Арка 8

* * *

Тейлор стояла в расслабленной позе, возвышаясь на голову над стоящим впереди Алхимиком, слегка прикрыв глаза под маской Муравья. СКП была настороже. Маски бдили. И Тейлор тоже бдила, ощущая своих поданных-насекомых на четыреста метров вокруг. Кому-то из суперзлодеев может прийти в голову сорвать церемонию, как это было в музее почти две недели назад, и тогда она сможет предупредить всех заранее. Конечно, здесь Легенда, здесь все маски-герои Броктон-Бей, но... кто знает этих суперзлодеев?

Есть среди них вполне приличные, вроде Лизы, стоящей сейчас с правого края толпы и всматривающейся в происходящее, а есть и настоящие злодеи. Такие, с которыми не просто можно сражаться, а нужно, изо всех сил, не жалея жизни.

И ещё Губители, с которыми не сравнится ни один суперзлодей.

Некоторой глубинной части Тейлор было стыдно перед погибшими. За то, что она ничего не могла сделать против Губителя. За то, что её отец благополучно уцелел, тогда как множество других людей погибло, в том числе и по вине Тейлор, действовавшей не всегда быстро, допускавшей промахи и ошибки в управлении насекомыми, в предупреждении горожан.

Ей было стыдно перед погибшими масками, теми, кто действительно сходился с Левиафаном. Рыцарь и Страшила из Стражей. Триумф из Протектората. Вспышка, Леди Фотон и Барьер из Новой Волны. Четыре десятка масок отдали свои жизни в этой схватке, и Тейлор знала, не разумом, но чем-то глубинным внутри себя, что жертв могло бы быть меньше.

Если бы она, Тейлор, действовала эффективнее, думала быстрее, умела бы сражаться по-настоящему.

Если бы.

* * *

Изуми стояла, пытаясь не уснуть и не упасть прямо к подножию мемориала. Её со всем уважением пригласили, выделили центральное место, мэр Кришнер и директор Кальверт едва ли не в унисон заверяли Изуми, что восстановление порта будет произведено в кратчайшие сроки, ибо это и в их интересах, и в интересах города.

После такого уснуть прямо на открытии было бы совершенно непростительным оскорблением.

Но и поспать толком после атаки Левиафана так ни разу и не удалось. В первые часы расчищали самые страшные завалы, спасали убежища, едва не залитые водой, потом пробивали дорогу транспорту и отводили основную массу воды, потом же... Изуми позволила себе улыбнуться под маской.

Наверное, это надо было сделать давно, отпустить память о Зиге и проститься с ним окончательно.

Наверное.

Изуми не знала, что оказалось бы лучше, знала лишь, что сделала всё правильно. Поблагодарила Жабу... нет, Джирайю, оперлась о крепкое мужское плечо, пускай ей и пришлось самой проявить инициативу для этого. О да, дело того стоило, вот только выспаться не удалось, полтора часа — слишком мало, и потом сон урывками, пока угроза жителям и убежищам не отступила окончательно.

После открытия мемориала можно будет упасть и уснуть.

Пока же стоять и держаться, не падать.

* * *

— Жители и гости Броктон-Бей! — вперёд вышел мэр, Рой Кришнер. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память тех, кто отдал свои жизни в сражении с Губителем!

Тейлор слышала в голосе мэра глубокую, неподдельную грусть, и ощущала, как это настроение передаётся ей, накладывается на недавние мысли о собственной вине. Наставница стояла прямо, не шевелясь, внимая речи, и Тейлор тоже собралась, не хватало ещё испортить церемонию!

— Тех, кто пытался спасти город и его жителей, забыв о себе, тех, без чьей жертвы мы уже были бы все мертвы! — голос мэра сорвался, и он закашлялся.

Тейлор ощущала настроение толпы вокруг, и, судя по жестам, многие разделяли скорбь мэра.

— Прошу прощения, мне трудно говорить, но я обещаю, что мы сделаем для восстановления города не меньше, чем маски сделали для его спасения!

Мэр опять закашлялся, после чего продолжил:

— Прошу прощения, я передаю слово Директору Службы Контроля Параугроз, Томасу Кальверту.

— Благодарю вас, мэр Кришнер, — тут же взял микрофон Кальверт.

И без того высокий и худой он, на взгляд Тейлор, за эти дни стал совсем уж тонким и худым. Сама она, по настоянию Алхимика, регулярно делала перерывы на сон и приём пищи, на визиты в убежище к отцу, но при этом Тейлор видела, что Изуми трудится практически без перерывов.

Наверняка директор Кальверт поступал так же.

— В этом сражении, — заговорил Томас, — маски не делились на героев и злодеев, не считались старыми обидами, объединённые лишь одной благородной и высокой целью — дать отпор Губителю! Дать отпор тому, кто пришёл разрушать наши дома! Поэтому я предлагаю, чтобы открытие мемориала произвели две маски, хорошо вам известные! Алхимик, как представитель Броктон-Бей, как маска, с чьим именем связано возрождение порта, а значит, и возрождение города!

Раздались одобрительные выкрики, многие зааплодировали, не жалея рук, и Тейлор тоже не осталась в стороне. Наставница качнулась вперёд, выпрямилась и подошла к Кальверту, взяв из его рук небольшие ножницы.

— И Легенда, как представитель Триумвирата и Протектората! — воскликнул директор СКП.

Аплодисменты стали громче, и Тейлор ощутила укол ревности, за который тут же укорила сама себя. Надо не завидовать, а делать, так, чтобы её узнавали в любом уголке планеты, чтобы за ней числилось героических дел не меньше, чем у Триумвирата!

— Благодарю вас, директор, — густым, завораживающим голосом ответил Легенда, беря из рук Томаса микрофон и вторые ножницы.

Сейчас Тейлор воочию видела, почему Легенда — первый в Протекторате. Обаяние и ощущение мощи, вселение надежды и уверенности одним своим видом, словно Легенда излучал из своего небесно-голубого костюма невидимые "лазеры харизмы".

— Я не стану произносить длинных речей, скажу лишь, что в сердце моём искренняя скорбь по всем погибшим и что для меня было честью сражаться рядом с участниками этой битвы!

Он кивнул Алхимику, и они вдвоём, синхронно, словно тренировались всю ночь, щёлкнули ножницами. Огромное покрывало эффектно опало вниз, открывая монумент, тихий шёпот восхищения прокатился среди собравшихся, и, надо сказать, Тейлор была с ним согласна. Ярость и мощь катящейся волны, при этом в камне неведомым образом угадывались очертания Губителя. Противостоящая волне группа масок была изображена не менее рельефно, рвалась навстречу воде. При этом скульптор расположил масок в два уровня, умело изобразив летающих, словно парящих в воздухе без опоры, и группа паралюдей излучала готовность сражаться до последнего вздоха, умереть, но не пропустить страшного врага. Постамент венчала надпись, короткая и в то же время, на взгляд Тейлор, всеобъемлющая.

"Защитникам Броктон-Бей".

Также по обеим сторонам композиции и за ней возвышались мемориальные доски, с выбитыми именами и прозвищами погибших масок, странным образом дополняя скульптуру и фокусируя внимание на ней.

Тейлор сжала кулаки, ощущая, как под маской из глаз её бегут слёзы.

Ногарэ 8.7

11 мая 2011 года, Броктон-Бей

При виде мемориала, скульптурной композиции и мемориальных досок Эми ощутила, что её опять охватывает отчаяние. Она пыталась бороться с ним все прошедшие три дня, пыталась забыться и утопить горе в работе, практически непрерывно находясь в госпитале, но и это не помогало. Несмотря на сильнейшую усталость, даже заснуть толком не получалось, и, полежав немного с закрытыми глазами, Эми вскакивала и шла к пациентам, которые поступали нескончаемым потоком.

Появлялась Слава, насильно вытаскивала Панацею из госпиталя, кормила, отчитывала, и всё, чего добилась Эми, то зыбкое душевное равновесие усталости и работы, снова разлеталось вдребезги. Эми отмалчивалась, не отвечала на упрёки сестры и сбегала, снова шла в госпиталь, и цикл повторялся, раз за разом, раз за разом, словно с момента атаки Левиафана прошло не трое суток, а вечность, наполненная страданиями.

Вечность, наполненная Викторией, отвергающей её.

В какие-то минуты Эми даже вспоминала с тоской прежние времена, когда семья Даллонов состояла из четырёх человек. Да, Кэрол ужасно к ней относилась, холодно, высокомерно, и, казалось, каждую секунду ждала, что Эми на её глазах превратится в копию своего отца-суперзлодея... кем бы он ни был. Марк, пребывающий в депрессии, был жив тогда и служил вечным укором для Эми, живым напоминанием, что она могла бы спасти его в одно касание.

Достаточно было лишь переступить свой моральный кодекс и воздействовать на мозг Марка.

Достаточно было лишь стать злодейкой, меняющей людей... к вящей радости Кэрол.

Но тогда, во всей этой атмосфере неприязни, холодности и отсутствия друзей, Эми была счастливее, чем сейчас, когда из семьи Даллонов остались лишь она и Виктория. Тогда, раньше, Виктория поддерживала её, ободряла и заботилась. Сейчас — обвиняла в смерти Марка, молчаливо укоряла в том, что Эми не спасла остальных, не желала подпускать к себе, и редкое общение происходило в виде нотаций и упрёков.

Даже сейчас, возле мемориала, где собралась вся Новая Волна, Эми не ощущала былой поддержки, былой сплочённости команды. Да и не было, собственно, команды, из старших выжил только дядя Нейл, Мегаватт, который никогда не стремился быть лидером. Кристалл всхлипывала, Виктория стояла с каменным лицом, и Эми, которой в эти секунды как никогда хотелось былого командного сплочения, возможности выразить свою поддержку и знать, что её не отвергнут.

Но команды, Новой Волны, фактически уже не было, остались лишь четыре разрозненные маски.

Пальцы Славы прошлись по выгравированной надписи.

Рыцарь / Дин Стэнсфилд

Эми ощутила укол ревности и зависти. Она и раньше ревновала к Рыцарю, который ощущал её чувства, но трактовал их ошибочно — как влюблённость в него и ревность к Виктории. Неважно, помотала головой Эми, словно норовя стряхнуть веснушки с конопатого лица. Важно лишь то, что даже мёртвый Рыцарь получал больше внимания Славы, чем она, её родная сестра.

— Я с тобой, — тихо сказала Эми, трогая Викторию за руку.

Вокруг, конечно, были люди, но рядом никого. Горожане, молчаливо организовавшись, давали время маскам первым отдать дань памяти погибшим товарищам.

— Что? — резко повернулась Слава.

Эми отшатнулась от той волны эмоций, той волны страха, что излучала сейчас Виктория. Это было больно, как будто в живот загнали раскалённый гвоздь, больно именно самим страхом и ужасом, означавшим, что Виктория видела в ней врага. В ней, готовой поддерживать её, несмотря ни на что, в ней, готовой отдать жизнь за любимую сестру!

Мгновение спустя волна страха схлынула, но ощущение, как будто Эми всадили нож в грудь, осталось.

— Я с тобой, — повторила Эми, едва не плача, через силу.

Она привыкла многое делать через силу, через не хочу, и сейчас это пригодилось.

— Что толку, — проворчала Слава.

Ощущение удара в спину, предательства, вкупе с волной страха и ужаса словно сдёрнули с Эми очки, и она увидела сестру не обожаемым, сияющим идолом, а такой, какой она выглядела сейчас для остальных. Усталой, с кругами под глазами, и затравленным выражением лица, утратившей ореол обожания, который всегда виделся Эми как воображаемая золотистая дымка вокруг тела Виктории. Только костюм оставался чистым благодаря силовому полю, дающему Славе неуязвимость... по крайней мере, так считалось, пока Левиафан не порвал её практически пополам.

Эми выдохнула, отгоняя от себя то ужасное зрелище.

Она чуть с ума тогда, три дня назад, не сошла, когда Лазер-Шоу принесла окровавленную Славу, и долго потом ещё не могла отойти от её тела, трогала едва ли не ежесекундно, проверяя всё ли в порядке с вылеченной Викторией, забыв об остальных пациентах. Правда, слова её после пробуждения были крайне жестоки, но она осталась жива, жива!

В глубине души Эми пыталась найти оправдание поведению Виктории: она устала, она потеряла отца, настоящего отца, а не приёмного. И незадолго до этого потеряла маму, тоже настоящую и хорошо относящую к Виктории, ибо Кэрол никогда не упускала случая её похвалить... в отличие от Эми, которой доставались лишь упрёки. Слава потеряла любимого человека, она тоже страдала, и поэтому вела и ведёт себя так, грубостью пытаясь прикрыть рану, уязвимость, не подпуская к себе Эми, потому что не хочет, чтобы её видели слабой!

Эми даже обрадовалась было на секунду, но потом осознание обрушилось на неё.

Виктория страдает, она потеряла всех, но всё равно не хочет раскрываться перед Эми, не считает её достойной доверия. Если даже сейчас, в минуту наибольшего горя, отчаяния и усталости, она закрыта, то нет никаких шансов, что Виктория раскроется в будущем. Что она примет чувства Эми, ответит на них.

Эми пошатнулась, ощущая, как всё темнеет перед глазами.

— Я же говорила тебе меньше работать, больше спать и не есть на ходу! — раздался сердитый голос Славы откуда-то свысока, а крепкая рука сжала Эми, не давая упасть.

Панацея непроизвольно отвела взгляд, лицо Славы пылало яростью и гневом, она опять излучала страх и ужас. Никто вроде бы не заметил секундного головокружения Эми, но вот на такой выброс эмоций точно обратят внимание.

— Отнеси меня в госпиталь, — вздохнула Эми.

Короткий полёт, мгновения счастья, когда нет ничего, только она и Виктория в небе, тесные объятия и молчание.

— Никакого госпиталя! Ты на ногах не стоишь! — рычала Слава.

— Вика, — жалобно пискнула Эми, — давай не здесь.

— Хорошо!

Эми дёрнуло, они стартовали резко, чересчур резко, и рука Виктории держала её слишком жёстко, не давая вырваться. Это никак не походило на тесные объятия, скорее на картину хищника, схватившего жертву и уносящего её в своё логово. Эми не отказалась бы, честно говоря, и от такого варианта, в котором она могла бы быть с сестрой, поддерживать её, разделять её боль.

— О чём ты вообще думаешь? — бушевала Слава прямо в полёте. — Ещё чуть-чуть, и упала бы в обморок прямо там!

— Я всего лишь хочу помочь тебе!

— Доведением себя до полного истощения? Какая же это помощь? Лучше бы ты отцу помогла!

— Вика, не надо, — слабым голосом пропищала Эми.

— Очень даже надо! — продолжала бушевать Слава.

Свое возмущение она вкладывала в полёт, и особняк Даллонов быстро приближался. Эми уже мысленно смирилась с тем, что ей придётся идти в госпиталь пешком, но она готова были принять такую цену, если удастся объясниться с Викторией.

— Что за эгоизм, Эми! — с этими словами Слава приземлилась.

Сделала она это чересчур энергично, и крыльцо громко треснуло, а Эми едва не покатилась кубарем.

— В такое сложное время ты думаешь только о себе! — крикнула Виктория, распахивая дверь.

— Что? — пролепетала Эми, у которой подкосились ноги от абсурдности заявления.

— Точнее говоря, вообще не думаешь! Довела себя до полного истощения! А о других ты подумала? О больных и раненых в госпитале? О своей семье?!

Виктория вздёрнула Эми в воздух и втащила в дом, почти швырнула на диван.

— Ты уже не ребёнок! Тебе семнадцать лет, и посмотри, как ты себя ведёшь?! Требуешь себе полного и безоговорочного внимания, забываешь поесть и поспать, и почему-то я должна тебя вытаскивать и насильно заставлять заниматься всем этим! Я и сама держусь из последних сил, и ещё должна тебя поддерживать?!