Арка 8

— Да ну на..., — Аиша осеклась под взглядом брата. — Чо?

— Не матерись, — мрачно сказал Брайан. — Ладно, Лиза, излагай по порядку.

— Наша задача — вынести Барыг и их прихвостней, зачистить Доки и окрестные районы, разгромить все их лаборатории по производству наркотиков, приструнить мародёров и грабителей. Устраняем конкурентов и улучшаем собственный образ, делаем город чище. Империя, кстати, занимается тем же самым, но продлится это недолго. Империю уберут, скорее всего, это будут Странники, но это лишь догадки. По итогам в городе останется только одна банда суперзлодеев — мы, и мы будем править, тихо и мирно, превратив Броктон-Бей в образцовый город.

Аиша громко фыркнула, потом расхохоталась на пару с Алеком.

— Почему-то я так и думал, — кивнул Брайан. — Это будет непросто.

— Да я в одиночку их вынесу! — заявила Аиша, размахивая ножом.

— Аккуратнее, — Брайан отобрал нож у сестры, которая тут же нахмурилась и исчезла. — О чём это я?

— Будет непросто, — кивнула Лиза, — но босс решил облегчить нам задачу. С нами будут два десятка его Наёмников, которые возьмут на себя силовую часть и самую грязную работу. Лучше всего было бы обойтись без трупов, но, к счастью, босс понимает, с какой публикой нам придётся иметь дело.

— Понятно, — ответил Мрак и оглянулся. — Нас вроде было больше?

— Не знаю, вроде все на месте, — ответила Лиза, оглядываясь. — Ну что, с чего начнём?

— Когда их много, а ты один — бей самого сильного, — задумался Брайан. — Начинать нужно с Толкача и его масок, причём так, чтобы с одного удара убрать их.

Ногарэ 8.21

15 мая 2011 года, Броктон-Бей

Из тревожного сна Эми вырвал звук самодельной, импровизированной сигнализации.

— Ебать! Какой пидарас тут разбросал банки и стекло? — донёсся грубый мужской голос.

Хрустящее стекло, шарканье подошв.

— Вечно нажрутся и насрут прямо там же, — хрипло рассмеялась женщина. — Животные!

— Хорош пиздеть, нам тут не жить, — раздался ещё один мужской голос. — Быстро прибрались тут и заняли позиции, Сохатый будет тут через полчаса.

— Да с хуя ли, — сказал первый, высморкавшись. — С каких это пор среди торчков завелась дисциплина?

— У них, может, и нет, а у нас есть, — ответил второй. — Так что жопы в руки и бегом, пока Крюковолк тебя за яйца не подвесил!

Эми замерла в ужасе. Что здесь делает Империя? Это же центр Доков, откуда тут имперцы? Уже оправились от битвы с Левиафаном и решили расширить своё влияние? Донёсся звук сгребаемого в кучку мусора, Эми нарочно собирала банки и стекло, чтобы всё выглядело естественно и в то же время служило сигнализацией в случае опасности.

— Пит, осмотри второй этаж! — скомандовал второй голос.

— Да нет там нихуя!

— Осмотри, давай, нам не нужны проблемы, — прикрикнул первый.

Что-то залязгало и загремело внизу, Эми задержала дыхание. Она пряталась в нише в стене, накрывшись серым одеялом, закутавшись в такие же тряпки. В наступающей вечерней тьме могут и не заметить, если не будут всматриваться. У имперцев дело к какому-то Сохатому, которого Эми не знала, но не торопилась сочувствовать.

В комнату заглянул мужчина, и Эми замерла, отводя взгляд в сторону.

— Джон, нет здесь никого! — крикнул мужчина, предположительно по имени Пит.

Шаги. Ещё лязганье. Эми замерла, прислушиваясь к звукам. Щелчок зажигалки, и снизу потянуло сигаретным дымом.

— Значит так, — сказал Джон, — Сохатого сразу на глушняк, самого слабого берём в плен и сразу колем, где они товар брали.

— А с товаром что? — деловито спросила женщина.

— Товар должен остаться целым, — отрезал Джон. — Наркотики нам и самим пригодятся.

— Ты что..., — начала было женщина.

— Не для употребления, дура! — прикрикнул Джон. — Продадим всяким пидарасам и неграм, пускай они торчат и дохнут.

Ответа не последовало, ещё немного что-то прошуршало, а потом всё затихло. Эми тоже затаилась, стараясь даже дышать незаметно. Хорошо, что обошлось, не пришлось никого касаться, применяя силу. Полчаса можно и подождать, всё равно теперь Эми вела вечерне-ночной образ жизни, избегая появляться на улицах днём.

Воспоминания о побеге из госпиталя были туманны и размыты, только ощущение — не коснуться никого! — было резким, отчётливым, почти что цветным посреди серого мира. Мудрое тело привело её в самый пустой из районов Броктон-Бей, туда, где шансы коснуться кого-то, подействовать на мозги, были минимальными.

То, что у неё не было при себе практически ничего, не волновало Эми, занятую душевными переживаниями. Лицо Кэрол, слова Славы, ссора, выкрики, вид Марка в депрессии, воспоминания из прошлого и события настоящего, всё это крутилось в голове Эми непрекращающимся водоворотом. Она знала, что должна пойти и сдаться властям, и не могла принудить себя сделать это. Воображаемый вид Виктории, смотрящей на Эми с презрением и выплёвывающей "Преступница!", обращал ноги Панацеи в желе.

Да, она — преступница. Она — злодейка.

Но услышать такое из уст любимой сестры? Эми не находила в себе сил для такого. Маленький поступок, маленькое нарушение собственного морального кодекса стало — как Эми и опасалась — дырочкой в плотине. Давно сдерживаемые эмоции и чувства хлестали потоком, снося "плотину героизма" Панацеи, размывая её и обращая в прах. То и дело всплывающее воспоминание об изменении Пиггот — о боже, как это было легко и приятно! — не улучшало ситуации.

Захваченная вихрем мыслей, воспоминаний и эмоций, а также ложным ощущением безопасности, Эми ушла в себя, выпав из окружающего мира, и не сумела вовремя заметить опасность. Её окружили, схватили, кто именно, Эми не помнила, лица их так и остались размытыми пятнами перегара. Мудрое тело опять среагировало быстрее головы, занятой воспоминаниями о сцене в доме Даллонов, и парализовало нападавших, попутно стерев им самые свежие воспоминания.

И это было до того легко, что Эми взвыла тогда, как раненая собака, бросилась бежать прочь, опять не разбирая дороги. Налетела на что-то, разбив в кровь руки и лицо, и боль отрезвила её, привела в сознание. Стиснув зубы, Эми вернулась к парализованным и, морщась от отвращения к самой себе, забрала себе излишки одежды, еду и выпивку.

В ту ночь, с 11 на 12 мая, пробираясь по тёмным, освещаемым лишь светом звёзд улицам Доков, Эми придумала план. Спрятаться как можно глубже в Доках. Не показываться никому на глаза, выходить только по вечерам и ночью, замотавшись в одежду. Экономить еду и пытаться достать ещё в ночных вылазках. В убежищах ли, в качестве подаяния, или воровством, лишь бы не изменениями других людей. Её будут искать, и, значит, придётся провести так не одну неделю, прежде чем можно будет попробовать сбежать из города.

Так Эми провела несколько дней, странствуя из одного пустого дома в другой, чтобы не оставаться на две ночи подряд в одном месте, совершенствуя свою сигнализацию и умение ориентироваться в темноте. Отбитые руки и колени саднили, одежда была порвана во многих местах и очень не хватало простейших предметов гигиены. Эми не могла заболеть, но она воняла и смердела, и это сильно раздражало её, привыкшую к чистоте больниц.

При этом какая-то внутренняя часть Эми воспринимала такую жизнь с ликованием, ибо грязным злодеям и положено жить в грязи, вонять и быть ужасными. В убежища было бесполезно соваться, по крайней мере, по ночам, но зато на обратной дороге Эми разжилась ещё тряпьём и несколькими сухими рационами, валявшимися прямо в грязи.

Больше Эми не пыталась выбраться из Доков и медленно кочевала из дома в дом, постепенно забираясь всё дальше к северо-востоку, словно норовя обогнуть область, затопленную Левиафаном, и выйти к заливу, чтобы нормально помыться. Два дня назад её убежище тоже нашли, но она успела сбежать, её потеряли в темноте.

Теперь же оставалось только ждать и прокручивать в сотый раз одну и ту же не надоедающую пластинку из жизни с Викторией. Они вместе, и Виктория обнимает её. Они вместе летят в школу. Они вместе идут на какой-то приём, где Вика встречается с Дином. Они вместе бродят по магазинам торгового центра, и Вика счастлива, примеряя и выбирая одежду, за которую платит Дин.

Звуки выстрелов, резкие, отрывистые, бьющие по ушам, вырвали Эми из сладкой грёзы, куда она было погрузилась. Кто-то надсадно орал вдали, ещё очереди выстрелов, сливающиеся вместе, маты, вопли, чьи-то команды, резкие и отрывистые. Бабах! Здание затряслось, и на Эми посыпалась пыль, что-то откололось от стены и просвистело рядом с ухом.

Это было дико, непривычно, страшно, и Эми завыла, закрыв голову руками, словно стараясь закрыться ими от всех бед. Она неоднократно лечила пострадавших от огнестрельного и холодного оружия, от Губителей, от кулаков Виктории, но вот в таких вот перестрелках не была ни разу. Тихий шелест лазеров и силовых полей не шёл ни в какое сравнение с этим ужасом. При этом Эми понимала, что рядом с ней убивают людей, и ощущала сильнейший позыв выбежать из дома, помочь, вылечить.

Но та часть её, что перестала быть героем, та часть, что нашёптывала мрачные, извращённые мысли, посылала видения влюблённой Славы — одно касание! — так вот, эта часть держала Эми на месте, не давала двинуться. Раздираемая противоречием, Эми продолжала подвывать, словно оплакивая всю свою жизнь, прошедшую под знаком преодоления и борьбы.

Настоящие родители, которых она не знала, и Кэрол, кривящая губы при виде приёмной дочери. О, как Эми боролась за то, чтобы заслужить похвалу, одобрение и любовь Кэрол Даллон, всё то, что она щедро расточала своей настоящей дочери — Виктории!

Борьба была проиграна с треском.

Виктория, вначале просто заботливая сестра, потом ещё и предмет обожания, тревоги, заботы, мыслей, которые Эми, если могла бы, вырвала бы из головы с кровью. Блистающая Слава, лицо Новой Волны, Александрия-младшая, героиня Броктон-Бей, в тени и у ног которой притаилась молчаливо страдающая серая мышка — сестра.

Борьба за любовь Вики тоже была проиграна с треском.

Попытка быть героиней и помогать людям, подавить в себе всё "злобное наследие" отца, которого она не знала. Люди славили её, не зная, что Панацея приходит в госпиталь, чтобы убежать от сестры и семьи. И что в результате? Она всё равно не убежала от неизбежного, поддалась и стала злодейкой.

Борьба за то, чтобы быть героиней оказалась проиграна.

— Бросайте оружие! — прогремел выкрик в наступившей тишине.

Эми вздрогнула, пытаясь понять, что ей делать. Потом сообразила, что ещё ничего не закончилась, и снова сжалась в комок, пытаясь закрыть уши руками, не слышать того, что будет дальше. Желание встать и выбежать на помощь уже пропало, ушло, остался только животный страх и картинки того, как её расстреливают, не разобравшись в ситуации.

Эми никогда особо не задумывалась о будущем. Вначале она была слишком маленькой, потом стало просто не до таких мыслей. В борьбе с собой, с Викторией, с школой, с Кэрол, с больницей места для размышлений о будущем уже просто не оставалось. Максимум, что мелькало в голове, это мысли о том, как они окончат школу и уедут далеко, где не будет Кэрол и Марка, и будут жить вместе, вначале как сёстры, а потом... тут фантазия обрывалась, ибо она была неприличной, неуместной, да и не собирались они бросать семью, команду и родной город.

Страх смерти, страх за любимую сестру, атакованную бандитами в торговом центре, некогда швырнул Эми в бездны триггера, превратив в Панацею. Панацея не то чтобы не боялась смерти, просто привыкла к ней, привыкла к виду страдающих, больных, умирающих, и при этом внутри терзалась маленькая Эми, желающая быть героем. Терзалась от того, что не может спасти всех, не может помочь всем, от того, что каждую секунду, которую она тратит на себя — кто-то умирает, кто-то, кого она могла бы спасти.

Потом привыкла, научилась жить с этим.

Но сейчас ей было страшно, страшно, страшно, как тогда, в торговом центре, когда она не знала, что делать, за что хвататься, и страх за Викторию толкнул её к получению суперсилы. Эми поняла, что и в этот раз боится не за себя, а боится умереть, не успев объяснить Виктории свои подлинные мотивы. Боится того, что Слава будет вспоминать её с презрением как злодейку, предавшую Новую Волну.

Осознание внезапно успокоило Эми, и она продолжила ждать, заткнув уши руками.

Когда крики окончательно стихли, она осторожно отняла руки от ушей и прислушалась. Помятые уши горели, тишина вокруг звенела и шумела, словно волны прибоя. Чуть отойдя, Эми услышала и тихие стоны с первого этажа, но всё же прислушивалась ещё какое-то время, словно не веря ушам своим.

Что делать теперь — она знала, но со знания этого толку теперь не было.

Вылечив кого-то, она прямо заявит о своей личности, а не вылечит — то, получается, даст умереть прямо у неё на глазах. Вылечить и заставить забыть? Ещё хуже. Быть героем в ущерб себе? Быть злодеем и терзаться потом муками совести? Эми не знала, что делать, и поняла, что это незнание относится не только к текущей ситуации, но и в целом ко всей её жизни.

Что делать? Куда идти? Как жить?

На все эти вопросы не было ответа, и Эми сидела, словно в трансе, под затихающие стоны с первого этажа. Потом она всё же встала, с трудом, но встала, понимая, что сюда скоро могут прибыть ещё люди, дружки загадочного Сохатого или ещё имперцы, или просто желающие поживиться грабежом после перестрелки. В любом случае они не будут небрежны в осмотре окрестностей, даже в надвигающейся ночной тьме, фонарики и свет Луны ещё пока никто не отменял.

— Помоги! — рука ухватила её за лодыжку цепкой хваткой, не разогнуть, не разжать. — Помоги!

Эми взвизгнула, пытаясь вырваться, но добилась лишь того, что упала, больно ударившись о пол. Она запаниковала, скребла руками, рвалась вперёд, но схвативший её держал крепко, даже подтянулся вперёд, словно собираясь навалиться на неё сверху. От этой мысли Эми ещё больше запаниковала, замолотила руками и ногами, забыв о своей суперсиле, охваченная лишь желанием вырваться.

— Да не дерись ты! — хрипело сзади. — Помоги мне! Денег дам! Ёбаные имперцы изуродовали, нужно к доку, он поможет!

Эми слышала и не слышала его хрипы, билась, пытаясь вырваться, затем всё же немного пришла в себя и перекатилась, собираясь оказаться на спине, чтобы получить возможность коснуться схватившего, парализовать его или просто заставить отпустить. При перекате с неё сдёрнуло платок и намотанную на голову футболку, а сама она оказалась в луче лунного света, падающего в пустой проем окна.

— Ты! — прохрипел схвативший её. — Я тя знаю! Ты ёбаная Панацея! Весь город тя ищет! Я буду богат! А ну не дёргайся!

Эми не выдержала и коснулась его, стремительно выбросив палец, коснувшись щеки. Раны его были не смертельны, даже без посещения доктора. То ли имперцы пытали, стремясь причинить максимальную боль, а не раны, то ли он просто быстро раскололся и начал выдавать информацию, а потом притворился умирающим. Судя по стонам, скорее первое, чем второе, но сейчас было важнее другое.