Осенние страницы

— У мамы голова болит?

Таня замерла. Эта тётка-директриса сказала, что у неё талант. Талант, подходящий для академии магии и колдовства. А если... Мачеха нашлась на кухне. Она вяло сидела за обеденным столом, а отчим суетился вокруг неё, предлагая чай и какие-то лекарства, от которых Глория всё так же вяло отмахивалась, жалобным тоненьким голоском прося, чтобы от неё все отстали. Это было бы похоже на спектакль, если бы мачеха болезненно не кривилась, а ещё то и дело не прижимала ладони к вискам.

Пока отчим переливал из большого чайника в маленький воду для подогрева, Таня незаметно прошла мимо стула с мачехой, быстро и осторожно проведя рукой: "Голова здоровая!" возле затылка Глории, а потом то, что "поймала" (если поймала), сбросила в сторону. Видела, как это делают экстрасенсы по телику. На большее не решилась. Вдруг не получится? А Глория увидит её жест и неправильно поймёт?

Она отобрала чайник у отчима и, поглядывая на мачеху, сама быстро приготовила ей персональный чай. Хмыкнула. Сначала Глория неуверенно опустила руки. Затем шмыгнула носом, а потом взглянула на Таню.

— Чай?

— Чай! — радостно улыбнулась ей девушка, а отчим втихаря выдохнул.

Закрывшись в детской и сидя на кровати, Таня мучительно размышляла, время от времени растаскивая двойняшек, которые ни минуты не могли посидеть спокойно, то и дело устраивая из-за игрушек межличностные войнушки.

Что делать? Всего лишь жест — и головная боль Глории прошла. И Таня умеет справляться с зазеркальщиками. И, видимо, что-то такое внутреннее есть, потому как эта жуткая директриса пыталась выяснить своими методами, как её, Таню, зовут, но не сумела, хотя по её раздражению стало ясно, что она это умеет делать. И тот парнишка... Как про него тот мужик сказал интересно — ученик. Было бы здорово... Ну, учиться там. Но... Учиться там, где всем управляют такие бесцеремонные люди, которые вмешиваются в чужую жизнь? "А вдруг я сама такой стану?! — ужаснулась Таня. — Не хочу!!"

Вечер далее прошёл как-то скомканно. Таня привычно начала укладывать двойняшек, которые уже зевали от насыщенного событиями дня, когда обнаружила, что отчим закрывает дверь в свою, родительскую спальню.

— Пап? — позвала она его.

Отчим обернулся и шёпотом объяснил:

— Глория переволновалась и уснула. Я немного посижу в гостиной и тоже пойду спать. Как малыши?

— Сейчас умоемся — и баиньки, — пообещала Таня. И осторожно спросила: — Папа, а у тебя голова не болит?

— Нет, что ты! — бодро сказал отчим и тут же добавил: — Какая-то странная скованность была, но уже прошла.

Уходя на кухню с чашками двойняшек, Таня думала: "Можно было бы, конечно, и учиться у них там, чтобы... учиться против них! Но вдруг я стану такой же, как тот "мой ученик"? И все будут издеваться надо мной? — И насупилась. — Пусть только попробуют! Я им такое устрою!" И снова хмыкнула. "Оказывается, я полна сюрпризов! Хотя и никогда не думала, что сумею их все пустить в ход!"

... Когда отчим целиком и полностью стал равноправным членом семьи в их квартире, первым делом он начал учить Таню приёмам самообороны. Много не занимался. Достаточно — считал он, — если девочка сумеет за себя постоять в трудной ситуации. А в предпоследней школе учительница физкультуры оказалась ревностным любителем той же самообороны, и Таня дополучила недостающие знания и приёмы.

"Я, наверное, глупа, — невольно улыбалась она, отмывая чашки от липких следов. — Если на меня пойдёт такая компания, как та, что я сегодня видела, мне вряд ли удастся им противостоять. Да, надо быть реалисткой!"

Потом вспомнила про лисичек — и снова заулыбалась. Помогут разогнать, если что! Она представила, как кричит лисичкам: "Кусь!", и рыжая парочка бросается на врагов!

Когда она вернулась в детскую, Митенька спал на её письменном столе, а Оленька дисциплинированно сопела в своей постельке. Перенеся мальчика на его кровать, Таня убрала покрывало со своей кровати и рухнула в сон.

... Оглядев готовых к выходу двойняшек, девушка кивнула им и открыла дверь. Малышня с визгом и воплями помчалась к лифту. Закинув школьный рюкзачок за спину, Таня закрыла дверь и поспешила за ними, подпрыгивающими у дверей в лифт.

Они привычно прошли дорогу к детсаду, где девушка привычно же передала своих подопечных воспитательнице и нянечке, после чего заторопилась выйти из корпуса. На ходу размышляла, что сегодня обязательно пойдёт в школу — из чувства сильнейшего противоречия той тётке-директрисе!

Она распахнула дверь на улицу, машинально шаря ищущими глазами по кустам на детсадовском газоне. Но глаза будто увело в сторону. Увиденное так поразило её, что она на секунды забыла закрыть за собой дверь и только чуть позже спохватилась, что холод проникает в корпус детского сада, выстужая его. Таня плотно закрыла дверь и, спускаясь по небольшой лестнице, поздоровалась со знакомой женщиной, тащившей ревущую девочку. А потом, как заколдованная, прошла несколько шагов и встала на месте.

На небольшой газонной оградке устроился мужчина лет под шестьдесят — кажется, и небольшого росточка, а у его ног сидели её лисички! Но вскоре возмущение переросло в невольное любопытство. Этот мужчина насмешливо смотрел на неё, и пришлось сообразить, что лисички привели его именно к ней. Таня медленно подошла к нему. Опять явились уговаривать перейти в "Акким"? И, значит, лисички, не её личные, а этого дядечки?

И, только произнеся про себя "дядечка", Таня поняла, что дядечка ей нравится. У него ухмыляющееся лицо, чёрные с проседью волосы, густущие чёрные брови, нависающие над вечным прищуром насмешливых глаз неизвестного цвета, и толстый нос в оспинах, крупный рот улыбался нахально, но не обидно. Подходя к нему ближе, девушка ощутила, что ухмыляется и сама. Ишь, какой обаятельный.

— Здрасьте!

— Здравствуй, здравствуй, — мирно сказал дядечка. — Ты, что ль, Танька-нянька будешь? В академию-то нашу пойдёшь, нет ли?

— Думаю вот, — призналась девушка, присаживаясь рядом на верхнюю трубу газонной ограды и во все глаза глядя на него.

— А чего думать? Пошла бы да поучилась, — посоветовал тот. — Тебя ж вчерашним днём пригласили. Что не по нраву пришлось-то?

Улыбка слетела, едва она вспомнила прошлый вечер.

— Давили, — жёстко сказала она, почему-то веря, что этот-то дядечка её поймёт с полуслова. — А я не люблю, когда на меня давят!

— Ну-ка, глянь мне в глаза, — спокойно сказал незнакомец и, как будто так и надо, пальцами мягко взялся за её подбородок. Взгляд его был испытующ и краток, после чего он оставил Танин подбородок, так что она даже запротестовать не успела. — Да, сглупила Капитолинка, дура самоуверенная!

Таня почувствовала, что выпялила на него глаза. Почувствовала ещё, что так говорить о той женщине с телохранителями может только человек, который уж точно её посильней. А ещё... Ей показалось, что только такой человек может выплюнуть в лицо тётке-директрисе такие страшные ругательские слова.

Тем временем дядечка встал, и лисички быстро вскочили и уставились на Таню.

— Ну что... — пожевав толстыми губами, сказал дядечка. — Долгонько я ждал, что у меня такая ученица появится. Слышь, Танька... Будешь лично у меня учиться — не в общей академии?

— А на кого учиться? — только и сумела выговорить она.

— Ну как на кого? На охотницу, например. Тварей зазеркальных ты ж гоняешь? Вот с этого и начнём. И, кстати, зови меня просто — дядей Назарием.

Третья глава

Шагая за этим странным, но неожиданно и правда обаятельным дядечкой, Таня хлопала глазами, постепенно приходя в ужас: "А если он на меня что-то такое колдовское сделал, как вчера та Капитолина Леонидовна на моих родичей? И я иду за ним только поэтому?! Или всё-таки по своей воле?!" Лисички мирно трусили — одна у ног Назария, другая — сбоку от девушки. И, глядя на них, она с трудом сдерживала новый страх: "Они меня предали?! Или так было задумано?! И как мне теперь им доверять?.. Кормила, кормила, а они тебе — бац! И не мои оказались..." Когда вышли за ограду детского сада, Таня вроде немного успокоилась, и лишь одна мимолётная мысль заставила её чуть усмехнуться: "А я, как выясняется, собственница та ещё... Собственного зверья захотелось! И — нате, получите! Облом-с великий!"

На выходе с детсадовского участка беспощадным по-осеннему ветром стряхнуло с ветвей деревьев капли недавно прошедшего дождя. Пока Таня со вздохом оттирала мокреть с лица, дядя Назарий огляделся. Не понимая, почему: забыл, с какой стороны пришёл? Или вообще для него это место незнакомо, потому что впервые здесь? — Таня встала рядом, с недоумением глядя на лисичек, которые тоже резко и быстро поворачивали головы во все стороны, будто выискивали кого-то.

Слегка шелестя по мокрому асфальту, усыпанному листьями, поблёскивая отмытыми дождём чёрными боками в жёлтых крапинках кленовых крылаток, подъехала шикарнейшая чёрная машина, при виде которой девушка только хмыкнула: "Глория бы сейчас запищала от восторга!" Ей показалось, машина ещё останавливалась, когда со стороны водителя открылась дверца. Высокий парень в деловом чёрном костюме мгновенно обогнул машину и почтительно открыл дверцу Назарию. Одновременно он скосился на Таню, но быстро перевёл глаза на её старшего спутника.

— Назад! — велел дядя Назарий.

Когда оба пассажира разместились на заднем сиденье — лисички юркнули под ногами сидеть, Таня отметила про себя, что у парня-водителя необычно застывшее лицо. То ли спокойное, то ли уважительное, но общее выражение — какое-то бесчувственно доброжелательное. А вот вёл себя водитель так, словно его и нет в машине. Полное впечатление отсутствия. Так что, пару раз забывшись, Таня чуть не обращалась про него к Назарию с вопросом, кто это такой. Но спохватывалась и замолкала. А потом и вовсе решила про себя: как только будет удобный момент, сразу у нового знакомого и спросит.

Зато разговаривать можно было спокойно, без оглядки на то, слушают ли их, или нет. Поэтому, когда машина зашуршала по мокрым листьям, Таня спросила:

— А как же мой аттестат? Ну, из общеобразовательной школы? Я же должна на уроки ходить, чтобы получить его!

С неожиданным ехидством Назарий поддел:

— И вчера должна была, и сегодня — не так ли?

— Я второгодница, — уже серьёзно объяснила девушка свои прогулы, о которых он как-то внезапно (как она поняла) заговорил, — и программу одиннадцатого класса уже прошла. Мне необязательно ходить на все уроки.

— И что тогда тебя беспокоит? Будешь и на свои уроки ходить, коли в том надобность почуешь. Ну а мои занятия воспринимай как хождение, например, в секцию али в кружок какой. У нас на уроках весело! — чуть не самодовольно закончил Назарий.

Сообразить, шутит ли он этим своим просторечным "али", или же нет, Таня не сумела, но окончательно решила, что дядечка он вполне себе доброжелательный, в отличие от Капитолины Леонидовны, а значит, учиться у него будет легко. Вопрос только в одном: чему учиться-то?

Их провезли через полгорода и доставили чуть ли не до набережной, но свернули в переулок, ведущий куда-то наверх, между домами, то ли старенькими, то ли старинными. Таня здесь пока ещё ни разу не была, так что с любопытством крутила головой, присматриваясь к тихой улочке, пока машина не замерла у небольшого здания, на двери которого табличка поясняла: "Городской музей изобразительных искусств". Выйдя из машины, Таня очутилась на небольшом асфальтовом пятачке — здание оказалось слишком близко к дороге. А ещё здесь было крылечко — то ли под старину, то ли и в самом деле старинное: обычная крыша, но поддерживалась она витыми в изысканный рисунок металлическими прутьями. Ну и несколько ступеней вели к той самой двери с табличкой.

"Зачем мы в музей, да ещё изобразительных искусств? — нерешительно подумала девушка, поднявшись по лесенке под крышу крыльца — вовремя: зарядил мелкий, но явно надоедливый дождь, и обернулась на звук отъезжающей машины. — Первый урок — рисования?" И с трудом подавила смешок, представив, как она пытается что-то изобразить в учебном альбоме цветными карандашами.

Неизвестно каким образом, но Назарий очутился рядом и, толкнув дверь, учтиво показал рукой вперёд. Таня шагнула через порог, а через секунду подпрыгнула от его рявканья за спиной:

— Стоять всем смирно!

Дрожь по ногам прокатила нехилая — еле устояла на ногах.

Правда, успев подцепить глазом картинку, поскольку поневоле смотрела вперёд, в фойе, догадалась, что крик предназначался не ей.

В центре довольно просторного зала остолбенели несколько человек. Два парня — носами друг к другу, с угрожающими поднятыми руками, ноги — в застывшем движении, как будто бежали-бежали навстречу — и вдруг их заморозило. В одном из них изумлённая Таня узнала парнишку, которого спасла от банды, кидавшей в него камни. В другом — заводилу той самой банды! Красавчика Горыныча, как его обозвали друганы, защищаясь от его обвинений, что кто-то бросил в него камень специально.

А в двух шагах от них высился тонкий (точно не тощий!) юноша с длинными русыми волосами — аж до... в общем, очень длинными. И он, сложив по-наполеоновски руки на груди, пренебрежительно смотрел на этих двоих, пока ещё двое — светловолосая (слава Богу — не та блондинка!) девушка и крепкий, стриженный (или бритый?) под ноль парень ругали его с обеих сторон. Теперь уже не ругали, оцепенев — как ошеломлённая Таня догадывалась — от резкого окрика Назария.

От вахтенного стола, подняв суховатые кулачки, шла в их сторону старушка в синем форменном халате, кляня всех на свете подряд.

Ругань тоже замерла на устах всех.

Нет, не так. От резкого вопля Назария подпрыгнули, кроме Тани, все четверо — со старушкой. Двое застывших — так и не пошевельнулись.

Лисички деловито обошли кругом всех участников этого странного действа, после чего так же деловито проследовали к противоположной стене фойе и начали постепенно исчезать с глаз, явно спускаясь куда-то ниже. Там лестница?

Длинноволосый вдруг зашевелился и быстренько встал солдатиком — руки по швам, скорчил физиономию абсолютно ни в чём не виноватого и наивно захлопал преданными глазками на Назария и Таню. Через секунду — особенно на Таню. Потому как, глядя на неё, он чувственно приоткрыл рот, вздёрнул бровки домиком и задышал чаще. Девушка решила, что он так издевается. И, благо шла чуть позади спускающегося в фойе по трём ступенькам Назария, показала длинноволосому кулак. Тот оторопел, захлопав глазами, уже по-настоящему удивлённый.

Назарий прошёл мимо него, бросив:

— Этих освободишь сам и вернёшься к нам.

— Но ведь они!.. — жалобно заныл длинноволосый, забыв о Тане и с откровенным страхом глядя на двоих.

— Любишь кататься — люби и саночки возить!

Не обращая больше на него внимания, Назарий подошёл к старушке и, взяв её под локоток, представил Таню:

— Эту девушку запомнить, Лилушка! Моя ученица. Разумная — не то что вся эта бестолочь! Зовут тоже весьма разумно — Татьяной.

Старушка запричитала, что Назарий слишком много шпаны приводит и было бы здорово, если б его слова насчёт Тани сбылись. Впрочем, причитала она недолго, оглядела Таню, покивала ей и вздохнула, после чего поплелась к своему столу.