На имя "Анатолий Мухоедов" планшет с ходу выдаёт двоих. Одному сейчас двадцать три, другому — двадцать четыре. Кнопка "подставные" вываливает на экран ещё десяток портретов молодых людей близкого возраста.

— Пожалуйста — укажите: кто из этих людей похож на указанного Вами.

Девушка смотрит на поднесённый ей экран, недолго раздумывает и тычет в одного.

— Вот этот похож. Только Толик постарше и причёску по-другому носил.

Действительно — она опознала старшего из Мухоедовых. Планшет, не долго думая, сообщает: "Погиб семь месяцев назад. Несчастный случай по собственной неосторожности. По показаниям знакомых, в последний месяц замкнулся, находился в глубокой депрессии". Судя по всему, девушка говорит правду, но хуже то, что теперь от её показаний зависит ещё больше.

— В каких отношениях Вы состояли с Анатолием?

— Ну...

— Надежда, Вы должны отвечать на мои вопросы.

— Блин... Ну в близких. Ночевал у меня. Но я побаивалась. Мы только обнимались.

— Надежда, постарайтесь максимально подробно вспомнить события того дня.

Планшет автоматически входит в режим "регистрация показаний". Девушка задумчиво покачивает головой.

— Это был — по-моему — понедельник. У меня был выходной, у Толика — короткий день. Вечером зашел Марлон.

— В каком часу это было?

— Не помню. Кажется — уже темнело.

— Как он выглядел?

— Он ходил в такой дурацкой куртке с капюшоном, и всегда как будто смотрел под ноги. Так что я и лица его толком никогда не видела. Зато он часто крутил в пальцах спичечный коробок. Как будто сейчас фокус покажет.

— Понятно. Продолжайте.

— Ну... Я пошла на кухню, они о чём-то тёрли, а когда я вынесла перекусить, Толик предложил мне собираться. Он сказал, что есть прикольное место, и мне там понравится. Ну я всегда за любой кипишь, кроме голодовки. Так что долго меня уговаривать не пришлось.

— В котором часу вы вышли?

— Ну так... Уже почти стемнело.

— Как долго вы шли?

— Ну я не засекала. Я по дороге ещё потыкалась в мобилку, а потом увидела забор с воротами. Марлон надавил на ворота, они немного приоткрылись, и мы зашли. Там был длинный тёмный двухэтажный дом и приванивало какой-то мазутой.

— Вы сможете опознать этот запах?

— Она больше не чувствует запахов, — сообщил врач.

— В общем — мне там сразу жутко не понравилось, а пацаны посмеялись и сказали, что я могу оставаться во дворе. А они зайдут. И я, как дура, потащилась за ними.

— Что Вы делали в здании?

— Сначала держалась за Толика и смотрела под ноги. Он фонариком светил, а Марлон спички жег. Потом я решила, что всё не так уж страшно, включила фонарик в телефоне и начала разглядывать старые плакаты на стенах. Там в одной большой комнате было много понаклеено. И совсем старые, и новые. И жутко воняло. Я не заметила, как начало вонять горелым. А потом в комнате стало светлее, я обернулась, а это дверь горит. Я кинулась к окну, разбила стекло, а на окне решетка. А потом начали загораться плакаты. Там ещё стояли какие-то бочки и большой грязный баллон. И ещё всякое валялось. И всё начало гореть. И пол тоже.

— Вы не пытались покинуть комнату?

— Как я могла? Около двери горела бочка. Так горела, что гудела. Я прижалась к окну и надеялась, что до меня не достанет. А потом что-то бабахнуло, разлетелось и на мне начала гореть одежда. А потом я очнулась в больнице. Всё.

— Вы так спокойно об этом рассказываете.

— Слишком много раз всё это вспоминала. И всё равно я теперь не могу заплакать.

— Понятно. У Вас был при себе мобильный телефон. Вы пытались вызвать помощь?

— А куда бы я вызывала? Я же адреса не знала.

— Можно было воспользоваться приложением автоматического экстренного вызова. Оно есть во всех телефонах уже много лет.

— Ой... Я не подумала. Я так испугалась...

— Ладно. Почему Вы не сообщили Ваши полные данные ранее?

— Не знаю. Я думала — это известно.

— Она четыре месяца была без сознания, — напомнил врач.

— Вы желаете, чтобы мы сообщили Вашей матери о Вашем местонахождении?

— Не знаю... Пока не говорите ей ничего. Толику что за это будет?

— Трудно сказать. Следствие определит.

— Хорошо бы побольше ему припаяли. Передайте ему от меня, что он — козёл.

— Обязательно. Выздоравливайте. До свидания.

Когда покинули палату, врач подошел ближе и негромко сказал:

— Пожалуйста — не сообщайте пока родным ничего. Я не уверен, что они признают её после того, что произошло.

— Я видел фото с места происшествия. Это были обгоревшие останки. Вы сделали невозможное. Но почему всё-таки Вы не поинтересовались её полным именем? У нас бы по крайней мере не висело дело о пропаже человека.

— Игорь Юрьевич, видите ли... Ей нужно было время, чтобы осознать произошедшее. То, что с ней произошло, на самом деле непоправимо. Это не просто изменившаяся внешность. Вы ведь слышали о киборгах?

— Я понял. Я пока не буду сообщать её матери.

* * *

Проводил следователя и вернулся в палату. Надежда продолжает вязать, полулёжа на кровати. При этом чему-то улыбается. Кажется — она довольна. Нетрудно понять — что её радует.

— Радуешься, что справедливость восторжествовала?

Она поправляет нить и кивает.

— Теперь не отвертится.

— Ты ничего не прибавила?

— Я — конечно — дура, но не настолько. Он вообще-то предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. Да я и раньше об этом слышала.

— И ничего не скрыла?

— Виктор, Вы что — меня в чём-то подозреваете? Какой мне смысл что-то недоговаривать? Вот хотела Вам шарфик подарить, а теперь себе оставлю.

— Оставь. Он тебе пригодится.

— Зачем?!

— Чтобы зимой не мёрзнуть.

— Не поняла...

— Во-первых — тебе нельзя переохлаждать нервную систему. Во-вторых — нельзя заморозить воду в системе жизнеобеспечения. В третьих — батарея не переносит низких температур. И учти, что в спокойном состоянии у тебя тепловыделение гораздо меньше. Конечно — есть система подогрева, но она сильно разряжает батарею. Так что зимой придётся одеваться по погоде. И чаще подзаряжаться.

— Вот так номер, — глядит она удивлённо.

— Летом всё наоборот. В сильную жару тебе придётся следить, чтобы голова не перегревалась. Потеть ты не будешь, но можешь просто поливать голову водой.

* * *

За окном вечер. Упёрлась лбом в оконную раму, закрыла глаза.

— Толик. Козлина. Пригласил — блин. Я ему устрою ласковую встречу. В зале суда. Надо было ещё приврать что-нибудь. Ну уж нет. Там и правды хватит. Наверняка же этот Муфлон и подпалил своими спичками. Ну ничего — теперь-то из Толика точно имя этого поджигателя вытрясут. Ещё бы снять при судьях оболочку с руки, как Терминатор. И сказать — вот, во что они меня превратили! Ненавижу.

* * *

Глава 3

За окнами — лето. С тех пор, как установили батарею и включили мобилку — жизнь перестала казаться совсем уж грустной. Да — непривычно каждый вечер ставить себя на подзарядку, как телефон. Медсестра и Димка учат себя обслуживать. Здорово, что быстро научилась пользоваться мобилкой. Первым делом приспособила её, как записную книжку. Чтобы ничего важного не забыть. Долго не решалась позвонить маме. Это был первый звонок. И очень тяжелый разговор.

— Здравствуйте.

— Мама, это я.

— Девушка, вы, наверно, ошиблись номером.

— Мама, это правда — я. Надя. Я не погибла.

— Надька! Ты почему столько молчала?! Я тебя уже похоронила три раза!

— Мам, меня спасли. Я ещё в больнице. Мне первый раз разрешили позвонить.

— Дочка, что с тобой случилось?! Я приеду!

— Мама, не надо. Мне ничего не надо. Я уже сама хожу. Но я очень сильно изменилась. Ты меня не узнаешь.

— Не морочь голову, Надька. Ты где?

— Я же говорю — я в больнице. Доктор сказал — я теперь буду жить долго. Мама, я тебя люблю. Только не надо приезжать. Я потом сама приеду.

— Надька, ты что такое несёшь? Ты думаешь — я тебя не найду?

— Мама, лучше скажи — как у тебя дела?

— Дела — чуть ежа не родила. Как жила, так и живу. Когда тебя можно будет видеть?

— Мама, я пока не хочу, чтобы ты меня видела. Я в пожар попала.

— Надька, ты чего — лицо обожгла? Тебе на пластику деньги нужны?

— Мам, мне ничего не нужно. Уже всё сделали. Но мне надо привыкнуть. К себе привыкнуть.

— Фух. Ты что — раньше не могла передать через кого-нибудь? Ты обо мне подумала хоть раз?

— Мам, я без сознания несколько месяцев лежала.

— Сознание. Совесть ты потеряла, а не сознание. Я на квартиру к тебе раз пять приезжала. Кстати — твои вещи во второй раз забрала. Куда тебе их привезти?

— Мам, они мне теперь по фигуре не подойдут. Желтая майка у тебя?

— У меня. Я всё постирала. Вот уже и не верила, а как чувствовала, что ты найдёшься. Я тебе больше не дам где попало шляться. И жениха тебе найду порядочного.

— Мам, не надо жениха.

— Я тебе дам — не надо! Непутёвая! На кой я тебя в город отпускала? Ни в институт не поступила, ни замуж не вышла!

— Мам, не нужен мне никакой жених!

— Ты что — нашла? А мне почему не сказала? Он тебя хоть раз в больнице навещал?

— Мама, я этого придурка теперь только через решетку согласна видеть! Я из-за него и обгорела!

— Фух... Ну ничего, вернёшься домой — больше никаких гулек с непутёвыми. Татьянин Павлик на агротехника отучился, работает, пойдём к ним в гости...

— Мам, я ему не нужна!

— Вы же дружили раньше!

— Ага! Ты ещё вспомни — как я ему фонарь поставила!

— И вспомню! Вспомню! И как вы с рыбалки леща вдвоём несли вспомню!

— Мама, он ещё в прошлом году с Люськой из моего класса эль амор закрутил! Я их фотки в Одноклассниках видела!

— Мало ли что ты видела! Люська за Никитку ещё зимой вышла, уже пузо видать! Когда я твоё увижу? Я тоже внуков хочу! Чего молчишь?

— Мам... У меня не будет детей...

Сделала отбой и села на кровать, закрыв лицо руками. Плакать нечем. Остаётся сидеть неподвижно и молчать. Мама, наверно, пытается перезвонить, но связь отключена. Не надо было ей звонить. Лучше бы она считала, что её дочь умерла. А раз сказала "А", придётся ей показаться. Но не сейчас. Потом. Когда-нибудь.

* * *

Прогулки по коридору — это уже совсем не то, что ходить на кабельной привязи по палате. Всё ещё нужно опираться на что-нибудь руками. Теперь всё чаще руку помощника или стенку заменяет палочка. И всё чаще стала поднимать взгляд вперёд. А впереди — люди. Нет — понятно, что это больница. К тому же — с особенно невесёлым уклоном. Вот — из кабинета вывозят на каталке пожилого мужчину. У него нет обеих ног. Он достаёт из кармана телефон, прикладывает старомодный овальчик к щеке и громко говорит скрипучим голосом.

— Привет, Шурик. Да, угадал. Не дождётесь. Готовьте удочки. Нет, пока нет. Сказали — ещё месяц никаких забегов. Слушай, тут мимо такая красотка с палочкой гуляет. Был бы я помоложе — ещё бы тут остался. Ага — щас. Выпихнут, только чирикнуть успею.

Невольно оглянулась. Вариантов, кого бы он мог назвать красоткой, больше нет. Это позабавило. Прошла мимо него с лёгкой улыбкой.

— Красавыца, падскажи — как прайты в працедурный? — говорит чернявый кавказец с сильным акцентом. На его лице свежий шрам, а правая рука висит на перевязи.

Открыла в телефоне схему здания. Когда её фотографировала — со стороны это выглядело, будто просто подошла и несколько секунд посмотрела.

— Вам в который?

— Ваймэ, дэвущька, их щто здэс — целий два? Мнэ тот, в каторий ултразвук дэлают.

— Тогда это не процедурный. Вам сейчас в ту сторону, поднимитесь на этаж по лестнице, поверните налево, будет вторая дверь справа.

— Спасыба, красавыца. Багатаго тэбэ женыха!

Мысль о женихе сразу испортила настроение.

* * *

— Надюха, ты там не по телефону треньчишь?

— Нет, просто задумалась, — тихо отвечает кибердевушка, открывая глаза. Вообще-то встроенный телефон позволяет ей разговаривать, не привлекая внимания. Говорят — те, кто освоил его хорошо, могут одновременно разговаривать по нему и вести нормальный разговор, как ни в чём ни бывало. Благо — входной голосовой синтезатор у него свой, а выход заведен на те же нервные окончания, что преобразователь левого уха. И громкость регулируется автоматически — всегда слышен, но и не сильно мешает слышать внешние звуки. Обзору тоже не мешает. Надька говорит, что видит его как бы над полем зрения.

— Потом подумаешь. Пошли дальше.

Она берёт в руку тросточку, лежавшую на коленях, и, на всякий случай держа перед собой, встаёт с лавочки. Она уже неплохо ходит сама, но тросточку всё ещё носит. Как третью опору. Если бы не тросточка — можно было бы принять её за обычную здоровую девушку на прогулке. Сама заказала себе в интернет-магазине одежду — и теперь выходит только в ней. Сиреневые брючки из тонкой ткани, лёгкая блузка в цветочек, туфельки на небольшом каблучке. Ничего необычного. Иногда она болтает без умолку, но сегодня что-то не в настроении.

— Дим, когда меня выпишут из больницы?

— Как только будешь готова к этому сама. Твой случай — особый.

— Таких, как я, мало?

— К счастью — очень мало. В нашей больнице первый случай. Да и в стране, кажется, единицы.

— Ты знаешь про них?

— Немного. Одного видел. Приезжал к нам для обучения. Спасатель. Скромный мужик, на вид лет тридцать. Ему полностью внешность восстановили, да и пострадал он меньше, даже может есть нормально. О себе говорил мало, больше изучали по нему технические подробности. Один раз только похвалился фотографией с семьёй. Пацан маленький, года три. Огорчался, что второго не будет.

— Бедная его жена...

— Не знаю. На фото она его обнимала.

— Можно мне тебя обнять?

Хотя она не очень-то мягкая, но обнимает нежно. Парик ей сменили на немного более длинный, так что со стороны вообще можно позавидовать такой обнимающейся парочке.

* * *

Обнявшуюся пару видно из рабочего кабинета психолога. Любопытно — что она чувствует к Дмитрию? Он — всё таки — один из главных создателей её нового тела и много время уделяет ей. Это входит в его должностные обязанности — никто лучше него не знает её устройство и возможности. Но похоже — он привлекает её и как молодой человек. Хотя Надежда лишилась всех женских органов и половое влечение сильно ослаблено, сознание у неё по-прежнему женское. В этом отношении она прекрасный объект для изучения. И сколько бы инженеры ни утверждали, что пропорции её тела определялись компоновкой внутренних агрегатов — она получилась довольно привлекательной. Такими часто делают секс-дроидов из серии "для любителей натурализма". Разве что — грудь у них всё-таки заметно больше и лицо с более пухлыми губами.

Дмитрий гладит её по голове и что-то говорит. Она трудно привыкает к своему новому состоянию, но это вполне естественно. Особенно учитывая — сколько на неё свалилось сразу. Она долго не решалась восстановить прежние документы. Некоторые в её положении предпочитают сменить фамилию или вовсе стать безымянным номерным киборгом — и начать жизнь с чистого листа. Многие вовсе отказываются от такой жизни. И таких трудно осудить. Надежда тоже не слишком радостно восприняла, когда впервые получила на карту пенсию по инвалидности. До — она не слишком похожа с виду на инвалида первой группы. Но её тело будет требовать периодического обслуживания, профилактики. Хорошо бы, чтобы у неё появился кто-то, кто будет присматривать за ней. Кофе совсем остыл.