Когда жить уже не хочется...

Горю моему не было границ.

Я бросил всё и уехал, подальше от того места. Много путешествовал, построил вот этот дом. А потом повстречал тебя. И ты перевернула мой мир с ног на голову. Я вновь почувствовал себя живым.

Ты не представляешь, каково это жить в клетке. Поначалу я искал тебя. А потом ко мне пришла официальная почта, которая переправлялась магически сюда. И там было приглашение на бал от Аглаи. Туда идти я не хотел, но меня заинтересовало, почему если она знает, что меня нет, то шлёт приглашение. Тем более не переправляет почту в мой загородный дом, а именно в городской.

— И ты решил сходить проверить?

— Да. А там увидел тебя.

— Как ты меня узнал?

— По ауре. Она у тебя нежно-голубого цвета. Красивая. Ну а увидев тебя я забыл обо всём на свете. Притащил тебя в свои покои, которые отводила мне Аглая, когда гостил. И только увидев детей мозги вернулись на место. И поставив на них дополнительные блоки и защиту, я ушёл заметать следы своего пребывания в гостях у Аглаи.

— И что было дальше?

— Я вернулся в свой дом в том городе, где вы жили и застал незнакомца в своей постели.

Я ждала продолжения, но муж замолчал. Долго собирался с мыслями, гладил меня, но мне кажется, что мыслями был далеко. А я молчала, просто наслаждаясь его прикосновениями.

— Я мог тебе всё рассказать, но ты могла не поверить. Ведь тот человек, что играл меня — он тоже хороший. Я наводил справки, у него есть дочь, правда, она очень больна, а у него денег нет на её лечение, которое ему пообещали за границей. Он неудавшийся учёный. Не знаю, где Аглая его раздобыла. Да ещё и синеглазого.

— Зачем нужно было изображать тебя.

Про внешность я не спрашивала. Теперь было понятно, почему он так выглядел, лохматый и бородатый. Так было меньше шансов, что дети или кто-то из знакомых его узнает, поэтому он и не позволял мне его причёсывать.

— Думаю, что из-за детей. Ты ничего не помнила, и она не знала, кто ты, хотя ты оказалась ей полезна. Но детей она узнала. А уже прошло много времени с пожара и как они пропали. Думаю, что Аглая считала, что они помнят только характерные черты лица. Например, синие глаза. Поэтому ей понадобилось время чтобы отыскать похожего мужчину, да ещё и учёного и тебя пристроить к нему в ученики. Его цель была очаровать тебя, втереться в доверие. Ну а когда придёт пора, вынудить тебя сбежать с ним.

— Но зачем всё это?

— Чтобы убрать детей. Но не тут, на виду, а никто бы и не узнал, если бы в дороге с вами что-то случилось. Ну случилось и ладно. Кто такая ты? Незнакомка, которую Аглая приютила у себя по доброте душевной?

— Но почему так долго нас не трогали?

— Потому что самозванец влюбился в тебя. Да и ты была к нему неравнодушна. А я не мог тебя запереть, помня свой опыт с женой. Насильно мил не будешь. Ты должна была сама выбрать меня, осознанно. Я дал тебе выбор. И ты выбрала меня. Мне было очень приятно, милая. Ты ведь сама попросила меня забрать.

— Но зачем ей убирать твоих детей?

— Она всегда ненормально ко мне относилась. Это даже не любовь, а какое-то просто желание обладать мною. Она предлагала ничего не обязывающие отношения, но я отказал, ведь любил жену. Тогда она решила убрать её и наших детей. Да, я был в горе, но потом она бы помогла мне горе пережить. Но я уехал. Рано или поздно я бы объявился, а тут ты с детьми. Вряд ли б я остался равнодушным к женщине, которая стала матерью моим детям. Вот и надо было убрать тебя из города, пока я не приехал. На балу тебя должен был очаровать самозванец, якобы красивую незнакомку, ну а потом на следующий день он бы узнал. Но ты ушла с бала. А самозванец стал продолжать сорванный сценарий и действительно узнал тебя.

— Но получается, что самозванец всё же решился на убийство меня?

— Нет, но он приказал убрать детей.

Тут вспомнились слова мужа о том, что ТЕПЕРЬ с ними порядок.

— Хочешь сказать, что малыши пострадали? — я в ужасе ждала ответа.

— Они не успели. Их только оглушили. Поэтому я забрал малышей и проверил, что они в порядке. Запустил на всякий случай исцеляющее снотворное заклинание.

Сердце немного успокоилось, но я продолжала переживать. Муж поцеловал меня в шейку, откидывая непослушные локоны и, завалив на подушки, навис сверху.

— Как он мог? — мне надо было выяснить всё до конца.

— Когда всё это затевалось, главная цель Аглаи была устранить детей. Что станет с тобой — было не важно. А когда на кону стоит жизнь твоего ребёнка и чужих, думаю, что выбор очевиден. Вот только Аглая подстраховалась, кучер отдал приказ за самозванца, чтобы тебя устранили. Я ведь почувствовал твою тревогу, предлагал прийти.

— Но ведь на людях нельзя.

— Когда на кону твоя жизнь или жизнь детей — это уже не важно. Я бы замёл следы, в любом случае.

— Ты убил бы всех свидетелей?

— Нет, я бы подчистил им память. Ну а со злодеями я бы рассчитался.

— И что теперь?

— Тебя и детей устранили. Во всяком случае, так все считают. Самозванец на себе волосы рвёт.

— Ты не поквитаешься?

— Я отметил каждого, так что найду в любом случае, да ещё заклинание наложил, что больше обидеть никого не смогут, разве что играть в злодея. Подождём, что предпримут самозванец и Аглая. Пойдёт ли он к ней рассчитываться? Если пойдёт, то он — не жилец. Надеюсь, ты это понимаешь?

Я смотрела в глаза мужа и понимала, что тот, кто приказал убить моих малышей — не заслуживает жить.

— А его дочь?

— Посмотрим. Ничего обещать не могу.

И он наклонился и поцеловал меня в губы. Но я не ответила.

— Ты всё ещё сердишься?

А я замолчала и опустила глаза. Он вновь поцеловал, и вновь не получил взаимности. Тогда лёг рядом, но не ушёл. А я ведь уже готова была обидеться, если уйдёт.

— Ты права. Я должен был всё рассказать сразу, как ты заговорила о доверии. Я не должен был сомневаться. Но это сложно доверять незнакомому человеку после того, как всю жизнь привык скрываться и не открывать душу никому, кроме детей.

Он прав, но и простить вот так просто я не могла. Да, я его понимала. И понимала так же и то, что муж очень близок с детками. И мне надо больше с ними времени проводить и общаться, как я советовала Аглае. Но муж плохо разбирается в женской психологии. Я должна ему сказать о своих чувствах.

— Меня всё равно гложет обида. Мне приятно, что ты сейчас не ушёл, а остался рядом. Но я не могу вот так взять и простить. Ты должен заслужить прощение. Я хочу ухаживаний и доверия. Ты будешь учиться мне доверять. Поначалу просто учиться общаться, делиться со мною своими мыслями, чувствами. Надеюсь, со временем тебе захочется мне просто всё рассказывать, например, кого видел, с кем общался, как день прошёл. И мне приятно твоё внимание, даже когда ты пристаёшь недвусмысленно. Но пока я не прощу тебя до конца, близости между нами не будет. И я очень надеюсь, что ты не уйдёшь сейчас, после моих слов.

Эти слова дались тяжко. Озвучивать свои чувства очень страшно. Что если он не поймёт? И всё равно уйдёт? Что если поймёт не правильно?

— Да, и ещё только заговори о другой или пригрози мне ещё раз блокировкой дара, — я прищурила глаза. — Найду себе более сговорчивого мужа!

И в этот момент я не шутила. Я бы ушла от него. Да, детей бы не бросила, забрала б с собою. А с отцом они смогли бы видеться, по выходным, как при разводе. А что? Я же и до этого справлялась, и находила способ их прокормить. Справилась бы. Им нужна мама, как ни крути. Они ведь даже вызвали меня из будущего. Поэтому давая им выбор, с кем жить, я не сомневалась, что выберут меня.

— Я понял! — сказал примирительно муж. Подскочил с постели и... исчез.

Обалдеть! И что же он понял? Я была в шоке. Вот только он тут же появился с распустившейся розой, которая была в горшке. На кустике было семь цветочков.

— Прости, милая. Я постараюсь загладить свою вину. Но насчёт исчезновений вот таких — не выполнимо. И я не могу тебе о них сказать, потому что это должна быть для тебя неожиданность.

Я нахмурила брови, но цветок взяла. А муж поймал меня в объятия. В ответ наигранно надула губки, а он поцеловал. Нежно так, что я с трудом удержалась на своих двоих.

Но дальше мне следовало сказать то, о чём я могла пожалеть. Всё же так можно было рассуждать с позиции двадцать первого века, а не девятнадцатого. Поэтому тут ещё вставал вопрос чувств. Позволит или нет. Мог и не позволить и я сильно рисковала и собой и детьми. Что если выкинет на улицу и детей заберёт, ведь будет в своём праве, для них я чужая по крови?

— Да, и ещё. Мне нужна лаборатория, кабинет, а ещё я собираюсь заниматься разработками кое-какими. В общем, я хочу открыть своё дело. Но не под твоей фамилией, а своё собственное. И ты туда не будешь лезть, если я не попрошу. И вся прибыль будет моей. Только моей. Семью же ты сам содержишь. А это будет мой капитал, чтобы ты не расслаблялся, я смогу прокормить детей и без тебя. И найти себе другого тоже смогу. Вот! — хух, сказала, выдохнула с некоторым облегчением.

Жду реакции. Страшновато. В этом времени всё же муж содержит семью, и равноправием здесь и не пахнет.

— Хорошо, Зинаида Михайловна, как скажете, — и он закружил меня в объятиях.

— Как ты мог бросить меня в объятия другого!!! — это было обиднее всего. — Ведь мужчины собственники! Ты не мужик! Во!

А что, обидно? Почувствуй себя на моём месте! Знаю, плохо говорить гадости в ответ, ведь сейчас говорят не мои настоящие чувства, а обида, и я хочу сделать ему больно.

А он закрыл глаза и просто обнял. Крепко-крепко, зарываясь носом в мои распущенные волосы.

— Я заслужил этих слов. Прости меня, любимая.

А потом отстранился. Окинул изучающим взглядом.

— Но у меня условие.

— Какое?

— На работе ты будешь в мужском костюме. И про то, что ты женщина, никто знать не будет.

Не, ну нормально? Я хотела возразить, но вовремя прикусила губу. Я и так слишком много условий поставила, и самое главное, что он их проглотил. Это компромисс.

— Хорошо, — сказала я несколько грустно, а он наоборот, просиял.

* * *

**

Мне всё не давал покоя один вопрос, но я не могла ухватить его за хвост. Поэтому когда смогла сформулировать, спросила про самозванца. Ну, точнее про тот домик, где у меня была теория, там ведь микро-климат был, для каждой отдельной комнатки. Как же так? Не мог его ведь создавать мой учитель.

— Так он и не создавал. Там у дома своя вентиляция.

— А замок?

— Ну, совершенно обычный.

— Никакого волшебства?

— Нет, милая. Никакого.

— А на заводе почему нет вентиляции?

— Руки не дошли. Ничего ценного там не хранилось, так что было не к спеху создавать, да и я вечно в разъездах был. А потом и вовсе уехал, когда всё случилось.

— А диван? Ну, софа.

— Не знаю, я не следил. Но ты считаешь, что без волшебства ничего появиться не может?

Я надула губки. Ну вот, а я ведь думала, и правда, про что-то мистическое.

— Если ты так хочешь, я могу создать для тебя что-то такое волшебное.

И в саду появились качели, вот из ниоткуда.

— Совершенно обычные качели.

— Но если они тут взялись, значит, откуда-то изъялись.

А муж улыбнулся и позволил мне рассмотреть их поближе. Это были деревья, почти, разве что с металлическими вставками, где шарниры. Ну и сиденье уже было неживым деревом, а досками.

Я подошла к мужу и поцеловала его.

— А я так смогу?

— Как-нибудь сможешь, — загадочно сказал он.

* * *

*

Кабинет у мужа я оккупировала, всё время рисовала то, что могла вспомнить.

— Значит, это достижения из будущего? Да, не сильно вы продвинулись за сто пятьдесят лет.

А я одарила его удивлённым взглядом. Он был прав. Все достижения моего времени по сути были изобретениями прошлого, только вот в массовое производство их смогли пустить только к концу восьмидесятых.

— Так ты мне поможешь воплотить в жизнь эти разработки?

— А что мне за это будет?

— Шантажист. И что ты хочешь? Прибыль с дохода?

— Нет.

— А что?

Его глаза сверкнули нехорошим азартом.

— Нет! — сказала, как отрезала я. Хочет уменьшить срок воздержания...

— Я же ещё ничего не сказал, — сделал вид, что обиделся.

— Так что?

— Ничего. Уговори меня.

Хитрец! Ох хитрец!

Я подошла и обняла его, а он стоял как скала, и руки не распускал. В такие моменты он держался отстранённо.

Привстала на носочки, дотянулась до его губ. Поцеловала. Ноль реакции. Ещё разок и ещё. На третий он всё же ответил.

А я... я испытала желание его подразнить. Расстегнула его рубашку и провела ладошками по тёплой коже, и даже ноготками. Ох, зря я это сделала. Потому что взгляд у мужа потемнел, а в следующее мгновение он прижал меня к столу.

— Значит, только тебе положено меня дразнить? — юбка была беспощадно задрана, а дальше он стянул с меня трусики.

— Я ждал полгода, милая, — он был зол. И терпению его подошёл конец.

Мы уже давно поженились по местным законам, почти сразу. И спали всё это время вместе. И детей он усыновил, моих детей, давая им все права на наследство. Но интимной близости у нас не было. Я могла его дразнить, доводя до исступления, а он уже жалел, что согласился на мои условия. Но слово волшебника нарушить не мог. А когда я открыла свой магазин, мне приходилось изображать из себя мужчину. По условиям того же договора, причём не просто одеваться как мужчина, на меня муж накидывал настоящую мужскую личину. У меня были наёмные рабочие — молодые девушки, которые продавали женское бельё, корсеты для беременных, а также всякие поддерживающие устройства. Был ещё и отдел медтехники, с костылями, инвалидными колясками, тонометрами и прочим.

Что до чистилок и мясорубки, то муж сделал так, что Аглая привилегии на них не получила. Но не потому, что муж наколдовал что-то. Просто все изобретения регистрировались в международном патентном бюро, а у них внегласный приказ был, не давать привилегии русским. Поэтому в любом случае ничего бы не вышло. Поэтому меня оформили как англичанку, причём дворянского сословия, и все изобретения регистрировали на меня. Ну а потом мы выкупали "якобы" патент и начинали производство. Пришлось, всё же в общий семейный бюджет отдавать часть дохода, а именно как раз ту сумму, которая проходила по документам за выкупку прав.

Но я была не против.

И вот сейчас я была в западне. В моём кабинете, готовая принять мужа. От одной этой мысли меня бросило в жар. А он ждал. Чего?

— Тебе особое приглашение нужно? — я даже растерялась немного.

— Ты меня прощаешь?

Блин, я и забыла. Ведь все условия были магическими. Даже при всём желании он не мог их нарушить. Он мог меня раздеть донага, но на этом всё. Или ласкать одетую, вплоть до груди, но ниже — фиг вам, называется.

А я хотела его, нет, не так, желала.

Я расстегнула его рубашку, сняла её. А потом расстегнула ремень на его брюках, которые тоже сняла. Он желал меня, я убедилась в этом воочию, а я знала, что стоит мне его простить, и изголодавшийся зверь просто возьмёт меня. Прелюдия уйдёт на второй план.