Ведьма Вильхельма

— Это страж. Умный, терпеливый, питающийся планетарной энергией. Способен прожить столько же, сколько может просуществовать мир. Убить его крайне сложно. У них есть лишь одно уязвимое место. Мне повезло, что удалось попасть в него, — Хелг сел рядом со мной прямо на камни, и опустил головы. — Вы достали меня и не дали умереть. Спасибо, но что заставило вас прийти ко мне.

— Вы никак не показывали то, что с вами всё в порядке. Я волновалась.

— Поэтому пошли? Опрометчиво с вашей стороны. А если бы здесь сейчас тут был жив не я, а страж, чтобы вы делали?

— Я рассчитывала, что мне хватит времени, чтобы успеть уйти.

— И привели бы стража к своему супругу. От стража не уйти, если он начал свою охоту. Он мог бы найти вас в любой точке мира.

— Тогда мне стоит радоваться, что выжили всё-таки вы.

— Определенно стоит, — хелг хмыкнул. — И не только вам, но и мне самому. Я, наконец, свободен, жив, стража больше нет. Сплошные плюсы, как вы думаете?

— Несомненно, единственное, что меня сейчас совершенно не устраивает, так это то, что вы сидите передо мной обнажённым.

— Но вас ведь это не трогает, верно?

— Верно, но это все равно потрудитесь привести себя в порядок, — я назло не отворачивалась, смотря в глаза хелга. Вот еще, не буду я его стесняться. Я его почти год лицезрела в обнаженном виде. Правда, он тогда был капельку другим, но не суть важно! — И вообще, вы немного изменились, не расскажите, отчего так?

— Почему же не расскажу? — хелг поднялся. Он с минуту постоял, а потом я удивлённо наблюдала, как вокруг него закружилась какая-то чернота, которая на пару секунд скрыла хелга полностью, а потом просто рассеялась. Хелг стоял в строгом, приталенном черном костюме, очень смахивающем на фрак. Его волосы были аккуратно заплетены в косу, длина которой достигала поясницы. На руках красовались белые перчатки, а под фраком виднелась белоснежная рубашка. Выглядел он весьма эффектно.

— Занятная у вас магия, — поделилась я.

— Такое могли делать раньше и люди, пока у них не началась очередная война, и они не растеряли часть знаний. Но не будем сейчас об этом. Может, мы спустимся? Или вам тут удобнее?

— Спустимся? Думаете, в лесу будут более нормальные условия для разговора?

— Я просто подумал, что вам может быть, неприятно находится рядом с мертвым стражем.

— Глупости, — отмахнулась я, разглядывая громадную тушу. — Мне вот интересно, ничего же страшного не будет, если я разберу его на ингредиенты? Что-то мне подсказывает, что таких великолепных образцов я не смогу достать еще очень долго, если вообще когда-нибудь смогу.

Хелг удивлённо вскинул свои чудовищно идеальные брови и посмотрел сначала на стража, потом на меня.

— То есть вы хотите разобрать его на составляющие.

— Вы мне поможете? — спросила, поднимаясь и отряхивая юбку. — Ваша история может подождать, а вот ингредиенты такого типа лучше всего обработать как можно скорее, иначе они могут испортиться. Интересно, что за зелья из них выйдут?

Рассказывать о том, как мы разбирали бедного стража на кусочки не стану. Скажу только, что этот чистюля хелг даже после окончания процедуры был, словно только что сошёл с обложки модного журнала, чего не скажешь обо мне. Он любезно очистил меня и моё платье магией. А так же упаковал разделанного стража в какие-то магические колбочки. Где он их взял? Понятия не имею, наверное, там же, где и свой костюм.

— Теперь можем и поговорить, — выдохнула, присаживаясь на один из камней, который валялся недалеко от деревьев. — Сначала скажите мне своё имя.

— Вы меня уже спрашивали его, — отозвался хелг и подпер спиной ближайшее дерево чуть в стороне от меня. — На вашем языке оно не произносится. Если говорить о ближайшем по смыслу имени, то... думаю, можете называть меня Михелем.

— Михель? — я нахмурилась, вспоминая значение этого имени. — Кто, как бог? Ничего не понимаю. Кто же вы, Михель?

Михель молчал, рассматривая руины. Интересно, что он ощущал, видя, как его тюрьма полостью разрушена? Радовался ли? Ощущал удовлетворение или же опустошение? Часто ведь бывает, что после долгого ожидания, то, что так ждал, воспринимается уже совершенно безрадостно, словно что-то обыденное и ненужное. Хотя, он ведь не человек, мало ли как он думает и какие чувства испытывает.

Он очень долго молчал. Я даже заподозрила, что он и вовсе не хочет обсуждать эту тему, или же попросту забыл обо мне. Но в тот момент, когда я уже хотела либо поторопить его, либо просто уйти, он заговорил.

— Вы знаете, откуда берутся боги? — спросил он, поворачивая ко мне голову. Я поежилась, как никогда ранее ощущая, что Михель некто далекий от человека, эльфа или же иного живого существа.

Но эти мысли как появились в моей голове, так и испарились. Я уже столько раз говорила с ним, что начинать бояться сейчас попросту глупо.

Откуда берутся боги? Честно говоря, никогда не задумывалась об этом. Раньше читала теории о том, что боги не что иное, как воплощение мыслей и желаний людей. Мол, если многие миллионы будут думать об одном и том же или же желать, то рано или поздно из их желания родится новый бог.

Вообще, в том моём мире я особо не увлекалась этой темой. Наверное, я была обижена на бога или богов, так как меня лишили возможности ходить и это меня — несмотря, на то, что я старалась никому этого не показывать — очень сильно угнетало. Наверное, я, наоборот, должна была горячо молиться небесам, прося их о снисхождении, но я просто отринула всё, что могло касаться божественности.

Думаю, те, кто пострадал физически, причём совершенно неожиданно и незаслуженно, меня поймут. За что? Что я такого сделала, что меня так сильно наказали? Почему именно я, ведь в мире есть столько убийц, насильников, маньяков, но они могут ходит, а я же... Именно такие мысли поначалу меня одолевали, поэтому о боге я не думала.

И вот сейчас, совсем в другой жизни, в другом мире, меня спрашивают о том, о чём я никогда не задумывалась. Откуда берутся боги? Рождаются? Но у кого? Тоже от богов? А они тогда откуда берутся? Прямо замкнутый круг.

— Можете не отвечать. Я понимаю, о чём вы сейчас можете думать. Закономерный ответ на такой вопрос: рождаются. А как же иначе? Всё в мире рождается, так почему бы и богам не делать так же. Вопрос в том, у кого они рождаются? Я вам отвечу: их рождает мироздание. Вселенная, если так будет удобнее. Никто толком не знает, почему именно это происходит и зачем, просто однажды рождается новый бог. Поначалу он представляет собой лишь небольшой мерцающий сгусток энергии, который вселяется в новорожденного ребенка. Этот крохотная сверкающая искра, сливается с сознанием новорожденного и так рождается новый бог.

— И как узнать этого бога? — спросила, напряжённо размышляя о том, куда клонит Михель.

— Постойте, не торопитесь. Вы ведь хотели узнать, кто я такой. Вот и позвольте мне рассказать, — Михель смотрел на меня, не отводя взгляда и у меня мурашки по коже бежали, так этот взгляд был похож на уже хорошо знакомый мне.

— Простите, — кивнула, сглатывая.

Михель снова молчал минут пять, прежде чем начать говорить. Тишина в этом месте стояла оглушающая.

— Поначалу юный бог ничего не знает о своей настоящей сущности. Он растет обычным ребенком. Его так же легко убить, как и любого другого, кто создан из плоти и крови. Но боги, даже в таком юном возрасте, это всё-таки уже боги. А они думают совершенно иначе. Они видят прошлое, настоящее, будущее, ничего не может скрыться от взора бога. Конечно, в юном возрасте он толком не понимает, не осознаёт, действуя интуитивно, на уровне подсознания. Пытаясь выжить, молодой бог неосознанно выстраивает события таким образом, чтобы избежать собственной гибели. Он меняет реальность, не имея ни малейшего понятия о том, что в происходящем виновен именно он. Всё в этот момент направлено только на одну цель — выжить до тех пор, пока не появится достаточно сил, чтобы защитить себя.

— Звучит не очень весело, даже зловеще, будто это не бог вообще, а злодей какой-то, — прошептала я, опуская голову. Глупой я никогда себя не считала, и сейчас у меня в груди то и дело вспыхивал огненный цветок из боли. Я уже знала, что этот разговор принесет мне боль.

— Но и это еще не все. Любой бог рано или поздно сталкивается с тем, что ко всем милостив не будешь. То, что хорошо одному — другому смерть. Но боги, они слишком хрупкие, добрые и чистые, поэтому знания о том, что они совершают нечто подобное, разъедает их изнутри. А ведь они видят будущее, знают, что от каждого их решения, страдают живые существа, порою созданные ими же. А представьте, они ведь знают, что рано или поздно любой из созданных ими миров погибает. И вместе с ними погибают те, кого они сотворили и за кем присматривали долгие, долгие годы. Это чудовищно тяжелая ноша.

— Я, — запнулась, понимая, что на глаза наворачиваются слезы. Смахнув их, закусила губу. — Я никогда не думала в таком ключе.

— Это естественно, — Михель отмахнулся, на мгновение отворачиваясь, но потом снова посмотрел на меня. — Это нормально, так и должно быть, иначе баланс нарушится. Но сейчас мы говорим не об этом. Так вот, всё это приводит к тому, что в боге накапливается тьма. И нет, это не просто темнота. Тьма богов, это их сомнения и сожаления, которые со времени преобразуются в гнев на вселенную, ведь это именно она обрекла их на такую жизнь. Чем больше тьмы в боге, тем разрушительней становятся его действия, вплоть до того, что они начинают уничтожать созданные ими миры.

— Избежать это как-то можно? Я помню, вы говорили, что вы боролись с такими богами, и они за это наказали хелгов.

Михель грустно улыбнулся, покачав головой.

— Боролись, но как же глупы мы тогда все были. Боги... с ними может справиться только само мироздание. Сейчас я понимаю, что виноват перед моим богом. Я был молод, глуп, самонадеян и сам полон сомнений.

Михель говорил, а я постепенно начинала его всё меньше понимать. О чём это он?

— Михель, — позвала я и, дождавшись, когда его взгляд вернется в реальность, спросила: — В чём вы виноваты?

— Когда рождается бог, в это же время рождает и хелг. Вы, наверное, не знаете, но хелг означает 'посвященный богу'. Мы также созданы мирозданием и лишь для одной единственной цели — быть теми, кто станет забирать тьму нашего бога себе. Его сомнения, вину, все сожаления, превращенные во тьму — это наша пища. Мы не можем без наших богов, они не могут без нас, ведь заполненный тьмой бог, просто растворяется во вселенной, переставая существовать. Мы как нечто единое, хотите, можете звать нас близнецами, хотя это не совсем так, но учитывая, что мать и отец у нас одни и те же, то и такое название сгодится. Вы спрашивали, кто я, так вот я хелг. Хелг, который в своё время позволил своему богу погрузиться во тьму.

— Но, что произошло?

— Он создавал миры, но они быстро ему наскучивали. Мы путешествовали, встречали других богов. В один момент мы натолкнулись на этот мир. Я не знаю, по какой причине тут скопилось целая плеяда богов, но ему тут понравилось. Это потом я жалел, что мы остались. Тьма... ей, оказалось, можно заразиться. В какой-то момент её в нём стало столько, что я попросту не справился. Боги обезумели. Начали уничтожать ближайшие миры. Это был хаос.

Михель замолчал, я же задумалась.

— Но ведь он знал, на что шёл. Так не означает ли это, что он пошел на это осознанно?

— Означает, — кивнул Михель, поджимая губы. — Но тогда я был так наивен, что думал, будто мы справимся, сможем образумить их.

— А что происходит с хелгом, когда его бог уходит? — спросила, сжимая пальцами ткань платья.

— Как вы думаете? — с иронией спросил Михель, устало смотря на меня.

— Но вы ведь живы! — тут же возразила я, так как пояснений мне не понадобилось, я сразу же поняла, что именно тот имел в виду.

— Да, — кивнул хелг, садясь прямо на траву. — Жив. Только у меня до недавнего времени было такое ощущение, будто из меня вырвали кусок. Не самое приятное чувство, уверяю вас. Но сейчас я понимаю, что наши боги даже в том состоянии, в котором они находились, попытались спасти нас. Они привязали нас к миру, сделав нас их пленниками, живыми, но пленниками. Не знаю, многие ли из тех, кто тогда лишился своих богов, еще живы, но я больше никогда не захочу повторить такое.

— То есть, вы хотите сказать, что ваше пленение было вашим же спасением? — я покусала губу, старательно заталкивая пока что вертевшийся на языке вопрос.

— Именно.

— И освободившись, вы должны были последовать за своим ушедшим давным-давно богом?

— Все так и есть. Я стремился к этому, желал вернуться во вселенную, став её частью.

— Но вы живы?! Как это произошло? — я выдохнула, чувствуя, как у меня начинают подрагивать руки.

Михель опять долгое время молчал, смотря куда-то вдаль. Он напоминал мне статую, которая каким-то невероятным образом оказалась посреди глухого леса.

Медленно повернувшись ко мне, он улыбнулся, но я видела, как в зеленых глазах мелькнуло что-то вроде боли.

— Вы ведь видите мои глаза, верно? Помните, они ведь были другими.

— Я... — сглотнула, чувствуя, как меня начинает немного потряхивать от нервов. — Я помню. Голубые, они были чистого голубого цвета. А сейчас...

— Верно. Глаза, это отражение того, что нас наполняет. Голубые глаза... — Михель снова замолчал, будто погружаясь в воспоминания. — Были у моего бога.

Я резко отвернулась, кусая губы и хаотично пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь.

— Охтарон, — выдохнул я так тихо, что даже сама этого не услышала, но Михелю и этого хватило.

— Юный бог, который родился в этом мире.

Я выдохнула и расслабилась, будто все напряжение, которое копилось во мне всё это время разом покинуло моё тело, оставив после себя чуть ли не пустую оболочку.

— Вы его хелг? — спросила, снова поворачиваясь к Михелю. — Как так вышло? Вы ведь сказали, что хелг рождается вместе с богом? Это ведь он... он все сделал так, чтобы я его спасла? Я права? Он мог там умереть, но поменял реальность, чтобы я могла это сделать?

Михель поднялся, подошел ко мне и снова сел на землю, опираясь теперь спиной на мой пенёк.

— Выслушайте меня. Вы правы, Охтарон, не осознавая того, сделал все возможное, чтобы избежать своей гибели. Он бог, пусть и очень юный, практически младенец еще. Уверяю вас, он в любом случае нашел бы такой выход, благодаря которому пострадало как можно меньше живых существ. Да, погиб ваш отец, но вместо этого выжило сотни других людей. Простите его. Я вас умоляю, он сам себя не простит, когда все вспомнит, а это будет значить, что тьма вползет в его сердце так глубоко, что вытащить её оттуда будет очень сложно, если вообще возможно. А он обязательно вспомнит. Боги вспоминают рано или поздно, когда силы начинают расти в них. Я думаю, вы поймёте.

Пойму ли я? Могу ли я понять, что мой любимый пусть и неосознанно, но убил моего отца? Могу ли простить его за это? Могу ли забыть о том, что мне пришлось убить короля, который был лишь ведомым его волей? Если не прощать и не забывать, означает навсегда потерять его. Но ведь это он сделал!