потеряшка.

* * *

Глава 12

В процессе изучения инструкции выяснила о приблудившемся квадрокоптере забавную подробность. Им управляли с помощью подключения через беспроводную сеть. При этом дальность связи у него невелика. Даже на открытом месте — не более нескольких сотен метров. Но это, по выражению мальчишки — его прежнего хозяина, "старьё" имеет не только гнездо под карту памяти, но и пустое гнездо под карточку сотовой связи. При связи через сотовую сеть качество видео немного падает, зато дальность связи становится почти неограниченной. А значит — и дальность полёта ограничивается только зарядом батареи. С новой батареей он мог летать до получаса, а значит — улететь почти на два десятка километров и вернуться. Похоже — папа у мальчишки далеко не бедный, раз купил ему что-то ещё круче. Загрузила в свой телефон фирменную программу управления, ввела серийный номер, указанный на плате под крышкой. Потеряшка почти сразу отозвался, показав на экране телефона картинку с камеры, координаты и запас заряда батареи. Попробовала заставить его подняться. Управление рассчитано на работу двумя пальцами — левая рука по высоте и повороту, а правая — по движению вперёд и вбок. Но имитировать действия двумя пальцами получается всё ещё плоховато. Потеряшка завис на месте, покрутился. Двинула его вперёд — он пролетел немного, не снижаясь и не поднимаясь. Повернула. Снова двинула вперёд, одновременно уводя вбок. Получилось. Снова повернула его на месте. Немножко странно видеть себя со стороны его камерой. Четыре пропеллера жужжат без умолка. Звук не очень громкий и даже забавный. Немного погоняла Потеряшку по комнате. Ветер от его винтов сдул салфетку со стола. Это заставило улыбнуться.

— Потеряшка, ты уже шкодишь?

Старенькая батарея квадрика садится быстро. Прошло чуть больше двадцати минут — а в уголке уже заморгала просьба о зарядке. Усадила его в подставленные руки и осторожно прижала к себе.

— Не бойся, Потеряшка. Я тебя не брошу.

* * *

Январь пролетел незаметно. На улице мороз, и работы на мойке мало. Пришлось даже найти подработку на выходные. А Надя — кажется — по пол дня просто дремлет в своём любимом уголке. Но как только появляется клиент — вскакивает мгновенно. После бала в отношениях почти ничего не изменилось. Но именно — почти. Она немного чаще стала улыбаться. Она охотнее смеётся на шутки. Однажды утром взял её за руку. Она не отдёрнула, как обычно. Но сам ощутил, насколько у неё холодная рука. Начало доходить — в чём дело. Видимо — после больницы у неё остались какие-то проблемы со здоровьем. Она вынуждена поддерживать себя в спортивной форме. И по этой же причине она не принимает попыток к ней подъехать. Однажды решился и после работы пошел за ней следом.

— В чём дело, Серёж? — спросила она, как только свернули за первый же угол.

Подошел, взял её за холодные ладони, и пытаясь их согреть между своими ладонями, начал:

— Надь, не переживай. Всё будет в порядке.

— Ты чего?

— Я понимаю. Я тебе не нравлюсь. Наверно — такой девушке, как ты, нужен другой. Лучше.

— Серёж, мне никто не нужен. Потому, что я никому не нужна.

— Не говори так. Такая, как ты, одна. Ты не такая, как все.

— Да, Серёжа. Я слишком сильно отличаюсь от вас. Только не говори дяде Сене.

— Че... Чего?

Она прижимается и шепчет:

— Обещай, что не расскажешь. Я не хотела об этом говорить.

— Обещаю.

— Я — не человек. Я... Нет. Я просто пластмассовая кукла. Ты влюбился в куклу на батарейках.

Пришлось расставить ноги шире и ухватиться за Надю, чтобы не упасть. Она смотрит в глаза.

— Я только по паспорту человек. Понимаешь?

— Как? Ты... не живая?

— Живая. Только... немножко. — указывает она на голову. А в собственной голове творится что-то невообразимое. Но наконец-то всё встаёт на свои места. Её твёрдость и выносливость. Её холодные руки. Её странные подруги. Обнял её и коснулся щекой её щеки. И почувствовал, что она тёплая. Шепнул ей на ухо:

— Надя... У тебя щека тёплая.

— Я знаю. Но не надо тратить на меня время. Я просто не хотела, чтобы все знали. Обещай, что не расскажешь обо мне.

Посмотрел ей в глаза и тихо ответил.

— Обещаю.

Губы у неё тёплые. И мягкие. А руки — твёрдые. Но оказывается — она умеет обнимать ими нежно. Как живая.

* * *

Наконец-то решилась это ему сказать. Но теперь Серёжа ходит на работу, как чумной. Смотрит мутным взглядом. Подходит, молчит — и снова отходит. Дядя Сеня, видимо, что-то понял по-своему и глядит осуждающе на обоих. Чтобы не думать об этом всём — ещё глубже ушла в учебники. Благо — свободного времени хватает даже на работе. Подумала о том, чтобы пойти на психологию. Может быть — со временем возьмут в клинику. Опыт ведь с Гришей уже есть.

А дома теперь ждёт домашний питомец. Он тоже пластмассовый и на батарейках. И слушается всё лучше. Придумала оставлять его включённым, уходя. И теперь, отпирая входную дверь, можно услышать из квартиры его жужжание. Он смотрит в глаза и садится на подставленную руку. Это игра. Но со стороны может показаться, что он ведёт себя, как живой. Словно летающий котёнок, который встречает хозяйку. А вечером хозяйка и белый котёнок укладываются на диван ужинать. У него зарядка обычная — которую надо втыкать в разъем. На время зарядки он отключается, но светит желтым глазком — будто смотрит. Так что можно его погладить пальцем по спинке. А за окном падает февральский снег. И ночи становятся короче. И вдруг приходит в голову, что со дня — когда очнулась в больнице — прошел уже год.

* * *

По случаю дня влюблённых запостила на свою страничку в одноклассниках смурного котика. С подписью "Катерина встречает 14 февраля". А поздно вечером позвонила Надька и каким-то странным голосом попросила встретиться в кофейне. Примчалась туда раньше неё. Она точна, как робот. Но вбежала в перекошенной шапке, расстегнула пуховик и выпалила:

— Катя! Как это понять?!

На её груди поверх свитера болтается серебряная цепочка с подвеской в виде синего сердечка.

— Ну круто, Надька. "Сердце океана" просто так не дарят. Это от Серёжки?

— Ага. Подошел — и надел.

— Чорд. Я тебе завидую. А что сказал?

— Что оно не подходит к моим глазам, но шоколадку мне дарить глупо.

— Сдуреть. Мне даже шоколадку не подарили.

— Кать, что мне делать? Может быть — вернуть?

— Надька, ты с ума сошла.

— Это он, наверно, с ума сошел!

— В каком смысле?

— Но я ведь ему уже всё про себя рассказала! Он знает, что я пластиковая!

— Ты спроси — может — он в детстве любил в куклы играть? Будет тебя наряжать, как куклу?

— Кать, ну он — вроде — нормальный.

— Знаешь, у меня папа тоже нормальный. А кукол на день рожденья до сих пор дарит.

Надька плюхается на стул.

— Или лыжи не едут, или я чего-то не понимаю.

— Знаешь что, подруга. Ты определись: или ты психуешь, или ты — кибер.

— Так что мне делать?

— Что? Искать ему подарок на двадцать третье.

* * *

По случаю праздника Надя пришла в шубке, в красивой юбке и громко заявила:

— Служившие есть?

— Есть! — отозвался дядя Сеня. — Аэродромная служба устроит?

— Мужик! — одобряет Надя, вручая поздравительную открытку.

— А мне?

— А ты служил?

Пришлось развести руками.

— Не взяли. Как видишь — у меня тоже проблемы со здоровьем.

— Тоже? А у кого ещё? — удивляется дядя Сеня.

Надя достала из сумки красивую коробку, ухмыльнулась и перевязала её розовой ленточкой.

— Тогда тебе так.

Перед праздником сокращённый день, так что вышли с работы засветло. Она положила руки на плечи и посмотрела в глаза.

— Серёжа, я тебя не понимаю. Я ведь уже всё сказала. Неужели не понятно?

— Надь, я-то тебя понял. Только может — ты и не человек, но ты лучше, чем кукла.

— И что теперь? Купишь мне платье и поставишь в стеклянный шкаф?

— Тогда этот шкаф должен стоять в Эрмитаже. Чтобы тобой восхищались.

— Так я для тебя теперь — просто красивая кукла?

Тронул ладонью её тёплую щёку и отрицательно покачал головой.

— Ты живая. Кукла не может быть живой.

Осторожно притянул её к себе, она немного запрокинула голову и грустно сказала:

— Прости. Мои губы не могут отвечать на поцелуй.

— А если бы могли?

Она прикрыла глаза, чуть наклонила голову и шепнула:

— Тогда всё было бы иначе.

Прикоснулся к ней губами. От её губ почему-то слегка пахнет не то соляркой, не то моторным маслом. А ещё чем-то сладким.

Когда распаковал дома подарок — ржал, как конь. В коробке оказался хороший дорогой набор отвёрток. И записка:

"Извини, но другого секса со мной быть не может".

* * *

— Ой, Наденька, проходите, — удивлённо приветствует в прихожей мама.

Выскочил ей навстречу. Она, улыбаясь, протягивает руку с небольшой коробочкой.

— Димочка, я у тебя в долгу. Буду постепенно отдавать.

— Надь, спасибо. Только не говори глупостей про долги.

— У меня к тебе сложный технический разговор.

Пожал плечами.

— Ну... Проходи.

Прикрыл за ней дверь. Она снова села в давно облюбованное кресло у компьютера.

— Дим, я хочу тебя спросить странную вещь. Как друга.

— Давай.

— Меня можно любить?

— В каком смысле?

— В плохом.

Откинулся на спинку дивана и задумался. Она поясняет.

— У меня есть парень, который меня любит. Я ему призналась, что я — киборг, а он не отстаёт. Что мне делать?

— Тебе ответить с моральной точки зрения или с технической?

— С аморальной.

Она пересаживается с кресла на диван и облокачивается на спинку.

— Дим, есть же роботы для секса. Почему мне это не предусмотрели?

— Вот честно — не знаю. Не задумывался об этом. Технически это можно сделать, но не уверен, что ты бы получала от этого удовольствие.

Она утыкается лицом в свою руку, лежащую на спинке дивана.

— Дим, может — побоялись, что я пойду по пути наименьшего сопротивления? Стану сексодроидом? Как тот японец, который ушел в телефон?

— Хочешь сказать — ты могла бы это сделать?

— Не знаю. Иногда мне просто не хотелось жить.

Осторожно взял её за руку.

— Надь, если ты действительно этого хочешь — я могу спросить у Михалыча. Но кажется — опыта по этой части пока в мире нет. Тебя проектировали по опыту немки. Других женщин-киборгов, подобных тебе, пока нет.

— Она тоже сгорела?

— Не знаю подробностей. Я слышал, что она была офицером армии евросоюза. Вроде как — после протезирования разошлась с мужем, оставила ему детей и с головой ушла в службу.

— Ей уже не надо, — задумчиво изрекает Надька.

* * *

Удивительно — каким идиотом надо быть, чтобы затевать драку на льду. Да ещё и в двух кварталах от отделения полиции. Даже не успела их разнять — рухнула на бегу сама. Не больно, только немного припачкала пуховик и джинсы. А вот парням досталось покрепче. Успела заснять — как один из них, надавав другому по физиономии, сам споткнулся об упавшего и ударился затылком о бордюрный камень. Вызвала скорую для обоих и потащилась знакомой дорогой в отделение.

— Надежда Антоновна! — обрадовался дежурный лейтенант. — Какими судьбами?

Пожала плечами.

— Обычное дело. Драка. Не разбиралась — кто начал, но не хочу, чтобы побитого обвинили в покушении. У одного черепно-мозговая. Отправила обоих по скорой.

Лейтенант долго просматривает замедленные кадры падения.

— Действительно — можно списать на несчастный случай. Так и запишем. Если не секрет — в госбезопасности офицерам сейчас что платят?

Строго шикнула на него и понизила голос.

— Лейтенант, не Ваше дело. Я работаю — прежде всего — за идею.

— Понял. Извините.

* * *

Вот и весна. По случаю праздника особенно тщательно расчесала парик и сбрызнула его лаком для волос. Стрижка "каре" встала колом. Если быть при мойке очень аккуратной — есть шанс сохранить причёску до конца короткого дня. А если по случаю шлёп-мороза клиентов будет мало — шансы повышаются. Дядя Сеня ограничился открыткой. Но внутри от руки тщательно выведено — "Королеве автомойки". Хозяин мойки заскочил ненадолго, вручил бутылку шампанского и коробку конфет. Сказал, что не будет задерживаться, иначе его жена заревнует к такой красавице — и умчался. Это было приятно, хотя что теперь делать с бутылкой — неизвестно.

Серёжа долго строил из себя человека — загадку. Подмигивал, важно надувал щёки. Но торопить его не стала. Чувствовала — он что-то приготовил. В конце концов — вынес из подсобки букет цветов. Живых. Роз.

— Подумал, что на искусственные ты обидишься.

— Они... Пахнут?

— Конечно. А ты не чувствуешь?

Дядя Сеня тактично отошел подальше, но всё равно ответила очень тихо:

— Нет, Серёж. Ни запаха, ни вкуса. Я ведь — кукла.

— Дома разверни их и поставь в воду. Обязательно разверни.

Он так настоятельно напирал на этом разворачивании, что сразу поняла — там что-то неладно. Осторожно положила букет на стол и приготовилась для поцелуя. Он подошел, обнял и немного помедлил.

— Надь, что бы ты ни решила — я всегда буду тебя помнить.

— Я не хочу решать. Я хочу...

Он не дал договорить. Он целовал долго и неторопливо. В губы. Рядом с губами. Тянулась и касалась его непослушными губами в ответ. Где-то глубоко сознание протестовало, что этого не может быть. Что он не может любить такую. Не имеет права. Что это неправильно. Но это всё было неважно. Потому что собственные губы стали влажными и оставляли влажные следы на его лице.

— Ты живая, — прошептал он.

— Да, — прошелестела в ответ, не в силах остановиться. Но порыв страсти в конце концов окончился. Прижалась к его плечу щекой.

— Серёженька, я тоже буду всегда это помнить. У меня бывали моменты, когда хотелось умереть. Но теперь ещё больше хочется жить. Спасибо тебе.

Он впервые проводил до подъезда. А когда дома развернула букет — нашла в нём красивый веер. К нему была привязана белая картонка с цветами на одной стороне и надписью на другой.

"Сказка не кончается, пока жива принцесса из сказки."

* * *

— Надежда, только прошу тебя — аккуратно.

Отошел назад и махнул рукой. Игорь — тренированный парень двадцати с небольшим лет — сходится с соперницей осторожно. И не напрасно — за много лет работы тренером по технике рукопашного боя такой ученицы ещё не было. Когда взглянул на неё в первый день — никак не мог подумать, что у Надежды такая физподготовка и быстрота реакции. А главное — полное презрение к боли. Кажется — она просто не чувствует ударов. Да и бить её — желающих мало, и не потому, что она очень красивая девушка. А просто себе дороже — настолько у неё твёрдая мускулатура. Вот и сейчас — на Игоре надета вся возможная защита, а Надежда вышла в просторной тренировочной. Только надела защитные перчатки. Уловив подходящий момент — Игорь ловит её за руку, проводит бросок, но Надя успевает ухватиться пальцами за его защиту корпуса — и уже он летит кубарем. А она вскакивает, поправляя причёску, и снова готова к бою.

— Цел? — коротко осведомляется она.

— Цел, — мрачно подтверждает Игорь, снова начиная сближаться.

Сперва, как обычно, поставил Надежду тренироваться с другими девушками — но быстро отказался от этой идеи. Поначалу более опытные девушки бросали её, как куклу, но стоило ей освоить хоть что-то — и всё. Халява кончилась. А её удар наотмашь — это нечто страшное. Она не работает только плечом, а вкладывается в него вся — мгновенно скручиваясь от ступней до плеч. Некоторых просто сбивает с ног. Запретил ей удары в спарингах, но это мало что меняет. Вот и снова — Игорь пытается уже поймать её на болевой, но Надя выворачивается из захвата, а через пару секунд её соперник сам лежит на полу, стуча ладонью по ковру.

— Петро, давай.

Игорь тащится в угол отдыхать, а его сменяет грузный Пётр. Надя обычно тренируется со сменой партнёров — ей самой, кажется, отдых вовсе не нужен. Может не прерываться ни на минуту всё занятие — и при этом к концу не то, что не выглядит уставшей. Даже не успевает вспотеть или запыхаться. Но сколько ни спрашивал о её секрете — не говорит. Даже фамилию свою отказалась называть при записи в секцию.

Пётр — парень очень подходящий к своему имени. С твердокаменным упорством и упрямством. Бороться с его весом Надежде тяжело. Но и он всё чаще мешком шлёпается на ковёр.

— Никакая девчонка меня не победит, — рычит Пётр сквозь зубы.

— А я не никакая, — весело отвечает Надя. С резким шагом вперёд она подныривает, ухватывает здоровенного Петра руками за колено, и прежде — чем он успевает поймать её, поднимает на плече вес больше себя самой почти вдвое — и бой заканчивается.

— Ну тебя к чёрту! — кричит поднявшийся с ковра Пётр, срывая с головы шлем. — Спецназ в юбке!

— Извини! — машет Надя руками. — Я увлеклась! Пожалуйста, Петенька!

— К чёрту!

— Игорёчек!

— Не — я пас.

— Мальчики, кто нибудь! Пожалуйста! — уже умоляет она. Но сидящие вдоль стены только отмахиваются.

— Надежда, на сегодня достаточно.

— Почему?!

Подошел к ней. Готов поклясться, что девчонка готова заплакать, но глаза сухие. Наклонился к ней и тихо спросил:

— Надь, ты сегодня применила приём из арсенала нынешнего спецназа. Откуда?

— Видео нашла.

— Не ври мне. Нормальная девушка после трёх месяцев занятий не сможет такого. Где служишь?

— Я не вру. Я смотрела видео и дома перед зеркалом упражнялась.

— В любом случае я прошу тебя — больше не приходи. Девочек ты просто покалечишь, а парням с тобой — западло. Захочешь — приходи поколотить грушу. Её не жалко.

Выходя, она остановилась возле большой груши. Груша была старая. Надежда вдруг крутнулась и рубанула грушу ребром ладони. Обшивка груши лопнула. Подбежал к двери, вытолкнул медленно выходившую девушку и захлопнул дверь. Долбаный спецназ. Откуда они таких берут?

* * *

Глава 13

— Ч! Тёлка! — услышала хрипло. Обернулась. С виду — обычная шпана, хотя уже и не пацан. В потрёпанной кожаной куртке и трениках. Кепка надвинута на лоб, руки в карманах. С похожим уже сталкивалась.

— Учти — тёлки бодаются.

— Ты с какого района?

— С этого. А ты побыковать собрался?

— Дура ты, тёлка. Какого одна по тёмному шатаешься? — говорит он сердито.

— С работы иду.

— Нехрен на таких работах ишачить, когда тебя встречать некому.

— У тебя не спросила.

— Дура ты безрогая. Скажи спасибо, что на меня набрела.

Ответила с реверансом:

— Премного Вами благодарна.

Повернулась, чтобы идти дальше. В спину услышала:

— Слышь — я тя провожу.

Посмотрела через плечо.

— А чем ты лучше других?

— Тёлка, а ты чем лучше?

— Тем, что не прошу проводить.

— Короче — дура, — заключает он.

— Я красивая, мне можно.

Очень неприятно идти, слыша на небольшом отдалении позади его шаги. Через квартал остановилась и посмотрела через плечо.

— Конвоир. Иди сюда.

— Чо так? Передумала?

— Раз один чёрт тащишься — пошли рядом.

— Давно бы так, — подходит он, по дороге сплюнув на газон.

Идёт рядом молча, не вынимая рук из карманов. Странный тип. Мимо своего подъезда прошла, не останавливаясь, за домом свернула. Он продолжает идти рядом. На одном из подъездов заметила погасший домофон. Подошла к двери. Открыла.

— Так что хотел-то?

— Ничего. Меняй работу, тёлка. — ответил он хрипло и пошел дальше. Для вида зашла в подъезд, подождала немного. К своему дому вернулась другой дорогой, прячась и оглядываясь, но теперь встретила только торопливо идущую пару. Кажется — они не заметили. В свой подъезд зашла, предварительно оглядевшись. Но во дворе никого не заметила. Пришла к выводу, что не вся шпана одинакова.

* * *

Весна на улице и весна у молодёжи в голове. Надюшка теперь прибегает на работу раньше, чтобы постоять с Серёгой в обнимку. Вот тебе и недотрога. Кажется — даже стала меньше с автомобилями беседовать. И одевается ярче. Разве что — причёску не меняет. По весне на мойке работы хватает, так что днём им помиловаться некогда. А как только конец рабочего дня — приходится делать вид, что ничего на заметил. А смотреть на них приятно. И Серёга — парень неплохой, и Надюшка — девчонка славная. Хорошая пара будет. Только бы на какой ерунде не поругались.

Под конец дня Надя подходит смущённая.

— Дядь Сень. Мы тут Вас не смущаем, что...

— Надюшка, а чего мне смущаться? Дело молодое. Вы-то за приличия не заходите. Разве что — завидую я вам. По хорошему. Мы-то с моей давно из романтического возраста вышли.

— Спасибо, дядь Сень.

А ещё очень приятно замечать, что они всё чаще уходят вместе. Надюшка держится за серёгину руку обеими. Будто боится потерять.

* * *

Всё ещё немного непривычно идти с Надей вместе. Когда она прижимается, держась за руку обеими руками — будто боится потерять. Вот и её подъезд. Она останавливается и обнимает.

— Серёженька, я самая счастливая.

Коснулся губами её губ.

— Надь, ну что тут особенного?

— Я была уверена, что меня нельзя полюбить.

— Почему? Потому что ты — не такая, как все?

— Да.

Подумал, глядя ей в глаза, прежде, чем ответить.

— Ты необыкновенная.

— А ты замечательный, — отвечает она. Прижимается ненадолго и нехотя отпускает.

— Уже поздно. Иди.

Поцеловал её ещё раз — и пошел, не оборачиваясь. Поймал себя на том, что с лица не сходит счастливая улыбка.

— Чо лыбишься? — спрашивают из темноты.

— Настроение хорошее.

— А ты с какого района?

А вот это уже явный наезд. Приостановился и поглядел в сторону появившейся из темноты троицы. А они уже переходят к делу:

— Чувак, есть чо?

— Нету.

— А если найду?

Их трое. Приходится отступать. Оглянувшись, заметил ещё одного приближающегося. Приходится уходить в сторону. А потом произошло что-то странное. Тот, что пытался зайти со спины, охнул — и схватился за бок. Похоже — в него чем-то метко кинули. Воспользовался моментом — и не стал демонстрировать героизм. Попросту — дал дёру.

* * *

На улице заметно потеплело. От снега уже нет и следа, но деревья пока стоят с голыми ветками. Посмотрела в синее небо — и решила, что пора выгуливать Потеряшку. Не всё же ему только по комнате летать. Вышла во двор. Подняла Потеряшку перед собой. Двое мальчишек лет пяти-шести смотрят со стороны.

— Лети, — сказала громко.

Пропеллеры завертелись и Потеряшка огромной белой снежинкой взлетел с рук.

— Тётя, а он что — так понимает?

Завела руки за спину. Белый дрон кружит среди деревьев — то приближаясь, то удаляясь.

— Тётя, а кто им управляет?

— Что?

Повернулась к нему. Потеряшка тоже подлетел поближе и завис на месте. Приподнял камеру. Теперь мальчишку видно не только глазами, но и камерой дрона.

— Круто. Тётя, а он что — умный?

— Да. Только сказать не может.

Потеряшка покивал камерой. Предложила:

— Позови его.

— А как его зовут?

— Потеряшка.

Мальчишка протягивает руку и зовёт:

— Потеряшка, иди ко мне!

Осторожно подвела дрон поближе к руке. Камера глянула в пустую ладошку и опять уставилась пацану в лицо. Пацан вдруг скорчил рожу. Дрон резко взлетел вверх, завис на уровне верхушек деревьев и поглядел оттуда.

— Ну вот — ты его напугал. Он теперь не будет с тобой дружить.

— А со мной? — осторожно спросил второй мальчишка — более робкий.

Подняла руку и Потеряшка спустился. Осторожно взяла его под животик. Винты остановились. Опустила его и погладила.

— Хочешь его погладить? — предложила робкому мальчишке.

— Хочу.

Подошел и погладил его тоже. Очень осторожно — кончиком пальца.

— И я хочу! — потребовал первый, как только его приятель убрал руку. Но Потеряшка тут же взлетел и снова завис на большой высоте. На экране телефона сама себе показалась совсем крошечной. Пояснила:

— Он тебя теперь боится. Нельзя пугать просто так. Теперь придётся ждать — пока он вернётся.

Села на лавочку у подъезда и прикрыла глаза, подставив лицо весеннему солнцу. Сверху двор кажется ещё более серым и скучным. Подняла камеру. Потеряшка потихоньку поднимается всё выше — и видно всё дальше. Дома выглядывают из-за домов. Где-то вдали за домами зеленеет лес. В другой стороне блеснула на солнце река. Успела даже немножко разглядеть не очень далёкое море. Но батарея начинает быстро садиться — и пора возвращать своего маленького друга. Камера глядит вниз и двор начинает быстро приближаться. Уже сама услышала жужжание пропеллеров. Тогда открыла глаза, встала с лавочки и подняла руки над собой. Спуск замедлился. Потеряшка осторожно подлетел и сел прямо в подставленные ладони.

— Круто, — дружно заключили мальчишки. Снова погладила по белой пластиковой спинке.

— Умница, Потеряшка. Пошли домой.

— А почему его так зовут? — спросил менее робкий.

— Он однажды потерялся, но я его нашла. С тех пор так его и зову. Если ты однажды потеряешься — тоже станешь Потеряшкой.

— Я не хочу быть Потеряшкой, — насупливается пацан. — Я Вася.

— Тогда не теряйся, Вася, — кинула через плечо, уходя в подъезд.

* * *

Это похоже на игру. Игру в шпиона. Потому, что сперва Серёжа провожает до дома, а потом нужно, оставаясь незамеченной, проводить его. Приходится снять светлую курточку, вывернуть её наружу серой подкладкой и повесить на оранжевую сумочку. Тёмно-синюю водолазку и юбку в темноте видно не очень хорошо, а на лице — тёмно-серая маска. Потом по дороге где-нибудь подобрать подходящий камень. Бросать их научилась довольно метко и сильно. И это не раз пригодилось. Но чаще всё проходит тихо. Может быть — уже немного распугала местную шпану. И в награду — увидеть, как вечерний автобус увозит милого человека. Теперь он в безопасности. Можно так же незаметно вернуться домой. А можно снять маску, надеть курточку и идти — весело покачивая яркой сумочкой. Чтобы услышать из тёмной подворотни:

— Эй, тёлка. Есть чо?

И ответить:

— У меня нет. А у тебя?

— И у нас нет. А чо?

— А если найду?

* * *

Дни становятся всё длиннее. И вместе с ними удлиняются вечера. На газонах пробивается первая зелень. Она живая и растёт. И ей можно позавидовать. А можно не завидовать — а просто неторопливо идти, держась под руку. А потом остановиться возле памятника Пушкину и читать Серёже любимые стихи. Чтобы не сбиваться — они загружены в телефон. Он дослушивает молча, а потом тихо произносит:

— Надя, больше никогда не называй себя пустой куклой.

— Почему?

— Я знаю девчонок, которые гораздо более пустые, чем ты. И кроме нарядов у них в голове ничего нет.

— Но мне ведь тоже нравится наряжаться. Разве ты не заметил?

Он пожимает плечом.

— Заметил. И чо? Тебе можно.

— Потому, что я — кукла?

— Потому, что ты классно читаешь стихи.

Положила руки ему на плечи и спросила:

— Может быть — мне всё-таки пойти в артистки?

* * *

День уже близился к вечеру. Серёжа проводил до подъезда и смотрит в глаза. Поправила ему волосы на лбу.

— Ты не устал со мной ходить?

— Нет.

Надеялась, что он скажет "устал", поэтому просто приходится сказать:

— Хочешь зайти?

Он улыбается и кивает. К этому готовилась заранее. Поэтому сразу потащила его за собой. Лифт поднял на самый верх. За дверью уже встречает Потеряшка. Представила их друг другу. Серёжа удивляется:

— Он у тебя вместо котёнка?

Потеряшка кивает камерой.

— Прикольно.

Завела гостя на кухню. Потеряшка влетел следом и пристроился на холодильнике. Сразу воткнула своего летающего котёнка на зарядку, обмыла руки горячей водой и принялась за быструю готовку. Несколько бутербродов, чай, вазочка с печеньем. Поставила, сама села напротив. Серёжа удивляется:

— А ты? Ты не будешь?

— Я такое не могу.

— Тогда откуда у тебя...

— Я ждала тебя.

* * *

Надя кладёт руку на стол. Переложил бутерброд в левую руку, а правой погладил её по ладони. Вот ладони у неё на ощупь — почти обыкновенные. И сейчас даже тёплые. Она улыбается и ласково ловит за пальцы. Наверно — надо знать, насколько сильно она умеет держать, чтобы оценить её нежность вдвойне. Не заметил, как управился с ужином. Но за окном уже темно. Надя обходит стол и наклоняется к лицу. Касается носом и просит.

— Пожалуйста — не уходи. Побудь со мной ещё.

Ей трудно отказать. Поэтому молча встал и поцеловал. Она берёт за руку и ведёт в комнату. Даже не верится, что остался с ней наедине. А она усаживается на диван и подгибает ногу. Можно сесть рядом. Она вдруг смущается.

— Серёжа, ты ведь не подумаешь обо мне плохо?

— Надь, что-то не так?

— Но я так вот сама тебя зазвала...

Тронул её щеку пальцами.

— Нет. Не подумаю.

— Я... Понимаешь... Я... Я же... Пластмассовая... Но... Ты, наверно... — сбивчиво пытается она объяснять. Подсел ближе и положил руку на её ногу. Нога твёрдая и прохладная. Но стоило к ней прикоснуться — Надя обняла обеими руками, прикрывая глаза. Когда коснулся её губ — она тихо охнула. Она дышит как-то необычно. Словно непрерывно едва слышно шелестит. Немного послушал её дыхание и снова тронул губами.

— Я люблю тебя... — шелестит она, едва шевеля губами. Перед прикрытыми глазами чернеют её волосы. Собственное дыхание заглушает её тихий шелест. Провёл рукой по её спине. Она вдруг отворачивается.

— Что случилось, Надь?

— Я боюсь.

— Чего, милая?

— Ты увидишь меня и уйдёшь.

— Я тебя вижу. И ведь не ушел.

— Ты не видел...

Она вдруг вскакивает на ноги и отворачивается. Приходится тоже подняться, обнять её и шепнуть, наклонившись над её плечом:

— Я хочу увидеть.

Она снова подставляет губы для поцелуя и начинает медленно расстёгивать блузку. Расстёгнутая юбка падает не пол. Она выворачивается из объятий, вышагивает из лежащей юбки и закрывает лицо руками. Присел перед ней, осторожно развёл блузку ладонями и приобнял Надю за талию. Если присмотреться — по бокам живота можно разглядеть пару вертикальных тёмных линий. Словно неглубокие, не до крови, порезы. Осторожно тронул одну из них.

— Теперь ты... уйдёшь? — спрашивает Надя упавшим голосом.

Осторожно отвёл ей руки от лица и сбросил с плеч блузку. Надя стоит смущённая в колготках и нежно — голубом нижнем белье с кружевами. Осторожно взял её ладонями за бока и скользнул вниз. Ничего не приходит в голову, как сказать:

— Ты лучше, чем я ожидал.

— Ты ожидал увидеть что-то ужасное?

— Я не ожидал увидеть настолько классное.

— Тебе... нравится?

Осторожно обнял её и молча поцеловал. Она снова тихо охнула.

* * *

Надя лежит на раскрытом диване, отвернувшись к стене. Сидя рядом, осторожно тронул её плечо.

— Надь, ну ты чего?

— Я предупреждала, — тихо отвечает она. Погладил её по руке. Она поймала за пальцы и держит.

— Я не ухожу.

Надя лежит и молчит. Действительно — она предупреждала, что сексом с ней заняться нельзя. Но всё начиналось так хорошо, что кажется — она сама забыла об этом. Осторожно высвободил руку, лёг, прижался к её спине и обнял одной рукой.

— Ты ведь больше не придёшь? — спрашивает она так, будто всё уже решено. Но при этом гладит руку, которая её обнимает.

— А ты хочешь, чтобы я пришёл?

— Я не знаю. Зачем?

Приподнялся на локте и потянул её за плечо, переворачивая на спину. Она сразу обняла обеими руками и молча смотрит в глаза. Грустно смотрит.

— Надь, можно тебя спросить?

Она кивает почти одними глазами.

— Скажи — почему ты такая?

— Я была нормальной девушкой. Живой и мягкой. Даже немножко пухленькой. А потом сгорела на пожаре. Почти совсем сгорела. Но меня нашли и сделали мне... Всё это. И теперь я — кукла с живым мозгом. Но когда ты меня поцеловал, я забылась. Мне показалось, что меня можно...

Надя отпускает и глядит в сторону.

— Я просто глупая кукла. Прости.

Она лежит в нижнем белье. Если присмотреться — на её коже видны стыки. Их можно нащупать. И под кожей она действительно твёрдая, как кукла. Наверно — у Нади в детстве были куклы. Сам тоже в детстве иногда играл со старой маминой куклой. Она была довольно большая и её можно было водить за руку, а если её наклонить — она говорила "мамма". Папа посмеивался, что это тренировка — гулять с подружкой. И вот теперь встретил большую куклу, которая ходит и говорит.

— Когда я был совсем маленький — я спал с плюшевым мишкой. У тебя такого не было?

— Я клала рядом с собой куклу. Давно. Когда ещё в школу не ходила. Мне её папа подарил. У неё была своя подушечка и одеялко.

Лёг рядом с Надей. Она тоже повернулась на бок и накинула одеяло. Одеяло узковато и пришлось придвинуться поплотнее, чтобы уместиться вдвоём. Приобнял за талию. Её глаза совсем близко.

— Серёженька, ты будешь со мной играть? — тихо спрашивает она.

— Как с куклой?

Она прикрыла глаза и мелко покивала. Погладил её по спине, от чего она тихо охнула. Потёрся носом. Она осторожно взяла за плечо и коснулась губами. Тронул губами тёплую щёку и шепнул:

— Ты лучше любой куклы.

* * *

Утро и пора собираться на работу. Надя сидит напротив, подперев руками щёки, и следит, как истребляется приготовленный ей скромный завтрак. Её собственный завтрак — небольшая порция непрозрачной жидкости янтарного цвета. Будто приняла лекарство. А ещё — в розетку воткнут шнур от небольшого блочка, который прилеплен к её правому боку. На кухне достаточно светло и хорошо видны стыки на её коже. Но даже с ними она не кажется куклой. Скорее — пережившей какую-нибудь жутко трудную операцию. Дотянулся через стол и погладил её по руке.

— Как завтрак? — спрашивает она.

— Отличный. Жаль, что ты не можешь попробовать.

— Я много чего не могу, — соглашается она с лёгкой грустью.

— А другие не могут того, что можешь ты.

— Так ты... Придёшь ещё?

— А ты приглашаешь?

— Да, Серёженька.

* * *

Глава 14.

Закрыла дверь за Серёжей и юркнула под одеяло. Постель всё ещё хранит его тепло. Это уже не первая ночь вдвоём, но не покидает ощущение, что всё это происходит не на самом деле. Кажется, будто пластмассовой кукле снится чудесный сон, что она снова стала живой. Но иногда хочется думать, что это живой девушке, у которой всё хорошо, снится длинный страшный сон. И ущипнуть себя — совсем не больно, как во сне. И достаточно проснуться — и всё станет по-прежнему. И можно будет пойти в кафе и попробовать пирожные. И вместо зарядного устройства — пицца в микроволновке. И курносый носик будто бы ощущает запах любимого на подушке. Но запаха нет — есть только его тепло, которое быстро заканчивается. Но остаётся счастливая улыбка непослушных губ. И за окнами расцветает южная весна. И — оказывается — не так уж важно, что конструктора не додумали одну деталь. И можно быть счастливой и доставить приятные минуты. После которых спросила:

— Тебе хорошо?

А он ответил "угу", будто большой мурчащий кот. А потом заснул. И обняла его твёрдой рукой, стараясь не разбудить. И вдруг приходит в голову, что с первым парнем было почти так же. Нет — так не было. Не было так хорошо. Хотя тогда сама ещё была живой, мягкой и тёплой. И что же? Выходит — не это главное? Выходит, главное — что он принял такой, какая есть? И больше нет страха, что такая никому не нужна. А Потеряшка висит в воздухе возле кровати, и его камера видит хорошенькую и счастливую.

* * *

Майские праздники. На улице тепло почти по-летнему и Мишка предложил отпраздновать шашлыками во дворе у его родителей. Благо — сами родители укатили на все праздники в Константинополь, оставив дом в пригороде под его присмотром. Долго сомневалась — звать ли на шашлыки Надьку, но на всякий случай решила позвать. А она сразу сказала, что будет с Серёжкой. В назначенное время забрала парочку с автобусной остановки.

— Вы будете наслаждаться шашлыками, а я — природой, — пояснила Надька, плюхнувшись на заднее сиденье Реношки. Серёжка устроился рядом и взял её за руку. Прежде, чем заехать за Ленкой — предупредила:

— Надь, я остальным про тебя до сих пор не сказала. Придумаешь что-нибудь?

— Мне и придумывать не надо. Проблемы с желудком, — пожимает она плечами. А потом открывает сумку и показывает бутылку.

— Я даже завтрак взяла с собой на случай — если задержимся.

* * *

Миша встретил на пороге дома. Чмокнул в щеку Катю, Серёже пожал руку, как знакомому, сказал:

— Прошу Вас, сэр.

Взял за руку.

— Проходите, леди. Вы подмёрзли?

Спрятала руки за спину.

— Миш, у меня вообще руки мёрзнут.

Миша сочувственно протянул:

— Ааа... Не знал.

Остальные уже на месте. Серёжа сразу подключился к подготовке, а Катя на правах старой подруги повела в дом. Оказалось, что с балкона второго этажа — шикарный вид на пруд. Многие деревья стоят ещё без листьев, другие — уже зелёные.

— Отдыхай, дыши свежим воздухом, — подмигнула Катя. — И не говори, что тебе не надо.

— Дышать мне точно надо. И отдых иногда нужен.

— Тем более! — весело восклицает Катя и заговорщицки понижает голос:

— Надь, ты с каждым разом оказываешься всё более живой. Ты точно не свистишь, что ты — кибер?

— Точно.

— А то смотри — шашлычок Мишка с Коляном делают что надо. Ух. Какой у тебя бок твёрдый. Ой! Не щипись! Ладно — я побежала помогать с салатиками.

— Я тоже помогу. Я всё-таки официанткой когда-то была.

— Иди ты!

— Когда ещё не была кибером.

— Надька, а когда ж это было?

— Каких-нибудь полтора года назад... Ну чуть больше. Сама никак не привыкну.

— Чорд... Но всё равно ты кайфовая. И парня ты себе нормального нашла. Надька, я тебе уже завидую. Пошли.

* * *

Насаживая мясо на шампуры, услышал за спиной голос Катерины:

— Надька, порежь ещё лука.

Обернулся. И правда — Надя присоединилась к готовке и лихо нарезает лук. Подумал, что ей, наверно, и глаза не щиплет.

— Надь, ты что пьёшь? — уточняет Миша, заглядывая на кухню.

— Ничего. Я и есть не буду. — отвечает она.

— Уп-с. Ладно — у моего бати недавно такое было. Но ты-то когда успела? — удивляется Миша.

— А тебе всё надо знать? — возмущается Катерина.

Подхватил шампуры и вышел во двор.

— Вовремя! — радуется Колян. — Раскладывай.

У него на небольшом импровизированном столике возле мангала стоит пара банок пива.

— Будешь? — спрашивает он, указывая на неоткрытую.

— Я себе безалкагольное привёз.

Колян смерил взглядом.

— Блин. Ты тоже спортсмен? Как Надюха?

— Ну не так, но занимаюсь.

— Здорово. А я всё никак не соберусь.

Он берёт бутылку и брызгает на угли.

— Надюха тоже не пьёт?

— Вообще. И не ест. Ей нельзя.

— Тюк вас в нос с вашим спортом. О! Надь! Что несешь — дай попробовать!

Надя несёт тарелки красиво — как настоящая официантка. На одной тарелке красиво разложена нарезка из двух сортов колбасы, в другой — глубокой стеклянной, размерами больше похожей на тазик — салат.

— Я вам принесу, — обещает Надя. Поставив тарелки на стол под навесом, она скрывается в доме и вскоре появляется снова. У неё в руке — тарелка с парой небольших бутербродиков с колбасой и зеленью. Она подходит к мангалу, замирает, глядя на жарящееся мясо. Еле успел подхватить тарелку. Надя часто заморгала, глядя на мангал со страхом. Схватил её за плечи и развернул лицом от огня.

— Надь, что случилось?

— Ничего, ничего, — мотает она головой. — Извини...

Отвёл её за дом и осторожно обнял.

— Скажи, что ты там увидела?

— Нет, не надо.

— Не держи в себе.

Она смотрит в глаза.

— Серёженька, там был огонь. И...

— Наденька, не думай об этом. Всё позади. Не надо бояться. Тебе ведь больше не страшно? Правда?

— Прости, я такая дура... Мне ведь теперь и правда — не страшно. Но я вспомнила, как я сама горела... Как это... Мясо...

Она утыкается лицом в плечо. Погладил её по голове.

— Надь, не плачь. Я всё понял. Хочешь — прогуляемся?

* * *

Она держится за руку и тихо рассказывает.

— Это было ужасно больно. Ты не можешь даже представить, что это такое — когда на тебе горит одежда. От боли я потеряла сознание. Не знаю — что было дальше. Меня нашли почти совсем сгоревшей... Но почему-то ещё живой.

— И ты сейчас всё это вспомнила, когда увидела огонь?

Она кивнула и через несколько неторопливых шагов ответила:

— Да. Мне показалось...

— Надь, не надо больше об этом. Я уже сам вспотел это представлять.

Она смотрит на свою руку.

— Если бы я тогда могла, как сейчас, выдерживать триста градусов...

— Ого! Да ты почти несгораемая.

— Это только если быстро. Но я бы — наверно — успела выскочить.

— Ты хорошо бегаешь?

— Ну... Неплохо.

— Бежим наперегонки? До конца улицы?

— Давай! — весело соглашается она, не отпуская руку.

Сперва немного вырвался вперёд, так что почти тащил Надю за собой. Но первый рывок прошел, она поравнялась и к концу улицы уже ей приходилось себя притормаживать, чтобы держаться рядом. Остановившись, едва перевёл дыхание. А Надя будто и не бежала. Но теперь в её выносливости нет секрета.

— Катя зовёт к столу, — сообщает она вдруг. — Пойдём.

Обратно пошли обычным быстрым шагом. Со многих дворов поднимаются дымки, пахнет шашлыками — видно, что тоже готовят.

— А там, похоже, что-то пригорело, — показывает Надя на один из домов впереди. Из открытого окна дома поднимается дым. Уже проходя мимо, заметил:

— Надь, похоже — там не пригорело. Как бы там не...

— Мамочки! Пожар! — восклицает Надя.

Ещё не видел, чтобы хоть одна девушка так лихо перескакивала через забор. Хоть и не высокий — но всё же. Пока сам перелез за ней — она уже у двери. Дёргает — а дверь заперта. Окно открыто только на втором этаже. Пока оглядывался в поисках лестницы — услышал звон. Обернулся — и только успел увидеть Надину курточку, мелькнувшую за разбитым окном. Сунулся следом. Но дым заволакивает всё сильнее. Услышал, что где-то в доме ребёнок зовёт маму. А потом крик прекратился. И услышал, что Надя зовёт. Поднял голову — и увидел её в открытом окне второго этажа.

— Не входи! — кричит она, перекидывая ноги через подоконник. В одной руке она держит плачущую малышку в розовой пижаме. Перехватывается рукой за подоконник и начинает осторожно сползать по стене. Поднял руки и достал до её ног.

— Девочку держи!

Сам не понял толком — как малышка лет четырёх оказалась в руках. А Надя снова скрылась в доме. Вдруг из дома донеслось какое-то шипение. На руках плачет напуганная девочка, с улицы уже орут:

— Бандит, отпусти ребёнка!

Надя появляется из дома, отряхивая руки, и набрасывается на вбегающую в калитку пару:

— Вы где шлялись, идиоты?! У вас дыма полный дом! А если бы правда — пожар?!

— Вы кто такие?! — продолжают возмущаться прибежавшие.

— Спасатели! Учтите — вся операция по спасению записана на видео! — кипятится Надя. — Вам может быть предъявлено обвинение в попытке убийства ребёнка посредством поджога дома! Часть третья статья тридцать уголовного кодекса!

— Мы только... До магазина... — растерянно начинают оправдываться хозяева.

— Скажите спасибо, что у нас бланков протокола с собой нет! — выпаливает Надя. — Сергей, передайте им ребёнка.

Оказавшись на руках у своей мамы, девочка почти успокаивается.

— Идёмте, Сергей, — зовёт за собой Надя в том же официальном тоне.

Уже оказавшись на улице, спросил её негромко:

— Надь, ты что — наизусть уголовный кодекс знаешь?

— Зачем? Я просто его загрузила и нахожу поиском.

— Упасть и удариться. У тебя что — компьютер в голове?

— Нет, мобильник. Ты даже на замечаешь, когда я в нём копаюсь.

— Фига се... А что у них там горело?

— Кастрюля на печке выкипела.

* * *

Немного странное ощущение: сидеть за столом и смотреть — как едят другие. Поначалу после больницы это раздражало. Потом привыкла. А с тех пор, как однажды накрыла Серёже поужинать — стало даже приятно смотреть, как он ест. Он берёт салат, который помогала готовить — и хочется, чтобы он взял ещё.

— Надь, передай вон ту... — просит Валентина.

Встала из-за стола и поднесла ей. Потом Колян попросил хлеба, Серёже подала ещё мяса... Подумала о том, чтобы снова пойти в официантки.

* * *

Вышла на балкон. Надя сидит в плетёном кресле и смотрит вдаль. Присела возле неё.

— Валь, что-нибудь помочь? — оживляется она.

— Надь, ты и так только помогаешь, а ничего не ешь. Не знаю — как другим, а мне уже неудобно.

— Не парься. Я раньше официанткой работала. А есть мне нельзя.

— Спортивный режим?

— Хуже. Желудок испортила.

— Ясно... А что у тебя за спорт?

— Рукопашка.

— Ой... Но почему?

— Для самозащиты. И знаешь — довольно часто приходится.

— У тебя же Серёжка есть. Он что — тебя не защищает?

— Мы не вместе живём. Часто вечером одна хожу.

— Ааа...

Подумала о том, что с её фигурой и личиком, неверно, трудно. И как-то сразу перестала ей завидовать. Мало того, что пристают, а если на тренировке кто-нибудь стукнет в носик — и прощай, красота. Придётся пластику делать. Говорят — кучу денег стоит.

* * *

Вечер. У берега пруда лежит большое бревно без коры, давно приспособленное местными под лавочку. И сидеть на нём приятно. Особенно — рядом с Надей, приобняв её рукой за плечи. Она держит за ладонь своей прохладной рукой и неподвижно смотрит на воду.

— Тебе не холодно?

— Нет. — отвечает она. — Мне с тобой всегда тепло.

Помолчав, она спрашивает:

— Серёженька, чем здесь пахнет?

— Водой. Травой. Немножко — дымом и шашлыками.

Она поворачивается и, глядя в глаза, добавляет:

— И тобой.

— Тогда и тобой тоже.

— А чем я пахну?

Вопрос остановил на пол дороги до её губ. Прикрыл глаза и ткнулся лицом в её волосы. От них пахнет совсем не так, как от прежних подружек. Пахнет слабо, но чем-то приятным. Так и не придумал лучшего, чем ответить:

— Просто тобой.

— Тебе нравится, как я пахну?

* * *

С балкона видно пруд и устроившуюся на бревне парочку.

— Кать, как думаешь — целоваться эти спортсмены тоже не устают?

Оглянулась на Ленку, греющую полупустой бокал об щеку, и пожала плечом.

— Надька точно не устаёт. Блин... Уже тоже так хочу. Кажется, если ещё немного выпью — пойду Мишку облизывать.

— А чего не Коляна?

— Из чувства самосохранения. Мишка — классный пацан, но я его почему-то даже пьяная не хочу.

* * *

Очередной выходной, когда осталась одна. Только потому, что сама так захотела. Уже самой не верится, что всего несколько месяцев назад была уверена — с личной жизнью покончено навсегда. И вот уже приходится придумывать поводы, чтобы побыть одной. Вроде бы — ничего не изменилось. Тот же зарядный блочок, тот же "завтрак язвенника". Но всё не так. Надо думать о нижнем белье и своём запахе. О том, что приготовить милому в следующий раз. О том, что надо чаще менять постельное. Всё это хлопоты, от которых будто теплеет где-то внутри. Будто снова стала живой и тёплой. И хочется быть для него красивой и нежной. И хочется поваляться на раскрытом диване — но ведь сама сказала, что надо устроить уборку. Но механическим рукам уборка в однокомнатной — сущий пустяк. И когда после уборки и похода за продуктами вернулась — а впереди ещё половина дня, и механические ноги не знают усталости. И хочется поделиться своим счастьем, но подруги на работе. К тому же — они всё видели сами. А потом вдруг поняла — с кем хочется поделиться. Она это точно оценит.

* * *

— Надька! Лопни моя батарейка! Какими судьбами?

Софья-Виктория удивилась и обрадовалась звонку. И тут же пригласила к себе в салон. Ехать до него не очень далеко, но с пересадкой. Это небольшая пристройка к большому мотосалону. Когда вошла — слегка оробела. Потому, что странность хозяйки передалась и помещению. Даже трудно назвать это салоном. Скорее — комната с перегородками. За прозрачной перегородкой — гараж с мотоциклом. На стене в образцовом порядке развешаны инструменты и какие-то запчасти. Некоторые из запчастей — явно старые, но бережно очищены. На половине "тату-салона" тоже образцовая чистота, хотя и сочетается она с плакатами иногда жутковатого вида. Много плакатов с рисунками татуировок, фотографии готовых работ. За отодвинутой шторой — аккуратно застеленная кушетка и пара кресел с хитрыми механизмами регулировки высоты. Круглый столик для посетителей — со стеклянной крышкой, опирающейся на мотоциклетное колесо. Хозяйка встречает, одетая сплошь в чёрное. И первым делом бросается обнимать.

— Надька! Пищу и плачу! Что у тебя — рассказывай!

— Софья-Виктория, я знаю, что ты болтушка, но я не могу с тобой не поделиться.

Она усаживает в кресло у столика и торопит.

— Ну давай — не томи. Что-то хорошее?

— Да. Только не рассказывай всем. Пожалуйста.

— Ты удивишься, но это я тоже умею. Давай — выкладывай. Тебе налить чего-нибудь?

— Ты же знаешь...

— У меня есть свежая солярочка. Высокой очистки достала. Если хочешь — импортный энергогель есть. Японский. Не пробовала?

— Ой... Софья-Виктория... Ну... Давай японский.

Она бросается наливать и кидает через плечо:

— И называй меня просто Совка. Меня друзья так для краткости окрестили.

— Ладно. Ты ведь помнишь того парня, который водил меня на закрытие?

— Глист в косухе?

— Совка, я сейчас обижусь. Он — между прочим — после того в качалку пошел.

— Лопни моя батарейка. Мужик. Что у тебя с ним?

— Совка, он оказался лучше, чем я могла подумать.

— Надька, ты что — влюбилась?

Отхлебнула из чёрной стеклянной чашки и мелко покивала.

— Пищу и плачу. И что? Как ты теперь...

— Счастлива. Даже самой не верится.

— А он? Ты ему сказала?

— Сказала. Только сперва сказала, что я — кукла. Ещё зимой. Думала — отстанет.

— С чего бы?

— Как это — с чего? По-твоему — это нормально, когда парень любит пластиковую куклу?

— Знаешь что, куколка... Я тоже поначалу удивлялась, что моему моя клешня нравится.

— Так у тебя есть парень?

— Парень? Я замужем, куколка! Через год старшего в школу поведём!

— Старшего?

— Мелкой скоро три. Ладно — так что у тебя с твоим?

Снова отхлебнула из чашки и прошептала:

— Совка, у меня с ним всё классно. Лучше, чем я могла подумать.

Софья-Виктория кидается обниматься, едва не опрокидывая свой столик.

— Пищу и плачу. Надька, я за тебя так рада!

— Ой, Совка, ты что — правда плачешь?

Она достаёт платок и вытирает под глазами.

— Надь, я всегда знала, что ты классная.

— Мне иногда самой хочется заплакать от счастья. Жалко — нечем. И... Ты представляешь — Серёженька понимает, когда я заплакала бы, если бы могла!

— Надька, я никому не расскажу, но с одним условием!

— Что? Софья-Виктория, я же просила тебя!

— Обещай, что позовёшь на свадьбу!

— Ты с ума сошла. Какая у меня может быть свадьба?

— Просто пообещай. Я в тебя верю.

Прежде, чем пообещать — задумалась на несколько секунд. А потом сама обняла её и шепнула:

— Софья-Виктория, спасибо. Если будет свадьба — я тебя обязательно позову.

* * *

Глава 15

Девятое мая. В школе однажды спросила историка — зачем праздновать победу, которая была больше ста лет назад. А он сказал, что это важно — как память о страшной войне. После этой войны было много других, но эта особенная. Самая страшная. И самая важная. Вечером восьмого говорили об этом с Серёжей — и он предложил пойти на площадь. Посмотреть парад. Раньше никогда не пыталась туда пойти. Но теперь ведь не страшно, что затолкают. Поэтому сразу согласилась. И весь вечер смотрели старые фильмы о войне. Когда посмотрели "Повесть о настоящем человеке", Серёжа шепнул:

— Ты похожа на него.

Сначала обиделась немного:

— Чем это?

— Ты продолжаешь жить, не смотря ни на что. А ещё...

И тут впервые увидела, как он плачет. Он смотрел в лицо, часто моргая, и молчал. А потом прижал к себе крепко и шмыгнул носом. И сразу вспомнила месяцы в клинике. И как привезли десантника Гришу. И захотелось тоже заплакать. Но ничего — конечно — не вышло. Поэтому просто шепнула:

— Я пока не стала никем.

— Ты осталась человеком, — ответил Серёжа дрожащим голосом.

* * *

Хотя пришли пораньше, на площадь пройти не удалось. Там — только по приглашениям. Поэтому пристроились у выезда с площади на Садовую. Протолкалась к ограждению, по дороге выслушав о себе несколько нелестных эпитетов. Серёжа встал за спиной, держась за плечи. С площади доносятся команды, но выстроившиеся войска видно не очень хорошо. Поэтому подключилась к прямой трансляции местного парада. Так можно смотреть сразу в двух видах. Своими глазами и "глазами" телекамер. Впрочем, свои — тоже камеры, хотя выглядят — как настоящие глаза. Наконец — пешие колонны двинулись и начали, пройдя по площади, одна за одной выходить с площади — уходя мимо выстроившихся вдоль улицы зрителей. Впереди, как обычно, прошагала колонна в форме советских солдат. Потом пошли войска гарнизона и коробки ближайших военных училищ. Попыталась вглядываться в лица десантников, но даже при открытых шлемах узнать их лица трудно. Если бы не поднятые маски шлемов — их можно было бы принять за бронированных боевых роботов. А вот прошагавшая следом небольшая парадная коробка и правда наполовину состояла из роботов-андроидов. Каждого робота сопровождал его оператор — почти такой же бронированный, только не так сильно обвешанный оружием. Слышала, что обычно они могут управлять издалека, но в некоторых случаях вынуждены идти за своими подопечными. Когда площадь освободилась от людей — по ней первым проехал старичок Т-34. Хотя танку уже за сотню лет — он бодро едет, открывая парад техники. А сразу за ним — новенькие танки, похожие на него не больше, чем катина Реношка на какую-нибудь машину разведчика Штирлица.

За тяжелой техникой прошла и небольшая колонна боевых роботов на колёсах и гусеницах. Каждый вид техники успевала сфотографировать и по фото найти его краткое описание в интернете. Которое тут же сообщала наклонившемуся к плечу Серёже. Сосед обернулся и удивилённо спросил:

— Девушка, откуда Вы всё это знаете?

Решила отшутиться:

— Я тоже боевой робот. Не мешайте.

Сосед усмехнулся, а Серёжа чмокнул в щеку.

Последними через площадь прокатили установки с зенитными ракетами. Сообщила Серёже, что эти ракеты могут достать противника даже на космической орбите.

* * *

Когда прошла вся техника, а за ней проехал на нескольких грузовиках продолжающий играть оркестр, Надя одной из первых лихо перемахнула через ограждение. Перепрыгнул следом за ней, взял за руку. Улица перекрыта на весь день, так что домой пошли пешком — следом за уходящим парадом. Навстречу проковылял какой-то сутулый седой дед с пышными усами, громко ворча:

— Нет — ну как достали, а? Как праздники — так ни пройти, ни доехать.

Надя шагает бодро и с улыбкой поглядывает. Уже давно приноровился к её темпу шагов, так что идти с ней легко и приятно. Большая часть парадной колонны ушла по мосту и дальше движение по Садовой не перекрыто. Приходится перейти на тротуар. Можно сесть на автобус и поехать домой, но солнечная погода зовёт продолжить прогулку. И Надя уверенно ведёт за собой дальше — к парку Горького. И тут оказывается, что часть участников парада осталась на площади перед парком, образовав экспозицию из техники. Здесь же разгуливают и часть десантников в роботоподобных бронекостюмах. Подошли посмотреть поближе. Надя явно волнуется — будто пытается разглядеть среди них кого-то. А потом один из десантников открывает забрало своего шлема и громко произносит:

— Надежда?

— Гришенька! — кричит Надя в ответ. Не успел и глазом моргнуть — они бегут друг другу навстречу. Некоторые люди даже ахнули, когда Надя с ходу врезалась в бронированного парня и обняла его.

— Гриша! Это ты!

— Надюша! Я так рад тебя видеть!

— Как ты?! Как твоя невеста?!

Упоминание о его невесте успокоило. Подошел ближе.

— Надь, уж представь — что ли.

— Серёженька, это Гриша. Он...

— Надька меня — считай — с того света вытащила! — орёт счастливый десантник. Вокруг начинает собираться толпа. На Надю уже смотрят с уважением. А он продолжает:

— Вот такая девчонка! Вот такая! — демонстрирует он большой палец в защитной перчатке.

— Она мне тогда так врезала — я внукам своим рассказывать буду, какие девчонки бывают!

— Ой, ладно тебе, Гриша. — отмахивается Надя. — Не загибай.

— А чо — ладно. Чо — ладно. — вступается за него другой десантник — постарше. — Да мы все тебе в подмётки не годимся. Как Гришка в часть вернулся — тебя всем в пример ставим.

— Надежда, спасибо Вам за Гришу! — уже пожимает ей руку другой. — Вы нам всем теперь — как родная!

Надюшка уже смущена до последней крайности. Приходится её приобнять и попросить:

— Ну ребята, ну хватит. При всех-то...

— Береги её, парень! — кладёт руку на плечо тот, что постарше.

— Ещё кто кого беречь будет! — ржет другой — помоложе.

Пришлось постараться, чтобы увести Надю сквозь собравшуюся толпу зевак. Тот, которого она называла Гришей, крикнул вслед:

— В шесть часов вечера!

Надя обернулась, поглядела на него, задумалась на несколько секунд и, махнув рукой, ответила:

— Как после войны!

* * *

В парке присели вместе на лавочку. Надя сидит, зажав ладони между колен и смотрит в землю. Взял её за плечи и тихо спросил:

— Ты не говорила о них. Кто это? Разве ты служила в армии?

Она качает головой.

— Нет. Его привезли в клинику без обеих ног. Да. Как того лётчика. Только Гриша был без сознания с момента взрыва. А когда увидел — что с ним случилось...

— Ты помогла ему?

— Просто успокоила своим примером. Я сама с трудом привыкала к тому, что я больше не живая. А он кричал и вырывался. Он думал, что ему отрезали ноги врачи. А их оторвало взрывом. Мне потом рассказали. А тогда я просто увидела, что здоровый парень вопит из-за ног. Я-то уже знала, что можно потерять не только ноги — а хоть вообще всё. И в этой клинике сделают новое. Мне стало противно и я на него накричала. Назвала сопляком и всё такое. И сжала ему руки так, что даже ему стало больно. И он успокоился. Он понял, что его правда поставят на ноги. И теперь он опять служит.

— Так ты договорилась встретиться с ним?

— Да. Я назначила место. Надеюсь — он понял. Есть такой очень старый фильм. Называется "В шесть часов вечера после войны". Когда-то с папой его смотрела, но уже плохо помню. А когда Гриша крикнул про шесть часов — я ускорено пересмотрела концовку.

— Подожди-ка. У тебя что — и фильмы все загружены?

— Я подгрузила его с сайта.

Невольно поскрёб затылок. Всё-таки она ещё более необыкновенная, чем можно подумать.

* * *

— Надь, хочешь попробовать?

Обернулась туда, куда указал Серёжа. На краю парка аттракционов — небольшой ларёк с вывеской "Тир". Пожала плечами.

— Я никогда не стреляла...

Серёжа посмеивается.

— Ну вот. А туда же — боевой робот, десантники тебя в пример ставят... Ладно, пошли.

— Ну уж нет. Теперь я точно должна попробовать.

Похоже, что тир — очень старый. В нём ещё механические мишени — все в отметинах от пуль. И настоящие ружья, пристёгнутые цепочками к прилавку. Поначалу заволновалась — но тут же догадалась снова воспользоваться опознаванием по фото. Ружья оказались не настоящие, а пневматические, с рычажным механизмом. Сразу нашла видео с инструкцией по стрельбе из них.

— Нам пять выстрелов! — протягивает Серёжа свою карточку к кассе.

Кассир вставил обойму в ружьё и опустил взводной рычаг. Молча взялась, оперлась локтями на прилавок, встала поудобнее, выбрала мишень побольше и запустила видеозапись с максимальным увеличением. "Щёлк-Дзынь"

— Неплохо, девушка. Одно попадание есть. Если ни разу не промахнётесь — призовые пять выстрелов за пол цены.

— Я постараюсь.

На покадровом просмотре видно, что пуля ушла чуть влево. Взвела рычаг, снова изготовилась и прицелилась в правый край мишени поменьше. "Щелк-Дзынь". Мельница закрутила крыльями. Стало весело. Снова взвела — и выстрел. Даже не стала опираться локтями. Из коробочки выпрыгнул забавный клоун. Не успел он спрятаться — один за одним упали пара силуэтов кабанчиков.

— Призовые хотите? — уточняет кассир.

— Хочу!

К последней паре выстрелов обнаглела до того, что стреляла, держа ружье, как пистолет. Одной рукой. Чтобы цепочка не натягивалась — пришлось отодвинуться немного от прилавка. Рычаг для быстроты передёргивала левой, наклоняя ружьё на бок.

— Надька, ну ты терминатор... — выдыхает рядом Серёжа.

Сравнение смутило. Осторожно положила ружьё на прилавок. Повернулась к выходу.

— Девушка, вообще-то Вам полагается приз, — как-то неуверенно окликнул кассир. Рассеянно выбрала плюшевого котёнка, затолкала его в сумочку. Вышла из тира и остановилась. И вдруг поняла, что Серёжа не торопится брать за руку.

— Я... Я тебя напугала?

Он пожимает плечами.

— Ну...

— Извини. Я увлеклась. Я и не думала, что это будет так просто.

— Едрёна карусель. Надь, ты ведь всё-таки не боевой робот? Точно?

— Да точно! Точно! Серёжка, ты придурок! На кой ты меня потащил в этот дурацкий тир?! Зачем?! Решил меня проверить?! На — получи!

Метнула в него плюшевого котёнка и побежала. Просто — от него. Поначалу слышала, что он зовёт. А потом он отстал. Выбежала из парка и побежала вдоль по улице. Быстро, как могла. Потом свернула. И ещё раз свернула. Терминатор. Терминатор. Нырнула в какую-то подворотню, закрыла лицо руками. Тихо рассмеялась. Терминатор. Боевой робот. Робот в юбке. Засмеялась громче. Прошла во двор. В старый дворик смотрят балконы и наружные лестницы старого трёхэтажного дома. Узнала по навигатору адрес, загрузила информацию о доме. Памятник архитектуры городского значения. Увидела следующую подворотню и пошла в неё. Позади старинного дома тесный дворик обстроен маленькими домами с палисадниками. За ним — решетчатый забор и двор высотки. Подпрыгнула, уцепилась руками за прутья, перемахнула через забор и пошла, временами сворачивая. Будто запутывая след. Сама не зная — куда и зачем. Сама не поняла — как оказалась на смотровой площадке над набережной. С неё хорошо видно реку и район высоток, выросший за стадионом. От смотровой можно спуститься на набережную по длинной пологой лестнице, проходящей позади музея архитектуры. А можно сразу зайти в музей. Это старинные склады, которые переоборудовали под музей и зону отдыха. Самого музея немного — больше занимают выставочный зал местных художников, кафе, торговля, кинотеатры. В одном из старых зданий — танцплощадка. По случаю праздника звучит музыка военных лет. Постояла с края.

— Девушка, Вы танцуете?

Обернулась. Парень в форме советского солдата. Кажется — видела его на параде. Или показалось?

— А что танцевать?

— Что-нибудь, — улыбается он. Пожала плечами.

— Что-нибудь я танцую.

Поглядывая на других, подала ему руки. Потом танцевала с другим. Невысокий паренёк в очках и сером пиджачке, на которого смотрела чуть сверху. Потом с кем-то ещё. Потом надоело и вышла на набережную. На набережной тоже играет старая музыка. Гуляют пары. Много военных. Прошел усатый дядька в форме советского офицера. Потом — несколько человек в казачьей форме. Села на лавочку и вытянула ноги. Прокатила стайка молодёжи на гироскутерах. За чугунной решеткой катится река. Она успокаивает. Откинулась на спинку лавки и прикрыла глаза. Улыбнулась. Подумала о том, чтобы включить связь. Может быть — он звонит и ищет. Ну и пусть звонит. У боевого робота не может быть любимого парня. Это всё было неправильно. И должно было закончиться. Пусть. Наверно — ненадолго задремала. Потому, что вдруг обнаружила — скоро шесть. На шесть обещала встречу. Как после войны. Вскочила и огляделась. Пошла, вглядываясь в прохожих. А потом увидела его. Уже не в бронекостюме, а в обычном камуфляже. Гриша стоял недалеко от моста, облокотившись на гранитную опору решетки.

— Гриша!

— Надя! — крикнул он, обернувшись.

Подбежала и обняла. Он прижал к себе, погладил по голове.

— Надюшка, как же я рад тебя видеть.

— Гриша, почему ты здесь? Ты ведь служил...

— Тссс. Это секрет.

— А твоя невеста?

— Она приезжала, когда я выписывался. Просила впредь беречь себя. Но я уже заработал, сколько хотел. Скоро поеду домой. Ты обязательно к нам как-нибудь приезжай. Ты-то как живёшь?

— Я... Я просто живу, Гришенька.

— А с тобой кто? Это — твой парень?

— Ну... Вроде...

— Не обижает? А то если что...

Заметила, что Гриша строго смотрит куда-то мимо и обернулась. Серёжка, сидя на лавке, помахал ладошкой и уткнулся в телефон. Подумала немного и улыбнулась.

— Нет, не обижает. Он добрый и нежный. И понимает меня.

* * *

Гоняться за Надеждой — занятие бестолковое. Поэтому, пробежав немного, остановился и провожал взглядом — пока она не скрылась. На попытку ей дозвониться телефон ответил: "абонент недоступен". Сунул маленького плюшевого котика в карман ветровки и задумался. Нет — она не обманула. Первые выстрелы она делала неуверенно, медленно. Но как же она быстро научилась. Она не перестаёт удивлять. Вернулся в тир. Не стрелял в тире со школы. Только в компьютерных играх. Оплатил сразу десяток выстрелов. Встал так же, как поначалу стояла Надя. Прицелился как следует. Задержал дыхание и выстрелил. Промазал. Выбрал ту же мишень, по которой Надя стреляла первым выстрелом. Попал. Попробовал по мельнице. Промахнулся. Со второго раза попал. Последние три пульки подряд удалось уложить в мишени. Оплатил ещё десяток. На приз так и не выбил. Вышел из тира и почесал репу. Куда она могла убежать? Да куда угодно. Город большой, а как она умеет бегать — однажды показала. Пока не включит телефон — искать бесполезно. Можно пойти — и подождать у её дома. А потом вспомнил о её уговоре с десантником. До шести времени достаточно, так что зашел в кафешку, сел за столик в дальнем углу, заказал пару котлет с гарниром и кофе. Нашел в телефоне тот самый фильм — и углубился в просмотр. Смотреть такие фильмы нелегко. И всё-таки у него оказался счастливый конец. Пересмотрел последнюю сцену несколько раз, стараясь понять — где назначена встреча. А потом вышел из кафе и зашагал, ощупывая в кармане пушистую игрушку. Спустился на набережную, не торопясь дошел до моста. Надю увидел издалека. Как она подбежала к военному и обняла его. Поджал губы, почувствовав злость. Но всё-таки понадеялся на её объяснения. Она ведь никогда прежде не обманывала. Да — скрывала о себе правду, но не врала. Сел на ближнюю к ним лавочку, достал телефон. Когда они заметили — помахал ей рукой. В конце концов — они подошли сами. Поднялся им навстречу.

— Серёжа, познакомься ещё раз. Это тот самый Гриша.

— Серёга, дай пять! — с широкой улыбкой говорит десантник, протягивая руку. У него крепкое рукопожатие, так что пришлось постараться в ответ. Он весело подмигивает.

— Во — годится. Где служил?

— Не взяли.

— Надька, ты что — не могла себе нормального парня найти? — возмущается десантник.

— Ничего, мне в самый раз, — тут же обнимает Надя. Кажется — простила. Поэтому прижал её к себе.

— И мне всё нравится. Жаль только, что Надя такая партизанка. Пока у неё что-нибудь выпытаешь...

— Серёга, да я бы с ней в любую разведку пошел!

— Ещё бы! Видел бы ты — как она стреляет!

— Иди ты! Надюха, так ты это — давай к нам. А чо — по контракту платят некисло.

— Да ну вас обоих... — обижается Надя, тыкаясь в плечо со смущённой улыбкой.

* * *

Уже далеко за полночь и в комнате темно. Но сон не идёт. Надя лежит, пристроив голову на плече и обняв одной рукой. Трудно понять — она спит, или нет. Ноги немного гудят от прогулки. С набережной поехали на вокзал встречать Гришину невесту, потом гуляли вчетвером. Устал первым, но не решался признаться, пока Надя сама не догадалась. Она вдруг поглаживает рукой и тихо спрашивает:

— Ты не спишь?

— Нет. А ты спала?

— Нет. Я думала. Серёжа, кто я для тебя?

— Удивительная девушка. Единственная и неповторимая.

Она приподнимается и смотрит в глаза.

— Правда?

— Такая же правда, как то, что я с тобой.

Она прикрывает глаза и тянется губами. А получив поцелуй — снова занимает прежнюю позицию.

— Ты тоже мой единственный. Милый.

* * *

Сама не поняла — как это могло произойти. Просто забыла поставить Потеряшку на подзаряд и он несколько дней простоял полностью разряженный. И этого хватило, чтобы старенькая батарея потеряла ёмкость. Серёжа пытается утешать.

— Надь, ну ты ведь говорила, что он сам прилетел. Нашла из-за чего переживать. Это ведь просто игрушка.

— Серёжа, а если я сломаюсь — ты тоже не будешь переживать?!

— Надь, не сравнивай себя с ним.

— Ты не понимаешь.

В конце концов Серёжа рассердился и ушел домой. Едва дождалась вечера, чтобы позвонить Диме. Он ответил сразу.

— Внимаю.

— Димочка, пожалуйста, помоги мне. Кажется — у Потеряшки совсем плохо с батареей.

— Привози, — коротко отвечает он.

Обнимая сумку выбежала к такси. Прыгнула на сиденье и набрала адрес. Едва дождалась лифта. Дима провёл в свою комнату и достал инструменты. Села на диван. Ужасно мучает совесть. Получилось, что сама же виновата. А ещё страшно от мысли, что однажды так же умрёт батарея у самой.

— Димочка, ты ему поможешь?

Он оборачивается.

— Надь, я могу, но не бесплатно. Хорошая батарея будет стоить денег. Ты готова на это?

— Димочка, скажи — сколько?! Я согласна!

Он отворачивается.

— Надь, ты привязалась к нему?

— Ещё как!

— Ладно, я подберу что-нибудь. Оставляй.

— Димочка, миленький, только спаси его. Пожалуйста.

* * *

Глава 16

Такой Надю не видел ещё никогда. Тот, кто её не знает — ничего бы, наверно, и не заметил. Но по сравнению с её обычным состоянием — у неё просто всё валится из рук. Когда очередная машина выкатилась за ворота мойки — взял Надю за плечи и шепнул на ухо:

— Надь, не волнуйся ты так. С ним всё будет нормально. Он же просто...

— Это для тебя он "просто". А вдруг Дима не сможет его починить?

— Надь, это ведь тот самый Дима, который тебя настраивал?

— Тот, — подтверждает Надя.

— Тогда всё будет на мази. Посмотри на себя.

— Но я же не летаю, — с сомнением в голосе отвечает она.

* * *

Села в потёртое кресло в уголке и прикрыла глаза. Высшая математика совсем не идёт в голову. Потому что в голове в сотый раз крутится та же мысль: "А вдруг что-то пойдёт не так?" Отложила математику и открыла файл с физикой. Раздел электричество. У батареи есть напряжение, есть ток. Есть накопленная энергия. Батарею выбирали вместе. То же напряжение, почти тот же вес, но больше максимальный ток, а главное — намного больше ёмкость. Дима сказал, что такие же — только больше — использованы как тяговые в искусственном теле. И пошутил, что Потеряшка становится сильнее похож на свою хозяйку. Зачем он это сказал? Кажется — из-за этого стала волноваться за Потеряшку ещё больше. Он стал будто ещё роднее. Уговорила заказать батарею экспресс-почтой. Обычной с Рыбинского завода будет идти целую неделю. На быках что-ли возят? А вдруг почта потеряет батарею? Или стукнут где-нибудь?

Осторожное похлопывание по колену заставило открыть глаза. Серёжа присел напротив и смотрит в глаза.

— Надь, улыбнись.

Скорчила улыбку, откинулась на спинку кресла и снова закрыла глаза. Он пытается развеселить, но не хочет понимать. Лучше бы пожалел. Или хотя бы поругал. Или помог чем-нибудь. Хотя чем он может помочь? Снова кому-то приспичило помыться. Сунула табличку с кодом под камеру въехавшей Киа. Принялась за мойку. Все действия уже доведены до автоматизма. Всё кажется настолько однообразным, что — наверно — скоро и автомойщиков заменят на какие-нибудь простых роботов.

— Надюша, не тормози, — окликает Серёжа.

Спохватилась, заставила себя закончить с мойкой и снова отправилась в свой уголок. Но Серёжа перехватил на половине дороги. Просто развернул за руку и молча обнял. И сразу стало уютно и тепло. Не потому, что было холодно. А потому, что он обнял. И уже привычно уткнулась закрытыми глазами в его плечо. А он молчит и поглаживает по спине. И когда вдруг Дима позвонил — ответила не сразу.

— Не помешал? — раздаётся в ухе. Голос у Димы как будто озадаченный чем-то.

— Что-то случилось?

— Так — приятные мелочи. Нашел у твоего котика микрофонный вход. А у меня валялся в запасах подходящий микрофон, уже подключил. Теперь попробую задействовать.

— Димочка, только ты с ним осторожно. Он ведь для меня...

— Надь, я помню. С ним вообще-то гораздо проще, чем с тобой было. Блин.

— Дима, что там?!

— Ничего страшного. Нашел его исходники. Какой-то раздолбай сочинял. Ладно, пока.

Подняла взгляд на Серёжу. И улыбнулась. Он молча кивнул.

* * *

Вечер выходного иногда тянется ужасно долго. В руках неторопливо постукивают вязальные спицы, телефон показывает учебник истории. Быстро привыкла к хорошему и теперь ужасно не хватает рядом хоть кого нибудь. Если не Серёжи, то хотя бы Потеряшки. Задумалась: Потеряшка — мальчик или девочка? В конце концов пришла к выводу, что — раз управляется девичьими мозгами — значит тоже девочка. Собственное-то тело тоже условно женское. Только по внешнему виду. Захотелось позвонить Диме, но телефон не ответил. Подождала немного — и набрала его снова. Но вместо обычного "Внимаю" услышала торопливое:

— Надежда, у тебя что-то срочное?

— Как бы... не очень.

— Димусик, скажи — пусть звонят в рабочее время, — возмущается женский голос "за кадром".

— Тогда перезвони завтра, — извиняющимся тоном просит уже сам Дима.

— Ладно...

Отбой разговора. Стало совсем грустно. Так, что бросила вязание и зарылась лицом в подушку. Кого он там привёл? Неужели ещё одна пациентка? А если — нет? А если у него всё-таки... Но ведь он — больше, чем просто друг. Как он мог? Папа тоже однажды так ушел. А потом узнала про "Тётю Аню". Он очень редко про неё упоминал. И ни разу её не видела. Только однажды так же услышала её голос по телефону. Папа тогда тоже спросил "у тебя что-то срочное?". И попросил перезвонить в другое время. После этого стала звонить ему реже. И реже с ним встречаться. А потом потеряла его совсем.

Резко села на кровати с мыслью о том, что Диму потерять никак нельзя. Торопливо оделась во всё самое темное. Ворот серой водолазки натянула на лицо. Поглядела в зеркало. Пока искала чёрные перчатки — пришло сообщение о прибытии такси. Выбежала к машине. Адрес назначения указала ещё при вызове. На вечерних улицах все ещё много транспорта. Вышла у соседнего дома и притаилась в тёмном уголке напротив его подъезда. Сама не понимая — зачем. Нашла взглядом окна его квартиры. В окне его комнаты темно, но на кухне горит свет. Там кто-то есть. Может быть — родители? Они уже должны быть дома. Услышала чьи-то шаги. И не удержалась — бросилась навстречу.

— Димка, ты...

— Надя?

Не успев затормозить, сбила его с ног. Но в падении прижала его к себе одной рукой, а другую выставила вперёд.

— Димочка, не бросай меня...

* * *

Кажется — всё-таки немного стукнулся башкой. Но больше беспокоит не это, а то, что Надежда вцепилась мёртвой хваткой и требует обещания:

— Димочка, ты же меня не бросишь?

— Надь, ты дура?

— Дура. Только не бросай меня.

— Ты сама меня уронила уже.

— Прости, я нечаянно. Только не бросай.

Кое как подвёл её к лавке у подъезда, сел и усадил Надежду рядом.

— Надь, сколько можно тебе говорить...

— Но мы ведь друзья? Правда? Ты ведь меня не оставишь?

В её голосе явно проскакивают нотки отчаяния.

— Надь, успокойся. Во-первых, как свою пациентку — я не имею права тебя совсем оставить. Но даже если со мной что-то случится — в твоём распоряжении вся клиника.

— Так... ты меня терпишь только поэтому?

— Надя, не говори глупостей. Но я не могу заниматься только тобой. К тому же...

— У тебя появилась другая?

— Так. Давай не путать дружбу и... Кажется — у тебя тоже есть кто-то другой. Чем я хуже?

Она опустила голову и молчит.

— Надь, ты что — приревновала?

— Я... Я не знаю...

По голосу понятно, что — будь она хоть немного более живой — сейчас уже бы разрыдалась. А так просто сидит и смотрит на свои колени. Приобнял её рукой за плечи.

— Надь, я ему об этом не расскажу. Но сам постараюсь не забывать. Так тебя устроит?

Она тоже осторожно обнимает рукой и кладёт голову на плечо.

— Димочка, я дурная кукла, да?

— Надь, ты глупая девчонка — вот ты кто. Глупая и смешная.

— По-твоему — это смешно?!

Вместо ответа чмокнул её в тёплый пластиковый лобик — как маленькую девочку. И поправил чёлку. Она улыбнулась и вдруг спросила:

— Как её зовут?

— Галя.

— Как думаешь — мы с ней поладим?

* * *

Вечер ещё не настолько поздний, чтобы нельзя было принять неожиданную гостью. И эта гостья сидит за столом, глядя в упор на своего пластикового питомца. А он так же глядит своей камерой на неё.

— Димочка, прикольно. Я слышу себя и так, и через Потеряшку.

Камера опускается, Надя стучит ноготком по столу перед ней. И вздрагивает от неожиданности.

— Громко?

Надюха кивает.

— А когда он будет летать — будет слышно только его жужжание?

— Надеюсь — нет. Микрофон направленный, но всё-таки пришлось повозиться с его звукоизоляцией. Добился, что винтов почти не слышно, если только они не в поле зрения камеры. Теперь, если надумаешь в универе прогуливать — сможешь послать его на лекцию вместо себя.

— Кайфово, — радуется Надя, поднимая квадрокоптер перед собой и разворачиваясь вместе с креслом.

— Решила уже — куда поступать?

Она печально качает головой, опуская игрушку себе на колени.

— Не знаю. Куда получится.

— Ты как-то определяйся. Лето скоро.

Откинувшись на спинку, Надя прижимает кулачок к щеке.

— А ты бы мне куда посоветовал?

— Я бы тебе посоветовал сходить к Василичу. Хотя, кажется, я догадываюсь — куда он тебе посоветует.

— И куда же?

— В военное училище.

— Почему это?!

— А ты в курсе, что он — бывший офицер? Где его только ни носило. Один раз проговорился, что где-то в бывших Штатах был. Во время гражданской войны обеспечивали охрану ядерных объектов.

— Ой, я передачу смотрела про неё. Ужасно, как люди выживали... А я-то тут при чём?

— А при вот этом, — ответил, постучав её по коленке.

— Ты ведь идеальный солдат. Боли не чувствуешь, физически не устаёшь, руки не дрожат, силу можно обеспечить почти любую. Можно даже сделать тебя пуленепробиваемой. Почти как боевой робот, только при этом тебе не нужен оператор.

— Дим, ну зачем ты про меня так...

— Надь, не расстраивайся. Я давно понял, что военная служба — не для тебя. Это вообще не женское дело.

Она молчит, глядя в сторону.

— Надь, ты подумай. Василич — мужик опытный. Побеседуешь с ним, он тебе вопросы позадаёт. Какие-то же интересы у тебя есть. Увлечения там. Вот что ты делаешь, когда есть свободное время?

— Ну... Гуляю... Или вяжу...

— Так может быть — тебе в модельеры пойти?

Видно, что она пытается грустно вздохнуть.

— Не знаю, Димочка. Извини. Я пойду.

— Давай хоть провожу тебя что-ли.

— Нет-нет. Я сама.

— Не боишься?

Она скептически улыбается.

— Кого мне бояться? Ты же сам сказал, что я — идеальный солдат.

* * *

В вечернем автобусе пассажиров мало. Какой-то паренёк развалился на сидении впереди и поглядывает через плечо. Смотреть на него неприятно, но за окнами автобуса уже темно и туда смотреть ещё скучнее. В конце концов он встаёт, пересаживается ближе и пьяно спрашивает:

— Тёлка, куда едешь?

Он слишком раздражает, чтобы не сказать ему прямо:

— Не к тебе, козёл.

— Слышь, а чо это я — козёл?!

— А почему я — тёлка?

— Тёлка, ты чо — самая наглая в натуре?

— А тебе жить надоело?

— Ты чо, коза — крутую из себя строишь? А ну пошли — я твою водолазочку припачкаю.

Резко подняла прямую руку, растопырила пальцы и через долю секунды сжала их у него на запястье. Сжала сильно. И проговорила, стараясь подражать голосу робота из какого-то старого фильма:

— Я. Не. Коза. Я. Робот. Если. Не. Веришь. Могу. Ударить. Предупреждаю. Удар. Смертельный.

Паренёк на глазах трезвеет, начинает дёргаться, вырываясь. Ударяет по держащей его руке.

— Сучка!!

— Я. Не. Сучка. Я. Робот. Полицейский. Вы. Задержаны. За. Нарушение. Общественного. Порядка. Статья. Двадцать. Точка. Один. Мелкое. Хулиганство.

— Маю вать! — дёргается паренёк.

— Вы. Имеете. Право. Сохранять. Молчание.

Он затихает и как-то скукоживается. Отпустила его руку.

— Успокоился? Молодец. Я пошутила. Я не из полиции.

— Сука.

— Я тебе не сука. Я — боевой робот. Усёк? В следующий раз тявкай осторожнее. Чао.

На ближайшей остановке вышла. До дома — ещё одна остановка, поэтому натянула на лицо ворот водолазки, сунула руки в карманы курточки и пошла, не торопясь. Подумала о том, что может быть — Дима прав? Может быть — пора перестать пытаться жить так, будто ничего не произошло? Раз глупой бабьей голове досталось тело боевой машины, может быть — проще не думать о сложных вещах, а выполнять боевые приказы? А потом подорваться где-нибудь на противотанковой мине? Испугалась одной этой мысли и остановилась, грустно опустив плечи. Нет. Кажется — в другом он тоже прав. Война — не женское дело. А как же та немка? Она ведь целый офицер. Проверила по справочнику. Действительно — в Евросоюзе даже среди министров обороны половина — женщины. Правда — они и не воевали по-настоящему уже очень давно.

— Эй, коза. — окликает за спиной знакомый голос. — Сейчас мы проверим — какой ты робот.

Вынула руки из карманов и глянула через плечо. Их уже четверо. Не поворачиваясь, пропела:

— Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж.

Ударила рукой с разворота. Слишком резко, чтобы поддатый паренёк успел среагировать. И слишком сильно. Может быть — рёбра и не сломала, но сильный ушиб гарантирован. Продолжая движение, угостила другой рукой второго. Первый ещё не упал, а второй уже начал складываться пополам. Всё ещё вращаясь по инерции — подняла ногу. Не высоко, третьему весь остаток движения достался под колено. Но этого хватило, чтобы он выронил нож и упал рядом с первыми двумя. Четвёртого — оцепеневшего и самого мелкого — ухватила за ворот.

— Сопляки, кто вас научил нападать на беззащитных женщин?

— Тётя робот, не бейте меня... — жалобно запросил он.

— Ладно, малыш. Не буду.

Толкнула его, усаживая на землю под деревом. Почему-то даже не хотелось вызывать полицию. Стало мерзко. Не то от этой четвёрки, не то от себя самой.

* * *

— Кать, ты не занята?

Звонок застал врасплох. Только распрощалась с Валькой и думала ехать с покупками домой — тут же нарисовалась Надька.

— Не так, чтобы сильно. А что — есть свежая идея?

— Идеи нет. Но очень нужна.

— Надька, тебе что — надо поговорить?

— Надо. Очень. Как с подругой.

— Ну... Тогда я жду тебя за столиком.

Надька явилась удивительно быстро. Привыкла видеть её одетой как-нибудь ярко, а тут сразу и не узнала. Оделась — будто диверсант на спецзадании. Подсела к столику, отвела взгляд куда-то мимо.

— Надька, что у тебя стряслось? Работу поменяла?

— Нет. На меня сейчас опять напали.

— Иди ты. Кто?

— Четыре сопляка с района. Троих сразу уложила, четвёртый такой жалкий был...

— Погоди, как это — уложила?!

— Не ори. Ну стукнула по разу — они успокоились. Будут знать — как нападать на беззащитных женщин.

— Надька, не смеши меня. Это ты беззащитная?

Она ставит локти на столик и, подперев голову руками, спрашивает:

— Катюша, подскажи — что мне делать?

— Как что? Сдала бы их в полицию.

— Я не об этом. Со мной и так уже участковые по имени-отчеству здороваются. Я им регулярно работу подкидываю.

— На тебя что — часто нападают?

— Часто. Я их скручиваю — и сдаю в отделение.

— Офигеть. Ты не рассказывала. И как? Тебе хоть что-нибудь за помощь перепадает?

— Да ну их... Ты мне лучше скажи — что дальше делать?

— Да так и делай, раз у тебя это так здорово получается. Будешь супергероем районного мастштаба. Надька, это же клёво.

Кажется — подруга разочарована.

— Катя, я у тебя совета хотела спросить, а ты мне тут глупости...

— Надька, ну ты же сама на эту шпану сразу съехала. Какой тебе совет нужен?

— Я хочу поступить на высшее. А куда — не знаю, и совета спросить не у кого. Что же мне — тереть стёкла, пока опять каким-нибудь роботом не заменят?

— Тебя роботом? Круто.

Надька наклоняется через столик.

— Ну сама подумай — чего я стою без высшего? Ты вон — на этого учишься...

— Ивент-мейкера.

— Вот! А у меня из всех талантов — только вязание.

— Надька, а по-моему у тебя из талантов — хорошенькая мордашка и стальные кулаки.

— И ты туда же? — огорчается подруга. — Они не стальные, а стеклополимерные.

— Ой. Это что — хрупкие? Как стекло?

Она разглядывает свои пальцы.

— Да вроде — нет. Я читала, что наоборот — лёгкие, но прочнее стали.

— Ежики зелёные. И ты ещё раздумываешь? Надька, тебе же в спецслужбах прогулы ставят!

Надька пожимает плечом.

— Ну я-то маме напела, что на полицию работаю. Только вряд ли меня туда возьмут.

— Это ещё с чего?

— У них ведь строгий медосмотр. Я узнавала. А от меня живого места не осталось. Один сплошной протез. Батарея сядет — и всё.

Наклонилась к ней и участливо шепнула:

— Быстро садится?

— На пару суток должно хватить. Ну может быть — трое. А потом генератор автоматически запускается. Только я до этого стараюсь не доводить.

— А если запустится — что дальше?

— Ну опять зарядит — и можно ещё столько же бегать. Но если его не заправить...

— Надька, вот ты сейчас жалуешься, а я бы столько не емши точно не выдержала.

— Но мне ещё и энергогель надо минимум раз в сутки...

— Короче ясно всё с тобой, подруга. У тебя комплексы.

— Какие ещё комплексы, Кать?

— Ракетные. Слона на скаку остановишь и хобот ему оторвёшь. И туда же. Вязание. Ты ещё на флористику запишись.

Подруга с сомнением интересуется:

— А что плохого в флористике?

— Ничего. Будешь арестованным в камерах икебану вешать. Чтобы лучше перевоспитывались. Вот что. Я Коляну позвоню.

Подавив смешок, Надька уточняет:

— Зачем?

Достала мобильник и начала искать телефон приятеля.

— Чтобы он тебя на психологический тренинг записал. Это надо, а? Прочнее стали. И туда же. Колян? У тебя стажировка ещё не кончилась? Надьке надо самооценку приподнять.

* * *

Глава 17

— Серёжа, мы должны пойти вместе.

Надя произносит требование уверенным тоном. Всё утро ахала и вздыхала о своём Потеряшке, о приехавшей для него батарее, несколько раз замирала — созванивалась со своим другом — компьютерщиком из клиники. И в конце концов — потребовала пойти вместе с ней.

— Надь, и что я там буду делать?

— Ну как что... — удивляется Надя. Немного подумав, поясняет: — Меня успокаивать.

— Ты так сильно волнуешься?

— А разве не заметно?

— Да как-то — даже оченно заметно. Может — выпьешь чего-нибудь для душевного равновесия?

— Серёжка, что я по-твоему могу выпить?! Ты забыл, что я сама — кукла на батарейках?!

— А по тебе не скажешь.

— Правда?

— Вообще никак. Куклы не психуют.

Она усаживается на диван рядом.

— Тогда обними меня.

Это требование выполнил сразу и не раздумывая. Она тыкается лицом в плечо и поясняет:

— Я хотела ещё с утра поехать, но Дима просил пока ему не мешать. Он уже подключил батарею, но что-то ещё нужно настроить. Я ужасно волнуюсь.

Погладил её по голове. Обычно её это успокаивает. Надя повернула голову и поглядела снизу вверх.

— Ты же поедешь за Потеряшкой со мной?

— Обязательно.

Надя обнимает крепче и затихает. Заметил, что она закрыла глаза и тихо спросил:

— Ты спишь?

— У-у. — отвечает она с улыбкой, но глаза не открывает.

* * *

Никогда прежде не был в этом районе. А Надя уверенно тащит за собой, заводит в подъезд. В дверях квартиры встречает немолодая женщина в домашнем халате.

— Ой, Наденька. Проходи, а кто это с тобой?

— Это... Мой... Серёжа. — смущается Надя.

— Ох, проходите, проходите. — улыбается её смущению хозяйка. — Димочка с Галей вас уже ждут.

Надя замирает в дверях. Приходится подойти к ней вплотную и нежно подтолкнуть вперёд. Следующим трудным препятствием становится дверь комнаты. Пришлось постучать и, получив утвердительный ответ, открыть дверь. Надя осторожно заглядывает.

— Димочка, ну как?

Заглянул через её голову в комнату.

— Жить будет?

— Будет, будет. Проходи. — весело сообщает сидящий в рабочем кресле парень. На вид он ненамного старше. С дивана вскакивает девушка. У неё волосы, такие же чёрные, как у Нади, только намного длинее. Она немного стройнее, но тоже не худышка. Смерив взглядом, она подходит ближе и протягивает Наде руку.

— Я Галина. Дима рассказал мне о Вас. Вы ведь Надежда?

— Надежда. Я только... За своим...

— Народ, ну что вы зависли в дверях? — возмущается хозяин комнаты. — Вваливайтесь.

Пришлось ввалиться, раз приглашают.

* * *

Осторожно подняла Потеряшку на руки. Кажется — он не стал тяжелее и внешне почти не изменился. Только под камерой появился маленький выступ для микрофона. Пощекотала ему животик.

— Зарядка теперь бесконтактная. — сообщает Дима. — Поставишь в удобном месте и будешь просто приземлять на неё.

— А я попаду?

— Примерно подводишь, а дальше он сам найдёт.

— Димочка, это здорово.

— А ради чего такие сложности? Нельзя было оставить обычную зарядку? — удивляется Галя.

— Родная всё равно не подходит для этих батарей. — поясняет Дима. — Пробуй.

Кивнула и включила режим висения. Осторожно убрала руки — Потеряшка повис на месте. А потом покрутился вправо — влево, подлетел к Диме, посмотрел в лицо и покивал камерой. Сама улыбнулась:

— Он тебя благодарит.

Дима принимает игру. Осторожно щекочет кончиком пальца висящего перед ним Потеряшку и с улыбкой негромко говорит:

— Больше не болей и слушайся хозяйку.

Ответила кивком камеры.

— А пойдём на улицу, — предлагает Галя. — Я хочу посмотреть — как он летает.

— Действительно — пошли, — соглашается Серёжа. — Тут ему тесновато. Да и нам тоже.

* * *

В рассказы Димы не верилось до последнего. А когда в дверях его комнаты появилась не железка, а смазливая девица — засомневалась ещё больше. Потому что представляла её себе совершенно иначе. Впрочем то, что она пришла с парнем — хоть и усилило сомнения, но позволило не так ревновать. Когда же она, не доставая телефона, приняла управление летающей игрушкой — веры с рассказы о ней добавилось. Но ещё больше развеяло сомнения, когда Дима взял с собой на улицу планшет и на его экране появилось то, что видит его гостья. Как только вышли во двор — картинка на планшете сменилась обзором с камеры коптера. Он зажужжал и поднялся над головами. Сергей обнял свою подругу за плечи. Она закрыла глаза. Парни смотрят через оба плеча в экран планшета, а Надежда, кажется, забыла обо всём. Только её игрушка жужжит вокруг, выписывая в воздухе кренделябры. Когда она делает круг — экран показывает плотно собравшуюся четвёрку: двух парней и двух девушек. С неудовольствием отметила, что на экране похожи — будто сёстры. Хотя в детстве и мечтала иметь сестру. И даже оба парня стоят за спинами почти одинаково. Но внимание обоих — к планшету. Даже взглянула на Надежду с превосходством. Но кажется — она ничего не замечает, кроме процесса полёта — стоит, вытянувшись в струнку, и только чуть покачивает головой, когда игрушка делает повороты. И вдруг игрушка широкой спиралью набирает высоту, поднимается выше крыш и уносится куда-то вдаль. На экране мелькают малознакомые районы, через несколько минут — и вовсе показывается окраина.

* * *

Когда закрыла глаза — осталась только картинка с камеры Потеряшки. И вдруг пришло ощущение полёта. Будто сама взлетела над двором и увидела со стороны две стоящие во дворе пары. Но благодаря Потеряшке видела себя со стороны уже много раз. Поэтому просто подняла его повыше — и, всё так же чувствуя на плечах Серёжины руки, рванула вдаль. Связь иногда на долю секунды теряется, но тут же восстанавливается снова — будто быстро моргнула. Внизу мелькают дома, улицы, деревья. Пересекла район, в котором жила, но не стала задерживаться — чтобы не будить старое. Над небольшой речкой снизила высоту, пролетела над самой водой, снова приподнялась, осторожно провела Потеряшку среди деревьев. Нашла полянку, чтобы вынырнуть на просто — и разогналась над зелёным одеялом. У аэропорта осторожно опустилась пониже — чтобы не нарваться на неприятности, развернулась — и всё замелькало обратно. Вильнула в сторону — к трассе, понаблюдала немного за потоком машин, послушала шум дороги, потом проводила один из едущих грузовиков, но он оказался быстрее летящего малыша. Тогда снова свернула в окружающий дорогу редкий лес. Осторожно усадила Потеряшку на остатки кирпичной стенки и послушала тишину. В лесу, если вести себя тихо, не бывает полной тишины — это поняла ещё в детстве. Вспомнила об остальных, открыла глаза. Галя упорно держит в руках планшет и поглядывает с подозрением. Пацаны вперились в экран. Снова подняла Потеряшку — и Галя довольно хмыкнула. На экране телефона снова мелькает лес и приближается городская окраина. Закрыла глаза — снова возвращая ощущение полёта. Уже видно место, с которого начался полёт, а в батарее ещё порядочный запас энергии — будто не прошел уже почти час. Не открывая глаз, подставила ладони — и Потеряшка плавно опустился в руки своей хозяйке. Только тогда открыла глаза и нежно прижала его к груди.

— Порядок, — констатирует Дима. — Даже лучше, чем я ожидал.

— Надь, ты прямо пилот, — улыбается в ухо Серёжа, держа за плечи.

Протянула к Диме руки.

— Димочка, ты чудо!

Обняла его так нежно — как только могут пластиковые руки, в одной из которых — хрупкая белая снежинка. И прижалась щекой к его щеке.

— Спасибо тебе, Димочка. Ты спас меня ещё раз, — шепнула на ухо.

— Между прочим — я здесь, — недовольно намекает Галя. Обернулась к ней с улыбкой.

— Галечка, ну что ты? Мы ведь просто друзья. С тех пор, как Димочка собрал меня по винтику.

— Собрал? — удивлённо поднимает брови Галя.

— Он мне почти как папа.

— Надь, не преувеличивай. Моей работы в тебе не так уж много. Только электроника и настройка.

Галя наконец подходит ближе и осторожно ощупывает руку. Подняла руку повыше, чтобы ей было удобнее рассматривать. Пошевелила пальцами.

— Как живая — правда?

— Да. Круто. Я даже засомневалась. — подтверждает Галя, рассматривая пальцы в упор.

— Да я тоже долго не верил. — подтверждает Серёжа. — Всё думал, что просто я ей не нравлюсь — такой красивице-спортсменке.

— Странно. Руки холодные, а лицо тёплое, — замечает Галя, потрогав щеку.

— Вот тут я живая, — пояснила, тронув свою голову пальцем.

— Вот как... Только голова?

— Только мозг, — уточняет Дима. Галя недоверчиво наклоняет голову, разглядывая лицо.

— И как же ты теперь?

Пожала плечами и улыбнулась, чтобы не огорчать Диму:

— Привыкаю. Не очень-то приятно, зато живая. Иначе бы просто умерла.

— Да... Совсем — как живая, — соглашается Галя. — Димочка, я думала — ты привираешь, а ты реально крут.

— Не так. Димон нереально крут, — поправляет Серёжа. — Круче — только сама Надюшка. Димон, дай пять.

* * *

Застолье по случая окончания ремонта немного затянулось. Надя не налюбуется на свою игрушку. Периодически поднимает её к потолку, заставляя облететь вокруг люстры. Мальчики подвыпили и спорят — кто из них более классный: Надя или Потеряшка. Причём спор получается довольно странный: оба сходятся к тому, что классная всё-таки Надя. Мама Димы периодически заглядывает на кухню и добавляет что-нибудь на стол. В конце концов это начинает надоедать. К тому же — и за окнами понемногу темнеет. Пришла к выводу, что пора брать инициативу в свои руки. Отодвинула пустой бокал и спросила:

— Надя, раз ты частично живая — тебе ведь тоже нужен отдых?

— Ну конечно, — соглашается она.

— А как ты это делаешь?

— Я? Да так же, как все. Ложусь, подключаю зарядку — и сплю.

— Ты заряжаешь себя, как мобилку? От розетки?

— Да. Ну только зарядка мощная. Так что к утру я и отдохнувшая — и заряженная. Завтракаю — и побежала.

— Завтракаешь?

— Ну да. Ну не так чтобы вот прямо — завтракаю. Заливаю в себя "завтрак язвенника" — и готово.

Намёк до железной гостьи не доходит, но кажется — уже самой становится интересно её расспрашивать. Дима пьяно тянется через стол и тыкает пальцем Наде в бок.

— У неё вот тут бачок! А вот тут для солярки! А вот тут генератор, вон там тяговая батарея номер один... Надюха, вот на кой мы тебе наставили столько батарей? Мы же с Витасей потом задолбаемся их менять.

Шлёпнула его по руке.

— Не лапай. Меня будешь обнимать.

— Ну иди — я тебя обниму.

— И между прочим — мне пора домой. Так что целуй.

— Ой, нам ведь тоже пора, — спохватывается Надя.

— Да? Ой, в натуре, — соглашается её парень. — Завтра ж на работу.

— Я провожу! — с готовностью вскакивает Дима.

— Димочка, мы сами Галю проводим, — успокаивает его Надя. — Отдыхай.

* * *

Давно не выпивал, да и видать — Надькин приятель тоже. И выпили-то почуть, а обоих порядком развезло. В голове какая-то каша. На Надьку даже смотреть страшно — какая она красивая. Она счастливая — поэтому ещё более красивая. Или выпил — поэтому такая красивая? Нифига — она всегда красивая. Галка тоже красивая. Или это в глазах двоится? Не — Надька счастливая, а Галка сердитая. Значит — не двоится. Обалдеть можно — как они похожи. Или не похожи? Или это кажется потому, что выпил? Или просто у обеих волосы чёрные и чёлки похоже подстрижены? Нифига. У Галки волосы длиннее. А так немного похожи.

* * *

С одной стороны — обидно, что вместо любимого провожает эта парочка. Но с другой — когда ещё доведётся пройтись в сопровождении настоящего киборга? Хотя в сравнении со своим парнем Надежда выглядит не очень убедительно. Парень высокий и довольно таки мускулистый. А она — просто толстозадая смазливая девица. Пришло в голову, что Диме именно такие и нравятся, раз он такой её сделал. У выхода со двора она спросила:

— Тебе в какую сторону ехать?

— В центр.

Она кивнула — и повела не той дорогой, которой обычно ходили с Димой. Через какие-то дворы и переулки. Но её дорога до остановки оказалась хотя и неуютной, но гораздо короче.

— Ты хорошо знаешь этот район?

— Нет. Я шла по навигатору. Задала пешеходный режим прокладки.

— А где у тебя навигатор?

Надежда пожимает плечами и тычет пальцем себя в голову.

— Как — где? В телефоне.

— Надька вообще классная — правда? — довольно обнимает её Сергей, успевший слегка протрезветь на свежем воздухе.

— И как раз вовремя успели, — сообщает Надежда, указывая через плечо. И действительно — хотя она не смотрит, из-за поворота показывается автобус.

— У тебя что — камера заднего вида?

— Есть приложение, которое показывает положение автобусов на маршруте. Я им пользуюсь. Нам этот автобус тоже подходит, так что едем вместе.

С ней становится занятно. Она будто ходячий телефон. И при этом, хотя много видела роботов, но она совершенно другая. Более живая.

* * *

Утром едва не проспала на работу. Вернее — заигралась с Потеряшкой. Лежала в постели, не открывая глаза, а он кружил по квартире, заглядывал всюду. Долго разглядывала со стороны себя, притворяющуюся спящей. А потом случайно обратила внимание на время. Пришлось вскочить — и собираться в ускоренном темпе. И до работы бежать бегом. К счастью — совсем не устала. Только последний квартал прошла уже спокойным шагом. Серёжа встретил поцелуем.

— А вот наша королева автомойки, — гордо сообщил дядя Сеня. Обернулась и остолбенела. Потому что встретилась лицом к лицу со знакомым участковым.

— Надежда Антоновна? — удивлённо вытаращился лейтенант.

— Ой, Лёша! Что-то стряслось?

— Да так — профилактический обход. А вы...

Понизила голос до полной нелегальности.

— Лёша, я прошу...

— А Вас не...

— Я давно здесь. Так надо.

— А... Ладно.

Он нарочито говорит громче:

— Надежда, я и не знал — что вы тут работаете. Передавайте там привет.

— Обязательно передам. Чайку сделать?

— Спасибо, в другой раз. Раз тут всё в порядке — пойду дальше.

— До свидания, Лёша.

Когда он удалился — дядя Сеня тихо спросил:

— Он что — твой приятель?

Пожала плечом.

— Просто знакомый с района.

— Так если у тебя такие знакомые — чего ты к ним не устроилась? И платят лучше, и вообще...

— Медкомиссию не прошла.

— Ааа... — сочувственно протягивает старший коллега. — Бывает.

* * *

Вечером пришла домой одна. Достала из шкафа форму, отряхнула щеткой. Надела и встала к зеркалу. Потеряшка кружит за спиной, показывая то, что не видно в зеркало. Взяла в руку пузырёк от моющего средства — будто пистолет, резко повернулась и прицелилась в камеру. И поняла — что совсем не страшная. Просто хорошенькая девчонка в синем костюмчике. Такой никто не станет сдаваться. Села на диван и повесила голову. Потеряшка жужжит под потолком, показывая печальную картинку. Усадила его на подзарядку, закрыла глаза. В комнате совсем тихо. Одна. Сама дура. Почему не позвала... А зачем? Чтобы ещё раз себя обмануть? Чтобы большой мальчик ещё раз поигрался с любимой куколкой? Но всё-таки с любимой. Соседи внизу включили музыку. Они часто делают это вечером. Легла, не раздеваясь, и прикрыла лицо рукой. Чтобы отвлечься от мыслей — открыла снова список высших учебных заведений и принялась изучать его — наверно — уже в десятый раз. Долго вчитывалась в списки специальностей. Музыка внизу всё так же гремит. Подняла Потеряшку и направила его в открытое окно. Перед камерой появилось окно соседей. Никогда этого не делала. У них неярко горит свет, видно — как кто-то машет в ритме музыки длинным хаером. Похоже — что-нибудь празднуют. Захотелось тоже что-нибудь праздновать. Вернула Потеряшку и взяла его в руки. Это забавно — одновременно глядеть в камеру и видеть себя. Встала и покружилась вместе с ним по комнате. Музыка внизу продолжает греметь — и её тоже слышно не только собственными ушами. Перед глазами мелькнуло зеркало с отражающейся в нём девушкой в форме. Снова подняла свой пластмассовый "пистолет", только теперь рядом завис маленький белый квадрокоптер. Усмехнулась сама на собой:

— Две игрушки.

Потом повертела в руках пузырёк, глядя в зеркало. Поправилась:

— Три.

Когда снова усадила Потеряшку на место — обратила время на часы. Время уже за полночь, а музыка продолжает греметь. Подумала о том, что это уже просто неприлично. Обулась и спустилась на этаж. Нужную дверь нашла без труда — по звуку. Из соседней выглядывает недовольная женщина в домашнем халате. Заметив — она обрадовалась:

— Наконец-то. Я уже сама хотела вызывать. Разберитесь пожалуйста.

Позвонила в звонок. Подождала. Музыка всё так же гремит. Постучала погромче. Подёргала ручку. Похоже — они ничего не слышат за своим "тымц-тыдымц". Это начало бесить. Ударила посильнее и заметила, что на двери осталась вмятина. Ударила пяткой. на тонком железе стало несколькими вмятинами больше, но всё равно никто не открыл. Сбегала домой, порылась в поисках чего-нибудь твёрдого. Не нашла. Зачем-то надела чёрные перчатки и вернулась к двери. От нескольких сильных ударов тонкое железо заметно прогнулось. А потом треснуло и кусок двери вывернулся внутрь квартиры. Нащупала ручку и открыла. В квартире такой грохот, что услышать что-то невозможно. Четверо парней скачут, как безумные, по комнате. Ещё двое на диване обнимаются с подружками. Включила свет. Все, кто был в комнате — замерли. Стараясь перекричать хрипящую от натуги акустику, выкрикнула:

— Вы в курсе — сколько времени?! Вы нарушаете закон о тишине!

— А... Ты кто такая?! — интересуется один из парней, приглушив звук.

— Я?

И тут до самой доходит — что натворила. Сама себе навесила кучу статей. Вторжение в чужое жильё. Нанесение ущерба имуществу. Правонарушение, совершенное под видом правоохранительных органов с использованием форменной одежды. Хуже уже не будет. Решение пришло в одну секунду.

— Я робот-полицейский! Потрудитесь прекратить противоправные действия, в противном случае — я вызываю подкрепление.

— Робот? Тёлка, ты гонишь? — с недоверием уточняет один из парней. С кухни на трясущихся коленях появляется ещё один участник сабантуя.

— Пацаны — она кулаком дверь пробила, — сообщает он в комнату.

— Мы это... Мы ничего... Мы уже расходимся... — пробормотал самый патлатый.

* * *

Была бы нормальной — утром бы вышла с невыспавшимся видом и синяками под глазами. Но бессонная ночь принесла план действий. Ровно в пять часов вечера вежливо позвонила в дверь, наспех выправленную и заклеенную прозрачным скотчем. Из-за двери осторожно выглянул парень с бордовыми волосами.

— Вы кто?

Поправила кепку на голове и выдала чисто по-деревенски:

— Эта. Робот-ремонтник. Вам эта — вчера дверь повредили?

— Охренеть... А вы откуда...

— У робота-участковой был эта — сбой. Не пугайтесь — мы эта — все на одну рожу. Штамповка. Тока эта — прошивка разная. Так дверь эта — меням или как?

— Круто. Ээээ... Меням.

Принялась за работу, действуя — как нашла в интернете. И правда — всё оказалось просто. Для пущей важности под конец работы прилетел желтый квадрокоптер с синей полосой и осмотрел установленную дверь. Замок переставила из старой. Выкинула дверь, поднялась домой, быстро переоделась и снова спустилась к соседу. Изобразила недовольный вид.

— Вы кто? — удивился крашеный сосед.

— Соседка. Вчера спать не давали, опять какой-то грохот. Что у вас тут за бордель?

— А... Извините — это не Вы приходили?

— Блин. Вечно меня с кем-то путают. Не смешно.

* * *

Глава 18

— Нет, Коль, не надо. Честно. Я и так нахальная, как бульдозер.

— Надь, точно не надо? Я Катюху знаю — она зря просить бы не стала.

— Извини, нет. Просто не нужно.

— Ты ведь даже не знаешь — от чего отказываешься. Ты когда-нибудь была на психологических тренингах?

— Не была, ну и что? У меня есть знакомый психолог. Он хорошо меня знает, если что — лучше к нему схожу. Правда.

— Ну смотри. Если передумаешь — звякни. Пара недель на раздумье у тебя есть.

— Хорошо, Коль. Я подумаю. Пока.

Приподняла голову с Серёжиного плеча и посмотрела ему в лицо. Он улыбается:

— О чем-то задумалась?

— Ты ведь любишь меня такую, какая я есть?

— А какую ещё? Другой-то тебя нет.

— А если бы я изменилась?

Он гладит по руке.

— Надь, ты и так классная.

Прижалась плотнее и прикрыла глаза. В комнате так тихо, что слышно его дыхание. Живое дыхание. Совсем не такое, как шелест искусственной системы жизнеобеспечения. За плотно закрытым окном — день. Обычный дождливый день, какие изредка случаются весной. И поэтому есть повод провести выходной в постели. Вдвоём под лёгким одеялом тепло, и, если не шевелиться, батарея разряжается совсем медленно.

— Ты не спишь? — спрашивает Серёжа.

— Нет.

— О чём думаешь?

— Я? О том, как приятно с тобой лежать. А ты?

— У тебя ведь ноги чувствуют тепло?

Погладила его ногой под одеялом.

— Я чувствую всё. Я могу ходить на морозе в тоненьких чулках, и ноги будут холодные, как лёд. И мне ничего не будет. Но когда ты меня согреваешь — это очень приятно.

— Ты сейчас тоже тёплая.

— Это твоё тепло, милый. Мой подогрев сейчас не включается.

— У тебя есть подогрев?

— Конечно. Поэтому на морозе батарея сильнее разряжается.

— Выходит — я сейчас продлеваю жизнь твоей батарее?

— Да.

— Тогда я постараюсь согревать тебя почаще. Чтобы ты жила долго.

Дёрнулась, подставляя губы к его губам.

* * *

Совсем другой вечер, совсем другая погода. Но одинокий выходной снова прошел в постели — за чтением учебников. Под вечер не удержалась и набрала знакомый номер.

— Внимаю.

— Димочка, не помешала?

— Нет. Сегодня я свободен, как кирпич в полёте. А что случилось?

— Ты ведь всё знаешь о роботах?

— Много. А что тебя интересует?

— Может робот вести себя, как человек?

— Может. Если его на это запрограммировать. Только всё равно это будет имитация.

— А как же искусственный интеллект?

— Любой искусственный интеллект тоже запрограммирован на решение какой-то задачи. Может быть — комплекса задач.

— А без задач бывает?

— Нет.

— Может быть — ты просто о таком не слышал?

— Пытались ради эксперимента сделать самообучающегося робота без конкретной цели. Он так и не пошевелился.

Усмехнулась:

— Как я сегодня. Лежу бревном.

— Догадываешься — почему он тоже лежал бревном? У него нет потребностей, которые надо удовлетворять. У любого нормального человека есть, у тебя тоже есть, хотя и меньше. А ему шевелиться было незачем.

— И что с ним сделали? Так и разобрали?

— Зачем? Запрограммировали на задачу — сразу дело пошло.

— Выходит — без цели нет действия?

— Есьсесьно. У человека тоже изначально есть куча целей. Они заложены природой.

— Как бы — тоже запрограммированы?

Дима объясняет с расстановкой, обдумывая ответы.

— Ну в некотором роде. Хотя не все. Вот необходимость питаться — это тоже задача. Но она обусловлена тем, что иначе человек умрёт. А желание жить — да, заложено.

— Тогда выходит, что любой человек — тоже немножко робот?

— Если утрировать и упрощать, то да. Немножко.

— Дим, а как ты думаешь, я — больше робот?

— Внешне — да. А так — нет.

— Разве?

— У тебя живое сознание. Это всё меняет. Ты действуешь не по программе, написанной кем-то, а по своим желаниям.

— Минуточку. Я тоже действую по своей задаче. Жить — это тоже задача. И кстати — очень сложная. Или будешь с этим спорить?

— Буду. Потому что твоя собственная жизнь по-настоящему ценна только для тебя самой. Это просто самоподдержание.

— Димка, так значит — для тебя я ничего не значу?

— Я этого не сказал.

— Сказал! Ты сказал, что моя жизнь ценна только для меня!

— Надь, ну ты неправильно меня поняла.

— Ты сам дурак.

— Может быть. Но ты тоже дура.

— Знаешь, что...

— Но я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Значит — для тебя она тоже ценна?

— И для меня, и для твоего Серёги, и для твоей мамы. Но сильнее всех — для тебя. Будешь спорить?

— Наверно — не буду. Когда меня стукнули палкой по голове, я вдруг поняла — насколько сильно я хочу жить.

— Погодь. Когда это тебя так стукнули?

— Забудь. Это ещё в прошлом году.

— И ты ничего не сказала? Надь, ты чего?

— А что такого? Я его скрутила и сдала в полицию. Хватит того, что я там всё рассказала.

— Надька, дубина ты пластиковая. Это же очень важно! Рассказывай всё!

* * *

К счастью — догадался включить запись. Потому что рассказ о Надькиной ночной жизни занял больше часа. Иногда давился от смеха, несколько раз пришлось поволноваться. Будто прослушал сбивчивый пересказ какого-нибудь полицейского боевика с героем-одиночкой. Не удержался, чтобы не сказать ей об этом. Она обиделась:

— Ты мне не веришь?

— Надь, я верю, но это нереально круто. Ты же готовый полицейский.

— Правда?! — радуется она.

— Правда. А Серёга об этом знает?

— Нет. Я не хотела его волновать.

— Ну ты и шпионка. Ты ещё не решила — куда поступать?

— Ещё думаю. Может быть — всё таки в технический?

— Надька! Только в полицию! У тебя уже послужной список хорошего оперативника!

— Димочка, но меня ведь туда не возьмут с моей инвалидностью.

— А сколько раз ты можешь отжаться?

— Ну за час примерно...

— А кто четверых бандитов голыми руками?

— Ну какие же они голые... Я в перчатках была.

— Надька, я тебя туда за руку отведу! Ты же там порядок наконец-то наведёшь!

— Ты думаешь? А... А на какое отделение?

* * *

Закончила разговор, уже стоя у шкафа. Открыла и потрогала китель, который после случая с соседом подумывала тихо выбросить. Достала его вместе с вешалкой, подошла к зеркалу, приложив к себе. Полюбовалась. Осмотрела себя ещё раз камерой Потеряшки. Аккуратно отряхнула и снова повесила в шкаф. И тут поняла, что придётся уйти с работы. С той самой работы, на которой встретила Серёжу.

* * *

— Надь, что-то случилось?

Серёжа присаживается напротив и смотрит в лицо. Но смотреть на него грустно, поэтому отвернулась.

— Я что-то не так сделал?

— Серёжа, всё так. Ты замечательный. Просто мне грустно.

— Почему?

— Ну я же девушка в конце концов. Могу я просто погрустить?

— Ладно. Если понадобится моя помощь — скажи. Погрустим вместе.

Он отходит в сторону. Кажется — решение принято, да и слово себе дала — поступить на высшее. Но теперь жаль уходить с автомойки. Потому что это значит — снова изменить свою жизнь. Снова потерять всё. Автомобили, которые стали почти родными. Особенно некоторые из них — которые приезжают мыться чаще других. Дядю Сеню с его доброй и мудрой улыбкой. А главное — Серёжу. Он не просто парень, с которым приятно провести день или ночь. Он признал девушку даже под пластиковой оболочкой. Научил пластиковую куклу, что она тоже может быть любимой. На мойку заезжает очередной запылённый клиент — и грусть снова надо отложить на потом. Даже нахальный БМВ теперь кажется старым другом. Он следит за собой и наверняка получится встретиться с ним ещё. Но руки невольно трут его бока тщательнее, чем обычно.

* * *

Стал замечать, что с Надюшкой что-то не ладно. Грустить стала чаще, снова замыкается в своём старом кресле. К машинам нежнее стала — как в первые месяцы, когда Серёга только подкатывать к ней пытался. Сперва подумал, что любовь у них с Серёгой не клеится. Но и к нему она — вроде — нежная. Уходят часто вместе, а иногда и приходят довольные в обнимочку. Грешным делом подумал уже, что молодежь "доигралась". Но вспомнил свою, когда первого ждала — так она беречься стала, как узнала. Да и поправилась быстро. А Надюшка как медный пятак — не меняется. Такая же стройная, такая же неутомимая. А как тёплые дни пришли, как шортики надела... Ну как тут Серёге не позавидовать? Но вдруг понял — Надюшка с автомобилями прощается. Давно ведь понимал, не задержится эта звезда на мойке. Бросит эту работу, и поминай — как звали. А может быть — и Серёгу забудет. С глаз долой — из сердца вон. Одно слово — звезда. Между делом подошел к ней и негромко спросил:

— Уходить собралась?

— Дядь Сень, а... А как Вы догадались?

— Лето на дворе. Надумала поступать?

Она смущённо опускает глаза.

— Кажется — да.

— Не говори куда, а то сглазишь. Ни пуха тебе.

— К чёрту, — улыбается Надюшка.

* * *

— Катя... — печально тянет подруга в телефон. — Мне поговорить надо.

— Ты на тренинг идешь?

— Неет.

— Почему?!

— Я с тобой поговорить хочу.

— Я что по-твоему — лучше психолога?

— Ты моя подруга.

— Надька, ты невыносима. Давай эээ... В восемь вечера за нашим столиком.

Она точна, как обычно. Пришла, плюхнулась за столик, подперла щеку ладонью.

— Кать... Я решилась.

— На курсы?

— Нет.

— Неужели замуж?!

— Какое замуж, ты с ума сошла?!

— Надь, мне всё чаще кажется, что ты меня разыгрываешь. Какой из тебя киборг?

— Кать, не дразнись, а то обижусь.

— Не буду. Если скажешь наконец — на что ты решилась.

— Я с работы ухожу. Только не знаю — как об этом Серёженьке сказать.

— Чорд. Совсем забыла, что у вас служебный роман. А что с работой не так?

Надька пожимает плечом.

— Ну я же поступать собралась. Работать уже не получится.

— И чо? Серёжку тоже оставишь?

— Нет — с собой возьму! Кать, я не хочу его оставлять. Тоесть — я хочу, чтобы он, ну чтобы мы...

— Надька, вот какого дьяболо ты на тренинг не пошла? Сидишь тут — мямлишь. Ты взрослая или где? Собери волю в стальной... Извини — в свой прочнее стали кулак — и скажи. Если любит — никуда он от тебя не денется. А если, извини, поиграться хотел — так туда ему и дорога. На твои внешние данные желающего искать — только свистни.

— Я свистеть не могу.

— Да тебе и свистеть не надо, сами набегут. Ещё лишних пинками разгонять будешь.

— Ты так думаешь?

— Я привыкла сначала думать, потом говорить. Можно всё сразу, но не задом наперёд.

Надька зажмурилась и тряхнула головой, переваривая фразу.

— Кать, у меня с твоих фразеологизмов чипы в трубочку сворачиваются.

— Надька, не коси под робота, у тебя это не получается.

— Так что — прямо подойти и сказать?

— Можешь подойти по большой дуге. Но сказать всё равно придётся. Если не передумала поступать.

— Нет, Кать, ну я ведь давно решила... — мнётся Надька.

* * *

— Надь, кончай тоску на себя нагонять. Улыбнись.

Поглядела на него снизу вверх, встала и молча обняла. Уже даже дядя Сеня давно догадался. Почему же он не догадывается? Неужели это так трудно? Он ведь догадывается, когда хочется заплакать. Почему он не понимает сейчас? Или уже давно всё понял — и ждёт, чтобы сказала сама? Он тоже молчит и гладит по голове. Очень хочется ощутить его запах. Но нечем. Зато можно его обнять тёплыми после мойки руками.

— Надь, ты сейчас тёплая, — шепчет он. И то, что должна была сказать — снова тонет в тепле его обнимающих рук и тихого голоса. Но всё решено. Опустила руки и шепнула:

— Серёжа, я ухожу.

— Тебе куда-то срочно надо? — уточняет он.

— Да. Надо. Я увольняюсь.

Серёжа резко хватает за плечи и смотрит в лицо.

— Что? Совсем?

— Серёжа, я давно решила, что буду поступать в институт. Извини, но...

— Надя, как же... А как же я? Я что — больше тебя не увижу?

— А ты хочешь меня видеть?

— Очень хочу. Куда ты уезжаешь?

— Никуда. Я останусь тут, в городе. Мы сможем встречаться.

Он обнял снова и шепнул:

— Так вот почему ты грустила...

— Да, Серёж.

— Тогда это пустяки.

— Для тебя это пустяки?

— Когда ты пришла, я сразу понял, что ты здесь ненадолго. Но если мы можем и дальше...

— Сможем, Серёженька... — ответила, нежно обнимая.

* * *

Утром следующего дня встала, раньше, чем на работу. Открыв шкаф, взялась сперва за форменный китель, но раздумала. Его время ещё придёт. Сперва надо хотя бы поступить. Поэтому оделась скромно, строго, не вызывающе. Но всё-таки женственно. Пластиковые оригиналы всех своих немногочисленных документов сложила в сумку. На всякий случай их электронные копии загружены в телефон. Постояла перед зеркалом, кивнула и вышла. Чтобы успокоиться — пошла пешком. Благо — батарея только что заряжена до полного, а идти не так уж далеко. Наконец — остановилась перед вывеской. "Юридический институт МВД Российской Федерации". Поскольку невозможно сделать глубокий вдох — просто медленно кивнула и открыла дверь проходной.

— Вы куда, девушка? — с подозрением спрашивает вахтёрша.

— Эээ... Поступать.

Она осматривает с ног до головы.

— Опоздала, милочка.

— Как?!

— Приём документов от сотрудников МВД уже окончен.

— А... Я не сотрудник.

— Странно. На вид Вам семнадцати уже не дашь.

— Нет-нет! Я после школы! Я потеряла несколько лет.

— А... Тогда вовремя. Паспорт пожалуйста. — протягивает руку тётка. Сунув пластиковую карточку в сканер, она интересуется: — А что же так?

— Я... Лечилась, потом тренировалась.

— Ишь ты. Сильно хотела поступить? — отдаёт тётка паспорт. Глянув на экран, она кивает:

— Проходите, Надя. Документы сдавать вон там.

Но рамка на входе зажужжала тревожным сигналом.

— А ну-ка, Надежда, что у Вас в карманах?

— У меня... Металл в суставах.

Тётка возвращается к экрану.

— Действительно. Тогда извините — я должна Вас обыскать. Таковы правила.

* * *

— Присаживайтесь.

Поправила очки, оглядела вошедшую. Симпатичная девушка, на вид — лет двадцать. Чёрные волосы подстрижены под каре и тщательно расчёсаны. Одета скромно, по деловому. Не так, как многие фифочки, приходящие сразу после школы. Вставила её документы в сканер и принялась листать данные. Курова Надежда Антоновна, 21 год, не замужем. Эта уже видела жизнь. Но в общем — ничего особенного. Таких приходит много. Поселковая. Понятно. Образование, конечно... Оценки более-менее, но качество обучения в поселковых школах то ещё.

— Предупреждаю — Вам придётся сдать вступительные экзамены.

— Я готовилась, — уверенно отвечает Надежда.

Судимостей нет. Потерпевшая по уголовному делу. Ещё по нескольким делам — уголовным и административным — проходит как свидетель.

— Надежда, надеюсь — Вы к нам поступаете не ради мести?

— Нет. Виновный уже сидит. Просто друзья мне посоветовали сюда.

— А Вы хотите?

Она мнётся. Поправила очки и строго предупредила:

— Только честно. Учтите, девушка, мёдом здесь не помазано.

— Меня мёдом кормить — только добро переводить, — парирует девица.

Ладно. Медицинская карточка. А вот тут — стоп. Инвалидность первой группы по опорно-двигательному, по системе пищеварения, по дыханию, по зрению, по слуху...

— Девушка, вы что — инвалид?

— Да... — сникает она. — Простите...

Она встаёт со стула и протягивает руку.

— Я так и знала... — тихо и разочарованно произносит она.

— Подождите. Я Вам ещё не отказала. У вас искусственные органы?

— Ээээ... Да.

— У нас уже были подобные прецеденты. Если Вы справитесь с базовыми физическими нормативами — Вы можете поступить.

— Правда?! — обрадовано подскакивает она. — А подготовка по рукопашному бою значение имеет? А опыт проведения задержаний?

— Девушка, так вы — сотрудник?

— Нет-нет! Я это... Я внештатно помогала!

— Можете документально подтвердить?

— Эээ... Нет.

— Плохо. Могли бы пойти по собеседованию.

— Я сдам, сдам! — горячится девушка, опираясь на стол обеими руками. — Я готовилась!

Приходится её заверить:

— Хорошо, хорошо. Сдадите — значит поступите.

* * *

Глава 19

День предварительного собеседования. Мать растолкала ни свет, ни заря со словами:

— Венерочка, солнышко, пора собираться. Ты не должна опаздывать.

Поэтому не выспалась, глаза слипаются и всё время хочется зевнуть. Вокруг маячат такие же несчастные лица. Все волнуются. Сама не волновалась ни минуты. Уверена — если даже не удастся что-нибудь сдать — папочка-полковник сделает звонок кому нужно. Чтобы хоть чем-то себя занять в ожидании — начала присматриваться к остальным. Среди ожидающих выделяется одна деваха. Толстожопая корова, явно старше всех, одна из самых высоких среди девушек. Смазливая, курносая, волосы гладкие — как ненастоящие. Либо чья-нибудь любовница, либо надеется такой стать. Не удержалась — подошла к ней.

— Привет.

— Привет, — отвечает она, глядя немного сверху.

— Надеешься поступить?

— Надеюсь. А ты?

— Я точно поступлю. У меня папик — полковник. А у тебя?

— А я сама поступаю.

Хмыкнула презрительно.

— И кто же тебя рекомендовал?

— Никто. Я — правда — в университет готовилась. А потом мне друзья посоветовали.

— Мой тебе сразу совет — вали в свой университет, жучков считать. Тут тебе ничего не светит.

— Посмотрим, — пожимает она плечами.

* * *

Следующая в списке подавших документы — Курова Надежда Антоновна. 21 год, не привлекалась, не состояла, не замечена. Особые пометки — искусственные органы.

— Нелли Сережаевна, зовите следующую.

Нелли открывает дверь и вызывает:

— Курова Надежда!

В дверях появляется девушка. Приятного телосложения, красивая. С чёрными волосами, но кожа светлая — совсем не загорелая.

— Хотите поступить в полицию, Курова?

— Да.

— Защищать законность и порядок?

— Да, — уже увереннее отвечает Курова, поднимая голову. Не удержался от улыбки.

— Похвально. Так что там у вас с искусственными органами?

Она снова опускает глаза и произносит, указывая на голову.

— Всё, кроме этого.

— Извините — не понял. Только голова что ли живая?

— И то — не вся. Только мозг.

От такого признания вскочил из за стола и подбежал к ней. Она довольно высокая для девушки, да ещё и на небольших каблуках, так что почти встретился с ней глазами.

— Вы меня не разыгрываете?

— Майор, думаете — мне от этого очень весело?! — кипятится девушка.

Обошел её вокруг. И вдруг понял — будущее пришло. Фантастика, которую смотрел в далёком детстве, стоит перед глазами в юбке и блузке.

— Простите — можно Вас потрогать?

Она сердито подаёт руку и сообщает.

— Твёрдый корпус — стеклополимер. Эластичная оболочка из пищевого силикона. Рабочая температура оболочки — до трёхсот градусов.

Рука ощутимо прохладная. И под мягкой кожей прощупывается твёрдое. Она продолжает объяснять раздраженным голосом.

— Я сгорела на пожаре. Лицо напечатано на принтере, глаза — видеокамеры, череп титановый, жизнь мозга поддерживается искусственной системой. Тело электрическое, управляется мозгом через нейроинтерфейсы. Вы готовы принять такую?

Пощупал её руку выше локтя. И понял, что такой шанс нельзя упустить ни в коем случае. Уже не важно, сколько у неё ума или таланта. Не важно — сколько раз она способна отжаться. Она станет первым настоящим киборгом в российской полиции. Наконец-то утрёт нос и армии, и япошкам.

— Нелли Сережаевна, запишите. Курова Надежда Антоновна принята без дополнительных экзаменов.

* * *

Мысленно уже посмеивалась, ожидая зрелища — когда курносая корова в слезах выползет на подгибающихся ногах из аудитории. Как вывалились уже несколько до неё. Но вместо этого — она вышла с улыбкой, прикрыла дверь и, высоко подпрыгнув, воскликнула:

— Приняли!

— Что значит — приняли?! — обступили её остальные, наглухо загораживая. Но и из-за этой стены услышала до противного счастливый голос:

— Майор сказал — без экзаменов!

— Ну типа поздравляю... — озадаченно произнёс кто-то из парней.

— Спасибо!

— Задушишь!

— Извини.

— Мать твою. Ты кто?! Штангистка что-ли?!

— Эээ... Рукопашница. Была. Выгнали, чтобы никого не покалечила, — смущается корова.

Протолкалась поближе к ней и оглядела оценивающе.

— Думаешь — самое сложное позади?

— Конечно!

— Отпусти, дура!

Как было не заорать, когда она вдруг схватила под мышки, как ребёнка, подняла и закружила. Дурацкая корова. Хоть бы не оказаться с ней в одной группе.

* * *

Через проходную выбежала счастливая. Не просто счастливая, так — как не была счастлива уже давно. Потеряшка встретил у выхода и сразу же — его камерой — сделала селфи на фоне вывески института. Наконец-то можно не сомневаться — куда идти. А ещё — можно отправить маме фото с коротким сообщением "Поступила!". Через несколько минут приходит ответ: "Поздравляю, дочка! Вечером позвони!"

А ещё через несколько минут из подкатившего такси выскакивает Серёжа. И сразу бросается обнимать.

— Надя, я тебе говорил, что ты одна такая!

— Да, Серёженька. — ответила, глядя ему в лицо. — Всё оказалось наоборот. Меня взяли за то, из за чего я думала — не возьмут.

— Ты счастлива?

— Очень.

— Едем праздновать.

— Но, Серёж...

— Я уже всё придумал.

* * *

Когда Надя позвонила, что поступила — вылетел из дома, как ошпаренный. Зная её, верил, что она поступит, но не знал — куда. Она никогда об этом не говорила. Так что её поступление в юридический стало полной неожиданностью. Всю дорогу думал о том, как это отметить. Ведь ни кафе, ни даже ресторан ей не интересны. Не стал отпускать такси — а просто забил в месте назначения парк Горького. И первым делом повёл Надю в тир. Парень-кассир сразу посмотрел с подозрением. Подмигнул Наде и ткнул телефоном в кассу.

— Гуляем! Двадцать выстрелов!

Наде весело. Она сама заряжает воздушку и весело произносит:

— Вы арестованы! Сопротивление бесполезно!

С первого же выстрела падает железный солдатик. Потом второй. Уже пятый выстрел Надя делает, как из пистолета.

— Вы биатлонистка? — осторожно спрашивает парень.

— Я из полиции! — весело сообщает Надя, сшибая выстрелом очередную мишень.

— Извините, профессионалам приз не положен, — разочаровывает кассир.

— И не надо! Я уже счастливая! — орёт Надя, целясь по отражению в зеркальце.

* * *

Голова уже кружится и немного мутит от каруселей. Но Наде всё ни по чём. Она смеётся от счастья, между аттракционами лезет целоваться и получает мгновенный положительный ответ. Классно видеть её такой счастливой. Иногда кажется — что она немного пьяна, хотя понятно, что этого быть не может. Поэтому ничего другого не остаётся, как радоваться вместе с ней. А ближе к вечеру приезжают Дима с Галей, а потом и Катерина с друзьями — и веселье продолжается. Мишка догадался притащить стаканчики и пару бутылок безалкагольного шампанского. Но только открыли одну бутылку на смотровой — подошел патруль.

— Молодые люди, вы в курсе, что распитие...

— Наша Надька в юридический поступила! — перебивает его Катерина. — На охрану общественного порядка!

— Коллега? — веселеют стражи порядка.

— Да! — обнимает обоих патрульных Надя. К счастью — стаканчиков хватило и для патруля. Развеселившаяся Надя, перечокавшись со всеми, выливает из своего стаканчика себе на голову.

* * *

Прогуляли до темноты. Голова немного кружится не то от каруселей, не то от счастья. Вошла домой и, не раздеваясь, хлопнулась на кровать. И сразу позвонила:

— Мам. Ты видела?

— Надька, ты там не сильно загуляла по случаю?

— Трезвая, но счастливая!

— Тогда рассказывай.

— Мать, ты не поверишь. Меня взяли без экзаменов.

— Да ты бы и не сдала. Думаешь — я не знаю, как тебя тут учили?

— А вот и сдала бы. Я готовилась весь год.

— Не говори "гоп", раз не прыгала. Смотри мне — не вылети за неуспеваемость.

— Постараюсь. Мам, а ты сама с первого раза поступила?

— С первого.

— А ты в курсе, что интеллект по женской линии передаётся? Значит — я не глупее тебя.

— Ой — что-то не верится.

— А вот и посмотрим!

— А кто это с тобой на фотках был? Другие поступившие?

— Друзья. И Серёжа.

— Какой Серёжа? Жених?

Улыбнулась этой мысли и согласилась.

— Может быть — и жених. Сейчас.

— Надька, ты чего не сказала, что замуж вышла! — завопила мать в трубку, увидав фото с новогоднего бала.

— А я пока не вышла. Я думаю.

— Как — не вышла? А чего вы в свадебном?

— Это не свадебное, это мы Новый Год так праздновали.

Слышно, как мать улыбается.

— Ой, тохтер. Ты чего молчала-то столько, непутёвая? Чего раньше не обрадовала?

— Мать, ну и какая же я после этого непутёвая?

— Надька, я твои фотки на стенку распечатаю.

— Погоди мать, печатать! Сглазишь!

— Надька, я не глазливая. Должна я иметь — чем подругам похвалиться?

* * *

С увольнением с работы затягивать не стала. Перед смертью не надышишься, всех денег не заработаешь, ну и далее в том же роде. Директор на прощание пригласил возвращаться — если выгонят из института. Честно призналась, что на это лучше не рассчитывать. Только если уж очень сильно будут выгонять. А когда пришла домой одна и упала на кровать — вдруг почувствовала какую-то пустоту. Не нужно готовиться. Не нужно идти на работу — не только завтра, а и послезавтра, и через неделю... Стало грустно и — в то же время — как-то легко. Можно просто отдыхать и ждать — когда окончится лето и начнётся учебный год. Потеряшка успел подзарядиться и покачивается в воздухе. Так что его камера показывает улыбающуюся курносую мордашку. И улыбнуться шире уже просто некуда. Усадила его в подставленные руки. Он всё так же смотрит в лицо и это забавляет.

* * *

Запала лени хватило ненадолго — отдыхать дома стало просто скучно. А потом пришло понимание новой проблемы. Деньги, которых становится меньше, а плату за аренду квартиры никто не отменял. То, что не было сложностью для работающей — не по карману студентке. И ждать помощи от мамы не приходится. Есть решение — переезд в институтское общежитие. Но это порождает сразу две новых сложности. Переезд и общежитие! Осознание этого вышвырнуло из постели получше любого будильника. Улаживать формальности помчалась бегом. Но в канцелярии поглядели удивлённо.

— Девушка, куда Вы торопитесь? Вы ведь уже приняты. Поезжайте пока домой.

— Домой?

Подумав немного, ответила:

— Простите, но мне некуда ехать.

— Вы можете поехать к Вашей матери.

— Простите, не могу.

— Минуточку, — отвечает канцеляристка, углубляясь в компьютер. Поклацав по клавишам, она поправляет.

— Можете. У неё достаточная жилплощадь и Вы проживали с ней до переезда в город.

— Но у нас с мамой плохие отношения.

— Простите, девушка, но налаживание отношений с родителями — не в моей компетенции.

— Ну пожалуйста...

— Извините — не положено. До начала занятий ещё два месяца.

— Но я очень Вас прошу.

— Девушка, не отнимайте моё время. Даже если вы заплачете...

— Я не умею плакать. Это не предусмотрено моей конструкцией.

— Чем?

Опёрлась ладонями на край стола и негромко пояснила:

— Мама не должна узнать — во что я превратилась. Ни в коем случае. Если не понимаете — посмотрите внимательнее в моё личное дело.

— Девушка, вы только зачислены на первый курс, а уже пытаетесь мне указывать? Придёте как все — после двадцатого августа.

* * *

— Дура! Дура! Дура! Дура! Зачем поторопилась увольняться?!

Легко ругать саму себя. Но ехать к маме — самая худшая идея, какую только можно придумать. И дорога обратно на мойку закрыта. Серёжа уже сказал, что на освободившееся место взяли какого-то студента. Прислонилась спиной к прутьям забора, огораживающего институт и закрыла глаза. Проверила оставшиеся деньги. Их хватит, чтобы дотянуть до конца лета, но оставаться без копейки боязно. Домой пошла медленно — по пути обдумывая возможные выходы из ситуации. А потом просто открыла объявления о найме на временную работу.

* * *

— Надэжда! — кричит с акцентом напарник. — Пачэму твой копаеца?!

— Лови!

Крик сквозь тряпочную повязку получается не очень громким. На голове — каска поверх косынки, на руках — брезентовые рукавицы. Работа совсем не женская, но раз погналась за длинным рублём — нечего жаловаться, что спецовка в цементной пыли. Прораб долго и заковыристо матерился, когда брал на работу. Впрочем — вскоре поняла, что это просто его стиль руководства. Узнала много новых слов, в том числе — из блатного жаргона. Но хуже всего то, что приходится работать на жаре. Поэтому тряпки на голове приходится постоянно поддерживать мокрыми. От этого к вечеру они выглядят ужасно грязными. Радует только то, что к силиконовой коже не липнет никакая грязь — вечером достаточно быстро ополоснуться под душем. А можно зайти на прежнюю работу и попросить:

— Серёженька, есть клиент на наружную мойку.

Нет — конечно, он не поливает моющим средством и не моет из паромойки под давлением. Просто быстро прошмыгнуть в тесную душевую, обмыться там и дождаться в любимом кресле — когда у Серёжи закончится рабочий день. А потом отправиться на прогулку. Он шутит:

— Сегодня ты опять конвоируешь меня до дома?

— Я ещё не сотрудница.

— Я узнавал. Без экзаменов могут взять только сотрудника полиции с хорошим послужным. В каком Вы звании, Надежда Антоновна?

— Рядовой необученный.

Иногда прогулка заканчивается поздно. И дома уже нет сил готовиться к переезду. Хочется только лечь, подключить зарядку и заснуть побыстрее. Потому, что утром рано — снова на работу. И работа через день на мойке уже кажется совсем лёгкой. А когда выдаётся свободный выходной — начинается стирка и постепенная упаковка вещей. Первыми уложила зимние. Долго крутила в руках кринолин, с улыбкой вспоминая новогодний бал. Китель так и подмывало оставить — чтобы прийти в нём устраиваться в общежитие. Но снова подавила в себе это желание и аккуратно спрятала его. Оставила только форменную юбку и строгие чёрные туфли.

* * *

До переезда остаётся всё меньше. На стройке получила расчёт, попутно выслушав очередную дозу словесных помоев. Зато и сумма оказалась почти вдвое больше обычного заработка на мойке, так что на радостях позволила себе купить новую сумочку, которую тут же набила пряжей для вязания. А следующим вечером возвращалась со свидания поздно. И услышала уже привычное:

— Ч, тёлка.

Обернулась, сразу включив видеозапись. Морально уже готова к бою. Этот не похож на обычную городскую шпану. Гораздо старше, высокий и грузный. Правую руку держит в кармане. В темноте переулка трудно различить лицо. Но он подходит близко, так что сразу попятилась.

— Тёлка, это ты тут нормальных пацанов легавым сдаешь?

Сомнений в его намерениях больше нет, так что сразу вызвала полицию. Чтобы заснять лицо нападающего получше, приходится таращиться ему в глаза.

— Дядя, не гони волну. Каким легавым?

— Не вкручивай мне хрен в ухо, подсадная.

— Дядя, какого хрена? Ты меня за сучку держишь?

— Я тебе не дядя и ты мне не племяшка.

Он резко выхватил из кармана пистолет и направил в живот.

— Сдохни, сучка.

Пистолет успела разглядеть. Старенький, потёртый, с толстым коротким глушителем на стволе. А главное — успела дёрнуться в сторону в тот момент, когда пистолет вздрогнул в его руке. Выстрел прозвучал негромко — будто на пол уронили кирпич. Почувствовала удар в бок, от которого немного отбросило назад. Вскрикнула — будто от боли — и сразу упала. Замерла с широко раскрытыми глазами и открытым ртом. Он наклонился, держа голову на прицеле. От страха оцепенела, боясь шевельнуться. Он осторожно тронул левой рукой шею. Довольно хмыкнул. Секунды тянулись, будто часы. И этих секунд хватило, чтобы понять — как действовать дальше.

И потом настала его очередь вскрикнуть, когда пластиковые пальцы вцепились в пистолет и вырвали его из расслабившейся руки. Рукоятью ударила его в лицо, ногой добавила пониже, заставив с хрипом согнуться, прыжком встала на ноги, чуть присела на расставленных ногах и прицелилась.

— А теперь не гони волну, фраер, и присохни к месту. Запомни — лучше трое осудят, чем шестеро понесут. А я-то в твою шайбу не промажу. Я в медный пятак пулю укладываю.

— Сучка, кто ты? — выдавил из себя мужик.

— Меня из спецназа выгнали за подлючность. Понял, фраер?

— Сссука, — прошипел мужик, глядя, как та, что целится в него его же пистолетом, отходит осторожными шагами вбок — к стене дома.

* * *

Уже утром — дома — разделась и осторожно осмотрела себя. На левом боку вырван кусок мягкой оболочки и в месте косого удара на пластике остался след от пули. Кажется — разбит один из сенсоров касания. К счастью — оторванный кусок не потерялся, болтаясь под простреленной блузкой. Так что, стараясь быть очень осторожной, приложила его на место и заклеила дыру пластырем. Легла на кровать и закрыла лицо ладонями. От пережитого страха затрясло. Не утешали ни восторги участкового, ни то, что этот стрелок теперь на несколько лет исчезнет с района. А потом позвонила Диме.

— Внимаю, — ответил он, как обычно.

— Димочка, в меня стреляли.

— Что?! Надя, ты ранена?

— Я пуленепробиваемая дура, Димочка. От меня пуля отскочила. Но мне было очень страшно.

* * *

Конец первой книги