Стёпа вывел нас в небольшой заливчик, мы с ним бросили якоря и он передал нам с Ларисой двухметровые прочные удилища. Я обратил внимание на довольно мощные крючки и толстую леску. Если вспомнить, какую рыбу нёс Никитин, то леска такой и должна быть. А вот наживка оказалась необычной: многоногие вялые желтоватые гусеницы, больше похожие на мокриц, чем на червяков, непрерывно копошащиеся в коробочке.

У жены округлились глаза.

— Насади мне ЭТО на крючок! Я не могу! Они даже противнее, чем опарыши! — объявила она под хихиканье Стёпки, после этих слов принявшегося заверять, что 'червяки' не кусаются.

Пока я возился с раскладыванием удилищ и насаживанием наживки, паренёк уже вытащил первую рыбу.

— Мелочь! — объявил он, собираясь выбросить в воду двухсотграммового поджарого 'окуня'.

— Оставь! — попросила Лариса. — На уху пойдёт!

Рыбацкое правило 'чем разнообразнее рыба, тем вкуснее уха', Лора хорошо усвоила. А через пару минут уже и сама с трудом тащила из воды упирающегося килограммового 'леща'.

— Я же говорил, что хорошее место знаю! — похвастался Стёпа, когда, изрядно поборовшись с добычей, я вытащил рыбину, по моим прикидкам, тянущую уже почти на два кило.

Клевало, конечно, не очень часто. Порой, раз в десять-пятнадцать минут, но в три удочки мы за полтора часа натаскали не меньше двадцати килограммов.

— И что теперь нам с этой рыбой делать? — поинтересовалась супруга. — Никитины её сушат и дома хранят, а ты её собрался в машине в Порто-Франко везти? Мы же задохнёмся от её запаха в дороге.

— Мама лишнее купит! — успокоил Стёпка Лору, уже упарившуюся на солнце и собирающуюся вплавь отправиться на берег. — По тридцать копеек за килограмм. Она вечером сдаст заготовителям, которые её в город отвезут. А вы, тётя Лариса, точно до берега сможете доплыть? Может, вас довезти?

— Точно доплыву! Здесь плыть-то всего полкилометра! А ты, любимый, тоже не увлекайся, — скомандовала она уже мне. — Азарт азартом, но и об обеде пора подумать!

Степан, для которого удивителен был такой дальний заплыв, время от времени с беспокойством поглядывал на торчащую из воды голову моей ненаглядной, пока Лора не оказалась вблизи практически пустой стоянки лодок и катамаранов.

— Ничё себе, как она далеко плавает! И где так научилась?

— На море, Стёпа. Ты сам-то на море когда-нибудь бывал?

— Не-а! Пока в Челябинске жили, я маленький был, а в Порто-Франко мы ненадолго задержались, я на него так и не посмотрел. Вот моё море, — обвёл он рукой водохранилище.

Ирине мы сдали почти всю рыбу, кроме мелочи, пошедшей на уху, практически окупив стоимость нашего пребывания на базе. Судя по тому, что вечером к хозблоку базы действительно подкатил фургончик-рефрижератор, бывшая челябинская гимнастка и на этом зарабатывала. Молодец, что тут скажешь?!

В воскресенье вечером мы уезжали с базы практически последними. И тоже ради того, чтобы не попасть в пробку на въезде в Демидовск. Ну, отвык я от них за прошедшие после отъезда из Киева годы!

Крым, июль-август 2014

К хорошему привыкаешь быстро. К отсутствию пробок, к уличной толкотне, к чистому, прохладному воздуху Урала.

— Но в Крым в этом году я поеду! Из принципа! — ещё в начале лета объявила мне Лариса.

Ехали в том году многие. Не только мы, вынужденно уехавшие с Украины, но и обычные россияне, которым любопытно было своими глазами убедиться в том, что действительно Крым — наш! Не в смысле государственной принадлежности полуострова, а по настрою крымчан. Хотели убедиться, что жители Крыма действительно так дружно голосовали на референдуме за присоединение к России.

Настроения мы знали прекрасно: бывали в Крыму не единожды, дружили с самыми разными людьми из самых разных уголков полуострова, разговаривали с местными каждый свой приезд. Сомнений в результатах волеизъявления не было нисколько. Нам просто надо было поправить здоровье на море.

Год назад нам не удалось остановиться в понравившейся нам квартире на Дражинского в Ялте из-за того, что у хозяйки на время нашего отдыха уже были отдыхающие. И мы тогда сняли жильё чуть выше, в Матросском переулке, хотя с Наташей, с которой мы подружились по предыдущим приездам, встречались.

Лора позвонила Наташе в начале июня и 'застолбила' нам время с конца июля по середину августа. Чтобы не застрять в пробках, которые непременно возникнут на Керченской переправе, когда тысячи людей ломанутся в континентальную Россию, стараясь успеть домой к 1 сентября.

Выехали из Миасса ночью и к следующему вечеру добрались до Саратова, одолев 1200 километров. Следующая ночёвка была намечена в Ростове. Мы даже по телефону забронировали в Батайске номер в мотеле. Но после того, как выехали в районе Павловска на трассу М4, к которой мы добирались районными дорогами (кстати, прекрасного качества, если не считать ушатанного в хлам участка возле Балашова), упёрлись в хроническую пробку этой трассы, сужающейся до одной полосы в каждую сторону. В результате Ростов проезжали глубоко ночью, а администратор мотеля объявила, что сдала наш номер другим.

Ещё два часа мы мотались по придорожным мотелям и гостиницам в окрестностях Ростова. Толпа бешеных отдыхающих осаждала их ежеминутно, но мест нигде не было. В принципе. Я уже даже намеревался укатить куда-нибудь в Аксай или даже в Новочеркасск, чтобы найти ночлег там.

Выручили ростовские таксисты, которых мы попросили помочь в поиске гостиницы. Один из них, позвонив кому-то по телефону, привёл нас 'на хвосте' в ещё недостроенную (заканчивалась отделка двух верхних этажей) гостиницу, где мы по-королевски отоспались в отдельных номерах за очень умеренную оплату. А в середине следующего дня (мы, собственно, так и планировали выезжать из Ростова, чтобы приехать к переправе среди ночи) нас уже ждали узкие дорожки Таманского полуострова. И нудное движение по ним в колонне, из которой невозможно вырваться, поскольку навстречу движется точно такая же бесконечная вереница машин, возвращающихся из Анапы и Крыма.

К порту 'Кавказ' действительно приехали уже затемно, и ожидание в очереди на паромы заняло всего четыре часа. Это притом, что накануне отъезда мы отслеживали, сколько времени приходится стоять другим желающим воспользоваться переправой, и оно составляло 12, 20, 40 часов... А с рассветом наш 'Дастер' уже съезжал на землю Керченского полуострова.

Крым встретил нас пасмурной погодой: уже пару дней на Южном берегу шли дожди, на извилистой горной дорожке от Судака до Алушты время от времени попадались следы недавно сошедших небольших селевых потоков. Во время остановки на перекус в Рыбачьем обратили внимание на пустой пляж.

— Штормило вчера, а сегодня пасмурно, вот люди и не вышли ещё на море, — пояснил официант прибрежного кафе.

Отдыхающих, как он пояснил, действительно было немного меньше, чем годом раньше, но не настолько, как живописала украинская пропаганда.

— Все едут в Ялту, Алушту, Евпаторию, Севастополь, а наши небольшие посёлки не очень известны в России.

В Алуште, где низко висящие тучи наконец-то пролились дождиком, действительно оказалось полно машин с российскими номерами. А на улице Киевской в Ялте привычно стояла пробка от автовокзала до рынка. Как обычно, была забита машинами и улица Дражинского, после нескольких дней езды по которой любой 'чайник' становится неплохим городским водителем. И парковаться на ограниченном пространстве научится, и пролезать между машинами, едва не касаясь их зеркалами...

Наташа встретила нас радостным известием. При Украине она, получившая в молодые годы серьёзные увечья в ДТП, даже не мечтала попасть на дорогостоящую операцию, а через полгода после присоединения Крыма к России уже получила извещение о том, что в октябре её бесплатно прооперируют в Воронеже. Созвонившись с ней в следующем году, мы узнали, что она готовится ко второй бесплатной операции. Могла ли она быть недовольной тем, что стала гражданкой России?

Буквально через пару дней, отдохнув с дороги, мы поехали с визитами к родственникам Ларисы. Её двоюродная сестра с дочерью на лето сдали свою квартиру и поселились на крошечной дачке неподалёку от зоопарка. Чудесный вид на город-курорт компенсировал полное отсутствие удобств, но обе женщины не роптали: это в курортный сезон у них есть стабильная работа, а зимой деньги, полученные от летней сдачи собственного жилья отдыхающим, могут стать единственным их доходом. И такая ситуация у очень многих горожан: летом с деньгами густо, а зимой пусто.

Было и неприятное известие: их мама и бабушка, которую мы с женой просто обожали, так переживала из-за мартовских событий, что, придя с референдума, перед которым она страстно агитировала соседей голосовать за воссоединение с Россией, слегла с инсультом. Подняться она сумела, но вторая дочь вывезла ей на лечение за границу. Навсегда.

Недовольна присоединением полуострова была ещё одна родственница супруги, вдова ялтинского строительного начальника. Её обидели тем, что у кого-то из подружек после пересчёта пенсия поднялась в три раза, а у неё — только в два с половиной. Теперь она компенсировала эти 'убытки' повышением цены аренды второй квартиры, расположенной в паре сотен метров от набережной.

И не только она одна. Та категория ялтинцев, что привыкли 'стричь отдыхающих', словно с ума посходила, задирая цену на всё и вся. Особенно — если сравнивать цены, которые были ещё год назад, при Украине.

— Так в России и люди богаче живут, чем на Украине! — нашли они оправдание своему рвачеству. — Если вам дорого отдыхать на Чёрном море, то отдыхайте на Белом!

Привычное курортное хамство 'местных' проявлялось не только в высказываниях. У нас с Ларисой вылезли глаза на лоб, когда мы приехали на знаменитый ялтинский рынок. Если у нас в Миассе килограмм привозных помидоров стоил 60-80 рублей, то здесь их, растущие у каждого в огороде, продавали по 250. Но только на самом рынке. Стоило отойти в сторону, и цены на овощи и фрукты стремительно падали. Вплоть до привычных нам миасских на раскладках, расположенных на периферии. А то и ниже. Тем не менее, жители обеих российских столиц и 'северов' восхищались, что здесь всё 'так дёшево'.

Побывали мы и на плато Ай-Петри, у друзей крымских татар, с которыми сдружились ещё в 2006 году. Молодые ребята держали кафе-павильон, и, в общем-то, благожелательно отнеслись к смене своего гражданства. Ничего хорошего они от Украины не видели, но с опаской ожидали и шагов российских властей, поскольку совершенно откровенно признавали, что многое в их заведении сделано с нарушениями санитарных и строительных норм.

— К нам тут уже приезжали инспектора. Не штрафовали, не наезжали. Просто записали все недочёты и передали нам, чтобы мы их устранили. Чего от них дальше ждать? — переживал хозяин заведения.

— Если исправишь, то никто больше трогать не будет, — успокоил я его. — Требуют россияне куда жёстче, чем украинцы, но и без дела стараются не докапываться.

— Знаешь, что смущает? Раньше мы каждый год собирали с каждой 'точки' по пятнадцать тысяч долларов для 'меджлисовцев' в Киеве, которые нам обещали защиту от 'наездов' чиновников и легализацию всех наших 'точек'. Каждый год собирали, каждый год обещали, но всё оставалось по-прежнему. Не знаю, на что эти деньги уходили. А тут приехало руководство республики из Симферополя и без всяких денег сказало, что всех легализуют. Можно им верить?

Через пару лет я пожалел о том, что ответил 'можно'. Жадность взяла верх, и плато Ай-Петри очистили от татарских кафе и торговых точек. А площадку отдали под застройку кому-то из приближённых руководства Крыма.

Несколько дней в Ялте стоял дым пожара: горел лес, подожжённый в заповеднике, расположенном в горах прямо над городом. Поджигателей поймали. Ими оказались приехавшие 'на отдых' боевики 'Правого сектора', решившие таким способом отомстить 'рашистам', 'предавшим Украину'.

Последние пять дней отдыха мы провели в Севастополе: нас пригласил к себе Николай Железняков, один из казачьих активистов, приезжавших на киевский 'Антимайдан' в декабре 2013 года. Именно с ним мы пытались решить вопросы создания вооружённой самообороны в дни госпереворота. Теперь он регулярно возил севастопольских казаков защищать республики Донбасса. И в очередную командировку он уехал после звонка своего руководства за день до нашего отъезда из Крыма. Собрал боевое снаряжение, простился с женой и тремя детьми и поехал.

Он-то и рассказал нам, что провокации, вроде поджога заповедного леса над Ялтой, отнюдь не редкость.

— Леса поджигают, опоры ЛЭП валят, газопроводы разрушают. Далеко не всё эфэсбэшники предают огласке, чтобы панику не сеять. Знакомые ребята из 'конторы' говорят, что десятками отлавливают этих тварей, а они лезут и лезут! Граница-то не закрыта, отдыхающих с Украины, хоть и меньше немного стало, но всё равно сотни тысяч. А кто же разберётся, что у кого на уме?

Вскоре Украина в полной мере проявила свою сущность государства-террориста, перекрыв поставку воды на полуостров (что, кстати, согласно международных норм является преступлением против человечности), а потом и взорвав линии электропередач, по которым шло электроснабжение Крыма. Но это было уже после нашего отъезда.

Назад тоже ехали не через Симферополь, а горным маршрутом: Ялта, Алушта, Судак, Коктебель, Феодосия... Проезжая Судак, не поленились заглянуть в Новый Свет, который, как я считаю, совершенно справедливо когда-то носил имя Парадиз, Рай! Заглянули искупаться в чудесной зеленоватой воде бухты и пообедать в нашем любимом кафе 'Екатерина', где нас узнала одна из официанток, обслуживавшая меня, Ларису и мою дочь, с которой мы в 2009 году отдыхали в Судаке.

В Феодосии заправил полный бензобак. И правильно сделал, поскольку очередь на паром начиналась в четырёх километрах от порта.

Встали мы в эту очередь около полуночи. И к рассвету продвинулись всего километра на два.

Пока не взошло солнце, стоять в чистом поле было даже приятно: обдувает свежий ветерок, прохладно. Но потом вышло дневное светило, и проблемой стало даже банально сходить по нужде: на сотни метров — ни единого деревца, ни единого строения. И на эти четыре километра очереди автомобилей — ровно два биотуалета. По ту сторону пролива они стояли каждые сто метров, каждые пятьдесят метров располагались столики для продажи продуктов и напитков, каждые двести метров — душевые кабинки с огромными баками, в которых вода нагревается от солнечных лучей. А здесь — три-четыре старушки, разносящие пирожки и чай в термосах вдоль огромной вереницы машин, то и дело объезжаемой 'местными'. Им и жителям Краснодарского края въезд на паромы вне очереди.

Часов через восемь стояния на дороге, наконец-то, нас впустили в 'отстойник' паромной переправы. Порадовало лишь то, что там было где купить еду и воду. Но неподвижное стояние на раскалённой площадке под знойным крымским солнцем напоминало садистскую пытку. Длительностью ещё восемь часов. И можно лишь представить, какое счастье — после шестнадцатичасового ожидания въехать на борт старенького советского парома, который доставил нас... в раскалённые от зноя пески Таманского полуострова. Не зря Лора назвала этот 'отстойник' Керченским Талергофом.