Упавшая Звезда

Как они там? Я откинулся на борт, вспоминая своих близких, оставшихся за чёрт знает сколько светолет отсюда. Отец — высокий мужчина с офицерской выправкой, жёстким волевым лицом, вечно прищуренным взглядом, да роскошными чёрными усами. Контр-адмирал на конец войны и командующий одной из крейсерских эскадр 5-го штурмового флота. Мы с ним мало общались — нам всегда не хватало времени. Сначала у него была служба, потом у меня учёба, а у него война, а затем на войну попал и я… Вновь встретились мы только на третий год, да и то случайно. Его эскадра пополняла запасы на той же базе снабжения, что и мы, вот и довелось урвать несколько часов на встречу. Не скажу, что она много дала — просидели два часа в кафе в парке, да вяло проговорили ни о чём. Я прекрасно видел, как ему трудно — он явно не знал о чём со мной разговаривать, хотя казалось бы — столько лет родного сына не видел! Впрочем, и я был немногим лучше. Как-то быстро выяснилось, что кроме войны, да флота у нас и тем-то общих нет. Про семью по молчаливому согласию не заговаривали и вовсе. Я лишь раз спросил есть ли вести с Офелии, но увидев его в раз помрачневшее лицо и услышав короткое хлёсткое «нет» быстро умолк. Тяжело это, когда вся твоя семья остаётся в оккупации. Имперцы заняли нашу Родину одним решительным броском спустя месяц после начала войны. Прикрытие и оборона там были, но что они могли сделать против тридцатикратно превосходящего противника? Ничего. Планету освободили лишь в конце 2474-го, а до того оттуда не было никаких вестей.

Мама — женщина лет тридцати на вид с добрым круглым лицом и тёмно-русыми волосами. Говорят, я цветом волос в неё пошёл — отец-то жгучий брюнет. Оккупация тяжело далась ей — приходилось постоянно скрываться, жить под чужими именами — ведь если бы кто-то из имперцев прознал, что её муж каперанг флота Федерации… Были в начале войны случаи, когда семьи командиров кораблей захватывали в плен, а потом имперцы находили способы тайно связываться с ними через сеть ради шантажа. Последствия… О двух командирах, осужденных за измену мне известно достоверно. Маме же пришлось скрываться не одной, но ещё и с двумя детьми на руках. И если сестре уже исполнилось двенадцать, то младшему брату едва два года было. Голод, холод, постоянное бегство и угроза разоблачения — вот каковы оказались для неё эти пять лет. Последние семь месяцев им так и вовсе пришлось прожить где-то в горах, в каком-то полуразрушенном санатории. Я встретился с ней уже после войны, спустя почти четыре месяца, когда она более-менее восстановилась. Да и было это не дома, а на одной из нетронутых войной курортных планет, куда их отправили на реабилитацию. Когда мы сидели в какой-то кафешке она ни разу не притронулась к своей еде, пока брат с сестрой не доели до конца… Это было страшно.

Ну и конечно же моя сестрёнка Вайолет, или Виолетта если по-нашему. Всегда такая жизнерадостная, весёлая, задорная и на редкость шкодливая, она и в нашу последнюю встречу не изменяла себе, будто бы вселяя в сердца окружающих радость. Сейчас уже в университете учится, а парни вокруг неё наверняка так и вьются! Война будто не затронула её, обошла стороной, как я думал. Вечный ходячий источник позитива, она, словно желая полностью соответствовать своему имени, даже изменила цвет волос на ярко-фиолетовый. И лишь перед самым отлётом я узнал от матери, что сменила она его после того, как полностью поседела в оккупации… Я тогда онемел на минуту и всё на что меня хватило, лишь сдавленно прохрипеть — «её никто не обидел?». Мать лишь помотала головой и тихо добавила — «было жутко».

И Антон, Антошка — мой младший братик, которого я и не знаю вовсе. Сейчас ему уже почти девять. Когда я его видел в последний раз до Войны, он и ходить-то толком не умел. Словно в противоположность сестре — очень тихий и замкнутый мальчуган. За несколько часов нашего нового знакомства он хорошо если с три десятка слов сказал. Такой же черноволосый, как отец, с точно таким же вечно хмурым взглядом исподлобья. Ребёнок войны… Конечно же он меня не узнал, когда я неожиданно постучался в дверь их отельного номера. Да и я его, признаться, тоже. Если бы не сестра, вышедшая посмотреть кого принесло, и в итоге повисшая у меня на шее — решил бы, что ошибся комнатой. Видеть их всех живыми и здоровыми я был рад буквально до безумия. Смех, крики и слёзы радости — казалось нас захватил какой-то невероятный вихрь чувств и эмоций! Мы держались за руки, обнимались смотрели друг другу в глаза и никак не могли оторваться. Мама, сестра, брат — я до самого последнего мгновения хранил надежду, что они выжили и о, чудо! Моим надеждам оказалось суждено сбыться. Мне выделили всего несколько часов на посещение родных, и то лишь памятую о былых заслугах. Условия, что мне поставили были очень жёсткими… А, да к чёрту! Тогда я и думать забыл обо всём, настолько был счастлив. И тем печальнее оказалось столь скорое расставание. Сопровождавший меня майор из военной полиции демонстративно отошёл в сторону — всё же чувство такта за годы службы не до конца покинуло его. Но всё равно, нет-нет, да ловил я на себе его внимательные взгляды. Будто он и впрямь верил, что я попытаюсь смыться прямо посреди космопорта. Вот так разом обрести давно утерянное и вновь прощаться было невыносимо больно, но теперь это не навсегда. Вот только… Когда-то, улетая в академию я думал точно так же: «Это не навсегда».

С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них, -

И каждый раз навек прощайтесь,

Когда уходите на миг*

Правы были древние, тысячу раз правы. С Айрин попрощаться я так и не успел…

Из потока сладко-горьких мыслей-воспоминаний меня вырвала перевернувшаяся на спину Цири. Её дыхание было ровным, она больше не стонала и кажется просто спала, как вдруг:

— Geralt? — тихо пробормотала она, беря меня за руку. Её зелёные глаза, подёрнутые сонной поволокой, медленно раскрылись, она смотрела на меня, будто силясь вспомнить, кто же я такой, но вот в них мелькнуло узнавание, — Vlad…

* * *

Забытые кошмары возвращались с новой силой. Человек с крыльями хищной птицы на шлеме тянул к ней свою чёрную руку. Вспышка молнии — грохота нет. Вместо лица у человека блестящий череп, а глаза горят синим колдовским огнём. Ещё одна вспышка, всадники Дикой охоты окружили её, и все как один тянут к ней свои чудовищные лапы. Цири кричит, пытается сжаться в комок, чтобы её не нашли, не достали. Тщетно. Мертвецы совсем рядом и ей не сбежать от них. «Дитя Старшей крови — ты наша! Наша!» — хрипят их костлявые рты. «Тебе не скрыться от нас! Мы чуем тебя!» — девушка отпрыгивает, и очередная холодная мёртвая рука хватает лишь воздух. Но рук всё больше, они всё плотнее. Невозможно уворачиваться вечно. Всадники поймали её. Их синие неживые глаза горят предвкушающим огнём. Каждый стремится схватить её, не важно за что — за руки, за ноги, за волосы — не важно. Лишь бы урвать себе хоть клочок Старшей крови. Цири завыла от накатившей призрачной боли. Она не могла проснуться, сон не отпускал её. Ведь это же сон, правда?

Внезапно что-то неуловимо изменилось. Мертвецы стали словно менее плотными, темноту вокруг разбил тёплый солнечный свет, а откуда-то издалека донёсся чей-то голос, тихо напевающий на незнакомом языке. И она начала вываливаться из рук чудовищ, они всё так же пытались схватить её, удержать, но их костлявые, отливающие сталью конечности проходили сквозь неё, не причиняя никакого вреда. И вот они уже просто лёгкая дымка, слабый туман, мешающий разглядеть восходящее солнце.

— Геральт? — Цири открыла глаза, ожидая увидеть рядом беловолосого ведьмака, когда-то точно так же отгонявшего от неё забытые кошмары. Но это был не ведьмак. Рядом с ней сидел тот самый странный рыцарь в массивном доспехе. Он гладил её по голове и плечам, что-то тихо напевая и разглядывая показавшееся из-за горизонта солнце. Короткий ёжик русых волос, щетина и неестественно бледная кожа. Почти белая, будто мрамор, словно и не знавшая никогда касания солнца, — Влад?

Мужчина с улыбкой смотрел на неё. Девушка внутренне вздрогнула — у него были не человеческие глаза. В ночной тьме она не заметила этого, но сейчас… По всей радужке шёл сложный, чуть мерцающий золотистым светом геометрический узор из параллельных и перекрученных тонких, словно ниточки, линий. Линий было столько, что за ними едва различался тёмно-синий цвет глаз. Такого она не видела даже у ведьмаков, которые славились на весь мир своими диковинными «кошачьими» глазами. Впрочем, как раз зрачок у мужчины казался вполне обычным.

— S dobrim utrom, — вновь улыбнувшись, непонятно проговорил он. В его взгляде не было никакой агрессии, так что девушка решила для себя, что он её просто поприветствовал.

— Здравствуй… те, — неловко проговорила она, пряча смущение за вымученной улыбкой. Отчего то в голову засела глупая мыслишка, что она не знает, как правильно обращаться к неизвестному рыцарю. На «вы», на «ты», по титулу… Возникла и тут же исчезла, подавленная наконец-то проснувшимся разумом. Какая разница, если он и так её не понимает? Не в том она сейчас положении, чтобы проявлять благовоспитанные манеры. Пусть бабушка и говорила, что время для манер найти всегда можно.

— Uzhasy snilis'? — участливо поинтересовался мужчина. И вновь она не поняла ни словечка. Впрочем, ответа похоже и не требовалось.

Солнце величественно выплывало из-за рыжей каменистой пустоши, озаряя всё вокруг пока ещё нежными, тёплыми лучами. Только тут девушка обратила внимание — кажется Влад ночью не сидел сложа руки, а сумел где-то раздобыть чудное белое полотно, из которого соорудил что-то похожее на шатёр или навес. Да и вещей, здесь внизу тоже изрядно прибавилось. Какие-то коробочки, палки, кругляши, бочонок… Здоровенный лист, будто отодранный от стенки этой странной конструкции, под крылом которой они заночевали. Много чего.

Подниматься совершенно не хотелось, ей было тепло под этим странным тонким серебристым одеялом и отчего-то очень уютно. Словно она вновь сидит вместе с Йеннифэр* в храмовом парке в Эландере, они болтают обо всяких пустяках и ей хорошо… Йеннифэр — чародейка, её воспитательница, «мучительница», как она когда-то её называла про себя. И та, кто смогла заменить ей родную мать. Так что вставать не хотелось абсолютно, тёплые воспоминания так и шептали остаться, полежать ещё чуток, ведь спешить некуда. Но Цири сумела со всей твёрдостью и непреклонностью отринуть их. В конце концов, она чародейка, или нет? А Йеннифэр всегда говорила, что на первом месте у настоящих чародеек стоит дело, а лишь затем всё остальное.

Поднявшись, она быстро привычно размялась — всё же от сна на жёсткой земле тело слегка затекло. И тут её взгляд случайно упал на обнажённую руку — кожа на ней оказалась светлой и абсолютно здоровой, будто и не было целого дня пути под раскалённым солнцем Кората. Цири тут же принялась вертеться ужом, силясь рассмотреть все ранее обожжённые места, но нигде она не находила даже следа покраснения, не то что ожога! Та мазь, которой её ночью намазал Влад была волшебной, не иначе! Кстати о рыцаре — он так и остался сидеть, привалившись к стенке, молча с улыбкой поглядывая на неё.

Цири замерла, слегка прикрыв глаза. Необъяснимая сила, которой она за свою жизнь привыкла доверяться, мягко и ненавязчиво звала её куда-то вдаль. Нет, это даже зовом назвать было нельзя — слишком грубо, слишком далеко от истины. Знание. Да, пожалуй, именно знание. Она знала, что теперь, после встречи, им вместе нужно идти вперёд. Девушка повернулась в нужную сторону и раскрыла глаза. Её взгляд оказался устремлён, судя по теням, проглядывающим из-за слегка откинутого полога шатра, куда-то на запад. А справа за её действиями с вежливым любопытством наблюдал Влад. Поймав его взгляд, и при этом отчего-то чувствуя себя полной дурой, она махнула рукой, куда звало неведомое знание:

— Нам нужно идти туда, — вот только как ему объяснить, что она знает, точненько-точненько уверена — двигаться нужно именно в ту сторону. Мужчина непонимающе поднял брови.

— Туда, — ещё раз показала она, — идти, — девушка сложила указательный и средний пальцы вместе и задвигала ими, будто ногами маленького человечка, — когда? — тут её воображение дало сбой, Цири просто не знала, как изобразить руками слово «когда», поэтому просто состроила самую вопросительную мордашку из всех, на которые только была способна, в надежде, что Влад поймёт её правильно.

Задумчиво почесав слегка отросшую щетину, рыцарь надел шлем — он вообще старался лишний раз не подставлять свою бледную кожу палящему солнцу, взял её за руку и вывел из-под мягкой тени шатра.

— Kogda solntse, — его рука взметнулась вверх, указывая на восходящее солнце, — sydet, — плавно повел он рукой, опуская её к западному горизонту, — mi, — тычок пальцем в грудь ей и себе, — poydem, — повторил за ней то же самое шевеление пальцами.

Девушка кивнула, показывая, что она поняла его. А что тут было не понять — название светила на его языке звучало очень похоже на всеобщее, пойдут же они после заката, когда дневной зной спадёт. Прошлая ночь была лунная, значит и нынешняя будет ей под стать — света им хватит. К тому же, она никогда не блуждает и всегда знает куда идти.

Вернувшись под тень шатра, Влад накормил её завтраком всё из тех же волшебных коробочек, где пища всегда тёплая. Девочка набросилась на еду, но почти тут же остановилась заметив, что мужчина сам так ничего себе и не взял. Устыдившись своего варварского порыва, она протянула ему свою раскрытую баночку, приглашая брать сколько он захочет. В конце концов это же его провиант. Но рыцарь лишь усмехнулся и, помотав головой, потёр живот, как бы показывая, что он сыт. Цири конечно же не поверила ему, но заставить его разделить пищу на двоих так и не смогла. Мужчина просто так отдал ей всю свою еду! Посреди пустыни!

Чуть подумав, она всё же оставила ему половину порции, но Влад жестами потребовал, чтобы она доела всё до конца. Она попыталась возмутиться, впрочем, не особо надеясь на результат, уж больно упёртым был этот рыцарь. Но он всё же смог как-то её понять и ещё раз показав, что сыт, вдобавок продемонстрировал что поел раньше. Цири не знала, что и думать. Разумеется, она ему не поверила и то, что совершенно незнакомый, чужой ей человек делится пищей, которой совсем немного, сам оставаясь голодным... Такое было для нее, прошедшей леса Заречья, где люди были готовы убивать друг друга за корку высохшего хлеба, в диковинку, и она была бесконечно благодарна этому странному человеку.