Аннстис. Прекрасный новый мир (Новая жизнь. Возрождение)

— Так ты некромант?

— Нет, — уже оба с интересом смотрим на шар, и снова все правда. Может сломан?

Аннстис

Я уже битых полтора часа "разговаривал" с любимым дядюшкой Хольца и тот просто таки клещами выдирал у меня подробности боя. Видите ли, ему сомнительно, что каким это таким образом я сумел выжить, когда трое его лучших головорезов лежат бездыханными, каким это таким макаром я умудрился выжить после трех колотых ран и яда виверны. И я битый час ему объяснял, что я лекарь, понимаете лекарь! И могу вылечить фактически все что угодно, включая отравления ядами, а уже самого себя так и подавно, вплоть до того, что с того света смогу вытащить. И эта Фома неверующая все сверяла со своим долбанным шаром, мол не соврал ли? А самый лютый писец начался, когда речь зашла на некромантию. Да не некромант я! Хрен вас знает, как вы к ним относитесь, еще на костер нахрен потащите, ну убил я вампира, будучи нежитью, ну не некромант же я после этого! Так, жертва обстоятельств, и подумаешь, что, считай, ей пользовался, да я даже ни одного заклинания не знаю! А что сам из подручных средств, для себя умертвие мастерю, так это больше свойство души, нежели искусство. Вот и вышло, что не некромант, но некромантией владею, значит, некромант, что не отвечу, все правда, и как выкрутиться хрен знает. Вот теперь сижу и смотрю, как растерянный дознаватель трясет в руках ни в чем не повинный шар истины, а мне то, что делать?

Дознаватель

— Может не стоит так трясти? Сломается еще, — выдал этот наглец! Совсем народ страх теряет перед нашей службой, вот в былые времена...

— Ты знаешь, кто хочет тебя убить? — уже не знаю, в какой раз спросил я, — может хоть предположения есть?

— Нет на оба вопроса, — вздохнув, сказал воин? Маг? Магистр? Да хрен его разберет, говорит, что учился только на лекаря и полгода на боевого мага, сам вел изыскания в области артефакторики, показал такой амулет, что мой аналитик только руками развел, мол, дня два только на исследования. О боги, как я устал, трое парней погибли..., да кто он нахрен такой!

— Ты кто такой вообще?

— Э..., человек? — опять оба смотрим на шар, цвет розоватый, значит ответ как минимум не полный.

— Обычный живой организм, принадлежу к человеческому роду, не гном и уж точно не вампир, — не врет, значит, живой человек, а к демонам все! По-хорошему, надо бы его в камеру..., хотя бы для его же безопасности, да и мне спокойней, а то пока допросы, пока то, да се, раз и сбежал или убрали. Надо его в пыточную на допрос выжившего ренегата рода человеческого отвести, вмиг проще разговаривать станет, после таких видов хитрожопость вмиг слетает, или к чистокровной, но для нее только казнь, такие не колются.

— Думаю нам стоит присутствовать при допросе, может, сможешь узнать чьи-то имена или еще что...

Аннстис

Ага, блин, имена, узнал один такой, сказал бы прямо, мол, будешь ерепениться, на его месте окажешься. Как же ты задолбал уже, мне страх как доспех забрать хочется, а ты меня в подземельях мариновать вздумал, и не сделаешь ему предъяву о правах человека, он здесь сам и права и обязанности, хотя человек хороший, вроде, но... дознаватель. Вообще противно тут, запах паленой плоти, крови, немытого тела, испражнений, фу..., тут находиться уже пытка, а они еще и каленым железом тут размахивают, отморозки!

— Защиту разума обойти не смогли, тут работал не один маг, защиту ставил целый клан. Под пыткой пока молчит, господин дознаватель. Сильный попался, за сегодня не разговорим, дня три нужно, не меньше, — когда прут остыл, сказал один из палачей. Что же, вы притащили меня сюда, чтобы напугать мучениями моего врага? Да хрена вам, я буду наслаждаться его пытками и радоваться хотя бы тому факту, что остался жить в этом теле и не огреб еще больших проблем. Кто мне этот клыкастый, сват, брат? Да никто, и звать его никак, после того как он попытался меня убить мне безразлична его судьба, от того чтобы его добить меня останавливает только желание получить нужные сведения о виновнике смерти близких мне людей, да присутствие посторонних. Эту жертву генетики вообще можно убивать за один только факт, что он из ночной гильдии. Хм, с волками жить, значит по-волчьи выть, а ведь здесь собрались одни звери, на чьих руках кровь не одного десятка человек, мой профиль отлично вписывается, зверь среди зверей, но я еще более опасный хищник!

— Молчит значит... Выйдите парни, я хочу сам расколоть этот орешек, — попросил я, никто даже не шелохнулся. — Я сказал ВОН! — в голосе уже металл и злость. Это мой пленный, а на эти жалкие подобия пыток мне противно даже смотреть. Жалкие дилетанты, вышли только после благосклонного начальственного кивка, жополизы хреновы, засунули в долбанное подземелье смотреть как мучается какой-то наемный убийца, МОЙ УБИЙЦА, и думаете что это сделает из меня плаксивую барышню? Ха! Сначала научитесь причинять настоящую боль! Я уже просто закипал от злости и негодования, Достали, капитально ДОСТАЛИ!

— Нусс, приступимс. Значит ты один из тех, кто замешан в этих грязных делишках, кто виновен в смерти моих друзей? Про попытку убрать меня самого пока забудем, для этого у меня припасен для тебя отдельный сюрприз... ты не пожалеешь! — недобро усмехнувшись сказал я.

А теперь за дело, пожалуй, не буду скатываться до местных умельцем углей, ножей и щипцов, их методы давно устарели, маги..., да что они могут? Копаться в мозгах не дадут поставленные блоки, и все скатится к банальным прижиганиям, растворению плоти, сжатию сердечной мышцы, мелко, мы пойдем дальше и будем куда изобретательнее, я завяжу тебе глаза, и ты сам придумаешь себе пытку! Для пробы вскрою срединный нерв и буду посылать импульсы, имитирующие боль, для начала слабые, почти незаметные, вроде зудящей после комариного укуса кожи, магу, знающему все тонкости работы нервной системы, это не трудно, вот, уже дернулся, значит работает. Резкий скачок и ему уже кажется, что всю руку пронзают раскаленные иглы, то вонзаясь, то исчезая, слышится первый стон боли, обнадеживающий для меня знак. А давай доведем до предела этот твой нервный узел, заглянем на порог возможностей всей нервной системы.

— Чувствуешь, как медленно растворяется твоя кожа, как на оголенную плоть сыпется соль, кричишь? Но еще рано, я слышал, у местных алхимиков есть отличный мгновенно вспыхивающий порошок, может, попробуем? — Скачком увеличиваю воздействие, крики сменяются сипом и всхлипами, аура начала постепенно тускнеть, сигнализируя о скором беспамятстве, — Кажется, пора сделать маленький перерыв, не беспокойся, мы скоро продолжим...

— Остановись, пощади..., я скажу все, только остановись..., — еле прохрипел этот падонок.

— И кто же тебе сказал такую глупость, что мне интересно слушать твои гнусные речи? Для моего слуха куда приятнее твой крик и стоны, рассказывать ты будешь другим, и пока им будет интересно слушать, я подожду в сторонке, дам минуты без боли. Очень надеюсь, ты начнешь врать и изворачиваться, умалчивать самые интересные сведения, тогда у нас будет повод продолжить наши развлечения. О, похоже, ты уже отдохнул и успел заскучать без моего внимания, ничего у меня есть чем тебя удивить.

Я попробую сыграть на тебе музыку боли, симфонию из хрипов и всхлипов, подойду к кульминации, к пику восприятия ощущений, к порогу безумия. Посылаю разные по силе воздействия на различные узлы, будто наигрываю на невидимом инструменте одному мне известную мелодию, регулирую натяжение струн, нажатие на клавиши, подбирая лучшее по тону звучание. Наблюдаю за яркими всполохами в ауре, за возникающими в ней, то тут, то там дырами, за тем как напрягаются в конвульсиях мышцы, рвутся сухожилия, начинают выворачиваться суставы, сломанные от мышечных спазмов трещат кости, пробивают кожу, еще минута и на кресле будет привязано пускающее слюни тело.

Довольно, хватит, что же я, в конце концов, тварю? В растерянности от собственной жестокости кидаю на несчастного частичный параличь с малым исцелением и практически полностью отключаю нервную систему, теперь он не чувствует почти ничего. Боже мой, в кого я превращаюсь? В жаждущего мести монстра? Или алчущего очередную душу чудовище? Смотрю на этот кусок мяса, который был десять минут назад человеком, и словно сорвали с глаз пелену, теперь вижу, что не прохожу испытания кровью... Пора остановиться, дать себе отдых..., лучше остаться зверем, чем стать кровавым маньяком, им, по крайней мере, ведомо сострадание.

— Теперь он ваш..., — говорю я дознавателю и караулящим за дверью стражам. — Теперь он не посмеет лгать или молчать, он помнит мое обещание. — Ухожу из пыточной от застывших от представшего зрелища бывалых бойцов, сотворенного за недолгих десять минут, теперь и для них я стал безжалостной тварью, пускай, уж на их мнение мне точно плевать.

— Что ты покажешь мне дальше? Гниющих заживо в этом богами забытом подземелье? Сошедших с ума от боли и безнадежности несчастных? — Я улыбнулся бледному дознавателю, — муки плоти уже давно меня не пугают..., боюсь, твои старания прошли в пустую, — сам удивляюсь, как же безжизненно и отстраненно звучит мой голос, эмоции просто сгорели от того что я сам же и творил, надо просто забыть, он заслужил..., однако они собирались убить меня быстро...

— Я отведу тебя на казнь высшей, — охрипшим от пересохшего горла голосом сказал дознаватель, — больше мне нечего показать.

Я смотрел на измотанную пытками женщину в грязных, пропитанных потом и кровью лохмотьях, возможно когда-то приятной наружности, а теперь всю покрытую безобразными рубцами на лице, руках..., и это высший вампир? Одна из самых опасных разумных не мертвых тварей этого мира? Теперь примотанное серебряными цепями к прочному металлическому креслу тело, теперь уже тело, вызывало скорее жалость, чем страх. Ведь зверям присуще сострадание? Стая всегда выкормят волчонка погибшей на охоте волчицы, сострадание или инстинкт сохранить численность? Мать пытается выходить болеющего малыша, слоны кормят, потерявшего хобот товарища, обезьяны вычищают паразитов друг другу — помощь своим, тоже не маловажно. Еще немного и я стану считать, что звери куда лучше людей, по крайней мере, они не устраивают странные многоходовые интриги, не убивают исключительно ради удовольствия, их мотивы и действия мне полностью понятны. Опасно — убегай, голоден — найди добычу, напали — защищайся, все кристально ясно, а от кого защищаться мне? На кого нападать? Но если задуматься, в общем-то люди тоже звери, только куда сложнее понять их мысли и желания и совсем трудно предугадать средства их достижения.

Мое самокопание оборвал полный боли женский стон, палач начал закачивать ей в вену особое, жидкое серебро. В тот момент вампирша открылась мне во всей своей жуткой красоте, во всей своей хищной грации, ее лицо немного вытянулись, глаза налились кровью и стали чуть светиться, а раскрытый в ужасном крике рот обзавелся острейшими клыками. Она рвалась, извивалась в безудержной попытке вырваться, выжить или хотя бы прекратить страдания, на какой-то миг ей даже удалось разорвать серебряную цепь на левой руке, но чем это может помочь? Сразу трое помощников бросились приматывать руку обратно, она же, не прекращая орать от боли пыталась оттолкнуть их, освободить вторую руку, да куда там ослабленному зверю бороться с тремя дюжими парнями, даже палач не прервал свое черное дело и с улыбкой смотрел на мучения вампира.

Черт, неужели нельзя прикончить ее быстро? Что это, показательная казнь или растянувшаяся пытка? Эти, раз глотнувшие чужих мучений и крови люди, уже не видят перед собой живое существо, женщину, в конце концов. Что она для них? Очередной кусок плоти, эдакий, редкий экземпляр, на котором хочется испытать что-то новенькое, мясники, еще больше порочащие и без того противную профессию палача. Знайте, умелый палач должен быть бесстрастен, а не наслаждаться каждым криком, каждым новым способом причинить боль, и уж тем более должен чувствовать границу между допросом и бесполезными истязаниями, казнью и нестерпимыми муками. Палачь — это профессия, в которой важен результат, а именно полученная информация, по крайней мере, так могу оправдаться я...

Просто не в силах продолжать наблюдать за несчастной подхожу и беру ее руку в свою, и во время очередного приступа боли, от гуляющего в крови серебра, этого медленного и мучительного для вампира яда, она сжимает мою ладонь, слышится хруст ломаемых костей... . Ничего, львиная доля силы жизни, чтобы подстегнуть восстановление, пусть и во вред остальному организму, и кости сами восстанавливаются, уже способные выдержать такое давление.

— Тебе уже все равно не уйти..., не бойся, я помогу, заберу твою боль.

Дальше уже на меня накатывали эти нестерпимые волны боли, но какая разница мне, тому, кто может полностью отрешиться от тела? О том, что я испытываю, мне говорило только стремительно растущее сердцебиение, да выступивший на лбу пот. Двести ударов в минуту, двести пятьдесят, двести восемьдесят, триста, сердце уже как никогда, близко к разрыву, уже приходится тратить силы на устранение кровоизлияний, выступает кровавый пот, еще несколько секунд и..., и она умерла... Ее душа сама, без моего на то вмешательства, перетекла в мою руку, но отнюдь не спешила растворяться, ровно как и отщипнуть кусочек уже от меня, а угнездилась маленькой незаметной кроваво красной искоркой на моей душе. Уничтожить? Поглотить? А зачем мне эта капля в мое бездонное море? Освободить? Тоже не лучший вариант, пожалуй, надо просто уйти и подумать, пусть это будет мой маленький эксперимент. Вздохнуть и выдохнуть, успокоиться, успокоить сошедшее с ума сердце, вдох-выдох...

— Мне надо забрать доспех из оружейной лавки, — ровным голосом сказал я дознавателю, — думаю, пара ваших бойцов может составить мне компанию, даю слово, что буду не позже захода солнца.

— ...да..., конечно..., — как-то совсем отстраненно ответил дознаватель, и я в сопровождении двух воинов вышел из подземелья. Да... Вселенная устроена гораздо сложнее, чем я могу себе представить, пожалуй, не стоит заморачиваться о причинах, а просто идти к цели, делая определенную скидку на средства. К жизни вообще надо относиться со здоровым пофигизмом, иначе она меня прямо тут и похоронит, посмотрев на трясущиеся от напряжения и пережитого за день руки, подумалось мне.

Глава 12. Тыл должен быть надежным

До чего же мне хреново..., раны пусть и перевязанные причиняют дискомфорт при каждом шаге, сковывают движения, снижают боеспособность..., идти в таком состоянии через торговую площадь, увольте, для такого подвига двух громил явно маловато. Гораздо проще, пусть и длиннее пройти через мастеровые кварталы и выйти совсем недалеко от оружейных рядов, так хотя бы будет меньше вероятности получить локтем от особо рьяных горожан или спицу в сердце от успевшего поднадоесть недруга. Начинаю уже сомневаться, а правильно ли я сделал, что вообще поперся сюда, но с другой-то стороны, не сидеть же вечно под охраной в четырех стенах, к тому же хочется одеться во что-то поприличней, чем эти казенные шмотки, выданные мне вместо моей окровавленной одежды.