Анютины глазки. Перестройка

— Михал Сергеич, а может не надо начинать свое правление с сухого закона?

— Почему? — хмуро спросил он.

— Так ведь мировой опыт... самые известные случаи применения на практике сухого закона, это в России с началом Первой мировой и в США в 20-х годах — ничего хорошего ни там, ни там оно не принесло, в России революция случилась (нам же не нужна сейчас новая революция, верно?), а в Америке начался дикий разгул преступности, мафия именно в те годы и зародилась. В конце концов власти везде отменяли этот закон с позором для себя.

— А что ты предлагаешь? Народ же спивается, так дальше продолжать нельзя...

— Надо действовать не хирургическими метода (ножик в руки, вжик-вжик и готово), а терапевтическими — наглядная агитация, пропаганда здорового образа жизни, плавное повышение цен наконец на крепкие напитки с одновременным снижением их на вино и пиво. И если уж нужна какая-то кампания, укрепляющая позиции властей, то лучше переключиться на борьбу с курением, от табака не меньше людей умирает, чем от водки.

Гробачев прищурился.

— Я тебя услышал, но ты меня не убедил — все-таки надо вырвать с корнем это зло.

Ну вот, процессы кажется начинают разворачиваться и углубляться, уныло подумал я.

— Ну если у тебя больше нет вопросов... — сказал Михал Сергеич.

— И еще одну минуту, если позволите, — сказал я. Владиленыч глянул на часы и кивнул, минута пошла.

— Написал сценарий фильма, который взорвет весь кинематографический мир, зуб даю на отсечение... даже два зуба... отдал его Мише Туманишвили, но там какие-то сложности возникли, дело буксует. Вот если бы с вашей стороны хоть один намек случился, что власти заинтересованы в этом деле, тогда бы все и закрутилось. А фильм будет такой, что и на Оскар не стыдно представить, это я вам твердо обещаю.

— В двух словах расскажи, про что хоть твой фильм?

В двух не в двух, в паре-тройке десятков слов рассказал про 'Ее звали Аннет'.

— Туманишвили это сын главрежа Большого театра что ли?

— Так точно, Михал Сергеич.

— Не возражаю — Владиленыч, намекни там кому следует что следует. А сейчас, Сережа, извини, у меня американский президент на очереди.

Быстренько откланялись и вышли в предбанник. Там уже стояла американская делегация — Картера с его седой шевелюрой сложно было не узнать, рядом с ним женщина была, очевидно жена.

— Как поживаете, мистер президент? — вырвалось у меня, семь бед один ответ.

— Спасибо, неплохо. Я тебя знаю? — тут к его уху склонилась жена. — Розалин говорит, что видела вас на кассетах, ей понравилось.

— Спасибо, миссис Картер, постараюсь и далее не разочаровывать вас.

И они прошли дальше, а мы с Анютой в сопровождении все того же серьезного товарища в серьезном пальто отбыли в направлении Троицкой башни.

До Юго-Запада мы добрались уже в районе восьми вечера, а там нас ждал (кто бы мог подумать) накрытый стол и напарники Миши по ЦСКА Фетисов и Балдерис, оба с женами. Все естественно знали, куда мы ходили, так что следующие полчаса пришлось непрерывно рассказывать и отвечать на вопросы.

— Да, у Михал Сергеича родимое пятно на лбу, довольно здоровое. Да, в Большом Кремлевском дворце, в Георгиевском зале. Нет, водку с шампанским не предлагали. Да, предложил возглавить большое дело в Горьком. Да, все там богато и красиво, особенно лестницы. И Картера видел, и даже перекинулся с ним парой слов. Ну он такой усталый был... волосы волнистые и седые, а жена у него красивая. А еще китайского руководителя видел и тоже поздоровался с ним. Дзен Сяо-пин его зовут, недавно из опалы вышел, сейчас взлетает вверх, как ракета. Нет, КГБ меня не шмонало, сам сдал все из карманов. И еще мы, надеюсь, кино скоро снимем, с Анютой вот в главной роли, бомба будет, а не кино. И кстати, Гробачев сказал, что первым делом, мол, начнет кампанию по борьбе с алкоголем, нет, не сухой закон будет, а такой... полусухой что ли — так что пока она не началась, эта кампания, может дерябнем по маленькой?

Хоккеисты и Инна слегка ошалели от такой лавины информации и дерябнуть не отказались. После этого Балдерис вспомнил, как мы народ из взорванного Дворца спорта вытаскивали, его жена единственная не в курсе была (беленькая такая прибалтка, суховата на мой взгляд), он ей пересказал эту историю, я комментарии вставлял.

— Как тут сосед-то твой живет? — спросил я у Миши. — Ну этот, который писатель.

— А я его с тех пор ни разу и не видел, — ответил он, — так что не знаю, как он там живет.

— Может позовем, у меня его телефон где-то был?

— Зови, мне не жалко, — отозвался Миша и я пошел в прихожую накручивать диск телефона.

Старший брат был на месте и даже сразу вспомнил, кто я такой, а вот рядом с ним (сюрприз-сюрприз) оказался младший братан, который астроном из Питера. Пригласил обоих, Аркадий для приличия поотнекивался минутку, потом согласился. Прибыли через пять минут с бутылкой хорошего армянского коньяка в руках.

Я представил братьев, расселись, открыли коньяк, сказать тост поручили мне, да ради бога, хоть два тоста, сказал я.

— Друзья... и подруги, как это ни прискорбно, но похоже, что нам выпала участь жить в эпоху великих перемен. С одной стороны это может быть и неплохо, потому что революция, как сказал один умный человек, это миллион новых вакансий и новых социальных лифтов, на которых можно взлететь до небес, но с другой-то стороны медали это обычно резкое снижение уровня жизни, нищета, разгул преступности и падение ценности человеческой жизни в район нулевой отметки. Но в наших с вами силах попытаться сделать эти перемены возможно более гладкими, снабдить их, так сказать, газовыми амортизаторами. Давайте, короче говоря, выпьем за перестройку жизни с человеческим, так сказать, лицом.

По-моему никто ничего не понял, но выпили дружно. Потом я начал пытать братьев на предмет творчества — да, сказали они, Жук в муравейнике почти закончен, а вот экранизация Пикника на обочине встала мертво, Тарковскому зарубили этот проект. Так в моих же силах помочь вам, обрадовался я, Пикник надо снять не так, как Тарковский хочет, а в голливудском стиле — это ж будет мировой блокбастер. Ну как ты можешь нам помочь, Сережа, удивились братья, из города-то Горького и в свои 18 лет. Да очень просто, ответил я, если у тебя в дружбанах Генсек КПСС, помочь можно и из города Горького... и даже в 15 лет. Братья переглянулись, но ничего в ответ не родили...

На этом вечер как-то незаметно увял — хоккеисты начали о своем, о неизбывном, чем отличается канадский стиль игры от нашего, да как бы хорошо взять все лучшее оттуда и отсюда, а берут почему-то все худшее, да какой тяжелый человек Вячеслав Васильич и тп. Братья допили коньяк и быстро испарились, хотя впрочем я успел заметить, что моя мысль о методике экранизации 'Пикника' нашла в их мозгах некий позитивный отклик. А Анюта с Инной продолжили свои бесконечные обсуждения предстоящей свадьбы, так что я оказался никому нахрен не нужен. Встал, сказал, что прогуляюсь, трубку с собой таки взял, памятуя о технологических возможностях Владиленыча.

И оказался прав — когда я делал разминочные упражнения на свежевыпавшем снежке (наконец-то, надоела это вечная слякоть), трубка в кармане зазвонила, определитель при этом поморгал, но ничего не определил, как это и следовало ожидать.

— Здравствуйте, Евгений Владиленович, — возможно более вежливым голосом сказал я в нее.

После непродолжительной паузы мне ответили:

— Евгений Владиленович занят, он поручил мне связаться с вами, меня зовут Степан Вилорович.

О как, еще одна жертва Октябрьской революции...

— Слушаю вас очень внимательно, Степан Вилорович, — сказал я.

— Документы по новому НПО получите завтра в 9.00 на Старой площади, это раз. Относительно создания фильма по вашему сценарию — 12.00,Мосфильм, кабинет директора, рабочее собрание по запуску в производство. Все понятно?

— Предельно понятно, — отозвался я, — мой поклон Евгению Владиленовичу.

Вернулся, передал только что случившийся разговор Анюте, чем отвлек ее наконец от набившего уже оскомину перемалывания вопроса о платьях и шляпках. Традиционно уже предложил Анюте сосредоточиться на более близких темах, например, что надеть на мосфильмовское совещание.

Сюрприз-сюрприз

На Старую площадь я уж один поехал, на метро — в выданном мне Вилоровичем пакете находились уставные документы, приказ о назначении меня гендиректором, примерный график выдачи конечного результата, коего от меня ждут-не дождутся (старт серийного производства мобильного телефона например там был назначен на 1 апреля следующего года, экие ж шутники сидят там в ЦК КПСС, однако) и письмо-вездеход, если так можно выразиться, в нем всем организациям и учреждениям города Горького и области предписывалось оказывать новому делу всяческое содействие. Штат и платежная ведомость НПО пока не были утверждены, все это мне на откуп отдавалось, я так понял. Еще Вилорыч мне визитку дал с кучей телефонов, звони мол, если что не так будет. Спросил про АТС-1 для этого самого НПО, будет тебе вертушка, ответил Вилорыч, со временем. А пока обычной связью обойдешься. Ну обычной, значитобычной, со вздохом подытожил разговор я... ну так я пошел?... ну иди, ответил он.

На Мосфильм яопять на метро поехал, до Киевской, а там еще минут 15-20 на троллейбусике, у входа меня значит Анюта ждала, переминаясь с ноги на ногу — ночью конкретно так подморозило, так что просто стоять было довольно холодно. Прошли через проходную, нам сразу указали, где тут директор сидит (Сизов Николай Трофимович, ну ооочень большой человек, сказала нам девочка из бюро пропусков, закатив глаза ввысь), в приемной повесили куртки на вешалку и сели на стулья ждать начала. Недолго впрочем это ожидание продлилось — подошел Туманишвили, несколько незнакомых товарищей с суровыми лицами и (трам-та-да-дам) Олег Борисович Видов, который сразу взял Анюту под руку и повел ее далее, мило беседуя на ходу, я же удостоился коротенького кивка. Ну ладно, Олежа, я в ответ вообще ничего не сделал, даже и не кивнул, но он по-моему этого не заметил.

Директор Сизов действительно оказался ооочень большим человеком, под полтора центнера весом, что не мешало ему довольно резво перемещаться по своему кабинету. Начали с того, что все дружно закурили. Принципиальных вопросов собственно по запуску фильма в производство не было никаких, еще бы они появились после звонка с сияющих вершин ЦК КПСС, обсуждались детали. Краткий вариант сценария я отдал Мише еще в прошлый раз, полностью, сказали мне, его доработают и сдадут в недрах Мосфильма (попытался вякнуть, что я и сам, мол, вполне справлюсь, посмотрели, как на идиота, снисходительно улыбаясь — да мне жалко что ли, считайте идиотом, легче работать будет). Главрежем естественно Туманишвили определили, оператора и художника представили, фамилии я их впрочем тут же забыл, а вот насчет музыки я лег на амбразуру насмерть — музыка моя будет и точка. Вторично посмотрели, как на идиота, но немного посовещавшись, решили, что пока условно я буду им считаться, а там посмотрят. Что же до актерского состава, то вне конкуренции шли Анюта на главную отрицательную роль и Видов на роль отечественного Джеймса Бонда, его за границей типа знают, да и вообще типаж тот, что надо. Остальных отдавали на откуп режиссеру. Я успел вставить свои 2 копейки про Пестимеева, мол хорошо бы и его, можно даже в эпизоде, на это ничего вразумительного не ответили. Местом съемок в зарубежной стране определили Ригу, российские же реалии было решено снимать в Москве (ну где еще есть Красная площадь) и в Горьковской области — там же в лесах дело происходит, так чтоб далеко не ездить, я предложил речку Керженец, возражений не последовало.

Из директорского кабинета Анюта опять под ручку с Видовым вышла, да...

— Сережа, — сказала вдруг Анечка, — а Олежек нас в ресторан зовет. В Прагу, говорит, поехали.

— Ты поезжай конечно, а у меня еще дела есть, — буркнул я сквозь зубы.

— Отпускаешь, значит? — уточнила она.

— Ты же свободный человек... в свободной стране, делай все так, как считаешь нужным, — отрезал я. — Не забудь, что в 23.15 у нас поезд.

И я отбыл в Останкино к Леночке Гальпериной. С проходной позвонил ей, она, как ни странно, оказалась на месте и тут же спустила соответствующее распоряжение в бюро пропусков. И вот мы уже сидим в ее кабинете, пьем ароматный кофе Пеле и обмениваемся последними новостями. Она все больше говорила, как тут на телевидении относятся к наступающим переменам (плохо относятся, чего уж там скрывать), и что кресло под бессменным Лапиным вдруг неожиданно зашаталось, а я ей конечно не стал рассказывать про захватывающее ночное приключение на проспекте Кирова, лишнее это, но похороны старого генсека и беседу с новым описал довольно подробно.

— Ну ты орел, Сергуня, — восхищенно отвечала Гальперина, — далеко пойдешь! Переносные телефоны дело нужное.

— Да я знаю, Леночка, что пойду, вот в каком виде я туда приду, в это самое далеко, большой вопрос. Да, и еще мы кино по моему сценарию вот только что запустили на Мосфильме, музыка тоже моя.

— Что за кино, напомни?

Напомнил, чо...

— Хм... наверно тоже получится, хотя подводных камней я, например, вижу здесь немало. Кстати Евгений Саныч в каком-то виде там предусматривается?

— А то как же, я бы лично хотел, чтоб он сыграл профессора-гения в нашем закрытом городе, за которым гоняется эта супершпионка, но мой голос, к сожалению, здесь не решающий.

— Хорошо, я попробую помочь.

— Черт, совсем же забыл, — хлопнул я себя рукой по голове, — я ж тебе подарочек приготовил, вот такое дело мы на поток поставили у себя в Горьком.

И я вытащил из сумки лиловые штаны-бананы и фиолетовую кофточку в косую полоску — вырви-глаз называется. Гальперина рассмотрела все это добро очень внимательно и сказала мне отвернуться. Отвернулся, не забывая прихлебывать кофе из кружки.

— Ну все, можно смотреть, — сказала после непродолжительной паузы она.

Задавил на корню готовый вырваться комментарий 'боже, как нашего Буншу похожа', сказал только:

— Блеск! Тебе еще не хватает мотоцикла и красного флага с надписью 'Венсеремос', и прямиком можно отправляться на баррикады... бороться за что-нибудь там... или еще лучше против чего-нибудь там...

— Спасибо, Сергуня, — довольно искренне сказала Гальперина, чмокнула меня в щеку и мы пошли по этажу, себя показать, как объявила она. Народ мягко говоря ох..вал от нового прикида начальника, сказать что-то, правда, так никто ничего и не решился.

— Да, а как там наша Ниночка-то? — вспомнил я про еще одного члена нашего коллектива.

— Хорошо там ваша Ниночка, Хитрук в ней души не чает... а первая серия мультика почти готова, скоро сдавать будут. Пойдем кстати зайдем к ним.

Зашли к Хитруку, его самого правда на месте не было, но Нина имела место, да. Очень обрадовалась, увидев меня и тоже расцеловала в обе щеки. Посмотрел на процесс создания мультиков... муторное это дело, надо сказать.

Потом Гальперина вспомнила про наши танцы — хочешь, говорит, отдам мешки писем в твой адрес и твоих девочек? Я не хотел, что я ими делать-то буду, печку топить? Так ведь нет у нас никакой печки. Ну тогда подай еще какую-нибудь креативную идею для нашего телевидения, попросила она.