Освобождение сути

Когда он, наконец, смог подняться, то увидел верх странного сооружения. В центре его плоской восьмигранной призмы выступала низкая, тоже восьмигранная пирамида со срезанным верхом. Над ней вздымался столб яркого сине-белого света, упиравшийся в такой же, как входной, портал в потолке, наглухо закрытый. Мехрецки понял, что они под центральной пирамидой крепости, а за этим порталом начинается пронизывающая её шахта.

Он снова опустил взгляд. Диск вращался не очень быстро, и при желании на него можно было спрыгнуть. Ньярлат так и поступил — прошел по колеблющемуся языку моста и красиво спрыгнул на скользящую под его ногами поверхность. Габриэлю пришлось последовать за ним. Он спрыгнул на движущуюся серую плоскость — но та выскользнула у него из-под ног, и он весьма неловко приземлился на четвереньки.

Поднявшись, он ощутил приступ дикого головокружения — казалось, вращается не призма, а всё, что её окружает. Ньярлат между тем вновь взял его за руку и повел к центральной пирамиде. По ней они поднялись едва метров на восемь — но Мехрецки показалось, что он висит очень высоко над центром зала. Перед ним, всего в нескольких метрах, в полу зияла шахта шириной в человеческий рост. Из неё и вырывался этот световой столб. На противоположной стороне шахты стоял темный металлический блок.

Медленно, словно во сне, Габриэль подошел к шахте и заглянул в неё. Металлические стенки, покрытые толстыми трубами, отвесно падали вниз. И там, на глубине, мерцал тот же текучий, жидкий свет, что и в трубах душ — но гораздо ярче и сложнее.

Ничего больше он разглядеть не успел — голова вдруг дико закружилась и он немедленно упал бы вниз, если бы Ньярлат не оттащил его назад. Габриэль глухо замычал, не вполне понимая, кто он и где.

Пара крепких затрещин, отпущенных файа, привела его в себя. Голова кружилась, но теперь он мог мыслить логично.

— Что это? — наконец спросил он. — Что за чертовщина?

— Это Всесильная Машина Твердыни, — Ньярлат буквально светился от радости. — Правду говоря, я не знаю, как она работает. Достаточно того, что она может всё. Все те напасти, что обрушиваются на врагов Золотого Народа — на самом деле её работа. Вызвать землетрясение, бурю, чуму, убить или свести с ума конкретного человека — она может всё это, и даже гораздо больше. Но как — не знает никто.

— А создавать она может? Или только разрушать?

— Создавать — нет. Открывать тайны и видеть будущее — да.

Габриэль вновь недовольно помотал головой.

— Если эта машина на самом деле настольно могущественна, почему же вы... ваш народ, не захватили весь мир?

Ньярлат нахмурился.

— Машина сама решает, что ей стоит делать, а что — нет. Я могу лишь отдавать ей приказы, которые она может и не согласится исполнять. И чаще всего не соглашается. На самом деле, именно она — вечный правитель и Смуглого, и Золотого народа. А я — всего лишь посредник. И только. Это нелегкая работа — Великая Машина капризна и своенравна. Она требует пищи. Знаете, чем она питается? Душами. Собственно, ей нужна информация об окружающем мире, — но нет более компактного и подробного источника такой информации, чем человеческий мозг, но не всякий. Хорошо развитый, активный, полный знаний. Где только можно, мы выискиваем и ловим таких людей — разумеется, тайно. Знаете, что мы с ними делаем? Бросаем прямо туда, — он показал на огненную шахту. — Их души обречены вечно кружиться там, в мертвом свете, сросшиеся в единое целое, всё сознающие, но бессильные изменить свою участь. Это воистину ад, мой милый, — ад, созданный человеческими руками и во имя великой цели. Пусть машина и лишена своего ума — как и положено машине — она может поглощать души лучших из живых и соединять их в нечто, несравненно большее. Она — единство из множества, и чем лучше составные части — тем сильнее целое.

Ньярлат с безумной легкостью признался в похищениях и убийствах, составивших дурную славу его народу, и Габриэль понял, что обречен. Ньярлат с жуткой улыбкой смотрел на него.

— Вы спросили сейчас, почему мы не захватили весь мир. Этого не хочет машина, это правда. Но она не хочет этого потому, что ей недостает ума для управления невообразимо сложными процессами, о которых мы не имеем ни малейшего представления. То, что сейчас может Великая Машина — лишь тень по сравнению с её истинными возможностями. Но ей недостает ума, чтобы ими воспользоваться, вот в чем дело. В ней должна быть ровно тысяча разумов, тысяча душ. Чтобы собрать их, потребовались все тысячелетия, которые стоит эта крепость. Сами понимаете, — добыть нужных... кандидатов, а потом доставить их живыми сюда, очень нелегко. А когда это удавалось, то, чаще всего, в последний момент машина отказывалась — ей нужны души с тем, что называют искрой Божией. Тех, кто не подошел, мы просто убивали, как ни жаль! Но с вами ошибка исключена. Я понял это сразу. Цайра, моя любимая, при первом же взгляде на вас развеяла последние подозрения — в ней глаз машины. Вы — тысячный, последний. Я сам отправил в машину восемнадцать душ, твоя — последняя. Последняя! Тебя ждет вечность невообразимых страданий, вечного труда и понимания, слишком тяжелого даже для меня, а я...

— Ты хочешь, чтобы я сам спрыгнул туда? — удивленно спросил Габриэль.

Глаза Ньярлата весело сверкнули.

— Никто не хочет прыгать. Я их туда сталкиваю. Знаешь, скольких усилий мне стоило заманить тебя сюда? Организовать нашествие сурами, потом переговоры, настоять, чтобы ты один приехал сюда... раньше мы не решались действовать так открыто, но теперь это не имеет никакого значения. Так что я надеюсь, что ты всё же окажешь мне такую честь и прыгнешь сам. Тогда всё кончится с относительным достоинством.

— А если я не захочу?

Ньярлат жутко оскалился.

— Тогда... сам понимаешь.

На лице Габриэля не дрогнул ни один мускул, но внутри у него всё заледенело. В то, что он услышал, было невозможно поверить, но он не сомневался, что всё это — правда.

— Как же ты управляешь машиной? — спросил он. Он уже не сомневался, что Ньярлат безумен — а сумасшедшие очень болтливы, едва дело касается их пунктика...

— О, я тебе покажу, — Ньярлат широко ухмыльнулся. Приподняв ногу, он расстегнул ремешки сандалии, сбросил её на пол... то же сделал со второй... с лязгом уронил на металл стальной пояс и стянул тунику через голову, оставшись нагишом. Ничего, кроме браслета, на нем не осталось. Затем он обошел шахту, подошел к плите, и Мехрецки последовал за ним. На плите тоже были отпечатки рук, и Ньярлат прижал к ней ладони. В тот же миг по его телу поползло призрачное голубоватое сияние.

— Люцифер! — невольно выкрикнул Мехрецки.

Ньярлат рывком повернулся к нему.

— В природе нет такого господина. Но довольно болтовни. Я не хочу больше ждать. Или ты сейчас сам прыгнешь в шахту, или...

Габриэль молча выхватил пистолет, который взял с собой несмотря на строжайший запрет. Ньярлат удивленно уставился на него.

— Ты же обманул меня! Было условлено — на переговоры оружия не брать! Впрочем, теперь это без разницы. Твои пули не причинят мне вреда. Я...

Габриэль отвел ствол чуть в сторону и нажал на спуск. Пуля пробила левое предплечье Ньярлата. Тот неожиданно высоко заверещал от боли, потом мягко упал на пол, зажимая рану.

— Что ты наделал, дурак... — прошептал он. — Испортил всё, всё, всё... — он помолчал. — На самом деле меня зовут не Ньярлат. Ньярлат, — это имя бога Тьмы... мне оно нравилось... хотя на самом деле меня зовут Айскин Энтинин... Айс... Теперь меня выгонят из крепости, а тебя сунут в машину... если ты не догадаешься застрелиться, — он замолчал. Похоже, он с трудом сознавал окружающее.

Мехрецки вздохнул. Он не ожидал, что всё кончится так легко и быстро. Но теперь он совсем не боялся правителя, кем бы он ни был — с простреленной рукой тот не смог бы с ним справиться. Ему же оставалось только попробовать сбежать из крепости. Габриэль знал, что шансы на это равны нулю, но теперь он был уверен, что не попадет в руки этой банды безумцев живым.

— Как выбраться отсюда? — спросил он.

Ньярлат или как его там не ответил, и тогда Габриэль пнул его ботинком в копчик.

— Как?!

— Панели у ворот... — простонал Ньярлат.

Плюнув на него, Габриэль подошел к краю машины. Дождавшись когда её вращение приблизит его к мостику, он вспрыгнул на него и через несколько секунд стоял на галерее.

Он спустился к порталу. Ньярлат не соврал — с внутренней стороны плит были панели с такими же отпечатками рук, стрелками и рукоятками. Возможно, вход можно было открыть и набрав код, но он сомневался, что Ньярлат — Айскин скажет ему его...

Вздохнув, Габриэль сел у стены, проверяя пистолет. В обойме осталось всего шесть пуль и он заменил её запасной. Таких обойм у него было три. Отец недаром говорил ему: носишь ружьё — носи и пулю. Таких пуль у него было 27 — вполне достаточно, чтобы дорого продать свою жизнь. Пусть файа приходят сюда. Вряд ли они могут его видеть здесь, в своей тайной святыне, а значит, и не ожидают столь теплой встречи...

.......................................................................................................

Вернувшись к мосту, он заметил стоящего на краю машины Ньярлата. Врезавшись в мост, он упал и повис на нем, но Габриэль и не подумал ему помочь. Файа медленно поднялся на четвереньки, потом встал и заковылял к Мехрецки. Когда он вышел на галерею, тот вскинул оружие.

— Стой. Если ты столкнешь меня в жерло — тебя оставят здесь правителем, а?

— Да, — пряча глаза сказал файа. — Но на это нет шансов. На самом деле я... даже не умею драться.

Габриэль присвистнул.

— Парень, ты слышал такую поговорку: "язык мой — враг мой"?

— Слышал, — тихо ответил Ньярлат... или всё же Айскин? — Но я не умею врать. Я хотел бы, чтобы ты...

— Парень, ты бы лучше оделся, а? — перебил Габриэль.

— А? — Айскин взглянул на себя через смуглое блестящее плечо, и все мышцы на нем красиво обозначились. — Разве плохо выглядит? Впрочем, ладно, — он поднялся одним гибким движением, прошел по мосту и неожиданно ловко спрыгнул вниз. Габриэль проводил его взглядом. Он понял, что файа обманул его... почти.

Ещё через несколько минут Ньярлат вернулся одетым. Кровь из раны у него не текла, но рука то и дело вздрагивала.

— Что с тобой? — равнодушно спросил Габриэль.

— Ничего, — Ньярлат попытался улыбнуться. — Это от боли. Попробуй прострелить себе руку, а потом одеться, — сам поймешь. Пистолет — очень мерзкая вещь... особенно, если стреляет в тебя.

— Ты можешь открыть ворота? — перебил Габриэль. — Иначе зачем здесь все эти стрелки и рукоятки?

— Могу, — Ньярлат зло взглянул на него. — Но не буду.

Габриэль прицелился ему в колено.

— Рука — ещё вовсе не самое худшее. Ты же не хочешь ближайшие девяносто лет шкандыбать на костылях?

Ньярлат не хотел и молча подошел к панели. Он стал крутить туда-сюда стрелки — точно мальчишка, вертящий от скуки часы, потом вдруг рванул рукоять...

Ворота с глухим рокотом открылись. Ньярлат вступил в тьму за ними — и тут же исчез. Габриэль секунду оторопело смотрел ему вслед, потом вскинул руку с пистолетом, стреляя и стреляя в темноту. Оттуда донесся вскрик и стук упавшего тела.

Габриэль осторожно вышел в туннель, опасаясь ловушки. Он медленно пошел вперед и вздрогнул, когда его нога коснулась чего-то живого. Затем её коснулось что-то твердое. Нагнувшись, он с удивлением нащупал фонарик и включил его.

Ньярлат лежал у его ног, на его пояснице расплылось пятно крови — попав в спину, пуля вышла из живота, перебив позвоночник. Файа уже не мог встать на ноги и только слабо стонал. Габриэль ногой перевернул его на спину. Ньярлат с трудом смог сфокусировать на нем взгляд.

— Я не чувствую ног, только боль... такая боль... ещё жуткая слабость. Я учил медицину... это смертельное ранение.

Неожиданно он вновь сильно схватил Габриэля за ногу.

— Оттащи меня к сканеру душ. Вот ключи, — он протянул Мехрецки увесистую связку.

Тот не нашел в себе сил отказать умирающему и чертыхаясь потащил его за руки. Когда они попали вглубь светящегося лабиринта душ, стало видно, что за Ньярлатом тянется темная полоса. Кровь из раны всё ещё шла...

— Что делать? — отрывисто спросил Габриэль.

— Открой стекло — вот тот рычаг — и сбрось меня вниз. Всё остальное сделают машины. А ты сможешь незаметно выбраться из крепости... хотя бы попытаться.

Однако Габриэль не спешил. Пока он тащил Ньярлата сюда, в его голову пришла некая идея. Жутковатая, конечно, но...

— Откуда берется электричество в крепости? — спросил он. — От Великой Машины, не так ли?

— Да, — растерянно ответил Ньярлат. — Но зачем тебе...

— Она постоянно вращается — значит, кабели отходят от центра её днища и потом идут наверх. Куда?

— Я должен тебе отвечать?

Габриэль пнул его в живот. Ньярлат завизжал от нестерпимой боли. На этом его сопротивление было сломлено — постанывая и задыхаясь, он объяснил, как найти главный распределительный щит. Тот скрывался в неприметной нише одного из "душевных" лабиринтов. После нескольких выстрелов по кабелям и вспышек замыканий его охватило дымное пламя. Свет в лабиринте погас.

— Ну и дурак же ты, — прохрипел Ньярлат, когда Габриэль вернулся к нему. — Сейчас вся крепость устремится сюда. Нескольких файа ты, наверное, застрелишь. Но другие всё равно схватят тебя, а потом тебя ждут черви...

Габриэль хмыкнул.

— Возможно. Но хотел бы я знать, как они откроют ворота — бронированные, заминированные ворота?..

Ньярлат слабо закашлялся.

— Их придется резать автогеном — ведь сигнализация не работает — но и это дело всего нескольких часов. Так что ты ничего не выиграл. Ты проживешь ровно столько, сколько будет длиться взлом ворот, а потом твои поиски.

— Посмотрим, что сделает пожар, — Габриэль уже ощущал едкий запах дыма. — Кстати, для умирающего ты болтаешь слишком уж складно.

— Да? — Ньярлат задумался. — Возможно, я проживу ещё несколько дней... но исход будет один. Вместо тебя мы найдем ещё кого-нибудь и Великая Машина...

— А если вам не удастся починить кабели?

— Тогда Великая Машина остановится. Потому что её охлаждение тоже сейчас не работает.

— Её можно будет потом запустить?

— Откуда я знаю? Её ещё ни разу не выключали. Может быть... если будет свет, — Ньярлат вновь закашлялся. — У тебя есть всего одна возможность избежать машины. Сбрось меня в неё. Ей без разницы, кто будет... последним.

Габриэль хмыкнул.

— Ты думаешь, я поверю тебе? Помогу тебе стать владыкой мира?

Ньярлат хрипло рассмеялся.

— Ты просто дурак. Если бы это было так — почему я не бросился в машину раньше? А? Разве ты не хочешь отправить меня в тот ад, в который я спровадил столько хороших людей?

Габриэль вздохнул.

— Хорошо. И зачем я вообще согласился на эту поездку?..

......................................................................................................

...Затащив Ньярлата (он не мог думать о нем, как об Айскине — ему ничего не говорило это имя), на крышу пирамиды, Габриэль без церемоний столкнул его вниз. Из шахты донесся дикий крик, в котором уже не было ничего человеческого. Потом, ухнув, вырвалось пламя. И всё. Ничего не произошло.