Просто... повезло!

— Встань... ты поклонился недостаточно быстро и вежливо. Повтори...

Рана затянулась на глазах, но встать быстро не получилось, и в следующую же секунду копье пробило бок, выворачивая ребра.

— Встань...

Мягкие интонации не изменились, глаза равнодушно проследили, как подросток встал на трясущиеся ноги.

— Выпрями спину, разверни плечи. Ноги чуть шире, ты должен стоять устойчиво... голову выше! Ты потомок Высших, где твоя гордость? Перед тобой тот, кто равен по положению, где твоя вежливость? Лицо должно быть спокойным, не кривись!

Резкий взмах копьем — и горло перечеркнула быстро затянувшаяся алая полоса.

— Голову выше...

* * *

Как только наводящий ужас красавец исчез, обитатели мэнора осторожно вылезли из щелей, куда попрятались при его приближении. Да они крутые маги и все такое, но инстинкт самосохранения никто не отменял, а суицидальными наклонностями никто из них сроду не страдал.

— Ушел? — нервно завертел головой Гарольд.

— Судя по всему, да, — облегченно выдохнул Фредерик.

— Что будем делать?

— Ждать, — мрачно буркнул маг. — И надеяться...

— На что?

— На то, что наш наниматель не откинет копыта и мы не помрем здесь во цвете лет.

Осторожно подошедший Темучин согласно мяукнул, и уставился на закрытую переливающимся радужным полупрозрачным щитом дверь.

* * *

Выучив поклон, Нимхейн получил легчайшее наклонение головы (милостивое, как назвал это Нуада) в качестве поощрения. Наставник слегка приподнял бровь:

— Неплохо... продолжим. Встать ровно, плечи расправить. Хорошо. Руки... свободно вдоль тела, не напряжены. Голову склонить ниже. Так приветствуют тех, кто выше по положению... опустись на одно колено, кулак правой руки упирается в пол, левая придерживает ножны. Повтори...

Свист копья и опять развороченные ребра.

— Повтори...

Раны заживали практически сразу, кровь впитывалась в тело, одежда восстанавливалась. Время или тянулось очень медленно, или стояло. Боль была самой настоящей, одна радость, что быстро проходила, вот только она практически не прекращалась. Нуада пользовался тяжеленным копьем так, словно не существовало таких незначительных мелочей как сила тяжести, инерция и законы физики.

Копье летало перышком, разило без промаха и пощады, пробивая грудь, разрубая кости и легкие, рассекая кожу, словно скальпель хирурга, вскрывая мышцы.

Нимхейн стонал, кричать было нельзя, после первого же раза Нуада с милой улыбкой разрубил ему челюсти, после чего мягко пояснил, что это недостойно воина, наблюдая, как ученик выплевывает зубы и куски языка. Нимхейн только с бешенством покосился, но промолчал: свой выбор он сделал осознанно, и бухтеть и жаловаться не собирался.

Спать, есть, пить, отдыхать... ничего этого не хотелось, а Нуада напоминал машину на вечном двигателе и топливе: быстрый, бесшумный, неутомимый... Жилистое тело было чудовищно сильным, рефлексам мог позавидовать Супермен и все Супергерои скопом, характер прирожденного садиста, наслаждающегося каждым мгновением своего существования и стремящегося поделиться этим наслаждением с окружающими, прибавлял ему харизмы и обаяния, от которых его наверняка бы выгнали даже из Инферно.

Если он специально здесь для того, чтобы выучить одного жалкого полукровку, надувающего щеки, то понятно, с чего он такой жизнерадостный.

Уже к третьему выученному приветствию Нимхейн стал мечтать о мучительной смерти для Наставника. Через десять выученных поклонов мечта стала обрастать подробностями.

Мягкие интонации бархатного голоса приводили в бешенство. Хотелось выгрызть глотку, вырвать язык, а череп использовать вместо чаши. Нуада улыбался. Он постоянно улыбался! Эта улыбка просто бесила, вот только он еще нескоро сможет хоть как-то противостоять Наставнику, хотя... надо признать, учитель из принца получился отменный. С его методами лениться невозможно.

* * *

Жизнь в мэноре потекла своим чередом. Маги проверяли время от времени защиту комнаты и всего здания, следили за домовыми эльфами, наводящими лоск на отремонтированные помещения, готовили сад к весне, обсуждая проект, оставленный хозяином, нянчили и развлекали Темучина, ставшего всеобщим любимцем, часами беседовали с портретами Даркеварров.

Особенно всех интересовали подробности происхождения последнего лорда.

— Лорд Даркеварр...

Телохранители в очередной раз расположились в креслах в гостиной, под ироничным взглядом портрета Деймоса.

— Слушаю...

Деймос смотрел с насмешкой в темных глазах, прекрасно понимая,что именно интересует магов.

— Скажите, милорд... как же все-таки получилось... ммм...

— То, что получилось? — хмыкнул портрет, поправляя манжет.

— Да! Именно так! — облегченно отозвался Гарольд. — Ведь насколько я знаю, Уркварт — Высший демон.

— Именно так, юноша! -благожелательно кивнул развлекающийся Деймос.

— Так каким же образом?

— Да вот как-то так!

* "Лабиринт" — фильм с Девидом Боуи. Замок Короля Гоблинов просто потрясает.

**Нуаду (др.-ирл. Nuada, Nuadu) — в мифологии ирландских кельтов король и предводитель богов Туата Де Дананн. В первой битве при Маг Туиред потерял руку, несмотря на то, что у него был волшебный меч, от которого никто не мог спастись. Поскольку бог с физическим изъяном не мог быть королём богов клана Туата Де Дананн, Нуада был вынужден отречься от трона и уступить его Бресу. Впоследствии бог-врачеватель Диан Кехт сделал ему серебряную руку, так что Нуада получил прозвище Аргетламх ("Серебряная рука")

* * *

Хопе́ш, кхопе́ш, кхепе́ш (слово обозначало переднюю ногу животного) — разновидность холодного оружия, применявшаяся в Древнем Египте. Имеет внешнее сходство с ятаганом. Восходит, видимо, к шумерскому аналогу. Состоял из серпа (полукруглого клинка) и рукояти.Рукоять хопеша двуручная, составляет 50-60 см (20 — 24 дюйма) в длине, хотя существовали меньшие примеры. Лезвие могло иметь как только внутреннюю, так двойную заточку, когда ближняя к рукояти часть клинка имела внешнюю заточку, а дальняя — внутреннюю. Имевший форму полумесяца, хопеш не являлся мечом (который появился из кинжала), но происходил от боевых топоров. Однако, в отличие от своего прародителя, хопеш оставлял не порезы, а разрезы, схожие с саблей. Это оружие вышло из использования около 1300 г. до н. э.

Глава 11. Лента. Второй виток.

Сколько прошло времени определить было невозможно. Год? Десять? Сто?

Нимхейн совершенно потерялся в ощущениях, а окружающий его космос подсказок не давал: не всходило солнце, не катилась по небосводу луна... только звезды все также сверкали холодными алмазами в черном бархате неба.

Мальчишка не видел, но изменения касались его все сильнее и сильнее... мелочь там, какая-то деталь здесь... но общая картина постепенно начинала складываться все более интересная.

Вначале начало меняться тело. Нимхейн даже не ожидал, что станет настолько гибким и шустрым — копье Нуады разило без промаха и на приличном расстоянии, а получать смертельные и калечащие раны не хотелось, так что первое, чему он научился — уворачиваться. Вбок, в сторону, назад, вперед, падать на гладкое покрытие алой ленты, подпрыгивать... если б можно было летать, то он и этому бы научился, но увы, пока что о таком можно было только мечтать.

Тот день, когда Нимхейн смог, пусть и не до конца (копье рассекло мышцы на руке, а не отрезало ее ко всем чертям) увернуться, он по праву стал считать своим личным маленьким праздником. Он смог! Пусть неуклюже, но что-то получилось! Мелькнувшее в глазах принца одобрение тоже только окрыляло, действуя, как прекрасный допинг.

Естественно, мечты прибить сидхейскую сволоту никуда не делись, только укрепляясь и укрепляясь.

Через какое-то время Даркеварр уже вовсю уклонялся, правда, это его не спасало, если Нуада ставил перед собой цель отрубить своему воспитаннику что-то не нужное, или решал его наказать — с его ростом, сидхе достаточно было сделать широкий шаг и вытянуть руку с копьем, мелочи для той машины смерти, которой являлся белобрысый стервец. Однако Нимхейна радовало даже если ему попадало просто каждый второй раз, а не каждый первый.

Мышцы окрепли, наливаясь силой, связки и сухожилия стали эластичными, а суставы гибкими, в один прекрасный момент подросток обнаружил, что сел на шпагат, и не заорал при этом от боли, а вполне себе спокойно это сделал. Как говориться, жить захочешь — не так раскорячишься!

Теперь Нимхейн часто вспоминал злосчастную корову из шедевра всех времен и народов, особенно, когда Нуада делал подсечки, и хорошо, если не копьем — была у него милая привычка отрубать недостаточно проворные конечности.

Нимхейн научился падать: в прыжке, перекатом, стоя на ногах, в падении, на камни, через препятствия, с высоты... Лента предоставляла различные тренажеры, появляющиеся при необходимости, а уж фантазия наставника была просто изуверской. Теперь подросток прекрасно понимал, почему его обучает сидхе, а не демон: какие демоны, вы о чем?! Да по сравнению с Нуадой они просто сосунки, писающиеся в пеленки!

Обучение продвигалось семимильными шагами. Нуада не признавал учебных поединков, долгих объяснений и грозного покачивания пальцем в качестве наказания. Он просто показывал какую-то стойку, связку, движение, прием... а после тут-же претворял теорию в практику, заставляя парня испытывать все это на себе.

Отрубленные и сломанные многократно конечности, страшные калечащие и смертельные раны, коварные удары, с виду и по ощущениям слабые, но ведущие к отказу внутренних органов, легкие касания и тычки пальцами, от которых тело парализовало в лучшем случае, а в худшем его затапливала чудовищная боль.

Теория теорией, но в этом месте главенствовала практика.

* * *

— Мррруау...

— Точно...

— Мрррр?

— Да, я тоже скучаю...

— Мррруаууау...

— Да, я надеюсь, он скоро проснется...

Темучин сидел на своей подушке, которую за книзлом таскал один из эльфов, и тоскливо мяукал, разговаривая с Деймосом. Портрет даже не удивлялся такой разговорчивости кота, ведь книзлы разумны, они способны на общение, правда, с помощью мыслеобразов, а не слов. Впрочем, Темучин мяукал настолько выразительно, что его и так было понятно.

Книзл по своему хозяину скучал. Он по несколько раз в день приходил к дверям спальни, в которой находился Нимхейн, царапал дверь и вопросительно мяукал, внимательно и чутко прислушиваясь, не раздастся ли в ответ хоть какой-то шорох. Но, увы... прошло уже полгода, а от лорда Даркеварр не было никаких известий.

Поэтому, выполнив свой долг фамилиара и проверив, не подаст ли хозяин признаки жизни, книзл шел в портретную галерею, где и жаловался на жизнь Даркеваррам. Как ни странно, но ни один портрет ни разу не шуганул наглое животное, которое каким-то невообразимым образом заимело личного домовика, таскающего за ним подушку, вычесывающего его шерсть, полирующего когти и ядовитое жало, похожее на скорпионье, прячущееся в пышной кисточке на кончике хвоста, выросшей за время, проведенное в мэноре, наливающего в миску теплое молоко по первому мяуканью, и вообще исполняющее все кошачьи прихоти.

Впервые увидев, как в галерею гордо задрав хвост заходит Темучин, а за ним семенит молоденький домовик с толстой подушкой в руках, портреты только обалдело переглянулись от такого зрелища.

— Мдааа... — протянул Аттила Даркеварр, в замешательстве почесывая кончик носа, — у меня тоже был в детстве книзл, и даже не один... но такой невероятной наглости я не припомню!

— Весь в хозяина! — одобрительно хмыкнул Деймос, остальные поддержали его согласными кивками.

Впрочем, книзл не только спал, ел и мяукал. Обследовав мэнор, кот выловил докси, которые завелись в подвалах, извел под корень садовых гномов, и даже шуганул каких-то непонятных вредителей, подточивших древнюю беседку в саду, чему не мог нарадоваться садовник, приводящий вверенное ему хозяйство в тот вид, в котором его желал видеть наниматель.

Вообще за эти полгода мэнор окончательно привели в порядок, вычистив и наведя лоск. Маги каждый день тренировались, чтобы не потерять форму, доводили до ума сад, развлекались, играя в различные игры и дрессировали (пытались) Темучина, а также доставали лорда Деймоса на предмет пикантных подробностей о его кратком "супружестве".

И все также ждали пробуждения Нимхейна. Думать о том, что может произойти, если парень не проснется, никому не хотелось.

* * *

Андрамелех выполнил данное самому себе обещание разобраться со странным контрактом, невесть когда и непонятно как заключенным его сыном.

Вопросов было множество. Когда был заключен договор? Кто именно подсказал ему заключить именно такой договор — а в то, что сын нашел данную форму контракта сам, демон не верил — уж очень редкой и невыгодной она была для их стороны. Зачем он вообще на него согласился?! Особенно в свете одного крайне интересного подпункта, написанного мелким шрифтом где-то ближе к концу?

Все эти вопросы требовали ответа, поэтому, вернувшись в Инферно герцог первым делом созвал всю свою семью. Своих сыновей.

* * *

— Ксаффан... Данталлион... сыновья мои.

— Отец! — вошедшие в огромный кабинет демоны рухнули на колени, покорно склоняя головы. Андрамелех довольно оглядел своих наследников: высокие, сильные, мощные крылья сложены за спинами, хвосты обвивают талии, как положено по этикету. Ксаффан, его первенец, выгледел более хрупким по сравнению со своим младшим братом, но демон прекрасно знал, что эта хрупкость крайне обманчива: длинные белоснежные волосы, белая, с синевой кожа, украшенная морозным узором, длинные, загнутые назад рога, словно выточенные из непрозрачного льда, хрустальные когти, могучие, словно сотканные из мириадов снежинок крылья, сейчас покорно сложенные... Его сын выглядел прекрасной скульптурой, сделанной из льда и снега.

Вот только характер у этого прекраснейшего создания был неимоверно гнусный, даже по демоническим меркам, нрав похож на снежную бурю в ледяных областях Инферно — такой же холодный и жестокий... Ксаффан повелевал льдом — неимоверно редкая способность для высшего демона, ведь они огненные создания.

А вот Данталлион был его полной противоположностью: более высокий и мощно сложенный, с темной кожей с золотыми узорами и иссиня-черными волосами, небольшими рожками, и черными когтями на руках и крыльях. Он был вспыльчив, как и все демоны, но быстро отходил, жесток, умен и крайне коварен.

Андрамелех гордился своими отпрысками, он уделял им очень много времени, дал им самое лучшее образование, всегда присматривал, и если это было необходимо, защищал — таким стойким родительским инстинктом мог похвастаться не каждый демон. Когда родился Уркварт, младшенький, этот самый инстинкт перемкнуло окончательно, может именно поэтому все так и случилось? Впрочем, гадать теперь было бессмысленно, осталось разобраться с последствиями и дать по рогам всем виноватым, а в том, что таковые найдутся, Андрамелех не сомневался. Совершенно.

— Дети мои... вы уже знаете, что произошло... — тяжело выдохнул глава семьи, давая сыновьям разрешение сесть на низкие удобные стулья.